Одним из способов реализации одностороннего правозащитного поведения субъектов гражданского права пресекательного характера являются действия, совершаемые управомоченными лицами в условиях крайней необходимости (ст. 1067 ГК РФ). В отличие от правозащитных действий в состоянии необходимой обороны, понятие которых ГК РФ не раскрывает совсем (по- видимому, предполагается, что их раскрывает уголовный закон), понятие действий в условиях крайней необходимости раскрывается частично. Закон дает довольно общую формулировку. Под действиями в состоянии крайней необходимости понимается «устранение опасности, угрожающей самому причинителю вреда или другим лицам, если эта опасность при данных обстоятельствах не могла быть устранена иными средствами» (ст. 1067 ГК РФ). В указанной статье речь идет уже о причиненном вреде в состоянии крайней необходимости, то есть о том, как он будет возмещаться, если возник вследствие устранения опасности, угрожающей самому причинителю вреда или другим лицам. Детально характер правомерности осуществления самого правозащитного действия в условиях крайней необходимости, так же как и при необходимой обороне, раскрывается в публичном праве. Поскольку устранение опасности реализуется в результате совершения защитных действий с причинением вреда, то чаще всего он причиняется не только публично охраняемым отношениям, но имеет и гражданско-правовые последствия. Характер же самой опасности, от которой осуществляется защитительное противодействие, не имеет четких очертаний какого-либо наказуемого деяния, а значит, отраслевой особенности (например, опасность в виде преступного нападения со стороны человека на другого человека может квалифицироваться как преступление по уголовному закону, поэтому имеет отраслевую особенность уголовного права и образует самостоятельное понятие правозащитной меры в состоянии необходимой обороны). Опасность при крайней необходимости исходит чаще всего от сил природы, физиологических экстремальных ситуаций, животных. Если речь идет об опасности, исходящей от нападения со стороны человека, то противодействие такому нападению будет являться уже не действием в условиях крайней необходимости, а необходимой обороной от преступного посягательства или оборонительной самопомощью пресекательного характера от реально осуществляемого гражданского деликта или нарушения вещного права, например выдворение людей, незаконно находящихся в пределах вещного правообладания. Поэтому понятие опасности является межотраслевым. Например, опасность обвала скальной породы может одновременно угрожать различно охраняемым благам. Чаще всего вред имуществу, который должен быть компенсирован по правилам гражданского законодательства, причиняется одновременно с вредом отношениям, охраняемым уголовным законом или административным. Один и тот же источник опасности может одновременно грозить: лицу, личности, правам данного лица, правам других лиц, охраняемым законом интересам общества и государства (согласно с формулировками характера действия опасности при крайней необходимости в уголовном, административном и гражданском законе). Поэтому понятие крайней необходимости есть в уголовном, административном и гражданском законодательствах. На долю гражданско-правого регулирования выпадает порядок возмещения гражданско-правовых последствий таких правозащитных деяний (ст. 1067 ГК РФ), которые часто причиняют гражданско-правовой вред. Понятие же самих действий в условиях крайней необходимости от опасности, их соразмерности и правомерности раскрывается в публичном праве: в УК РФ (ст. 39), а также в КоАП РФ (ст. 2.7.).

Если рассматривать правовое явление крайней необходимости в рамках частного права, а не публичного, то явление действий в состоянии крайности в широком смысле можно обнаружить не только в случаях уголовно (административно) наказуемого причинения вреда, но и в обязательственных правоотношениях, когда субъекту в силу крайних обстоятельств допускается односторонне совершать какие-либо действия, приводящие к определенному юридическому результату. В целом такие действия можно назвать как явления «вынужденности», однако главное отличие подобных действий от регламентированной крайней необходимости - это отсутствие причинённого вреда. По своей природе такие вынужденные меры близки с понятием крайней необходимости своей односторонностью и самостоятельным проявлением и оценкой ситуации. Таким образом, крайняя необходимость в гражданском законодательстве имеет целый ряд сходных с ней правовых явлений, а при широком подходе в её понимании такие правовые явления также можно назвать крайней необходимостью. Широкий подход вряд ли приемлем. Например, ст. 179 ГК РФ предусматривает признание недействительной сделки, совершенной при «стечении тяжелых обстоятельств», ст. 187 ГК РФ допускает передоверие представителем своих действий другому лицу, когда он «вынужден к этому силу обстоятельств», ст. 616 ГК РФ предоставляет право арендатору произвести капитальный ремонт, вызываемый «неотложной необходимостью». Объединяет эти самостоятельные и односторонние решения и действия субъектов гражданского права явление крайности, непредвиденности жизненной ситуации и её дальнейшего развития. Право не может игнорировать такие жизненные ситуации и признаёт их оправданными, следовательно, и правомерными, порождающими правовой результат. Во всех перечисленных случаях управомоченное лицо также действует при обстоятельствах, которые вынуждают его к необходимости действовать определенным образом, причём односторонне, ссылаясь только на собственный правозащитный интерес, который может пострадать в случае несвоевременных действий. Однако, как видно из приведенных примеров, закон употребляет здесь иные формулировки и не говорит о крайней необходимости. Особенность обстоятельств, которые современный закон относит именно к крайней необходимости, в сравнении с приведенными случаями с точки зрения гражданского права состоит в том, что устранение опасности при этих обстоятельствах не может быть осуществлено обычными способами, и лицо, действующее в состоянии крайности и опасности вынуждено использовать средства, связанные с причинением вреда. То есть при крайней необходимости в смысле ст. 1067 ГК РФ, защищающийся будет обеспечивать собственный интерес или интерес третьих лиц только жертвуя интересами другого лица, причиняя ему вред. Отсюда появляется и законодательное условие правомерности крайней необходимости, а именно - причиненный вред должен быть менее значительным, чем вред предотвращенный. Отличие вышеперечисленных случаев ст.ст. 179, 187, 616 ГК РФ от крайней необходимости в форме ст. 1067 ГК РФ, то есть с причинением вреда, состоит также в том, что в таких случаях нет устранения существенной, реальной опасности, то есть наличной и действительной. В таких ситуациях формулировки «крайности» значительно мягче - неотложность, непредвиденность, вынужденность. Таким образом, явление крайности действий субъектов гражданского права достаточно широкое, а специальные случаи, предусмотренные в законе, например, такие как передоверие полномочий в рамках поручения, совершение сделки при тяжелых жизненных обстоятельствах регулируются специальными нормами, их не следует считать явлением крайней необходимости в смысле ст. 1067 ГК РФ, в таких мерах отсутствует главный признак - причинение вреда чужому интересу при защите субъективного права.

Можно заметить, что правозащитные действия лица в состоянии крайней необходимости, причиняющие вред, не обязательно имеют в себе признаки публично-наказуемого деяния, хотя чаще всего содержат таковые. Если причиняется незначительный вред имуществу третьих лиц, то он может иметь только деликтный характер, то есть возникает, в сущности, деликтное обязательство. Отражение такой опасности является пресекательной самопомощью в состоянии крайней необходимости, например уничтожение или повреждение чужой вещи незначительной по стоимости. Однако чаще всего в условиях опасности на «чаше весов» бывает жертвование значительным или незначительным имущественным интересом ради спасения жизни человека или ради недопустимости причинения вреда его здоровью различной степени тяжести, само понятие опасности знаменует собой широкий спектр возможных угроз и последствий для лица. Тем не менее, в отличие от случаев необходимой обороны, защищающийся субъект вынужден противостоять опасности, которую невозможно квалифицировать как какое-то наказуемое деяние (посягательство). Опасность может не иметь признаков человеческого действия, она возникает стихийно, оценить ее источник сложно или вовсе невозможно. Например, если опасность исходит от животного, то защищающемуся непонятно, управляет ли преступно этим животным человек, или поведение животного не связано с деятельностью человека, если с горы летят камни, не известна причина их падения, возможно, камнепад преступно управляется человеком. Поэтому на момент устранения опасности четкая объективная правовая квалификация характера защитительных действий вряд ли возможна (в любом случае происходит отражение реальной опасности и действия по защите могут быть и обороной, и устранением опасности в крайней необходимости). Опасность изначально может быть связана только с причинением лишь имущественного вреда и породить в дальнейшем более широкий спектр угроз для защищающегося субъекта. Опасность причинения незначительного вреда лишь имуществу (вещным правам) может перерасти в опасность причинения вреда здоровью. Опасность может перерасти из малозначительной в более значительную. Например, если человек оказался в закрытом неотапливаемом помещении в условиях теплой погоды, то угрозы его жизни и здоровью нет, возможно, есть вероятность лишь причинения гражданско-правового вреда, если же резко похолодало, то может возникнуть угроза и жизни, и здоровью. В любом случае опасность вредоносна. Опасность одновременно может угрожать охраняемым благам различных отраслей права. Справедливо возникает вопрос: можно ли считать опасностью причинение ее источником лишь гражданско-правового вреда? В современном ГК РФ нет прямого ответа на этот вопрос, поскольку речь идет об опасности в виде «угрозы самому причинителю вреда или другим лицам», каков же должен быть характер этой угрозы, прямого ответа нет. Думается, в ГК РФ речь идет об опасности вообще, которая предусмотрена и уголовным, и административным законами, опасностью следует считать и причинение существенного гражданско-правового вреда. Хотя наиболее оправдано считать опасностью возможность причинения какого-то существенного вреда самой личности, а именно жизни, здоровью. Поэтому институт крайней необходимости наиболее ярко характерен для правового регулирования уголовного права, которое охраняет соответствующие общественные отношения. В любом случае причиненный гражданско-правовой вред должен быть возмещен, это правило универсально для всех вариантов противодействия в условиях различной опасности при крайней необходимости. Даже несущественные лишь гражданско-правовые вредоносные последствия гражданской самопомощи в условиях крайней необходимости должны быть компенсированы либо самим защищающимся, либо третьими лицами, в чьих интересах он действовал. Такой компенсационный подход актуален, если вред причиняется иному, то есть стороннему, лицу от действий по защите в условиях крайней необходимости. Если же вред причиняется владельцу вредоносной вещи, от которой исходит опасность, то справедливо, чтобы такой вред не возмещался бы вообще. Именно такой подход был заложен в ГГУ, которое предусматривает отдельно допустимость подобной правозащитной меры в виде §228, который гласит: «Кто уничтожает или повреждает чужую вещь, чтобы отразить о себя или другого опасность, которой она угрожает, тот не поступает противозаконно, если уничтожение или повреждение были необходимы для отражения опасности и если причиненный (при обороне) вред не стоит вне соответствия с размером опасности. Если обороняющийся сам вызвал опасность, то он обязан возместить причиненный вред». Под обороной в указанном случае понимается вообще противодействие опасности. Как можно видеть, подобное правило допускает возможным отражение опасности от самой вещи и оно не требует от защищающегося равноценности жертвования своим правом для сохранения целостности вещи (прав на нее). Подобный подход следует признать адекватным возможным ситуациям нарушения субъективных прав участников гражданских правоотношений, поскольку в указанных выше случаях речь шла о ситуациях причинения вреда третьим лицам, которые вынужденно становятся потерпевшими от правозащитных действий лица, которому угрожает опасность. В ситуации же, когда реальная угроза вреда или сам вред исходит от вещи (животного) защищающийся должен действовать решительно, устраняя такую опасность даже посредством уничтожения или повреждения самой вещи. Устранение опасности не должно порождать необходимости компенсаций владельцу вещи, поскольку терпеть стеснение в правах правообладатель не намерен. Он может устранять всяческие препятствия в осуществлении своего права, а тем более те, которые создают ситуацию опасности. Например, ныне массовое хобби содержания экзотических и опасных животных часто приводит к тому, что эти животные могут причинить существенный вред здоровью, могут угрожать жизни людей и их имуществу. Убежавшая от хозяина собака бойцовой породы становится опасной как для людей, так и для их имущества, например для другого животного (собаки небойцовой породы). Совершенно адекватной защитой от опасности может стать уничтожение такого опасного животного, причем независимо от того, угрожает ли оно жизни и здоровью человека или только целостности его имущества. Известны случаи противодействия нападениям бойцовых собак, посредством уничтожения такого неуправляемого животного, которое напало не только на человека, но и, например, на его собственное животное (собаку небойцовой породы). Следует признать такие действия правомерными, отражающими опасность, исходящую от самой вещи, в состоянии особого случая самопомощи при крайней необходимости. Подобный причиненный вред владельцу вещи, от которой исходила опасность, не должен подлежать возмещению. Это правило необходимо отдельно урегулировать в ГК России. Если же владелец собаки специально отпускает её с целью «потренировать» её бойцовские качества, наблюдая за тем, как она нападает на другую собаку, то противодействие таким случаям с различными последствиями следует считать необходимой обороной (гражданской оборонительной самопомощью), поскольку таким животным противоправно управляет человек. Очевидно, что причиненный вред при обороне не подлежит возмещению в силу существующих правил.

Следует сопоставить действия в условиях необходимой обороны и крайней необходимости, чтобы не создавать необоснованного тождества этих понятий, поскольку и первое, и второе отражают понятие мер односторонней, самостоятельной защиты прав от опасности. В научной литературе такой анализ уже осуществлялся, приведем пример наиболее удачного разделения исследуемых понятий, которое проводит В.А. Тархов. Итак, сходство необходимой обороны и крайней необходимости проявляют себя, во-первых, в том, что необходимая оборона и крайняя необходимость могут иметь место при защите не только собственных интересов, но и интересов государства, общественных объединений и отдельных граждан. Во-вторых, необходимая оборона и крайняя необходимость не могут применяться против правомерных действий. Причем допустимость таких действий связана с неправомерностью действий, в том числе исходящих от должностных лиц органов государственного управления. В- третьих, необходимая оборона и крайняя необходимость могут применяться лишь при наличии (курсив Н.Ю.) опасности, а не прошедшей и не имеющей быть в сколько-нибудь отдаленном будущем. В-четвертых, обе могут применяться лишь при действительной (выделено мною - Н.Ю.) опасности, а не мнимой, кажущейся. Мнимая оборона оценивается по фактической ошибке. В- пятых, необходимая оборона и крайняя необходимость должны быть необходимыми, вызывающимися данными обстоятельствами[1].

Однако между защитой в состоянии крайней необходимости и необходимой обороной есть определенные различия. Во-первых, различие между ними может заключаться в источнике опасности. При необходимой обороне таким источником выступает только действия человека, а при крайней необходимости им могут быть как действия человека, так и силы природы. Во-вторых, различие между необходимой обороной и крайней необходимостью заключается в направленности действий. При необходимой обороне действия направлены против лица, от которого исходит опасность, это лицо оказывается потерпевшим, а при крайней необходимости потерпевшим оказывается иное лицо, постороннее, не то, от кого исходит опасность. Потерпевшим также является лицо, которое само и действует как защищающийся в состоянии крайней необходимости, и является причинителем вреда. В-третьих, необходимая оборона и крайняя необходимость различаются по степени необходимости. При необходимой обороне действие должно быть целесообразным, а при крайней необходимости оно должно представляться единственным выходом из создавшегося положения, когда предотвращение опасности кажется недостижимым иными средствами. В-четвертых, различие проявляется в степени вреда. Если при необходимой обороне достаточно какого-то соответствия причиненного вреда предотвращенному, то при крайней необходимости причиненный вред должен быть обязательно менее важным по сравнению с предупрежденным вредом. В первом случае иногда можно лишить жизни нападавшего, даже если от него не исходит смертельная опасность, а во втором случае нельзя жизнь одного спасать за счет жизни другого, например, спасти себя, поставив под смертельный

341

удар другое лицо .

Можно заметить, что представленные различия характерны, прежде всего, для отрасли уголовного права, поэтому о таком разграничении больше следовало бы дискутировать в рамках науки уголовного права, но для некоторых научных выводов в рамках цивилистики эти вопросы обойти невозможно. Ключевым различием действий в условиях необходимой обороны и крайней необходимости следует считать, прежде всего, источник опасности, которым при обороне не может быть, например, животное или силы природы. То есть гражданско-правовой вред при необходимой обороне от уголовно-наказуемого посягательства или пресекательной оборонительной самопомощи от гражданского деликта должен быть связан исключительно с противодействием от посягательств со стороны людей, такой вред не подлежит возмещению. Причинение различного вреда при крайней необходимости связано с устранением различных источников опасности, не связанных напрямую с посягательством человека, но характер возникающей опасности в реальной жизненной ситуации достаточно сложно определить самозащищающемуся лицу. Разобрать юридические последствия такой защиты можно будет уже после отражения такой опасности, в частности, будет ли возмещаться причиненный вред в гражданско-правовом порядке. Различные неуправляемые нападения на человека со стороны животных следует относить к наиболее типичным случаям крайней необходимости, [2] которые часто в дореволюционной литературе характеризовали как широкое понятие самообороны гражданского права (от различных наличных нападений), противопоставляемое дозволенному самоуправству. Думается, слово «оборона» должно касаться противодействия нападениям со стороны людей, поэтому в современном праве неуправляемое человеком отражение нападения животных не следует именовать какой бы то ни было самостоятельной обороной (необходимой обороной или оборонительной самопомощью). Подобный случай относится именно к устранению опасности в условиях крайней необходимости. Если будет причинен несущественный вред имуществу других лиц при такой защите или уничтожена вещь - источник опасности, принадлежащая лицу, который создал ситуацию опасности, то подобные случаи будут являться мерами пресекательной самопомощи в состоянии крайней необходимости.

При необходимой обороне или оборонительной самопомощи, когда посягательство на право совершается со стороны людей, воздействие происходит в отношении самого нарушителя - человека, а при крайней необходимости причинение вреда происходит третьим лицам либо самому владельцу вредоносного объекта. Например, хищный зверь при транспортировке убежал и напал на человека, тот его застрелил, чем причинил вред его владельцу, определимый стоимостью животного (владелец животного сам же и создал ситуацию опасности). Другой пример: человек оказался случайно запертым в чужом помещении, из которого не может выбраться, сломав дверь, он причиняет вред владельцу помещения, который вообще мог и не знать, что в данный момент возникла опасность в случайном его заточении, такой вещный правообладатель является потерпевшим, впрочем, потерпевшим является и сам человек в заточении. Как можно видеть, в последнем случае потерпевшим оказывается совершенно непричастный к ситуации создания опасности субъект гражданского права. Слом замков двери в указанном примере заточения должен быть единственно возможным выходом из ситуации для признания таких действий крайней необходимостью. Если в помещении был источник связи с внешним миром, или другой открытый выход, а лицо предпочло взломать дверь, то такое действие не оправдано с позиции квалификации его как крайней необходимости, но было бы оправданным, если началось задымление помещения и пожар. Необязательно в случае пожара искать запасной выход, даже если он и наличествовал, в этой ситуации допустимо выбить дверь или разбить стекло, поскольку человек действует в состоянии смертельной опасности, любой имущественный вред оправдан для спасения жизни. Однако такую ситуацию опасности мог своими действиями создать сам владелец помещения, которому и будет причинен вред посредством порчи замков закрытой двери.

В одних случаях причинение вреда может быть необходимой мерой предотвращения опасности, тогда как в других случаях вред может выступать лишь как сопутствующее явление, которое могло наступить, но могло и не наступить. Однако возможность причинения вреда при предотвращении опасности в состоянии крайней необходимости всегда осознается лицом, предпринимающим те или иные меры, но при любом положении обязательным является одно условие: вред, причиненный должен быть менее значительным, чем вред предотвращенный, кроме ситуации уничтожения или повреждения вещи, от которой и исходит опасность. Гражданское право не может позволить безвозмездно обеспечивать свой частный интерес путём жертвования чужим интересом, который хоть и менее значимый, чем интерес лица, действующего в состоянии крайней необходимости. Частное право со времён его появления как системного образования в Древнем Риме строится на максимальном равновесии интересов юридически равных лиц. Если такое равновесие нарушается, а оно непременно нарушится даже при наличии возможности совершения подобных действий в случае наличия по факту равных интересов (вред, предотвращаемый должен быть обязательно больше чем, возможный вред в результате бездействия), то это ведёт к устранению права как регулятора подобных отношений, они становятся саморегулируемыми. Частное право должно поддерживать баланс интересов субъектов.

Нормы о крайней необходимости позволят получить компенсацию со стороны лица, в интересах которого предпринимались действия в крайней не-

обходимости. В остальном же само по себе нарушение чужого интереса влечёт необходимость загладить причинённый вред, в этом смысле действие в состоянии крайней необходимости существенно не отличается от последствий деликта. Отличие состоит только в природе необходимости загладить причинённый вред. В случае деликтного обязательства такой вред возмещается как форма гражданско-правовой ответственности, а в случае возмещения вреда при крайней необходимости обязанность загладить вред является компенсационной, но не формой юридической ответственности.

Различно решается вопрос о возмещении вреда в состоянии крайней необходимости по сравнению с действиями лица в состоянии необходимой обороны. Если при необходимой обороне вред причиняется непосредственно нападающему, то при крайней необходимости вред причиняется третьему лицу. Отсюда вытекают и различные гражданско-правовые последствия. Поскольку причинение вреда в состоянии необходимой обороны вызывается виновными действиями самого нападающего, постольку этот вред возмещению не подлежит. При крайней необходимости третье лицо, которому причинен вред невиновно и его интерес нарушен. Поэтому общий принцип, который закреплен в ст. 1067 ГК РФ, определяет обязанность возмещения такого вреда, хотя сами действия причинителя вреда в данном случае признаются правомерными. Причинение вреда в состоянии крайней необходимости есть уникальный случай, предусмотренный ч. 3 ст. 1064 ГК РФ, когда закон допускает возмещение вреда, причиненного правомерными действиями. Однако с позиции уголовной наказуемости деяний, совершенных в крайней необходимости, вопрос об их правомерности с давних пор являлся дискуссионным. Действия в крайней необходимости в целом могут быть наказуемы уголовно, когда речь идёт о превышении пределов крайней необходимости.

В отношении тех случаев крайней необходимости, когда лицо действует не в собственных интересах, а в интересах третьих лиц, закон лишь указывает, что суд может возложить обязанность возмещения вреда на третье лицо, в интересах которого действовал причинивший вред, либо освободить от возмещения вреда полностью или в части как это третье лицо, так и причинившего вред . Между В.П. Грибановым и Н.М. Малеиным возникла дискуссия о том, следует ли зафиксировать в законе обязательность возмещения вреда тем лицом, в интересах которого действовали в состоянии крайней необходимости. Н.М. Малеин справедливо полагает, в законе должно быть установлено, что суд «должен» а не «может» возложить обязанность возмещения вреда на лицо, в интересах которого действовал причинитель вреда. Если исходить из того, что действительно предотвращенный вред больше, чем причиненный, то не справедливо ставить под сомнение возможность подобной компенсации, это снижает уровень гражданской активности[3] [4] субъекта, у него есть еще вопрос внутри личного «я», как поступить в подобной ситуации и возникает закономерный вопрос: зачем создавать для себя лишние проблемы? Учитывая наличие определенного судейское усмотрения, такое жесткое правило наиболее разумно, причиненный вред во всех случаях обязано возместить лицо, чей интерес охранялся. В.П. Грибанов выступал против такого подхода. Он считал, что установление правил о возмещении вреда, причиненного в состоянии крайней необходимости должно преследовать три цели:

во-первых, обеспечить возмещение вреда потерпевшему лицу; во-вторых, побудить лицо действовать в условиях крайней необходимости решительно в целях защиты государственного и общественного интереса, спасания жизни и имущества граждан;

в-третьих, не допускать необоснованного причинения вреда и стимулировать выбор лицом, действующим в состоянии крайней необходимости таких средств, которые минимальным образом отражались бы на интересах третьих лиц, иначе говоря, стимулировать не только решительность, но и известную осмотрительность в выборе средств устранения опасности. Третья цель, по мнению В.П. Грибанова не может быть достигнута, если использовать подход Н.М. Малеина. Думается, с этим следует не согласиться. Можно привести и контраргумент, заключающийся в том, что в сложных жизненных ситуациях, когда причиняется серьезный вред имуществу, лица не будут вообще заинтересованы в совершении защитительных действий на том основании, что не будут уверены в компенсационных механизмах. Если вопрос о компенсации причиненного вреда в состоянии крайней необходимости будет более категорично решен в законодательстве в пользу защищающегося, действовавшего в интересах третьего лица, а такая обязанность будет возложена на третье лицо императивно, то такой подход будет являться более справедливым, нежели современное правило абз. 2 ст. 1067 ГК РФ.

Если лицо действует в состоянии крайней необходимости, то весьма затруднительно ставить вопрос еще и о выборе наиболее оптимального средства поведения. В экстремальной ситуации, которая как раз и встречается в таких случаях, не правильно ставить под сомнение выбор средства реагирования. В.В. Меркурьев приводит в пример такую ситуацию: водитель во избежание наезда на выбежавшего на проезжую часть ребенка резко разворачивает автомобиль и разбивает дорогостоящую витрину магазина. Хотя теоретически он мог бы свернуть в другую сторону и вовсе никуда не врезаться, а соответственно и не причинить материальный ущерб владельцу магазина. Если придерживаться одновариативного подхода к причинению вреда при крайней необходимости, надо привлекать такого водителя к уголовной ответственности за умышленное уничтожение чужого имущества. Очевидно, что такое решение вряд ли приемлемо[5]. В вопросе гражданско-правовой компенсации за подобные действия лица в крайней необходимости по аналогии с уголовным правом, думается, что в подобных случаях одновариативный подход не приемлем, должен действовать правовой механизм подобный механизму действий лица без поручения. Правила действий лица без поручения предполагают, что действия должны совершаться исходя из очевидной выгоды или пользы действительных или вероятных намерений заинтересованно лица и с необходимостью по обстоятельствам дела заботливостью и осмотрительностью. В этом случае лицо, действующее без поручения, имеет право на компенсацию. Правовой статус лица, действующего без поручения в подобных обязательствах более выгодный по сравнению с лицом, действующим в состоянии крайней необходимости, он также может в ходе таких действий причинить вред третьим лицам, и такой вред должен быть возмещен заинтересованным лицом, однако подход законодателя в вопросе такой компенсации более выгоден для лица, действующего в чужом интересе, нежели субъекта, действующего в состоянии крайней необходимости. Его правовой статус в вопросе получения компенсаций за свои действия более защищённый. Если оставить законодательный подход в этом вопросе как он существует ныне, то у субъекта, действующего в состоянии крайней необходимости в пользу третьего лица, не будет уверенного стимула, что подобный вред будет возмещен самим третьим лицом. У него остается только моральная мотивация в отсутствие чёткой имущественной, а это отрицательно сказывается на гражданско-правовой активности субъектов, создаёт неуверенность в их имущественных действиях, тем более в крайних жизненных ситуациях. Отсутствие чёткой имущественной мотивации не на пользу в данном случае гражданским правоотношениям, поскольку может оказаться, что имущество будет уничтожаться, и никто не предпримет даже элементарных действий по его спасению.

Гражданское право, в отличие от уголовного, абстрагируется от субъективных и объективных мотивов поведения в состоянии крайней необходимости, главное - наличие факта причинения вреда, но причинение вреда в состоянии наличной и реальной опасности не может быть противоправным. То есть, сами действия лица, использующего право следует оценивать правомерными с позиции любой отрасли права, поскольку такие действия считаются дозволенными правом. Именно явление наличной опасности обладает способностью создавать столкновение правоохраняемых интересов и порождать состояние крайней необходимости у причинителя вреда, при котором сохранение одного интереса может быть достигнуто лишь путём нарушения другого. Таким образом, состояние крайней необходимости обусловлено внешним воздействием (наличной и реальной опасностью), когда причиняется вред интересам лиц, не связанным с созданием такой опасности. Однако в самом создании ситуации крайней необходимости могут быть виновные и иные лица, с которых в регрессном порядке может быть взыскан вред, причинённый третьим лицам, лицом, действовавшим в состоянии крайней необходимости.

Необходимо ввести отдельную норму в гражданском законодательстве, которая бы освобождала от компенсаций лицо, действовавшее в состоянии крайней необходимости в случае наличия субъекта виновного в создании такой опасности, причём напрямую, минуя регрессный порядок привлечения к такой ответственности. В настоящее время закон лишь закрепляет, что суд может, учитывая обстоятельства, при которых был причинён такой вред освободить от возмещения вреда полностью или частично как это третье лицо, так и причинившего вред. Необходимо в нормах гражданского права, регулирующих компенсационный механизм последствий крайней необходимости напрямую установить такую обязанность, которая будет являться специальным правилом, имеющим свою объективную составляющую, по сравнению с общим механизмом деликтного обязательства. Компенсационный механизм гражданского права исходит из того, что субъект, который получил положительный эффект от крайней необходимости только в силу этого и должен загладить причинённый вред. Не смотря на дозволенность, следовательно, и формальное отсутствие противоправности действий в состоянии крайней необходимости, в результате таких действий причиняется вред субъективным гражданским правам другого лица, поэтому с другой стороны налицо есть наличие противоправности, которая перекрывается нормами, дозволяющими такое поведение. Для гражданского права, главным образом, необходимо установить сам факт крайней необходимости. Обязать возместить вред необходимо виновного в создании ситуации, при которой лицо вынуждено действовать в состоянии необходимости, однако прямой такой нормы в Г ражданском кодексе нет, ситуация опасности и крайней необходимости может возникнуть из форс-мажора. Закрепление в законе нормы, позволяющей обязать субъекта виновного в создании ситуации крайней необходимости загладить причинённый вред, способствовало бы ещё большей гарантии действия субъекта в ситуации опасности.

Таким образом, правомерность односторонних правозащитных мер в состоянии крайней необходимости обусловлена явлением опасности, которая является внешним фактором, лежащим в основе возникновения права на причинение вреда. Однако признать действия в состоянии крайней необходимости нельзя и общественно полезными, поскольку вред причиняется третьим лицам. Кроме того, если действия в состоянии крайней необходимости совершены в соответствии с законом, то такие действия следует считать правомерными. Вопрос возникает о критерии оценки интересов. Он очень сложный и для науки уголовного права. Если имущественный интерес всегда достаточно легко сравнить с другим имущественным интересом, то сравнить интерес жизни одного человека и другого, да даже нескольких жизней с интересом одной жизни и каким интересом можно пожертвовать, вопрос однозначно сложный не только для права, но и с философской точки зрения. Правомерность при крайней необходимости оценивается исходя из критерия причинения вреда, меньшего по объёму, чем предотвращённый вред. Кроме того, если проанализировать цель такого поведения субъекта, что не важно для компенсационных моментов, а важно только для выявления самого случая крайней необходимости, то правозащитное поведение субъекта в пользу третьего лица в состоянии необходимости является актом, если не социально-полезным, в силу жертвенности интересом другого частного лица, но социально положительным. Другой важный аспект в поведении защищающегося субъекта - это его внутренняя воля. В момент совершения правозащитных действий в состоянии крайней необходимости внутренняя воля сформирована под воздействием внешнего фактора (объективных обстоятельств), следовательно, её нельзя назвать исключительно внутренней. По подобному основанию в гражданском праве можно признать сделку недействительной, совершённой с пороком воли. Данный порок воли в причинении вреда в состоянии необходимости как раз указывает на отсутствие субъективной составляющей в содеянном. В гражданском праве критерий противоправности определяется не субъективным критерием в поведении субъекта (он является всего лишь элементом, условием гражданско-правовой ответственности), а фактом причинения вреда охраняемым благам другого лица. Г раж- данское право в силу необходимости сохранения баланса интересов частных лиц допускает возможным жертвовать чужим интересом, меньшим по значению, ради предотвращения большего вреда. Дозволенность подобных действий определяется также явлением опасности, которая может носить длительный характер. Необходимо учитывать публично-правовой механизм крайней необходимости, поскольку он имеет прямое отношение к гражданско-правовым последствиям. Наука гражданского права не должна игнорировать положения уголовного права в понимании опасности и необходимости причинения вреда в тех или иных ситуациях. Эти состояния могут быть разными, в одних существует угроза только имущественным интересам субъектам и они жертвуют чужим имуществом, ради спасения своего. В других ситуациях спасается собственная жизнь или другого лица, жертвуя меньшим имущественным интересом. Такое явное превалирование спасаемого интереса не безразлично для общества, то есть для публичного интереса, следовательно, гражданское право также должно поощрять такие механизмы односторонних действий, которые способствуют явному спасению большего интереса, жертвуя меньшим. При нарушении публичного интереса нарушается одновременно и частный интерес, при спасении жизни человека (публичный интерес), обеспечивается и частный интерес. Односторонние правозащитные меры в состоянии крайней необходимости относятся к форме самозащиты во внедоговорных отношениях. В материально-правовом смысле к правозащитным мерам гражданского права в условиях крайней необходимости относятся только такие меры, которые причиняют незначительный гражданско-правовой вред третьим лицам или владельцу вредоносной вещи, но такие меры можно отделить лишь условно от мер, при которых причиняется уголовно или административно охраняемый вред. Все подобные меры являются мерами самозащиты в условиях крайней необходимости.

[1] См.: Тархов В.А. Гражданские права и ответственность. Уфа, 1996. С. 57.

[2] См.: Там же. С. 57-58.

[3] Грибанов В.П. Указ. соч. С. 131.

[4] См.: Рыбаков В.А. Проблемы формирования гражданско-правовой активности (вопросы теории и практики). Уфа. 1993. С. 3.

[5] Меркурьев В.В. Защита безопасности человека и его жизнедеятельности. М., 2006. С. 310.