Ключевую роль в осуществлении правосудия, как и в функционировании любой другой социальной системы, играет человеческий фактор, что вполне объяснимо. Правосудие, состоящее в разрешении правовых конфликтов, восстановлении нарушенных прав и привлечении виновных к юридической ответственности, это прежде всего деятельность конкретных людей (судьи, следователя, дознавателя и т.д.). Именно от их работы зависит результат каждого дела, каждого судебного разбирательства, а стало быть, и правосудия в целом. Поэтому судейский корпус, органы дознания, представители следствия и прокуратуры являются наиболее важным и вместе с тем уязвимым звеном системы правосудия; воздействие на лиц, наделенных властными полномочиями по его осуществлению, - наиболее опасным видом посягательств в рассматриваемой сфере.

Сказанное определяет центральное место в исследуемой проблеме вопросу о безопасности, охране прав, свобод и законных интересов именно тех лиц, которые обеспечивают отправление правосудия. Но прежде чем раскрыть его и оценить, насколько совершенной является сегодня система мер, направленных на защиту указанных лиц, необходимо определиться с самим кругом представителей власти, участвующих в судопроизводстве.

Несмотря на то, что он вроде бы определен действующим процессуальным законодательством, данная задача представляется не такой простой. Остановимся на субъектах правосудия по порядку. В первую очередь среди тех, кто наделен законом непосредственными полномочиями по его отправлению, нужно выделить представителей судебной власти, и главное - судей.

Судья - ключевая процессуальная фигура, важнейший участник отношений по отправлению правосудия, обладающий высшими полномочиями в данной области. Ему предоставлено право принимать окончательное решение по существу правового спора.

Как правило, с установлением лиц данной категории не возникает трудностей ни с практической, ни с научной точек зрения. Статус судьи имеет несколько уровней легитимации и закреплен целым рядом нормативных актов, что делает его достаточно прозрачным. Судья согласно действующему законодательству есть должностное лицо, наделенное в конституционном порядке полномочиями постоянно или временно осуществлять правосудие на профессиональной основе в федеральном суде или суде субъекта РФ. Судьями могут быть граждане РФ, достигшие 25 лет, имеющие высшее юридическое образование и стаж работы по юридической профессии не менее пяти лет, соответствующие высоким требованиям, предъявляемым Законом РФ от 26 июня 1992 г. № 3132-1 «О статусе судей в Российской Федерации» . Статус судьи приобретается с момента назначения прошедшего конкурсный отбор претендента на соответствующую должность в установленном законом порядке либо Президентом РФ, либо Советом Федерации и т.д. в зависимости от уровня суда.

Единственный момент, на который следует обратить внимание в преступлениях против правосудия, - это связь посягательства с профессиональной деятельностью судьи-потерпевшего. Ученые почти всегда указывают на данное обстоятельство . Если же, как отмечает М.А. Бобраков, лицо умышленно лишают жизни только из-за того, что оно является представителем судебной власти, квалифицировать содеянное следует по п. «б» ч. 2 ст. 105 УК [1] [2]

РФ . Так, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ установила, что органом дознания Н. обвинялся в совершении преступления, предусмотренном ч. 1 ст. 294 УК.

«Мотивируя свое решение о невиновности Н., суд в приговоре правильно указал, что по смыслу уголовного закона вмешательство в судебную деятельность означает незаконное воздействие на суд с целью воспрепятствования его законной деятельности. Само по себе вмешательство предполагает вторжение в деятельность суда по осуществлению правосудия.

Суд правильно указал в приговоре, что в действиях Н. отсутствовала реально объективная сторона преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 294 УК РФ, которая характеризуется конкретными действиями, направленными на требование с помощью угроз и других действий решить дело определенным образом» .

При этом особое значение криминалисты уделяют поведению судей, предшествовавшему совершению в отношении них преступления. Оно, как пишет С.В. Максимов, «должно быть правомерным, а деятельность по отправлению правосудия - законной» . Поддерживая данный тезис, И.А. Фар- гиев полагает, что, «устанавливая повышенную уголовно-правовую охрану граждан и должностных лиц с правомерным поведением, которое является признаком конкретного состава, законодатель предполагает, что оно должно быть безупречным как с правовой, так и с нравственной точки зрения, и использует при этом различные формы его описания» .

Принимая правоту данной позиции, считаем целесообразным согласиться и с другим укрепившемся в теории уголовного права взглядом на [3] [4] [5] [6] трактовку законной деятельности судьи - как совершения им действия (бездействия) в качестве представителя судебной власти в пределах тех полномочий, которые на него возложены[7] [8] [9] [10]. «Она должна быть направлена на точное исполнение судьей своих обязанностей. Представители судебной власти как специальные потерпевшие олицетворяют собой государство и воспринимаются виновным в качестве носителей властных полномочий, принуждения, а не как частные лица» . Отсюда, если поводом к совершению преступления является незаконная деятельность потерпевшего - судьи, то содеянное нельзя квалифицировать как преступление против правосудия. В данном случае речь не идет об осуществлении правосудия как таковом, а соответственно и о противодействии ему. Обозначенное деяние допустимо рассматривать лишь как посягательство на личность, на жизнь человека без учета специальных признаков потерпевшего.

Рассуждая о категории судей как о потерпевших, ученые справедливо обращают внимание и еще на одно обстоятельство - на использование понятии судьи исключительно в узком смысле, в котором судьи предстают как особая категория должностных лиц государства . Это, на наш взгляд, весьма важное и справедливое замечание. Действительно, все остальные лица, называемые судьями в юриспруденции, спорте, быту, например третейские судьи, иные представители негосударственных структур, наделенные правом рассматривать различные категории юридических споров (члены комиссий по трудовым спорам, медиаторы и т.п.), судьи спортивных или зрелищных

179

мероприятий не могут, вопреки мнению отдельных специалистов , относиться к данной категории потерпевших. Они не являются участниками отношений правосудия, а их деятельность - публичной деятельностью по отправлению правосудия, хотя она и близка по смыслу к последней. Стало быть, они не могут рассматриваться в качестве представителей судебной власти.

В данном вопросе следует согласиться с Н.А. Коробейниковым, который считает, что «посягательства на жизнь, здоровье, физическую и психическую неприкосновенность, например третейского судьи в связи с рассмотрением им спора, следует квалифицировать по соответствующим статьям, находящимся в разделе VII УК РФ “Преступления против личности”, с обязательным вменением квалифицирующего признака “совершение преступления в отношении лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга”. В тех статьях, где такой квалифицирующий признак не предусмотрен, при назначении наказания он обязательно должен учитываться как отягчающее обстоятельство, предусмотренное п. “ж” ч. 1 ст. 63 УК РФ» .

Таким образом, первый тип потерпевших в преступлениях рассматриваемой группы - это судьи судов всех категорий, образованных и действующих в соответствии с конституцией, федеральным законодательством и законами субъектов РФ, Конституционного суда РФ, Верховного суда РФ и судов общей юрисдикции, Высшего Арбитражного суда и арбитражных судов РФ, а также военных судов РФ.

Правда, в вопросе о судах, образуемых субъектами РФ и действующих на основе регионального законодательства, есть, на наш взгляд, один важный и не до конца разрешенный момент - по поводу статуса Конституционных и Уставных судов субъектов РФ. Он в свою очередь определяет и вопрос о статусе судей названных судов. С одной стороны, Федеральный конституционный закон от 31.12.1996 № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федера- [11] ции» включает эти суды, наряду с мировыми судьями, в судебную систему РФ, оставляя право регламентировать порядок их учреждения и деятельности за региональными законодательными органами. С другой стороны, в отличие от мировых судей, организационно-правовое положение которых урегулировано федеральным законодательством, в частности Законом РФ «О статусе судей в Российской Федерации», а также Федеральным законом от 17 декабря 1998 г. № 188-ФЗ «О мировых судьях в Российской Федерации», статус судей конституционных и уставных судов на уровне общегосударственного законодательства остается неопределенным, также как остается неурегулированным и порядок назначения судей указанных судов на должность .

Кроме того, порядок наделения полномочиями мировых судей, который установлен законодательством субъектов РФ, во всех регионах страны предполагает назначение их региональными законодательными органами по представлению председателя областного суда, основанному на заключении квалификационной коллегии судей области, согласованному с губернатором , т.е. предусматривает прямую связь с федеральной судебной системой. Порядок же назначения судей конституционных и уставных судов субъектов РФ, как правило, не предполагает какого-либо участия в этой процедуре органов или представителей судебной системы РФ , сами данные суды имеют [12] [13] [14] ограниченную компетенцию (власть). Их решения касаются только вопросов регионального значения и правомочны в пределах лишь соответствующего субъекта РФ. При этом названные суды никак не соприкасаются и не пересекаются с федеральной судебной системой, ни одной из ее ветвей или уровней.

Несмотря на все эти противоречия, нужно признать, что, во-первых, статус таких судов и работающих в них судей - официальный. Во-вторых, конституционные и уставные суды субъектов Российской Федерации по российскому законодательству входят в судебную систему РФ. Стало быть, и судей этих судов также следует считать полноправными членами судейского корпуса. Одновременно это, на наш взгляд, дает основание включать их в число специальных потерпевших анализируемого круга - представителей судебной власти.

Между тем, как мы уже упоминали, сам по себе термин «представитель судебной власти» подходит для обозначения не только непосредственно судей. В гл. 31 УК «Преступления против правосудия» под ним, к примеру, понимаются: 1) судья, 2) присяжный заседатель и 3) иное лицо, участвующее в отправлении правосудия. Похожие формулировки, указывающие на то, что судебную власть в Российской Федерации могут реализовывать не только профессиональные судьи, но и иные лица, встречаются и в других нормативных правовых актах.

Их появление в законодательстве, как совершенно справедливо отмечают некоторые авторы, было обусловлено временем, в которое происходило кардинальное реформирование законодательства, в частности процессуального, положения которого о точном наименовании участников судопроиз-

водства нельзя было предугадать. Поэтому законодатель при разработке нормативных актов, в том числе и Уголовного кодекса РФ, исходил из возможного закрепления в процессуальном законодательстве нового субъекта судопроизводства, в чьи функции будет входить отправление правосудия .

В настоящее время в науке вопрос о круге представителей судебной власти, наделенных полномочиями по отправлению правосудия, по- прежнему остается открытым, что в определенной мере обусловлено противоречиями, имеющимися в соответствующих в нормативных правовых актах. Так, ч. 5 ст. 32 Конституции РФ наделяет каждого гражданина Российской Федерации правом участвовать в отправлении правосудия. Данное конституционное право, по мнению отдельных авторов, имеет три формы реализации. «Гражданин, - пишет Ю.В. Романова, - может реализовать свое субъективное право, выступая, во-первых, в качестве судьи (профессиональный способ реализации), во-вторых, в качестве присяжного, арбитражного заседателя (непрофессиональный прямой способ) и, в-третьих, в качестве члена квалификационной коллегии судей (непрофессиональный опосредованный спо- соб)»[15] [16].

Трудно согласиться с такой формулировкой. По нашему мнению, участие представителей общественности в работе квалификационных коллегий судей неправильно относить к деятельности по отправлению правосудия. Более того, согласно ст. 5 Федерального закона РФ от 14 марта 2002 г. № 30-ФЗ «Об органах судейского сообщества в Российской Федерации» одним из принципов деятельности квалификационных коллегий судей является их невмешательство в судебную деятельность. Отсюда членов квалификационных коллегий, не являющихся судьями, нельзя относить не только к участникам отправления правосудия, но и к представителям судебной власти вообще.

Анализ процессуального законодательства показывает, что иное лицо, участвующее в отправлении правосудия, в большинстве норм стоит в одном ряду с судьями и присяжными заседателями. Отсюда, как справедливо выражается А.В. Г алахова, им может быть только такое лицо, которому по закону предоставлено право непосредственно рассматривать и разрешать дело по существу, т.е. осуществлять правосудие[17] [18]. По действующему процессуальному законодательству такими полномочиями, кроме присяжного наделен лишь арбитражный заседатель. Следовательно, под «иным лицом, участвующим в отправлении правосудия», помимо присяжных, можно понимать только арбитражного заседателя. Отнесение других участников судопроизводства к числу таких лиц не только противоречит действующему процессуальному закону, но и как совершенно верно отмечает С.В. Максимов, искажает сущность правосудия как исключительного по своей важности и значимости вида государственной деятельности, правом осуществления которого должны быть наделены лица, прямо названные в законе .

Таким образом, под иными, кроме судей, представителями судебной власти и лицами, участвующими в отправлении правосудия, следует понимать присяжных и арбитражных заседателей, на которых временно на непрофессиональной основе возлагаются полномочия по исполнению обязанностей судьи. «В период осуществления правосудия на них также распространяются гарантии неприкосновенности судей, предусмотренные законодательством РФ, в том числе обеспечивающие их уголовно-правовую охрану как представителей судебной власти.

В соответствии с Федеральным законом РФ от 20 августа 2004 г. «О присяжных заседателях федеральных судов общей юрисдикции в Российской Федерации» и Уголовно-процессуальным кодексом РФ присяжным заседателем является лицо, привлеченное в установленном законом порядке для участия в судебном разбирательстве по уголовному делу в суде первой инстанции и вынесения вердикта. Уголовные дела с участием присяжных заседателей рассматриваются в составе судьи федерального суда общей юрисдикции и коллегии из двенадцати присяжных заседателей. Специфика осуществления правосудия присяжными заседателями заключается в том, что они решают лишь вопросы, касающиеся фактических обстоятельств дела, не затрагивая его правовую составляющую» . Последняя относится к исключительной компетенции профессионального судьи.

Согласно Федеральному закону РФ от 30 мая 2001 г. «Об арбитражных заседателях арбитражных судов Российской Федерации» и Арбитражному процессуальному кодексу РФ арбитражный заседатель - это «гражданин РФ, наделенный в установленном законом порядке полномочиями по осуществлению правосудия при рассмотрении арбитражными судами субъектов РФ в первой инстанции подведомственных им дел, возникающих из гражданских правоотношений. Состав арбитражного суда для рассмотрения конкретного дела с участием арбитражных заседателей формируется в порядке, исключающем влияние на его формирование лиц, заинтересованных в исходе дела, и состоит из одного судьи и двух арбитражных заседателей. Судья и арбитражный заседатель при рассмотрении дела, разрешении всех вопросов, возникающих при рассмотрении дела и принятии судебных актов, пользуются равными процессуальными правами»[19] [20] [21] [22]. «Судья является председательствующим в судебном заседании. Арбитражные заседатели принимают участие в рассмотрении дела и принятии решения наравне с профессиональными судьями. При осуществлении правосудия они пользуются правами и несут обя-

191

занности судьи» .

В рассматриваемом значении к лицам, исполняющим обязанности по отправлению правосудия, можно отнести:

судей судов всех уровней и видов, входящих в судебную систему РФ (конституционных, уставных, общей юрисдикции, военных и арбитражных);

присяжных заседателей;

арбитражных заседателей.

Представители первой группы реализуют властные полномочия в данной сфере на постоянной, а присяжные и арбитражные заседатели - на временной основе по специальному полномочию.

Никаких других представителей судебной власти - участников процесса, которые бы могли осуществлять полномочия по отправлению правосудия, кроме указанных выше, действующее законодательство не предусматривает. Учитывая относительную стабильность нынешней судебной системы можно предположить, что в ближайшее время они и не появятся.

Апелляционным определением Верховного Суда РФ жалоба осужденного Г. и его адвоката Л. оставлен без изменения приговор Ставропольского краевого суда, по которому Г. признан виновным в совершении ряда преступлений, в том числе посягательстве на жизнь судьи Верховного Суда Республики Дагестан М. в связи с рассмотрением дел и материалов в суде .

На наш взгляд, целесообразно унифицировать легальное определение лица, осуществляющего правосудие, конкретизировать круг таких лиц в законе. В том числе следует уточнить признаки потерпевших и в соответствующих составах преступлений против правосудия, более точно сформулировав их виды. В целях совершенствования уголовного законодательства предлагается внесение следующих редакционных изменений: слова «судья, присяжный заседатель или иное лицо, участвующее в отправлении правосудия» в ст. 295, 296, 297 и 311 УК следует заменить на слова «судья, присяжный и [23] арбитражный заседатель» в соответствующем падеже. 83% респондентов поддержали это предложение.

Второе по значимости место в системе отношений правосудия, если рассматривать этот правовой феномен в широком смысле, занимают те органы и лица, которые обеспечивают реализацию целей и задач правосудия, прежде всего на досудебной стадии разбирательства. Правда, в большей степени это касается уголовного процесса. Чаще всего об этих должностных лицах говорят как о лицах, наделенных полномочиями по проведению предварительного расследования (предварительного следствия и дознания) . Хотя такой вариант обозначения кажется нам не совсем удачным. Формально - это определение верное, так как соответствует положениям уголовнопроцессуального закона, однако оно не совсем точно отображает содержательную сторону рассматриваемого феномена, в частности, того, в чем состоит смысл указанных полномочий. Его, на наш взгляд, наиболее адекватно характеризует термин «уголовное преследование». Он более тонко передает суть функции, выполнение которой возложено на упомянутых должностных лиц: привлечение виновных в совершении преступления лиц к уголовной ответственности.

Некоторые ученые-процессуалисты с этим не согласны, считая, что приведенный термин не в полной мере охватывает содержание деятельности должностных лиц органов дознания и следствия. Он, по мнению 3. Гатауллина, распространяется на большую часть такой деятельности, но оставляет за рамками понятия ту область расследования, в которой конкретный подозреваемый еще отсутствует, и следствие занимается сбором доказательств, которые, возможно, в будущем могут инициировать уголовное преследование в отношении какого-либо лица. Отсюда до появления конкретного подозреваемого или обвиняемого, на взгляд автора, позволительно говорить лишь о [24]

подготовке к обвинительной деятельности, о создании необходимых условий

194

для последующего уголовного преследования .

Данное утверждение кажется нам не достаточно убедительным. При возбуждении уголовного дела не в отношении конкретного лица, а по факту совершения преступления процессуальная деятельность участников уголовного судопроизводства по установлению обстоятельств, входящих в предмет доказывания, необходима именно как средство достижения конечного результата - обнаружения лица, совершившего преступление, в целях его последующего привлечения к уголовной ответственности. Отсюда расследование на этом этапе можно рассматривать как преследование неизвестного лица, совершившего преступление, в целях его обнаружения и изобличения, а по сути, в целях раскрытия преступления[25] [26]. Думается, такой подход в полной мере соответствует сущности функций дознавателя и следователя, определенных законодателем сегодня именно как уголовное преследование.

Если же уголовное преследование считать единственной функцией органов расследования, то все виды деятельности упомянутых органов правомерно рассматривать как способы реализации этой функции. По УПК РФ деятельность дознавателя и следователя на начальном этапе расследования не имеет иной цели, кроме как установления того, кем было совершено преступление, по признакам которого возбуждено уголовное дело. Не случайно в литературе доминирует тезис о том, что уголовное преследование как вид процессуальной деятельности не только порождается уголовно-процессуальной функцией обвинения, но и охватывается ею[27]. Стало быть, само предварительное расследование необходимо рассматривать как форму уголовного преследования, а возбуждение уголовного дела, соответственно, как возбуждение уголовного преследования.

На указанном этапе судопроизводства соответствующими полномочиями наделен довольно значительный круг лиц, причем различными и в разном объеме. Поэтому их целесообразно разделить на группы. Прежде всего нужно дифференцировать по характеру полномочий на лиц, осуществляющих дознание и предварительное следствие. Кроме того, следует отдельно выделить представителей прокуратуры.

Не вдаваясь в углубленное осмысление роли и полномочий органов прокуратуры, прокурора в предварительном расследовании и судопроизводстве в целом, отметим, что в данном контексте более важным представляется факт четкой формальной определенности этой фигуры в правоохранительной системе и уголовном процессе. То же самое можно сказать и о следователях всех правоохранительных органов, располагающих соответствующими следственными аппаратами. Их круг определен законом. Никто кроме следователей органов СК, МВД и ФСБ, замещающих эти должности в соответствии со штатным расписанием, не вправе осуществлять предварительное следствие. Поэтому при рассмотрении их в качестве потерпевшего в соответствующих преступлениях против правосудия не нужно выяснять какие-либо дополнительные обстоятельства, достаточно ограничиться установлением причастности их к работе по конкретному уголовному делу, в рамках которого прокурор или следователь осуществляют уголовное преследование. Ключевое обстоятельство признания следователя или прокурора потерпевшим в преступлении против правосудия - то, что оно совершается именно в связи с его непосредственной деятельностью по осуществлению уголовного преследования.

Данное обстоятельство обязательно подчеркивается в решениях суда. Так, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ, оставляя без изменения приговор Московского областного суда в отношении Б., осужденного в том числе по ст. 295 УК, в определении указала, что посягательство на жизнь следователя К. совершено в связи с производством им предварительного расследования . По делу У. и других Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ в определении отметила, что осужденный обоснованно признан виновным в организации посягательства на жизнь

198

прокурора в целях воспрепятствования его законной деятельности .

Отдельные специалисты, обособляя фигуру прокурора, иногда отмечают иную функциональную направленность его деятельности в уголовном процессе, а вместе с тем и выводят ее за рамки уголовного преследования. Например, как некое самостоятельное направление деятельности прокурора многие авторы выделяют реализацию им надзорной функции[28] [29] [30].

Думается, это не совсем так. Надзор за процессуальной деятельностью органов предварительного расследования, по сути, является надзором за законностью осуществляемого ими уголовного преследования; цели осуществления этой надзорной деятельности состоят в создании оптимальных условий для раскрытия преступления и привлечения лиц, виновных в его совершении, к уголовной ответственности, т.е. в обеспечении нормального хода уголовного преследования. Поэтому, как пишет В.А. Лазарева, все, что ни делает прокурор на предварительном расследовании, с одной стороны, есть надзор за законностью, а с другой стороны, - является одновременно и уголовным преследованием, направлением расследования в нужное русло, а именно в сторону изобличения виновных в совершении преступления[31]. Сказанное выше позволяет поставить фигуру прокурора в один ряд с другими должностными лицами, наделенными полномочиями по реализации важнейшей государственной функции - осуществления уголовного преследования, как преследующих общие цели, по крайней мере, с точки зрения уголовноправового обеспечения неприкосновенности (безопасности) этих лиц.

В отличие от перечисленных выше, немного сложнее дело обстоит с лицами, которые наделены полномочиями по осуществлению дознания. Его по закону могут проводить дознаватели подразделений разных органов; помимо этого - еще и ряд должностных лиц. Причем УПК не дает четкого перечня данных должностей. Его нужно устанавливать исходя из анализа законодательства, определяющего статус и порядок деятельности соответствующих органов государства, главным образом, правоохранительных.

В уголовном процессе, согласно УПК и положениям современной доктрины, основные полномочия дознания реализуют: орган дознания, руководитель подразделения дознания и дознаватель . К органам дознания законодатель относит органы внутренних дел Российской Федерации, а также иные органы исполнительной власти, наделенные в соответствии с Федеральным законом полномочиями по осуществлению оперативно-розыскной деятельности. Последние перечисляются в ст. 13 Федерального закона от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности».

К таким органам законодатель относит оперативные подразделения: органов федеральной службы безопасности, федеральных органов государственной охраны, таможенных органов РФ, службы внешней разведки РФ, Федеральной службы исполнения наказаний, внешней разведки Министерства обороны РФ, проводящего оперативно-розыскные мероприятия только в целях обеспечения собственной безопасности[32] [33]. При этом, в отличие от органов внутренних дел, которые являются органом дознания, лишь оперативные подразделения органов исполнительной власти, перечисленные в Федеральном законе «Об оперативно-розыскной деятельности», могут быть

названы органом дознания, а не сам государственный орган . Вместе с тем к органам дознания отнесены: органы Федеральной службы судебных приставов, командиры воинских частей, соединений, начальники военных учреждений или гарнизонов, а также органы государственного пожарного надзора МЧС России[34] [35].

Таким образом, органы дознания представляют собой систему государственных органов и должностных лиц, уполномоченных законодателем, в соответствии с УПК РФ и другими федеральными законами, осуществлять дознание и иные процессуальные полномочия. К сожалению, объем настоящей работы не позволяет остановиться на данном вопросе более подробно. К тому же, для целей исследования, думается, достаточно ограничиться общим представлением о круге лиц, которые уполномочены производить дознание, учитывая, что потерпевшими в преступлениях против правосудия они могут выступать лишь в том случае, если посягательство на этих лиц, как и в предыдущих случаях, непосредственно связано с деятельностью по осуществлению уголовного преследования.

В некоторых статьях о преступлениях против правосудия, очерчивая круг потерпевших, законодатель называет также судебных приставов (речь идет о тех случаях, когда пристав не является лицом, осуществляющим дознание). Их роль в достижении целей правосудия не так значительна, а полномочия, которыми они наделены и наличие которых позволяет говорить о них как о представителях власти, не являются определяющими для судопроизводства. Несмотря на это, приставы являются непосредственными участниками отношений правосудия и также олицетворяют в них государство. В данном контексте, думается, жизнь, здоровье, иные блага, права и законные интересы судебных приставов, которые при определенных обстоятельствах могут пострадать в не меньшей мере, должны быть обеспечены средствами
уголовно-правовой защиты в равной степени со всеми остальными представителями власти в рассматриваемой сфере.

В УК при упоминании о приставе как потерпевшем используется два обозначения: «судебный пристав» и «судебный исполнитель». Во-первых, это не соответствует современной градации данной категории государственных служащих, закрепленной в Федеральном законе от 21 июля 1997 г.

ЛАГ

№ 118-ФЗ «О судебных приставах» . Согласно ст. 4 Закона судебные приставы подразделяются на: судебных приставов, обеспечивающих установленный порядок деятельности судов, и судебных приставов-исполнителей, исполняющих судебные акты и акты других органов, предусмотренных Федеральным законом об исполнительном производстве. Более того, в приведенном нормативном акте вообще не используется термин «судебный исполнитель». Это - устаревшее понятие, ранее по смыслу охватывавшее приставов, исполняющих судебные акты и акты других органов, предусмотренных Федеральным законом об исполнительном производстве, но затем трансформированное в «судебный пристав-исполнитель». В настоящее время этот термин не употребляется ни в одном нормативном акте.

Во-вторых, несмотря на различие полномочий судебного пристава и судебного пристава-исполнителя, они все же относятся к единой категории госслужащих, их не следует разделять на уровне представления о потерпевшем в преступлениях против правосудия. Иное может привести к неправильной оценке признаков потерпевшего при расследовании конкретных преступлений и путанице в правоприменительной практике.

Для устранения сложившегося противоречия необходимо привести формулировки УК РФ в соответствие с действующим законодательством о судебных приставах и исполнительном производстве, унифицировав представление о приставах как о потерпевших в уголовном законе. В указанных целях предлагается заменить термин «судебный исполнитель» в ст. 295, ч. 2

СЗ РФ. 1997. № 30. Ст. 3590.

ст. 296, ч. 2 ст. 2981 и ст. 311 УК РФ словами «судебный пристав». Данное предложение поддержали 86% респондентов.

Резюмируя приведенные выше доводы, уточним общий круг лиц, которые наделены государственно-властными полномочиями в сфере осуществления правосудия и которые могут выступать в качестве потерпевшего в соответствующих составах преступлений. На наш взгляд, его должны составлять:

лица, наделенные полномочиями по непосредственному отправлению правосудия: судьи судов всех видов и уровней, образующих судебную систему РФ; присяжные и арбитражные заседатели;

лица, осуществляющие уголовное преследование в рамках производства по конкретному делу: прокурор; следователь и руководитель следственного подразделения; дознаватель и руководитель подразделения дознания; должностные лица органов государственного пожарного надзора МЧС России; командиры воинских частей, соединений, начальники военных учреждений или гарнизонов, а также другие должностные лица, уполномоченные производить дознание;

должностные лица, обеспечивающие исполнение решений суда, соблюдение порядка в ходе судебного заседания и безопасность участников процесса - судебные приставы.

Как видно, круг должностных лиц, наделенных государственно - властными полномочиями в сфере осуществления правосудия, достаточно широк. Их функции, задачи и роли разнообразны, в связи с чем возникает закономерный вопрос: одинаковый ли статус они будут иметь как потерпевшие в преступлениях исследуемой группы?

Рассмотрение этого вопроса, как представляется, возможно в двух аспектах. Во-первых, с точки зрения обеспечения безопасности и неприкосновенности прав, свобод и законных интересов названных лиц как представителей человеческого рода. С такой позиции, согласно Конституции РФ и положений общеправовой доктрины, жизнь, здоровье, честь, достоинство, собственность и т.д. всех людей имеют равную ценность независимо ни от каких социально-демографических и иных признаков, в том числе и служебного положения, а стало быть, подлежат одинаковой охране. Во-вторых, сравнивая всех упомянутых лиц, нужно учитывать, что они являются участниками судопроизводства, а рассматриваемые преступления связаны именно с их профессиональной деятельностью. В теории уголовного права такие деяния принято называть многообъектными. Изначально, по мнению большинства специалистов, они посягают на правосудие и направлены на противодействие законной деятельности государства в указанной области[36]. Интересы же личности в них, как справедливо отмечает С.В. Максимов, «учитываются лишь в силу того, что такие потерпевшие являются носителями особых государственных полномочий в рассматриваемой сфере, олицетворяя собой пра- восудие»[37] [38].

По закону функции и полномочия разных представителей власти в сфере отправления правосудия качественно различаются, что говорит о неравнозначном положении их в системе осуществления правосудия . Следовательно, разделение их на категории в рамках дифференциации потерпевших не лишено смысла.

Судейские полномочия сосредотачивают в себе высшую власть в области правосудия, исключают зависимость от кого-либо, какую-либо заинтересованность и предполагают принятие окончательного решения по делу на основе представленных сторонами доказательств. Полномочия по осуществлению предварительного расследования направлены прежде всего на раскрытие преступлений, изобличение преступников и предупреждение совершения ими новых преступлений. Они обеспечивают реализацию целей и задач деятельности государства по пресечению и предупреждению любой преступной деятельности, обеспечению защиты прав, свобод и законных интересов личности, общества и государства от преступных посягательств. Но эти полномочия не безграничны. Они лишь способствуют формированию базы для осуществления правосудия, а не определяют заранее его исход, предваряют полномочия по разрешению правового конфликта судом и заканчиваются на более ранней стадии уголовного судопроизводства.

Таким образом, различие в обозначенных выше категориях участников осуществления правосудия как потерпевших, несомненно, есть. Но состоит оно не в разной ценности их жизни, здоровья и т.д., не в различной значимости их должностей, а в том, что выступают субъектами разных отношений, складывающихся в сфере судопроизводства, имеют разный круг прав и обязанностей. Поэтому в некоторых случаях они могут быть одновременно потерпевшими в одном и том же составе преступления, а в других - нет (потерпевшим может быть только определенный круг лиц). Но все вместе они есть олицетворение правосудия в различных его проявлениях. Общественная опасность деяний, связанных с причинением вреда лицам, представляющим власть в сфере отправления правосудия, будет определяться прежде всего тем ущербом, который способны нанести непосредственно правосудию, только затем - индивидуальным вредом, причиненным каждому потерпевшему.

В целом преступления, в которых имеется потерпевший - должностное лицо, в рамках их социально-правового восприятия, на наш взгляд, можно расценивать как способ причинения вреда (противодействия) правосудию через воздействие на субъектов его осуществления (лиц, обладающих властными полномочиями в этой сфере государственной деятельности). Основные его черты: 1) активная форма поведения - действие; 2) насильственный характер (принуждение); 3) направленность деяния на участников отправления правосудия; 4) связь посягательства с непосредственной профессиональной деятельностью последних.

При характеристике соответствующих норм УК РФ необходимо акцентировать внимание на следующих аспектах:

все ли возможные варианты общественно опасного воздействия на правосудие через упомянутых должностных лиц учтены законодателем в УК РФ и правильно ли они им оценены с точки зрения качественных и количественных показателей общественной опасности деяний;

все ли лица, которым посягательство на правосудие может нанести реальный ущерб, в должной мере обеспеченны уголовно-правовой защитой, все ли их права и законные интересы учтены в полном объеме.

Отвечая на поставленные вопросы, необходимо установить, что представляет собой само воздействие на правосудие через его субъектов осуществления. Как это может происходить (в каких видах это возможно), что это может быть за воздействие?

С точки зрения объективного выражения, думается, таких вариантов поведения может быть несколько: физическое и психическое воздействие (оказание давления на указанных лиц путем применения к ним физического или психического насилия, шантажа), влияние на них через ущемление имущественных интересов, через использование материальной и иной зависимости и т.д. При этом следует учитывать, что повлиять на поведение судьи, следователя, прокурора и т.д. в целях принятия ими соответствующего решений можно не только через давление лично на них, но и через воздействие на их близких.

На наш взгляд, действующим законодательством учтены все возможные из объективно существующих способов виды воздействия на правосудие через посягательство на лиц, наделенных государственно-властными полномочиями. Во-первых, предупредительный потенциал анализируемых уголовно-правовых запретов охватывает все варианты применения к ним физического и психического насилия (принуждения). Нормы гл. 31 УК устанавливают ответственность как за попытку физического устранения лица, наделенного полномочиями по осуществлению правосудия или предварительного расследования, а также их близких (посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование - ст. 295 УК РФ), так и за несвязанное с причинением смерти негативное физическое воздействие на них, предполагающее нанесение ущерба здоровью потерпевших, а также психическое насилие - угрозу причинения им физического вреда (угрозу или насильственные действия в связи с осуществлением правосудия или производством предварительного расследования - ст. 296 УК РФ). Эта же норма охватывает своим содержанием и такой способ оказания давления на соответствующих должностных лиц, как уничтожение или повреждение их имущества, а также угрозу совершения действий подобного рода.

Наряду с обозначенными деяниями УК РФ предусматривает состав воспрепятствования осуществлению правосудия и производству предварительного расследования (ст. 294 УК РФ). Ему отводят особое место в данной группе преступных посягательств. В нем, как уже говорилось, нет выраженной фигуры потерпевшего, не определен ущерб, через признаки которого можно было бы установить таких лиц. Тем не менее смысл деяния вполне очевиден. По своей сути оно так же, как и в предыдущем случае, предполагает оказание некоего воздействия на описываемых участников судопроизводства. Правда, законодатель не дает конкретного пояснения по поводу того, что это может быть за воздействие. Но на этом вопросе мы остановимся чуть позже.

Кроме непосредственного воздействия на потерпевшего, создать неблагоприятные условия для него можно и иными способами, а именно путем разглашения сведений о мерах безопасности, применяемых в отношении судьи и участников уголовного процесса. Это деяние, на наш взгляд, можно рассматривать как опосредованное создание опасности для указанной категории лиц (ст. 311 УК РФ).

Наконец, УК РФ содержит две нормы об ответственности за причинение вреда чести, достоинству и репутации должностных лиц, наделенных полномочиями в сфере отправления правосудия:

неуважение к суду (ч. 2 ст. 297 УК РФ);

клевета в отношении судьи, присяжного заседателя, прокурора, следователя, лица, производящего дознание, судебного пристава (ст. 2981 УК).

Так, по приговору Курганского областного суда Б. признан виновным в том, что он в судебном заседании проявил неуважение к суду, грубо оскорбил судью и участника судебного заседания при рассмотрении ходатайства следователя о продлении ему меры пресечения. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ осуждение признала законным[39].

Законодатель предусмотрел довольно внушительный арсенал средств уголовно-правовой охраны лиц, осуществляющих правосудие. Однако при более пристальном взгляде на содержание названных норм вскрывается ряд существенных недостатков и противоречий. Например, во всех перечисленных составах преступлений законодатель по-разному очерчивает круг потерпевших, использует различные формулировки для их обозначения. Причем в одних ситуациях они разделяются на две группы: тех, кто уполномочен отправлять правосудие, и тех, кто осуществляет уголовное преследование; в других случаях они, наоборот, объединяются их друг с другом; в третьих - сливаются еще и с другими участниками уголовного судопроизводства, не являющимися представителями власти, в единое целое.

Так, в составе посягательства на жизнь субъектов реализации правосудия, (ст. 295 УК РФ) круг потерпевших представлен: а) в названии - раздельно (лица, осуществляющие правосудие и лица, осуществляющие предварительное расследование); б) в диспозиции нормы - в объединенной форме, казуистическим способом. Причем законодатель относит к ним не только собственно представителей власти в сфере отправления правосудия - судью, прокурора, следователя, лицо, производящее дознание, судебного пристава, судебного исполнителя. В этот круг он включает и субъектов, не являющихся должностными лицами: защитника, эксперта, специалиста, а равно их близких в связи с осуществлением их процессуальной деятельности в целях воспрепятствования правосудию, что указывает на грубое нарушение логического соответствия названия ст. 295 УК РФ ее содержанию.

Конечно, можно спорить о составе лиц, которые определяют результат правосудия по конкретным делам, правильности выбора критериев дифференциации средств уголовно-правовой охраны субъектов отношений по осуществлению правосудия, а также по ряду других моментов. Но сам факт объединения их с лицами, не являющимися представителями власти, в диспозиции одной нормы кажется противоестественным.

Обратная ситуация сложилась в ст. 296 УК РФ (угроза или насильственные действия в связи с осуществлением правосудия или производством предварительного расследования). В ней законодатель, имея в виду тот же самый социально-правовой феномен, то же насильственное воздействие на субъектов реализации правосудия, только более мягкий его вариант, использует уже совершенно иной подход. В названии фактически ничего не говорится о потерпевших. Вместо этого упоминается сфера государственной деятельности, в которой совершаются преступления. В диспозиции же нормы законодатель дифференцирует посягательство на два вида в зависимости от того, на кого направлено воздействие. В ч. 1. ст. 296 УК речь идет об угрозе убийством, причинением вреда здоровью, уничтожением или повреждением имущества в отношении судьи, присяжного заседателя[40] или иного лица, участвующего в отправлении правосудия, а равно их близких в связи с рассмотрением дел или материалов в суде, а в ч. 2 - о том же деянии, совершенном в отношении прокурора, следователя, лица, производящего дознание, защитника, эксперта, специалиста, судебного пристава, судебного исполнителя, а равно их близких в связи с производством предварительного расследования, рассмотрением дел или материалов в суде либо исполнением приговора, решения суда или иного судебного акта.

Единственно, в чем остается последовательным законодатель в данном случае, - одинаковый состав потерпевших. Однако как в первом, так и во втором случае налицо разделение сфер деятельности по отправлению правосудия судом и деятельности органов предварительного расследования по осуществлению уголовного преследования (а вместе с тем и субъектов, их реализующих), смешение последних со всеми остальными участниками судопроизводства, не относящимися к числу представителей власти.

Несколько иначе обстоит дело с составом разглашения сведений о мерах безопасности, применяемых в отношении судьи и участников уголовного процесса (ст. 311 УК РФ), что, думается, обусловлено его специфической природой. Данное деяние отличается от предыдущих тем, что не предполагает непосредственного воздействия на субъектов отношений по осуществлению правосудия и поэтому кажется не таким опасным. Оно скорее создает предпосылки для проявления потенциальной угрозы их личной безопасности в будущем. Тем не менее направленность его вполне очевидна - причинение вреда (причем, думается, в данном случае не так важно, какого) участникам процесса из мести за совершаемые ими действия или воспрепятствование правосудию, оказание давления на принятие ими решений, поведение в целом. Только причинение вреда здесь, как уже упоминалось, носит опосредованный характер.

В названной статье допускается нарушение логики описания круга возможных потерпевших. Остается непонятным, какой критерий использовал законодатель для классификации этих лиц, разделив их в названии статьи на две группы, - судей и иных участников судопроизводства. В описании же самого преступления (в диспозиции нормы), а также при определении санкции за него упомянутые лица уже никак не дифференцируются. При таком подходе к определению круга потерпевших, думается, не могут быть правильно учтены интересы всех субъектов правосудия.

Во-первых, всех потерпевших в преступлениях против правосудия нельзя ставить в один ряд. При формировании соответствующих запретов необходимо учитывать особенности представителей власти в данной сфере, равно как и участников судопроизводства, не имеющих властных полномочий. Речь не идет о сравнении ценности жизни, здоровья и т.д. указанных двух категорий лиц. В этом плане, как уже говорилось, различий между ними нет. Но они являются участниками разных отношений в сфере отправления правосудия, поэтому направленные на них посягательства имеют разную социально-правовую сущность. Несомненно, участие в процессе эксперта, специалиста и свидетеля важно с точки зрения обеспечения прав и законных интересов потерпевших, правильного и всестороннего расследования обстоятельств совершения преступления, установления истины по делу и принятия законного и обоснованного решения. Но от деятельности представителей власти результат правосудия зависит гораздо в большей степени, нежели от участия специалистов, свидетелей и т.д., а значит, и посягательство на них объективно представляет большую угрозу правосудию.

Учитывая сказанное, предлагается установить ответственность за посягательство на жизнь, здоровье и иные жизненно важные интересы лиц, наделенных соответствующими полномочиями в сфере судопроизводства, и иных участников процесса отдельными нормами. При этом дифференциацию ответственности за посягательство на жизнь указанных лиц, а также за применение насилия в отношении них или угрозы применения насилия целесообразно провести в рамках уже имеющихся статей, изменив лишь их название. Так, ст. 295 УК РФ следует озаглавить «Посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или уголовное преследование, либо иного участника судопроизводства». В ч. 1 ст. 295 УК РФ предлагается оставить состав посягательства на жизнь судьи, присяжного или арбитражного заседателя, прокурора, следователя, лица, производящего дознание, и судебного пристава, а также их близких в связи с рассмотрением дел или материалов в суде, производством предварительного расследования либо исполнением приговора, решения суда или иного судебного акта, совершенное в целях воспрепятствования законной деятельности указанных лиц либо из мести за такую деятельность. Посягательство же на жизнь иных участников процесса следует предусмотреть в ч. 2 ст. 295 УК РФ.

То же самое предлагается сделать и в отношении остальных составов применения насилия к рассматриваемым категориям потерпевших, а также угрозы применения такого насилия и разглашения сведений о мерах безопасности. Поступить именно таким образом требует, на наш взгляд, принцип системности уголовного права. Если ввести в УК РФ дополнительные статьи на каждый из указанных случаев, получится нагромождение норм, которые будут взамопересекаться и взаимоперекрещиваться, а следовательно, создавать трудности для правоприменителя. К тому же, нужно учитывать, что в данном случае мы имеем дело, по сути, с одним и тем же преступлением, совершаемом в отношении разных категорий лиц, поэтому установление ответственности за него двумя разными статьями будет нелогично.

Вторая проблема заключается, на наш взгляд, в использовании конструкций, неправильно отображающих сущность составов насильственного воздействия на субъектов осуществления правосудия. В большей степени это касается ст. 296 УК РФ, в которой законодатель совместил сразу все варианты насильственного воздействия на них, включая угрозы различного характера и содержания. В результате осталось не до конца понятным, как все четыре части данной статьи следует соотносить между собой. То ли все составы в них самостоятельные, то ли два из них, содержащиеся в ч. 1 и ч. 2 ст. 296 УК, - основные, а два последующих квалифицированные ?

Но самое главное, в диспозиции норм нет четкого разделения между применением физического насилия в отношении потерпевшего, причинением ему имущественного вреда и угрозы совершения таких действий, хотя эти деяния имеют различную природу, разные характер и степень общественной опасности. Они отличаются по объекту, предмету посягательства и направленности преступного воздействия. Насилие - вид преступного воздействия [41] на организм человека, как правило, влекущего за собой причинение вреда здоровью. Угроза же предполагает воздействие на психику человека . Степень опасности первого определяется главным образом последствиями, это деяние имеет материальный состав. Опасность второго вытекает прежде всего из характера угрозы, оно по своей природе может быть сконструировано только по типу формального состава и т.д.

Такой подход к построению норм Особенной части УК (когда в одном составе законодатель объединяет разные по характеру и степени общественной опасности деяния), по нашему мнению, не оправдан ни с теоретической, ни с практической точки зрения. Он не только вносит путаницу в общее представление об уголовно-правовом запрете, но и нарушает принципы категоризации и пенализации преступлений. По крайней мере, выглядит не совсем справедливым то, что угроза убийством и причинением вреда здоровью ставится в один ряд с угрозой уничтожения или повреждения имущества. Все угрозы в отношении судьи, присяжного заседателя или иного лица, участвующего в отправлении правосудия, а равно их близких в связи с рассмотрением дел или материалов в суде (ч.1 ст. 296 УК РФ), наказываются строже (максимальный предел - три года лишения свободы), чем те же деяния (ч. 2 ст. 296 УК РФ), совершенные в отношении прокурора, следователя или лица, производящего дознание (максимальный предел - два года лишения свободы). Между тем и те и другие являются представителями в сфере отправления правосудия.

Кроме того, слишком невнятным выглядит содержание квалифицированных составов данного преступления, закрепленных в ч. 3 и 4 ст. 296 УК РФ. Избегая четких формулировок, законодатель в вопросе уяснения их сущности фактически отсылает правоприменителя к содержанию ч. 1 и 2 ст. 296 УК РФ. Но смысл этих норм в некоторых ситуациях не стыкуется. В указанных частях ст. 296 УК РФ законодатель говорит лишь об угрозе совершения [42] соответствующих действий, а в ч. 3 и 4 - о применении насилия. Причем если строго следовать тексту, то речь должна идти об угрозе причинения вреда потерпевшему, сопряженной с применением насилия. Если же исходить из такого посыла, то получится, что рассматриваемая норма направлена только на противодействие угрозам в адрес субъектов правосудия, не охватывает факты реального причинения им вреда, например имущественного ущерба, в связи с осуществлением ими профессиональной деятельности. Это кажется не совсем логичным, хотя сама по себе социальная направленность нормы и ее уголовно-правовой смысл кажутся очевидными. Исходя из места, которое отведено описываемому деянию, следует, что это как раз то звено, которое обеспечивает функцию защиты от преступных посягательств на иные, кроме жизни, блага и законные интересы, в частности представителей судебной власти.

Выходом из сложившейся ситуации, думается, могло бы стать выведение угрозы за рамки состава применения насилия в отношении лиц, осуществляющих правосудие или уголовное преследование (как законодатель поступил с убийством - ст. 105 УК РФ и угрозой убийством - ст. 119 УК РФ в гл. 16 УК «Преступления против жизни и здоровья») . Это деяние целесообразно выделить в самостоятельный состав, закрепив его в ст. 2961 УК РФ «Угроза в связи с осуществлением правосудия или уголовного преследования». В ней также необходимо дифференцировать ответственность за угрозу применения насилия, опасного и не опасного для жизни или здоровья потерпевшего, а также угрозу причинения имущественного вреда. Причем все это надо сделать, как представляется, по отдельности в отношении разных категорий потерпевших. [43]

Неоднозначная ситуация сложилась с такими преступлениями, как клевета, оскорбление лиц, вовлеченных в сферу правосудия. Приведенные статистические данные показывают их долю в структуре зарегистрированной преступности (табл. 1 и 2).

Таблица 1

Число зарегистрированных преступлений,

возбужденных по ст. 297, 298 УК РФ (1997-2008 гг.)214

1997

199

8

199

9

200

0

200

1

200

2

200

3

200

4

200

5

200

6

200

7

200

8

ст.

297

УК

67

70

62

68

60

73

101

153

292

490

532

413

ст. 298 УК (с 201 2 - ст.

298

1

УК

)

0

20

20

15

10

10

0

15

20

0

0

0

Таблица 2

Число зарегистрированных преступлений, возбужденных
по ст. 297, 298 (2981) УК РФ (2009-2016 г.)215

2009

2010

2011

2012

2013

2014

2015

2016

ст. 297 УК

516

408

301

227

283

303

291

124

ст. 298 УК (с

2012 - ст.

2981

0

0

8

0

15

14

17

17

214

Статистические данные ГИАЦ МВД России. Форма 491 // https: //xn--b1aew.xn-- plai/Deljatelnost/statistics (дата последнего посещения - 23.07.2017).

214 Там же.

УК)

Честь, достоинство и репутация, составляющие доброе имя человека, всегда занимали особое место в системе общечеловеческих ценностей. Это показатель, на котором строились и будут строиться ключевые взаимоотношения между людьми. Не случайно нанесение обиды воспринималось в прежние времена как смертельный вызов, в ответ на который обидчика, как правило, вызывали на дуэль. Если доброе имя человека, которое положено в основу создания любой семьи, коллектива, социума, государства, демократии, экономики и других важнейших институтов общества, перестанет рассматриваться как ценность, общество начнет пренебрегать такими понятиями, как честь, достоинство и т.д., оно остановится в своем развитии. Это путь деградации, который в последующем точно также приведет к нивелированию и других ценностей, в том числе и правовых.

Поэтому честь, достоинство и репутация должны охраняться уголовным законом. Сложно лишь обосновать то, что оскорбление участников процесса или клевета в отношении них представляют угрозу именно для правосудия. В структуре неуважения к суду оскорбительные выпады всегда имеют конкретный индивидуализированный характер и направлены на определенных участников судебного разбирательства. Следовательно, в первую очередь оскорбление затрагивает их личные блага и интересы, их честь и достоинство. Нельзя сказать при этом, что они вообще не создают никаких препятствий нормальному ходу судопроизводства. Взаимные оскорбления его участников в процессе судебного разбирательства порой могут привести к срыву судебного заседания, спровоцировать межличностный конфликт среди них. Однако по нашему мнению, вряд ли это может существенно повлиять на результат судебного разбирательства. Еще больше сомнений на этот счет возникает при оценке негативного воздействия на правосудие при клевете в отношении лиц, которые его осуществляют.

Трудно себе представить, каким образом клевета, например, в отношении судьи или прокурора, поддерживающего гособвинение, нарушает порядок осуществления правосудия или влияет на реализацию общих принципов его отправления. Единственно, о чем здесь можно говорить, как нам кажется, о подрыве авторитета судебной власти[44], да и то с некоторыми оговорками. Но авторитет судебной власти - это обособленный феномен. Он, если и находится в связи с содержанием предмета отношений правосудия, то занимает в нем далеко не главенствующее место. По крайней мере, действующее законодательство не относит укрепление авторитета судебной власти к числу целей и задач правосудия. Поэтому подрыв авторитета судебной власти в результате клеветы еще не означает причинение вреда правосудию.

Более того, решение проблемы поддержания порядка в процессе судопроизводства, пресечения взаимных оскорблений между участниками процесса и в отношении представителей судебной власти уже нашло свое отражение в УПК РФ, ГПК РФ и АПК РФ. Для нарушителей порядка в зале судебных заседаний предусмотрены довольно серьезные меры процессуального принуждения, причем их арсенала (даже если учитывать только имущественные санкции), как кажется, вполне достаточно для разрешения подобного рода конфликтных ситуаций.