Вопрос об определении круга потерпевших в преступлениях любого рода неразрывно связан с проблемой установления сущности и содержания тех отношений, которые находятся под охраной уголовного закона и которым причиняется вред в результате совершения деяния. Поэтому для ответа на основной вопрос настоящего исследования необходимо сначала подробно остановиться на анализе того феномена, который образует объект преступлений рассматриваемой группы, - правосудие.

В современной правовой доктрине имеется несколько разных взглядов на социально-правовую природу этого явления. В литературе его, как правило, раскрывают в двух смыслах - широком и узком. В широком смысле под правосудием чаще всего понимается совокупность общественных отношений, обеспечивающих нормальную, строго регламентированную уголовно- и гражданско-процессуальным, арбитражным, административным, административного судопроизводства и уголовно-исполнительным законодательством деятельность суда, органов и учреждений, ему в этом содействующих, по осуществлению задач и целей правосудия[1].

В узком смысле категорию «правосудие», как правило, интерпретируют с опорой на существующую нормативную правовую базу. Так, согласно
ст. 118 Конституции РФ правосудие в России представляет собой особую функцию государственной власти, которая осуществляется судом. При этом, как следует из ст. 1 Федерального конституционного закона от 31 декабря 1996 г. № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации», судебная власть в Российской Федерации осуществляется только судами и никакие другие органы и лица не вправе принимать на себя осуществление правосу-

102

дия

Ученые связывают правосудие с особым видом юридической деятельности, осуществляемой в специальной процессуальной форме, которая реализуется именем и властью государства при соблюдении ряда конституционно закрепленных процессуальных принципов и возлагается обществом и государством на судебную власть . Ключевой момент данной концепции сводится к ограничению содержания правосудия непосредственной деятельностью судов различной юрисдикции по осуществлению судебной власти в

сфере гражданского, уголовного, а по мнению отдельных авторов, - и кон-

104

ституционного и административного судопроизводства .

При этом сторонники обозначенной позиции наполняют содержание самого концепта различным философским, социально-правовым, экономическим или иным смыслом. К примеру, Т.Г. Морщакова считает, что правосудие есть «осуществляемая в процессуальной форме деятельность суда по реализации его исключительного полномочия по окончательному устранению правовых конфликтов путем защиты нарушенных или оспоренных прав и законных интересов» [2] [3] [4] [5]. Далее автор добавляет, что для осуществления правосудия законодатель предусматривает максимально детализированную проце-

ДУРУ (процессуальную форму), которая является гарантом реализации процессуальных принципов судопроизводства[6] [7] [8].

Наиболее же точное и в то же время содержательное, на наш взгляд, определение правосудия в рассматриваемом ключе дают В.А. Ржевский и Н.М. Чепурнова. Они определяют его как конституционно закрепленную особую форму деятельности государства в сфере осуществления судебной власти, выражающуюся в защите судами общей и арбитражной юрисдикции нормального функционирования общественных отношений, складывающихся с участием граждан, предприятий и организаций, и включающую механизм судебного разрешения споров о праве и иных конфликтов путем отправления гражданского, арбитражного, уголовного и административного судопроизводства в целях восстановления и охраны законных прав и интересов человека и всего гражданского общества .

Некоторые специалисты, поддерживая приведенную выше позицию, определяют понятие правосудия в еще более урезанном варианте. Так, Ф.А. Абашева и З.З. Зинатуллин исключают из его содержания участие в какой- либо форме суда на досудебном этапе производства по уголовному делу, считая, что на данном этапе судопроизводства суд не решает никаких задач правосудия . Схожей позиции придерживаются и другие специалисты в области гражданского и арбитражного процесса, также полагая, что не вся деятельность суда и не все его решения можно отнести к деятельности по осуществлению правосудия. Например, по мнению Е.В. Рябцева, это касается принятия решения об избрании меры пресечения[9]. Н.А. Громошина относит сюда санкции на проведение следственного действия[10], другие ученые - выдачу судебного приказа, рассмотрение дел об установлении фактов, имеющих юридическое значение, и т.д., т.е. то, что непосредственно не связано с разрешением юридического спора, конфликта[11].

В исследуемом вопросе, как нам кажется, не следует быть столь категоричными, поскольку представление о правосудии только как о деятельности судов по осуществлению конституционного, уголовного и гражданского судопроизводства, как его трактуют отдельные ученые[12] и как закреплено в большинстве российских нормативных актов, явно не соответствует масштабу деятельности государства и сути сложившихся в обществе отношений по справедливому разрешению юридических споров, привлечению преступников к уголовной ответственности, восстановлению справедливости и т.д. - всего того, что составляет идею правосудия в исконном значении этого слова.

Как минимум, приведенная выше позиция не согласуется с изначально вложенным в рассматриваемое понятие смыслом. Если обратиться к его этимологическим корням, то одним из первоначальных его значений было «правый суд, решение по закону, по совести ... правда»[13]. В современных толковых словарях, в частности С.И. Ожегова, в одном из вариантов термин «правосудие» также трактуется как «справедливое решение дела, спора»[14].

Если оценивать приведенное мнение исключительно с процессуальной точки зрения, с точки зрения функций суда, а также законодательного определения правосудия как деятельности суда по осуществлению соответствующего вида судопроизводства, то несомненно следует признать его достаточно аргументированным и заслуживающим внимания[15]. По крайней мере такой взгляд позволяет разделить различные по своей природе виды деятельности в сфере осуществления уголовного преследования и реализации уголовной ответственности. Однако предложенный подход к интерпретации понятия «правосудие», как нам кажется, смешивает его с категорией «судопроизводство», с деятельностью судебной власти, тем самым искажая истинную сущность этого феномена правовой действительности. Несмотря на то, что все эти понятия имеют много общего, отождествлять их недопустимо - они не совпадают ни по объему, ни по содержанию.

В современной юридической литературе большинство авторов рассматривают правосудие в соотношении с указанными величинами как часть и целое. А в соотношении с судебной властью, например, - как одну из ее функций. При этом наряду с правосудием ученые выделяют и другие функции, а также формы осуществления судебной власти: а) надзор за судебной деятельностью нижестоящих судов со стороны вышестоящих; б) судебное управление; в) судебный контроль в области исполнительной власти; г) судебный конституционный контроль[16]. Мы считаем такую постановку вопроса не совсем правильной; даже в процессуальном смысле в некоторых случаях отправление правосудия выходит за рамки осуществления судебной власти, скажем, при расследовании уголовных дел.

Термин «судопроизводство» более близок по объему к понятию «правосудие», характеризует практическую или, как часто выражаются специалисты, правоприменительную деятельность суда, на основании чего отдельные ученые считают допустимым использовать их как взаимозаменяемые . Тем не менее первый термин гораздо более широк по содержанию и охватывает не только правосудие как таковое и порядок его реализации, но и действия

других субъектов, вступающих в процессуальные отношения с судом, следо-

118

вателем и т.д. , а также организационные начала, не относящиеся к отправлению правосудия, к примеру, действия по уничтожению вещественных доказательств, обращение с документами и т.д. Судопроизводство, как нам кажется, следует соотносить с правосудием как форму и содержание. При этом первое представляет собой не что иное, как способ реализации второго, как регламентированную процессуальным законом форму отправления правосудия.

Таким образом, правосудие наиболее корректно рассматривать не как элемент судебной власти или судопроизводства, а как индивидуально обособленный правовой феномен. Однако вернемся непосредственно к его содержанию.

Как мы уже говорили, правосудие есть одна из форм государственной деятельности; по закону заключается в рассмотрении и разрешении в первую очередь судами (общей юрисдикции, а также арбитражными и военными судами) дел в порядке гражданского, уголовного, административного и арбитражного судопроизводства. При этом специалисты в области конституционного права совершенно обосновано дополняют этот ряд и деятельностью [17] [18]

конституционного суда РФ[19] [20] [21] [22] [23], а также конституционных (уставных) судов

1 лл

субъектов РФ .

Но, как справедливо отмечают многие представители юридической науки, для осуществления правосудия помощь и содействие суду оказывают другие государственные органы: прокуратура, органы дознания и предварительного следствия, учреждения, исполняющие вступившие в законную силу приговоры, решения и иные судебные акты. Не случайно, например, в уголовном праве соответствующими нормами главы о преступлениях против правосудия охраняется деятельность не только судов, но и перечисленных органов, без деятельности которых выполнение судом функции правосудия было бы затруднительно или даже невозможно .

Как утверждают многие специалисты, «правосудие - это прежде всего то, что связано с рассмотрением и разрешением юридических споров, или конфликтов» . Социальным же предназначением правосудия как системы являются защита прав и свобод каждого во всех сферах жизни и сохранение правопорядка, обеспечение стабильности и прочности частноправовых и публично-правовых общественных отношений. Причем этот подход также

123

непосредственно отражен в процессуальном законодательстве .

Если же в широком понимании правосудие представить как деятельность по урегулированию или разрешению возникающих в обществе социальных и частных конфликтов, учесть существование различных способов их урегулирования, то станет очевидным, что принимать участие в нем могут не только суды, но и другие государственные органы и даже негосударственные структуры. Возникшие конфликты, скажем, вполне способны разрешать органы исполнительной власти, общественные организации (третейские суды), к их преодолению могут привлекаться посредники.

Тем не менее в рассматриваемом вопросе нельзя идти вразрез с общепризнанным постулатом о том, что правосудие представляет собой вид государственной (публично-правовой) деятельности, осуществлять которую могут только специально уполномоченные органы. Хотя вряд ли все, что составляет содержание этой деятельности, может уместиться только в рамки непосредственного осуществления судебной власти, деятельности судов.

Не случайно в последнее время ученые и практики стали часто оперировать понятиями «альтернативное правосудие», «превентивное правосудие», «восстановительное правосудие» . Правда, большинство специалистов относится к их использованию скептически, считая, что подобные определения практически лишены сущностной основы и оставляют без внимания функциональную роль правосудия в государственном механизме . Но, думается, это не совсем так. С одной стороны, они, конечно, не согласуются с теми положениями, которые закреплены законом, противоречат сложившимся представлению о правосудии. Однако сказать, что они лишены сущностной основы, нельзя. Скорее, наоборот, они ей наполнены, поскольку в отличие от «сухих», основанных на законе формулировок, отображают социальное предназначение правосудия.

В контексте сказанного правосудие как вид деятельности государства довольно интересно определяет А.Д. Бойков. По мнению автора, это - форма (вид) государственной деятельности по рассмотрению и разрешению различ- [24] [25] ных социальных конфликтов, связанных с действительным или предполагаемым нарушением норм права и принятием общеобязательных решений, подкрепленных государственным принуждением[26] [27].

Как видно, автор не связывает ее исключительно с деятельностью судов, не упоминает суды в определении вообще, что, как нам кажется, более правильно. Если учесть что смысл «правосудия» состоит в восстановлении

127

нарушенных прав, справедливости, правды , то надо признать, что в этом деле участвует не только суды, но и многие правоохранительные, контрольные, надзорные и иные органы, обеспечивающие защиту прав, свобод и законных интересов физических и юридических лиц. Конечно, деятельность не всех из них можно отнести к правосудию. Более того, к этому вообще нужно относиться с особой осторожностью, чтобы представление о правосудии не превратилось в неограниченно расширительное его толкование.

Нам кажется, что суть проблемы неоднозначного представления о правосудии и определения границ этого понятия имеет методологические корни. Анализ существующих мнений, позиций и высказываний по этому вопросу показывает, что большинство авторов рассматривает категорию «правосудие» слишком односторонне: теоретики - как вид деятельности государства либо как форму реализации судебной власти; отраслевики - как направление реализации судебной власти или как вид судопроизводства и т.д. При этом все опираются на официальные идеи и положения о правосудии, закрепленные в законодательстве.

В данной связи перед другими значительно выигрывает взгляд на правосудие с уголовно-правовой точки зрения, и прежде всего с позиции его оценки как объекта уголовно-правовой охраны. В таком аспекте правосудие предстает в качестве системы охраняемых средствами уголовного права общественных отношений, целью функционирования которых выступает вос-

становления прав, охрана законных интересов граждан и организаций, восстановление нарушенного публично-правового и общественного порядка. Ключевую роль в этих отношениях, как имеющих публичную природу, несомненно занимает государство; основным органом по реализации полномочий правосудия является суд. Вклад в достижение целей и задач правосудия, причем весьма весомый, вносят и другие государственные органы, способствующие ему в этом: органы прокуратуры; предварительного расследования; органы, исполняющие вступившие в законную силу приговоры и решения. Как справедливо отмечает Е.Р. Абдрахманова, без деятельности указанных органов осуществление правосудия судом было бы невозможно прак- 128

тически .

Кроме того, целесообразность именно такого восприятия термина «правосудие» (в широком смысле) и не только в уголовном праве объясняется особенностями объективных закономерностей и социально-правовых связей, вскрывающихся при исследовании механизма причинения преступлениями вреда отношениям по осуществлению правосудия. Под таким углом зрения становится ясным, что нарушить нормальное функционирование системы отправления правосудия можно не только через воздействие на судей или присяжных заседателей, но и в результате воздействия на других лиц, являющихся участниками судопроизводства. Причем, это могут быть не только соответствующие должностные лица, наделенные полномочиями по осуществлению судебной власти или уголовного преследования, но и иные процессуальные фигуры. К примеру, нанести ущерб интересам правосудия можно путем устранения свидетелей по расследуемому делу, показания которых выступают основными доказательствами, или путем принуждения эксперта к даче заведомо ложного заключения и т.д.

В данной связи в уголовно-правовой доктрине для характеристики «правосудия» как объекта уголовно-правовой охраны и как объекта преступ- [28]

ления принято интерпретировать рассматриваемую категорию в широком смысле . Дискуссия же по поводу этого понятия, которая сохраняется между учеными до сих пор, главным образом сводится к уточнению отдельных деталей его содержания, прежде всего объема .

В литературе имеется несколько различных мнений. Одно из наиболее интересных определений правосудия дает Ю.И. Кулешов. Он трактует правосудие как группу близких между собой общественных отношений, обеспечивающих строго регламентированную законодательством деятельность суда, осуществляющего конституционное, гражданское, арбитражное, административное, уголовное судопроизводство, а также иных лиц, в этом ему содействующих . Как видно, в содержание правосудия автор включает деятельность не только суда, но и иных лиц, содействующих ему в достижении поставленных задач, что, на наш взгляд, заслуживает поддержки. Однако в самом предложенном определении мало что указывает на те отношения, которые составляют феномен правосудия по существу. Вместо этого автор больше внимания уделяет процессуальному аспекту реализации данных отношений, их формальной определенности и легальному статусу. Поэтому вопрос о содержании и круге отношений по осуществлению правосудия остается открытым.

Преимущественно процессуальный уклон наблюдается и в других определениях сторонников широкого взгляда на правосудие. Например, И.С. [29] [30] [31]

Власова и И.М. Тяжкова (кстати сказать, именно они впервые предложили широкую трактовку правосудия), также включая в него не только деятельность судов, но и предварительное расследование, исполнение приговоров и решений, предлагают понимать «под правосудием систему действий, составляющих уголовный или гражданский процесс» . При этом авторы подчеркивают, что имеется в виду не любая деятельность органов, обеспечивающих надлежащее расследование уголовных дел или исполнение судебных решений, а только процессуально урегулированная деятельность, направленная на осуществление задач правосудия . Поддерживая изложенную точку зрения, отдельные авторы акцентируют внимание на том, что под правосудием нужно понимать всю деятельность суда, которая осуществляется в установлен-

134

ном законом порядке .

Другие специалисты с этим не согласны. Критикуя приведенную ранее позицию, З.З. Зинатуллин и Т.З. Зинатуллин, полагают, что такое понимание правосудия не просто размывает его содержание и границы, но и умаляет значимость судебной власти как одной из ветвей государственной власти, вступая в противоречие со смыслом ст. 10 Конституции РФ. Их точка зрения кажется нам более убедительной. Действительно, правосудие нельзя низводить до уровня решения вопросов о назначении судебного заседания, вызове в суд тех или иных лиц, принятии мер к обеспечению возможной конфискации имущества и т.д., а равно моментов, возникающих в стадии исполнения приговора . Все это можно отнести к процессуальной стороне отправления правосудия, порядку деятельности суда, процедуре судопроизводства, но сущность феномена правосудия такой подход не отражает. [32] [33] [34] [35]

Полностью поддерживая идею широкого взгляда на правосудие как на объект уголовно-правовой охраны, охватывающего не только деятельность суда, но и других органов государства, а также должностных лиц, мы также считаем не совсем удачным использование для обозначения этого феномена термина «деятельность». Указанный недостаток попыталась исправить М.Н. Голоднюк, признав объектом преступлений против правосудия общественные отношения, обеспечивающие нормальное функционирование органов правосудия. Однако автор выдвинула весьма спорный тезис о том, что «под органами правосудия можно понимать не только суд, но и те органы, которые способствуют суду реализовать задачи и цели правосудия (органы следствия, дознания, прокуратуры, органы, исполняющие вступившие в силу приговоры, решения и постановления суда)»[36] [37] [38]. Подобное утверждение содержится и в работе В.И. Субботиной .

Несмотря на верный в целом подход к определению правосудия, данное высказывание не согласуется с упомянутыми выше положениями закона и традиционным пониманием правосудия как функции судебной власти. На этот счет весьма удачно высказывается С.Э. Асликян, который считает, что «деятельность правоохранительных органов по содействию суду в осуществлении правосудия не является правосудием, она носит служебный характер: создает предпосылки для отправления судом правосудия как в части надлежащей подготовки дел и материалов для судебного разбирательства, так и в части исполнения судебных решений. Воспрепятствование нормальному осуществлению данной функции правоохранительных органов неизбежно вредит правосудию» . Однако в итоге и он сбивается на представление о правосудии как о виде государственной деятельности, а не общественных отношениях, что на наш взгляд, методологически неверно.

Весьма интересную и, как нам кажется, довольно близкую к истине идею о правосудии как об объекте соответствующих преступлений формулирует А.В. Федоров. Поддерживая высказанную еще в советское время мысль Ш.С. Рашковской , он выдвигает тезис о признании в этом качестве интересов правосудия[39] [40]. Действительно, все упомянутые выше виды деятельности и вообще все, о чем говорилось раньше, объединяют именно интересы правосудия. Тем не менее вряд ли сами эти интересы, впрочем, как и интерес вообще, правильно считать объектом преступлений. В уголовном праве такая концепция существовала еще в дореволюционный период, однако в современной литературе она не нашла широкой поддержки, в том числе и потому, что категория «интерес» порой не имеет конкретного правового, а также материального выражения в объективной действительности.

С позиции традиционного взгляда на объект преступления в этом качестве могут выступать только общественные отношения. В заданном ракурсе о правосудии следует говорить как о системе отношений, объединяемых интересами правосудия и направленных на их обеспечение, защиту.

С учетом сказанного попробуем выделить основополагающие признаки правосудия в уголовно-правовом смысле. Во-первых, это общественные отношения или система отношений; во-вторых - публично-правового характера. Только государству как единственному носителю суверенитета власти может быть доверена роль отправления правосудия, только такой его формат способен обеспечить нормальное функционирование рассматриваемых социальных связей на основе принципов верховенства права, законности и справедливости. В-третьих, основное содержание этих отношений составляет деятельность государства по поводу устранения юридических конфликтов, разрешения споров о праве или установления юридических фактов. В- четвертых, эту деятельность осуществляют специально уполномоченные органы; в Российской Федерации - это суд при участии (содействии) иных органов и лиц, в том числе и не являющихся должностными лицами государственных или муниципальных органов, заинтересованных в исходе дела (например, адвокат). В-пятых, правосудие отправляется в строго регламентированном законом порядке - осуществления конституционного, уголовного, гражданского, арбитражного и административного судопроизводства.

Резюмируя изложенное, сформулируем понятие правосудия. Под этим феноменом правовой действительности следует понимать систему общественных отношений публично-правового характера, обеспечивающих реализацию государством своих исключительных полномочий по устранению юридических конфликтов, разрешению споров о праве или установлению юридических фактов в лице специально уполномоченных на то органов (суда) при участии иных органов и лиц в строго регламентированном законом порядке - осуществления конституционного, уголовного, гражданского, арбитражного или административного судопроизводства.

Сформулированное понятие - это вариант истолкования категории правосудия в широком смысле. Оно подходит для характеристики правосудия как объекта уголовно-правовой охраны и обозначения видового (или родового, как считают отдельные специалисты) объекта преступных посягательств. Но приведенная трактовка не дает четкого ответа на вопросы: из чего конкретно складываются отношения по отправлению правосудия, кто выступает его участниками, носителями прав, обязанностей и охраняемых уголовным законом интересов, в чем собственно они состоят? С этой точки зрения оно не годится для описания непосредственного объекта преступлений против правосудия.

Общественные отношения, характеризующие правосудие, неоднородны. Это обусловлено рядом обстоятельств, в том числе конкретными целями, задачами, кругом участников (например, вынесение судебного решения не предполагает обязательного участия прокурора) и т.д. Отдельная группа (совокупность) общественных отношений относится к определенному виду деятельности суда или содействующих ему органов и должностных лиц. Данное обстоятельство имеет двоякое значение. Во-первых, оно позволяет предметно представить механизм преступления против правосудия. В силу сказанного последний не охватывает и объективно не может охватить всю совокупность отношений по отправлению правосудия в широком смысле слова, а затрагивает лишь ее часть (одну сторону, один аспект), тем самым нарушая одно из составляющих процессуальной деятельности, на что обоснованно указывает Л.В. Лобанова[41].

Во-вторых, сложная структура общественных отношений по отправлению правосудия лежит в основе существующих в теории классификаций деяний, посягающих на деятельность суда и содействующих ему органов. Многие авторы, осуществляя деление рассматриваемых преступлений на соответствующие группы, постулируют, что они исходят из их непосредственного объекта[42], однако при этом предлагают различные по количеству и наполнению видов деяний. Между тем А.В. Федоров обоснованно отмечает, что «классификация не является самоцелью, а выступает важным компонентом комплексного исследования актуальных проблем преступлений против правосудия, позволяет рассматривать эти проблемы в их взаимосвязи и взаимообусловленности»[43]. В философии также подчеркивается: «Большое значение имеет и то, что строго проведенная классификация в определенной мере подводит итоги предшествующим исследованиям и вместе с тем отмечает

- 144

начало нового этапа в развитии таких исследований» .

Как уже указывалось, даже при классификации по единому критерию - непосредственному объекту преступления - авторами выделяются разные группы деяний. Продемонстрируем сказанное исходя из позиции двух специалистов, много и плодотворно занимающихся исследованием рассматриваемых преступлений. Так, Л.В. Лобанова предлагает многоуровневую, сложную по сути и во многом противоречивую конфигурацию системы преступлений против правосудия. Хотя автор и говорит о том, что «построение классификации преступлений против правосудия по данному основанию (субъекту преступления. - Д.Л.) не должно освобождать ученых от группировки данных посягательств по традиционному зарекомендовавшему себя критерию - с учетом признаков основного непосредственного объекта преступления» , сама она, как нам представляется, использует оба критерия.

Вначале автор предлагает выделить две группы деяний: а) преступления, нарушающие условия, необходимые для успешного осуществления процессуальных и постпроцессуальных функций; б) посягательства на общественные отношения, обеспечивающие выполнение стоящих перед правосудием задач. После этого первая группа подразделяется на две подгруппы, которые, в свою очередь, подлежат дальнейшему членению на три части.

Две подгруппы посягательств включаются в группу деяний, посягающих на правосудие как на охранительную деятельность, и три подгруппы - в группу посягательств на общественные отношения, обеспечивающие исполнение судебных актов.

Кроме того, автором отдельно выделяются семь подгрупп преступлений, направленных на обеспечение выполнения участниками процессуаль- [44] [45]

ных отношений своих функций[46] [47] [48].

На наш взгляд, целесообразность и практическая значимость предложенной Л.В. Лобановой классификации достаточно сомнительны.

А.И. Чучаев первым предложил классифицировать преступления, указанные в гл. 31 УК, исходя из их непосредственного объекта, выделив при этом пять групп преступлений:

посягательства на отношения по реализации конституционных принципов правосудия;

преступления, нарушающие деятельность органов правосудия в соответствии с его целями и задачами;

преступления, нарушающие процессуальный порядок получения доказательств по делу;

посягательства на деятельность органов правосудия по своевременному пресечению и раскрытию преступлений;

преступления, посягающие на отношения по реализации судебного

147

акта .

Позиция А.И. Чучаева многими учеными в целом была воспринята положительно, однако при этом высказывались отдельные замечания . Наиболее критичным был К.Л. Чайка, вообще поставивший под сомнение правомерность существования этой классификации[49]. Его поддержал А.В. Федоров[50].

В свете концепции настоящего исследования приведенную классификацию действительно нельзя назвать оптимальной. В ней в значительной мере остаются упущенными из виду интересы участников отношений по отправлению правосудия. В науке уголовного права этому моменту не придают сколько-нибудь существенного значения; видимо, поэтому ученые не проводят разграничения преступлений против правосудия с учетом признаков потерпевшего. Хотя такая идея не лишена логики. Особенно, если исходить из того, что каждое преступление нарушает не только нормальное функционирование общественных отношений, но и причиняет вред интересам конкретных лиц.

Для того чтобы провести деление рассматриваемых преступлений по такому критерию, необходимо сначала ответить на вопросы о том, из чего складываются отношения по отправлению правосудия, кто выступают его участниками, носителями прав, обязанностей и охраняемого уголовным законом интереса? Первое, на что необходимо здесь обратить внимание, - в современной правовой действительности сосуществуют несколько видов правосудия, каждый из которых отличается особенностями реализации.

В отечественной правовой системе, по мнению разных ученых, обнаруживаются как минимум пять его видов: конституционное, уголовное, гражданское, арбитражное и административное. На них, за исключением арбитражного, прямо указывает Конституция РФ. Правда, буквально речь идет о судебной власти и о видах судопроизводства. Так, ч. 2 ст. 118 Конституции РФ устанавливает, что судебная власть в России осуществляется посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства. Однако, исходя из взаимообусловленности анализируемых категорий (правосудие отправляется не иначе как в рамках и посредством судопроизводства), приведенное положение свидетельствует о существовании и обозначенных выше видов правосудия. Что же касается обособления арбитражного правосудия, о котором не говорится в Конституции РФ, то оно обусловлено существованием самостоятельной системы арбитражных судов и наличием регламентирующего их деятельность Арбитражного процессуального кодекса.

Приведенный вариант видения системы правосудия нельзя назвать эталонным. Во-первых, потому, что арбитражное правосудие, как и судопроизводство, лишь немногим отличается от гражданского. И там, и здесь суды рассматривают одинаковые по своей природе «гражданско-правовые» и связанные с ними споры, только в гражданском процессе - между физическими лицами, а в арбитражном - между хозяйствующими субъектами (субъектами экономической деятельности). По смыслу это, если не одно и то же, то очень близкие явления правовой действительности. Не случайно многие авторы считают арбитражный процесс частью гражданского судопроизводства и соотносят их между собой как часть и целое[51]. По крайней мере сущностная и содержательная близость данных видов деятельности суда, на наш взгляд, вполне позволяет рассматривать их в таком ракурсе (как единое целое), особенно с точки зрения на правосудие как на общественные отношения, охраняемые уголовным правом, и как на объект преступных посягательств.

Во-вторых, несмотря на упоминание в Конституции РФ, в настоящее время в России так и не сформировалась система административных судов, на которые изначально делали расчет идеологи судебно-правовой рефор- мы[52] [53]. Чего нельзя сказать о системе административного правосудия. Только

- 153

она сегодня имеет не совсем тот вид, который предполагался изначально .

В соответствии со ст. 1 Кодекса административного судопроизводства РФ в рамках этого судопроизводства рассматриваются и разрешаются административные дела о защите нарушенных или оспариваемых прав, свобод и законных интересов граждан, прав и законных интересов организаций, а так
же административных дел, возникающих из административных и иных публичных правоотношений и связанных с осуществлением судебного контроля за законностью и обоснованностью осуществления государственных или иных публичных полномочий. В то же время почти все, что касается привлечения к ответственности виновных за совершение административных правонарушений, того, что должно было составлять основу административного судопроизводства, сегодня охватывается категорией «порядок управле

ния»

Управленческую деятельность и административную юстицию, призванную обеспечивать прежде всего соблюдение общественного порядка (что является функцией, свойственной исполнительной власти), нельзя смешивать с категорией «правосудие», с осуществлением судебной власти, функции которой могут реализовывать только суды. Да и что было бы с судебной системой, если бы абсолютно все отступления от требований законов, любые правонарушения рассматривались бы в судах. С одной стороны, это привело бы к нарушению ключевого принципа построения правового демократического государства - разделения властей. С другой стороны, как представляется, судебная система бы просто не смогла бы справиться с подобным объемом работы.

Таким образом, в действующей в настоящее время отечественной правовой системе отношения по отправлению гражданского, арбитражного и административного правосудия почти не отличаются друг от друга по своей сущности, характеризуются схожими чертами в порядке реализации, в составе участников, статусе, правах и законных интересах, а также способах их защиты. Соответственно, немногим отличаются эти отношения и по своему содержанию. Стало быть, в определении характера и видов угроз интересам правосудия, а также правам и законным интересам участников отношений по отправлению правосудия их можно объединить. [54]

Главной отличительной особенностью названных видов правосудия является то, что правовой спор, конфликт разрешается исключительно в суде. Все они характеризуются одинаковыми стадиями, начиная от возбуждения производства по делу в суде и заканчивая пересмотром вступивших в законную силу решений по вновь открывшимся обстоятельствам. При этом основная содержательная часть отправления правосудия здесь сконцентрирована в двух стадиях судопроизводства: судебного разбирательства и вынесения решения по делу. На этих стадиях рассматривается большинство вопросов, затрагивающих интересы как участников процесса, так и правосудия в целом, определяется судьба спора.

Можно сказать, что в обобщенном виде правосудие по гражданским делам, делам, вытекающим из административных правоотношений, и экономическим спорам, заключается в анализе и оценке судом представленных в установленном процессуальном порядке доказательств заинтересованными сторонами, на основе чего суд разрешает спорный вопрос (вопрос, требующий юридической квалификации; вопрос об установлении юридического факта) по существу.

Если попытаться выделить в обозначенной системе отношений относительно самостоятельные образования (взяв за критерий классификации интересы правосудия, а также участников судопроизводства), то ее внутреннюю структуру можно представить следующим образом:

отношения по рассмотрению судом поступившего заявления, жалобы, итогом которых выступает решение о возбуждении дела;

отношения по доказыванию обстоятельств, имеющих значение для дела - основа судебного разбирательства (установление обстоятельств, имеющих значение для дела);

отношения по вынесению решений;

отношения по исполнению судебных актов и решений.

Иначе обстоит дело с содержанием конституционного и уголовного правосудия, которые заметно отличаются от упомянутых выше видов по смыслу, целям, задачам и содержанию.

Первое по своей сути ближе рассмотренным выше видам правосудия, однако имеет ряд существенных отличий. Во-первых, конституционное правосудие предполагает гораздо меньший круг вопросов, подлежащих разрешению, а во-вторых, оно намного проще по процедуре отправления. Основной функцией конституционного правосудия и задачей деятельности Конституционного Суда РФ, также как и конституционных (уставных) судов субъектов РФ является разрешение вопроса «о конституционной законности»[55], который затрагивает интересы не только заявителей, но и (даже в большей степени) неопределенного круга лиц. В конституционном процессе процедура доказывания имеет совершенно иное значение и не требует установления каких-либо фактических обстоятельств в интересах заявителя. Смысл конституционного судопроизводства состоит в оценке норм действующего на территории России законодательства на предмет соответствия их Конституции РФ (местного законодательства - уставу соответствующего субъекта РФ). Отсюда - отсутствие фактического противоборства сторон в процессе, а вместе с тем и принципиально иной состав его участников.

Нарушить интересы конституционного правосудия можно лишь в ограниченном количестве случаев, по сути, только в результате оказания давления, воздействия в какой-либо форме на судей.

Совсем по-другому с содержательной точки зрения выглядит правосудие по уголовным делам. Этот вид отличается тем, что большую, а порой и ключевую роль в достижении его целей и задач имеет уголовное преследование на стадии досудебного производства. Оно осуществляется специально уполномоченными на то органами в соответствии с порядком, определенным УПК РФ. Такую деятельность нельзя назвать правосудием в собственном (узком) смысле этого слова, однако она, как мы уже говорили, является составной частью уголовного судопроизводства и во многом определяет результат правосудия. Любое судебное разбирательство строится прежде всего на исследовании тех доказательств, которые были получены на стадии предварительного расследования. По оценке опрошенных нами судей, прокуроров и следователей качество досудебного расследования, как правило, на 90 % определяет исход всего уголовного дела, а стало быть, и правосудия в целом.

Это дает основание для включения в систему правосудия по уголовным делам не только отношений, связанных с деятельностью суда, но и отношений по осуществлению уголовного преследования (отношения по возбуждению уголовного дела, по применению мер процессуального принуждения и т.д.). В рамках уголовно-правового обеспечения нормального функционирования рассматриваемых социальных связей эти отношения (которые в принципе можно рассматривать и как индивидуально обособленное правовое явление) позволительно соотносить с отношениями правосудия как непосредственный и видовой объекты преступления.

Резюмируя сказанное, взяв за основу классификации преступлений против правосудия нарушаемые ими общественные отношения (как наиболее точно отражающий различие в социально-правовой сущности преступных посягательств) и опираясь на приведенные выше доводы, попытаемся дифференцировать названные деяния на виды с учетом ущерба, который они наносят интересам участников охраняемых отношений.

Все преступления против правосудия, по нашему мнению, можно разделить на:

преступления, посягающие на общие интересы, принципы и порядок осуществления правосудия (ст. 294, 306, 310, 316 УК РФ);

преступления, посягающие на безопасность, честь и достоинство лиц, осуществляющих правосудие или уголовное преследование, лиц участвующих в отправлении правосудия и их близких (ст. 295, 296, 297, 311 УК

РФ);

преступления, посягающие на порядок осуществления уголовного преследования и применения мер процессуального принуждения (ст. 299-301 УК РФ);

преступления, посягающие на порядок доказывания (получения и предоставления) доказательств по делу (ст. 302-304, 307-309 УК РФ);

преступления, посягающие на порядок вынесения и реализации судебного акта или решения (ст. 305, 312-315 УК РФ).

С учетом приведенной классификации попробуем определить, чьи интересы затрагивают приведенные выше группы преступных посягательств и кто может быть признан потерпевшим по ним.

К первой группе преступлений относятся деяния так называемого общего плана, суть которых состоит в нарушении нормального функционирования системы правосудия в целом[56] [57]. Представляя собой проистекающую извне или изнутри этой системы угрозу общим принципам деятельности судов по отправлению уголовного, гражданского и т.д. судопроизводства, а также деятельности органов, осуществляющих уголовное преследование, они могут негативно повлиять на законность и объективность разрешения соответствующего правового конфликта.

Как может показаться на первый взгляд, обозначенные деяния не имеют конкретно-индивидуальной направленности. Например, в составе воспрепятствования осуществлению правосудия и производству предварительного расследования (ст. 294 УК РФ), имеющего, как справедливо считают многие авторы, слишком размытое описание , нет конкретной фигуры потерпевшего. Однако из смысла объективной стороны, которую составляет вмешательство в любой форме в деятельность суда: угроз (кроме предусмотренных в ст.

296 УК РФ), просьб, уговоров, советов, обещания оказать услуги, обращенных к судье, присяжному или арбитражному заседателю , обнаруживается иное. Воспрепятствование осуществлению правосудия находит свое выражение в объективной действительности не иначе, как через воздействие на лиц, наделенных полномочиями по отправлению правосудия или осуществлению уголовного преследования. Отсюда следует, что хотя данное деяние на первый взгляд и не имеет конкретного адресата, потерпевший в нем присутствует почти всегда.

То же самое касается и заведомо ложного доноса (ст. 306 УК РФ), который может иметь несколько форм выражения во вне и быть как безличным, так и совершенным в отношении конкретного лица. В том и другом случае деяние прежде всего наносит ущерб нормальному функционированию системы правосудия, заставляя государство понапрасну тратить силы и средства на расследование не совершенного в действительности преступного посягательства. Но во втором случае, который многие ученые рассматривают как доведение до должностных лиц и органов власти ложных сведений о потерпевшем[58] [59], если факт ложного доноса не будет выявлен с самого начала, и это приведет к возбуждению уголовного дела или началу уголовного преследования, то пострадать может конкретное указанное заявителем лицо. Причем ущерб для потерпевшего может быть довольно существенным в зависимости от того, как долго оно будет находиться в статусе подозреваемого, обвиняемого или подсудимого, какие средства принуждения к нему будут применены, будет ли он осужден впоследствии и т.д.

Похожая ситуация наблюдается и в отношении состава разглашения данных предварительного расследования (ст. 310 УК РФ), суть которого состоит в доведении сведений, касающихся какого-либо процессуального действия или имеющихся в деле данных о расследовании, до третьего лица, которое может быть осуществлено в любой форме: письменной, устной, аудио- и видеозаписи, через средства массовой информации, Интернет и т.п.[60] Несмотря на то, что в большей степени оно затрагивает интересы следствия[61] и может негативно повлиять на его результат, например тем, что позволит подготовиться подозреваемому, обвиняемому к следственным действиям и скрыть улики перед обыском или скрыться от уголовного преследования вообще, это деяние может причинить вред и конкретным участникам судопроизводства. Так, разглашение сведений о подозреваемом в тяжком или особо тяжком преступлении может навредить его репутации, даже если впоследствии это лицо будет признано невиновным. Потерпевшим от данного преступления можно признать также и лицо, пострадавшее от преступления, по которому ведется следствие, если в результате указанных выше действий уголовное дело не будет доведено до конца.

Укрывательство преступлений (ст. 316 УК РФ), пожалуй, составляет исключение из данной группы преступных посягательств. В нем признаки потерпевшего не могут быть объективно выражены. Здесь в большей степени речь идет даже не о начальной стадии уголовного преследования, а о времени, когда система государственного принуждения еще не отреагировала на факт совершения преступления, предмет судопроизводства, круг его участников, а вместе с тем и большинство потенциальных потерпевших еще не определены.

Преступления второй группы, по сравнению со всеми другими преступлениями против правосудия, имеют более конкретную адресную направленность. Круг потерпевших в них четко определен самим законодателем. Посягательства, предусмотренные ст. 295, 296 УК РФ, направлены на противодействие правосудию и уголовному преследованию через применение физического и психического насилия к должностным лицам, реализующим соответствующие властные полномочия в сфере отправления правосудия и осуществления уголовного преследования, а также всем иным лицам, участвующем в судебном процессе. Кроме того, законодатель включает в этот круг еще и потерпевших, являющихся близкими по отношению к лицам, перечисленным выше.

В ст. 297 УК РФ речь идет о нарушении порядка отправления правосудия при осуществлении судебного разбирательства. С объективной стороны деяние выражается в оскорблении кого-либо из их участников судебного заседания[62]. К числу потерпевших в данном преступления можно отнести: лиц, непосредственно участвующих в отправлении правосудия (судьи и присяжные заседатели), иных участников судебного разбирательства, которым было адресовано оскорбление. Исходя из традиционного представления о сущности потерпевшего[63], не совсем понятным становится то, какой ущерб претерпевают лица, оскорбленные в ходе судебного разбирательства? По сути дела, речь идет только о моральном вреде (ущербе чести, достоинству или деловой репутации), но подлежит ли он сегодня уголовно-правовой оценке? Следуя новой концепции законодателя - нет. Тогда наличие ст. 297 в УК РФ можно объяснить только одним - тем, что обозначенное деяние формально нарушает порядок осуществления правосудия. Стало быть, о потерпевших в этом составе преступления можно говорить лишь с определенной долей условности.

В составе разглашения сведений о мерах безопасности круг потерпевших также достаточно ясен. Это лица, которым в ходе расследования уголовного дела угрожает опасность и в отношении которых применяются специальные, предусмотренные законодательством меры охраны. Это могут быть судьи, присяжные заседатели или иные лица, участвующие в отправлении правосудия, судебные приставы, судебные исполнители, потерпевшие, свидетели, другие участники уголовного процесса, а также их близкие[64]. Особенностью преступления является то, что результатом его совершения выступает не причинение конкретного материально вреда потерпевшему, а лишь создание соответствующей угрозы.

Третья группа преступлений, посягающих на порядок осуществления уголовного преследования и применения мер уголовно-процессуального принуждения (ст. 299-301 УК РФ), в большей степени касается процессуальной деятельности должностных лиц, уполномоченных принимать решение о возбуждении уголовного преследования, привлечении лиц в качестве обвиняемых и применении к подозреваемым и обвиняемым мер пресечения. Здесь круг потерпевших законодателем не определен, что, на наш взгляд, совершенно правильно. Дело в том, что во многих случаях на момент принятия соответствующего решения, а стало быть, и окончания преступного посягательства, реальный ущерб конкретному лицу может быть еще не причинен. Например, если это решение принимается заочно и вышестоящие орган или должностное лицо отменяют его до фактического приведения в исполнение (обращения его к исполнению). Не случайно все указанные преступления имеют формальные составы. Лишь в двух составах преступлений данной группы круг потерпевших имеет четкие очертания, установление соответствующих лиц в них не составляет особого труда: по ст. 299 УК РФ ими могут любые лица, незаконно привлеченные к уголовной ответственности; по ст. 301 УК РФ - лица, подвергнутые незаконному задержанию или заключению под стражей, содержанию под стражей.

Иначе дело обстоит с составом незаконного освобождения от уголовной ответственности, в котором признаки потерпевшего выделить сложнее. По смыслу ст. 300 УК РФ вред от данного посягательства причиняется лицу, пострадавшему от преступления, по делу о котором ведется расследование[65]. Поскольку незаконное освобождение от уголовной ответственности чаще всего предполагает прекращение уголовного преследования либо уголовного дела[66], то для потерпевшего это означает, что он будет лишен возможности сатисфакции. Получается, что, во-первых, для него не будет восстановлена социальная справедливость, а во-вторых, ему не будет возмещен материальный и моральный ущерб. Более того, этот ущерб увеличится за счет осознания собственного бессилия против преступности и безнаказанности тех, кто причинил ему вред.

Не менее интересная ситуация складывается в отношении преступлений, посягающих на порядок доказывания (получения и предоставления) доказательств по делу (ст. 302-304, 307-309 УК РФ). Некоторые среди них могут причинять вред лишь строго определенным категориям лиц. Так, принуждение к даче показаний (ст. 302 УК РФ), как и ложных показаний (ч. 2 ст. 309 УК РФ) состоит в применении насилия или психического давления только в отношении подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, свидетеля, эксперта или специалиста, которым, помимо прочего, может быть причинен физический вред и моральный ущерб[67]. Конкретную адресную направленность имеет и состав провокации взятки либо коммерческого подкупа (ст. 304 УК РФ). Это деяние состоит в попытке передачи денег, ценных бумаг, иного имущества и т.д. либо должностному лицу, либо лицу, выполняющему управленческие функции в коммерческих или иных организациях. Как результат, указанные лица могут быть незаконно привлечены к уголовной ответственности со всеми вытекающими для них из этого неблагоприятными последствиями в виде существенного ограничения прав, свобод и законных интересов человека и гражданина.

Другие же деяния, наоборот, отличаются неопределенным кругом потерпевших, например состав фальсификации доказательств (ст. 303 УК РФ), в этом случае потерпевший, которому был бы причинен реальный ущерб, вообще может и не появиться[68]. Как правило, нарушение порядка получения и предоставления доказательств происходит на стадии предварительного расследования или судебного следствия. На этом этапе трудно говорить о том, приведет ли нарушение к неправильному разрешению дела по существу и повлияет ли на исход дела. Тем не менее если цель названного выше преступления будет достигнута, это может привести к ущемлению интересов заявителей, лиц, чьи права были нарушены, а также интересы тех, кто в результате вынесенного судебного решения был необоснованно привлечен к ответственности.

То же самое касается и остальных преступлений рассматриваемой группы: заведомо ложных показаний свидетеля, потерпевшего либо заключения или показания эксперта, показания специалиста, а также заведомо неправильного перевода в суде либо при производстве предварительного расследования (ст. 307 УК РФ); отказа свидетеля или потерпевшего от дачи показаний (ст. 308 УК РФ); подкупа свидетеля, потерпевшего в целях дачи ими ложных показаний либо эксперта, специалиста в целях дачи ими ложного заключения или ложных показаний, а также подкупа переводчика с целью осуществления им неправильного перевода (ч. 1 ст. 309 УК РФ). В этих деяниях на момент их окончания фигура потерпевшего может и не появиться. Если же они все-таки приведут к принятию решения, не соответствующего фактическим обстоятельствам дела, то ущерб будет причинен тому, чьи права в действительности должны были быть восстановлены в ходе отправления правосудия.

Похожи по своей сущности и преступления, посягающие на порядок вынесения и реализации судебного акта или решения (ст. 305, 312-315 УК РФ). В этих составах преступлений не определен круг потерпевших, зато очевиден результат, последствия их совершения и прежде всего для правосудия. Особенно это касается вынесения заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта (ст. 305 УК РФ), которое может повлечь тяжкие последствия в виде ограничения и лишения прав, свобод и законных интересов для совершенно невиновных людей.

В других случаях, наоборот, несмотря на то, что формально правосудие вроде бы свершилось и виновные были привлечены к ответственности, его задачи не были решены до конца, поскольку фактически судебное решение не было исполнено в надлежащем виде. Ущерб от названных деяний претерпевают на себе лица, чьи права и законные интересы, ранее нарушенные преступлением или иным правонарушением, были формально восстановлены в суде. Он состоит в том, что потерпевшему фактически не возмещают причиненный ранее ущерб или продолжаются действия, которые наносят ему вред.

Явный ущерб для потерпевшего в рассматриваемой группе деяний очевиден не всегда, а только в составах преступлений, предусмотренных ст. 312 (незаконные действия в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту либо подлежащего конфискации), и ст. 315 (неисполнение приговора суда, решения суда или иного судебного акта) УК РФ. Деяния могут причинить конкретный материальный или моральный ущерб потерпевшему, лицу, чьи права были нарушены ранее и вопреки вынесенному решению суда обязывающего правонарушителя восстановить эти права, продолжают им нарушаться. В остальных случаях (ст. 313 УК РФ - побег из места лишения свободы, из-под ареста или из-под стражи; ст. 314 УК РФ - уклонение от отбывания ограничения свободы, лишения свободы; ст. 3141 УК РФ - уклонение от административного надзора) ущерб от преступления, если и материализуется, то носит опосредованный характер для потерпевшего. В первую очередь, эти деяния нарушают, конечно, интересы правосудия, нанося ущерб нормальному функционированию его системы, которая оказывается неспособной восстановить нарушенные права фактически[69]. Что же касается конкретных потерпевших, то здесь уместно, пожалуй, говорить лишь о моральном вреде, который испытывает лицо из-за того, что преступник или правонарушитель не понес должного наказания и не компенсировал тот ущерб, который причинил ранее. Но данное обстоятельство, как мы уже упоминали, выходит за рамки уголовно-правовой оценки.

Таким образом, краткая характеристика указанных выше посягательств позволяет выделить несколько категорий потерпевших в составах преступлений против правосудия:

лица, являющиеся представителями власти, которые непосредственно реализуют функции уголовного преследования и правосудия. Среди тех, кого называет сам законодатель, сюда можно отнести: судей, прокуроров, следователей и лиц, производящих дознание. Однако на наш взгляд, приведенный перечень неправильно ограничивать только названными в УК РФ лицами, хотя это предмет отдельной дискуссии, на которой мы остановимся чуть позже. Пока же более целесообразно оперировать обобщенными категориями. Этим термином мы попытались обозначить всех тех, кто наделены государственно-властными полномочиями в сфере осуществления правосудия. Нарушение порядка отправления правосудия через воздействие на указанных лиц наиболее опасно, поскольку именно в их руках сосредоточены основные средства и ресурсы судебной власти и правоохранительной системы. Они не просто участвуют в отправлении правосудия, а играют в этой системы ключевую роль - направляют правосудие, обеспечивают ход его реализации и, собственно говоря, определяют судьбу конкретных дел;

лица, которые не отправляют правосудие, но принимают в процессе его осуществления непосредственное участие и имеют при этом определенный процессуальный статус, наделены процессуальными правами и обязанностями: потерпевший и его представители, участники процесса со стороны защиты, свидетели, эксперты, специалисты, переводчики и т.д. Их основная функция - содействие в установлении фактических обстоятельств по делу. Их действия, не являются решающими для правосудия, но также вносят весьма существенный вклад в достижение его конечного результата. Поэтому влияние на правосудие через воздействие на этих лиц (для обозначения которых сам законодатель иногда использует формулировку «участники судебного разбирательства», например в ч. 1 ст. 297 УК РФ), также представляет довольно высокую опасность для правосудия;

лица, которые не принимают непосредственного участия в осуществлении судопроизводства и не имеют интереса в исходе конкретного уголовного, гражданского или иного дела. Они оказываются потерпевшими в рассматриваемых преступлениях в результате стечения определенных обстоятельств. Причиненный им ущерб, если можно так выразиться, - это побочные негативные последствия, которые возникают при попытке воздействия на нормальное функционирование системы правосудия наряду с основным вредом. Круг таких лиц не имеет системного закрепления. Среди них законодатель называет несколько разнородных типов специальных потерпевших: «должностные лица»; «лица, выполняющие управленческие функции в коммерческих или иных организациях»; «близкие лица» и др.