Реализация односторонних правозащитных мер происходит в рамках субъективного гражданского права. Субъективное право определяется как принадлежность права конкретному субъекту, является видом и мерой возможного поведения, особой юридической возможностью действовать, в соответствии с нормами объективного права, а также требовать соответствующего поведения от других лиц, в случае необходимости обращаться к компетентным органам государства за защитой . Содержание субъективного права можно выразить в правовых возможностях, которые определяются как: 1) вид (мера) возможного поведения обладателя субъективного права, то есть возможность совершения фактических и юридически значимых действий; 2) возможность требовать соответствующего поведения от других (обязанных) лиц; 3) возможность прибегнуть в необходимых случаях к содействию, принуждению государства, а в более широком смысле возможность использовать различные меры защиты как посредством обращения к государственно-принудительной силе, так и самостоятельными допустимыми правом мерами. Причем, если обратиться к советской доктрине понимания субъективного права, то третья возможность, условно обозначаемая как правомочие на защиту, обычно рассматривалась в узком смысле, как правомочие на использование лишь силы государственного принуждения. Так, например Н.И. Матузов выделяет в содержании субъективного права возможность прибегнуть в необходимых случаях к мерам государственного принуждения , не выделяя право на самозащиту, Н.Г. Александров в содержании субъективного права выделяет возможность прибегнуть в необходимых случаях к содействию, принуждению со стороны государства[1] [2] [3]. Такая позиция цивилистов не удивительна, поскольку право на самозащиту в советском гражданском праве имело усеченное понимание, отсутствовало наличие разветвленной и защищаемой систем частных прав, по сравнению с современным правопорядком. Право на защиту не мыслилось без посредства участия государственных, властных органов. Современные цивилисты включают в содержание субъективного гражданского права правомочие на самозащиту. Например, Е.В. Вавилин отмечает, что основной характер субъективных гражданских прав заключается в том, что они подлежат частному распоряжению сторон. Содержание субъективного гражданского права включает в себя:

а) право лица собственными действиями или бездействием реализовывать гражданские права;

б) право требовать от других лиц соблюдения своего субъективного гражданского права;

в) возможность использовать субъектом предусмотренные законом способы и средства защиты своего права;

г) право на самозащиту;

д) по соглашению сторон возможность хозяйствующего субъекта обращаться в третейский суд (негосударственный юрисдикционный орган) для разрешения спора;

е) право лица обращаться в соответствующие государственные органы в случае нарушения субъективного гражданского права;

ж) право обращаться в суд общей юрисдикции, арбитражный суд, Конституционный Суд РФ (а в некоторых случаях - в международные суды) с целью защиты своих прав[4].

Е.Е. Богданова отмечает, что «право на защиту, являясь элементом субъективного гражданского права, само является сложным правом, состоящим из двух элементов: право на собственные действия по защите субъективного права и права на обращение с требованием к компетентному органу о применении мер по защите субъективного права. Выбор возможности своего поведения -
защищать свое право самостоятельно или посредством компетентного органа - является прерогативой субъекта права»[5]. Таким образом, субъективное право включает в себя правовую возможность самозащиты права, которая реализуется в гражданском праве посредством конкретных допустимых к применению односторонних правозащитных мер. Правомочие на защиту в структуре частного субъективного права реализуется всегда инициативно. Субъект правоотношения, чьи права нарушены, волен решать, как защищать ему субъективное право, либо самостоятельно обратиться к посредству государственнопринудительной силы, либо самостоятельно использовать односторонние правозащитные меры. В этом смысле любая защита частных прав реализуется самостоятельно. Однако хотя и самостоятельное обращение к государственной защите не следует относить к самозащите права, как форме неюрисдикционной защиты, под ней понимается применение односторонних правозащитных мер без вообще какого-либо участия органов государственной власти. Односторонние действия стороны по участию в механизме процессуальной защиты прав посредством суда не являются мерами, воздействующими непосредственно на материальное правоотношение, поскольку такое воздействие оказывает решение суда. Односторонние правозащитные меры тоже могут являться мерами принуждения, и их эксклюзивность в том и проявляется, что они не только пресекают нарушение права, но и могут его в отдельных случаях принудительно восстановить. Поэтому уникальность таких мер дает основание рассматривать их как особое явление частного права, раскрывающее метод частного права как права равных субъектов, наделенных инициативой и самостоятельной активностью в защите частных прав. Уникальность таких мер также связана с их динамичностью в гражданском праве в различные исторические эпохи, допустимость тех или иных защитительных возможностей в зависимости от децентрализации регулирования экономическими процессами.

Гражданское право характерно тем, что регулируя имущественностоимостные отношения в их статике и динамике, оно порождает единый меха

низм их сосуществования. Вещное право, отражая статику имущественных отношений, сосуществует с динамичным обязательственным правом. Динамика изначально является спутником имущественных отношений, поскольку потребности субъектов гражданских правоотношений не статичны, а динамичны. Также и защита частных прав сосуществует в динамике имущественного оборота, поэтому ошибочно защиту статичных, например, вещных правоотношений отделять от динамичных обязательственных. Защита является спутником развития самого правоотношения. Нарушенное вещное право может породить обязательственное правоотношение, в котором появляется возможность применения своих уникальных мер, в том числе односторонне-принудительной защиты. В некоторых ситуациях защита реализуется в рамках самого вещного права. Если вещь выбыла из владения собственника, то защита реализуется в рамках субъективного вещного права. В этой ситуации может быть применена инициативная защита путем самостоятельного обращения к компетентным государственным органам, например, посредством подачи виндикационного иска. Такое действие субъекта не является применением гражданско-правовой меры односторонней защиты (самозащиты), его следует относить к применению государственно-принудительной защиты, хотя и активизация защитных действий осуществляется самостоятельно. В этом можно увидеть критерий частного права, нежели самозащиты. В случае же использования односторонних правозащитных мер, их реализация осуществляется в рамках того же, например вещного правоотношения. Лицо, которое односторонними действиями оперативно возвращает захваченную кем-либо вещь, даже причиняя соразмерный вред нарушителю, использует владельческую самопомощь, таким образом восстанавливается нарушенное владение. Нового самостоятельного правоотношения здесь не образуется. В другой ситуации, когда вещному правообладателю причиняют вред посредством порчи имущества, то образуется самостоятельное обязательственное правоотношение, при этом вещное правоотношение не прекращается, оно продолжает существовать, но односторонние действия по защите уже осуществляются в рамках обязательственного права. Субъект обязательственного

права, которым стал собственник, продолжая оставаться в правоотношении с окружающими его лицами, в том числе и как субъект вещного правоотношения, может осуществить односторонние правозащитные действия в рамках субъективного обязательственного права. Например, он может односторонне защитить свое право на возмещение вреда мерами допустимой восстановительной самопомощи. Такие действия, как задержание животных, причинивших потраву, могли совершаться в российском имперском праве до реального возмещения причиненного вреда и служили гарантией такого возмещения. Казалось бы, сходные меры одностороннего правозащитного характера, владельческая восстановительная самопомощь и самопомощь в виде применения задержания чужого имущества (ретенционная самопомощь), на самом деле возникают из разных правоотношений. В первом случае - правоотношение вещное, во втором случае правоотношение обязательственное. В первом случае, лицо силой задерживает и отбирает из фактического незаконного владения свою вещь, во втором случае оно задерживает попавшую в правозащитное владение чужую вещь, например животное, причинившее потравы. В современных правоохранительных обязательствах в условиях «бедности» правового регулирования самозащиты, тем не менее, думается допустимо всячески односторонне содействовать гарантированности возмещения причиненного вреда, например в случае, если участник дорожно-транспортного происшествия - причинитель вреда пытается скрыться и тем самым у него появляется возможность замести следы этого нарушения, то можно этому препятствовать, например, изъять силой ключи от его автомобиля, заблокировать его выезд. Задержанный автомобиль в данном случае не является вещью, на которую возможно обратить взыскание, речь идет о самопомощи для последующей юрисдикционной защиты прав. Видеозапись гражданского правонарушения также ныне в судебной практике рассматривается как «элемент» применения самозащиты (ст.14 ГК РФ). Однако такие действия всего лишь служат доказательством в последующей юрисдикционной защите абсолютных прав, в том числе на результаты интеллектуальной

деятельности . Это меры самопревенции, но не самозащиты. В представленных многочисленных судебных делах представитель потерпевшей стороны заявлял о применении видеозаписи нарушения авторского права, права на товарный знак как реализацию права самозащиты. Думается, что в представленной судебной практике - это широкое понимание права на самозащиту, согласно со ст. 14 ГК включение в это понятие различных вспомогательных действий (элементов) которые помогают в дальнейшем механизму реализации юрисдикционной защиты прав. Подобные действия заинтересованного лица непосредственно не могут повлиять на структуру материального правоотношения, но они являются вспомогательными элементами его юрисдикционной защитительной деятельности, как и иные меры самопревенции обеспечивают стабильность, гарантированность прав.

Правообладатель может самостоятельно применять односторонние меры защиты в рамках уже возникшего обязательственного правоотношения, которое динамично произошло из вещного правоотношения, оставаясь субъектом абсолютного права, он становится также и субъектом относительного обязательственного правоотношения. Подобное обязательственное правоотношение могло возникнуть как самостоятельное путем передачи вещи в пользование, например при аренде имущества. В этом случае собственник может осуществлять односторонние правозащитные действия уже как субъект обязательственного правоотношения аренды, защищая свое субъективное обязательственное право как арендодателя. Подобные односторонние правозащитные действия договорного обязательственного правоотношения осуществляются до тех пор, пока оно существует и собственник, как арендодатель, чьи права нарушены, применяет односторонние меры защиты в рамках существующего нового по отношению к вещному правоотношению, то есть в рамках договорного обязательства. По- [6] этому все его односторонние правозащитные действия реализуются в рамках субъективного обязательственного права до тех пор, пока оно продолжает существовать, даже если оно нарушено и истек его срок, поскольку обязательство прекращается, как правило, вследствие его надлежащего исполнения. Пока продолжает существовать нарушенное обязательство, управомоченная на защиту сторона может применять различные односторонние правозащитные меры. В качестве примера можно привести обязательство из договора подряда, в котором права собственника имущества - заказчика были нарушены. Он вправе применить, например, следующие односторонние правозащитные меры: (п. 2 ст. 715 ГК РФ) заказчик вправе отказаться от исполнения договора, если подрядчик не приступает своевременно к исполнению договора подряда или выполняет работу настолько медленно, что окончание ее к сроку становится явно невозможным; (п. 3 ст. 715) заказчик вправе отказаться от договора, если неисполнение подрядчиком в назначенный срок требования заказчика об устранении недостатков работы, если во время её выполнения станет очевидным, что она не будет выполнена надлежащим образом; (п. 3 ст. 723) заказчик вправе отказаться от исполнения договора, если отступления в работе от условий договора подряда или иные недостатки результата работы в в установленный заказчиком разумный срок не были устранены либо являются существенными и неустранимыми. Как можно видеть, новых особенных правоотношений, связанных с самим фактом нарушения субъективных прав, не образуется, все односторонние правозащитные меры и инициативное обращение к государственно- принудительной защите осуществляется в рамках организационнопреобразовательного правоотношения и субъективного права, возникшего в нем. Поэтому применение односторонних правозащитных мер реализуется в рамках того же организационно-преобразовательного правоотношения, они являются частью механизма его реализации. Исключением является ситуация внедоговорного обязательственного правоотношения, которое образуется в связи с таким нарушением, защититься от которого невозможно в основном правоотношении. Когда вещь полностью уничтожена нарушителем, вещное правоотношение прекращается и образуется самостоятельное обязательство из причинения вреда.

Таким образом, односторонние правозащитные меры - это инструмент регуляции частных правоотношений, они реализуются в динамике отношений, регулируемых гражданским правом. В статичных правоотношениях такие меры функционально направлены на неприкосновенность права, посредством пресечения нарушения и восстановления нарушенного права, в тех рамках, в которых объективное право дозволяет совершать подобные действия. В динамичных правоотношениях такие меры также пресекают нарушения и могут восстанавливать нарушенные права, но они не всегда направлены на сохранение статичности обязательственного права (его обеспечение), поскольку само обязательственное право не статично. В обязательственном праве «видится» фигура вещного правообладателя, который может быть заинтересован в «сохранности» (обеспечении) пока устраивающего его обязательственного правоотношения, которое хоть и нарушается, но в нем ещё имеется дальнейший смысл существования. В этом случае односторонние правозащитные меры лишь укрепляют (обеспечивают) стабильность дальнейшего существования такого обязательства вплоть до его прекращения все же надлежащим исполнением хоть и частично, но допустимо нарушенным. В другой ситуации субъект нарушенного обязательственного права защищает субъективное право, но посредством одностороннего прекращения правоотношения или его изменения. Он больше не заинтересован в развитии дальнейшей динамики обязательства, которое нарушено или есть реальная угроза его нарушения, и стремится к тому, чтобы его прекратить или изменить, и право предоставляет ему такие возможности в виде односторонней защиты его прав, посредством преобразования правоотношения. В некоторых ситуациях у него есть право прекратить или изменить такое правоотношение только при посредстве государственно-властного участия, то есть суда, например (ст. 619 ГК РФ), в других случаях у него есть право на самостоятельные принудительные правозащитные действия в виде применения внесудебного полного отказа от исполнения обязательства, либо частичного. Такой отказ влечет либо полное прекращение обязательственного правоотношения, либо его изменение. Как можно видеть, односторонние правозащитные меры представляют собой оперативный элемент преобразования гражданских правоотношений. В случае их отсутствия, формальное, а не динамичное равенство участников правоотношения могло бы попираться произволом нарушителя, не давало бы оперативной позиции в правоотношении.

[1] Проблема субъективных прав теории гражданского права находит свое отражение в трудах многих отечественных цивилистов. См., например: Братусь С.Н. Юридические лица в советском гражданском праве. М., 1947. С. 33; Магазинер Я.М. Избранные труды по общей теории права / отв. ред. А.К. Кравцов. СПб., 2006. С. 161; Александров Н.Г. Законность и правоотношения в советском обществе. М., 1955. С. 108; Мотовиловкер Е.Я. Теория регулятивного и охранительного права. Воронеж: Изд-во Воронежского университета. 1990. С. 40.

[2] Матузов Н.И. Личность. Права. Демократия. Теоретические проблемы субъективного права. Саратов, 1972. С. 145.

[3] Александров Н.Г. Право и законность в период развернутого строительства коммунизма. М., 1961.

[4]

[5] Богданова Е.Е. Защита прав и интересов в договорных отношениях. М.: Юнити-Дана, 2008. С. 20.

[6] См., например: Решения Арбитражного суда г. Москвы: от 28 февраля 2014 г., дело № А40- 164027/13, от 18 февраля 2014 г., дело № А40-144125/13, от 18 февраля 2014 г., дело № А40-129822/13 и др. Ведение видеозаписи (в том числе, и скрытой камерой) в местах, очевидно и явно открытых для общего посещения и не исключенных в силу закона или правового обычая от использования видеозаписи, является элементом самозащиты гражданского права, что соответствует статье 14 ГК РФ и соответствует ч. 2 ст. 45 Конституции РФ, согласно которой, каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом.