Известный российский криминалист Н.Д. Сергеевский, рассуждая о продолжаемом преступлении, отмечал, что «тот признак, та черта, который связывает отдельные акты в единое действие, и обратно, полагает границу между отдельными действиями, не допуская соединения их в одно целое, не могут быть установлены посредством формальных теоретических признаков in abstracto; вопрос о том, представляет ли известная деятельность человека одно единое действие или ряд самостоятельных действий, есть quaesto facti, и разрешение его должно быть производимо практическим путем в каждом отдельном случае in concreto. Теория может выставить лишь самые общие определения»[1] [2].

Последующее развитие уголовно-правовой науки доказало, что опасения Н.Д. Сергеевского относительно невозможности теоретического описания признаков продолжаемого преступления и выделения критериев его отграничения от совокупности преступных деяний не оправдались. В теории уголовного права разработана довольно детальная (хотя и не лишенная неточностей и противоречий) характеристика признаков продолжаемого преступления, которые в целях научного анализа принято подразделять на объективные и субъектив-

40

ные

Исходя из этого, в рамках настоящего диссертационного исследования необходимо последовательно рассмотреть объективные и субъективные признаки продолжаемого преступления, не забывая при этом методологических постулатов отечественной юридической науки о взаимосвязи объективного и субъективного в преступном поведении.

Приступая к уголовно-правовому анализу объективных признаков продолжаемого преступления, отметим, что в теории уголовного права большинство из этих признаков является предметом оживленной дискуссии.

Одним из наиболее дискуссионных вопросов является вопрос об отраслевой природе структурных элементов продолжаемого преступления[3]. Несмотря на длительную разработку соответствующей проблематики, отечественная уголовно-правовая наука до настоящего времени окончательно не определилась с тем, правонарушения какой отраслевой принадлежности могут входить в состав продолжаемого преступления. В теории уголовного права представлены три варианта ответа на этот вопрос: «продолжаемое преступление - совокупность административных, дисциплинарных или иного характера правонарушений, не являющихся преступлениями»[4]; в состав продолжаемого преступления входят деяния, каждое из которых, если рассматривать их изолировано, образует самостоятельное преступление[5]; продолжаемое преступление может включать деяния различной отраслевой природы - как преступления, так и иные правонарушения (например, дисциплинарные или административные проступки)[6]. Отсутствует консенсус по этому вопросу и среди опрошенных

нами сотрудников правоохранительных органов (см. приложение).

Впрочем, такой разброс мнений не удивителен, учитывая, что позиция высшей судебной инстанции относительно структуры продолжаемого преступления также не отличается последовательностью и определенностью. В соответствии с постановлением Пленума Верховного Суда СССР от 4 марта 1929 г. № 23 «Об условиях применения давности и амнистии к длящимся и продолжаемым преступлениям» продолжаемыми являются «преступления, складывающиеся из ряда тождественных преступных действий ...». Однако вопреки этому общему определению применительно к продолжаемым хищениям Пленум Верховного Суда СССР занял иную позицию, указав, что под продолжаемым хищением было предложено понимать «неоднократные мелкие хищения государственного или общественного имущества .» (постановление Пленума Верховного Суда СССР от 31 марта 1962 г. № 5 «О судебной практике по делам о хищениях государственного и общественного имущества»). Через 10 лет высшая судебная инстанция вернулась к первоначальной трактовке структуры продолжаемого преступления. В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 11 июля 1972 г. № 4 «О судебной практике по делам о хищениях государственного и общественного имущества» разъяснялось, что «продолжаемым хищением следует считать неоднократное незаконное безвозмездное изъятие государственного или общественного имущества, складывающееся из ряда тождественных преступных действий ...». Эта позиция (продолжаемое хищение состоит из преступных действий) зафиксирована и в ныне действующем постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое», а потому является весьма распространенной и в теории уголовного права.

Однако приходится признать, что эта позиция не соответствует действительности. Если взять за основу разъяснения Пленума от 27 декабря 2002 г. № 29 и мнение ученых о том, что в состав продолжаемого преступления могут входить только преступные деяния (при изолированном их рассмотрении), то мы, по идее, не должны признавать продолжаемым преступлением совершение с единым умыслом ряда тождественных мелких хищений, причинивших уголовно значимый ущерб. Между тем в правоприменительной практике по конкретным делам содеянное успешно квалифицируется как единое продолжаемое хищение.

Так, например, П. с целью получения ежемесячных денежных выплат, не сообщив своевременно в Управление Пенсионного фонда Российской Федерации в Урицком районе Орловской области о перемене своего места жительства и фактическом месте проживания, по предоставленным ранее документам, незаконно, путем обмана и умолчания о фактическом месте проживания получал ежемесячные денежные выплаты в связи с аварией на Чернобыльской АЭС, в общей сумме 5 625,14руб., из которых по 383,71 руб. получал в феврале и марте 2013 г., и по 404,81 руб. - с апреля 2013 г. по март 2014 г. в связи с проживанием в зоне с льготным социально-экономическим статусом, не имея законных оснований для их получения. Своими действиями П. причинил материальный ущерб Управлению Пенсионного фонда Российской Федерации в Урицком районе Орловской области на общую сумму 5 625,14 руб.

П. признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 159.2 УК РФ[7].

В приведенном примере в качестве структурных элементов продолжаемого мошенничества при получении выплат выступали мелкие хищения чужого имущества в размере, не превышающем 404,81 руб. Тем не менее, учитывая, что в совокупности размер похищенного имущества составил 5 625,14 руб., суд обоснованно квалифицировал содеянное как продолжаемое уголовно наказуемое хищение.

Этот пример наглядно показывает, что в состав продолжаемого преступления могут входить деяния, которые при изолированном рассмотрении представляют собой не только преступления, но и иные правонарушения (в частности, административные проступки), при условии, что за них лицо не привлекалось к юридической ответственности. Как справедливо отмечается в уголовно- правовой литературе, «это никоим образом не влечет размывания границ уголовно-правового регулирования и не ведет к нарушению положений ст. 8 УК РФ ..., поскольку при совершении продолжаемого преступления уголовно - правовой оценке подлежат не отдельные деяния, входящие в его состав, а продолжаемое преступление в целом. С учетом этого изолированное рассмотрение противоправных актов, посредством которых совершается продолжаемое преступление, по большему счету, вообще лишено смысла»[8]. Иными словами, предметом уголовно-правовой оценки должно выступать продолжаемое преступление в целом, а не его структурные элементы.

Исходя из этого, представляется необходимым скорректировать разъяснение, содержащееся в п. 16 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое», указав, что продолжаемое хищение состоит «... из ряда тождественных противоправных действий» (предлагаемые изменения выделены курсивом).

Немало споров в теории уголовного права порождает и вопрос о степени сходства структурных элементов продолжаемого преступления. Обобщение уголовно-правовой литературы позволяет выделить три основных подхода к его решению. Согласно первому из них, продолжаемое преступление может быть совершено только тождественными деяниями, причем тождественность предполагает использование одного и того же способа их совершения[9]. Сторонники второго подхода также считают, что в состав продолжаемого преступления могут входить лишь тождественные деяния, но при этом трактуют тождественность в юридическом смысле[10]. Наконец, третий подход заключается в том, что продолжаемое преступление может быть совершено как тождественными, так и однородными деяниями[11].

Оценивая вышеизложенные научные подходы, отметим, что рассматривать продолжаемое преступление исключительно с позиции технической тождественности (одинаковости используемых способов совершения неоднократных деяний) неверно. Сущность продолжаемого преступления заключается в поэтапной реализации единого умысла, в достижении одной преступной цели посредством совершения множества взаимосвязанных деяний, посягающих на один и тот же объект. В рамках реализации единого умысла и достижения общей цели не исключено некоторое изменение способа совершения противоправных действий, их варьирование и совершенствование. Как отмечает по этому поводу П.С. Яни, «при продолжаемом хищении в форме кражи с незаконным проникновением в жилище вор в первый раз может проникнуть в квартиру, разбив оконное стекло, а во второй - уже через открытую им изнутри дверь квартиры; в первый раз он может выкинуть похищенное имущество сообщникам в окно, а во второй раз - вынести через подъезд. В криминалистическом смысле способы хищения не тождественны, а в уголовно-правовом - тождественны: это кража с незаконным проникновением в жилище»[12]. Поэтому сложно согласиться с А.Ф. Заловым, который категорично утверждает, что «модификация способа осуществления преступного намерения влечет уголовно-правовую самостоятельность каждого последующего преступного акта»[13].

Вывод о допустимости фактического различия способов совершения противоправных деяний, образующих продолжаемое преступление, находит подтверждение и в разъяснениях высшей судебной инстанции. Как отмечается в п. 19 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 декабря 2007 г. № 51 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате»[14], «в том случае, когда лицо совершает с единым умыслом хищение вверенного ему имущества, одна часть которого им присваивается, а другая часть этого имущества растрачивается, содеянное не образует совокупности преступлений». Таким образом, Пленум признает, что продолжаемое преступление, предусмотренное ст. 160 УК РФ, может включать в себя как акты присвоения, так и акты растраты. С юридических позиций указанные деяния являются тождественными (они предусмотрены одной статьей Особенной части УК РФ), хотя способы их совершения не совпадают.

Деяния являются юридически тождественными, если ответственность за их совершение предусмотрена одной и той же статьей нормативного правового акта (УК РФ, КоАП РФ или акта, регламентирующего дисциплинарную ответственность). Вместе с тем, как показывает практика, продолжаемое преступление нередко состоит из деяний, которые в случае их изолированного рассмотрения образуют составы правонарушений различной отраслевой природы. Так, например, продолжаемое хищение может включать эпизоды мелкого и уголовно-наказуемого хищения.

Ш. в период с 15 октября 2009 г. по 30 апреля 2010 г., работая старшим товароведом в <АДРЕС>, действуя с единым умыслом, направленным на хищение денежных средств, исполняя устное указание руководства <АДРЕС> по сбору вырученных денежных средств от реализации продукции <АДРЕС> магазином «Горячий хлеб» и оприходованию наличных денежных средств в кассу <АДРЕС>, получала от старшего продавца магазина «Горячий хлеб» <ФИО2> под роспись ежедневную выручку, часть которой Ш. вносила в кассу вышеуказанного комбината, а часть денежных средств обращала в свою собственность и распоряжалась ими по своему усмотрению. В результате чего с 15 октября 2009 г. по 30 апреля 2010 г. Ш. похитила денежные средства из передаваемой выручки в сумме 103 221 руб. 38 коп.

Ш. признана виновной в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 160 УК РФ[15].

В одни дни виновной совершались мелкие хищения, которые по отдельности следовало бы квалифицировать по ст. 7.27 КоАП РФ, в другие дни - уголовно наказуемое присвоение, предусмотренное ч. 1 ст. 160 УК РФ. Однако поскольку они были объединены единым умыслом, все эти действия правильно квалифицированы как одно продолжаемое присвоение. Но при этом о юридической тождественности деяний, образующих продолжаемое хищение, говорить не приходится, так как при изолированном рассмотрении они бы получили различную правовую оценку. Получается, что в этом случае на первый план выходит фактическая тождественность действий, объединенных единым умыслом.

Аналогичная ситуация складывается и применительно к продолжаемому взяточничеству, которое может состоять из нескольких эпизодов получения взятки, образующих составы преступлений, предусмотренных различными статьями УК РФ. Например, в соответствии с предварительной договоренностью должностное лицо на протяжении трех месяцев получало от взяткодателя за общее покровительство 10 % от выручки от противоправной деятельности. В первом месяце размер взятки составил 8 тыс. руб., что расценивается как мелкое взяточничество (ч. 1 ст. 291.2 УК РФ), во втором - 15 тыс. руб., что образует состав преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 290 УК РФ, в третьем - 10 тыс. руб. (опять мелкое взяточничество). Несмотря на то что действия должностного лица в случае их изолированного рассмотрения образуют составы преступлений, предусмотренных различными статьями уголовного закона (ч. 1 ст. 291.2 и ч. 1 ст. 290 УК РФ), содеянное в целом признается продолжаемым получением взятки в значительном размере. Представляется, что подобная квалификация становится возможной благодаря фактической тождественности совершенных действий, каждое из которых представляет собой получение взятки.

Получается, что тождественность деяний, образующих продолжаемое преступление, может определяться на основании двух альтернативных критериев - юридического и фактического. Противоправные деяния признаются юридически тождественными, если юридическая (уголовная, административная, дисциплинарная) ответственность за каждое из них (при изолированном рассмотрении) предусмотрена одной статьей нормативного правового акта. В свою очередь, фактическая тождественность предполагает, что все противоправные деяния имеют сходные (однотипные) объективные признаки.

Изучение правоприменительной практики показывает, что в большинстве случаев составные элементы продолжаемого преступления являются тождественными как с точки зрения юридического, так и с позиции фактического критериев. Вместе с тем для вывода о тождественности противоправных деяний достаточно и одного из этих критериев, поскольку они имеют альтернативный характер.

В этом отношении весьма показательной является ситуация с продолжаемой легализацией преступных доходов. Хорошо известно, что в целях легализации имущества, приобретенного преступным путем, нередко совершаются различные финансовые операции с использованием ряда кредитных организаций, заключается серия сделок с различными контрагентами, т.е. используется значительный арсенал способов отмывания преступных доходов. По мнению отдельных специалистов, в подобных случаях квалифицировать содеянное в качестве продолжаемого преступления не представляется возможным, поскольку способы легализации не совпадают, не являются тождественными или однородными[16]. Однако при этом совершенно упускается из виду тот факт, что все разнообразные финансовые операции и сделки, направленные на легализацию, в юридическом отношении являются тождественными, поскольку ответственность за них предусмотрена одной статьей Особенной части УК РФ. И этого вполне достаточно для того, чтобы признать соответствующие действия по легализации преступных доходов тождественными на основании юридического критерия[17]. Следовательно, все совершенные с целью легализации финансовые операции и сделки, несмотря на их фактическую разнородность, должны признаваться продолжаемым преступлением (разумеется, при условии субъективной взаимосвязи соответствующих действий).

Как уже отмечалось, некоторые ученые полагают, что структурными элементами продолжаемого преступления могут быть не только тождественные, но и юридически однородные противоправные деяния. Такого мнения, в частности, придерживается А.П. Козлов, который допускает возможность существования продолжаемого хищения, состоящего из эпизодов тайного и открытого хищения[18]. Однако согласиться с таким подходом вряд ли возможно, поскольку в таком случае «неизбежно возникает вопрос о том, какое именно преступление является продолжаемым в приведенном примере (кража или грабеж?) и по какой статье Особенной части УК РФ его необходимо квалифицировать. Очевидно, что продолжаемая кража даже в качестве отдельного этапа (звена) не может включать открытое хищение, точно так же, как и в состав продолжаемого грабежа, по идее, не может входить тайное хищение»[19].

Итак, проведенное исследование позволило установить, что элементы продолжаемого преступления должны быть фактически и (или) юридически тождественными. Однако этот общий вывод требует определенной конкретизации, особенно в части юридической тождественности деяний, образующих продолжаемое преступление.

Как уже отмечалось, индикатором юридической тождественности является одна статья нормативного правового акта, которая предусматривает ответственность за все противоправные деяния, входящие в состав продолжаемого преступления. В частности, если каждый из эпизодов продолжаемого преступления по отдельности имеет преступный характер, то все они должны быть предусмотрены одной статьей Особенной части УК РФ. При этом составными элементами продолжаемого преступления вполне могут быть деяния, предусмотренные различными частями одной статьи Особенной части УК РФ, на что указали 91,6 % опрошенных экспертов.

Так, например, первый раз вымогатель требовал передачи чужого имущества (допустим, денежных средств в размере 200 тыс. руб.) под угрозой применения насилия, что образует состав преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 163 УК РФ. Поскольку это требование выполнено не было, вымогатель, продолжая реализацию своего умысла, повторно потребовал у потерпевшего то же самое имущество, сопровождая свои требования применением насилия, т.е. выполнил квалифицированный состав вымогательства (п. «в» ч. 2 ст. 163 УК РФ). И хотя первое действие содержит признаки основного, а второе - квалифицированного составов вымогательства, их юридическая тождественность не утрачивается, так как они предусмотрены одной статьей Особенной части УК РФ. С учетом п. 8 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 декабря 2015 г. № 56 «О судебной практике по делам о вымогательстве (статья 163 Уголовного кодекса Российской Федерации)»[20] содеянное следует квалифицировать как единое вымогательство. Причем вменять необходимо п. «в» ч. 2 ст. 163 УК РФ, который предусматривает ответственность за вымогательство с применением насилия, хотя в первом эпизоде насилие не применялось.

Общее правило квалификации в подобных случаях состоит в том, что продолжаемое преступление квалифицируется с учетом отягчающих обстоятельств, которые имели место хотя бы при совершении одного из деяний, входящих в его состав.

Применяя это правило на практике, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации указала, что для вменения подсудимым квалифицирующих признаков, предусмотренных пп. «а», «в», «ж» и «з» ч. 2 ст. 105 УК РФ, достаточно наличия таких признаков в любом из эпизодов,

являющихся составной частью совершенных ими продолжаемых преступле-

-59

ний[21].

В контексте рассматриваемой проблематики нельзя не отметить, что продолжаемое преступление нередко совершается в соучастии, а значит, в различных эпизодах продолжаемого преступления соучастники могут выполнять различные роли. Обращая внимание на это обстоятельство, С.А. Силаев указывает, что «выполнение одним и тем же лицом юридически различных ролей в разных эпизодах преступной деятельности не исключает квалификации содеянного как единого продолжаемого преступления (при наличии единого умысла на совершение соответствующих действий)». По справедливому замечанию автора, «если виновными лицами заранее обусловлено, что в первом эпизоде совместной преступной деятельности один из них выполняет роль исполнителя, во втором - пособника, а другой - наоборот, то в этом случае бесспорно наличие единого умысла»[22]. В приведенном примере составные элементы продолжаемого преступления (пособничество и исполнительство) при их изолированном рассмотрении получили бы несовпадающую уголовно-правовую оценку (в одном случае - со ссылкой на ч. 5 ст. 33 УК РФ, а в другом - без таковой). Но, как представляется, это не исключает их юридической тождественности, поскольку таковая определяется не ролью соучастника в совершении различных эпизодов продолжаемого преступления (от эпизода к эпизоду она может варьироваться), а тем, что все его преступные действия направлены на совершение преступления, предусмотренного одной статьей Особенной части УК РФ[23]. Проиллюстрируем вышеизложенное конкретным примером.

Осенью 2007 г. К. и Р. договорились убить потерпевшего Ж. Для убийства потерпевшего К. приобрел самодельное взрывное устройство. 18 декабря 2007 г. К. перевез взрывное устройство к дому потерпевшего, а Р. перенес его к тамбуру подъезда этого дома и заложил на полу. Вдвоем они стали ждать прибытия потерпевшего. Когда потерпевший стал заходить в тамбур подъезда, с помощью подачи сигнала К. привел в действие взрывное устройство. В результате взрыва здоровью потерпевшего был причинен легкий вред.

Эти действия К. Красноярский краевой суд квалифицировал по ч. 3 ст. 30 и пп. ”а”, ”е”, ”ж” ч. 2 ст. 105 УК РФ, а действия Р. - по ч. 3 ст. 30 и пп. ”е”, ”ж” ч. 2 ст. 105 УК РФ.

Не отказавшись от решения убить Ж., в феврале - апреле 2008 г. К. и Р. совершили действия, направленные на убийство потерпевшего. В этом случае Р. выступал в роли пособника, а исполнителем, используя винтовку, был К. В результате произведенных выстрелов здоровью потерпевшего был причинен тяжкий вред, однако он остался в живых.

Эти действия осужденных суд первой инстанции квалифицировал самостоятельно: действия К. - по ч. 3 ст. 30 и п. ”а” ч. 2 ст. 105 УК РФ, а действия Р. - по ч. 3 ст. 30, ч. 5 ст. 33 и ч. 1 ст. 105 УК РФ.

Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации не согласилась с решением суда первой инстанции о самостоятельной юридической квалификации действий К. по каждому эпизоду покушения на убийство Ж., указав следующее. В данном конкретном случае отсутствует совокупность преступлений. Изложенные выше обстоятельства свидетельствуют о том, что в обоих случаях было одно продолжаемое преступление, характеризующееся единым умыслом, направленным на убийство Ж.[24] [25]

В приведенном примере Р. в первом и во втором эпизодах выполнял различные функции (соисполнителя и пособника). Тем не менее его действия, равно как и действия второго соучастника, были обоснованно квалифицированы как неоконченное продолжаемое преступление.

В подавляющем большинстве публикаций, имеющих отношение к предмету нашего исследования, в качестве обязательного объективного признака продолжаемого преступления называется его совершение разновременными противоправными деяниями, те. дискретность (прерывистость) элементов продолжаемого преступления63. Отмеченная специфика объективной стороны продолжаемого преступления, как правило, объясняется невозможностью или нецелесообразностью достижения преступной цели посредством совершения одного преступного акта (например, в случае хищения объемного имущества, которое нельзя изъять за один прием) либо субъективными причинами - скажем, желанием завуалировать преступные действия (регулярное хищение незначительной части дневной выручки в надежде, что это не будет обнаружено), стремлением обеспечить гарантии выполнения условий преступной сделки (вторая часть взятки передается должностному лицу после совершений им действий в интересах взяткодателя).

К сожалению, в отдельных случаях субъекты правоприменительной деятельности полностью искажают это, казалось бы, аксиоматичное положение о дискретности продолжаемого преступления, указывая, что между его элементами не должно быть разрывов во времени. Причем особую тревогу вызывает

тот факт, что подобные ошибки допускаются даже на уровне высшей судебной инстанции.

Приговором Московского областного суда от 4 октября 2013 г. К. осужден, помимо прочего, за совершение 3 преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 30 и пп. ”а”, ”г” ч. 3 ст. 228.1 УК РФ (в редакции Федерального закона от 27 июля 2009 г. № 215-ФЗ).

В апелляционной жалобе К., не соглашаясь с приговором суда первой инстанции, ссылался на то, что действия по совершению трех преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 30 и п. п. ”а”, ”г” ч. 3 ст. 228.1 УК РФ, квалифицированы судом неверно, так как они являются единым составом преступления, поскольку были направлены на нарушение единого объекта - установленного порядка оборота наркотических средств, и совершались с единым умыслом на сбыт наркотического средства неопределенному кругу лиц.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации оставила приговор в отношении К. в силе, указав, что наличие разрыва во времени не позволяет согласиться с доводом апелляционной жалобы осужденного К. о продолжаемости преступления64.

Не оспаривая приведенное судебное решение по существу, отметим, что в основу его аргументации положены доводы, которые идут вразрез с теоретическим учением о продолжаемом преступлении. Разрывы во времени между тождественными деяниями - это обязательный признак продолжаемого преступления, а потому наличие таковых не может служить основанием для несогласия с позицией стороны защиты о продолжаемом характере преступных действий.

Игнорирование рассматриваемого признака (наличие разрывов во времени между тождественными деяниями) приводит на практике к необоснованному смешению продолжаемого преступления с иными видами единичных преступлений. Показательным в этом отношении является следующий пример.

Изменяя приговор в отношении А., Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации указала следующее.

Из материалов дела и обстоятельств, установленных судом, следует, что после задержания А. 19 ноября 2011 г., в ходе личного досмотра, у него было изъято наркотическое средство - гашиш, массой 3,01 грамма, после чего по месту жительства А. было проведено ОРМ "обследование жилища", в ходе которого было изъято еще 27,11 грамма гашиша.

Указанные действия осужденного суд квалифицировал как два самостоятельных преступления - по ч. 1 ст. 228 УК РФ и по ч. 2 ст. 228 УК РФ, соответственно.

По смыслу закона деяние, объективная сторона которого образована рядом тождественных действий, характеризующихся единым умыслом, направленным на достижение общей цели, следует рассматривать как одно продолжаемое преступление.

Оценивая действия А., суд не принял во внимание то, что указанные выше деяния тождественны по своему содержанию и характеру, совершены одним и тем же лицом, в отношении одного и того же вида наркотического средства, изъяты в один день - 19 ноября 2011 г., и, следовательно, они охватываются единым умыслом, направленным на незаконное хранение без цели сбыта наркотического средства в особо крупном размере65.

Признав, что А. совершил единичное преступление, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации, безусловно, приняла правильное решение. Но называть это преступление продолжаемым неверно в силу отсутствия признака дискретности. Первое из совершенных А. преступных деяний (незаконное приобретение наркотического средства) является одноактовым (по крайней мере, данные о том, что наркотическое средство приобретено по частям, в материалах дела отсутствуют). Второе деяние в виде

хранения наркотического средства является длящимся. Тот факт, что наркотическое средство хранилось в двух местах (при себе и в жилище), не изменяется юридической природы содеянного, не превращает длящееся преступление в какое-то другое, так как виновный непрерывно осуществлял юридически оконченный состав преступления, не предпринимая повторных преступных действий. В целом же одноактовое незаконное приобретение и последующее длящееся незаконное хранение наркотического средства следует расценивать как преступление с альтернативными признаками состава, поскольку указанные преступные деяния (незаконные приобретение и хранение) перечислены в одной статье Особенной части УК РФ.

Обращая внимание на дискретность продолжаемого преступления, представители уголовно-правовой науки расходятся в оценках допустимой продолжительности разрывов во времени между тождественными противоправными деяниями. Одни утверждают, что противоправные деяния, образующие объективную сторону продолжаемого хищения, должны совершаться «с минимальным разрывом во времени»[26], через непродолжительные промежутки времени (не конкретизируя понятие «непродолжительности»)[27], другие понимают дискретность предельно широко, указывая, что разрывы между тождественными деяниями «не должны выходить за пределы давностных сроков привлечения к уголовной ответственности»[28].

По всей видимости, какие-либо общие рекомендации относительно допустимой продолжительности временных промежутков между деяниями, входящими в состав продолжаемого преступления, дать вряд ли возможно. Это зависит от вида продолжаемого преступления, а также от обстоятельств конкретного дела, что наглядно показывает проведенное исследование судебной практики.

Так, например, по делу Ш., дважды совершившей кражу чужого имущества из квартиры 12 - 13 сентября 2005 г., Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации указала, что квалификация действий Ш. по ч. 3 ст. 158, ч. 3 ст. 158 УК РФ является излишней.

Как следует из материалов дела, указанные действия осужденной охватывались единым умыслом, кражи совершены из одного источника одним и тем же способом через непродолжительный промежуток времени.

Указанные действия следует квалифицировать по ч. 3 ст. 158 УК РФ

69

как кражу чужого имущества с незаконным проникновением в жилище .

В этом случае непродолжительным промежутком времени между тождественными преступными действиями был признан один день. Вместе с тем известно немало случаев, когда перерыв между эпизодами продолжаемого хищения длится намного дольше, например, на протяжении месяца (характерный пример - мошенничество при получении выплат) или даже нескольких месяцев.

Изменяя приговор Алданского районного суда от 23 апреля 2014 г., Президиум Верховного суда Республики Саха (Якутия) указал, что Б. совершила одно продолжаемое преступление, объединенное единым умыслом, поскольку в течение двух лет она 11 раз получала незаконно вознаграждение из фонда стимулирования, самовольно включая себя в приказы т.е. периодически совершала хищение из одного и того же источника[29] [30].

По другому уголовному делу разрыв во времени между элементами продолжаемого преступления превысил полгода.

Р. признан виновным в том, что 15 марта 2013 г., правомерно находясь в квартире Л., взял принадлежащую ей кредитную карту, со счета которой тайно похитил денежные средства, осуществив 9 операций по снятию со счета банковской карты денежных средств (15 марта 2013 г., 15 марта 2013 г., 15 марта 2013 г., 16марта 2013 г., 16марта 2013 г., 16марта 2013 г., 13 октября 2013 г., 13 ноября 2013 г., 17 декабря 2013 г.).

Президиум Челябинского областного суда квалифицировал содеянное как продолжаемое преступление, указав, что описанные в приговоре обстоятельства хищения Р. в период с 15 марта по 17 декабря 2013 г. денежных средств в короткий промежуток времени, одним и тем же способом, из одного источника, при сходных обстоятельствах свидетельствуют о совершении этих действий в осуществление единого умысла, направленного на хищение чужого

71

имущества .

Несмотря на то что максимальный разрыв между хищениями составил более полугода (с 16 марта по 13 октября), Президиум Челябинского областного суда признал весь промежуток времени, в течение которого совершались хищения, «коротким».

Более того, практика показывает, что в отдельных случаях продолжаемое хищение может совершаться на протяжении нескольких лет. Весьма характерным в этом отношении является следующий пример.

По приговору Михайлов осужден, в том числе, за легализацию (отмывание) денежных средств, полученных в результате совершения им неоднократных преступлений, предусмотренных ст. 228.1 УК РФ, а также преступления, предусмотренного ст. 210 УК РФ, на общую сумму не менее 2 7 386 474 рубля.

В соответствии с обстоятельствами, установленными судом, Михайлов с целью легализации денежных средств и придания им видимости правомерного владения, пользования и распоряжения в период с 21 декабря 1998 г. по 29 [31]

июля 2010 г. приобрел земельные участки и домовладения, оформив эти объекты на третьих лиц.

В судебном заседании Михайлов, соглашаясь с предъявленным обвинением и поддерживая свое ходатайство о постановлении приговора без проведения судебного разбирательства, подтвердил, что объекты недвижимости приобрел и построил на деньги от сбыта наркотиков, позднее два дома объединил в одно большое строение.

Таким образом, исходя из установленных обстоятельств, свидетельствующих о том, что действия Михайлова по легализации денежных средств, добытых преступным путем в ходе совершенных преступлений, предусмотренных ст. 210, 228.1 УК РФ, были объединены единым умыслом, квалифицированы как одно продолжаемое преступление по ст. 174.1 УК РФ, начатое в декабре 1998 г. и оконченное в июле 2010 г.72.

Еще одним примером растянутого во времени продолжаемого преступления является резонансное уголовное дело в отношении супругов З., совершивших хищение 221 экспоната из Эрмитажа с 1999 г. по ноябрь 2005 г. Общая сумма похищенного составила 14 813 000 руб. Суд квалифицировал действия Н.З. по п.п. "а", "б" ч. 4 ст. 158 УК РФ как кражу, совершенную организованной группой в особо крупном размере (его супруга, Л.З., скончалась, не дожив до суда). Как было отмечено в приговоре, для суда является безусловным, что совершенное подсудимым преступление является продолжаемым хищением, где все тождественные эпизоды краж охватывались единым корыстным умыслом и преследовали цель незаконного обогащения, о чем свидетельствуют установленные судом обстоятельства преступления и показания самого подсудимого о

том, что именно такой способ был изначально выбран семьей З. для поддержания материального благополучия[32].

Приведенные примеры показывают, что временные характеристики продолжаемого преступления даже одного вида (в частности, продолжаемого хищения) могут отличаться, причем весьма существенно. Это становится еще более заметным, если сопоставить продолжаемые преступления разных видов. Обращая внимание на это обстоятельство, С.А. Силаев указывает, что «совершающий в несколько приемов квартирную кражу стремится закончить все как можно скорее, а лицо, использующее незаконные схемы "оптимизации налогообложения", в принципе не может совершать акты уклонения от уплаты налогов через короткие промежутки времени, ибо закон связывает исполнение данной обязанности с определенным налоговым периодом (по большинству налогов - один календарный год)»[33].

Таким образом, приходится признать, что временные параметры совершения тождественных деяний (их периодичность, продолжительность разрывов во времени) следует рассматривать лишь как один из многих объективных факторов, подтверждающих или, напротив, опровергающих их субъективную взаимосвязь. При этом прослеживается относительно устойчивая закономерность, которая заключается в следующем: чем меньше разрыв во времени между тождественными деяниями, тем с большей вероятностью можно говорить о единстве умысла.

При всем многообразии теоретических представлений о продолжаемом преступлении подавляющее большинство исследователей солидарно в том, что обязательным признаком его является объективная взаимосвязь между входящими в его состав деяниями, которая позволяет рассматривать их в целом как определенную линию поведения виновного. Как справедливо отмечается в уголовно-правовой литературе, элементы продолжаемого преступления не имеют самостоятельного характера, а являются этапом, продолжением одного и того же преступного деяния[34]; каждое из деяний является необходимым звеном в общей цепи механизма причинения единого ущерба[35]. Правда, при этом специалисты существенно расходятся в выводах относительно конкретных критериев (показателей), подтверждающих наличие взаимосвязи элементов продолжаемого преступления. В частности, в качестве таковых предлагается рассматривать: направленность каждого деяния на один и тот же объект уголовно-правовой охраны[36]; единство предмета всех противоправных посягательств и (или) причинение вреда одному и тому же потерпевшему[37]; сходство (однотипность) способа совершения соответствующих деяний[38]; единство наступивших последствий[39].

Оценивая предложенные критерии, отметим, что большинство из них характерны лишь для отдельных разновидностей продолжаемого преступления, т.е. не являются универсальными. Прежде всего сказанное относится к направленности всех тождественных противоправных посягательств на одного потерпевшего и (или) предмет. Для продолжаемых насильственных преступлений этот признак является обязательным[40]. Применительно к продолжаемым насильственным преступлениям против половой свободы и половой неприкосновенности это обстоятельство подчеркивается в п. 8 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 4 декабря 2014 г. № 16 «О судебной практике по делам о преступлениях против половой неприкосновенности и половой свободы личности». В нем разъясняется, что преступления, предусмотренные ст. 131 или 132 УК РФ, признаются продолжаемыми, если несколько объединенных единым умыслом изнасилований либо несколько насильственных действий сексуального характера были совершены «в отношении одного и того же потерпевшего лица».

С другой стороны, для продолжаемых хищений единство потерпевшего и предмета посягательства вовсе не обязательно[41], поскольку направленность тождественных хищений на имущество, принадлежащее различным потерпевшим, не исключает субъективного единства соответствующих действий (более подробно об этом пойдет речь в третьей главе диссертации). Это обстоятельство прекрасно осознавали дореволюционные криминалисты, в частности, Н.С. Таганцев, который отмечал, что «признаком, отделяющим продолжаемое деяние от совокупности, нельзя поставить отдельность материальных предметов посягательства, так как именно множественность таковых и предполагается, например, при продолжаемых имущественных посягательствах. На том же основании нельзя признать таковым признаком единство нарушенного субъективного права, так как кража из сундука, в коем находились вещи разных владельцев, не становится только в силу этого обстоятельства совокупностью краж»[42]. На это обращали внимание и зарубежные криминалисты XIX в. (в частности, Р. Кестлин, С. Будзинский), которые указывали, что в имущественных преступлениях единство умысла возможно и при причинении ущерба нескольким собственникам, в то время как преступление против личности может считаться продолжаемым, только если оно совершено в отношении одного и того же лица[43].

В подтверждение того, что продолжаемое хищение нередко причиняет вред нескольким потерпевшим, можно привести многочисленные примеры - продолжаемое хищение денежных средств участников долевого строительства многоквартирных домов[44], продолжаемое мошенничество, совершенное путем образования финансовой пирамиды, продолжаемый угон нескольких автомобилей, принадлежащих различным потерпевшим[45], и т.п.

Таким образом, можно констатировать, что «единство потерпевшего не является самостоятельным признаком продолжаемого преступления, а представляет собой лишь один из возможных критериев единства преступного умысла; при этом единство потерпевшего является conditio sine qua non единства умысла в многоактных посягательствах на личные неимущественные блага, как то: жизнь и здоровье, честь и достоинство, свобода и личная неприкосновенность и т.п.»[46].

Не может выступать в качестве универсального признака, свойственного всем продолжаемым преступлениям, и сходство (однотипность) способов совершения тождественных противоправных деяний. Как уже отмечалось, тождественные в юридическом смысле деяния фактически могут существенно отличаться в плане способов их совершения. Так, например, продолжаемая легализация денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем (ст. 174, 174.1 УК РФ), может осуществляться посредством различных финансовых операций, а также других сделок с легализуемым имуществом.

Пожалуй, единственным универсальным (т.е. характерным для всех продолжаемых преступлений) показателем объективной взаимосвязи между элементами продолжаемого преступления является единство объекта посягательства, т.е. направленность тождественных деяний, образующих продолжаемое преступление, на причинение вреда одному и тому же объекту уголовноправовой охраны[47]. А все иные признаки, такие как единство предмета и (или) потерпевшего, использование аналогичного способа, единство причиненных последствий и др., являются факультативными (дополнительными) индикаторами объективной взаимосвязи деяний, входящих в состав продолжаемого преступления. Однако, несмотря на их факультативный характер, недооценивать их уголовно-правовое значение не стоит.

Во-первых, в продолжаемых преступлениях определенного вида некоторые из факультативных признаков приобретают обязательный характер. Так, например, обязательным признаком продолжаемого хищения в форме кражи, грабежа и разбоя является неоднократное изъятие чужого имущества «из одного и того же источника» (п. 16 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое»); продолжаемое изнасилование (насильственные действия сексуального характера) обязательно предполагает совершение тождественных посягательств «в отношении одного и того же потерпевшего лица» (п. 8 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 4 декабря 2014 г. № 16 «О судебной практике по делам о преступлениях против половой неприкосновенности и половой свободы личности»); в качестве обязательного признака продолжаемого вымогательства выступает направленность неоднократных требований на завладение «одним и тем же имуществом или правом на имущество либо на получение материальной выгоды от совершения одного и того же действия имущественного характера» (п. 8 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 декабря 2015 г. № 56 «О судебной практике по делам о вымогательстве (статья 163 Уголовного кодекса Российской Федерации)»).

Во-вторых, как показал анализ судебной практики, в правоприменительной деятельности взаимосвязь элементов продолжаемого преступления констатируется на основании совокупности нескольких критериев, сочетание которых в каждом конкретном случае индивидуально. Причем в конкретном продолжаемом преступлении помимо обязательного (универсального) признака единства объекта продолжаемого посягательства всегда прослеживаются факультативные признаки, свидетельствующие о взаимосвязи элементов продолжаемого преступления.

Например, в определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации по делу М. было отмечено, что «в продолжаемом посягательстве акты преступного деяния связаны между собой объективными обстоятельствами, иногда сразу несколькими: местом, временем, способом совершения хищения, предметом посягательства».

Действия М., квалифицированные судом как два самостоятельных грабежа, носили однотипный характер, осуществлялись в одном месте, в одно время и в отношении имущества, принадлежавшего одному и тому же потерпевшему.

При таких обстоятельствах совершение нескольких однотипных преступных действий путем изъятия имущества, принадлежащего одному и тому же потерпевшему, объединенных единым умыслом и корыстными побуждениями к завладению чужим имуществом, составляют единое продолжаемое преступление[48].

В приведенном примере в основу вывода о наличии продолжаемого преступления были положены фактическая однотипность способов изъятия имущества, единство потерпевшего и места совершения посягательств, т.е. признаки, которые вообще-то не являются универсальными (обязательными) для всех продолжаемых преступлений. Однако в рассматриваемой ситуации совокупность указанных факультативных признаков не оставляет сомнений в объективной взаимосвязи совершенных деяний, которые в целом образуют единое продолжаемое преступление.

Следует подчеркнуть, что перечень факультативных показателей объективной взаимосвязи элементов продолжаемого преступления не является исчерпывающим. В качестве таковых могут выступать обстоятельства, относящиеся к предмету посягательства, потерпевшему от преступления, общественно опасным последствиям, способу, орудиям и средствам, обстановке, месту совершения противоправных посягательств и др. Главное, чтобы эти обстоятельства имели место до момента фактического окончания продолжаемого преступления.

Так, например, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации пришла к выводу, что при квалификации действий осужденных по п. "а" ч. 4 ст. 158 УК РФ суд неправильно применил уголовный закон.

Суд каждому оконченному эпизоду кражи нефти дал самостоятельную правовую оценку по п. "а" ч. 4 ст. 158 УК РФ как отдельному преступлению и назначил за них отдельные наказания, а затем и наказание по совокупности преступлений.

С таким выводом суда согласиться нельзя. Как следует из предъявленного осужденным обвинения и установлено приговором суда, организованная преступная группа из числа осужденных была создана именно для хищения нефти из магистрального нефтепровода <...> посредством изготовления несанкционированной врезки в верхний фланец вантузной задвижки, расположенной на теле трубы нефтепровода на <...> километре нефтепровода. Все 25 эпизодов хищения нефти осуществлены осужденными одним и тем же способом, в одном и том же месте, с использованием одной схемы легализации похищенного имущества. То есть фактически суд признал, что осужденные совершили продолжаемое преступление[49].

В этом случае одним из показателей объективного единства 25 эпизодов хищения нефти послужило использование однотипной схемы легализации полученных преступных доходов. Судя по обстоятельствам дела, легализация похищенного имущества осуществлялась после каждого эпизода хищения, т.е. до момента фактического окончания продолжаемого преступления, поэтому тождественность способов легализации можно и нужно было учитывать в качестве одного из проявлений взаимосвязи совершенных хищений. Если же легализация преступных доходов осуществляется после фактического окончания хищения, то тождественность ее способов уже не может служить основанием для вывода о продолжаемом характере хищения. Иными словами, посткриминальное поведение, т.е. действия (акты бездействия), которые имели место после фактического окончания многоэпизодного преступления, не должны учитываться при решении вопроса о разграничении продолжаемого преступления и совокупности преступных деяний.

Завершая исследование объективных признаков продолжаемого преступления, представляется необходимым акцентировать внимание на следующих основных выводах.

В состав продолжаемого преступления могут входить деяния, которые при изолированном рассмотрении представляют собой не только преступления, но и иные правонарушения (в частности, административные проступки), при условии, что за них лицо не привлекалось к юридической ответственности. Исходя из этого, необходимо скорректировать разъяснение, содержащееся в п. 16 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое», указав, что продолжаемое хищение состоит «... из ряда тождественных противоправных действий» (предлагаемые изменения выделены курсивом).

Обязательным признаком продолжаемого преступления является тождественность образующих его деяний, которая должна определяться на основании двух альтернативных критериев - юридического и фактического. Противоправные деяния признаются юридически тождественными, если юридическая (уголовная, административная, дисциплинарная) ответственность за каждое из них (при изолированном рассмотрении) предусмотрена одной статьей нормативного правового акта. В свою очередь, фактическая тождественность предполагает, что все противоправные деяния имеют сходные (однотипные) объективные признаки. Для вывода о тождественности деяний достаточно и одного из этих критериев, поскольку они имеют альтернативный характер.

Составными элементами продолжаемого преступления могут быть деяния, предусмотренные различными частями одной статьи Особенной части УК РФ. В подобных случаях продолжаемое преступление квалифицируется с учетом отягчающих обстоятельств, которые имели место хотя бы при совершении одного из деяний, входящих в его состав.

В различных эпизодах продолжаемого преступления соучастники могут выполнять несовпадающие роли, что не исключает юридической тождественности соответствующих деяний. В подобных случаях юридическая тождественность определяется не ролью соучастника, которая варьируется от эпизода к эпизоду, а тем, что все его преступные деяния направлены на совершение преступления, предусмотренного одной статьей Особенной части УК РФ.

Продолжаемое преступление всегда совершается разновременными противоправными деяниями, т.е. предполагает дискретность (прерывистость) преступного поведения. Допустимая продолжительность временных промежутков между деяниями, входящими в состав продолжаемого преступления, зависит от вида продолжаемого преступления, а также от обстоятельств конкретного дела. Поэтому временные параметры совершения тождественных деяний (их периодичность, продолжительность разрывов во времени) следует рассматривать лишь как один из многих объективных факторов, подтверждающих или, напротив, опровергающих их субъективную взаимосвязь. При этом прослеживается устойчивая закономерность, которая заключается в следующем: чем меньше разрыв во времени между тождественными деяниями, тем с большей вероятностью можно говорить о единстве умысла.

Обязательным признаком продолжаемого преступления является объективная взаимосвязь между входящими в его состав деяниями. Универсальным (т.е. характерным для всех продолжаемых преступлений) критерием такой взаимосвязи является единство объекта посягательства, а в качестве факультативных ее показателей могут выступать обстоятельства, относящиеся к предмету посягательства, потерпевшему от преступления, общественно опасным последствиям, способу, орудиям и средствам, обстановке совершения противоправных посягательств и др. При этом в правоприменительной практике взаимосвязь элементов продолжаемого преступления, как правило, констатируется на основании совокупности нескольких критериев, сочетание которых в каждом конкретном случае индивидуально.