Проблема использования «пыточных технологий» в деятельности должностных лиц правоохранительных органов, вовлеченных в орбиту оперативно-разыскного и уголовного процессов, борьба с пытками, другими жестокими, бесчеловечными или унижающими достоинство видами обращений, являются актуальными для многих государств мира, в том числе - и для России.

Л.А. Зашляпин в своем исследовании отмечал, что 86% опрошенных адвокатов Читинской области считали, что наиболее часто именно следователи и дознаватели (оперативные работники) допускают преступное принуждение к даче показаний[1]. Опрошенные И.В. Буневой 270 сотрудников милиции и прокуратуры не только подтвердили тот факт, что отмечают выше адвокаты, но свидетельствуют о более широком распространении этого недопустимого в демократическом обществе явления. Только 4% из опрошенных утверждали, что не применяют незаконных методов при получении показаний[2]. Жестокий прессинг со стороны сотрудников правоохранительных органов приводит к тому, что обвиняемые признаются даже в совершении наиболее тяжких преступлений - убийств. Данные В.И. Санькова по Воронежской области за несколько лет свидетельствуют о том, что из 14 лиц, обвинявшихся в убийстве, невиновность которых впоследствии была доказана и уголовное преследование прекращено по реабилитирующим основаниям, 12 признались в совершении преступления в результате применения к ним пыток и иных незаконных методов[3].

Подозреваемый, обвиняемый в результате применения к нему со стороны работников правоохранительных органов незаконных методов на допросах у дознавателя, следователя, в суде «добровольно» дает показания о совершенном преступлении, которые могут быть как истинными (подозреваемый, обвиняемый, действительно, виновен, совершил преступление, но признание в совершении им преступления дал лишь после применения к нему насилия и пыток), так и ложными, в том числе - оговор, самооговор. С таких недопустимых доказательств и начинается цепь следственных, прокурорских и судебных ошибок, а, подчас, и преступлений (к примеру, халатность), совершаемых при этом дознавателями, следователями, прокурорами и судьями.

Наше исследование, проведенное в Средне-Сибирском регионе в 2002-2013 годах, показало, что в 7% случаев во время предварительного расследования и в 12% случаев в ходе судебного разбирательства уголовного дела обвиняемые, (а также их защитники, законные представители) делали заявления о применении к ним в процессе дознания или предварительного следствия незаконных методов ведения расследования (чаще всего угрозы, избиение оперативными работниками или содержание в так называемых «пресс-хатах» СИЗО, и др.)[4].

А.А. Васяев, исследуя данную проблему, пришел к выводу, что по 74% уголовных дел подсудимыми делаются заявления о применении к ним незаконных методов ведения следствия. Ученый критически анализирует прокурорские проверки по этим заявлениям, а также действия суда по проверке данных заявлений. Считает, что «переломить такое положение дел возможно только при условии повышения квалификации (профессионального уровня, укрепления нравственных устоев) сотрудников правоохранительных органов и ориентирование их на соблюдение прав и законных интересов личности»[5]. Безусловно, это благое пожелание, но без компенсирующих это негативное явление процессуальных механизмов сложно обойтись.

В международном праве отличаются три категории запрещенного поведения.

Пытка - намеренное бесчеловечное обращение, вызывающее весьма серьезные и жестокие страдания.

Бесчеловечное обращение - нанесение сильных физических и нравственных страданий.

Унижающее достоинство обращение - плохое обращение, направленное на то, чтобы вызвать у жертв чувство страха, боли и неполноценности, которые могут унизить и опозорить их и, возможно, сломать их физическое или моральное сопротивление[6].

К сожалению, все эти три варианта недозволенного поведения, чаще всего - оперативных сотрудников, присутствуют в нашем уголовном процессе и оказывают искажающее воздействие на результаты расследования, то есть способствуют появлению по уголовным делам следственных и судебных ошибок.

Это значит, что проблема, связанная с действием подобного рода негативных факторов в уголовном процессе, остается. Остается надолго и является стимулом как для фундаментальных научных исследований, так и для поиска оптимальных решений, связанных с судебно-правовой реформой в нашей стране[7].

Статья 3 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - ЕКПЧ) гласит, что «никто не должен подвергаться пыткам или бесчеловечным или унижающим его достоинство обращению или наказанию». Государство ни при каких обстоятельствах не имеет права отступать от требования этой статьи, что неоднократно подчеркивалось Европейским судом по правам человека (далее - ЕСПЧ или Суд).

Крайне тревожным выглядит и то обстоятельство, что по статьям 2 (право на жизнь) и

3 (запрет пыток) - ЕКПЧ Суд в отношении России выносит ежегодно значительное количество Постановлений.

Ст. 3 ЕКЧП, как Суд уже много раз отмечал[8], «охраняет одну из основных ценностей демократического общества. Даже в наиболее сложных обстоятельствах, таких как борьба против организованного терроризма или преступности, Конвенция совершенно четко запрещает пытки или бесчеловечное, или унижающее достоинство обращение или наказание. В отличие от большинства материально-правовых положений Конвенции и Протоколов №1 и

4 статья 3 не предусматривает исключений, и не разрешается ее частичная отмена: согласно статье 15, она не перестает действовать даже в случае чрезвычайного положения, угрожающего существованию нации»[9].

Никакая ситуация крайней необходимости не может оправдать применение пыток, бесчеловечного и унижающего достоинство обращения.

ЕСПЧ указывает, что «независимо от того, какое воздействие оказали на исход уголовного судопроизводства признательные показания, полученные от заявительницы под давлением, это доказательство сделало уголовное разбирательство несправедливым..., в настоящем деле было допущено нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции»[10].

Суд также указывает, что статья 3 «категорически запрещает пытки и бесчеловечное и унижающее достоинство обращение и гарантирует ее применение вне зависимости от предосудительной природы поведения личности»[11].

На наш взгляд, использование в доказывании недопустимых показаний подсудимого, полученных в результате применения к нему незаконных методов со стороны оперативных работников, следователей и т.д., не замеченных (невыявленных, нераспознанных) или, что страшнее, проигнорированных судьей, есть грубая судебная ошибка (в нашей классификации - фундаментальная ошибка) или, подчас, даже преступная халатность судьи.

Невыявление субъектами, ведущими уголовный процесс, ошибок, связанных с провокациями в оперативно-разыскной деятельности

На сегодняшний день устойчиво сохраняются преступные намерения определенного круга лиц. И если эти намерения касаются интересов личности и государства, частного бизнеса, то проблему необходимо решать самыми результативными средствами. Однако нередко правоохранительные органы настолько увлекаются служебными интересам и показателями раскрываемости, что, не задумываясь, применяют способы, которые самым непосредственным образом нарушают права человека, а деятельность сотрудников правоохранительных органов, направленная на борьбу с преступлениями, фактически эти преступления порождает («клонирует»).

По мнению А.С. Горелика, «государство заинтересовано в том, чтобы раскрывались все совершенные преступления, но не стремится к тому, чтобы путем провокаций увеличивалось количество преступлений или искусственно создавалась видимость их совершения и обнаружения там, где никто не намеревался стать преступником»[12].

В силу многих причин, вытекающих из характера функционирования органов, осуществляющих оперативно-разыскную деятельность, провокация как метод борьбы с преступностью и раскрытия преступлений очень распространена и активно «культивируется» в правоохранительной системе.

Тема провокации на современном этапе выходит за пределы государства и приобретает особое звучание на международной арене, когда права индивида находят свою защиту в Европейском Суде по правам человека.

В этой связи весьма актуальной проблемой теории и практики оперативно-разыскной деятельности является определение допустимых пределов (в первую очередь с правовой точки зрения) процедуры реализации оперативной информации с тем, чтобы действия оперативных сотрудников не превратились в провокацию преступлений[13].

Уголовный закон России устанавливает уголовную ответственность за провокацию взятки либо коммерческого подкупа (статья 304 УК РФ). Однако остались за сферой уголовно-

правовой регламентации такие виды провокационных действий, как провокации кражи, незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ и т.д.

С.В. Познышев считал, что «полиция должна предупреждать и пресекать преступления, а не создавать их сама; провокация противоречит цели полицейской деятельности, и, как средство грязное и противное закону, не должна быть допускаема и разрешаема. Таким образом, если целью деятельности подстрекателя является изобличение подстрекаемого в совершении преступления или попытке его совершения, то подобная «благородная» цель не исключает привлечения его к уголовной ответственности за провокацию преступления»[14].

А.А. Пионтковский писал, что в отличие от подстрекателя провокатор «руководствуется не стремлением в своей деятельности причинить вред объекту, на который направлено действия исполнителя, а стремлением изобличить преступника и передать его в руки государственной власти»[15].

Уголовные дела, имеющие провокационную природу, таят в себе большую опасность следственных, прокурорских, судебных ошибок из-за своей искусственности, неполной «настоящности».

Статья 89 УПК РФ в категоричной форме запрещает использовать в процессе доказывания по уголовным делам результаты оперативно-разыскной деятельности, если они не отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам настоящим Кодексом.

Главные требования к доказательствам изложены в ст. 75 УПК РФ («Недопустимые доказательства»), ст. 88 УПК РФ («Правила оценки доказательств»).

Не вызывает сомнений то обстоятельство, что опасность провокационного пути в получении доказательств для уголовного судопроизводства таится при проведении оперативно-разыскных мероприятий, особенно таких, как проверочная закупка, контролируемая поставка, оперативный эксперимент (п. п. 6, 13, 14 ст. 6 Закона РФ «Об оперативно-розыскной деятельности»).

Ученые-правоведы не часто, но с тревогой высказываются по проблеме провокаций в уголовном процессе, идущих с подачи сотрудников оперативных подразделений правоохранительных органов. [16]

К сожалению, несмотря на признание юрисдикции ЕСПЧ после ратификации Конвенции, российские правоохранительные органы длительное время не учитывали соответствующие правовые позиции ЕСПЧ относительно недопустимости провокации преступления, активно используя провокационные методы в оперативно-разыскной деятельности. Неудивительно, что подобная практика стала предметом неоднократных жалоб российских граждан в ЕСПЧ, который принял по этому вопросу целый ряд постановлений, констатирующих, что полицейская провокация нарушает положения Конвенции.

Первым из них стало Постановление ЕСПЧ от 15 декабря 2005 г. по делу "Ваньян (Vanyan) против Российской Федерации", жалоба N 53203/99. Впоследствии отраженные в нем правовые позиции получили развитие в Постановлениях ЕСПЧ от 26 октября 2006 г. по делу "Худобин (Khudobin) против Российской Федерации", жалоба N 59696/00; от 4 ноября 2010 г. по делу "Банникова (Bannikova) против Российской Федерации", жалоба N 18757/06; от 2 октября 2012 г. по делу "Веселов и другие (Veselov and others) против Российской Федерации", жалобы N 23200/10, 24009/07 и 556/10.

Обобщение практики ЕСПЧ позволяет выделить отличительные признаки полицейской провокационной деятельности и выработать критерии ее отграничения от правомерных оперативно-разыскных мероприятий. Использование данных критериев позволяет избегать ошибок в досудебном и судебном производстве по уголовным делам[17].

[1] Зашляпин Л.А. Основы методики расследования должностной преступной деятельности следователей и дознавателей: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 1993. С. 3.

[2] Бунева И.Ю. Уголовная ответственность за принуждение к даче показаний: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Омск, 2002.

[3] Саньков В.И. Тактика допроса лица, признающегося в совершении убийства // Юрид. зап. 1999. Вып. 10. С. 79.

[4] См.: Назаров А.Д. Следственные ошибки в досудебных стадиях уголовного процесса; Назаров А.Д. Влияние следственных ошибок на ошибки суда; Назаров А.Д. Фундаментальные ошибки в уголовном судопроизводстве России; Назаров А.Д. Вопросы имплементации Европейского стандарта проведения эффективного расследования в уголовное судопроизводство России // Российская юстиция. 2010. №11. С. 73-74; Назаров А.Д. Деятельность суда в выявлении доказательств, полученных в результате применения недозволенных (незаконных) методов // Российский судья. 2010. №11. С. 29-31; Назаров А.Д. Несоблюдение в уголовном судопроизводстве конституционных прав и свобод человека и гражданина, связанных с применением незаконных методов в деятельности оперативных работников // Журнал СФУ. Сер. Гуманитарные науки. 2011. Т. 4. №2. С. 267-273; Назаров А.Д. Европейский стандарт эффективного расследования - надежный механизм защиты от пыток в деятельности новой полиции России // Актуальные проблемы борьбы с преступностью в Сибирском регионе: сб. матер. / Отв. ред. Д.Д. Невирко. Красноярск, 2011. С. 125-129 и др.

[5] Васяев А.А. О применении недозволенных методов ведения следствия в отношении подозреваемых (обвиняемых) в уголовном судопроизводстве // Система отправления правосудия по уголовным делам в современной России как социальное взаимодействие личности и государства (Текст): сборник научных статей: в 2 ч. Ч. 2 / ред. кол. Т.К. Рябинина [и др.]; Курск, 2009. С. 195-200.

[6] Гомьен Д. Европейская конвенция о правах человека и Европейская социальная хартия: право и практика. М., 1998. С. 136.

[7] Бойков А.Д. Третья власть в России. Очерки о правосудии, законности и судебной реформе 1990-1996 гг. М., 1997. С. 47-48.

[8] Denmark v. Greece, Norway v. Greece, Sweden v. Greece, Netherlands v. Greece [Электронный ресурс]: Decision of the Commission of 31 May 1968: App. No. 3321/67, 3322/67, 3323/67, 3344/67 // Сайт Европейского суда по правам человека. Электрон. дан. Систем. требования: Adobe Acrobat Reader. URL: http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-73020 (дата обращения 02.02.2017).

[9] Aksoy v. Turkey [Электронный ресурс]: Judgment of 18 December 1996: App. No 21987/93 // Сайт Европейского суда по правам человека. Электрон. дан. URL: http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-58003 (дата обращения 06.03.2016).

[10] Mastepan v. Russia [Электронный ресурс]: Judgment of 14 January 2010: App. No 3708/03 // Сайт Европейского суда по правам человека. Электрон. дан. URL: http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-96693 (дата обращения 02.02.2017)

[11] Costello-Roberts v. United Kingdom [Электронный ресурс]: Judgment of 25 March 1993: App. No 13143/87 // Сайт Европейского суда по правам человека. Электрон. дан. URL: http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001- 57804 (дата обращения 06.03.2016)

[12] Горелик А.С. Преступления против правосудия. СПб., 2005. С. 179.

[13] Боженок С. К вопросу о провокации преступлений (с учетом решений Европейского Суда по правам человека) // Российская юстиция. 2006. №5. С. 48.

[14] Полный курс уголовного права / под ред. А.И. Коробеева. СПб., 2008. Т. 1. Преступление и наказание.

С. 589.

[15] Пионтковский А.А. Учение о преступлении по советскому уголовному праву. Курс советского уголовного права: Общая часть. М., 1961. С. 573.

[16]Алферов В.Ю. Оперативный эксперимент и провокация // Правоведение. 1998. №1. С. 169-170; Волженкин Б.В. Провокация или оперативный эксперимент? // Законность. 1999. №6. С. 26-30; Волженкин Б.В. Допустима ли провокация как метод борьбы с коррупцией? // Российская юстиция. 2001. №5. С. 45; Котин В.П. Провокация взятки // Государство и право. 1996. №2. С. 82-87; Курченко В. Отграничение провокации от действий при пресечении преступлений // Законность. 2004. №1. С. 10-12; Михайлов В.И. Противодействие легализации доходов от преступной деятельности: правовое регулирование, уголовная ответственность, оперативно-розыскные мероприятия и международное сотрудничество. СПб., 2002. С. 158; Назаров А.Д. Недопустимость провокаций в уголовном процессе // Следственная практика. 2004. №4. С. 29-35; Назаров А.Д. Доказательства, полученные провокационным путем, являются недопустимыми: некоторые практические аспекты проблем // Вестник КГУ. Красноярск, 2006. №6. С. 336-340; Назаров А.Д. Как противопоставить провокации в уголовном процессе мероприятиям, блокирующим преступные проявления // Ученые записки: сб. науч. трудов Института государства и права. Тюмень, 2007. Вып. 8. С. 86-93; Назаров А.Д. Некоторые вопросы проверочной закупки в контексте решений Европейского Суда по правам человека // Проблемы модернизации правовой системы современного российского общества. Красноярск, 2011. С. 302-306.

[17] См., к примеру: Волынский А.Ф. Расследование провокаций взятки и коммерческого подкупа. М., 2010. 160 с.