Интенсивная теоретическая разработка проблем продолжаемого преступления в европейской уголовно-правовой науке XIX в. придала импульс законодательной регламентации этого сложного единичного преступного деяния. Как отмечалось в первом параграфе первой главы диссертации, исторически первое законодательное определение продолжаемого преступления было закреплено в Уголовном кодексе Баварии 1813 г., разработчиком которого являлся А. Фейербах. В дальнейшем предписания о продолжаемом преступлении были включены в уголовное законодательство других немецких земель (Саксонский, Вюртембергский, Г анноверский, Брауншвейгский, Баденский уголовные кодексы129), в УК Голландии 1981 г., УК Италии 1889 г.

Попытки нормативной регламентации продолжаемого преступления предпринимались и в отечественной законодательной практике второй половины XIX в., но они не увенчались успехом. При разработке проекта Уголовного уложения (принятого в 1903 г.) обсуждалась возможность включения в Общую часть нормы о продолжаемом преступлении. Однако, по свидетельству Н.С. Та- ганцева, «редакционная комиссия не внесла в проект постановления о продолжаемом преступлении, предоставив установление его практике. Сама комиссия признавала учинение нескольких действий в течение более или менее продолжительного срока времени, заключающих притом каждое полный состав преступного деяния, продолжаемым преступлением, как скоро эти действия объ- [1] [2] единялись одним общим намерением и являлись как бы продолжением той же преступной деятельности»[3].

Аналогичный подход демонстрирует и современный российский законодатель, который предпочел не включать в УК РФ 1996 г. норму о продолжаемом преступлении (она содержалась в официальном проекте УК РФ 1992 г.), отдав этот вопрос на откуп правоприменительной практике.

Надо признать, что в этом отношении российское уголовное законодательство следует в русле общемировых тенденций, поскольку уголовные законы большинства стран не регламентируют определение продолжаемого преступления и его признаки. Законодательная регламентация продолжаемого преступления характерна для сравнительно небольшой группы стран, в которую, в частности, входят Г олландия, Г рузия, Казахстан, Молдавия, Польша, Словения, Таджикистан, Украина, Хорватия.

Сразу же стоит оговорить, что в рамках настоящего параграфа мы не будем вдаваться в детальный анализ зарубежных подходов к законодательному определению продолжаемого преступления. Наша основная задача состоит не в сравнении достоинств и недостатков существующих в зарубежном законодательстве нормативных конструкций, а в том, чтобы получить ответ на принципиальный вопрос о целесообразности законодательной регламентации продолжаемого преступления как таковой (нужна она, или в ней нет необходимости).

Приступая к поиску ответа на поставленный вопрос, отметим, что предложения о регламентации продолжаемого преступления в уголовном законодательстве неоднократно высказывались в отечественной юридической литературе советского[4] и постсоветского[5] периода. Тем не менее они так и не получили практической реализации.

Разумеется, это не означает, что субъекты правоприменительной деятельности полностью лишены нормативных ориентиров в плане понимания продолжаемого преступления. В качестве таковых длительное время (начиная с 1929 г.) выступают разъяснения высшей судебной инстанции - постановление Пленума Верховного Суда СССР от 4 марта 1929 г. № 23 «Об условиях применения давности и амнистии к длящимся и продолжаемым преступлениям», в котором содержится общее определение продолжаемого преступления, а также постановления Пленума по отдельным категориям уголовных дел, где отражаются специфические признаки разновидностей продолжаемых преступлений.

Не углубляясь в давний теоретический спор относительно юридической природы постановлений Пленума, отметим, что в настоящее время уголовноправовая наука склоняется к тому, чтобы признать их нормативный характер132 [6]. Представляется, что для этого есть не только теоретические, но и правовые основания. По крайней мере, такой вывод следует из постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 31 марта 2015 г. № 6-П[7]. В нем Конституционный Суд Российской Федерации на основании сформулированных им критериев нормативности правовых актов пришел к выводу, что письма Федеральной налоговой службы «опосредованно, через правоприменительную деятельность должностных лиц налоговых органов, приобретают, по сути, обязательный характер и для неопределенного круга налогоплательщиков». При этом Конституционный Суд отметил, что в основе решения вопроса о возможности признания писем Федеральной налоговой службы нормативными правовыми актами «должно лежать наличие у этого акта нормативных свойств (оказывает ли он общерегулирующее воздействие на общественные отношения, содержатся ли в нем предписания о правах и обязанностях персонально не определенного круга лиц - участников соответствующих правоотношений, рассчитан ли он на многократное применение)». С учетом процитированной правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации «следует однозначно признать, что постановления Пленума обладают всеми нормативными свой- ствами»[8].

Таким образом, в контексте рассматриваемого вопроса специфика российского уголовного права заключается в том, что общие и особенные признаки продолжаемого преступления регламентированы на уровне постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации. И хотя при этом никаких упоминаний о продолжаемом преступлении УК РФ не содержит, говорить о том, что в этом плане наблюдается «правовой вакуум», не приходится.

Вместе с тем большинство опрошенных экспертов (70,8 %) признают подобную нормативную регламентацию недостаточной, полагая, что определение продолжаемого преступления необходимо закрепить в УК РФ. По всей видимости, с этим мнением следует согласиться.

Во-первых, постановления Пленума, по идее, предназначены для конкретизации положений уголовного закона («первичных» уголовно-правовых предписаний), их подзаконного развития. Как справедливо отмечается в науке, «посредством постановлений Пленума Верховного Суда осуществлялась и продолжает осуществляться подзаконная конкретизация уголовного закона ... Причем для уголовного права этот механизм нормативной конкретизации приобретает особое значение, так как иные возможности подзаконного уголовноправового регулирования фактически отсутствуют»[9]. Иными словами, постановления Пленума должны иметь исключительно подзаконный характер. Вторжение их в зону «первичного» уголовно-правового регулирования, как это происходит в случае с регламентацией продолжаемого преступления, недопустимо, поскольку это исключительная прерогатива кодифицированного уголовного закона.

Во-вторых, включение в УК РФ нормы, регламентирующей определение продолжаемого преступления и критерии его отграничения от совокупности преступных деяний, будет иметь важное правоприменительное значение. Учитывая взаимосвязанные предписания ч. 1 ст. 1 и ч. 1 ст. 3 УК РФ, субъекты правоприменительной деятельности в первую очередь ориентируются на предписания уголовного закона. Правовые позиции, сформулированные в постановлениях Пленума Верховного Суда Российской Федерации, учитываются лишь во вторую очередь, да и то далеко не во всех случаях. Среди сотрудников правоохранительных органов, применяющих уголовный закон, полностью не изжиты упрощенные нормативистские представления, свойственные советскому праву, в соответствии с которыми единственным источником уголовного права является УК РФ, а значит, деяния и обстоятельства, в нем не регламентированные, не имеют юридического значения[10]. В этих условиях регламентация продолжаемого преступления на уровне УК РФ приобретает особую важность.

Следует отметить, что среди сторонников законодательной регламентации продолжаемого преступления отсутствует консенсус относительного того, к какому институту уголовного права должны относиться соответствующие нормативные предписания, в какой главе УК РФ их следует зафиксировать. По мнению В.П. Малкова, норму о продолжаемом преступлении целесообразно отнести к институту множественности преступлений, который «должен включать нормы, в которых бы давалось определение различных видов множественности и пограничных с ней единичных сложных преступлений»[11]. Иной точки зрения придерживается Г.С. Досаева: «Отечественное уголовное законодательство целесообразно дополнить предписаниями о видах единичного преступления. Однако представляется, что при всей их значимости для совершенствования практики отграничения единичного посягательства от множественности, включать их в содержание исследуемого правового института вряд ли возможно». В обоснование этой позиции она указывает, что «предмет регулирования уголовно-правового института множественности составляют отношения, возникающие в связи с фактом совершения нескольких преступлений. Предписания же о видах единичного преступления регулируют качественно иную разновидность общественных отношений. По предмету регулирования и сути они гораздо ближе к институту понятия и категоризации преступлений, в рамках которого и должны фиксироваться, образуя собой субинститут сложного преступления. Эти предписания в структуре отрасли уголовного права должны представлять собой своего рода "мостик", точки "входа и выхода", обеспечивающие системные взаимосвязи одного института (множественности) с другим (преступления)»[12].

В этом споре более предпочтительным представляется мнение В.П. Малкова. Дело в том, что в правоприменительной практике вопрос о продолжаемом преступлении (равно как и об иных сложных единичных преступлениях), как правило, возникает в тех случаях, когда необходимо разграничить его множественностью преступных деяний. «Именно потребность в разграничении сложных единичных преступлений от множественности преступных деяний и находится в основе непрекращающегося интереса к сложным преступлениям, именно она определяет теоретическую и прикладную значимость соответствующих исследований»[13]. Законодательное определение продолжаемого преступления (равно как и иных сложных единичных преступных деяний) необходимо в первую очередь для того, чтобы решить, имеются ли в содеянном признаки множественности преступных деяний или же имеет место одно преступление. Иными словами, нормативные предписания о сложных единичных преступлениях должны выполнять функцию «негативного» признака, исключающего наличие множественности преступных деяний.

Именно такой подход реализован в новом УК Республики Казахстан 2014 г.[14], в котором продолжаемое преступление рассматривается как обстоятельство, исключающее неоднократность уголовных правонарушений. Согласно ч. 1 ст. 12 УК Республики Казахстан «неоднократностью уголовных правонарушений признается совершение двух или более деяний, предусмотренных одной и той же статьей или частью статьи Особенной части настоящего Кодекса». При этом в ч. 3 ст. 12 УК Республики Казахстан подчеркивается, что «не признается неоднократным продолжаемое уголовное правонарушение, то есть уголовное правонарушение, состоящее из ряда одинаковых противоправных деяний, которые охватываются едиными умыслом и целью и образуют в целом одно уголовное правонарушение».

Аналогичный подход использован и в УК Украины 2001 г.[15], где предписания о продолжаемом преступлении включены в ст. 32 «Повторность преступлений». В соответствии с ч. 1 ст. 32 УК Украины «повторностью преступлений признается совершение двух или более преступлений, предусмотренных той же статьей или частью статьи Особенной части настоящего Кодекса», а согласно ч. 2 ст. 32 «повторность, предусмотренная частью первой настоящей статьи, отсутствует при совершении продолжаемого преступления, состоящего из двух или более тождественных деяний, объединенных единым преступным умыслом».

Сходным образом (в ст. 19 «Повторность преступлений») осуществлена регламентация продолжаемого преступления в УК Республики Таджикистан 1998 г.[16]. Часть 1 ст. 19 УК Республики Таджикистан содержит определение повторности, а ч. 5 ст. 19 конкретизирует, что «не признается повторным преступление, состоящее из ряда тождественных преступных деяний, охватываемых общим умыслом и направленных к единой цели и составляющих в совокупности одно продолжаемое преступление».

Представляется, что этот зарубежный опыт должен быть востребован и российским законодателем. Причем заимствовать соответствующие законодательные подходы следует творчески, с учетом того, что помимо продолжаемых преступлений существуют и иные виды сложных единичных преступлений, которые следует отграничивать от множественности преступных деяний[17]. Сле
довательно, в институт множественности преступлений целесообразно включить законодательные предписания, регламентирующие все разновидности сложных единичных преступлений, сформулировав эти предписания в негативном виде.

Соответствующую уголовно-правовую норму предлагается изложить в следующем виде:

«Статья ... Продолжаемое преступление

Не признается множественностью преступлений продолжаемое преступление, то есть взаимосвязанные юридически и (или) фактически тождественные противоправные деяния, направленные на достижение общей цели и совершенные с единым конкретизированным или относительно-определенным умыслом, возникшим до фактического окончания первого противоправного деяния. ».

При этом сам институт множественности давно пора обособить в отдельной главе УК РФ, как это сделано в уголовном законодательстве Беларуси[18], Украины, Узбекистана[19].

Настаивая на первичной нормативной регламентации продолжаемого преступления (вместе с иными сложными единичными преступлениями) в уголовном законе, мы ни в коем случае не отрицаем необходимости конкретизации его признаков в постановлениях Пленума Верховного Суда Российской Федерации. Дело в том, что в УК РФ могут быть регламентированы лишь общие
(универсальные) признаки, которые характерны для всех продолжаемых пре- ступлений[20], а значит, законодательное определение продолжаемого преступления (в случае появления такового) неизбежно будет обладать высоким уровнем абстракции. Что же касается частных (специфических) признаков, характерных для отдельных видов продолжаемых преступлений, то эти признаки логичнее регламентировать на подзаконном уровне - в постановлениях Пленума Верховного Суда Российской Федерации, которые как раз и предназначены для того, чтобы адаптировать абстрактные предписания уголовного закона для применения к конкретным жизненным обстоятельствам.

Руководствуясь этим подходом, в постановлениях по отдельным категориям дел Пленум Верховного Суда Российской Федерации развивает общее определение продолжаемого преступления, дополняя его частными признаками, которые отражают специфику конкретных разновидностей рассматриваемого сложного единичного преступления. В частности, в постановлениях Пленума конкретизируется, что:

- признаком продолжаемого хищения является неоднократное изъятие чужого имущества «из одного и того же источника» (п. 16 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое»);

- преступления, предусмотренные ст. 131 или 132 УК РФ, признаются продолжаемыми, если несколько объединенных единым умыслом изнасилований либо несколько насильственных действий сексуального характера были совершены «в течение непродолжительного времени в отношении одного и того же потерпевшего лица» (п. 8 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 4 декабря 2014 г. № 16 «О судебной практике по делам о преступлениях против половой неприкосновенности и половой свободы личности»);

- преступления, предусмотренные ст. 204, 290 и 291 УК РФ, признаются продолжаемыми, если взятка или незаконное вознаграждение при коммерческом подкупе передаются и получаются в несколько приемов от одного и того же лица либо «когда взятка или незаконное вознаграждение при коммерческом подкупе получены или переданы от нескольких лиц, но за совершение одного действия (акта бездействия) в общих интересах этих лиц» (п. 21 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 9 июля 2013 г. № 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях»);

- в тех случаях, когда лицом совершены две и более финансовые операции или сделки с денежными средствами или иным имуществом, приобретенными в результате совершения одного или нескольких основных преступлений, и обстоятельства их совершения свидетельствуют о едином умысле виновного на совершение указанных тождественных действий, содеянное следует рассматривать как единое продолжаемое преступление, подлежащее квалификации по соответствующим частям ст. 174 или ст. 174.1 УК РФ (п. 9 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 7 июля 2015 г. № 32 «О судебной практике по делам о легализации (отмывании) денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем, и о приобретении или сбыте имущества, заведомо добытого преступным путем»);

- не образуют совокупности преступлений неоднократные требования под указанной в ч. 1 ст. 163 УК РФ угрозой, обращенные к одному или нескольким лицам, если эти требования объединены единым умыслом и направлены на завладение одним и тем же имуществом или правом на имущество либо на получение материальной выгоды от совершения одного и того же действия имущественного характера. Как единое преступление следует квалифицировать и требование, направленное на периодическую передачу потерпевшим имущества (например, ежемесячную передачу определенной денежной суммы) (п. 8 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 декабря 2015 г. № 56 «О судебной практике по делам о вымогательстве (статья 163 Уголовного кодекса Российской Федерации)»).

Таким образом, нормативная регламентация продолжаемого преступления должна быть многоуровневой. Первичные уголовно-правовые предписания, регламентирующие общие (универсальные) признаки продолжаемого преступления и правила его отграничения от совокупности преступных деяний, необходимо включить в УК РФ (в обособленную главу о множественности преступлений), а специфику отдельных разновидностей продолжаемых преступлений - отразить в постановлениях Пленума Верховного Суда Российской Федерации. Взаимодействие двух уровней правовой регламентации позволит, с одной стороны, добиться реализации уголовно-правового принципа законности (ч. 1 ст. 3 УК РФ), а с другой стороны, обеспечить субъектов правоприменительной деятельности конкретизирующими предписаниями, необходимыми для квалификации различных видов продолжаемого преступления.

Еще раз подчеркнем, что с прикладной точки зрения нормативная регламентация продолжаемого преступления (равно как и иных разновидностей сложных единичных преступлений) нужна для того, чтобы акцентировать внимание субъектов правоприменительной деятельности на необходимость его отграничения от совокупности преступных деяний, дать практикам критерии такого отграничения. Однако в теории уголовного права существуют и более широкие представления о целях законодательного определения продолжаемого преступления. В частности, Н.И. Пряхина и В.Ф. Щепельков полагают, что «вопрос о законодательном закреплении понятия продолжаемого преступления, по-видимому, должен преследовать и еще одну немаловажную цель. В законе должна быть отражена логически приемлемая и обоснованная концепция дифференциации ответственности для лиц, совершающих несколько юридически

тождественных деяний, в зависимости от того, образуют последние продолжаемое преступление или нет. Другими словами, законодатель должен определиться, что опаснее при прочих равных условиях: совокупность преступлений или продолжаемое преступление, и в каком случае должна наступать более суровая ответственность? И после этого необходимо соответствующим образом выстраивать санкции уголовно-правовых норм и конструировать правила назначения наказания по совокупности преступлений». Развивая эту идею, авторы указывают, что «поскольку продолжаемое преступление являет собой в известной мере систему действий, то ответственность за продолжаемое преступление должна быть не менее строгой по сравнению с ответственностью за совокупность преступлений»148. Говоря иными словами, Н.И. Пряхина и В.Ф. Щепельков предлагают назначать наказание за продолжаемое преступление по правилам ст. 69 УК РФ, с чем согласиться вряд ли возможно.

Во-первых, это предложение искажает сущность продолжаемого преступления, которое при всем его внешнем сходстве с совокупностью все же представляет собой единичное преступление. Следовательно, уравнивать уголовно-правовые последствия продолжаемого преступления и совокупности преступных деяний методологически неверно.

Во-вторых, реализация идей Н.И. Пряхиной и В.Ф. Щепелькова фактически приведет к отказу от конструкции продолжаемого преступления. Если назначать наказание за продолжаемое преступление по правилам ст. 69 УК РФ, то практический смысл его отграничения от совокупности преступных деяний полностью утрачивается.

В-третьих, утверждения о повышенной общественной опасности продолжаемого преступления, которые основаны на том, что оно «являет собой в известной мере систему действий», представляются излишне категоричными. Думается, что абстрактные рассуждения о сравнительной общественной опасности продолжаемого преступления и одноактового преступного деяния того же вида, не связанные с анализом конкретных обстоятельств их совершения, не имеют под собой оснований. Оценка общественной опасности простых и сложных единичных преступлений должна проводиться применительно к условиям совершения конкретных деяний, причем не исключено, что в действительности с учетом обстоятельств дела большую опасность будет представлять одноактовое преступление.

Принимая во внимание вышеизложенное, можно заключить, что установление в УК РФ повышенного наказания за продолжаемое преступление, сопоставимого с наказанием за совокупность преступлений, нецелесообразно (отрадно, что это мнение разделяет 79,6 % опрошенных экспертов). Напротив, уголовное законодательство и конкретизирующие его постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации должны последовательно подчеркивать, что продолжаемое преступление и совокупность преступных деяний - это различные юридические факты, порождающие несовпадающие уголовноправовые последствия.

В контексте исследуемой проблематики заслуживает рассмотрения непростой вопрос о целесообразности законодательной регламентации отдельных видов продолжаемого преступления в Особенной части УК РФ. В частности, этот вопрос закономерно возникает применительно к ст. 117 УК РФ, предусматривающей ответственность за истязание.

Как известно, одним из альтернативных признаков истязания является систематическое нанесение побоев, которое в уголовно-правовой науке принято характеризовать теми же признаками, что и продолжаемое преступление. «Систематичность нанесения побоев в составе преступления, предусмотренного ст. 117 УК РФ, характеризуется не только совершением указанных деяний три или более раза (количественный критерий), но и их взаимосвязью, внутренним единством, при котором многократное повторение побоев образует определенную линию поведения виновного в отношении одного и того же по-

терпевшего (качественный критерий)»[21]. На этом основании многие специалисты считают истязание, совершаемое путем систематического нанесения побоев, разновидностью продолжаемого преступления[22].

С одной стороны, для этого есть все необходимые предпосылки, так как систематическое нанесение побоев, объединенное единым умыслом, полностью укладывается в рамки продолжаемого преступления. Но, с другой стороны, при наличии признаков продолжаемого преступного деяния троекратное совершение насильственных действий, причинивших физическую боль, по идее, должно быть квалифицировано как единичное преступление, предусмотренное ст. 116 УК РФ, т.е. как продолжаемые побои. Однако в силу прямого указания уголовного закона систематическое нанесение побоев квалифицируется не как продолжаемые побои, а как более тяжкое преступление - истязание (ч. 1 ст. 117 УК РФ).

Обоснованность и логичность этой законодательной конструкции вызывают серьезные сомнения. Сущность уголовно-правового феномена продолжаемого преступления заключается в том, что он объединяет в единое целое тож-

дественные противоправные посягательства, имеющие субъективную взаимосвязь. Причем «содеянное в целом признается единичным преступлением... того же вида, к которому принадлежат неоднократно совершенные тождественные деяния»151. Так, продолжаемая растрата квалифицируется по ст. 160 УК РФ, продолжаемое изнасилование - по ст. 131 УК РФ, продолжаемый сбыт наркотических средств - по ст. 228.1 УК РФ.

При этом накопление общественной опасности, происходящее по мере совершения новых противоправных актов, входящих в состав продолжаемого преступления, учитывается в рамках одной и той же статьи УК РФ. Например, при совершении продолжаемой кражи с неконкретизированной целью виновный за один раз изымает со склада имущество стоимостью 60 тыс. руб. После совершения первого деяния содеянное образует признаки состава кражи с незаконным проникновением в хранилище (п. «б» ч. 2 ст. 158 УК РФ). После совершения пятого акта изъятия, когда размер похищенного составит 300 тыс. руб., виновному нужно вменять кражу в крупном размере (п. «в» ч. 3 ст. 158 УК РФ), но в любом случае продолжаемая кража остается кражей. Если же статья Особенной части УК РФ не предусматривает квалифицирующих признаков, которые способны отразить постепенное накопление общественной опасности продолжаемого преступления, таковая (общественная опасность) учитывается при назначении наказания в рамках санкции той же самой статьи. Так, в случае совершения продолжаемого изнасилования, когда несколько объединенных единым умыслом насильственных половых актов с потерпевшей были совершены в течение непродолжительного времени, повышенная общественная опасность преступления принимается во внимание в процессе индивиду ализа- ции наказания.

В таком случае и продолжаемые побои, совершенные три и более раза, не должны по произвольному «велению» законодателя «превращаться» в истяза-

ние. Это противоречит общепризнанным постулатам учения о продолжаемом преступлении, в соответствии с которым «даже многократное повторение тождественных преступных деяний не способно изменить вид продолжаемого преступления»[23]. Поэтому законодателю следует отказаться от волюнтаристских попыток нормативной трансформации продолжаемого преступления одного вида в другое, более тяжкое преступление. Важным шагом в этом направлении должно стать исключение из диспозиции ч. 1 ст. 117 УК РФ указания на систематическое нанесение побоев.

Завершая исследование проблем нормативной регламентации продолжаемого преступления, акцентируем внимание на следующих основных предложениях и выводах.

1. Несмотря на отсутствие законодательного определения продолжаемого преступления в УК РФ (равно как и в предыдущих кодифицированных уголовных законах дореволюционного и советского периодов), субъекты правоприменительной деятельности не лишены нормативных ориентиров (пусть и недостаточно четких) в плане понимания признаков этого сложного единичного преступления. В качестве таковых длительное время (начиная с 1929 г.) выступают разъяснения высшей судебной инстанции - постановление Пленума Верховного Суда СССР от 4 марта 1929 г. № 23 «Об условиях применения давности и амнистии к длящимся и продолжаемым преступлениям», в котором содержится общее определение продолжаемого преступления, а также постановления Пленума по отдельным категориям уголовных дел, где отражаются специфические признаки частных разновидностей продолжаемых преступлений.

2. Подобная нормативная регламентация продолжаемого преступления является недостаточной. Во-первых, постановления Пленума, по идее, предназначены для конкретизации положений уголовного закона («первичных» уголовно-правовых предписаний), их подзаконного развития. Вторжение их в зону «первичного» уголовно-правового регулирования, как это происходит в случае с регламентацией продолжаемого преступления, недопустимо, поскольку это исключительная прерогатива кодифицированного уголовного закона. Во- вторых, включение в УК РФ нормы, регламентирующей определение продолжаемого преступления и критерии его отграничения от совокупности преступных деяний, будет иметь важное правоприменительное значение. Учитывая взаимосвязанные предписания ч. 1 ст. 1 и ч. 1 ст. 3 УК РФ, субъекты правоприменительной деятельности в первую очередь ориентируются на предписания уголовного закона. В этих условиях регламентация продолжаемого преступления на уровне УК РФ приобретает особую важность.

Законодательное определение продолжаемого преступления (равно как и иных сложных единичных преступных деяний) необходимо прежде всего для того, чтобы решить, имеются ли в содеянном признаки множественности преступных деяний или же имеет место одно преступление. Иными словами, нормативные предписания о сложных единичных преступлениях должны выполнять функцию «негативного» признака, исключающего наличие множественности преступных деяний. Следовательно, законодательные предписания, регламентирующие все разновидности сложных единичных преступлений, целесообразно включить в институт множественности преступлений, обособив его в отдельной главе УК РФ.

Нормативная регламентация продолжаемого преступления должна быть многоуровневой. Первичные уголовно-правовые предписания, регламентирующие общие (универсальные) признаки продолжаемого преступления и правила его отграничения от совокупности преступных деяний, должны быть предусмотрены в УК РФ (в обособленной главе о множественности преступлений), а специфика отдельных разновидностей продолжаемых преступлений - отражена в постановлениях Пленума Верховного Суда Российской Федерации. Взаимодействие двух уровней (законного и подзаконного) правовой регламентации позволит, с одной стороны, добиться реализации уголовно-правового принципа законности (ч. 1 ст. 3 УК РФ), а с другой стороны, обеспечить субъектов правоприменительной деятельности конкретизирующими предписаниями, необходимыми для квалификации различных видов продолжаемого преступления.

5. Установление в УК РФ повышенного наказания за продолжаемое преступление, сопоставимого с наказанием за совокупность преступлений, как это предлагают отдельные специалисты, нецелесообразно. Это предложение искажает сущность продолжаемого преступления, которое при всем его внешнем сходстве с совокупностью все же представляет собой единичное преступление, а его реализация фактически приведет к отказу от конструкции продолжаемого преступления. Если назначать наказание за продолжаемое преступление по правилам ст. 69 УК РФ, то практический смысл его отграничения от совокупности преступных деяний полностью утрачивается.

Продолжаемые побои, совершенные три и более раза, не должны по произвольному «велению» законодателя «превращаться» в истязание. Это противоречит общепризнанным постулатам учения о продолжаемом преступлении, в соответствии с которым даже многократное повторение тождественных преступных деяний не способно изменить вид продолжаемого преступления. Поэтому законодателю следует отказаться от попыток нормативной трансформации продолжаемого преступления одного вида в другое, более тяжкое преступление. Важным шагом в этом направлении должно стать исключение из диспозиции ч. 1 ст. 117 УК РФ указания на систематическое нанесение побоев.

[1] Результаты соответствующего раздела диссертационного исследования отражены в следующей публикации: Кулагин, А.Н. Перспективы нормативной регламентации продолжаемых преступлений [Текст] / А.Н. Кулагин // Уголовная политика и культура противодействия преступности : материалы Междунар. науч.-практ. конф., 30 сент. 2016 г.: в 2 т. / редкол.: К.В. Вишневецкий, И.А. Паршина, И.В. Танага, П.В. Максимов, А.З. Хун. - Краснодар: Краснодарский университет МВД России, 2016. - Т. II. - С. 202-207.

[2] Примечательно, что при этом в федеративном уголовном законодательстве Германии (УК ФРГ 1871 г.) упоминания о продолжаемом преступлении отсутствовали.

[3] Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Лекции. Часть Общая. Т. II. Изд. 2-е., пересмотр. и доп. - СПб., 1902. - С. 1284.

[4] См.: Малков В.П. Множественность преступлений и ее формы по советскому уголовному праву. - Казань, 1982. - С. 137; Ораздурдыев А.М. Продолжаемое преступление по советскому уголовному праву: Дис. ... канд. юрид. наук. - Казань, 1984. - С. 10.

[5] См.: Куличенко Н.Н. Уголовно-правовая оценка единичного сложного преступления: Ав- тореф. дис. ... канд. юрид. наук. - Омск, 2006. - С. 6; Пряхина Н.И., Щепельков В.Ф. Об отграничении продолжаемого преступления от совокупности преступлений // Криминалистъ. - 2011. - № 1. - С. 9; Чикин Д.С. Сложные единичные преступления: уголовно-правовая характеристика, проблемы квалификации и законодательного конструирования: Дис. ... канд. юрид. наук. - Краснодар, 2013. - С. 70; Досаева Г.С. Множественность преступлений: генезис и перспективы развития уголовно-правового института: монография. - М.: Юрлитин- форм, 2015. - С. 114.

[6] См., например: Наумов А.В. О судебном толковании уголовного закона (в связи с юридической природой постановлений Пленума Верховного Суда РФ) // Уголовная ответственность и проблемы исполнения наказаний: сб. науч. тр. / [отв. за вып. В.С. Минская]; Акад. Ген. прокуратуры Рос. Федерации. - М., 2009; Ображиев К. Постановления Пленума Верховного Суда РФ как формальные (юридические) источники российского уголовного права // Уголовное право. - 2008. - № 4; Пудовочкин Ю.Е. Некоторые вопросы теории источников уголовного права // Общество и право. - 2014. - № 4; Яцеленко Б.В. Судебный прецедент в системе российского уголовного права // Вестник Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации. - 2012. - № 6.

[7] Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 31 марта 2015 г. № 6-П «По делу о проверке конституционности пункта 1 части 4 статьи 2 Федерального конституционного закона "О Верховном Суде Российской Федерации" и абзаца третьего подпункта 1 пункта 1 статьи 342 Налогового кодекса Российской Федерации в связи с жалобой открытого акционерного общества "Газпром нефть"» // Российская газета. 2015, 13 апреля.

[8] Квалификация преступлений: учебное пособие / под ред. докт. юрид. наук, доц. К.В. Ображиева, докт. юрид. наук, проф. Н.И. Пикурова. - М.: Юрлитинформ, 2016. - С. 80.

[9] Ображиев К.В. Предпосылки образования системы формальных источников российского уголовного права // Библиотека криминалиста. Научный журнал. - 2014. - № 4. - С. 60.

[10] Справедливости ради отметим, что категоричный нормативизм проявлялся и у отдельных дореволюционных ученых. Так, например, П.П. Пусторослев полагал, что продолжаемое преступление - это лишь «особый вид реального стечения уголовных правонарушений», т.е. фактически отрицал его единичный характер на том лишь основании, что продолжаемое преступление не регламентировано уголовным законодательством. «Большинство действу-

ющих культурных уголовных законодательств, как, например, английское, бельгийское, венгерское, германское, голландское, невшательское, норвежское, нью-йоркское, русское, французское, совершенно не устанавливают понятия о продолжаемом уголовном правонарушении как едином преступном деянии, но признают стечение уголовных правонарушений. Принимая во внимание необходимость добросовестного соблюдения предписаний уголовного закона уголовными судами, я думаю, что уголовный суд должен проводить взгляд своего действующего уголовного закона и на тот спорный ряд явлений, который признается одними за одно сложное уголовное правонарушение, известное под именем продолжаемого преступления, а другими - за реальное стечение нескольких уголовных правонарушений одного и того же вида» (см.: Пусторослев П.П. Русское уголовное право. Общая часть. Выпуск I. 2-е исправленное издание. - Юрьев: Типография К. Маттисена, 1912. - С. 411-412).

[11] Малков В.П. Множественность преступлений и ее формы по советскому уголовному праву. - Казань, 1982. - С. 137. Аналогичного мнения придерживаются и иные авторы (см., например: Куличенко Н.Н. Уголовно-правовая оценка единичного сложного преступления: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. - Омск, 2006. - С. 6).

[12] Досаева Г.С. Множественность преступлений: генезис и перспективы развития уголовноправового института: монография. - М.: Юрлитинформ, 2015. - С. 115.

[13] Ображиев К.В., Чикин Д.С. Сложные единичные преступления: монография. - М.: Юрлитинформ, 2016. - С. 28.

[14] URL: http://normativ.kz/view/111389/ (дата обращения: 07.12.2016).

[15] URL: http://zakon0.rada.gov.ua/laws/show/2341-14 (дата обращения: 07.12.2016).

[16] URL: http://online.zakon.kz/Document/?doc id=30397325 (дата обращения: 07.12.2016).

[17] В уголовно-правовой литературе представлено множество различных вариантов классификации сложных единичных преступлений. Наиболее обоснованной нам представляется классификация, предложенная К.В. Ображиевым и Д.С. Чикиным. В основу классификации сложных единичных преступлений ими положено различие в их законодательном отражении, с учетом которого предлагается выделять: 1) единичные преступления со сложными характеристиками, не зависящими от конструкции состава преступления (к ним отнесены продолжаемое преступление; длящееся преступление; преступление, переросшее из другого преступления; преступление с множественностью потерпевших, не предусмотренное сложным составом); 2) единичные преступления со сложными составами (к ним относятся преступление с альтернативными признаками состава; составное преступление; преступление, состав которого предусматривает повторные действия) (см.: Ображиев К.В., Чикин Д.С. Сложные единичные преступления: монография. - М.: Юрлитинформ, 2016. - С. 29-38).

[18] Уголовный кодекс Республики Беларусь 1999 г. URL: http://etalonline.bv/?tvpe=text&regnum=HK9900275#load text none 1 (дата обращения: 08.12.2016).

Уголовный кодекс Республики Узбекистан 1995 г. http://www.lex.uz/pages/getact.aspx?lact id=111457 (дата обращения: 08.12.2016).

[20] Обращая внимание на это обстоятельство, Н.И. Пряхина и В.Ф. Щепельков отмечают, что «вопрос о законодательном закреплении критериев отграничения продолжаемого преступления от совокупности преступлений может быть решен только относительно общих признаков явления и только в том случае, если эти признаки будут в известной степени приемлемыми для употребления их в законе» (см.: Пряхина Н.И., Щепельков В.Ф. Об отграничении продолжаемого преступления от совокупности преступлений // Криминалистъ. - 2011. - № 1. - С. 9).

[21] Чикин Д.С. Сложные единичные преступления: уголовно-правовая характеристика, проблемы квалификации и законодательного конструирования: Дис. ... канд. юрид. наук. - Краснодар, 2013. - С. 160. См. также: Бузынова С.П. Множественность преступлений и её виды. - М., 1988. - С. 34; Вениаминов В.Г. Уголовная ответственность за побои и истязание: Дис. ... канд. юрид. наук. - Саратов, 2005. - С. 97; Уголовное право России. Части Общая и Особенная: учеб. / под ред. А.В. Бриллиантова. 2-е изд., перераб. и доп. - М.: Проспект, 2015. - С. 121. Основа для такого толкования систематичности нанесения побоев была заложена в постановлении Пленума Верховного Суда РСФСР от 25 сентября 1979 г. № 4 «О практике рассмотрения судами жалоб и дел о преступлениях, предусмотренных ст. 112, ч. 1 ст. 130 и ст. 131 УК РСФСР» (в настоящее время утратило силу). В п. 14 указанного постановления разъяснялось, что «в отличие от преступления, предусмотренного ст. 112 УК РСФСР, истязание состоит в умышленном систематическом (более двух раз) нанесении потерпевшему побоев либо совершении иных насильственных действий, характер которых свидетельствует об умысле лица на причинение потерпевшему особой мучительной боли или страданий».

[22] См., например: Куличенко Н.Н. Уголовно-правовая оценка единичного сложного преступления: Дис. ... канд. юрид. наук. - Омск, 2006. - С. 149; Российское уголовное право. Общая часть / Под ред. В.С. Комиссарова. - СПб.: Питер, 2005. - С. 347; Курс уголовного права. Общая часть. Том 1: Учение о преступлении. Под ред. Н.Ф. Кузнецовой и И.М. Тяж- ковой. - М., 2002. - С. 514; Курс уголовного права: в 4-х т. Т. 2: Общая часть. Учебник для вузов / под ред. д-ра юрид. наук, проф. М.А. Кириллова и д-ра юрид. наук, проф. В.И. Оми- гова. - Чебоксары - Пермь: ЧКИ РУК, 2015. - С. 116.

[23] Ображиев К.В., Чикин Д.С. Сложные единичные преступления: монография. - М.: Юрли- тинформ, 2016. - С. 140.