В отечественной теории права признается, что подходы к изучению правонарушения и юридической ответственности проделали эволюционный путь от некритического обобщения выводов отраслевых наук (прежде всего, уголовного и гражданского права) к собственно теоретико-правовому исследованию.

Очевидно, что теория уголовного права потому и оказалась на каком-то этапе по разработанности ряда проблем впереди теории права, что опиралась на богатый опыт осмысления вопросов преступления и наказания, традиционно входивших в предмет философии права, как наиболее важных не только для постижения смысла общеправовых процессов и явлений, но и для нормального существования и развития цивилизации в целом. Такая ценностная значимость указанных правовых явлений объясняет тот факт, что во многих учебниках по уголовному праву на рубеже XIX–XX вв., в том числе и подготовленных российскими учеными, традиционно освещались философские вопросы преступления и наказания, хотя специальных работ по философии уголовного права почти не издавалось, за таким редким исключением, как монография Ад. Франка «Философия уголовного права в популярном изложении».

Благодаря убежденности ученых в важности разрешения как основополагающих, так и частных проблем, связанных с преступлением и наказанием, эти правовые явления были всесторонне изучены, а наказание на долгое время приобрело статус единственного средства реагирования на факт совершения преступления.

Тесная связь преступления и наказания, существовавшая веками, не могла быть нарушена до тех пор, пока на определенном этапе общественного развития не были востребованы иные уголовно-правовые явления. Одним из таких правовых образований оказалась уголовная ответственность.

Если в дореволюционной России этот термин встречался в научных изданиях по уголовному праву как синоним наказания, то уже с 20-х гг. XX в. российские ученые пытались обосновать целесообразность существования уголовной ответственности как самостоятельного уголовно-правового явления путем прояснения его сущности и содержания, отличных от наказания (А. А. Пионтковский, А. Н. Трайнин, А. Я. Эстрин, Б. С. Утевский и др.).

Первый этап научного осмысления уголовной ответственности завершился тем, что названный термин был закреплен, но не определен в Основах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г., а затем и в Уголовном кодексе РСФСР 1960 г. С этого времени споры о сущности и содержании уголовной ответственности не затихают, и их итоги периодически подводят ученые, сталкивающиеся с данной проблемой в своих исследованиях. В поисках как можно более существенных различий между уголовной ответственностью и наказанием некоторые участники данной дискуссии даже разрабатывали и на диссертационном уровне защищали весьма интересные концепции двух аспектов уголовной ответственности: позитивного и негативного (ретроспективного), поощрительного и принудительного. Несмотря на то что оригинальные попытки обосновать наличие позитивной уголовной ответственности, имеющей своим результатом предусмотренное законом поощрение (одобрение), предпринимаются до сих пор, в результате возобладала точка зрения, что любая юридическая ответственность, в том числе уголовная, является разновидностью негативной социальной ответственности, и сущность уголовной ответственности сводится не к обязанности претерпевать какие-либо правоограничения, закрепленные в законе, а к самому ущемлению (дискредитации) правового статуса лица, совершившего преступление.

Причем если в конце 80-х гг. XX в. преобладало мнение, что уголовная ответственность — это процесс «применения и реализации уголовного наказания», то в настоящее время прослеживается тенденция к расширению ее содержания. Так, А. В. Наумов считает, что уголовная ответственность — это все меры уголовно-правового воздействия, применяемые к лицу, совершившему преступление.

Ю. М. Ткачевский определяет ее как предусмотренные законом негативные последствия, налагаемые судом на лицо, совершившее преступление. Следует подчеркнуть, что указанные подходы не противоречат приведенной точке зрения на сущность уголовной ответственности, поскольку их авторы допускают реализацию уголовной ответственности уже самим фактом осуждения преступника.

Обращает на себя внимание другое. Многие ученые, определяющие сущность уголовной ответственности как осуждение, отрицательную оценку (порицание) государством лица, совершившего преступление, с содержательной стороны не усматривают в иных, кроме наказания, мерах каких-либо значимых правоограничений, дающих возможность говорить о существовании самостоятельного уголовно-правового явления, по статусу равного наказанию.

Отсюда делается вывод о том, что уголовная ответственность в ее чистом виде (без назначения или отбывания наказания) в действующем законодательстве имеет весьма скромное значение и в большинстве случаев неотрывна от наказания, определяется и реализуется в нем, во многом выступая лишь в качестве связующего звена между преступлением и наказанием.

В этих условиях крайне важно разобраться, действительно ли содержание уголовной ответственности сводится главным образом к карательным правоограничениям, заключенным в наказании, или оно представляет собой гораздо более развитое правовое образование, чем это традиционно представляется в науке уголовного права.

Начнем с констатации того, что вот уже более ста лет в уголовных законодательствах большинства стран мира закреплена идея условности наказания в различных сочетаниях форм и видов. Несомненно, что система уголовной юстиции в странах, воспринявших условность наказания, стала качественно иной. Эти перемены являются той ценой, которую общество заплатило за отказ от другой основополагающей уголовно-правовой идеи — неотвратимости наказаний. Не случайно до сих пор наибольший разброс мнений ученых-правоведов наблюдается в отношении принципа неотвратимости: от его абсолютизации до полного отрицания.

Указанная ситуация обусловлена тем, что в соответствии с пониманием содержания принципа неотвратимости строится вся система уголовно-правового воздействия на преступника. Она может быть организована тремя разными способами в зависимости от содержания указанного принципа. Если в уголовном законодательстве система принуждения содержит только виды наказания, то оно построено в соответствии с принципом неотвратимости наказания. В этом случае нет необходимости введения такой правовой категории, как уголовная ответственность, в силу ее явной синонимичности с наказанием. Подобная необходимость возникает, когда наряду с наказанием появляется хотя бы еще одна форма реализации осуждения преступника. Причем до тех пор, пока законодатель ограничивает возможность применения данной формы осуждения достаточно узкими рамками, это не изменяет характер принципа неотвратимости. Однако законодательство, содержащее в качестве типовой реакции на преступное поведение несколько форм осуждения, уже можно считать соответствующим принципу неотвратимости в качественно иной своей ипостаси — неотвратимости уголовной ответственности. Наконец, уголовный закон, предоставляющий правоприменителю широкие возможности для использования в качестве реакции на совершение преступления не только мер уголовной ответственности, но и иных мер (административной ответственности, общественного и воспитательного воздействия), соответствует принципу неотвратимости уголовно-правового принуждения.

Представляется, что внедрение в уголовное законодательство идеи условности наказания в критический для института наказания период позволило законодателю, постепенно перейдя от принципа неотвратимости наказания к принципу неотвратимости уголовной ответственности, на достаточно длительный период удержать систему уголовно-правового принуждения в сбалансированном состоянии. Разрушение традиционной системы уголовной юстиции стало бы неминуемым, если бы в уголовное законодательство были последовательно воплощены крайние теории некарательного воздействия, предусматривающие полный отказ от наказания как уголовно-правового института. Оказавшись к тому же весьма экономически целесообразной, идея условности наказания позволила государству снизить остроту уголовной репрессии в отношении определенных категорий преступников, получая при этом моральную поддержку своим действиям со стороны прогрессивно настроенных слоев населения.

Этим положительный эффект идеи условности наказания не исчерпывается. Уже на начальном этапе внедрения идеи условности наказания была найдена реальная альтернатива тюремному заключению, устраняющая многие его пороки и способная в перспективе дать импульс для совершенствования системы наказаний. Тем самым острота кризиса системы наказаний была снята, и решение этой проблемы пошло более взвешенным путем. Международное сообщество получило резерв времени для поиска иных альтернатив лишению свободы и успело на данный момент накопить солидный теоретический и практический опыт в этой области. На основе такого потенциала в разных странах развились как различные разновидности лишения свободы и режимы его отбывания, так и альтернативные виды наказания: ограничение свободы, общественные работы, арест на выходные дни и др. Другим путем разгрузки тюрем на рубеже XIX–XX вв. могли стать только массовые и все более частые (по надуманным поводам) амнистии, которые окончательно подорвали бы авторитет государственной власти как органа, призванного ограждать население от преступных посягательств. Законодательное закрепление отхода от принципа неотвратимости наказания и установление правил освобождения осужденных от наказания под условием их правомерного поведения в будущем, безусловно, явились в той ситуации меньшим злом по сравнению с амнистиями.

Оценивая сложившееся положение, можно констатировать, что уголовная юстиция в России в настоящее время более не основывается на принципе неотвратимости наказания и перешла в качественно другое, менее устойчивое состояние, в основе которого лежит принцип неотвратимости уголовной ответственности. То же самое в той или иной степени можно сказать и об уголовной юстиции большинства развитых стран мира, за исключением исламских государств, которые по религиозным соображениям не восприняли иные формы воздействия на преступников, кроме наказания (Иран, Пакистан, Ливия, Саудовская Аравия, Арабские Эмираты и др.).

При всем многообразии точек зрения на классификацию уголовно-правового принуждения, очевидно, что основная дискуссия разворачивается по поводу того, какие принудительные меры следует относить к уголовной ответственности, а какие — к мерам уголовной безопасности.

В связи с тем, что понятие «государственное осуждение» является основным для разграничения мер уголовной ответственности и уголовной безопасности, попробуем разобраться, что же следует относить к его содержанию. Сосредоточиться именно на содержательной стороне осуждения позволяет тот факт, что форма осуждения может быть представлена лишь обвинительным приговором суда, и это вряд ли способно вызвать теоретические разногласия. Гораздо сложнее определить, что же скрыто за этой формой.

Государственное осуждение преступника, вопреки традиционным представлениям, не может быть сведено к признанию его виновным в совершении какого-либо преступления по приговору суда.

Следует согласиться с А. А. Тер-Акоповым, который основной смысл вины усматривает в «указании на авторство» конкретного человека в совершении общественно опасного деяния, предусмотренного уголовным законом, и наступивших последствиях.

По его мнению, признать лицо виновным — значит вменить ему содеянное, признать, что это именно он, а не кто-либо другой причинил вред. Такой подход позволяет понять, что констатация виновности лица в совершении преступления является не осуждением, а его юридическим основанием, необходимым связующим звеном между формой и содержанием осуждения. Поскольку осуждение представляет собой сущность уголовной ответственности, вполне обоснованы суждения о том, что в вине воплощена целостная характеристика преступления, и потому она выступает обязательным (необходимым и достаточным) основанием уголовной ответственно. Играя роль основания уголовной ответственности, вина оказывает существенное воздействие как на форму, так и на содержание осуждения.

В то же время вряд ли оправданно сводить осуждение и лишь к тем правоограничениям, которые заключены в такой мере уголовной ответственности, как наказание, на чем настаивает ряд ученых, определяя его через понятие «осуждение». Необходимо признать, что абсолютизация наказания как исторически первой формы государственной реакции принудительного характера на совершение преступления длительное время не позволяла взглянуть на уголовно-правовую реальность под другим, более широким углом.

Например, судимость традиционно рассматривается как правовое явление, производное от наказания. Спорным было лишь то, считать судимость последствием наказания или его признаком. Достаточно подробный анализ различных аспектов этих двух основных воззрений на судимость в теории уголовного права дается М. В. Граматчиковым. По его мнению, судимость — правовое состояние, обусловленное осуждением преступника к конкретной мере уголовного наказания. Отведение судимости такой второстепенной, подчиненной по отношению к наказанию роли не могло не сказаться и на восприятии ее соотношения с другими, производными от наказания формами реализации уголовной ответственности. Так, в юридической литературе можно встретить утверждение о том, что условное осуждение и отсрочка исполнения приговора, как и наказание, порождают судимость.

Более четкая позиция законодателя по отношению к институту судимости, закрепленная в ст. 86 УК РФ 1996 г., вероятно, способствовала тому, что в последнее время наметилось принципиально иное осмысление соотношения наказания и судимости.

Например, А. Ф. Мицкевич, проведя достаточно детальный анализ уникальных свойств судимости, пришел к следующему заключению: «…судимость не является качественной характеристикой уголовного наказания. Она есть самостоятельное явление, имеющее тесную связь с уголовной ответственностью и наказанием, однако правовая природа ее значительно отличается от природы уголовного наказания».

Такой посыл об особом статусе судимости важен, но недостаточен для объяснения характера ее связи с уголовной ответственностью. Для этого представляется своевременным сделать еще один шаг в понимании судимости и воспринимать ее в качестве содержательного компонента государственного осуждения. Причем речь должна идти о том, что правоограничения судимости являются не дополнительным, а базовым комплексом правоограничений уголовной ответственности.

Действительно, уже сам факт наличия статуса судимого налагает на лицо массу отягощений по сравнению с несудимыми гражданами в виде угроз более сурового уголовно-правового и уголовно-исполнительного принуждения при нарушении в этот период уголовно-правовых предписаний, а также в виде ограничений, касающихся как конституционных прав и свобод (избирательное право, равный доступ к государственной службе, свободный выбор рода деятельности и профессии, участие в отправлении правосудия и др.), так и иных прав граждан (в сфере действия актов гражданского состояния, разрешительной системы и др.).

В связи с тем, что законодательно объем правоограничений для судимого лица не определен, в теории уголовного права предпринимаются оригинальные попытки разрешить данную ситуацию путем ограничения правового значения судимости только уголовно-правовыми последствиями и ликвидации общегражданских последствий либо включения в содержание судимости последствий уголовно-правового и уголовно-исполнительного характера и отнесения ограничений общеправового характера в самостоятельный уголовно-правовой институт, именуемый мерами постпенитенциарного воздействия. Некоторые ученые, полагая, что действие судимости порождает определенные правоограничения, считают ее одной из форм реализации уголовной ответственности. Их оппоненты утверждают, что судимость не входит в содержательный компонент ответственности, и отводят ей роль последствия уголовной ответственности. К аналогичным выводам приходят и те ученые, которые называют судимость «правовой оболочкой уголовной ответственности». Так, на взгляд А. К. Музеника, состояние судимости содержит лишь угрозу возможного усиления наказания за вновь совершенное преступление.

Ограничения же, которые испытывает лицо в период срока судимости, по его мнению, лежат за рамками уголовного правоотношения. Напротив, А. Н. Тарбагаев называл судимость «синонимом уголовной ответственности», однако в содержание судимости он не включал ничего, кроме признания лица преступником, а совершенного им деяния — преступлением. Какие-либо правоограничения, вытекающие из уголовного законодательства и иных отраслей права, ученый также относил к последствиям судимости и, соответственно, последствиям уголовной ответственности.

Следует подчеркнуть, что споры по поводу статуса правоограничений, налагаемых на лицо в период судимости, на наш взгляд, носят принципиальный характер, поскольку речь идет о законодательных гарантиях от возможных злоупотреблений в сфере обеспечения прав и свобод человека и гражданина.

Если выводить правоограничения, вытекающие из факта осуждения лица, за рамки уголовной ответственности, то становится неясным, на каком основании эти правоограничения человек должен претерпевать. Только включение судимости в содержание уголовной ответственности позволяет считать таким основанием факт совершения преступления.

Более того, если не принимать во внимание рассмотренный выше фактор государственного осуждения, то крайне затруднительно провести четкую границу между мерами уголовной ответственности и иными мерами уголовно-правового принуждения. Конечно, меры уголовно-правового принуждения зачастую трудно различимы по целям, объему правоограничений, субъектам применения и срокам. Однако механизм принуждения в этих мерах принципиально различен. Лишь в мерах уголовной ответственности присутствует элемент осуждения лица, совершившего общественно опасное деяние, что предполагает обязательное установление вины, ее фиксацию в единственно процессуально возможной форме обвинительного приговора, а также возникновение на определенный срок состояния судимости (осужденности), в рамках которого только и возможно применение мер уголовной ответственности. Иные меры уголовно-правового принуждения (меры безопасности) фактом своего применения осуждения не порождают, даже если соблюдена форма обвинительного приговора.

В контексте приведенных выше аргументов резонно заключить, что основой для разграничения всей совокупности мер уголовно-правового принуждения служит механизм их применения. По такому критерию можно выделить меры уголовной ответственности, которые применяются только в рамках осуждения, и меры безопасности, которые не связаны этими пределами, имеют гораздо более широкую сферу действия и могут применяться как наряду с осуждением, так и без него. Механизм осуждения включает в себя два обязательных компонента: обвинительный приговор как единственно возможную форму осуждения и судимость как минимальную совокупность правоограничений, распространяющуюся на любого осужденного. Анализ действующего уголовного законодательства дает основание для категорического заключения о том, что вне правового поля судимости в настоящее время не могут применяться только две разновидности мер принуждения: наказание и испытание. Именно они, наряду с судимостью, и являются мерами уголовной ответственности.

В совокупности с судимостью эти меры выполняют важную функцию основных средств реализации принципа справедливости в уголовном праве.

Универсальность принципа справедливости позволяет выделить в нем два ценностных аспекта: уравнивающий и распределяющий. Не вызывает сомнения, что в настоящее время именно судимость является тем равнопораженным состоянием всех лиц, признанных по приговору суда виновными в совершении преступления определенной категории, которое наполняет уравнивающий аспект справедливости конкретным содержанием. При этом реализация распределяющего аспекта справедливости достигается путем применения иных содержательных компонентов осуждения: наказания и испытания.

Итак, есть все основания для заключения о том, что судимость является основным содержательным компонентом уголовной ответственности. Она играет роль своеобразной правовой «платформы», в рамках которой только и могут применяться иные правоограничения, содержащиеся в мерах наказания и испытания.

Следует особо подчеркнуть, что вся совокупность правоограничений уголовной ответственности стала качественно неоднородной лишь с появлением новой формы реализации уголовной ответственности, все разновидности которой представляют из себя не что иное, как законодательное воплощение идеи условности наказания, и объединены мной термином «испытание». Причем ограничения судимости (в силу их происхождения от дополнительных наказаний) и наказания являются по сути своей карательными. Именно правоограничения испытания (запреты и предписания), имеющие некарательный характер, придают системе уголовной ответственности новое качество.

Изложенное выше требует признания того факта, что позиционирование наказания как меры государственного принуждения, обладающей определенными отличительными признаками, данное в ст. 43 УК РФ, является неточным. Из логики известно, что такие определения называются явными и даются через родовое понятие (род) и видовое отличие, т. е. признаки, отличающие определенный предмет (вид этого рода) от других видов, входящих в данный род. Указывая на государственное принуждение как на родовое понятие по отношению к наказанию, законодатель тем самым упрощает восприятие системы принуждения в уголовном праве. Намереваясь дать определение понятия наказания, прежде всего следует учитывать, что государственное принуждение, закрепленное в уголовном праве, есть не что иное, как уголовно-правовое принуждение, применяемое и к преступникам, и к лицам, совершившим общественно опасное деяние в состоянии невменяемости. Первую из указанных разновидностей уголовно-правового принуждения и следует идентифицировать как уголовную ответственность. Именно уголовная ответственность является родовым понятием как для наказания, так и для испытания, и в этом качестве ей присущи следующие признаки:

— мера принуждения;

— мера государственного осуждения;

— применение только по приговору суда;

— применение к лицу, признанному виновным в совершении преступления.

С учетом приведенных выше соображений о расширении содержания уголовной ответственности за счет некарательных правоограничений испытания ее понятие может быть определено следующим образом: «Уголовная ответственность есть мера государственного принуждения, заключающаяся в осуждении лица, признанного виновным в совершении преступления по вступившему в законную силу обвинительному приговору суда, к определенным правоограничениям карательного и некарательного характера».

Перечислять признаки родового понятия всякий раз, когда обращаешься к видовому, не имеет смысла, а вот указывать признак, отличающий одно видовое понятие от другого, необходимо. Наказание и испытание, будучи мерами уголовной ответственности, отличаются друг от друга характером заключенных в них правоограничений. Только наказанию присущи правоограничения (тяготы и лишения), соразмерные тяжести совершенного лицом преступления. Это качественное своеобразие указанных правоограничений и выражается термином «кара».

Испытание также является мерой уголовной ответственности, т.е. разновидностью государственного осуждения, но в то же время обладает качественным видовым своеобразием по отношению к другому видовому понятию — наказанию. Говоря об отличительных признаках, следует прежде всего отметить, что испытание применяется лишь после того, как суд придет к выводу о нецелесообразности исполнения наказания (всего или не отбытой его части). Это обстоятельство позволяет считать испытание мерой уголовной ответственности, заменяющей наказание. Данный статус испытания предопределяет и иные его характеристики. Например, очевидно, что содержащееся в ч. 2 ст. 73 УК РФ указание об учете судом при назначении условного осуждения степени общественной опасности совершенного преступления и личности виновного является избыточным, поскольку суд уже должен был, руководствуясь ч. 3 ст. 60 УК РФ, принять во внимание данные обстоятельства при назначении наказания, т. е. никак иначе он их учесть не вправе. При применении испытания можно вести речь лишь о том, что оно должно быть соразмерно тяжести преступления не непосредственно, а опосредованно, через назначенную меру наказания. Не обладая карательным потенциалом, эта мера, тем не менее, способна служить достаточно эффективным средством воздействия на преступников, поскольку заключает в себе объем некарательных правоограничений (запретов и предписаний), которые подкреплены угрозой отбывания наказания в случае нарушения испытуемым требований, предъявляемых к его поведению.

Итак, можно назвать следующие отличительные признаки уголовного испытания:

1) применяется как мера, заменяющая наказание;

2) соразмерно назначенному наказанию;

3) содержит определенный объем некарательных правоограничений (требований, обязанностей) в виде запретов и предписаний;

4) подкреплено угрозой отбывания наказания в случае невыполнения условий прохождения испытания.

Следует обратить внимание на то, что в данный перечень не включен контроль со стороны специализированного органа за поведением испытуемого. Известно, что контроль как управленческая функция заключается в учете и проверке действий управляемого объекта, выполнения им требований и предписаний субъекта управления. Эта функция применительно к наказанию и к испытанию осуществляется уголовно-исполнительными органами в том или ином объеме в обязательном порядке и должна включаться в содержание режима отбывания наказания или прохождения испытания, а не в содержание собственно той или иной меры уголовной ответственности. Из последовательного восприятия уголовной ответственности как родового понятия по отношению к судимости, наказанию и испытанию вытекает ряд следствий принципиального характера, до конца не воспринятых ни теорией уголовного права, ни тем более законодателем, а именно:

а) судимость является неотъемлемым свойством (атрибутом) уголовной ответственности, а не наказания, и освобождение от наказания не должно влечь ее автоматического прекращения;

б) ни наказание, ни испытание не могут применяться ранее, чем возникает уголовная ответственность, т.е. до момента вступления приговора в законную силу;

в) сроки судимости должны зависеть, прежде всего, от категории совершенного преступления, а не от личности осужденного или сроков назначенного наказания;

г) цели уголовной ответственности являются одновременно целями применения наказания, испытания и судимости;

д) при применении уголовной ответственности реализуются оба аспекта социальной справедливости: посредством судимости — уравнивающий, а посредством наказания и испытания — распределяющий.

Изложенное дает основание привлечь научное сообщество к дискуссии о необходимости включения в будущий Уголовный кодекс Российской Федерации самостоятельного раздела «Уголовно- правовое принуждение», в котором наряду с другими нашли бы отражение следующие положения, позволяющие уголовному испытанию, давно ставшему фактически одним из основных средств уголовно-правового воздействия на преступность, стать таковым юридически.

1. Определение уголовно-правового принуждения как применения государством к лицу, совершившему общественно опасное деяние, предусмотренное статьями Особенной части Уголовного кодекса, установленных законом правоограничений.

2. Разделение мер уголовно-правового принуждения на меры уголовной ответственности и иные меры уголовно-правового принуждения (меры уголовной безопасности) с указанием, что к мерам уголовной ответственности относятся судимость, наказание и испытание, а к мерам уголовной безопасности — принудительные меры воспитательного и медицинского характера, а также конфискация имущества.

3. Определение уголовной ответственности как меры государственного принуждения, заключающейся в осуждении лица, признанного виновным в совершении преступления по вступившему в законную силу обвинительному приговору суда, к правоограничениям карательного и некарательного характера.

4. Определение судимости как меры уголовной ответственности, заключающейся в карательных правоограничениях, налагаемых в равном объеме на всех лиц, осужденных за совершение преступления определенной категории.

5. Определение наказания как меры уголовной ответственности, заключающейся в карательных правоограничениях, соразмерных тяжести совершенного преступления.

6. Определение испытания как меры уголовной ответственности, заключающейся в некарательных правоограничениях (обязанностях) в виде запретов и предписаний, возлагаемых на осужденного под угрозой отбывания назначенного наказания в случае уклонения от их исполнения.

7. Постановка целей восстановления социальной справедливости и предупреждения преступлений не перед судимостью, наказанием и испытанием, а перед уголовной ответственностью в целом с указанием в законе на приоритет восстановления социальной справедливости.

8. Унификация правоограничений судимости как содержательного компонента уголовной ответственности и приведение их исчерпывающего перечня в отдельной статье Уголовного кодекса Российской Федерации.

9. Установление сроков судимости в зависимости только от категории преступления, а не от форм реализации уголовной ответственности.

10. Установление видов испытания, соответствующих видам наказаний, которые могут быть назначены при испытании. Представляется, что таких наказаний может быть максимум три: лишение свободы, ограничение свободы и исправительные работы. В соответствии с этим следует предусмотреть три вида испытания:

— испытание осужденного к лишению свободы;

— испытание осужденного к ограничению свободы;

— испытание осужденного к исправительным работам.

11. Закрепление в каждом из видов испытания исчерпывающего перечня правоограничений, которые суд изменять не вправе.

12. Установление равенства между сроком испытания и сроком наказания, определенного к отбыванию.