Институт необходимой обороны в большей степени является юридико- техническим понятием уголовного права, нежели гражданского, хотя относится к варианту осуществления широкого конституционного права на гражданскую самозащиту. Понятие необходимой обороны исторически сформировалась достаточно давно, чтобы о нем можно было говорить как об устойчивом правовом понятии. О допустимости противодействия общественно опасным уголовнонаказуемым посягательствам посредством необходимой обороны в праве (не только в отечественном) уже несколько веков не ведется никакого спора, спорными остаются отдельные частности правоприменения необходимой обороны в большей степени с позиции уголовного права. Однако гражданское право также использует это понятие, но не в вопросе материально-правового регулирования этого правового института, а в его имущественных последствиях, поэтому некоторые вопросы применения необходимой обороны являются предметом научного анализа цивилистов, о чем преимущественно и пойдет речь в этом параграфе.

Правовой институт необходимой обороны, как и само это юридическое понятие, имеет солидную историю своего становления и развития, поскольку в правовой надстройке оно появилось не одномоментно. Можно засвидетельствовать эволюцию правового института необходимой обороны. На ранних этапах зарождения правовой надстройки, отрасли уголовного и гражданского права еще не получили своего самовыражения, понятие и правовое содержание самоуправного противодействия различным нарушениям права развивалось едино для отраслей частного и публичного права. Происхождение института необходимой обороны было связано с нивелированием применения самоуправной кровной мести и с первоначальным наличием различных форм древних самоуправств, сужение допустимости применения которых, и породило новый правовой институт, постепенно он оформился, главным образом, в отрасли публичного уголовного права. Постепенно происходил дальнейший процесс все большего сужения пределов применения необходимой обороны в связи с

развитием различных институтов общественной власти. Все это свидетельствует о развитии этого правового института, посредством придания ему более совершенных правовых очертаний, в том числе связанных со значительным ограничением его реализации.

Как справедливо заметил известный представитель дореволюционной юридической науки Г.С. Фельдштейн: «Отдельные попытки подробной регламентации условий охраны прав и благ при помощи необходимой обороны являются не чем иным, как постепенными этапами по пути дальнейшей исторической эволюции интересующего нас института в связи с все растущим подчинением отдельной личности гнету государства или произволу феодала» . Этот исторический процесс изменчивости правового регулирования необходимой обороны продолжается и сегодня, поскольку правила о необходимой обороне в уголовном законе неоднократно и существенно корректировались и еще будут корректироваться. Г.С. Фельдштейн с позиции эпохи XIX века обратил внимание, что институт необходимой обороны имеет отчетливую тенденцию к расширению его применения, «что является необходимым последствием и логическим выводом из конструкции современного государства, вообще ограждающего всеми силами свободу личности» . Если такая тенденция была подмечена для Российской империи второй половины XIX в., который, как известно, был связан со значительной либерализацией общественной жизни, то не удивительно, что в таком же направлении этот процесс движется и сегодня в условиях современной постсоветской России. Таким образом, можно наблюдать некий процесс современного расширения уже посредством правовых форм более широких возможностей применения самозащиты во всех отраслях права и необходимой обороны как института уголовного права. Эта тенденция связана со всеобщим расширением сферы господства частного права, развитием идеи правового государства и демократизма. Правовое явление необходимой обороны претерпело и продолжает претерпевать иногда даже скачкообразные [1] [2] изменения. Безусловно, особенным было правовое регулирование самозащиты в советский период истории нашего отечества, который характеризовался всеобщим огосударствлением и недоверием к этой форме защиты прав во всех отраслях права. Поэтому существенно «осторожными» были и правила, допускающие необходимую оборону в уголовном законе. Развитие правового явления необходимой обороны как частного случая гражданской самозащиты находится в зависимости от общего исторического вектора развития отечественной правовой надстройки. Правовое сопровождение необходимой обороны не может быть оторвано от общей линии расширения самозащиты в современном праве и вообще усиления элементов саморегуляции.

Правовая конструкция необходимой обороны исторически изменчива, но в тоже время относительно неизменной остаётся сама «генеральная», то есть естественно-правовая возможность применения необходимой обороны от общественно опасных посягательств, то есть наказуемых уголовным законом, тем более опасных для жизни обороняющегося и другого лица. Речь идет о защите так называемых естественных прав человека. О естественных правах человека дискуссия ведется еще со времен римского права. Необходимость обороны от насилия - свойство определённое самой природой, то есть естеством бытия человека. Это естество исторически не изменчиво. Существенное ограничение в правовой надстройке такой естественной потребности индивида противоречит самому духу человеческого бытия. Когда правовые ограничения необходимой обороны становятся существенными и начинают противоречить общественному бытию на данном отрезке исторического развития народа и его государства, это может привести к неестественному состоянию противоречия права реальным условиям жизни индивидов. Возможности широкой, но разумной возможности необходимой обороны в обществе, тем более с развитой правовой культурой, формируют подлинно свободную личность. Потребность в свободе является естественной потребностью человека, которая должна разумно поощряться правом. Стремление к большей свободе от публичного начала, к обособлению частной сферы бытия, всегда являлось неким заветным желанием в российском общественном сознании, которое формировалось и формируется в постоянном сравнении с западной цивилизацией, в которой, как известно, частное начало всегда было доминирующим элементом общественной жизни.

Г.С. Фельдштейн заметил одно важное условие эволюции правового института необходимой обороны: «...Границы обороны изменяются и, притом, - в прямой зависимости от развития условий совместного существования отдельных индивидов или их групп. Важным показателем особенностей данного типа общежития является положение в нем отдельной личности. И вот, в соответствии с различными колебаниями этого показателя, могут быть наблюдаемы и те или другие перемены в смысле расширения или сужения права необходимой обороны» . Правовед справедливо обратил внимание на показатель свободы и положения отдельной личности в обществе, который, конечно, влияет на степень свободы самостоятельных способов защиты гражданских прав, в том числе и необходимой обороны. Значительная доля свободы личности в государстве существует на двух отдалённых стадиях развития государственной жизни. Первая стадия характеризуется тем, что власть еще не окрепла, и государственный порядок еще не вполне сложился, юридически бесправная личность фактически пользуется обыкновенно значительной долей свободы. Необеспечение прав гражданской свободы в таком обществе находит себе известный противовес в неполном подчинении населения государственной власти. Такое состояние вполне естественно для общества, в котором личность не может найти надлежащей защиты со стороны государства, в том числе по факту нарушения каких- либо частных прав. Естественным в таком обществе является необходимость самостоятельно защищать себя и своё имущество всеми доступными средствами. Такие способы противодействия нарушениям, самоуправные по своей сути, защищают интересы обороняющегося, но существенно нарушают права посягавшего, а тем самым и публичный интерес, поскольку общественный интерес требует равновесия в сфере частных прав граждан. Г.С. Фельдштейн отмечает, что: «свобода личности достигает своих рациональных, притом единственно [3] целесообразных и наиболее широких пределов, только тогда, когда она становится юридическим принципом; последнее же имеет место только на высших стадиях развития государственной жизни» . То есть на этой условно второй стадии своего развития, государство уже осознанно предоставляет частные права и значительную инициативу участникам гражданских правоотношений, обеспечивает надлежащую самостоятельную активность в защите прав. Таким образом, расширение возможностей самозащиты совпадает со стадией рассвета и укрепления государства, которое уже само заинтересовано в поощрении и укреплении самозащиты. Именно такой период развития сегодня обнаруживается у российского государства.

Современная веха в развитии отечественного государства и права связана, с одной стороны, с усилением государства, следовательно, и с усилением роли публичного права, с другой стороны, такое усиление в принципе невозможно без построения развитого частного права, которое является атрибутом здоровой экономики и здоровой общественной жизни. О том, в каком направлении должно развиваться явление самозащиты, в том числе и входящее в это понятие явление оборонительной самозащиты в современном частном праве, далее и пойдет речь. По своей природе оборонительными являются активные, или, по-другому, агрессивные односторонние правозащитные действия лица, которые могут причинить какой-либо вред нарушителю. Таким образом, действия в состоянии необходимой обороны существенным образом отличаются от мер самоохраны (односторонних превентивных, то есть предупредительных, мер), которые не связаны с начавшимся посягательством на право. Это различные действия правообладателя, которые он реализует «на всякий случай», например нанимает сторожа, или профессиональную лицензированную охрану, устанавливает сигнализацию или иное механическое противоугонное устройство в автомобиле, клеймит домашних животных или устанавливает электронный чип. Цели совершения таких односторонних предупредительных действий, как [4] и сами такие действия, соответствуют праву, то есть правомерны, поэтому их, также как и защитные действия, можно именовать мерами, поскольку они имеют определенный, ограниченный предел, то есть имеют мерный характер. Превентивные (самоохранные) меры будут являться на этапе их осуществления противодействием возможному, но еще не осуществляющемуся и даже реально не угрожающему осуществлением правонарушению, причем как уголовному так и гражданскому. Такие действия реализуются, как правило, в рамках вещных прав или иных абсолютных прав, например, исключительных и усиливают их статичность и гарантированность. Как уже было ранее установлено такие меры относятся к более широкому понятию односторонних правоохранительных мер. Меры самоохраны вещных прав не должны быть связаны с неизбор- чивым причинением вреда, что уже неоднократно отмечалось в юридической литературе большей частью уголовного права, где приводится масса примеров противоправности сооружения таких превентивных конструкций, которые способны причинять вред не только потенциальному нарушителю гражданских и уголовно-охраняемых прав, но и вообще посторонним лицам. В таком случае цель противодействия возможному нарушению правомерна, но не средство достижения этой цели. Примером таких предупредительных приспособлений являются: стреляющее в ноги ружье при открытии двери в помещение, взрыв, способный причинить вред здоровью при открытии сейфа, электрический ток высокого напряжения, подведенный к ручке двери или ограде, замаскированная ловушка на участке земли собственника, попадая ногой в которую нарушитель или случайное лицо может проткнуть себе ноги и другие части тела, чем будет нанесен серьезный вред здоровью, и прочие опасные для жизни и здоровья сооружения. Такие сооружения, как можно видеть, не избирательны, они нацелены на отражение заранее неизвестных посягательств различных по степени опасности и агрессивности независимо от того, какой вред будет причинен: уголовно-охраняемым благам или гражданско-правовым.

О правомерности или неправомерности предупредительным целям сооружения так называемых «автономных средств» противодействия нарушениям

более следует говорить представителям науки уголовного права. В науке уголовного права в настоящее время вновь развернулась бурная дискуссия об использовании таких средств самоохраны (предохранительных устройств) в «автономном режиме». Дискуссия снова появилась в связи с принятием, с одной стороны, революционного, с другой - в значительной степени «осторожного», постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 сентября 2012 г. № 19 «О применении судами законодательства о необходимой обороне и причинении вреда при задержании лица, совершившего преступление». В пункте 17 Постановления разъясняется, что правила о необходимой обороне распространяются на случаи применения не запрещенных законом автоматически срабатывающих или автономно действующих средств или приспособлений для защиты охраняемых уголовным законом интересов от общественно опасных посягательств. Несмотря на такое достаточно радикальное, с одной стороны, решение подобного вопроса в Постановлении, с другой стороны - достаточно осторожное, трудность состоит в том, что в реальности такие устройства практически не поддаются безусловному контролю со стороны лица, их применяющего, поэтому способны причинить вред не только нарушителю, но и любому постороннему лицу. В постановлении разъясняется, что «если в указанных случаях причиненный посягавшему лицу вред явно не соответствовал характеру и опасности посягательства, содеянное следует оценивать как превышение пределов необходимой обороны. При срабатывании (приведении в действие) таких средств или приспособлений в условиях отсутствия общественно-опасного посягательства содеянное подлежит квалификации на общих основаниях» (п. 17 постановления). Если внимательно проанализировать текст указанного постановления, то следует заключить, что оно не устанавливает предельной ясности в использовании предупредительных средств, а лишь намечает общие контуры того, что в некоторых ситуациях их применение может оказаться правомерным и не будет влечь негативных уголовно-наказуемых последствий для лица их использующего. Речь идет о тех случаях, когда причиненный вред окажется все-таки соразмерным, несмотря на физическое отсутствие в сам момент посягательства лица, установившего автономные предупредительные средства. Как можно заметить, главное предназначение предупредительных мер состоит в том, чтобы пресечь возможное нарушение прав (посягательство или реальную угрозу), причинение же вреда нарушителю не может являться целью реализации таких устройств, оно должно быть нежелательным последствием таких мер противодействия возможным нарушениям. Однако вся проблема в том, что без какого-либо причинения вреда такие меры просто не могут реализоваться, за исключением редких, уникальных и дорогостоящих приспособлений, например, таких как захлопывающиеся решетки в доме, которые могут и вовсе не причинить вред нарушителю, но могут пресечь правонарушение и физически поймать правонарушителя. Надо признать, что новый подход в судебном толковании в отношении института необходимой обороны связан с современным историческим запросом на расширение допустимости самозащиты. Поэтому не удивительно, что ранее, казалось бы незыблемые аксиомы в этом вопросе приобретают иную интерпретацию, хотя и осторожную, как бы проверочную, чтобы оценить последствия и узнать мнение правоведов.

Многие представители современной науки уголовного права явно поддерживают новое постановление высшей судебной инстанции, причем со ссылкой на известных представителей имперского российского права. Профессор Г. Есаков, проделав краткий исторический анализ этой проблемы, ссылается на мнение профессора Н.С. Таганцева и отмечает об одобрении представителями дореволюционной юридической науки использования предохранительных устройств: «... Большинство новейших криминалистов разрешают этот вопрос, если только не было чрезмерности защиты, в утвердительном смысле, выходя из того положения, что так как вред причиняется в момент самого нападения, то такое причинение вреда и будет актом обороны против конкретного, реально существующего нападения; то же обстоятельство, что эти меры были приготовлены заранее, не имеет существенного значения, так как, например, всякий может обороняться, стреляя из давно заряженного пистолета; по тем же соображениям несущественно в этих случаях и то обстоятельство, что обороняющийся не имел непосредственного столкновения с нападающим, даже не был на месте нападения»; сложности квалификации, по мнению Н.С. Таганцева, имеют

~ 324

место только тогда, когда страдает от таких устройств постороннее лицо . Анализируя советский период в рассмотрении этого явления, профессор Г. Еса- ков справедливо отметил о сдержанности в подходе к оценке использования таких устройств: «В советской юридической литературе отмечалось, что целью действий «обороняющегося» фактически является расправа с правонарушителем, во-вторых, приготовление к необходимой обороне признавалось невозможным и, в-третьих, не исключено причинение вреда невиновному человеку» . С появлением современного института частной собственности, противодействие возросшему количеству преступлений, связанных с посягательством на собственность, породило возросшее количество случаев использования таких устройств, а соответственно и поставило вновь вопрос о допустимости их применения. Профессор Т. Орешкина отмечает: «Сложность правовой оценки ситуации, обусловлена тем, что хотя такие средства защиты могут быть установлены заранее, но должны, по мнению лица, применяющего их, сработать во время общественно опасного посягательства, то есть в этом случае с их помощью осуществляется необходимая оборона. Однако такой прогноз может оказаться ошибочным, и средство может причинить вред человеку, не совершавшему общественно опасное посягательство»[5] [6] [7] [8]. Профессор И. Звечаровский замечает: «В новом Постановлении Пленума предпринята попытка (курсив Н.Ю.) разрешить ситуацию, связанную с применением средств защиты от об-

327

щественно опасного посягательства в так называемом автономном режиме» . Подобным высказыванием, правовед справедливо подчеркивает «осторожность» Постановления Пленума. Д.М. Васин по данному вопросу вообще предлагает внести поправки в УК РФ по поводу автономных средств защиты: «В уголовном законе следует прямо предусмотреть право на использование автономных средств при необходимой обороне, регламентация должна осуществляться именно в рамках дифференцированного режима обороны (перечневой системы). Это позволит устранить проблемы определения направленности умысла посягающего и стадий реализации намерения, а также решить связанный с ней вопрос о превышении пределов необходимой обороны. Другие предлагаемые варианты представляются нам заведомо ущемляющими права обороняющегося» . Как можно видеть, правовая проблема применения мер самоохраны по-прежнему носит дискуссионный характер, ныне она напрямую связана с реализацией института необходимой обороны, поскольку реализация таких мер может в определенных случаях стать частью реализации правового механизма необходимой обороны в свете нового Постановления.

Широкая дискуссия возникла и в других не менее актуальных вопросах необходимой обороны в свете принятия уже цитируемого Постановления Пленума, поскольку эти вопросы напрямую связаны с современным гражданскоправовым регулированием пресекательной самозащиты. Уже цитируемый профессор И. Звечаровский обращает внимание: «В отличие от прежнего Постановления Пленума о необходимой обороне, в новом на первый взгляд принципиально по-другому трактуется основание необходимой обороны: в нем нет прямого указания на то, что «под общественно опасным посягательством, защита от которого допустима в пределах ст. 13 Основ уголовного законодательства, следует понимать деяние, предусмотренное Особенной частью уголовного закона...» (п. 2). Однако фактически через весь текст нового Постановления красной нитью проходит эта же идея, квинтэссенцией которой является жесткий императив о недопустимости необходимой обороны против малозначительных деяний (п. 5 постановления от 27 сентября 2012 г.) Но в существующей редакции ст. 37 УК РФ никаких корреляций основания необходимой обо- [9] роны с его формальной уголовной противоправностью, в отличие, например от ч. 2 ст. 14 УК РФ, не установлено» . Это замечание еще раз косвенно доказывает, что явление и понятие необходимой обороны следует рассматривать как защиту крайне агрессивную и исключительную, связанную с деяниями общественно-опасными (преступными), что подчеркивает принадлежность понятия необходимой обороны и в целом дискуссии по этому правовому институту отрасли уголовного права. Поэтому в смысле материально-правового регулирования термин «необходимая оборона» должен целиком оставаться только в отрасли уголовного права.

В научном анализе вышеуказанного Постановления Пленума о необходимой обороне правоведы обратили внимание и еще на один существенно важный вопрос: можно ли реализовать право на необходимую оборону не от нападения, а от иных преступных общественно опасных деяний? Д. Г арбатович замечает, что: «В соответствии с Постановлением можно говорить о допустимости необходимой обороны при защите права собственности (например, при пресечении кражи, грабежа) и иных охраняемых законом прав и интересов от общественно-опасных посягательств, не связанных с насилием» . Это также свидетельствует о расширении понимания необходимой обороны как частного случая самозащиты, поскольку на этот счет существовало две позиции. Первая заключалась в том, что при необходимой обороне можно защищаться от общественно опасного посягательства, направленного на иные блага, но только при условии, что само это нападение сопряжено с насилием, опасным для здоровья человека. Сторонники другой позиции утверждали, что в процессе необходимой обороны можно защищаться не только от нападения, но и от иных общественно опасных посягательств, не сопряженных с опасностью для жизни или здоровья . Постановление Пленума подробно разъясняет, что следует понимать под общественно-опасным посягательством, сопряженным с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица (ч. 1 ст. 37 УК РФ), ко- [10] [11] [12] гда обороняющееся лицо вправе причинить любой по характеру и объему вред посягающему лицу, указывается, защита от каких посягательств допустима в пределах, установленных ч. 2 ст. 37 УК РФ. К последним могут быть отнесены не только общественно опасные деяния, сопряженные с насилием, не опасным для жизни обороняющегося или другого лица, но и иные посягательства, которые с учетом их содержания могут быть предотвращены или пресечены путем причинения посягающему вреда. Необходимая оборона возможна ныне от посягательства в форме бездействия или по неосторожности (п. 3 постановления). Это очень важный момент, также подчеркивающий серьезное расширение понимания явления необходимой обороны в уголовном праве. Подобные односторонние правозащитные меры, отражающие опасность причинении вреда лишь имущественным благам будут называться мерами необходимой обороны, если характер посягательства с объективной стороны уголовно наказуем. Ю.А. Тимошенко по этому поводу замечает: «Сложно представить, что совершение таких уголовно-наказуемых деяний, как клевета или необоснованный отказ в приеме на работу беременной женщины, может быть предотвращено применением насилия. Тогда как, например, кража из сумки в общественном транспорте нередко может быть предотвращена только путем отталкивания преступника, то есть применяя к нему насилие. В таких ситуациях, думается, при наличии достаточных оснований у лица имеется право на необходимую оборону» . Таким образом, можно констатировать о существенном расширении понимания явления необходимой обороны в уголовном праве, это объективно связано с естественным процессом усиления частного начала в общественной жизни, следствием чего стал возврат, казалось бы, к уже забытым взглядам на проблему. Частный субъект перестает в определенной степени доверять и полагаться только на публичную составляющую охраны частноправовых отношений, а поэтому появился общественный запрос на усиление явления самозащиты, который реализуется, в том числе посредством корректировки судебного толкова- [13] ния. Со временем этот процесс стабилизируется, приобретает равновесное состояние, более устойчивую судебную практику, которая будет иметь конкретизированное толкование, но для последнего требуются и законодательные новации.

Если провести аналогию с причинением вреда предупредительными устройствами уголовно охраняемым благам, думается, что неправомерными в большинстве случаев будут и такие сооружения, которые могут причинить существенный вред гражданско-охраняемым благам лица, например вещным правам: выстреливающие шипы, которые повреждают колеса автомобиля, разбрызгивание въедливой краски, способной испортить одежду, автомобиль и др. Такие деликтонесущие превентивные меры, в некоторых ситуациях могут причинить вред уголовно-охраняемым отношениям, поскольку редко могут четко контролироваться и причинять соразмерный вред только нарушителю. С позиции гражданского права такие превентивные меры в большинстве случаев их реализации будут являться злоупотреблением права, поскольку субъект, их применяющий, не может объективно оценить на момент сооружения таких приспособлений, против кого такие конструкции будут в действительности применены. Кроме того, такие конструкции в большинстве случаев объективно не могут противодействовать нарушению, а создаются исключительно с целью причинения вреда имуществу заранее неизвестных, но гипотетически возможных нарушителей. Однако в свете действия указанного Постановления Пленума ВС в отношении института необходимой обороны, а также при условии уже существующей в гражданском законе пресекательной самозащиты (ст. 14 ГК РФ), если такие средства все же окажутся соразмерными совершаемому гражданскому деликту, то есть будет причинен соразмерный гражданско-правовой вред, они должны быть также по логике признаны правомерными. Если вред будет причинен случайному лицу, то установление таких устройств следует считать злоупотреблением правом, а лицо, их соорудившее, будет нести гражданско-правовую ответственность за деликт. Срабатывание таких предупредительных устройств должно рассматриваться в контексте правил о допустимой пресекательной самозащите (ст. 14 ГК РФ) лишь в том случае, если был причинен соразмерный вред нарушителю, несмотря на то что это всего лишь предохранительные устройства и до момента их срабатывания они пока еще не имеют никакого отношения к защите прав (самозащите). В остальных же случаях несоразмерности причиненного вреда при срабатывании таких устройств причиненный вред следует рассматривать как злоупотребление правом, поскольку вред будет причинен постороннему, а не нарушителю или самому нарушителю, но несоразмерный нарушению. В последней ситуации такой вред должен быть заглажен лицом, соорудившим вредоносное сооружение. То есть налицо будет явное несоответствие причиненному вреда при самозащите, предотвращенному

333

вреду .

Как и множество других правовых явлений, институт необходимой обороны имеет межотраслевую природу, поскольку допустимость применения оборонительных мер защиты регламентируется уголовным правом, но компенсационные механизмы от вредоносных гражданско-правовых последствий такой защиты регулируются гражданским законодательством. Самого же понятия необходимой обороны гражданский закон не дает и не должен давать, и это естественно, поскольку такое понятие должен раскрывать исключительно закон уголовный. Поэтому наибольшего развития в научном, теоретическом аспекте правовой институт необходимой обороны получил именно в уголовном праве, поскольку активные оборонительные действия, связанные с причинением вреда, реализуются, главным образом, в результате насильственных общественноопасных посягательств. Расширение понимания необходимой обороны как про- [14] тиводействия общественно опасным, но ненасильственным посягательствам является следствием расширения института самозащиты, которое проявило себя не только в отрасли уголовного права, но и в других отраслях.

При совершении таких посягательств, которые имеют признаки лишь гражданского правонарушения (деликта), реализация пресекательных односторонних правозащитных действий является гражданской оборонительной самопомощью, которая допустима в тех рамках, которые и создает объективное гражданское право. В настоящее время закон уже закрепляет возможность самозащиты в рамках пресечения нарушения права (ст. 14 ГК РФ), то есть такие действия могут совершаться в пределах, необходимых для предотвращения наличного, то есть осуществляемого, деяния. Допустимость совершения таких пресекательных действий от частноправовых нарушений и является институтом «гражданско-правовой оборонительной самозащиты». Таким образом, в случае противодействия совершению наличного гражданского правонарушения (совершаемого деликта или иного нарушения абсолютного права, например вещного), которое необходимо пресечь, следует говорить о специфическом явлении - оборонительной гражданской самопомощи. Подобные правонарушения, не относящиеся к общественно-опасным, также имеют место в действительности. То есть, речь идет о пресекательной частноправовой самозащите, такие действия уголовно не наказуемы с объективной стороны, противодействие внедоговорным нарушениям вполне допустимо в соответствии с нормой статьи 14 ГК РФ. ГК РФ, по сути, упрощенно дублирует допустимость действий по необходимой обороне (крайней необходимости), которые в материально-правовом смысле уже урегулированы в уголовном законе. Если более детально урегулировать самозащиту как правовую форму защиты в гражданском законе, то должна быть выделена и отдельно поименована пресекательная самозащита: в виде оборонительной самопомощи - от осуществляемых гражданских правонарушений со стороны людей, когда наличествует посягательство на право. Примером такого противодействия будут пресекательные действия собственника и иного законного владельца недвижимости по выдворению людей, незаконно и вопреки воле владельца туда проникших. Выдворение людей может вообще не причинить никакого вреда. Защищающийся, посредством пресекательных правозащитных действий одновременно и восстанавливает права вещного (обязательственного) правообладателя, но с применением некой соразмерной силы. Восстановительные последствия таких правозащитных действий происходят здесь не в смысле возврата полностью утраченного владения, а в смысле восстановления привычного режима правообладания, когда было устранено стеснение в правах, «психическое насилие» со стороны правонарушителя, который находился в пределах недвижимого владения помимо воли правообладателя. Данные действия имеют оборонительный характер, в том смысле, что есть реальное и наличное посягательство физических лиц, но они гражданскоправовые, в сущности вариант пресекательной оборонительной самопомощи. Однако подобные частноправовые правозащитные действия в цивилистической литературе имеют и иную оценку. Так, Д.В. Микшис, соглашаясь с представленной систематикой мер самозащиты в англо-американском праве, представленной А.В. Куделиным , подобные действия включает в единое понятие владельческой самозащиты , с чем нельзя согласиться, поскольку объединяются два разных случая восстановительных и пресекательных мер: оперативный возврат только что утраченного владения вещью и пресекательные действия, когда владение не утрачено. В представленной ситуации выдворения нарушителей за пределы недвижимого владения имеется лишь стеснение в правах, поскольку телесное господство (corpus possessio) как важный элемент в структуре владения не утрачен, даже если речь идет о владении как о правомочии в содержании вещного права. Владение как правомочие в структуре вещного права предполагает господство в отношении объекта, в данном случае оно не утрачено, но есть реальное и наличное стеснение в таких правах, предотвратить которое можно посредством пресечения правонарушения, совершаемого конкретным лицом. В представленной Д.В. Микшисом оценке способов владельческой самозащиты [15] [16] следует согласиться лишь в том, что они получили отдельную правовую оценку, поскольку являются мерами частноправовой самозащиты.

В.П. Грибанов отмечает, что явление необходимой обороны с гражданско-правовой точки зрения шире, чем в уголовном праве, поскольку активно оборонительные действия могут быть с объективной стороны гражданскими правонарушениями (причинять лишь гражданский вред, а не только уголовнонаказуемый). Правовед привел в пример ситуацию обороны от нападения хулигана, когда обороняющийся лишь разорвал на нем одежду и связал его ею, в таких правозащитных действиях состава уголовно-наказуемого деяния может и не быть, но вред тоже не подлежит возмещению, поскольку совершен в состоянии необходимой обороны[17]. Это, казалось бы, единственный случай частноправовой необходимой обороны. Однако даже этот случай находится все же в поле зрения уголовного права, поскольку речь идет об уголовно-наказуемом посягательстве, как основании применяемой самозащиты. Правомерность обороны в виде причинения лишь гражданско-правового вреда (деликта) односторонним правозащитным действием само собой презюмируется в силу правомерности совершения гораздо более серьезных вредоносных действий защищающимся, имеющих признаки уголовного правонарушения. В приведенном примере вредоносные действия защищающегося просто недотянули до уголовно-наказуемых, оказались достаточными менее вредоносные защитные действия, но речь идет именно о необходимой обороне, поскольку посягательство хулигана общественно-опасное. Гражданское право не должно вводить самостоятельного идентичного с уголовно-правовым понятия необходимой обороны, поскольку основанием такой самозащиты является уголовно-наказуемое посягательство со стороны нарушителя. В приведенном примере посягательство имеет именно такой характер. Следует оставить это регулирование на откуп исключительно уголовного закона, которое всем своим существом противодействует общественно-опасным посягательствам. В ГК РФ в правилах о самозащите должна регламентироваться только пресекательная оборонительная гражданская самопомощь от гражданских правонарушений, которая может даже не причинить никакого вреда нарушителю, а лишь обеспечить неприкосновенность права. Компенсационные механизмы последствий любой самозащиты устанавливаются не общими положениями гражданского права, а специальными - правилами о возмещении вреда, применительно к последствиям необходимой обороны, такой вред не подлежит возмещению, и лицо освобождается от гражданско-правовой ответственности. В общих правилах, раскрывающих форму самозащиты, следует лишь сделать отсылочную норму к главе об обязательствах вследствие причинения вреда.

Применительно к противодействию мерами оборонительной самопомощи от гражданского правонарушения применим подход определения правомерности необходимой обороны с поправкой на частноправовой характер правонарушения. В уголовно-правовом понятии необходимой обороны различают условия, относящиеся к нападению, и условия, относящиеся к защите. Для признания действий обороняющегося лица, совершенными в состоянии необходимой обороны надо, чтобы нападение было действительным (реальным), наличным и противоправным. Особенность защиты в состоянии необходимой обороны состоит, прежде всего, в том, что она осуществляется путем причинения вреда ее нападающему, то есть посредством действий, которые в нормальных условиях, при отсутствии общественно опасного посягательства, являются действиями противоправными. И лишь тот факт, что такие действия носят вынужденно оборонительный характер, придает им характер правомерных действий. Действительность (реальность) нападения означает, что нападение как таковое вообще имеет место. Оборона потому и называется обороной, что она противодействует нападению. Поэтому, если нет самого посягательства на чьи-либо права, то нет оснований говорить и об обороне, а тем более о необходимой обороне. Наличность нападения означает, что оно уже началось либо имеет место реальная угроза такого нападения. Необходимая оборона допускается лишь тогда, когда есть реальная угроза правам и интересам граждан или организаций.

Если же такая угроза ещё не возникла либо прекратилась, то действия лица не могут быть признаны совершёнными в состоянии необходимой обороны. Под противоправностью нападения в уголовном праве понимается не всякое вообще действие, противоречащее нормам права, а действие общественно опасное, т.е. подпадающее под признаки состава уголовного преступления.

Можно привести следующие примеры реализации оборонительной самопомощи. Ныне появилось массовое хобби металлоискательства, которое зачастую осуществляется на распашке, то есть в пределах чужого землевладения и землепользования, и может причинить или причиняет вред. Фермер или охранник, заметивший такого нарушителя может выдворить его силой, но, не причиняя вреда здоровью, речь идет о ненасильственном выдворении такого нарушителя, который может своими действиями нанести вред посевам или уже наносит или нанес такой вред своим «копательством». Рассматривается ситуация, когда кроме прочего, в действиях «копателя» нет состава уголовно-наказуемого деяния, поскольку некоторые варианты такого «копательства» ныне криминализированы. В ином случае человек безмотивно нарушает землевладение, не причиняя вообще никакого вреда. Выдворение такого нарушителя за пределы земельного участка без применения насилия следует также рассматривать как меру допустимой оборонительной самопомощи. Во всех представленных ситуациях присутствовал факт нарушения правомочия владения и (или) пользования вещного правообладателя, но не полной их утраты. Ситуация противодействия, в которой нарушитель землевладения застигнут с намерением извлечь выгоду, например, посредством сбора урожая, незаконного вылова культивируемой рыбы и др., и при этом имеет необходимые приспособления для осуществления противоправных действий, может рассматриваться как допустимая уголовным правом необходимая оборона.

Если в гражданское право будет введена правовая возможность совершения более «самоуправной» ретенционной восстановительной гражданской самопомощи в виде отдельных правил в ГК РФ, то такое подробное разложение деликтообразующего посягательства на элементы вообще утрачивает всякое значение, поскольку для правомерности частноправовой самозащиты становится безразличным, извлекает ли деликвент пользу в данный конкретный момент, например, из чужого вещного права (реально и налично посягает) или уже извлек ее. Так, например, если стадо животных, принадлежащих различным или одному владельцу, оказались на чужом поле, засеянном зерновыми культурами, которое принадлежит частному собственнику - фермеру, то для применения мер гражданской самопомощи в виде задержания животных вообще не важно, в какой момент нарушение было выявлено, в тот момент, когда выгода реально осуществлялась или уже осуществилась. Причем не имеет значение, продолжают ли животные находиться на территории землевладельца, причиняя вред, уже не причиняя никакого вреда, или вообще покинули границы землевладения, но находятся в зоне фактической досягаемости владельца земли.

В своем известном исследовании, построенном на советском гражданском праве, В.П. Грибанов вообще отрицал возможность самозащиты от гражданских деликтов, и это вполне понятно, ведь ГК РСФСР не закреплял, подобно современному ГК РФ, самостоятельное понятие самозащиты прав. Так, правовед отметил: «Поскольку действующее гражданское законодательство предусматривает правила о необходимой обороне только применительно к причинению вреда, а причинение вреда действиями, составляющими только состав гражданского правонарушения, влечет за собой возникновение обязательства по возмещению вреда, которое реализуется в строго установленном порядке, следует признать, что необходимая оборона недопустима против правонарушений, не являющихся действиями уголовно наказуемого характера» . Возможно, автор имел бы другую позицию, если бы нормы советского гражданского права предусматривали отдельные правила о самозащите помимо упоминания о необходимой обороне и крайней необходимости в уголовном законе. В.П. Грибанов критически отнесся к квалификации противодействий гражданским нарушениям как действиям в состоянии необходимой обороны[18] [19]. Правозащитные действия по противодействию реально осуществляемым гражданским правонарушениям не следует называть термином «необходимая оборона», поскольку будет внесена путаница в понятийный аппарат. Поэтому совершенно справедливо, что понятие необходимой обороны в отечественном праве касается только чрезвычайных и активных действий, причиняющих уголовно-наказуемый вред посягающему нарушителю. Материя гражданского права не должна вообще раскрывать это понятие и создавать терминологическую путаницу. Поэтому по факту совершения гражданского правонарушения невозможно применить вредоносные оборонительные действия уголовно-правовой составляющей, но допустима гражданско-правовая оборонительная самопомощь, пресекающая нарушение. Вредоносное противодействие гражданско-правового характера в отношении частноправового нарушителя - деликвента, вполне допустимо, это и будет являться случаем широкого понятия оборонительной самопомощи, являющейся частью понятия формы самозащиты в отрасли гражданского права. Поэтому необходимо сделать это понятие отраслевым и универсальным, то есть - это одностороннее правозащитное противодействие внедоговорным правонарушениям.

Практические вопросы возникают в отношении возмещения вреда при превышении пределов необходимой обороны. Очевидно, что в основу возмещения такого вреда должен быть положен принцип смешанной ответственности. Установление процента вины защищающегося при превышении необходи- [20] мой обороны, так и в иных ситуациях нарушения соразмерности односторонних правозащитных мер достаточно сложно реализуется на практике, поскольку трудно оценить, например, стоимость вещи. Эта же проблема актуальна для удержания вещи должника в договорном обязательстве, если такая вещь значительно больше стоимости долга. Такая оценка реализуется судом, то есть юрис- дикционно.

Таким образом, содержание пресекательной самозащиты в гражданскоправовом смысле отличаются от подобного содержания в уголовном праве: в различных жизненных ситуациях противоправность со стороны нарушителя может выражаться не только в совершении общественно опасных посягательств, но и в форме гражданского правонарушения. Действия обороняющегося будут являться частноправовой пресекательной самозащитой (оборонительная самопомощь) и освобождать от гражданской ответственности, если они причинили соразмерный гражданско-правовой вред правонарушителю. Поэтому институт необходимой обороны в гражданском праве не следует отождествлять с подобным понятием уголовного права и не следует полностью заимствовать разработанный наукой уголовного права инструментарий для раскрытия подобного явления.

[1] Фельдштейн Г.С. Указ. соч. С. 5.

[2] Там же. С. 6.

[3] Там же. С. 6.

[4]Там же С. 6.

[5] Есаков Г. Использование предохранительных устройств при защите имущества и необходимая оборона // Уголовное право. 2013. № 1. // СПС «КонсультантПлюс». Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть Общая. В 2 т. Т. I. Тула, 2001. С. 426.

[6] Там же.

[7] Орешкина Т. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27 сентября 2012 г. № 19 «О применении судами законодательства о необходимой обороне и причинении вреда при задержании лица, совершившего преступление» // Уголовное право. 2013. № 2 // СПС «КонсультантПлюс».

[8] Звечаровский И. Кому необходима необходимая оборона? // Уголовное право. 2013 № 1 // СПС «КонсультантПлюс».

[9] Васин Д.М. Использование средств защиты в автономном режиме при необходимой обороне // Российский юридический журнал. 2013. № 2 // СПС «КонсультантПлюс».

[10] Васин Д.М. Указ. соч.

[11] Гарбатович Д. Право на необходимую оборону в разъяснениях Пленума Верховного суда РФ // Уголовное право 2013. № 1 // СПС «КонсультантПлюс».

[12] См.: Там же.

[13] Тимошенко Ю.А. Необходимая оборона и причинение вреда при задержании лица, совершившего преступление // Прокурор. 2013. № 1 // СПС «КонсультантПлюс».

[14] Постановление Федерального арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 16 декабря 2010 г. по делу № А45-7390/2010: «В соответствии с пунктом 9 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации и Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 01.07. 1996 № 6/8 «О некоторых вопросах связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» при разрешении споров, возникших в связи с защитой принадлежащих гражданам или юридическим лицам гражданских прав (статьи 12 и 14), следует учитывать, что самозащита не может быть признана правомерной, если она явно не соответствует способу и характеру нарушения и причиненный (возможный) вред является более значительным, чем предотвращенный; Апелляционное определение СК по гражданским делам Курганского областного суда от 25 марта 2014 г. по делу № 33-881/2014: «При разрешении споров, возникших в связи с защитой принадлежащих гражданам или юридическим лицам гражданских прав путем самозащиты (ст.ст. 12 и 14 Гражданского кодекса Российской Федерации), следует учитывать, что самозащита не может быть признана правомерной, если она явно не соответствует способу и характеру нарушения и причиненный (возможный) вред является более значительным, чем предотвращенный».

[15] См.: Куделин А.В. Самозащита в форме восстановления утраченного владения недвижимостью в праве Англии и США: дис. ... канд. юрид. наук. М., 1997.

[16] См.: Микшис Д.В. Способы самозащиты гражданских прав // Юридическая наука и правоохранительная практика. 2011. № 3. С. 46

[17] См.: Грибанов В.П. Указ. соч. С. 120.

[18] Грибанов В.П. Указ соч. С. 121.

[19] Там же.

[20] Гражданско-правовое противодействие реально реализуемым деликтам (нарушениям вещных и иных абсолютных прав) не обязательно может быть вредоносным. Оно может вообще не причинить никакого вреда нарушителю, например, если применяющий оборонительную самопомощь силой удалит нарушителей вещного права, таким образом, что даже не испортит и не помнут его одежду. Противодействие может быть путем демонстрации силы без непосредственного причинения вреда, что может повлечь отказ нарушителя от дальнейшего нарушения. Д.Н. Кархалев отмечает основное отличие необходимой обороны в гражданском и уголовном праве, состоящее в том, что лицо в гражданском праве может защитить свое право самостоятельными действиями, не причиняя вреда правонарушителю. С тем, что это одно из отличий, следует согласиться. (См.: Кархалев Д.Н. Охранительное гражданское правоотношение по осуществлению необходимой обороны // Юрист. 2013. № 5 // СПС «КонсультантПлюс».) Правовед определяет необходимую оборону в гражданском праве следующим образом: «Это самостоятельные действия по пресечению (приостановлению) начавшегося нарушения абсолютного права путем психического (убеждение без причинения вреда) или физического (причинение вреда) принуждения правонарушителя». Однако далее в своей статье, несмотря на подобное определение необходимой обороны, Д.Н. Кархалев называет объектом меры принуждения (необходимой обороны) восстановление нарушенного права. Очевидно, что необходимая оборона - это защита от реальных и наличных посягательств, то есть речь может идти только о пресечении посягательства, а не о восстановлении права. Восстановительные действия не могут именоваться обороной даже в гражданском праве.