Конвенция о защите прав человека и основных свобод 1950 г. за период своего существования приобрела силу значимого источника становления и развития европейского права.

В нередких случаях, на что обращают внимание отдельные авторы1, государства-участники придают Конвенции значение правового акта, по юридической силе приравненного к конституциям. Но вместе с тем, они не обозначают ее таковой. Таким образом выражается, прежде всего, идея признания за Конвенцией, являющейся, в свою очередь, основным европейским правозащитным инструментом, ее конституирующего характера. В свою очередь, Л.М. Энтин отмечает, что Конвенция содержит в себе обязательные гарантии прав и свобод, которые являются высшей ценностью и должны быть обеспечены преимущественной защитой[1] [2].

Важно отметить, что конституирующий характер Конвенции поддерживается благодаря наличию у нее своего механизма защиты, в качестве которого выступает Европейский Суд по правам человека. Этот судебный орган, в первую очередь, обеспечивает соблюдение в государствах- участниках положений Конвенции и осуществляет ее толкование.

В связи с деятельностью Европейского Суда Конвенция нередко оценивается в качестве «живого, развивающегося договора», поскольку разрешая заявленный иск в отношении конкретного государства, судом провозглашенные Конвенцией права и основные свободы практически всегда уточняются и конкретизируются[3]. В этой связи справедливо отмечает Р. Саква[4], говоря о том, что право, которое создается Европейским Судом, способствует приспособлению к постоянно меняющейся действительности.

Этот европейский судебный орган, высказывая правовые позиции в своих решения, постоянно адаптирует тем самым правовые гарантии, сформулированные в Конвенции, к непрерывно развивающимся социальным отношениям. Отдельно следует подчеркнуть, что Конвенция выполняет роль эффективного механизма, охраняющего незыблемые ценности, неотчуждаемые права и свободы, несмотря на продолжающиеся в европейских странах, присоединившихся к Конвенции, процессы политического, экономического, социального и т.д. характера.

В продолжение научной дискуссии диссертант обращается к мнению доктора права, научного сотрудника Гейдельбергского Института Макса Планка по зарубежному публичному и международному праву М. Хартвига[5], который верно обозначает роль Европейского Суда по правам человека - рассматривая иск на основе Конвенции, он способствует развитию европейского механизма защиты прав и свобод личности. Это объясняется рядом обстоятельств. Во-первых, в своих решениях Европейский Суд конкретизирует содержание предписаний, предназначенных для государств- участников, отличающихся национальными правовыми системами. Во- вторых, отмечается совершенствование содержания Конвенции, сопровождающееся расширением перечня правовых стандартов в области защиты прав и свобод личности, в том числе и в сфере уголовного судопроизводства.

Значение решений Европейского Суда по правам человека характеризует тенденцию, также обусловленную и тем обстоятельством, что он является единственным европейским судебным органом, главная задача которого состоит в толковании и применении Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Это, в свою очередь, означает, что государства- участники Конвенции, принявшие на себя ее обязательства, должны применять ее положения в том понимании, какое придается им Европейским Судом. На этот факт также обращает внимание Комитет министров Совета Европы, говоря о том, что государства-участники, применяя Конвенцию о защите прав человека и основных свобод в национальных системах права в истолковании ее Европейским Судом, обеспечивают защиту прав человека с помощью этого международно-правового документа[6].

Правовую позицию по данному вопросу также выразил Конституционный Суд Российской Федерации в указанном выше постановлении от 14.07.2015 № 21-П, согласно которой если Европейский Суд по правам человека, толкуя в процессе рассмотрения дела какое-либо положение Конвенции о защите прав человека и основных свобод, придает используемому в нем понятию другое, нежели его обычное, значение либо осуществляет толкование вопреки объекту и целям Конвенции, то государство, в отношении которого вынесено постановление по данному делу, вправе отказаться от его исполнения, как выходящего за пределы обязательств, добровольно принятых на себя этим государством при ратификации Конвенции. Соответственно, постановление Европейского Суда по правам человека не может считаться обязательным для исполнения, если в результате толкования конкретного положения Конвенции о защите прав человека и основных свобод, на котором основано данное постановление, осуществленного в нарушение общего правила толкования договоров, смысл этого положения разойдется с императивными нормами общего международного права (jus cogens), к числу которых, безусловно, относятся принцип суверенного равенства и уважения прав, присущих суверенитету, а также принцип невмешательства во внутренние дела государств[7]. В развитие данной позиции раздел третий Федерального конституционного закона от 21.07.1994 № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» дополнен главой XIII.1 «Рассмотрение дел о возможности исполнения решений межгосударственного органа по защите прав и свобод человека», которая регламентирует порядок направления и рассмотрения соответствующего запроса[8].

Следует отметить, что уже складывается судебная практика указанных изменений российского законодательства. Так, Конституционный Суд Российской Федерации в своем постановлении от 19.04.2016 № 12-П принял решение о невозможности исполнения в части мер общего характера постановления Европейского Суда по правам человека от 4 июля 2013 года по делу «Анчугов и Гладков против России», поскольку предполагаемое внесение изменений в российское законодательство (и тем самым изменение основанной на нем судебной практики) противоречит Конституции

Российской Федерации, обладающей верховенством и высшей юридической силой в российской правовой системе[9].

В этой связи следует согласиться с мнением Л. Гарлицкого, который отмечал, что анализ текста Конвенции требует исследования

соответствующих правовых позиций Европейского Суда, что позволит более точно уяснить содержание Конвенции[10]. В настоящее время пристальное внимание уделяется не столько проблеме влияния Конвенции на российские законодательство и правоприменительную деятельность в сфере уголовного судопроизводства, сколько вопросам влияния решений Европейского Суда по правам человека и готовности или неготовности их учитывать и исполнять на различных этапах движения уголовного дела. Одновременно роль решений Европейского Суда в уголовном процессе Российской Федерации следует рассматривать, на наш взгляд, через процесс имплементации этих решений в российское национальное уголовно-процессуальное

законодательство.

В юридической литературе понятие «имплементация» определяется по- разному. По мнению А.С. Гавердовского имплементация - это целенаправленная организационно-правовая деятельность государств, предпринимаемая индивидуально либо несколькими государствами или международными организациями одновременно с целью неукоснительного исполнения взятых на себя международно-правовых обязательств[11].

В.Ю. Калугин предлагает более детальную формулировку[12], конкретизируя процесс имплементации относительно организационно-правового

обеспечения указанного процесса, осуществляемого как индивидуально государством, так и несколькими государствами или международными организациями в сфере международного сотрудничества, очевидно и в ходе уголовного судопроизводства.

Научный интерес представляет позиция О.И. Тиунова[13], различным образом определяющего понятие имплементации. Узкое толкование им имплементации подразумевает обязательное принятие государством внутренних мер, образующих правовой механизм исполнения норм международного права, в том числе Конвенции. Широкое толкование имплементации подразумевает как создание указанного выше механизма, так и разработку государством организационно-правовых мер по его функционированию.

Исходя из анализа приведенных выше позиций ряда авторов, под имплементацией решений Европейского Суда по правам человека в правовую систему Российской Федерации, охватывающую сферу уголовно - процессуальных отношений, следует понимать процесс включения, путем внесения в уголовно-процессуальное законодательство России

соответствующих изменений, правовых позиций, выраженных в

постановлениях Европейского Суда по правам человека, являющего, в свою очередь, официальным источником толкования положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод, в национальное законодательство, регламентирующее уголовно-процессуальные отношения.

Процесс имплементации тесно связан с непосредственной реализацией при производстве по уголовному делу и дальнейшем его рассмотрении по существу решений Европейского Суда, принятых как в отношении Российской Федерации, так и в отношении других стран-участников Конвенции.

Вместе с тем, важно отметить, что судебные органы в ходе судебного разбирательства, реализуя решения ЕСПЧ, отражают прямое действие положений Конвенции. В связи со сказанным, на наш взгляд, следует согласиться с позицией М.Б. Лобова, согласно которой именно национальные суды интегрируют требования Конвенции о защите прав человека и основных свобод при исполнении решений Европейского Суда по правам человека[14]. В связи с этим, можно сделать вывод о том, что ключевую роль в применении Конвенции и исполнении решений Европейского Суда играют национальные суды, которые, в свою очередь, являются главным звеном механизма реализации Европейской Конвенцией прав и законных интересов участников уголовного процесса.

Изучая судебную практику по данному вопросу, диссертант пришел к выводу, что наиболее часто реализует решения ЕСПЧ Конституционный Суд Российской Федерации путем признания нормы не соответствующей Конституции Российской Федерации или путем ссылки в своем постановлении на решения ЕСПЧ (определение Конституционного Суда РФ от 14.01.2016 № 13-О[15], постановление Конституционного Суда РФ от

20.07.2016 № 17-П[16], постановление Конституционного Суда РФ от 17.12.2015 № 33-П[17] и др.). Вместе с тем, реализация решений ЕСПЧ судами общей юрисдикции встречается крайне редко. Так, из 215 изученных архивных уголовных дел следует, что судьями при принятии решения крайне редко делаются ссылки на нормы Конвенции о защите прав человека и основных свобод или на постановление Европейского Суда по правам человека, как правило, в постановлениях об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу или продлении срока содержания под стражей. Например, судья областного суда М. в своем постановлении о продлении срока содержания под стражей пришел к следующему выводу: «согласно п. «с» ч. 1 ст. 5 Европейской Конвенции «О защите прав человека и основных свобод», ограничение свободы допустимо для того, чтобы лицо предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения». Об этом же свидетельствуют и данные проведенного нами анкетирования сотрудников органов предварительного следствия и судей судов общей юрисдикции, свидетельствующие о том, что 43% следователей и 60,9% судей иногда руководствуются в своей практической деятельности международными правовыми актами и решениями Европейского Суда по правам человека в зависимости от содержания конкретного уголовного дела, а руководствуются постоянно всего лишь соответственно 18,6 % и 20,5% опрошенных судейского корпуса - 60,9% судей иногда руководствуются, в зависимости от содержания конкретного уголовного дела[18].

Научный и практический интерес, на наш взгляд, также представляет мнение указанной категории лиц по поводу соотношения юридической силы международных правовых актов и УПК РФ. Так, на вопрос «Считаете ли Вы, что нормы УПК РФ должны обладать большей юридической силой, чем нормы международно-правовых актов в сфере уголовного судопроизводства?» 39,4% опрошенных сотрудников органов предварительного следствия ответили «да, безусловно». Положительно ответили на данный вопрос анкеты и 30,1% судей, а 40,4% судей ответили, что при определении юридической силы норм УПК РФ следует учитывать особенности производства по уголовному делу.

Исходя из этого, можно предположить, что, несмотря на взятые Российской Федерацией обязательства, как страны-участницы Конвенции о защите прав человека и основных свобод, по исполнению решений ЕСПЧ, а также признание нашим государством как в Основном законе, так и в уголовно-процессуальном законодательстве приоритета общепризнанных принципов и норм международного права следователи и судьи в своей практической деятельности руководствуются в большинстве случаев только нормами УПК РФ.

Вместе с тем, во исполнение Указа Президента Российской Федерации от 20.05.2011 № 657[19] Министерством юстиции Российской Федерации ежегодно готовится обзор исполнения решений Европейского Суда по правам человека с целью определения необходимости и целесообразности корректировки российского законодательства. Так, по результатам мониторинга выполнения решений ЕСПЧ за 2014 год[20] с учетом состоявшихся решений Европейского Суда по делу «Бурдов против Российской Федерации (№ 2)»[21], по делу «Тимофеев» (Timofeyev) против Российской Федерации»[22] и др. внесены изменения в законодательство Российской Федерации, регулирующее уголовное судопроизводство. В частности, в рамках исполнения указанных решений были приняты федеральные законы от 30.04.2010 № 68-ФЗ[23] и № 69-ФЗ[24], образующие национальный правовой механизм обеспечения разумных сроков при производстве по уголовным делам. Отмеченное способствовало значительному уменьшению количества жалоб, направляемых в ЕСПЧ по поводу нарушения указанного выше права человека.

Следует также указать и на принятие Федерального закона от 28.06.2014 № 193-ФЗ[25], закрепившего право подозреваемых и обвиняемых в

совершении преступления обратиться в ЕСПЧ, в том числе по поводу длительности содержания под стражей, что выступает подтверждением реализации решения Европейского Суда по правам человека по делу «Захаркин (Zakharkin) против Российской Федерации»[26].

Необходимо указать на продолжающуюся в российском государстве корректировку национального законодательства, регулирующего сферу уголовно-процессуальных отношений, обусловленную состоявшимися решениями Европейского Суда по правам человека: по делу «Матыцина (Matytsina) против Российской Федерации»[27], по делу «Царенко (Tsarenko) против Российской Федерации»[28] и др. В целях реализации последнего решения ЕСПЧ предусматривается корректировка содержания УПК РФ[29] с целью определения предельного срока содержания обвиняемого под стражей при ознакомлении им материалов уголовного дела, уточнения порядка продления указанного срока, установления допустимости продления срока обозначенной меры пресечения по истечению ее предельного срока, установленного п. 3, 4 ст. 109 УПК РФ, наложения запрета обосновывать необходимость продления срока содержания обвиняемого под стражей только необходимостью окончания производства процессуального действия - ознакомление указанного лица с материалами уголовного дела, не акцентируя при этом внимание со стороны следователя, суда на иные обстоятельства, предусмотренные уголовно-процессуальным законом.

В ходе законотворческой деятельности в сфере уголовнопроцессуальных отношений разработан проект федерального закона «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» в части совершенствования порядка выдачи лиц по запросу иностранного государства для осуществления уголовного преследования и исполнения приговора, внесения изменений по незамедлительному освобождению лица, к которому применена мера пресечения в виде содержания под стражей, по постановлению прокурора в связи с поступлением запроса о его экстрадиции, в случае признания судом соответствующего постановления прокурора незаконным. Данная деятельность законодателя направлена на реализацию решения Европейского Суда по правам человека по делу «Ефимова (Yefimova) против Российской Федерации»[30].

Также, своим постановлением Конституционный Суд Российской Федерации от 20.11.2007 № 13-П[31] признал не соответствующими

положениям Конвенции нормы УПК РФ, которые препятствовали осуществлению процессуальных прав при рассмотрении уголовного дела в лицам, в отношении которых применяются принудительные меры медицинского характера (по заключению эксперта). Данный вывод корреспондируется с практикой Европейского Суда по правам человека, признавшего в постановлении от 20 октября 2005 года по делу «Романов (Romanov) против России», что присутствие заявителя в судебном заседании является необходимым условием для того, чтобы судья лично мог убедиться в его психическом состоянии и принять справедливое решение. При этом рассмотрение дела судом первой и кассационной инстанций в отсутствие заявителя (вопреки его желанию), которое ничем не может быть компенсировано, допустимо лишь при наличии особых обстоятельств, например, если имеют место какие-либо признаки агрессивного поведения или если физическое и психическое состояние не позволяет ему предстать перед судом[32].

Приведенная выше судебная практика позволяет сделать вывод о том, что процесс реализации решений Европейского Суда по правам человека как в уголовно-процессуальное законодательство, так и в практическую деятельность органов уголовного преследования является важным направлением выполнения Российской Федерацией конвенционных обязательств и рассматривается как особая тенденция в системе взаимодействия национального права в сфере уголовно-процессуальных отношений и международного права.

Таким образом, реализация решений Европейского Суда внутригосударственными органами и должностными лицами в уголовном судопроизводстве в диссертации определяется в виде многосложного, неоднозначного процесса, определяющего степень эффективности применения Конвенции о защите прав человека и основных свобод в уголовном процессе и, как следствие - глубину влияния правовых позиций ЕСПЧ на уголовно-процессуальные отношения в части защиты прав и основных свобод участников уголовного процесса.

Научный интерес, по мнению диссертанта, представляют мнения ученых по этому вопросу. Так, В.А. Сапун механизм реализации норм права отождествляет с подсистемой механизма правового регулирования, включающего регулятивные и охранительные правовые средства, посредством которых нормы права выражаются в конкретных действиях (бездействии) участников правоотношений[33]. По мнению Т.Ю. Фалькиной, механизм реализации норм права следует расценивать как систему правовых средств, достаточных для достижения определенной цели правового характера[34].

Обобщая вышеизложенного, механизм реализации решений Европейского Суда по правам человека в уголовном процессе диссертант представляет как совокупность правовых форм и процессуальных средств соблюдения положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод, в рамках правоприменительной деятельности органов предварительного расследования, прокурора и суда.

С этой целью, на наш взгляд, необходимо определить правовое положение Конвенции и решений Европейского Суда, регламентирующих сферу уголовно-процессуальных отношений, в системе источников российского права.

Что касается места Конвенции о защите прав человека и основных свобод как в национальном законодательстве Российской Федерации в целом, так и уголовно-процессуальном законодательстве, в частности, то не вызывает никакого сомнения тот факт, что данный международный нормативный акт по Конституции Российской Федерации является составной частью российской правовой системы (ч. 4 ст. 15, а согласно ч. 3 ст. 1 УПК РФ он является составной частью законодательства Российской Федерации (формулировка в УПК РФ не в полной мере соответствует Конституции РФ - выделено автором). В то же время проблема отнесения решений Европейского Суда, являющихся официальными источниками толкования положений Конвенции, к источникам национального права, в том числе и уголовно-процессуального, до сих пор остается не решенной.

Практический и научный интерес представляет также, на наш взгляд, позиция Конституционного Суда Российской Федерации, который определил, что ратифицируя Конвенцию о защите прав человека и основных свобод, Российская Федерация признала как обязательную юрисдикцию Европейского Суда по правам человека по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после их вступления в действие в отношении Российской Федерации. Таким образом, как и Конвенция о защите прав человека и основных свобод, так и решения Европейского Суда по правам человека - в той части, в какой ими, исходя из общепризнанных принципов и норм международного права, дается толкование содержания закрепленных в Конвенции прав и свобод, - являются составной частью российской правовой системы, а потому должны учитываться федеральным законодателем при регулировании общественных отношений и правоприменительными органами при применении соответствующих норм права[35].

Вместе с тем, следует отметить, что прецедентно-обязывающая природа решений Европейского Суда по правам человека неодинаково оценивается и воспринимается как законодательными и правоприменительными органами, там и государством в целом. Как правило, некоторым государствам свойственно отношение к решениям Европейского Суда как к источникам правового регулирования, имеющим прецедентное значение и подлежащим обязательному исполнению. В то время, как другие государства относятся к решениям Европейского Суда как к судебным актам, подлежащим учету в национальной правовой системе, которые воспринимаются как ориентир развития для национальных государственных органов и должностных лиц, призванных гарантировать и защищать права человека, с целью прекращения нарушений Конвенции и предупреждения повторных нарушений.

К числу таких государств относится и Российская Федерация. Данной позиции также придерживается Конституционный Суд Российской Федерации в рассмотренном выше постановлении от 14.07.2015 № 21-П, в котором говорится, что поскольку Конвенция о защите прав человека и основных свобод как международный договор Российской Федерации является составной частью ее правовой системы, постольку государство обязано исполнять вынесенное на основании положений Конвенции постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе против России в отношении участвующих в деле лиц и в рамках конкретного предмета спора. При этом реализация предусматриваемых постановлением Европейского Суда по правам человека мер как индивидуального (individual), так и общего (common) характера должна осуществляться в соответствии со статьей 15 (часть 4) Конституции Российской Федерации также на началах признания такого постановления составной частью российской правовой системы (пп. 2.2).

Принимая во внимание юридическое значение правовых позиций ЕСПЧ - они не формируют судебного прецедента в его классическом понимании, на наш взгляд, их можно ассоциировать с прецедентами толкования, известными современной доктрине права[36].

Кроме того, существуют обоснованные позиции ученых, которые рассматривают решения ЕСПЧ в качестве источника права. Например, Д.В.

Зверев считает, что российская система права обогащена новым источником российского права - прецедентами ЕСПЧ[37]. Решения суда, именуемые прецедентами, являются актами, содержащими определенные правила - «ratio decidendi», которые нижестоящие суды применяют при рассмотрении аналогичных дел[38]. Следует отметить, что ряд таких российских ученых, как В.М. Жуйков, С.С Алексеев, В.В. Лазарев, М.Н. Марченко, А.В. Наумов, В.Н. Синюков, В.А. Туманов, выступает за закрепление на законодательном уровне в качестве источника права судебный прецедент.

Таким образом, приведенная судебная практика, а также данные, полученные в ходе анкетирования, свидетельствуют о том, что вопрос о реализации в уголовном процессе Российской Федерации решений Европейского Суда по правам человека, которые являются официальным источником толкования положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод, до сих пор остается открытым, несмотря на то, что Конституционный Суд Российской Федерации признает эти решения составной частью правовой системы России, являющейся, в свою очередь, членом мирового сообщества, в котором действуют общепризнанные принципы и нормы международного права.

[1] Зорькин В.Д. Интеграция европейского конституционного пространства: вызовы и ответы // Журнал российского права. 2006. № 12. С. 23; Лобов М. Прямое действие постановлений Европейского Суда по правам человека во внутреннем праве: сравнительный обзор // Сравнительное конституционное обозрение. 2006. № 1. С. 88; Арнольд Р. Европейское конституционное право: некоторые размышления о концепции, возникшей во второй половине двадцатого века // Конституционное право: восточноевропейское обозрение. 2001. № 4. С. 108.

[2] Комментарий к Конвенции о защите прав человека и основных свобод и практике ее применения / под ред. В.А. Туманова, Л.М. Энтина. М., 2002. С. 18.

[3] Энтин Л.М. Международные гарантии прав человека: опыт Совета Европы. М., 1997. С. 11; Давид Р., Жоффре-Спинози К. Основные правовые системы современности. М., 1999. С. 300.

[4] Саква Р. Совет Европы и Россия: конститутивный подход // Россия и Совет Европы: перспективы взаимодействия. Сборник докладов. М., 2001. С. 19.

[5] Хартвиг М. Влияние международного права на внутригосударственное право на примере Европейской Конвенции по правам человека // Имплементация норм международного права в национальное законодательство: теория и практика. Материалы 3-й Международной научно-практической конференции органов конституционного контроля (Минск, 31 мая - 1 июня 2001 г.). Минск, 2001. С. 19.

[6] Рекомендация Комитета Министров Совета Европы Rec(2004)5 государствам-членам по вопросу контроля за соответствием проектов законов, действующих законов и практики их применения стандартам, закрепленным в Европейской Конвенции по правам человека от 12 мая 2004 г. // URL: http://rrpoi.narod.ru/echr/rec_2004_5.htm (дата обращения: 15.03.2016).

[7] По делу о проверке конституционности положений статьи 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней», пунктов 1 и 2 статьи 32 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации», частей первой и четвертой статьи 11, пункта 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 13, пункта 4 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 15, пункта 4 части 1 статьи 350 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации и пункта 2 части четвертой статьи 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы: постановление Конституционного Суда РФ от

14.07.2015 № 21-П // Вестник Конституционного Суда РФ. 2015. № 6.

[8] О внесении изменений в Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации»: Федеральный конституционный закон от 14.12.2015 № 7-ФКЗ // Собрание законодательства РФ. 2015. № 51 (часть I). Ст. 7229.

[9] По делу о разрешении вопроса о возможности исполнения в соответствии с Конституцией Российской Федерации постановления Европейского Суда по правам человека от 4 июля 2013 года по делу «Анчугов и Гладков против России» в связи с запросом Министерства юстиции Российской Федерации: постановление Конституционного Суда РФ от 19.04.2016 № 12-П // Собрание законодательства РФ. 2016. № 17. Ст. 2480.

[10] Гарлицкий Л. Сотрудничество и конфликт: несколько наблюдений из практики взаимодействия Европейского Суда по правам человека и национальных органов конституционного правосудия // Сравнительное конституционное обозрение. 2006. № 1. С. 43.

[11] Гавердовский А.С. Имплементация норм международного права. Киев, 1980. С. 62.

[12] Калугин В.Ю. Механизм имплементации международного гуманитарного права. Минск, 2003. С. 99.

[13] Тиунов О.И. Интерпретация норм европейского гуманитарного права в российской правовой системе // Российская и европейская правозащитные правовые системы: соотношение и проблемы гармонизации: сборник статей / под ред. В.М. Баранова. Н. Новгород, 2003. С. 172.

[14] Лобов М.Б. Решения Европейского Суда по правам человека: правовые последствия для государств - членов Совета Европы в области прав человека применительно к положениям Конституции Российской Федерации. Избранные права. М., 2010. С. 25.

[15] По жалобе гражданина Петрова Максима Владимировича на нарушение его конституционных прав частью первой и подпунктом «Б» пункта 2 части четвертой статьи 413, частью пятой статьи 415 Уголовно-процессуального Кодекса Российской Федерации: определение Конституционного Суда РФ от

14.01.2016 № 13-О // Вестник Конституционного Суда РФ. 2016. № 3.

[16] По делу о проверке конституционности положений частей второй и восьмой статьи 56, части второй статьи 278 и главы 40.1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина Д.В. Усенко: постановление Конституционного Суда РФ от 20.07.2016 № 17-П // URL: http://www.pravo.gov.ru (дата обращения: 25.07.2016).

[17] По делу о проверке конституционности пункта 7 части второй статьи 29, части четвертой статьи 165 и части первой статьи 182 Уголовнопроцессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой граждан

А.В. Баляна, М.С. Дзюбы и других: постановление Конституционного Суда РФ от 17.12.2015 № 33-П // Вестник Конституционного Суда РФ. 2016. № 2.

[18] Приложение № 1. Вопрос: Руководствуетесь ли Вы в своей практической деятельности одним из международно-правовых актов: Всеобщей декларацией прав человека, Конвенцией о защите прав человека и основных свобод, Европейской конвенцией о взаимной правовой помощи по уголовным делам, Европейской конвенцией о выдаче, Международным пактом о гражданских и политических правах, рекомендациями Комитета Министров Совета Европы, решениями ЕСПЧ?

[19] О мониторинге правоприменения в Российской Федерации: Указ Президента РФ от 20.05.2011 № 657 // Собрание законодательства РФ. 2011. № 21. Ст. 2930.

[20] Доклад о результатах мониторинга правоприменения в Российской Федерации за 2014 год // URL: http://pravo.gov.ru/ (дата обращения: 15.03.2016).

[21] Постановление ЕСПЧ по делу «Бурдов (Burdov) против Российской Федерации» (№ 2) от 15 января 2009 г. (жалоба № 33509/04) // Российская хроника Европейского Суда. 2009. № 4.

[22] По данному делу ЕСПЧ вынес 255 постановлений, объединенных в одну группу.

[23] О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок: Федеральный закон от 30.04.2010 № 68-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2010. № 18. Ст. 2144.

[24] О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием Федерального закона «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок»: Федеральный закон от 30.04.2010 № 69-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2010. № 18. Ст. 2145.

[25] О внесении изменения в статью 18 Федерального закона «О содержании

под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений»: Федеральный закон от 28 июня 2014 г. № 193-ФЗ // Собрание

законодательства РФ. 2014. № 26 (часть I). Ст. 3399.

[26] Постановление ЕСПЧ по делу «Захаркин (Zakharkin) против Российской

от 10 июня 2010 г. (жалоба № 1555/04) // Бюллетень

Европейского Суда по правам человека. 2011. № 2.

[27] Постановление ЕСПЧ по делу «Матыцина (Matytsina) против Российской

Федерации» от 27 марта 2014 г. (жалоба № 58428/10) // Прецеденты

Европейского Суда по правам человека. 2014. № 4(04).

[28] Постановление ЕСПЧ делу «Царенко (Tsarenko) против Российской

от 3 марта 2011 г. (жалоба № 5235/09) // Бюллетень

Европейского Суда по правам человека. 2012. № 4.

[29] Доклад о результатах мониторинга правоприменения в Российской

Федерации за 2015 год // URL: http://pravo.gov.ru/ (дата обращения:

17.03.2016).

[30] Постановление ЕСПЧ по делу «Ефимова (Yefimova) против Российской Федерации» от 19 февраля 2013 г. (жалоба № 39786/09) // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2014. № 1. С. 53-98.

[31] По делу о проверке конституционности ряда положений статей 402, 433, 437, 438, 439, 441, 444 и 445 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан С.Г. Абламского, О.Б. Лобашовой и

В.К. Матвеева: постановлением Конституционного Суда РФ от 20.11.2007 № 13-П // Собрание законодательства РФ. 2007. № 48 (2 ч.). Ст. 6030.

[32] Постановление ЕСПЧ по делу «Романов (Romanov) против Российской Федерации» от 20 октября 2005 г. (жалоба № 63993/00) // URL: http://www.echr.coe.int (дата обращения: 20.03.2016).

[33] Сапун В.А. Механизм реализации советского права // Правоведение. 1998. № 1. С. 6.

[34] Фалъкина Т.Ю. Формы реализации права и механизм их осуществления: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2007. С. 7.

[35] По жалобе гражданина Петрова Максима Владимировича на нарушение его конституционных прав частью первой и подпунктом «Б» пункта 2 части четвертой статьи 413, частью пятой статьи 415 уголовно-процессуального Кодекса Российской Федерации: определение Конституционного Суда РФ от 14.01.2016 № 13-О // Вестник Конституционного Суда РФ. 2016. № 3.

[36] Спектор Е.И. Судебный прецедент как источник права // Журнал российского права. 2003. № 5. С. 95; Марченко М.Н. Особенности судебного прецедента в системе романо-германского права // Государство и право. 2006. № 8. С. 22-23; Он же. Судебный прецедент: разнообразие понятий и многообразие форм проявления // Журнал российского права. 2006. № 6. С.

С. 14; Он же. Юридическая природа и характер решений Европейского Суда по правам человека // Г осударство и право. 2006. № 2. С. 19.

[37] Зверев Д.В. Новые источники гражданского процессуального права в свете Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод // Европейская интеграция и развитие цивилистического процесса в России. М., 2006. С. 22.

[38] Марченко М.Н. Юридическая природа и характер решений Европейского суда по правам человека // Государство и право. 2006. № 2. С. 11-12.