Вторым уровнем исследования в науке гражданского права является социологический уровень, предполагает исследование правовой деятельности. Под правовой деятельностью мы будем понимать систему действий субъектов, направленных на достижение результата, имеющего правовое значение, в процессе которой используются предоставленные правом возможности. Детально проблемы правовой деятельности, её понятия, структуры и динамики мы рассматривали в прежних работах, здесь остановимся на наиболее важных положениях.
Правовая деятельность, попадающая в область гражданскоОправовых исследований как правило является групповой - она реализуется в относительных правоотношениях динамики гражданского оборота. Субъектами правовой деятельности выступают люди (в настоящее время все они обладают правосубъектностью по российскому праву), действующие в качестве физических лиц, либо группы людей, объединенные в организационные единства, признаваемые субъектами права (юридические лица). На момент завершения работы над настоящей диссертацией активно обсуждается вопрос о правосубъектности роботов, однако и в этом случае потребности, для которых используются такие роботы, возникают только у людей. Мы разделяем подход, изложенный в известной работе Ч. Фон Мизеса о том, что деятельность - исключительно человеческая форма активности[1].
Исследование позволило обнаружить две действующие силы между активными элементами системы - сотрудничество и конфликт. Эти силы противоположно направлены. Сила конфликта состоит в эгоистичном деятельном намерении во что бы то ни стало проводить собственный интерес в отношениях с контрагентом, а сила сотрудничества состоит в активном деятельном намерении устранять препятствия, возникшие при достижении поставленных целей.
Использование правовых средств в процессе правовой деятельности направлено на усиление или ослабление той или иной силы.
Рассмотрим эти силы. Сотрудничество приводит к самоорганизации социальной системы, а конфликт — к её разрушению. Являясь дополнительными друг к другу, сотрудничество и конфликт вместе составляют одно целое - саму социальную систему, в которой осуществляется групповая правовая деятельность. Чем больше в системе сотрудничества, тем меньше конфликта, и наоборот. Прекращение сотрудничества неизбежно влечет разрушение системы. Отсутствие противоречия интересов возникает только в случае, когда у одной из сторон или у обеих интерес исчезает совсем. Это связано с тем, что отсутствие у лица активного деятельного намерения продвигать собственный интерес обозначает отсутствие этого самого интереса. Например, ввиду удовлетворения потребности другими средствами. Такая ситуация утраты интереса и может породить отсутствие противоречия интересов — конфликта (позволим себе напомнить читателю, что в договорах, направленных на возникновение обязательств, интересы сторон и их правовые цели заведомо противоположны). В отсутствие конфликта, сотрудничество не к чему применить, сама социальная система обречена на прекращение в силу отсутствия в ней движения и заинтересованности в её продолжении одного из участников. Как ни странно, уничтожение конфликта уничтожает и социальную систему.
Тесная связь между понятиями сотрудничества и конфликта описывалась учеными, исследующими правовые проблемы частного права. Так, В. С. Толстой
при рассмотрении сотрудничества сторон, пишет и о конфликте (несовпадении
интересов, спорах).
Сотрудничество связано с желанием всех участников группы продолжать сложившихся отношений, в связи с чем, они готовы идти на компромисс по неважным вопросам, понимая, что без уступок они рискуют утратить возможность получить необходимое благо, а также готовы прилагать усилия по устранению внезапно возникших неожиданных обстоятельств, препятствующих достижению организованных правовых целей. В советский период
сотрудничеству сторон придавалось большое значение, оно именовалось принципом исполнения обязательств[2] [3]. С внесением изменений в Гражданский кодекс в 2015 г. содействие - как проявление сотрудничества вновь нашло легальное выражение в Гражданском кодексе.
экономической теории сотрудничество (кооперация) также
малопонятное явление. Одним из самых исследованием сущности групповой деятельности и протекания в ней сотрудничества и конфликта является работа М. Олсона. Он полагает, что предположение, согласно которому «группы действуют так, чтобы обеспечивать свои групповые интересы, логически выводится из широко распространенного допущения о рациональном поведении, направленном на обеспечение собственного интереса. Иными словами, если члены какой-либо группы имеют общие интересы или цель, и если им всем станет лучше, если цель будет достигнута, то считается, что из этого логически следует, что индивиды, составляющие данную группу, будут, если они рациональны и преследуют собственный интерес, действовать так, чтобы достичь этой цели»[4]. Он уточняет этот тезис, поясняя, что «если число членов группы не является совсем малым, или если не имеет места вмешательство извне, или если некий механизм не заставляет индивидов действовать в их общих интересах, то рациональные индивиды, преследующие собственный интерес, не будут действовать так, чтобы достичь своих общих или групповых интересов[5]. Его общий вывод заключается в том, что, независимо от степени согласованности целей и интересов в больших группах, сотрудничества нельзя достичь.
Эта теория получила серьезную разработку в литературе и стала научной основой обоснования вмешательства государства (внешнего управления) в экономику. При этом экономисты явно приписывают государству возможности воздействовать на субъекты, которыми оно не обладает, идеализируя его. Теоретическая модель государства как идеального внешнего регулятора обладает в научных построениях экономистов свойствами полной информированности, абсолютной справедливости, свободы от заинтересованности, коррупции и пр. Такой государственный аппарат, по мнению этих ученых, и является механизмом побуждения лица к действиям в общем интересе. Иначе говоря, способности реальных субъектов действовать в общих интересах, сотрудничать друг с другом по внутреннему убеждению противопоставляется идеальное внешнее регулирование мифического государства (которого нет, и, по всей видимости, не будет). В модели, конечно, результат регулирования идеального государства лучше, чем результат сотрудничества реальных людей. Однако в реальности идеального государства и совершенного государственного регулирования нет, и в такой ситуации выбор в пользу государственного регулирования против внутренней саморегуляции и сотруднической силы оказывается не таким очевидным[6]. К сожалению, именно эта модель стала базовой для правового регулирования, в частности, в России.
Как видим, в рассматриваемой теории отрицается возможность сотрудничества в социальных группах, в которых состоит множество людей, каковыми являются все корпорации, связи из торговых договоров (как правило, заключаемых между юридическими лицами, а значит, в процессе исполнения которых задействовано множество работников контрагентов). Нам представляется, что этот вывод в корне противоречит реальной действительности, где ситуация складывается прямо противоположная. Гипотетическая (обоснованная М. Олсоном и его последователями) неспособность субъектов группы самостоятельно сотрудничать порождает чрезвычайно серьезные выводы, вместе с тем сама она нуждается в дополнительном обосновании.
В процессе проведения исследования, результатом которого стала диссертация, был проведен ряд исследований, направленных на выявление
свойств группы лиц, организованных договором: 1) опрос представителей
602
юридических лиц о построении взаимодействия с контрагентами по договору ;
603
2) ряд экспериментов для выявления отношений в организованной группе . Целью исследования было установление существование сотрудничества в социальной системе, а также определение условий, в которых сотрудничество начинает и заканчивает свои проявления. Результаты исследований оказались следующими. Все опрошенные представители юридических лиц описывают сотруднический компонент их взаимодействия с контрагентом; в экспериментальных группах, образованных случайно, где в процессе эксперимента возможность согласования была исключена, сила сотрудничества не проявилась, практически не проявилась она и в тех случайно образованных группах, где была возможность договариваться в процессе эксперимента (в одной [7] [8] из пяти), тогда как в экспериментальных группах, образованных по предварительному соглашению их участников, сотрудничество проявилось во всех случаях.
Как представляется, объяснение таких результатов исследований состоит в том, что сотрудничество может проявляться исключительно при свободном участии контрагентов в образовании группы. Негативная оценка способностей участников группы к рациональному поведению, данная М. Олсоном и другими учеными, связана с тем, что вывод сделан на основе анализа только стратегии поведения в случайно образованных группах. Вместе с тем в организованных группах способность к сотрудничеству и само сотрудничество имманентны. Иначе говоря, базовый для теории об отсутствии сотрудничества в группе вывод связан с непониманием сущности и возможностей договора для организации связи в группе. В первую очередь это вызвано тем, что социальная группа исследовалась экономистами, слабо знакомыми с правовыми средствами и вообще имеющими крайне схематичные представления о праве. Вместе с тем в организованных на основе договора группах сотрудничество, несомненно, проявляется и нуждается в осмыслении.
Долгосрочные хозяйственные связи всегда предполагают значительную роль сотрудничества сторон, проявляющегося в их специфическом отношении к процессу достижения правовых целей. Это отношение устанавливается благодаря пониманию того обстоятельства, что получение положительного результата без приложения собственных реальных усилий за счет одного только формализованного отношения к букве договора, связавшего стороны, невозможно: реальная жизнь всегда богаче любого предположения, которым по сути и является договор. Как верно отмечают в литературе, «договор представляется не просто точкой, где сходятся противоречивые интересы, он также должен в определенной степени рассматриваться и как общий проект, в
604
котором каждая сторона должна сотрудничать . [9]
В основном характеристика сотрудничества в юридической литературе сводится к указанию его отрицательных признаков - сотрудничество не основано на законе или договоре [10] . Однако этого явно недостаточно, поскольку отрицательный признак не может являться единственным содержанием понятия, что легко продемонстрировать, например, тем обстоятельством, что в предложенном виде сотрудничество ничем не отличается от правонарушения (которое также представляет собой поведение, не основанное на законе или договоре). Следует искать положительные признаки сотрудничества, которые должны позволить отграничить его от иных явлений. Как видится, основным положительным признаком сотрудничества является его целесообразность, т.е. направленность на достижение правовой цели сторон.
сотрудничества действительно состоит в заранее не согласованном и не предполагаемом объеме действий, которые совершает участник группы с организованными правовыми целями. Однако суть вовсе не в отрицании согласованности действий, а в их полезности (в отличие от правонарушения). Отрицательный признак сотрудничества связан с
невозможностью заранее предвидеть те препятствия, в которых сотрудничеству предстоит проявиться. Как верно отмечается в литературе, «нередки случаи, когда они [стороны] совершают действия помимо тех, которые предусматривались в момент заключения договора или издания административного акта»[11]. Вместе с тем его польза сторонами осознается, и из наличия сотрудничества со стороны контрагента каждая из них исходит при вступлении в правовую связь. Осуществление одним лицом хотя и не должного, но полезного для исполнения обязательства, когда контрагент не справляется собственными силами - суть сотрудничества.
В советский период необходимость сотрудничества предусматривалась ч. 2 ст. 168 ГК РСФСР 1964 г. и никакая иная квалификация, кроме как в качестве юридической обязанности, не предполагалась. Вместе с тем и этот вывод нельзя признать вполне правильным. Против признания сотрудничества юридической обязанностью говорит, во-первых, её неопределенный характер, во-вторых, тот факт, что в её основании лежит все же акт разумного поведения и доброй воли, а не перспектива принуждения к исполнению.
В литературе обязанность содействовать обосновывалась плановым укладом экономики, предполагающим, что хотя цели сторон различаются, но каждая из целей сторон подчинена общей для всех социалистических организаций цели выполнения плана [12] . Исчезновение государственного экономического планирования (если смысл сотрудничества действительно сводится именно к идее выполнения плана) должно было бы лишить сотрудничество как особое деятельное отношение сторон к достижению правовой цели своей экономической и правовой основы. Вместе с тем практика сотрудничества сторон договора известна и в современной ситуации, соответствующие указания есть в документах lex mercatoria, авторы которых вовсе не подвержены идеям выполнения пятилетних планов и заданий Коммунистической партии, а это заставляет усомниться в правильности определения народнохозяйственного плана как причины становления и существования такой практики.
По мнению Н.Д. Егорова, взаимное сотрудничество сторон вытекает из природы производственных отношений и означает, что стороны вправе рассчитывать при исполнении лежащих на них обязанностей и на такое содействие от другой стороны, которое прямо не установлено какими-либо нормативными правовыми актами или условиями договора. По его мнению, сторона вправе требовать такого содействия, без которого она не может исполнить надлежащим образом свои обязательства и которое другая сторона может оказать без ущерба для себя[13] [14]. Сказанное, несомненно, справедливо, однако к ответу на вопрос о природе сотрудничества не приближает.
Над вопросом о том, почему существует сотрудничество сторон в ситуации, когда каждый действует в собственных интересах, для достижения своих целей, размышляли и отечественные ученые. Так, В.С. Толстой сделал предположение, что, по всей видимости, многообразие в подробностях не исключает общности в основном, имея в виду, что различия интересов контрагентов в обязательстве не исключают возможности соучастия, т.е. участия в судьбе друг друга. Основой сотрудничества, по его мнению, является взаимное уважение граждан, выражающееся в том числе и во внимании их к интересам контрагента по договору . Такое предположение кажется сомнительным самому автору и нам тоже представляется недостаточно убедительным. Взаимное уважение и внимание к чужим интересам являются нравственными, моральными положениями.
Представляется невозможным исходить из их непременного влияния на процесс исполнения обязательства для объяснения сущности сотрудничества сторон договора. Более правдоподобно выглядит другое предположение того же В. С. Толстого о том, что приобретатель товаров экономически заинтересован в том, чтобы изготовители могли поддерживать производственный процесс и постоянно участвовать в актах обмена[15], так как в ходе сотрудничества с контрагентом и посредством такого сотрудничества он удовлетворяет собственный интерес.
В качестве иллюстрации сказанного приведем следующий пример. Получила распространение практика обучения работников покупателя эксплуатации проданного имущества. Такое обучение проводится в течение длительного срока, несмотря на то, что сам договор купли-продажи носит разовый характер: так, продавец периодически проводит учебные занятия, на которые бесплатно приглашаются работники, эксплуатирующие проданное имущество. Такие занятия разделяются по уровню на «базовые» (проводимые для работников, впервые приступающих к эксплуатации объекта), и «продвинутые» (для работников, уже эксплуатирующих оборудование определенное время). Обязанность проведения таких занятий не устанавливается договором, но крупные продавцы создают специальные структурные звенья в своей организации - учебные центры, регулярно проводящие бесплатные занятия разных уровней[16]. С правовых позиций разовый договор купли-продажи уже исполнен, никакой обязанности по обучению сотрудников продавец не несет, подвести его действия под исполнение обязанности предоставления информации о порядке использования товара также затруднительно, ибо таковое, очевидно, является однократным и не предполагает последующего систематического обучения меняющегося состава работников покупателя. Такая деятельность охватывается исключительно сотрудничеством сторон.
Несмотря на то что заключенный договор купли-продажи согласовывал противоположные цели, он привел к появлению новой цели для сторон - наименее затратной эксплуатации приобретенного имущества, и эта цель является для контрагентов общей. Обучение сотрудников покупателя служит достижению его правовой цели - наиболее эффективному использованию приобретенного имущества для извлечения всех полезных свойств из вещи. Для продавца обучение работников покупателя служит уменьшению поломок оборудования из- за ненадлежащей эксплуатации, уменьшению затрат на проведение гарантийного и постгарантийного ремонта проданного оборудования, увеличению в связи с этим удовлетворенности покупателя приобретенным товаром, все это порождает новый спрос на товар со стороны других покупателей. В этом проявляется основной признак сотрудничества - оно полезно всем участникам группы лиц.
Удалось выявить случаи сотрудничества сторон долгосрочного договора и в социальной сфере. Так, контрагенты долгосрочных договоров предоставляют работникам второй стороны договора места в принадлежащих им оздоровительных лагерях, пансионатах, лечебных учреждениях, как правило, в том же режиме, что и собственным работникам (на льготных условиях). Такие действия также малообъяснимы с позиций права (догматической его части), по крайней мере, в тех случаях, когда в договорах о таких условиях ничего не говорится (очевидно, что нет ничего подобного и в законе). Однако, как мы уже неоднократно отмечали, любые действия субъекта права обоснованы и обусловлены достижением какой-то цели и удовлетворением какой-то потребности. В данном случае такие социальные, заведомо неприбыльные действия совершаются субъектом предпринимательской деятельности для поддержания эффективности долгосрочных отношений с контрагентом. В будущем они могут послужить основой для более лояльного отношения к незначительным нарушениям договора со стороны контрагента, для готовности идти на компромиссы, для укрепления прочности и стабильности отношений с данным контрагентом.
Как видим, сотрудничество, внешне являясь актом безвозмездным, более основанным на нормах морали, нежели на праве, в действительности служит в первую очередь достижению правовых целей лица, прибегающего к акту сотрудничества.
Возникает необходимость определить место сотрудничества, сравнив его с иными юридическими категориями. Для этого мы сопоставим сотрудничество с: а) юридической обязанностью; б) кредиторской обязанностью; в) принципом права.
Разграничение содержания сотрудничества и юридических обязанностей субъектов проводят иногда по их необходимости для достижения поставленной цели. Так, Е.М. Яковлева, считающая сотрудничество одной из обязанностей
субъектов, предлагает такое разграничение этой обязанности и иных: обязанности по сотрудничеству - это любые обязанности помимо тех, что непосредственно служат передаче и принятию предмета долга, т.е. те, что способствуют исполнению основной обязанности, ускоряют его, предотвращают наступление невыгодных последствий, но исполнение может состояться и без их совершения[17]. Иначе говоря, разграничение обязанности по сотрудничеству и иных обязанностей предлагалось проводить по признаку необходимости совершения действия для исполнения обязанности. Исходя из такого понимания, сотрудничество носит факультативный характер для достижения правовой цели субъектов, однако же, по мысли Е.М. Яковлевой, оставаясь обязанностью.
Такое объяснение нам представляется несколько ущербным, исходящим из недооценки роли сотрудничества сторон в договоре. Сама сущность юридической обязанности как меры должного поведения не предполагает возможности выбора совершать или не совершать действия, ей соответствующие. Право выбора имеется у управомоченного лица, но не у обязанного. Если исследование определенного явления привело к выводу, что оно не является мерой должного поведения, то квалификация такого явления в качестве юридической обязанности ошибочна. Это значит, что либо мы должны говорить о необходимости (обязательности) совершения действий по сотрудничеству, либо не имеем права считать сотрудничество юридической обязанностью. Встав перед этим противоречием и не найдя из него выхода, Е.М. Яковлева объявила оказание содействия неюридической обязанностью[18], тем самым выводя ее за рамки обстоятельств, имеющих значение для суда при разрешении конкретных споров, а значит, полностью нивелируя ее значение в правовой сфере. Такое решение представляется неудачным - оно лишает сотрудничество юридического смысла, выводя его за рамки права.
Сомнения в отнесении сотрудничества к юридическим обязанностям были и у советских ученых. Сомнения эти, как известно, в конечном счете привели к исключению из современного закона специальной нормы об обязанности сотрудничества, но не к отказу от идеи сотрудничества как такового, и затем - к возвращению его в качестве общего требования к субъектам обязательства при возникновении, исполнении и после его прекращения (п. 3 ст. 307 ГК).
Квалификация сотрудничества как юридической (должниковой)
обязанности сталкивается с существенными препятствиями, в частности: 1) в отличие от юридических обязанностей сотрудничество имеет заранее непредсказуемое содержание против четко определенных необходимых действий для юридических обязанностей; 2) юридические обязанности возникают из договора или иных указанных в законе обстоятельств, тогда как содержание сотрудничества диктуется внутренним убеждением лица в целесообразности его действий, а не прямым указанием закона или договора; 3) исполняя обязанность, лицо действует в интересах управомоченного лица, сотрудничая же, способствует достижению в первую очередь собственной правовой цели; 4) сотрудничество выражается в специфическом (благожелательном, по В. С. Толстому) отношении к своему контрагенту[19], тогда как для исполнения юридических обязанностей добронравие и благожелательность не требуются.
В литературе зачастую делаются попытки увязки сотрудничества сторон с кредиторскими обязанностями - одной из малоизученных отечественной цивилистикой категорий. Например, В.В. Ровный указывает, что принцип взаимного содействия являлся в советский период особой кредиторской обязанностью[20] (смешивая при этом принципы и обязанности), а задолго до этого О.С. Иоффе отмечал: «лишь там, где обязанность служит предпосылкой осуществления правомочий и остается в рамках самого обязательства, она выступает именно в качестве кредиторской, содействуя взаимному
сотрудничеству кредитора с должникоме[21] (выделено мной. - С.Ф.). На такое сопоставление наталкивает исследователя то обстоятельство, что сотрудничество, как и кредиторские обязанности, можно относить к юридическим обязанностям (как обязанностям, корреспондирующим субъективному праву требования) только с изрядной долей натяжки. Даже описание сущности кредиторских обязанностей дается через отрицание их отождествления с юридическими обязанностями: «кредитор должен совершить определенные активные действия по отношению к должнику, но не являющиеся юридическими обязанностями»[22] [23]. О том же, по сути говорил и М.М. Агарков, анализируя кредиторские обязанности и приходя к выводу о том, что обязанность кредитора принять исполнение не есть обязанность воспользоваться исполнением, которая состоит в его обязанности создать условия для выполнения должником обязанности без чрезмерных тягот и расходов, исполнение которых немыслимо без исполнения обязательства должником . Здесь сразу отметим, что, скорее всего, протест вызывает не определение кредиторских обязанностей как некой юридической сущности - правовое (юридическое) значение исполнения кредиторских обязанностей очевидно и прямо следует из анализа законодательства и правовой деятельности субъектов (действия кредитора связаны с исполнением обязательства, т.е. с несомненно юридически значимым действием, за их несовершение
предусмотрены юридические же последствия). Возражение исследователей вызывает квалификация кредиторских обязанностей как разновидности юридических обязанностей - долгов, т.е. содержательной части правоотношений. Эти возражения ученые не описывают и не обосновывают, видимо, лишь интуитивно ощущая несоответствие между «нормальной» и «кредиторской» обязанностями. Представляется, что это «интуитивное чувствование» основано на постулате о том, что каждый действует в собственном интересе[24]. В связи с этим обязанности ради обязанности быть не может. Обязанность существует ради права, а право - ради удовлетворения интереса (потребности). Кредиторская обязанность не удовлетворяет потребностей «управомоченного» лица (должника), которому кредитор исполняет кредиторскую обязанность (сообщает отгрузочные реквизиты, принимает предложенное и пр.), а потому не соответствует понятию обязанности как элемента правоотношения, в силу которого одно лицо обязано совершить в пользу другого лица определенные действия. Для должника подобные действия кредитора, совершаемые сами по себе, вне связи с конкретным обязательством, бесполезны (не бывает договоров о принятии исполнения, сообщении отгрузочных реквизитов и прочих подобных действиях). Именно на этом основан единодушный отказ ученых видеть в кредиторских обязанностях юридические обязанности.
авторы к понятию кредиторской обязанности добавляют еще один (отрицательный же) признак, понимая под кредиторскими обязанностями действия, без совершения которых обязанности должника не могут быть исполнены [25]. Очевидно, что с помощью любого количества отрицательных (отсутствующих у понятия) признаков, определить кредиторскую обязанность не удастся. Видимо, от безысходности, отдельные авторы предлагают
квалифицировать обязанность как кредиторскую по тем последствиям (санкциям), которые возникают у лица при ее нарушении: если будет применяться последствие, установленное ст. 404, 406 ГК РФ, то это кредиторская обязанность, а если какая-то другая санкция - то юридическая[26] . На наш взгляд, это ненадлежащий способ квалификации - ведь для того, чтобы законодатель мог определить, какие санкции установить за то или другое нарушение, он предварительно (т.е. еще до установления таких санкций) должен понимать, кредиторская перед ним обязанность, или же юридическая. Создание логического «порочного круга» решением поставленной задачи считать нельзя.
Данная проблема отчасти решена в новом lex mercatoria, установившем требование предоставления информации другой стороне, которая сама по себе необходима исключительно для исполнения основной обязанности по договору, т.е. имеет природу кредиторской. Показательно, что соответствующая норма появилась именно в торговом праве, в этом - проявление ускоренного развития торгового права в составе частного права, что подтверждает высказанный нами тезис о необходимости развития единой частноправовой науки, чтобы наука гражданского права могла пользоваться достижениями других ее блоков, в особенности, науки торгового права.
Сотрудничество, как отмечал В.С. Толстой, выражается в «общем благожелательном отношении к своему контрагенту»[27], тогда как для исполнения кредиторских обязанностей добродушие и благожелательность не требуются.
Сотрудничество - имманентно присущее правовой деятельности свойство, сила, всегда наличествующая в социальной системе и направляющая ее развитие, движение.
О сотрудничестве идет речь во многих актах частноправовой унификации. Так, ст. 5.1.3 Принципов международных коммерческих договоров УНИДРУА (ПМКД) предусматривает обязанность каждой из сторон договора сотрудничать с другой стороной, если такое сотрудничество можно разумно ожидать в связи с исполнением обязательств этой стороны.
предусмотрена обязанность сторон сотрудничать и ст. 1.202
Принципов европейского договорного права (ПЕДП), установившей, что «каждая сторона обязана сотрудничать с другой стороной для наибольшей эффективности договора». Отметим разницу в словоупотреблении. В п. 1.202 ПЕДП используется термин «duty», тогда как в ситуациях, когда ПЕДП говорят именно о юридических обязанностях в традиционном понимании, используется термин «obligations» (например ст. 10:101, 10:102, 10:107, 10:109 и др.). Анализ употребления термина «duty» показал, что используют его, как правило, для описания не содержания правоотношения (юридическая обязанность), а некоего специфического настроя, отношения к деятельности, осуществляемой субъектом, имеющим «duty». Именно так характеризуют отношение управляющих к корпорации, необходимость заботы по отношению к ней, необходимость соблюдать осторожность и пр. «Duty» характеризуется в достаточной степени абстрактным содержанием и не имеет меры (не измеряются в количестве, времени и пр.). Иными словами, «duty» не вполне соответствует существующей в российской юриспруденции категории «обязанность». Предлагаемый словарями перевод этого слова как «долг» не передает неопределенности «duty», т.е. оговорке «если этого можно разумно ожидать», которую мы видим в ПМКД. Вместе с тем именно в этом видится суть «duty», в отличие от «obligations». Отсутствие возможности точного перевода, вызванное историческими причинами, процессом формирования языка, приводит в том числе к невозможности прямого заимствования решений, найденных иностранным правом, в отечественное писаное право.
Практическое применение содействия сторон существенно шире, чем это может показаться из количества посвященных ему норм ГК РФ.
Анализ текстов договоров показал, что довольно часто стороны включают обязанность по сотрудничеству (содействию) в тексты договоров, причем в некоторых случаях требование подробного описания «объема» содействия вытекает из закона (см., например, ст. 762 ГК РФ). Такие формулировки договорных условий вызывают в дальнейшем затруднения у сторон при наполнении их конкретным содержанием; вызывают они сложности в своем толковании и у сотрудников правоприменительных органов. Как видится, сформулированные в договорах обязанности по содействию (сотрудничеству) либо вообще не наполняются конкретным содержанием, либо являются лишь не имеющим правового значения способом обосновать те или иные действия контрагентов.
Наглядным примером неверно сформулированной обязанности по содействию может служить условие в договоре между ООО «ЮФ "Эверест"» и ОАО «Гвардеец», согласно которому исполнитель обязался «при содействии клиента осуществить подбор документов и других материалов» [28]. Из такой формулировки неясно, какие именно действия должен совершить клиент. Вероятнее всего, речь шла не о содействии как деятельности по устранению внезапно возникших препятствий, а о предоставлении информации и документов, имеющихся у самого клиента, а это, как нетрудно заметить, иная по своей сущности обязанность.
Приведем еще один показательный пример неверного использования термина «сотрудничество» при заключении договора. Учреждение и общество с ограниченной ответственностью заключили соглашение о сотрудничестве, по условиям которого общество приняло на себя обязанность выполнить определенные работы, а учреждение - передать в пользование площадку и объекты недвижимости. Организационно-правовая форма учреждения предполагает, что имущество закреплено за юридическим лицом на праве оперативного управления, в силу которого распоряжение имуществом учреждения (за исключением доходов, полученных от разрешенной деятельности) не допускается. Соглашение о сотрудничестве, по условиям которого учреждение обязано передать в пользование объект недвижимости, является притворной сделкой, прикрывающей договор аренды недвижимого имущества, заключение которого находится за рамками правоспособности учреждения. В данном случае невразумительное и неясное понятие «сотрудничество» было использовано
сторонами в качестве ширмы для придания правомерного вида своим незаконным
624
действиям .
Стороны зачастую отражают свое намерение сотрудничать друг с другом, не придавая этому никакого специального юридического значения, исключительно для характеристики своего доброго отношения к контрагенту. Такова природа разного рода соглашений о взаимопонимании, сотрудничестве и пр. В таких случаях суды игнорируют соответствующие условия договора, не дают им правовой оценки в своих решениях. Так, в одном из дел стороны именно содействием обосновали внесение предоплаты, однако при разрешении спора эта мотивация предоставления денег судом вообще не оценивалась, отношения сторон были квалифицированы как коммерческий кредит[29] [30]. Очевидно, что в данном случае указание на содействие избыточно и действительно не имеет правового значения.
Три приведенных примера показывают, что попытки вербализации условия о сотрудничестве в тексте договоров, как правило, оказываются безуспешными, субъекты правореализационной деятельности весьма нечетко представляют себе сущность и значение сотрудничества, что приводит к негативному отношению судов к подобным положениям договоров.
Вместе с тем в практике исполнения договорных обязательств сотрудничество повсеместно распространено, причем независимо от того, сказано ли о нем что-то в договоре или нет.
Представляется, что в современных условиях (в отличие от периода административно-командной системы с плановой экономикой) сотрудничество участников группы лиц с организованными правовыми целями должно становиться все более распространенным, являясь в действительности крайне выгодным для них. В советский период сотрудничество навязывалось, насаждалось искусственно, хотя и не всегда было нужно для самих сторон, мало заинтересованных в специальных мерах по поддержанию и упрочению деловых связей между собой. Будучи связаны планом, административными актами, прикреплением к контрагентам, практически не рискуя разрывом установленных за них таким образом отношений и не сталкиваясь с необходимостью поиска контрагентов для сбыта собственной продукции, экономических стимулов к сотрудничеству социалистические организации не имели. Описанные в литературе общие цели, такие, как исполнение пятилетнего народнохозяйственного плана, реального стимулирующего воздействия, конечно, не имели, несмотря на заверения ученых, проводящих именно по этому критерию различия между советским и буржуазным правом[31].
Отношение современной юридической литературы к сотрудничеству сторон договора неоднозначно. В большей части работ, посвященных исполнению обязательств, о нем вообще не упоминается, в отдельных работах отмечается, что выделение сотрудничества является излишним в связи с детальным урегулированием отношений сторон договором [32] [33]. Как было показано ранее, сотрудничество сторон проявляется в основном в сфере, не урегулированной договором, в связи с этим данное замечание выглядит не вполне понятным - вряд ли его авторы всерьез питают иллюзию о возможности разработки договора, регламентирующего все мыслимые ситуации, с которыми могут столкнуться стороны при исполнении обязательства (особенно если речь идет о долгосрочном договоре). Ю.М. Доренкова вовсе отрицает существование сотрудничества при исполнении обязательств . По мнению С.В. Сарбаша, содействие сторон в
является принципом исполнения обязательства[34], однако что есть «принцип исполнения» (если только это не принцип соответствующего правового института, что, очевидно, не соответствует действительности) как правовая категория - остается неясным. Здесь мы в очередной раз сталкиваемся с описанным в настоящем исследовании явлением разделения юридической науки на параллельные слои. В этом непринятии и непонимании сотрудничества сторон как компонента их правовой деятельности, неспособности уловить его суть проявляется рассмотренная в гл. 1 настоящей работы разнопредметность
догматической и социологической частей частноправовой науки. Действительно, в догматической части юриспруденции для сотрудничества (равно как и для конфликта) нет места - в буквах текста закона вряд ли можно зафиксировать его и вряд ли нужно к этому стремиться (о не вербализации сотрудничества мы уже писали). Именно поэтому поиски теоретиков гражданского права ответа на вопрос о природе сотрудничества в тексте ГК РФ не привели к результату - его там действительно нет, они все в этой части совершенно правы. Другой вопрос, что отсутствие понятия в законе не есть отсутствие одноименного явления в праве, которое только лишь из закона не состоит, а потому только лишь догматикой не объясняется. Как мы показали ранее, право может «работать» лишь постольку, поскольку правовые возможности присваиваются субъектами и внедряются в качестве правовых средств в их правовую деятельность, а это внедрение основано на сотрудничестве. Поэтому исследование сотруднического компонента частноправовой деятельности - задача социологического блока частноправовой науки (которым занимается наука коммерческого права).
Сотрудничество (содействие) сторон в договорном обязательстве представляет собой взаимное отношение сторон друг к другу. Иными словами, совершение одной стороной действий по более эффективному исполнению обязательства предполагает встречное аналогичное действие контрагента, отличающееся по содержанию, но имеющее те же направленность и значение.
Здесь заметим, что единственной нормой, закрепляющей «классическое» двустороннее сотрудничество, сегодня является ст. 750 ГК, в других же случаях речь идет не о сотрудничестве (обеих сторон по отношению друг к другу), а о содействии кредитора в исполнении должника. Однако же, как мы уже упоминали, существование сотрудничества сторон присуще самой социальной связи между ними независимо от фиксации такового в законе.
Взаимность сотрудничества в договорном обязательстве вместе с тем не предполагает его эквивалентности (синаллагматичности). Предоставление блага в рамках содействия не оплачивается. Даже в том случае, если конкретные обстоятельства привели к тому, что должник только лишь исполнял обязательства по договору, в то время как кредитору пришлось совершить множество действий за рамками договора в ходе оказывавшегося им содействия, такой кредитор не вправе требовать уменьшения покупной стоимости или иных выгод для себя. Обосновано это иным (внеэквивалентным) характером сотрудничества, его значением для исполнения обязательства в интересах каждого из контрагентов.
Объем сотрудничества, которое будет предоставлено каждой из сторон при исполнении обязательства, заранее неизвестен. В этом выражается алеаторный момент сотрудничества: при заключении договора ни одна из сторон не знает, как из них придется приложить больше усилий по устранению внешних препятствий, идти на уступки и пр. В связи с этим ошибочной представляется позиция, в соответствии с которой «ряд элементов, которые ранее относили к содержанию принципа сотрудничества... с развитием гражданского законодательства стали действующими позитивными нормами» . По всей видимости,
неопределенность сотрудничества заведомо исключает возможность его вербализации как в договоре, так и в законе.
Сотрудничество сторон является одним из синергетических свойств образованной контрагентами договора социальной системы, его существование является объективной закономерностью сложившейся социальной системы. [35]
Как мы отмечали ранее, в группе лиц, объединенной организованной правовой целью, существуют две основные синергетически обусловленные черты - сотрудничество и конфликт. В каждый момент времени одна из этих сил преобладает. Соответственно ослабление (вплоть до полного прекращения) тенденции к сотрудничеству приводит к усилению (вплоть до полного преобладания) тенденции к конфликту. Такое преобладание становится точкой бифуркации для социальной системы, точкой, в которой она рушится. Выявленные закономерности развития систем показывают, что вошедшую в зону бифуркации систему вывести обратно невозможно. В любом случае прежняя система будет разрушена и дальнейшая ее судьба может быть любой - от прекращения социальной группы до восстановления ее в другом качестве. Для рассматриваемой черты сотрудничества сказанное означает, что даже если после конфликта система будет восстановлена, то это будет уже другая система, сотрудничество в которой придется налаживать по новым правилам.
При разработке текстов договоров, внутренних документов, оформляющих согласованные правовые цели сторон, следует учитывать присущее организованной группе сотрудничество, суть которого заключается во взаимном движении сторон навстречу друг другу для того, чтобы каждый из них, а значит, оба вместе, могли достичь собственных правовых целей. Как видится, здесь следует избегать двух крайностей. С одной стороны, излишняя детализация условий договора, попытка предусмотреть в договоре все без исключения жизненные обстоятельства, с которыми могут столкнуться стороны при исполнении обязательства, приводят к уменьшению поля для сотрудничества и инициативы сторон в устранении общих препятствий. Но уменьшение сотрудничества приводит к конфликту и разрушает социальную группу. С другой стороны, схематичное, неясное определение лишь базовых условий договора чрезмерно расширяет область, в которой сторонам придется идти на компромиссы и уступки, проявляя сотрудничество, но, как мы отмечали ранее, резерв сотрудничества не безграничен. Как только одна из сторон сочтет, что ее объем сотрудничества, неизмеримый в деньгах и времени, но все же внутренне оцениваемый ею, становится чрезмерным, она придет к выводу о невыгодности дальнейшего вложения собственного ресурса в сотрудничество и прекратит его с уже описанными для системы последствиями. Таким образом, для юриста особенно важным при разработке договорных условий является обеспечение баланса свободы и определенности поведения сторон договорными условиями, чтобы, излишне не сдерживая инициативу сторон в исполнении обязательства, предоставляя возможность проявления уместной степени сотрудничества, которое цементирует социальную связь между контрагентами, вместе с тем не слишком уж полагаться на свободу их усмотрения и сотрудничество.
В связи с этим, отметим, что исполнение под действием сотрудничества, а значит, в состоянии саморегуляции, которая не облечена в форму договорных условий, является положительным эффектом естественного и правильно регулирования отношений сторон. Как видится, в этом смысле сотрудничество представляет собой механизм восполнения пробелов регуляции, неизбежных для любого, даже наиболее подробного нормирования социальной связи. К сожалению, об этом, на наш взгляд, базовом способе восполнения пробелов в юридической науке не говорят вовсе, по традиции сводя таковые лишь к аналогии
631
права и аналогии закона .
В договоры могут включаться искусственные механизмы, поддерживающие сотрудничество между сторонами и не разрушающие систему. Такие механизмы заведомо предполагают участие сторон в определенных этапах исполнения как своих, так и чужих обязанностей на паритетных началах. Так, в договорах встречаются следующие условия: «спорные вопросы, связанные с прохождением товара через таможню, стороны решают сообща, предоставляют все документы по требованию таможенных органов. Все дополнительные расходы, связанные с прохождением таможни, стороны несут в равных долях». Аналогичные условия встречаются и в договорах, не связанных с внешнеторговой деятельностью (например, в договорах аренды нежилых помещений), где они касаются [36] взаимодействия сторон с разного рода государственными, муниципальными органами.
Являясь естественным свойством социальной группы, образованной на основании организованных правовых целей, сотрудничество, как правило, присутствует в группе на всем протяжении ее существования, в связи с чем вопрос о правовых последствиях нарушения обязанности по сотрудничеству даже не вполне корректно и ставить. Еще раз подчеркнем, что сотрудничество не является юридической обязанностью лица (за исключением договоров, в которых стороны сами, своим соглашением приняли на себя эту обязанность). В связи с этим о нарушении обязанности сотрудничества говорить приходится очень взвешенно. Вместе с тем неисполнение действий в рамках сотрудничества является показателем соответствующего отношения в социальной группе. Но это отношение является естественным ее свойством, обусловленным
синергетическими закономерностями, поэтому отсутствие сотрудничества является показателем действия конфликта, который, развиваясь до формы открытого конфликта, может приводить к разрушению самой социальной группы. Даже в том случае, если договор, заключенный между контрагентами, формально продолжает действовать, его регулятивное воздействие на отношения сторон прекратилось. Обязательства из такого договора, скорее всего, будут исполняться ненадлежащим образом или не в соответствии с назначением. Лицо, обнаружившее уклонение контрагента от сотрудничества, должно приложить усилия к выявлению причин такового и к их устранению. Если то или другое невозможно, то наиболее целесообразным является прекращение подобной социальной группы - расторжение договора, ликвидация корпорации (или прекращение участия в ней) и пр.
Признаками прекращения сотрудничества со стороны одного из субъектов социальной группы могут являться: 1) отказ от совершения действий по приготовлению к принятию исполнения или от принятия исполнения без оснований либо с формальными, малозначительными основаниями; 2) отказ от участия в переговорах об изменении графика исполнения обязательств должником, порядка затаривания или упаковки товара, если необходимость соответствующих изменений обусловлена технологическими особенностями исполнения обязательства должником; 3) чрезмерная формализация отношений - оформление актами, претензиями любого незначительного нарушения со стороны контрагента, обращение с исками в суд по незначительным поводам, если это не принято в сложившихся отношениях между сторонами; 4) отказ от оказания помощи в исполнении в тех случаях, когда такое оказание помощи необременительно для лица (предоставление транспортного средства для эксперта, товароведа, встреча и сопровождение иногородних представителей контрагента к месту передачи товара, бронирование гостиницы для этих лиц, обеспечение канцелярскими принадлежностями, компьютером и пр. для оформления документов и т.п.); 5) ссылки стороны на предыдущие нарушения обязательства при обсуждении в процессе переговоров текущих и будущих отношений. Эти и другие подобные обстоятельства свидетельствуют о незаинтересованности контрагента в продолжении длящихся отношений. Отказ от сотрудничества является основным признаком того, что социальная группа себя исчерпала.
Возникает вопрос, каково практическое значение выявления того обстоятельства, что лицо при заключении или исполнении договора не сотрудничает? В одном из арбитражных дел выявление факта нарушения заказчиком обязанности по содействию привело к отказу в иске о расторжении договора в связи с существенным нарушением его условий[37]. Чаще, однако, встречаются ситуации, когда отсутствие сотрудничества приравнивается к просрочке или вине кредитора. На подобное последствие указывает, в частности, формулировка п. 1 ст. 750 ГК РФ, согласно которой «сторона, не исполнившая этой обязанности, утрачивает право на возмещение убытков, причиненных тем, что соответствующие препятствия не были устранены». Сравним сказанное с положениями п. 1 ст. 404 ГК: «Суд... вправе уменьшить размер ответственности должника, если кредитор умышленно или по неосторожности содействовал увеличению размера убытков, причиненных неисполнением или ненадлежащим исполнением, либо не принял разумных мер к их уменьшению». В обоих случаях речь идет об уменьшении ответственности должника, но не о самостоятельной ответственности кредитора.
В практике нечасто встречаются споры, в которых суды оценивали бы в качестве нарушения именно случай неисполнения тем или иным участником договора требования о сотрудничестве, но такие примеры все же имеются. Так, между сторонами был заключен договор подряда, по которому подрядчик должен был разработать проектную документацию. Исполнитель своевременно работы не выполнил. При рассмотрении спора в арбитражном суде было установлено, что заказчик не предоставил своевременно технические условия на использование газа в качестве топлива, допустил неточности в топографической съемке, технических условиях на внутреннюю водопроводную сеть и другие неточности при постановке задачи (даче задания) подрядчику, а также не перечислил своевременно аванс. Это все и было оценено судом как нарушение обязанности заказчика по содействию подрядчику (сотрудничеству с подрядчиком).
Иначе говоря, сотрудничество является именно «общим началом и смыслом» деятельности предпринимателей при исполнении договорного обязательства, характеристикой самой правовой деятельности, осуществляемой сторонами. Неизмеримое в имущественном эквиваленте, само сотрудничество становится мерой, пределом свободы деятельности субъектов договорного обязательства в непредвиденной ситуации. Мы в своих работах неоднократно обращались к вопросу о целесообразности закрепления сотрудничества в законе, отмечая, что она зависит от двух моментов: во-первых, от правильного определения его места в законодательстве, а во-вторых, от тех задач, которые хотел бы решить законодатель такой фиксацией. Как мы уже отмечали, сотрудничество значимо для коммерческих отношений, но видоизменяется в отношениях с участием публично-правовых образований и потребителей вплоть до практически полного его исключения. Это значит, что оно не может фиксироваться в ст. 6 ГК РФ. Вместе с тем, и то место, которое подобрал законодатель для фиксации сотрудничества сторон (содействия) - в п. 3 ст. 307 ГК также нельзя признать оптимальным. Особенности действия ст. 307 ГК, описанные, в частности, в ст. 307.1 ГК, а также в п. 3 ст. 420 ГК состоят в том, что эти правила исключаются, если они противоречат положениям специальных законов, правил Гражданского кодекса об отдельных договорах. Это значит, что исходя из избранного места расположения нормы о сотрудничестве, как такового регулятивного воздействия на стороны она оказывать будет нечасто - лишь в случаях пробелов в правовом регулировании отношений сторон специальными нормами. В идеале соответствующая норма была бы уместна в Торговом кодексе, однако вопрос о его принятии в настоящее время оброс дискуссиями, не имеющими отношения к потребностям коммерческой практики, а поэтому рассчитывать на принятие этого акта в скором будущем не стоит. В такой ситуации компромиссным выходом было бы помещение соответствующей нормы в отдельную статью в гл. 22 ГК РФ, но, оговоримся еще раз, до такой фиксации следовало бы более всесторонне исследовать ее необходимость с учетом выявленных свойств сотрудничества, существующего как естественный компонент социальной системы, независимо от его вербальной фиксации.
Возможно, целесообразно было бы установить отсутствие
сотрудничества при исполнении договора, заключенного сторонами в связи с осуществлением ими предпринимательской деятельности, в качестве основания для расторжения договора в судебном порядке по требованию контрагента, потерпевшего от отсутствия сотрудничества.
Подведем итоги изложенного. Сотрудничество представляет собой ситуационно конкретизируемое отношение лица к контрагентам и всей социальной группе, которое можно охарактеризовать как позитивное деятельное намерение устранить любые препятствия, возникающие на пути достижения согласованной правовой цели.
Сотрудничество можно расценивать как общее начало, свойство правовой деятельности субъектов договорного обязательства или иной социальной группы, образованной путем согласования правовых целей (корпорация, общая собственность и пр.), выражающееся в позитивном деятельном участии субъектов в устранении любых препятствий на пути к достижению согласованных правовых целей. При разрешении споров между субъектами договорного обязательства суды должны исходить из того, что необходимость сотрудничества между сторонами является нормальной деловой практикой, и, следовательно, оценивать поведение субъектов договора в непредвиденных ситуациях именно с позиции необходимости такого сотрудничества. Только такое поведение и может расцениваться судами как правомерное, в связи с чем предлагается признать отсутствие сотрудничества основанием для расторжения договора.
Рассмотрение правовой деятельности как системы, состоящей из субъектов (элементов), компонентов и связей между ними, требует исследования дуалистической пары рассмотренного ранее сотрудничества сторон.
Имманентность конфликта как непременного компонента любой социальной системы, включающей в себя сотрудничество, обусловлена ее свойствами. Это положение в настоящее время нашло большое число сторонников среди социологов, политологов, философов и психологов, однако в юридической науке пока такой подход не получил распространения. Большинство ученых-юристов по-прежнему (вслед за Платоном и Аристотелем[38]) рассматривают конфликт как некое зло, с которым необходимо бороться в погоне за идеалом в виде согласия и единодушия. И, более того, описывая частные правоотношения, в качестве их признаков выделяют отсутствие конфликта - совпадение интересов[39] - явление, примеров в реальной правовой деятельности субъектов нам обнаружить не удалось. Вместе с тем изучение любого вида правовой деятельности приводит к выводу о существовании конфликта в каждой социальной связи наряду с сотрудничеством, его обусловливающим и им обусловленным, в чем и проявляется парность этих компонентов. В качестве примера можно привести правовую деятельность по заключению договора, где конфликт заложен в сам процесс переговоров, когда каждое следующее предложение представляет собой уступку, отход от изначально понимаемого наилучшего в сторону приближения к интересам контрагента. В уступке проявляется сотрудничество, а в различии интересов - конфликт. Одним из этапов проведения переговоров при заключении договора является спор [40] - открытая форма конфликта (даже названия составляемых в процессе фиксации отдельных этапов договорного процесса документов - «протокол разногласий», «протокол согласования разногласий» - показывают наличие конфликтной составляющей), во всех других стадиях заключения и исполнения договора конфликт также присутствует в латентной или открытой фазе.
справедливому утверждению В.С. Толстого, само «вступление граждан и... организаций в обязательства обусловлено несовпадением их целей. Если бы их интересы совпадали, то сам гражданский оборот, связанный в настоящее время с использованием товарно-денежной формы, оказался бы ненужным... О несовпадении интересов участников оборота свидетельствуют и разногласия между ними, разрешить которые они порой не могут самостоятельно[41]. Конфликт без труда обнаруживается и в иных видах правовой деятельности (браке, общей собственности, наследственных правоотношениях и пр.). Собственно, само
существование судебной системы как атрибута государства показывает, что конфликты присутствуют во всех сферах жизни. Очевидно, что в суде рассматриваются конфликты, уже вошедшие в стадию открытого противоборства (спора), но возникают они, будучи обусловлены сущностью самой правовой связи и правовой деятельности.
Современные социологи, такие как Г. Зиммель, Т. Парсонс, Л. Козер и др., представляют социальный мир как социальную систему взаимосвязанных частей, неизбежно насыщенную конфликтными интересами, а значит, и самими конфликтами. С этой точки зрения основными задачами социальных наук, в том числе правоведения, становятся минимизация негативных последствий конфликта и максимальное использование его конструктивного начала.
Так, одним из основоположников этой теории стал Г. Зиммель, признававший неизбежность конфликтов в обществе, основанную на неразрывно связанных между собой процессах ассоциации и диссоциации [42] (по нашей терминологии ассоциации соответствует сотрудничество, а диссоциации - конфликт). Он заметил, что конфликты сами по себе неоднородны по воздействию на организацию, в которой они происходят: одни носят революционный характер, другие обеспечивают прочность организации, ведут ее по пути упорядоченных изменений, препятствующих возникновению новых разрушительных конфликтов[43]. Разработана идея о неизбежности конфликта и в экономической теории. Так, по утверждению выдающегося экономиста Людвига фон Мизеса, «природа не порождает мир и добрую волю. Характерной чертой «естественного состояния» является непримиримый конфликт[44]. В настоящее время конфликты рассматриваются в качестве неотъемлемой части общественной жизни, выполняющей значимые функции в общественном развитии, в частности выступают эффективным средством разрешения проблем общества[45].
Право как один из основных регуляторов поведения человека в обществе, действующий наряду с религией и моралью, призвано воздействовать на конфликт субъектов, для этого законодатель (единственный из правотворцев, произвольно формирующий нормы права) должен осознавать наличие конфликта, предвидеть последствия воздействия права на него и учитывать эти ожидаемые последствия при создании правовых норм. К сожалению, частноправовая наука вопросы конфликта, его влияния на достижение правовых целей субъектов не исследует. Это связано с преимущественно догматическим характером научных исследований, о чем мы писали выше. Ранее нами подробно освещалось становление научных представлений о конфликте в юридической науке вообще и частноправовой науке в частности .
|