Идея права наций и народов на самоопределение имеет длительную историю развития, ее возникновение является не одномоментным, а представляет собой результат синтеза самых разнообразных взглядов и концепций и формируется лишь в процессе становления современной цивилизации. Однако проблема определения составляющих его категорий (субъект, способ реализации) уже интересовала античных мыслителей в связи с разработкой идей народного суверенитета и народовластия.

Определение понятий «нация» и «народ» - равно как и развитие идей народного суверенитета, народовластия, гражданства и самоуправления - были предметом философской и правовой мысли античной Греции и Рима. Историческим примером организации самоуправления являются античные полисы. «Античные демократии - в большей степени афинская, в меньшей римская - при всей их очевидной "классовой ограниченности" впервые в мировой истории провозгласили народный суверенитет как политическую и идеологическую основу государственного строя и обеспечили в периоды своего расцвета массовое участие свободных граждан в управлении государством: понятие "демос" охватывало у древних греков всех свободных граждан, как владевших, так и не владевших рабами»[1].

В Античности (лат. «natio») являлось понятием, близким к слову «племя». В Древнем Риме оно употреблялось для обозначения племенных общностей. Нередко, кроме термина «natio», использовалось слово «gens» для обозначения отдельных племен. Для развитых народов и для самих римлян в том числе использовали слово «populous»[2]. Марк Туллий Цицерон определял народ следующим образом: «Народ - не любое соединение людей, собранных вместе каким бы то ни было образом, а соединение многих людей, связанных между собою согласием в вопросах права и общности интересов»[3].

В Средние века под «нацией» понималось все население страны, при этом понятие «нация» использовалось весьма редко и ему не придавали юридического значения[4].

Период эпохи Возрождения и Реформации представлен идеями самостоятельности и обособленности светской власти по отношению к церковной. Возникают идеи верховенства представительного народовластия, активно обсуждаются правомочия нации как политического организма, связанные с ее самостоятельным (автономным) политическим существованием. Сторонники Реформации (М. Лютер, Ж. Кальвин, Т. Мюнцер, Я. Гус, Дж. Уинклиф) демонстрировали особую озабоченность обеспечением автономных интересов национальных государств[5].

Марсилий Падуанский выступал защитником народоправства, наделял народ правом принимать законы и выбирать исполнителя этих законов. «Народ - совокупность граждан или важнейшая их часть - народ и законодатель, и суверен...»[6]. Для создания модели «народного государства» существенное влияние на него оказал опыт городского самоуправления в его родном городе Падуе.

Отдельного внимания заслуживает учение тираноборчества, возникшее в эпоху Возрождения. В центре внимания тираноборцев стояли вопросы суверенитета народа и идеи договора государя и народа.

Франсуа Отман рассматривал понятия народного суверенитета и народного права, отождествляя народ с феодальной знатью[7]. В данный период понятия «нация» и «народ» начинают использоваться не просто для обозначения неких общностей или населения определенных территорий, происходит наполнение этих терминов некоей совокупностью прав, присущих «нации» или «народу» как коллективным личностям, однако, не идет речи о разграничении этих дефиниций.

Концептуальные подходы к проблеме права наций и народов на самоопределение возникают во второй половине XVIII в. Идеи мыслителей, ученых и философов активно подхватываются государственными и политическими деятелями и начинают находить свое отражение в конкретных юридических документах. С началом эпохи Просвещения и отрицанием абсолютизма, как совершенной формы правления, их развитие начинается практически одновременно в двух разных частях света (Новый и Старый Свет). Существует мнение, что первенство в провозглашении и реализации идеи права наций на самоопределение принадлежит североамериканским колониям[8]. Но в действительности на этих территориях был реализован механизм самоуправления. Это подтверждается употреблением в Декларации независимости США 1776 г. совершенно иной терминологии. «В случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье»[9]. Как видно из текста Декларации термин «самоопределение» (self-determination) американскими авторами не использовался.

Изначально североамериканские колонии не желали идти на разрыв с Англией, а хотели лишь снижения сумм налоговых отчислений в метрополию. Юридический опыт реализации механизма самоуправления североамериканских колоний представляет интерес в рамках изучения проблемы права наций на самоопределение, так как одновременно с развитием механизма самоуправления в США разрабатывались категории, составляющие юридическое содержание этого права («нация», «народ» и т.д.).

Декларация независимости США гласит: «В ответ на притеснения мы каждый раз подавали петиции, составленные в самом сдержанном тоне, с просьбой о восстановлении наших прав: в ответ на наши повторные петиции следовали лишь новые несправедливости»[10]. Однако, несмотря на указание определенных притеснений со стороны метрополии, стремление североамериканских колоний к приобретению независимости - это стремление изменить неустраивающие и тормозящие экономическое развитие правила производства и распределения материальных ценностей.

Отцами-основателями Соединенных Штатов Америки (Бенджамин Франклин, Джордж Вашингтон, Джон Адамс, Томас Джефферсон, Джеймс

Мэдисон) в Декларацию независимости США была вложена идея суверенитета власти народа, что наделяло его правом «учреждать правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых»[11]; «изменить или упразднить ее (власть, правительство) и учредить новое правительство»[12]. «Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью»[13]. Томасу Джефферсону принадлежит следующее высказывание: «Каждый человек и каждая общность людей, живущих на земле, обладает правом на самоуправление. Они получают его вместе с жизнью из рук природы»[14].

Для обозначения людей, проживающих на территории США, в Декларации независимости США 1776 г., Конституции США 1787 г. и Билле о правах 1791 г. используется термин «people» - народ[15], слово «нация» - «nation» практически не встречается. «Нация» в Конституции США используется в словосочетании «foreign Nation» (Articlel, Section 8)[16] для обозначения иностранных государств. В Билле о правах также используется исключительно слово «people» или словосочетание «the rights of people»[17] (права народа) (AmendmentIV).

Подытожив вышесказанное, можно заключить, что выработанный в североамериканских колониях подход к проблеме прав проживающей на территории колоний общности людей выразился в обозначении населения колоний термином «people» - «народ» и наделении этой общности правом самостоятельной организации управления на территории проживания посредством изменения формы правления или создания собственного правительства для достижения естественных, неотчуждаемых прав на жизнь, равенство, свободу и стремление к счастью.

Территориальный аспект в определении «народа» американскими авторами не используется, а перечисленные права принадлежат народу исходя из самого факта его существования. В основе механизма превращения европейских эмигрантов в американцев лежало создание новых принципов хозяйствования и производственных отношений. Таким образом, одна и та же «нация» стремилась «отделиться от самой себя», и в данном случае эта борьба не носила национально-освободительного характера, а также не являлась и борьбой за реализацию права на самоопределение.

Исторически сложившаяся пестрота национального состава европейских государств создала значительно больше предпосылок для возникновения теорий о праве наций и народов на самоопределение именно в Старом Свете. В Европе право на самоопределение выросло из идеи суверенных прав населения на территорию проживания и было использовано для укрепления позиций третьего (непривилегированного) сословия, ослабления абсолютизма и обоснования объединения с территориями, по тем или иным причинам выбывшими из состава государства. Несмотря на то, что США не являлись родоначальником идеи права наций на самоопределение, рассуждения американских мыслителей, государственных и политических деятелей стали примером и оказали огромное влияние на дальнейшую эволюцию этой идеи во взглядах и подходах авторов Декларации прав человека и гражданина 1789 г. и французских Конституций 1791, 1793 и 1795 гг. - Жильбера Ла Файета, Оноре де Мирабо, Эммануэля Мунье и Адриена Дюпора.

Отметим, однако, что, хотя само понятие «право наций на самоопределение» еще не было сформулировано в тот период, категории, составляющие юридическое содержание этого права, такие как субъект и способ реализации, уже рассматривались европейскими учеными, государственными и политическими деятелями.

В Европе постановка вопроса о нации связана с именами Жильбера Ла Файета, Оноре де Мирабо, Эммануэля Мунье, Адриена Дюпора, Жана Жака Руссо, Эмера де Ваттеля, Эммануэля-Жозефа Сийеса, Анри Грегуара, Джузеппе Мадзини, Паскуале Манчини, Теренцио Мамиани делла Ровере, Жозефа Эрнест Ренана, Джона Эмериха Эдварда Дальберг-Актона, Фридриха Ницше и других выдающихся мыслителей, которые пытались дать свое концептуальное определение этого феномена. Они рассуждали о нации и о правах, присущих ей, а в том числе и о праве на территорию и территориальное отделение.

Декларация прав человека и гражданина 1789 г. к числу неотъемлемых и естественных прав человека относила «свободу, собственность, безопасность и сопротивление угнетению»[18]. А для обозначения той общности людей, которой принадлежат указанные права, в Декларации как равнозначные используются термин «peuple» - «народ» и термин «nation» - «нация». В статье 3 Декларации провозглашалось: «Источником суверенной власти является нация. Никакие учреждения, ни один индивид не могут обладать властью, которая не исходит явно от нации»[19].

«Наряду с другими требованиями буржуазной демократии, провозглашалось также исключительное право народа на установление формы своего правления, допустимость территориальных изменений не иначе, как на основе свободно выраженного желания большинства населения данной территории, уважения учреждений, созданных с согласия народа»[20]. Смещение акцента в сторону национальных интересов (или интересов большинства граждан, проживающих на определенной территории), закрепление исключительного права народа на установление формы правления, а также возможности создания «народных учреждений» фактически представляли собой начало становления права на самоопределение как внутригосударственного, межотраслевого института права.

Французская теоретико-правовая мысль связывает вопрос национальной идентификации с гражданством, относя сюда такие критерии как место проживания, ценз оседлости, трудовую деятельность, уплату налогов, наличие собственности, семейно-родственные отношения. Именно устойчивая политико-правовая связь человека с государством, в конечном итоге выражавшаяся через предоставление избирательных прав без каких- либо ограничений, и вовлеченность человека в экономическую жизнь государства делают его представителем нации (или народа, учитывая равнозначность употребления терминов «nation» и «peuple» французскими авторами как в отношении населения Франции, так и в отношении населения иностранных государств).

Французскую нацию в соответствии с положениями конституции составляли французские граждане, которыми по конституции 1791 г. являлись: «...лица, родившиеся во Франции от отца-француза; лица, родившиеся во Франции и избравшие себе местожительство в королевстве; лица, родившиеся за границей от отца-француза, водворившиеся во Франции и принесшие гражданскую присягу; наконец, лица, родившиеся за границей и происходящие в любом числе поколений от француза или француженки, оставивших отечество по вероисповедным основаниям, но водворившиеся во Франции и принесшие гражданскую присягу. Лица, родившиеся за пределами королевства от родителей иностранцев и водворившиеся во Францию, становятся французскими гражданами после пятилетнего непрерывного пребывания в королевстве, если, кроме того, они приобретут здесь недвижимость или женятся на француженке, или оснуют сельскохозяйственное или торговое предприятие, а также, если они примут гражданскую присягу»[21].

Важным является и тот факт, что население французских колоний естественно входило в состав империи, но люди, проживающие там, не считались французскими гражданами, это лишало их возможности пользоваться полной совокупностью прав, присущих французским гражданам («...на французские колонии и владения в Азии, Африке и Америке, хотя они и составляют часть Французской империи, настоящая конституция не распространяется» (глава 5, раздел 7)).[22]

Принятые в дальнейшем французские законодательные акты одной из своих задач имели четкую регламентацию прав французской нации. Конституционный акт 1793 г. содержит следующие положения: «Суверенный народ есть совокупность всех французских граждан»[23]. С целью большего охвата разных категорий населения, термин «французский гражданин» трансформируется в Конституции 1793 г., и в дальнейшем гражданином Франции является «каждый родившийся и имеющий местожительство во Франции, достигший 21 года; каждый иностранец, достигший 21 года, проживающий во Франции в продолжение одного года, живущий во Франции своим трудом, приобретший собственность или женившийся на француженке, или усыновивший ребенка, или взявший на иждивение старика; наконец, каждый иностранец, имеющий, по мнению законодательного корпуса, достаточные заслуги перед человечеством, - допускаются к осуществлению прав французского гражданина»[24].

В главе II Конституции 1795 г. французский гражданин представлен так: «Каждый человек, родившийся и живущий во Франции, которому исполнился двадцать один год, записанный в гражданский реестр, проживающий на территории Республики и уплачивающий прямой, земельный или профессиональный налог, является французским гражданином. Являются гражданами те не обладающие налоговым цензом

французы, которые принимали участие в установлении Республики. Иностранец становится французским гражданином после того, как он достигнет двадцати одного года и объявит о своем намерении обосноваться во Франции, если он живет здесь в течение семи лет подряд, платит прямой налог и обладает, кроме того, земельной собственностью или торговым, либо сельскохозяйственным предприятием, или вступает в брак с француженкой. Только французские граждане могут голосовать на съезде избирателей для избрания выборщиков и быть призваны к исполнению конституционных функций»[25].

Безусловно, на появление Декларации прав человека и гражданина 1789 г., французских конституций и развитие идеи суверенитета нации и народа оказали влияние работы европейских философов и мыслителей. Французские и швейцарские просветители представляли «нацию» и «государство» как тождественные категории. Нация наделяется правом на независимое управление и борьбу за него; правом на расширение своей территории; правом создавать и изменять свою Конституцию; правом самостоятельно вручить власть тому, кому она пожелает; правом преобразовывать свое правительство. Нацией общность людей делало наличие законодательных органов и собственных общих законов (гарантий).

Жан Жак Руссо в трактате «Об общественном договоре, или принципах политического права»[26] разрабатывает идею создания нового устройства государства, при котором народы в составе государства будут равны перед требованиями закона. Руссо писал о коллективной республиканской свободе, которую личность обретает посредством отождествления себя с нацией и национальными интересами. «Воля нации как единого целого может быть реализована только при условии самоопределения народов»[27]. По мнению Руссо, только в этом случае общественный договор ведет к национальному согласию, национальной воле и национальному единству. Таким образом, Руссо рассматривал «нацию» как внутригосударственную категорию.

Продолжая рассматривать проблему нации и присущих ей прав, в противовес идеям Ж.Ж. Руссо, который рассматривал нацию как внутригосударственную категорию, Анри Грегуар представлял нацию как категорию международную, не ограниченную рамками государственного образования. Эти взгляды Анри Грегуара нашли отражение в проекте «Декларации по вопросам международного права». В ней были отражены права, принадлежащие нации как субъекту международного права. Декларация содержала следующие положения: «Народы по отношению друг к другу независимы и суверенны, каково бы ни было количество составляющих их лиц и размер занимаемой территории. Ни один народ не имеет право вмешиваться в правление других. Каждый народ - хозяин своей территории»[28]. Основополагающим признаком, превращавшим группу людей в субъект права, Анри Грегуар считал наличие собственной, суверенной территории, при этом смысловой дифференциации терминов «нация» и «народ» он не проводил.

Компромисс в представлениях о нации как о внутригосударственной или же международной категории нашел отражение в воззрениях Жозефа- Эрнеста Ренана. Он писал, что основу нации как самостоятельного субъекта права составляют «прежде всего дух и моральное начало, основывающееся на общем наследии прошлого, наследии, которое представляет собой длительное неразрывное прошлое взаимных гарантий, жертв, страданий, бедствий и катастроф, ... общее прошлое славы»[29]. Ренан в качестве определяющих признаков группы людей как нации выделял наличие общих законов (гарантий) и общности истории, которая выражалась в совместных жертвах, страданиях и бедствиях. Нацией общность людей делает общность истории, национально ориентированные органы и историческая связь с территорией проживания.

Схожие взгляды, но более ориентированные на представление нации как внутригосударственной категории, высказывал Эммануэль-Жозеф Сийес. Нация в его понимании это «группа людей, живущих под властью общих законов и представленных общей законодательной властью»[30]. Он считал, что нацией, общность людей делало наличие законодательных органов и собственного законодательства.

Идея суверенитета нации распространялась по странам Европы и в дальнейшем стала предметом размышлений швейцарских, голландских, английских, итальянских, немецких, австрийских ученых, философов, юристов, государственных и политических деятелей.

Эмер де Ваттель[31] в своих трудах писал: «Нации, или государства, являются политически едиными обществами людей, объединившихся, чтобы обеспечить совместными усилиями безопасность и свои выгоды»[32]. В данном случае между термином «нация» и «государство» ставится знак равенства, а основой объединения служит стремление к извлечению выгод и обеспечению собственной безопасности. К неотчуждаемым правам нации Эмер де Ваттель относил: право на самосохранение нации; на независимое управление и борьбу за него; право на расширение своей территории; право создавать и изменять свою Конституцию; право самостоятельно вручить власть тому, кому нация пожелает; право преобразовывать свое правительство.

Развивая учения о нации, Джон Эмерих Эдвард Дальберг-Актон рассматривал вопрос с теологических позиций. Он считал, что религиозность и национальность играют схожую роль и обосновывал это с точки зрения теологической теории. Дж. Дальберг-Актон видел в современной ему идее нации и национализма попытку постановки знака равенства между нацией и государством. Он считал ее утопичной и в корне противоречащей истинным правам и интересам наций: «Современная теория национализма в корне противоречит правам и интересам наций. Настаивая на национальной независимости, на том, что у всякой нации в принципе должно быть свое государство, она тем самым ставит в подчиненное положение любую другую нацию, оказывающуюся в границах национального государства. Она в принципе не может допустить равенства национальных меньшинств с основной нацией, образовавшей государство, ибо при этом государство перестает быть национальным, то есть вступает в противоречие с основным началом своего существования. Судьба национальных меньшинств определяется далее степенью гуманности и цивилизованности господствующего народа, заявляющего претензии на все права общины, и может в соответствии с этой степенью означать для них истребление, сведение на положение рабов, ущемление в правах, лишение защиты закона или же зависимое положение»[33].

Церковь, в представлениях Дж. Дальберга-Актона, действовала заодно с прогрессом и везде, где это было возможно, препятствовала изоляции наций. «Она всячески внушала народам представление об их взаимных обязанностях, а завоевания и феодальные инвеституры рассматривала как естественные средства возведения диких и отсталых наций на более высокую ступень цивилизации. И хотя она никогда не отстаивала неприкосновенности национальной независимости против случайных последствий феодального права, наследственных притязаний или завещательных перетасовок, она защищала вольности народов против уравниловки и централизации с энергией, внушенной совершенной общностью интересов»[34].

Идея национального государства, по мнению Дж. Дальберга-Актона, не способна при своем воплощении учитывать интересы «всех наций, проживающих в таком государстве». Размышляя в этом направлении, он также выступал с критикой империй как наднациональных государств. С ослаблением роли религии и отрицанием абсолютизма «нация», призванная стать новым механизмом государственного строительства, на самом деле еще больше разобщает людей, играя на исторической памяти об общности проживания.

Для итальянских мыслителей, юристов, государственных и политических деятелей проблема суверенитета нации имела значение в связи с борьбой за объединение Италии, что оказало влияние на развитие ее категорий, составляющих юридическое содержание права на самоопределение. В работах Джузеппе Мадзини употребляются и термин «народ», и термин «нация». Основополагающим признаком, позволяющим определить группу людей, как народ, является наличие общей территории проживания с учетом того, что в формировании этой территории важную роль играют географические особенности. Нация является более широким понятием, в ее состав могут входить разные народы, обладающие правом свободного выбора своего статуса. Мадзини писал, что принцип самоопределения можно применить не ко всем народам, и рассматривал его как основу для объединения, и пытался сформулировать пути реализации этого права[35].

Кроме того, Дж. Мадзини стал инициатором возведения принципа самоопределения в статус общепризнанного принципа международного права, с указанием на право нации формировать национальное государство. Он исходил из того, что суверенитет в данном случае принадлежит исключительно нации как единственному «толкователю самого высокого морального закона», т.е. источнику власти. Иначе по-разному понимаемая суверенность вела бы исключительно к насилию[36]. Предложение Дж. Мадзини на тот момент не получило международной поддержки и не было формализовано в правовых актах, однако, в дальнейшем данная идея нашла свое юридическое закрепление.

Другой итальянец - Паскуале Манчини - рассматривал нацию как «естественное общество людей, которое в результате общности территории, происхождения, нравов и языка сплотилось единством жизни и проникнуто социальным сознанием»[37]. Он представлял нацию как группу людей, населяющих одну территорию, характеризующуюся языковым единством и обладающую «национальным самосознанием».

Схожие идеи высказывал и Теренцио Мамиани делла Ровере. Он наделял нацию следующими признаками: 1) общая территория обитания; 2) общее происхождение; 3) общий язык, 4) общие привычки и обычаи, 5) общий опыт, общее историческое прошлое, 6) общие законы и общая религия[38].

Концепция итальянских авторов объяснима тем, что ряд пограничных территорий, таких как Тироль и Трентино, входивших в состав Австро- Венгрии, итальянцы считали исконно своими, и, соответственно, их выход из состава итальянского государства воспринимался весьма болезненно. Итальянская буржуазия пыталась добиться суверенитета для своей нации и акцентировала внимание на родственных связях и определенных этнонациональных характеристиках, тем самым пытаясь воздействовать на общественность.

Философская и правовая мысль российских ученых и мыслителей также не оставила вопрос о содержании дефиниций «нация» и «народ» без внимания. Уже в конце XVIII - XIX в. в России начинают формироваться концептуальные представления о понятии «нация».

Причиной этого процесса стала Великая Французская революция. «В революционной Франции нация заведомо понималась как надсословная общность, наделенная суверенитетом и правом политического представительства»[39]. Но следует отметить, что поиск русского эквивалента слова «нация» был не единственной проблемой. Помимо того, что слово «нация» было не вполне понятно простому народонаселению, остро стоял вопрос, кто же составляет нацию и, кто действует от ее имени. Так, например, М.М. Сперанский в своих работах не употребляет термин «нация», замещая его понятием народ как идентичным. Нация, по его мнению, формируется посредством политической практики[40].

XIX в. изобилует дискуссиями о понятии народного представительства и национального собрания - все эти вопросы неразрывно связанны с проблемой определения понятий «нация» и «народ». П.А. Вяземский в поисках перевода слов «нация», «национальный», «национальность» отмечал, что слово «национальный» в русском языке не существует, а слово «народный» отвечает двум французским словам: «populaire» и «national»[41].

В 1822 - 1825 гг. П.И. Пестель, погруженный в поиск русских слов для представления своих идей, в процессе написания проекта Конституции использует понятие «русский народ» в качестве синонима понятия «нация». Критериями, позволяющими идентифицировать общность людей как «другую нацию» П.И. Пестель считал подданство или гражданство; политическую лояльность; культурную идентификацию. «...П.И. Пестель воспринимает нацию (народ) как этнически открытую общность, связанную политическими узами гражданства и культурно-языковым единством»[42].

В XIX в. термин «нация» В России воспринимается как иностранный и используемый для определения иностранцев - людей принадлежащих к другим нациям. «Понятие нация вполне осознано использовалось в XVIII в. именно как инструмент внешнеполитической репрезентации. В XIX в. эта формула часто используется уже неосознанно: если Россия среди других, то нация, а, если речь идет только о России, вне сравнительного контекста, то естественнее употребить понятие народ»[43]. П.И. Пестель видел обязанностью нации принимать и объединять более мелкие общности людей (народы, малые народы, племена), вошедшие в состав государства. «Проект П.И. Пестеля — это, кажется, единственная попытка рассматривать всю империю как материал для строительства нации»[44].

В «Русской правде» П.И. Пестеля говорится о народе как о совокупности всех тех людей, которые «принадлежат» к одному и тому же государству и составляют гражданское общество, целью и смыслом существования которого является возможное «...благоденствие всех и каждаго»[45]. П.И. Пестель пишет о том, что все племена (народы) должны быть «слиты» в один Народ»[46]. А империя, в свою очередь, должна реорганизоваться и, преодолев языковую, культурную и конфессиональную неоднородность, объединить все проживающие на ее территории общности людей в один великий народ.

Размышляя о понятиях «народ» и «нация», П.И. Пестель разделяет основную массу всех жителей Российской империи на три группы: коренной русский народ; племена, присоединенные к России; иностранцы, живущие в России. К коренному Русскому народу П.И. Пестель относит «племя Славянское», в которое входят: россияне, населяющие Великоросские губернии; малороссияне, населяющие Черниговскую и Полтавскую губернии; украинцы, населяющие Харьковскую и Курскую губернии; жители

Киевской, Подольской и Волынской губерний, называющие себя «русснаками»; белорусы, населяющие Витебскую и Могилевскую губернии[47].

К числу различных племен, присоединенных к России, П.И. Пестель причисляет: финское, латышское, молдавское, татарское племена; кочующие и кавказские народы; восточные народы Сибири; еврейский народ; казаков и колонистов, поселенных в России; иностранцев, подданных и неподданных. Колониям Российской империи в Северной Америке П.И. Пестель считал необходимым в последствии предоставить самоуправление или покровительство.

В основу дифференциации перечисленных племен и народов

П.И. Пестель кладет такие аспекты как: территория расселения; наличие, помимо общеустановленных своих собственных форм, регуляции общественных отношений[48]; различность положения в общем составе государства; сохранение собственного языка, помимо общегосударственного (лингвистическое разнообразие); длительность времени проживания на той или иной территории; численность проживающих; образ жизни и вид промысла, географические и климатические особенности территорий проживания[49]; конфессиональные особенности; наличие иностранного или отсутствие российского подданства.

первой главе «Русской правды» П.И. Пестель рассуждает

относительно правил «благоудобства» и «народности» для населения, проживающего в Российской империи. П.И. Пестель выделяет следующие категории территорий в составе Российской империи, население которых никогда не пользовалось и никогда не сможет самостоятельно пользоваться независимостью. Поэтому оно всегда находилось под суверенитетом России или же какого-нибудь другого государства: Финляндия, Естляндия, Лифляндия, Курляндия, Белоруссия, Малороссия, Новороссия, Бессарабия, Крым, Грузия, племена Кавказа и Сибири и некоторые другие территории внутри государства. С точки зрения П.И. Пестеля, для «благоудобства» все они должны «отречься от права отдельной народности»[50].

В отношении Царства Польского П.И. Пестель делает следующее заключение, так как Польша долгое время обладала суверенитетом, она имеет право претендовать на самостоятельное существование и получить такую возможность, при условии объединения в рамках единого государства ранее принадлежавших ей территорий. Это фактически представляет собой такой способ реализации права на самоопределение как ирредентизм. П.И. Пестель заявлял, что так как ранее Польша имела свою государственность (читаем: народность), то право народности должно по справедливости превалировать над правом благоудобства в ее отношении.

В конце XVIII - начала XIX в. не малую актуальность приобретает проблема этнической разнородности империй и способов ее преодоления[51]. Это было вызвано увеличением территории Российской империи, в состав которой вошли Азов, Крым, казахские и сибирские земли; между Австрией, Пруссией и Россией были разделены земли Польского государства и т.д. Основательно разрабатываются такие способы преодоления гетерогенности империи, как ассимиляция и аккультурация.

После восстания декабристов и польского восстания 1830-1831 гг. началось отрицание нации и национального представительства. Печальный опыт как собственных, так и зарубежных социально-политических потрясений подталкивает русскую элиту к выработке новых подходов. Одним из них стала теория официальной народности графа С.С. Уваров. Он действуя на волне этих тенденций, предложил свою знаменитую формулу: «Православие, Самодержавие, Народность». С.С. Уваров полагал, что

Конституция и национальное представительство являются ложными и опасными преобразованиями для империи. Говоря о народности и самобытности С.С. Уваров имел ввиду государственный суверенитет.

Термин «нация» в первой половине XIX в. подвергается цензуре и для его замены, благодаря некоторой размытости использовали понятие народность. В.Г. Белинский, говорил о такой замене понятий следующее: «...Слово же народность именно есть одно из тех слов, которые потому только кажутся понятными, что лишены определенного и точного значения»[52].

В 1850-е-1860-е гг. термины «нация» и «национальный» вновь возвращаются в общественный дискурс. Одной из причин этого является всплеск национализма на окраинах империи. Вторая половина XIX в. представлена спорами и дискуссиями о вопросах «окраинного национализма и сепаратизма» и «консолидации и укрепления русской нации». В то же время начинает разрабатываться идея разграничения между русской нацией, русской национальной территорией и империей. М.Н. Катков в 1860-х гг. разрабатывает проблему нации в связке с «принципом национальности - праве наций на самостоятельное политическое существование» и принципе «целостности империи»[53]. Он утверждал: «Множество разнообразных племен, населяющих наше отечество, должны вполне, умственно и нравственно, подчиниться русской народности, как подчинены они Российскому государству»[54].

В свою очередь М.В. Юзефович, киевский противник украинского движения, в 1880-е гг. сформулировал лозунг «единой и неделимой России», который для него означал единство империи во всей ее полноте, но именно единство русской нации как объединяющей всех восточных славян[55].

В этот период тема нации и национализма была центральной и для В.С. Соловьева[56], который в своих рассуждениях фактически ставит знак равенства между понятиями «нация» и «народ».

XIX в. представлен концепциями этнической и культурно- психологической природы нации. Фридрих Ницше, Карл Каутский, Максимилиан Карл Эмиль Вебер, Отто фон Бисмарк, Карл Реннер в основе нации видели языковое и культурное единство. Нацию связывало «желание жить вместе». Так, например, Фридрих Ницше не ставил знак равенства между «нацией» и «государством». Нация, по мнению Ницше, это «естественное образование, а государство - продукт культуры»[57]. Именно государство, а не нация была для немецкого философа на первом месте. «У немцев государство - это не просто форма организации, но и сила, мощь, власть; не просто благо, а субъект действия»[58].

Карл Каутский достаточно обстоятельно разрабатывал идею нации и права наций на самоопределение. Работа Каутского «Национальность и международность» посвящена обоснованию идеологии интернационализма. Помимо этого, Каутский освещает понятие нации и консолидации наций, описывает интернациональные сферы культуры. Его труд «Освобождение национальностей» посвящен теоретической защите принципа политического самоопределения наций как противопоставление программам по насильственному присоединению одних государств другими. В данной работе затрагивается вопрос соотношения национальности и культуры. Каутский пишет: «Ни в одной другой стране вся политическая и даже общественная жизнь не стоит в такой мере под знаком национальности, как в Австрии, и вряд ли мы поэтому найдем в какой-нибудь другой стране такую богатую литературу, как там, по вопросам национальностей»[59]. И такое положение вещей совсем не удивительно, так как подписанное в марте 1867 г. Австро-венгерское соглашение, превратившее Австрийскую империю в Австро-Венгрию, привело к появлению государства с очень разнообразным национальным составом. Многие авторы в своих работах справедливо сравнивают Австро-Венгрию с пестрым одеялом, сотканным из множества самых разных национальных лоскутов. В своих трудах Каутский выстраивает интересную теорию развития национальности в Европе, в его представлении «крупный торговец не мог ограничиться незначительным районом, как крестьянин или ремесленник. Для него, насколько лишь это возможно, должен быть открытым весь мир; он старается захватить в свои руки все новые и новые рыкни»[60]. Купцы, образованные люди и путешественники становятся «посредниками интернациональной культурной общности. С их деятельностью в жизнь европейских народов привносится национальное сознание. Вместе с развитием международных отношений («на первых порах преимущественно торговых») развивается и интернациональная культура.

Каутский отмечает, что в результате этого развивается «космополитизм, который чувствует себя как дома всюду, где только можно иметь какой-либо заработок»[61].

С развитием торговли средневековой универсальности противопоставляется национальность. Происходит процесс сужения интересов конкретных национальных групп в пределах собственной нации. Каутский объясняет это тем, что противоречия на мировом рынке переходят на национальный уровень. Это в свою очередь вызывает стремление к единству и усилению нации. Схема проста: национальная общность производит определенное количество продукции, которая предназначена не просто для собственного потребления, а для продажи на внутригосударственном или международном рынке; успех торговца, который ее будет продавать (под успехом следует понимать прибыль от продажи) зависит от национальной силы: «чем сильнее было отечество, нация, тем сильнее был и купец заграницей, тем значительнее были его барыши»[62].

Вопрос о праве наций и народов на самоопределение не остался без внимания основоположников марксизма. Ф. Энгельс высказывался категорически против «всеобщего права наций» и считал, что оно присуще только большим историческим нациям[63]. Им была создана теория «контрреволюционности малых народов и национальных обломков». В 1849 г. в труде «Демократический панславизм» Ф. Энгельс указывал на то, что маленькие национальности не способны к самостоятельному существованию и неизбежно должны быть контрреволюционными. Он также утверждал, что кроме поляков, русских и турецких славян, ни одни славянский народ не имеет будущего по той простой причине, что у всех остальных славян отсутствуют необходимые исторические, географические, политические и промышленные условия самостоятельности и жизнеспособности. Таким образом, Энгельс фактически перечисляет критерии, позволяющие определить этнонациональную общность, обладающую правом на самоопределение. «Народы, которые никогда не имели своей собственной истории, которые с момента достижения ими первой, самой низшей ступени цивилизации уже подпали под чужеземную власть или лишь при помощи чужеземного ярма были насильственно подняты на первую ступень цивилизации, нежизнеспособны и никогда не смогут обрести какую-либо самостоятельность»[64].

В дальнейшем теорию о «контрреволюционности национальных осколков» Ф. Энгельс обосновывает в статье того же 1849 года «Борьба в Венгрии». Он пишет: «Нет ни одной страны в Европе, где в каком-нибудь уголке нельзя было бы найти один или несколько обломков народов, остатков прежнего населения, оттесненных и покоренных нацией, которая позднее стала носительницей исторического развития»[65]. Продолжая данную мысль, Энгельс соглашается с позицией Ф. Гегеля, утверждая, что эти обломки народов становятся каждый раз фанатическими носителями контрреволюции и остаются таковыми до момента их уничтожения или полной утраты своих национальных особенностей.

Рассматривая вопрос о праве больших национальных образований Европы на политическую независимость, Ф. Энгельс пишет, что это право не могло не получить признания в особенности со стороны рабочего класса, однако, фактически это было не что иное, как признание за другими большими, сильными и жизнеспособными нациями тех же прав на самостоятельное национальной существование, каких рабочие в каждой отдельной стране требовали для самих себя. Но это признание и сочувствие национальным стремлениям относилось только к большим и четко определенным историческим нациям Европы: Италии, Польши, Германии, Венгрии, Франции, Испании, Англии, Скандинавии, которые

не были разделены и не находились под иностранным господством[66]. Такое положение вещей четко указывает на то, что, несмотря на естественную природу права на самоопределение, некоторые этнонациональные общности в XVIII-XIX вв. вынуждены были отстаивать или «добывать» право на самостоятельное, суверенное существование силой, о самоопределении общностей, не имевших ранее государственности или давно ее утративших, речи не велось.

На рубеже XIX-XX вв. процесс развития национальных интересов ускоряется по мере того, как капитал овладевает торговлей и производством товаров. Вместе с этим возрастает ценность и значимость рабочей силы.

Так как «чем выше стоит промышленность, чем меньше стеснено товарное обращение внутри страны, чем больше вывоз, чем благоприятнее торговые договоры, чем значительнее барыши капиталистов, тем выше также и плата, которую получает крестьянин»[67]. Точно такой же процесс происходит в отношении рабочего. Таким образом, крестьяне и рабочие тоже становится заинтересованными в единстве и силе собственной нации. остановимся более подробно на рассмотрении этого процесса.

Стремление к национальному самоопределению - это, по сути, попытка получить возможность самостоятельно установить новые условия и правила распределения материальных ценностей, социальных благ и производственных ресурсов среди членов национальной общности. Представители низовых классов хотят иметь равный доступ к социальным благам и материальным ценностям и пользоваться правом собственности без притеснений. Для того чтобы иметь возможность изменять правила распределения социальных благ и материальных ценностей, необходимо иметь избирательные права. И эти права предоставляются крестьянам и рабочим в обмен на всеобщую воинскую обязанность. Защищая государство, человек защищает принадлежащие ему социальные блага и материальные ценности, а, значит, защищает право собственности (институт собственности). Защищая право собственности, человек защищает право в принципе, а так как право - это правила распределения, то, следовательно, человек защищает эти правила распределения. Но, если человек их защищает, значит, он должен иметь право изменять эти правила, если его что-то не устраивает. Для этого ему нужно иметь избирательные права для лоббирования своих интересов.

В дальнейшем, признание право наций на самоопределение получает в конце XIX в., после Берлинского конгресса 1878 г. В этот период происходит переход от определения категорий, составляющих право на самоопределение, к проблеме правового обеспечения реализации права на самоопределение.

В конце XIX - начале XX в. право наций и народов на самоопределение становится предметом интереса политиков и постепенно начинает превращаться в инструмент реализации геополитических притязаний. Каждое из крупных европейских государств ставило целью своей политики с одной стороны - сохранение входящих в их состав территорий, а с другой - прирост этих территорий за счет соседних государств. Это, в свою очередь, привело к нарастанию неразрешимых противоречий, и в конечном итоге стало одной из важнейших причин разразившейся в 1914 г. Первой мировой войны.

В указанный период происходит распад крупных империй: Российской, Австро-Венгерской, Г ерманской, Османской, что создает благодатную почву для воплощения различных форм реализации права на самоопределение. Четкое понимание необходимости использования права народов на самоопределение для воплощения геополитических притязаний возникает уже с началом Первой мировой войны и появлением революционных идей в Российской империи. Правительство большевиков попыталось реализовать выдвинутый еще в 1914 г. лозунг заключения немедленного мира без аннексий и контрибуций, бывший в то время довольно популярным в уставшей от войны Европе, и выдвинуло идею права наций на самоопределение в качестве основы национального государственного строительства.

Следует отметить, что в отечественной науке установилось общее мнение относительно первенства отечественной политико-правовой мысли в вопросах теоретической разработки и практической реализации права наций и народов на самоопределение. В частности именно В.И. Ленин был первым, кто воспринял и разработал принцип самоопределения народов как «международный политический инструмент» и как критерий для освобождения всех зависимых народов[68]. Труд Ленина «О праве наций на самоопределение»[69], изданный в 1914 г., во многом объясняет позицию социал-демократов в отношении принципа самоопределения народов. Определяющим признаком субъекта самоопределения В.И. Ленин называет «единство языка». Положение лингвистического принципа в основу идентификации субъекта права наций и народов на самоопределение является прогрессивной и актуальной идеей того времени. Еще одним критерием, по мнению В.И. Ленина, является «экономическое развитие» территории, население которой реализует право на самоопределение. Это означает, что не каждая нация, народ или любая другая, исторически сложившаяся как коллективная личность группа людей в составе империи, имеет право на самоопределение, а та, на территории которой сложились более развитые капиталистические тенденции.

Большой интерес представляют тезисы «Социалистическая революция и право наций на самоопределение», изданные В.И. Лениным в 1916 г. Внутриполитическая концепция в период становления Советского государства относительно прав народов на самоопределение базировалась на следующих трех компонентах: 1) этнические группы должны быть ориентированы на самостоятельный путь развития; 2) реализация принципа должна обязательно привести к освобождению всех колониальных стран, т.е. фактически к антиколониальной борьбе; 3) реализация принципа должна была запретить аннексию земель против желания населяющих их народов, что неизменно сталкивалось с территориальным переделом имперских границ и вполне оправдывалось, учитывая положение, в котором оказалась Россия в ходе войны. В.И. Ленин писал: «Мы требуем свободы самоопределения, т.е. независимости, т.е. свободы отделения угнетенных наций не потому, чтобы мы мечтали о хозяйственном раздроблении или об идеале мелких государств, а, наоборот, потому, что мы хотим крупных государств и сближения, даже слияния, наций, но на истинно демократической, истинно интернационалистской базе, немыслимой без свободы отделения»[70].

Следует отметить, что политическая стратегия в национальном вопросе для марксистов-ленинцев состояла в достижении максимально тесного на данном этапе развития сближения наций через обеспечение полной свободы реализации ими права на самоопределение, чтобы прийти к их добровольному братскому единству на основе социализма[71].

Учитывая особенности того времени, вызванные рядом социальнополитических потрясений, произошедших в начале XX в., В.И. Ленина, естественно, несла в себе революционный и политический аспекты и рассматривала принцип самоопределения как «инструмент», способный послужить делу социалистической революции. В труде «О праве наций на самоопределение» он писал: «Теоретически нельзя ручаться наперед отделение ли данной нации или ее равноправное положение с иной нацией закончит буржуазно-демократическую революцию; для пролетариата важно в обоих случаях обеспечить развитие своего класса; буржуазии важно затруднить это развитие, отодвинув его задачи перед задачами «своей» нации. Поэтому пролетариат ограничивается отрицательным, так сказать, требованием признания права на самоопределение, не гарантируя ни одной нации, не обязуясь дать ничего насчет другой нации»[72]. В своих трудах В.И. Ленин ставил задачу подчинения борьбы народов за самоопределение непосредственно целям и задачам революции.

Разрабатывая советский концепт реализации данного права, В.И. Ленин решительно отмежевывался от возникшей в период перехода к цивилизации нового времени идеи «государства-нации», положенной в основу европейского подхода к реализации права наций и народов на самоопределение. Большевикам приходилось перманентно корректировать свой политический курс, поскольку что провозглашенный принцип права наций на самоопределение был тесно связан с формой государственного устройства. Свобода отделения, как форма реализации права наций и народов на самоопределение, неизбежно вступает в противоречие с формой организации государственного единства и территориальной целостностью государственного образования. «Как известно, В.И. Ленин и его сторонники еще задолго до прихода к власти, отвергали существовавшую форму государственного устройства России, называя Российскую империю "тюрьмой народов". В то же время большевики, будучи сторонниками централизации и унитаризма, до 1917 г. отрицательно относились к федерации»[73].

Такая аберрация зрения вполне объяснима в период становления Советской власти. С одной стороны, абсолютно закономерным и логичным было стремление сохранить в составе нового государства старые территории, так как выход той или иной части из его состава неизбежно ставил под угрозу безопасность и экономическое благополучие страны. С другой стороны, было необходимо придерживаться взятого политического курса и провозглашенных принципов.

Определенный вклад в развитие принципа права наций на самоопределение внес И.В. Сталин. Рассуждая о вопросах государственного устройства в своих трудах он писал следующее: «...в России принудительный царский унитаризм сменяется федерализмом добровольным для того, чтобы с течением времени федерализм уступил место такому же добровольному и братскому объединению трудовых масс всех наций и племен России. Федерализму в России суждено, как и в Америке и Швейцарии, сыграть переходную роль - к будущему социалистическому унитаризму»[74]. И.В. Сталин определяет нацию как «исторически сложившуюся устойчивую общность людей, возникшую на базе общности четырех основных признаков, а именно: на базе общности языка, общности территории, общности экономической жизни и общности психического склада, проявляющегося в общности специфических особенностей национальной культуры»[75].

Несмотря на глубокую и прогрессивную проработку принципа права на самоопределение, воззрения большевиков отличались некой ангажированностью ввиду подчинения идеи права на самоопределение задачам и целям революции.

В начале XX в. идея принципа права народов на самоопределение была дополнена и развита еще одним политическим деятелем - американским президентом В. Вильсоном. Он разработал концепцию разрешения вопросов послевоенного геополитического устройства континентальной Европы и в последствии составил 14 пунктов. Эти пункты В. Вильсон перманентно дополнял и развивал в соответствии с политическими условиями и собственными политическими интересами. Его подход к послевоенному устройству мира весьма интересен. Существуют различные точки зрения относительно того, «в чьих» интересах действовал В. Вильсон, создавая свою концепцию. Одни ученые критикуют его за то, что он преследовал сугубо личные политические интересы, другие считают, что это не так. Вильсон высказывал четыре критерия «успешного урегулирования» послевоенного мира: «1) «мир без победы»; 2) «мир между равными»; 3) «мир должен быть гарантирован определенной силой, которая превосходила бы силу любой из наций, ныне вовлеченной в войну или любого из сформированных до сих пор союзов»; 4) «правительства по справедливости получают свою власть в результате согласия управляемых, и никто не имеет права передавать народы от одного суверена к другому, как если бы они были их собственностью»»[76].

Первый критерий был весьма сомнительным, тем более Вильсон «забыл» о нем после вступления США в войну. «Мир между равными» означал равенство прав наций, заключающих мир, гарантии, которыми они обмениваются, не должны учитывать какие-либо различия. Третий критерий был предпосылкой создания Лиги наций. Четвертый критерий есть ничто иное, как переформулированный демократический принцип «управления с согласия управляемых». Вильсон приводил два аргумента в поддержку этого принципа. Во-первых, именно народное согласие делает власть легитимной - это одно из требований демократии. Во-вторых, он был уверен, что «мир, который не будет признавать и принимать эти принципы, неизбежно будет нарушен»[77].

Фактически к трем составляющим принципа права на самоопределение, разработанных В.И. Лениным, Вильсон добавил четвертую составляющую: необходимость предоставления свободного выбора органов государственной власти и политических лидеров на основе всенародного голосования. Такое положение вещей ведет к совмещению понятий «самоопределение» и «самоуправление». Вильсон применил опыт и модель возникновения и развития «американской нации» для урегулирования и разрешения геополитических вопросов послевоенного мира.

Вильсон пишет: «Мы рады... сражаться за конечный мир всего мира и за освобождение народов, включая и германский народ, - заявил он, - за права великих и малых народов и за привилегию человеческого рода повсюду самим решать вопрос о том, как жить и кому подчиняться. Миру должна быть обеспечена демократия»[78].

Сначала Вильсон высказывался только о праве народов выбирать такое правительство, при котором им (народам) будет более удобно жить. Таким образом, предлагалась идея «внутреннего самоопределения». Несколько позже американский президент сформулировал принцип «внешнего самоопределения», согласно которому любой народ мог бы выбирать такую форму суверенитета, которую хотел. Одновременно Вильсон выдвинул принцип невмешательства извне во внутренние дела государства.

Исходя из основных положений и идей, заложенных еще в американской Конституции, Вильсон в конце войны и в ходе последующих мирных переговоров выступал как сторонник принципа национального самоопределения. Его концепция не была неизменной - он дополнял и развивал ее, сообразуясь с политической обстановкой. Конкретизируя свою идею относительно демократического принципа «управления с согласия управляемых», Вильсон говорил: «...отныне всем народам, которые прежде жили под властью государств, поддерживающих враждебные им веру и принципы, должна быть гарантирована неприкосновенность и безопасность жизни, веры, экономического и социального развития»[79].

Таким образом, Вильсон стал одним из инициаторов развития и разработки концепции национального самоопределения (Nationself- Determination)[80]. Требуя чуть ли не всеобщего признания необходимости послевоенного мироустройства в соответствии с «всеобщим» принципом права на самоопределение, В. Вильсон, выдвигая свои «Четырнадцать пунктов», преследовал цель дестабилизации национальных отношений в Австро-Венгерской, Германской, и Османской империях, являвшихся для США соперниками.

Госсекретарь США Р. Лансинг в 1918 г. подверг идеи Вильсона жесткой критике. По его мнению Вильсон явно не до конца понимал масштаб изменений и преобразований, которые могла вызвать реализация принципа права на самоопределение на международном уровне. «...Чем больше я думаю о программе В. Вильсона относительно права народов на самоопределение, - писал Р. Лансинг, - тем больше я убеждаюсь в опасности принятия столь быстрых решений. Это связанно, прежде всего, с возможностью создания неприятностей во многих странах мира. Необходимо задуматься, какой эффект это будет иметь. Эти идеи поднимут надежды, которые никогда не смогут сбыться. .Какое бедствие, что эта фраза вообще была произнесена! Какую нищету она принесет!»[81].

В. Вильсон, предполагая, что прекрасно понимал, что «всеобщая» реализация права наций на самоопределение в континентальной Европе после Первой мировой войны никак не сможет отразиться на территориальной целостности США, а отсутствие надлежащего юридического обеспечения его реализации позволит решить ряд территориальных споров исключительно в собственных политических интересах. Руководство США не беспокоила возможная эскалация этнонациональных противоречий, которая неизбежно должна была возникнуть в случае провозглашения права на самоопределение одним из принципов международного права.

В 20-е гг. XX в. право наций на самоопределение рассматривалось идеологами фашизма. Так в 1920 г. А. Гитлер предложил «Двадцать пять пунктов», ориентированных на защиту интересов немецкого народа, и на объединения всех немцев на основе права на самоопределение в «Великую Германию»[82].

Во время Второй мировой войны (1939-1945 гг.) Ф.Д. Рузвельт и У. Черчилль объявили, что самоопределение является одной из целей этого военного конфликта[83]. Однако, в 1941 г., У. Черчилль заявил, что принцип самоопределения является возможностью восстановления суверенитета, самоуправления и национальной жизни государств и наций Европы после разгрома нацизма и не относится к колониальным народам[84].

Во второй половине XX в. право наций на самоопределение рассматривается как инструмент разрешения проблемы самоопределения колониальных народов. Дж. Неру[85] активно участвовал в кампании «несотрудничества» с колониальными властями, выступая за ненасильственную реализацию права наций на самоопределение колониальными странами.