В настоящее время европейскими правоведами обосновывается необходимость и незаменимость в борьбе с преступностью использования наряду с традиционным, гласным расследованием, негласного расследования. Согласно доктринальной позиции ряда ученых, негласное расследование распространяется на ряд мероприятий репрессивного и превентивного характера, направленных на получение информации с целью изобличения лица, совершившего противоправное деяние, или для предотвращения потенциальной опасности. Правовыми основаниями для избрания негласной формы расследования являются то, что в противном случае оно или будет сорвано, или достижение поставленной цели будет подвергнуто опасности[1]. Целями превентивной деятельности являются предотвращение и предупреждение общеуголовных преступлений, а репрессивной - уголовное преследование лиц, совершивших противоправные деяния.

Правом проведения мероприятий гласного и негласного характера наделены служащие полиции. Обязательными требованиями к их проведению является соблюдение принципа соразмерности[2], гарантии соблюдения прав человека, права на судебную защиту. По степени вмешательства выделяются полицейские операции, ограничивающие основные права или «вторгающиеся в них», для которых характерен наиболее интенсивный вид вмешательства[3].

По цели проведения мероприятия можно разделить на несколько групп, среди которых: мероприятия, обеспечивающие получение и фиксацию доказательств; мероприятия, направленные на обеспечение конфискации; мероприятия по задержанию обвиняемого[4] [5].

Мероприятия, составляющие содержание негласного расследования, относятся к первой группе и обозначаются в большинстве европейских стран термином «следственные

485

мероприятия» .

Критерием различия между репрессивной и превентивной деятельностью является наличие уголовно наказуемого деяния, совершенного до начала предпринимаемого действия. При присутствии такового негласное расследование должно осуществляться в целях уголовного преследования (репрессии), в противном случае негласное расследование проводится в превентивных целях.

Использование лиц, оказывающих конфиденциальное содействие полиции для проведения негласного расследования, имеет уже длительную историю. Однако споры о правомерности и целесообразности использования указанных лиц при проведении оперативно - розыскных мероприятий ведутся до сих пор. С одной стороны, их привлечение к сотрудничеству представляет собой эффективно функционирующую и необходимую меру в борьбе с наиболее опасными видами уголовно наказуемых деяний, а с другой - рискованный и опасный метод, связанный с вторжением в частную жизнь, злоупотреблением доверием, а также риском распространения коррупции в полицейских органах. При этом борьба с определенными формами преступности требует не только получения полицией информации, но и целенаправленного использования доверенных лиц путем дачи им заданий. Все это влечет за собой проблему правомерности ведения негласного сотрудничества, в частности исследование провокаций со стороны доверенных лиц или полицейских органов.

Многие европейские ученые и практические работники отмечают, что по степени разработанности и количеству судебных решений, имеющих силу прецедента, провокацию

486

можно рассматривать в качестве института уголовного права .

Понятие «провокация» (entrapment) в практике Европейского суда по правам человека часто соответствует термину «полицейское подстрекательство», которые зачастую истолковываются им как эквивалентные. При этом Европейский суд по правам человека также попеременно использует как «полицейское подстрекательство», так и просто подстрекательство даже в одном и том же уголовном деле, что явно не способствует единообразию понятийного аппарата. В данном случае с позиции российского законодательства имеется существенное различие в плане правового статуса субъекта, поскольку полицейское подстрекательство связано с побуждением к совершению преступления со стороны правоохранительных органов. С другой стороны предложение взятки может быть равнозначно просто подстрекательству и не обязательно связано с провокацией[6] [7].

В деле Тейксейра де Кастро против Португалии провокация со стороны правоохранительных органов впервые определена Европейским судом по правам человека как лишение человека права на справедливое судебное разбирательство (п. 39). Само понятие «провокация» дано Европейским судом по правам человека в деле Раманаускас против Литвы (п. 55). С правовой позиции Европейского суда по правам человека провокация имеет место в случаях, когда государственные агенты не ограничиваются расследованием уголовнонаказуемых деяний в преимущественно пассивной манере, но и оказывают такое влияние на субъекта, которое подстрекает его к совершению преступления, которое иначе не было бы совершено, с тем чтобы получить доказательства и возбудить уголовное дело[8].

«Если преступление было предположительно спровоцировано действиями тайных агентов, и ничто не предполагает, что оно было совершено и без какого либо вмешательства, то эти действия уже не являются деятельностью тайного агента и представляют собой подстрекательство к совершению преступления. Подобное вмешательство и использование его результатов в уголовном процессе могут привести к тому, что будет непоправимо подорван принцип справедливости судебного разбирательства. Внедрение тайных агентов должно быть ограничено и обеспечено соответствующими гарантиями, даже в случаях борьбы с оборотом наркотиков» (Тейксейра де Кастро против Португалии, стр. 1463-1464 параграф 38-39).

В научной литературе и в актах ЕС при описании характерных черт провокационных действий используется понятие «агент-провокатор», под которым понимают негласных следователей[9] или доверенных лиц[10] [11], чьи действия направлены на изобличение лица путем целенаправленного управления его поведением , в результате которого провоцируемый субъект совершает уголовно наказуемое деяние. Правоведы трактуют действия агента- провокатора следующим образом: он «инспирирует преступления, которые без его провокаций никогда бы не произошли»[12]. Итогом провокации в большинстве случаев является задержание лица на месте деяния или с поличным.

Таким образом, по сути, обвиняемый признает совершение преступных деяний, но в силу прямого или косвенного давления со стороны правоохранительных органов. Так, в деле Ваньян против России (постановление № 53203/99 от 15 декабря 2005 г.), обвиняемый утверждал, что совершил преступление из-за чувства сострадания к своей знакомой, которая и спровоцировала его действия. Осуждение за преступление, совершенное в результате провокации со стороны полиции, нарушает п. 1 ст. 6 Конвенции, при этом при разрешении вопроса о справедливости судебного разбирательства необходимо отвечать на вопрос о справедливости способа получения доказательств. Публичные интересы в сфере борьбы с незаконным оборотом наркотиков не могут служить основанием для использования доказательств, полученных в результате провокации со стороны полиции. Если преступление было спровоцировано действиями тайного агента, и ничто не предполагает, что оно было совершено и без какого- либо вмешательства, то эти действия агента уже представляют собой подстрекательство к совершению преступления.

Таким образом, доктринальная позиция Европейского суда по правам человека состоит в том, что защита против провокации признается абсолютной, вне зависимости от общественного интереса в противодействии организованной преступности. Нельзя признать виновным человека на основании доказательств, полученных полицией путем подстрекательства.

Ранее позиция Европейского суда по правам человека по вопросу была ли провокация со стороны правоохранительных органов обосновывалась результатами комплексной проверки, включающей в себя выяснение обстоятельств дела: был ли заявитель предрасположен к совершению преступления до вмешательства агентов или имели ли место объективные подозрения в том, что он задействован в преступной деятельности (субъективные критерии) и проводился ли судебный надзор за проведением расследования (объективный критерий). После принятия постановления по делу Раманаускас против Литвы (п. 56) субъективная проверка больше не применяется, поскольку Европейский суд по правам человека счел несущественным факт наличия скрытого преступного намерения (предрасположенности) до вмешательства агентов. Существенным элементом является выяснение мотива и обстоятельств начала преступной деятельности обвиняемого[13]. Так, признаком существующей криминальной деятельности или намерения может служить явная осведомленность заявителя о ценах на наркотики и способность их достать (Шаннон против Соединенного Королевства (Shannon v. United Kingdom), постановление № 6563/03 от 4 октября 2005 г.), а также материальная выгода

494

заявителя от сделки .

Относительно криминального прошлого соответствующего лица Европейский суд по правам человека уточнил, что если в прошлом заявитель и привлекался к уголовной ответственности, это не является признаком того, что в данный момент он занимается преступной деятельностью (Константин и Стоян против Румынии, жалобы 23782/06 и 46629/06 от 29 сентября 2009 г. (Constantin and Stoian v. Romania, параграф 55).

«Ничто в прошлом заявителей не свидетельствует о его склонности к торговле наркотиками. Сам по себе факт, что один из них был осужденным наркоманом... не может изменить вывод Европейского суда по правам человека. Европейский суд по правам человека отмечает, что не приведено каких либо подробностей, равно как и не представлено объективных доказательств предполагаемого незаконного поведения заявителей в решении о возбуждении уголовного дела. Более того, героин не был обнаружен ни у первого заявителя, ни дома у второго заявителя».

Тесно связанным с критерием объективного подозрения остается вопрос времени, когда правоохранительные органы проводят оперативное мероприятие, в период совершения уголовно-наказуемого деяния или же когда они сами спровоцировали его (Секвейра против Португалии (Sequeira v. Portugal) № 73557/01 от 6 мая 2003 г.). Европейский суд по правам человека установил, что полицейской провокации не было, поскольку «национальными судами было установлено, что А.и С. начали сотрудничать со Следственным департаментом на том этапе, когда заявитель уже вступил в контакт с А. с целью организации поставки кокаина в Португалию. Более того, начиная с этого времени деятельность А. и С. осуществлялась под надзором Следственного департамента, прокуратура также была проинформирована о проведении операции. Данные факты свидетельствуют о явном отличии данного дела от дела «Тейксейра де Кастро против Португалии», а также о том, что А. и С. не могут рассматриваться как провокаторы. Как подчеркнули национальные власти, в указанном случае, так и в деле Люди против Швейцарии (Ludi v. Switzerland, постановление от 15 июня 1992, Series A, № 238), их действия не превысили пределов надлежащей деятельности оперативных сотрудников

495

органов внутренних дел .

Таким образом, установление времени начала осуществления оперативно - розыскных мероприятий в отношении заявителей применялось в ряде дел, и в случаях, когда полиция [14] [15] проводила операции только после обращения к ней частного лица (не сотрудничающего с полицией и не являющегося ее информатором) с информацией, свидетельствующей о том, что заявитель уже начал осуществлять преступную деятельность, Европейский суд по правам человека нарушение Конвенции не констатировал. В деле «Шаннон против Соединенного Королевства» Европейский суд по правам человека постановил следующее: «возвращаясь к обстоятельствам данного дела, роль национальных властей сводилась к уголовному преследованию заявителя на основании информации, которая была передана им частным лицом. На заявителя указал журналист, который не являлся сотрудником органов внутренних дел или специальным агентом, не действовал в интересах полиции или под ее контролем. Полиция ранее не обладала сведениями об операции М., до того момента, как ей были представлены аудио- и видеозапись произошедшего».

Итак, основополагающими данными, которые следует принять во внимание в целях недопущения нарушений ст. 6 Европейской Конвенции, являются следующие:

проведение специальных операций с участием тайных агентов, по результатам которых возбуждаются уголовные дела, желательно осуществлять под наблюдением представителя судебной власти (Тейксейра де Кастро против Португалии, пп. 37-38);

документирование в оперативных материалах данных, обосновывающих проведение оперативных мероприятий, например, существование конкретного лица, а не случайного субъекта (Худобин против России, п. 134), и, в дополнение все сведения, дававшие веские причины подозревать кого-либо в осуществлении криминальной деятельности (Тейксейра де Кастро против Португалии, пп. 37-38);

установление факта того, что объект приступил к совершению преступных деяний до вмешательства правоохранительных органов (Компания Еврофинаком против Франции (Eurofinacom v. France), № 58753 от 7 сентября 2004 г.)[16].

В тех случаях, когда тайный осведомитель по собственной инициативе обращается в правоохранительные органы с сообщением о предполагаемой склонности объекта к совершению преступления, следует проверить отсутствие у него каких либо скрытых мотивов (Милиньене против Литвы, пп. 37-41). В тоже время правоохранительные органы несут ответственность за поведение своего агента, который действовал по собственной инициативе, с тем, чтобы предотвратить его несанкционированное поведение при осуществлении провокационной деятельности (Раманаускас против Литвы, пп. 62-65).

В режиме объективной констатации фактов разграничение между законными действиями оперативного сотрудника и подстрекательством к совершению преступления состоит в доказывании факта не принуждения заявителя к совершению преступления. При применении названного критерия Европейский суд по правам человека возлагает бремя доказывания на власти государства-ответчика. Обязанность доказать, что провокации не было, при условии, что доводы обвиняемого не являются абсолютно невероятными, возлагается на органы, осуществляющие расследование (Раманаускас против Литвы параграф. 70).

Какой бы процедуре не следовали национальные суды, Европейский суд по правам человека требует, чтобы она была состязательной, основательной, всеобъемлющей и имеющей определяющее значение по вопросу, связанному с провокацией. Признание лицом своей вины в отношении уголовных обвинений не освобождает суд от обязанности рассмотреть по существу заявление о провокации со стороны правоохранительных органов.

Положения ст. 6 Европейской Конвенции будут соблюдены только в том случае, если в распоряжении заявителя имелась эффективная возможность поднять вопрос о провокации в ходе судебного разбирательства по делу, посредством заявления возражения или иным способом. Следовательно, не является достаточным для не нарушения норм Конвенции общих гарантий, таких, как принцип равенства сторон или соблюдение прав обвиняемого.

В настоящее время в Европейском суде по правам человека находится около 150 жалоб в отношении России, связанных с проведением полицейских провокаций. В связи с чем, Европейский суд по правам человека констатировал наличие структурного характера нарушений, связанных с провокацией совершения преступлений.

Положения ч. 8 ст. 5 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ предусматривают запрет органам, осуществляющим оперативнорозыскную деятельность, «подстрекать, склонять, побуждать в прямой или косвенной форме к совершению противоправных действий (провокация)»[17] [18].

В Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 9 июля 2013 г. № 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях» четко прописан тот же критерий, касающийся провокации со стороны правоохранительных органов, и поэтому «принятие должностным лицом либо лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой или иной организации, при указанных обстоятельствах денег, ценных бумаг, иного имущества или имущественных прав, а равно услуг имущественного характера не может расцениваться как уголовно-наказуемое деяние. В этом случае в содеянном отсутствует состав преступления».

В связи с тем, что в законодательстве отсутствуют четкие критерии определения провокационности действий оперативных сотрудников, это вызывает существенные затруднения на практике, поскольку ч. 8 ст. 5 Закона «Об оперативно-розыскной деятельности» вступает в противоречие со ст. 6 указанного закона. Такие оперативно-розыскные мероприятия, как «проверочная закупка», «оперативное внедрение», «контролируемая поставка» и «оперативный эксперимент», подразумевают своего рода провокацию, если исходить из широкого толкования данного понятия. Проведение данных оперативно-розыскных мероприятий связано со склонением и побуждением в той или иной форме и в строгом соответствии с законом объектов оперативно-розыскной деятельности к совершению

499

противоправных деяний .

С тем, чтобы избежать в дальнейшем жалоб в отношении России по указанным делам, Европейский суд по правам человека указал на следующие недостатки системы назначения оперативно-розыскных мероприятий в Российской Федерации[19] [20]:

решение о проведении ОРМ принимается самим органом, который осуществляет проверочную закупку или оперативный эксперимент;

орган, осуществляющий оперативно-розыскную деятельность не обязан обосновывать (ни заранее, ни впоследствии) необходимость проведения проверочной закупки или оперативного эксперимента;

требования к документальному оформлению проверочной закупки или оперативного эксперимента не распространяются на этап, предшествующий вынесению решения об их назначении.

В 1986 г. Португалия после вынесения аналогичной рекомендации Суда о проведении структурной реформы внесла соответствующие изменения в законодательство, и проведение проверочной закупки требует судебной санкции. Анализ практики проведения оперативных мероприятий в других государствах показывает, что для их осуществления требуется судебная или прокурорская санкция или, как в Финляндии, согласие Министра юстиции. В США действует система критериев, на основании которых провокация может быть отнесена к правомерной или неправомерной деятельности со стороны правоохранительных органов. Что касается «правомерной провокации», то в строгом соответствии с Инструкциями Генерального прокурора США 1992 г. разрешается проведение специальных операций в отношении лиц, так называемое «приглашение к совершению противозаконных действий», если есть основания их предрасположенности к криминальным действиям.

В деле Банниковой против России[21] (пп. 66-79) Европейский суд по правам человека предложил «двухступенчатую» проверку, состоящую из материально-правового элемента с объективным подходом, где следует оценить деятельность представителей правоохранительного органа (ограничились ли они рамками «преимущественно пассивного» поведения или вышли за них) и процессуального элемента.

Процессуальные гарантии на этапе судебного рассмотрения включают в себя[22]: полное и тщательное расследование вопроса о провокации и принятие решения по существу данного вопроса, основываясь на конкретных материалах дела; установление причин проведения оперативно-розыскного мероприятия, степень вовлеченности и характер побуждения или давления, которые оказывались на обвиняемого; обеспечение обвиняемому возможность давать объяснения и предоставлять доказательства по каждому из вышеперечисленных вопросов; рассмотрение вопроса о возможности рассекречивания оперативных материалов или их части для обеспечения защите доступа к ним. При этом суду, рассматривающему уголовное дело, все материалы в любом случае должны быть доступны, включая и те, которые прямо не указаны в обвинительном заключении, если они имеют значение для установления истины по делу; обеспечение допроса лиц, способных дать пояснения по вопросу о возможной провокации, в первую очередь информаторов и оперативных работников (если данные лица не могут быть допрошены, причины должны быть изложены в решении суда); любые сомнения относительно того, имела ли место провокация, трактовать в пользу обвиняемого.

Так, в деле «Еремцов и другие против России» (Yeremtsov and Others v. Russia, no. 20696 от 27 ноября 2014 г.) надзорная инстанция пересмотрела уголовное дело, в котором была проведена серия проверочных закупок и признала все, кроме первой незаконными (провокацией). В отношении первой закупки надзорная инстанция установила, что провокации не было. Однако Европейский суд по правам человека посчитал, что в надзорной инстанции не были обеспечены процессуальные гарантии защиты от провокации, а именно: в отношении первой проверочной закупки не были установлены причины ее проведения, степень вовлеченности правоохранительных органов в совершение преступления, а также характер и степень побуждения или давления, которые оказывались на обвиняемого, и констатировал нарушение ст. 6 Конвенции.

В целом, европейскими учеными и правоприменителями провокация признается недопустимой. Правозащитники рассматривают указанную деятельность как посягательство на

503

основополагающие принципы правового государства .

С другой стороны анализ практики показывает, что в числе острых проблем остается проблемы в доказывании преступной деятельности. В качестве эффективной меры, способствующей нейтрализовать ухищрения преступников, следует в качестве приоритета активно использовать для документирования преступной деятельности оперативно-розыскные мероприятия с применением всего арсенала современных технических средств фиксации преступных действий. Поэтому другая часть ученых и особенно специалистов-практиков выступают за допустимость некоторых провокационных действий. В качестве аргументов в подтверждении своей правовой позиции приводят примеры, в которых использование агентов - провокаторов являлось единственным способом изобличения лиц, которые длительное время осуществляли скрытую противоправную деятельность или предпринимали особые меры с целью избежать наказания[23] [24] [25].

Концептуально, с позиции объективной констатации фактов целесообразно изучение взвешенной и прагматичной правовой позиции судебных решений и практики в таких странах, как ФРГ и США по данному вопросу. Каждый случай провокации должен быть оценен отдельно, в контексте конкретной ситуации и на сновании толкования принципов права. Как правило, использование агентов-провокаторов, рассматривается как обстоятельство, смягчающее вину подсудимого, и то только в том случае, если факт провоцирования доказан в

505

суде и отражен в приговоре .

В научной литературе ФРГ подчеркивается, что действующий в рамках задания негласный сотрудник не обязан занимать исключительно пассивную позицию, поэтому с его стороны допускается конкретизация уже принятого подозреваемым лицом решения о совершении криминального деяния. Например, лицо демонстрирует готовность приобрести запрещенный товар или оплатить приобретаемое по разумной цене. Как правомерные рассматриваются действия, при которых негласный следователь договаривается о времени и месте передачи наркотиков при наличии достигнутой договоренности о сбыте.

Таким образом, в ряде европейских стран на основании обобщения судебных прецедентов указан ряд критериев, которые должны применятся при оценке правомерности действий сотрудников правоохранительных органов, в числе которых: основание и степень подозрения в отношении лица; вид, интенсивность и цель воздействия; наличие сформировавшегося умысла на совершение уголовно-наказуемого деяния, имевшие место ранее противозаконные деяния

506

подозреваемого лица .

Следует также отметить, что в рамках международного сотрудничества по уголовным делам ст. 20 Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности от 15.11.2000 г., освещая специальные методы расследования, прямо указывает на предпочтительность применения таких оперативно-розыскных мер как контролируемая поставка, электронное и другие виды наблюдения, агентурные операции. При этом «государства-участники поощряются к заключению, при необходимости соответствующих двусторонних и многосторонних соглашений или договоренностей для использования методов расследования в контексте сотрудничества на международном уровне. Особенно важное значение имеет выработка согласованных оптимальных решений относительно легализации оперативно-розыскных материалов, полученных в ходе межгосударственного взаимодействия в этой сфере»[26] [27].

Таким образом, доктринальная позиция Европейского суда по правам человека состоит в том, что защита против провокации признается абсолютной, вне зависимости от общественного интереса в противодействии организованной преступности. Нельзя признать виновным человека на основании доказательств, полученных полицией путем подстрекательства.

В режиме объективной констатации фактов разграничение между законными действиями оперативного сотрудника и подстрекательством к совершению преступления состоит в доказывании факта не принуждения заявителя к совершению преступления. При применении названного критерия Европейский суд по правам человека возлагает бремя доказывания на власти государства-ответчика. Обязанность доказать, что провокации не было, при условии, что доводы обвиняемого не являются абсолютно невероятными, возлагается на органы, осуществляющие расследование (Раманаускас против Литвы параграф. 70).

[1] См.: Krahl M. Verdeckter Ermittler und V-Mann bei der Beweiserhebung und Beweisverwertung in der Hauptverhandlung unter besonderer Berucksichtigung der §§ 52, 136, 136 a/163a, 252 StPO. Yannover, 2000. 43 S

[2] Принцип соразмерности выражается в запрете предпринимать действия, являющиеся несоразмерными по отношению к стоящим целям, злоупотребление правом.

[3] См.: Харевич Д.Л. Негласное расследование в Германии: монография / М-во внутрен. дел Респ. Беларусь, Акад. МВД Минск. 2010. С. 37

[4] См.: Meyer-GoBner L. Strafprozessordnung, Gerichtsverfassungsgesets, Nebengesetze und erganzende Bestimmungen. 49. new bearbeitete Auflage. Munchen. C.H. Beck, 2006. 2. S. 304

[5] Следует учесть определенную условность использования в переводе термина «следственные», поскольку указанные действия могут осуществляться также вне уголовно-процессуальной деятельности. Так, некоторые следственные мероприятия могут проводиться в превентивных целях. Те следственные мероприятия, которые могут проводиться как в превентивных, так и в репрессивных целях, носят название мероприятий, выполняющих двойную функцию.

[6] См.: Харевич Д.Л. Негласное расследование в Германии: монография / М-во внутрен. дел Респ. Беларусь, Акад. МВД. Минск, 2010. С. 205

[7] См.: Худобин против России (Khudobin v. Ruissia), 59696/00 от 26.10.2006 г. (пп. 128-137); Раманаускас против Литвы (Ramanauskas v. Lithuania), реш. 74420/01 от 26 апреля 2005 г., пп. 49-74; Тейксейра де Кастро

против Португалии (Teixeira de Castro v. Portugal), 25829/94 от 9 июля 1998 г., пп. 34-39; Милиньене против Литвы (Miliniene v. Lithuania), 34355/01 от 24 июня 2008 г., пп. 35-41.

[8] См.: Виткаускас Д., Диков Г. Защита права на справедливое судебное разбирательство в рамках Европейской конвенции о защите прав человека // Серия пособий Совета Европы. Воронеж, 2014. С. 106

[9] См.: Krey V. Kriminalitatsbekampfung um jeden Preis? Zur kontinuierlichen Ausweitung des Bereichs Verdeckter Ermittlungen // IRP-Rechtspolitisches Forum. 2003. № 9. S. 15

[10] См.: Гесснер Р., Херцог У. За фасадом права. Методы новой тайной полиции / Im Schatter des Rechts: Methoden einer neuen Geheim-Polizel; пер. с нем. Л.Ф. Маковкин, отв. ред. Т. Г. Моршакова, авт. предисл., Б.С. Крылов, рец. Ф. М. Решетников. М., 1990. С. 50

[11] См.: Хаклэндер У. Правовая основа деятельности германской криминальной полиции по борьбе с организованной преступностью // Теоретические, прикладные и исторические аспекты функционирования правового государства в России: межвуз. сб. науч. тр. Смоленск, 1998. С. 184-185

[12] См.: Глотов О.М. Тайные агенты уголовной полиции ФРГ и использование их сообщений в уголовном процессе: учеб. пособие. Омск, 1980. С. 34

[13] См.: Виткаускас Д., Диков Г. Защита права на справедливое судебное разбирательство в рамках Европейской конвенции о защите прав человека. Серия пособий Совета Европы. Воронеж, 2014. С. 108-109

См.: Фомин М.А. Защита в Европейском суде по правам человека. URL: http:narkotiki-

zachita.ru/extra/zashhita-v-evropejskom-sude-po-pravam-cheloveka.html (обращение 17.09.2015 г.)

См.: Фомин М.А. Защита в Европейском суде по правам человека. URL: http:narkotiki-

zachita.ru/extra/zashhita-v-evropejskom-sude-po-pravam-cheloveka.html (обращение 17.09.2015 г.)

[16] См.: Виткаускас Д., Диков Г. Защита права на справедливое судебное разбирательство в рамках Европейской конвенции о защите прав человека. Серия пособий Совета Европы. Воронеж, 2014. С. 110

[17] См.: Целуйко А.В. Генезис обеспечения безопасности на воздушном транспорте службой досмотра МВД России // Транспортное право. 2013. № 4. С. 25-27

[18] Бюллетень Верховного Суда РФ. 2013. № 9

[19] См.: Елисов П.П. Использование оперативной дезинформации и инсценировки при проведении оперативно-розыскных мероприятий по выявлению и документированию коррупционных преступлений: мнение аналитика // Научный портал МВД России. М.: ФГКУ «ВНИИ МВД России», 2015. № 2 (30). С. 55

[20] См.: Веселов и другие против России (Veselov and Others v. Ruissia), no. 23200/10 от 2.10.2012 г.; Носко и Нефедов против России (Nosko and Nefedov v. Ruissia), nos. 5753/19 and 11789/10. 30.10.2014

[21] См.: Банникова против России (Bannikova v. Ruissia). № 18757/06. 4.11.2010

[22] См.: Банникова против России (Bannikova v. Ruissia). № 18757/06. 4.11.2010; Лагутин и другие против России (Lagutin and Others v. Ruissia). № 6228/09. 24.04.2014

[23] См.: Sommer U. Das tatbestandlose Tatverhalten des Agent Provocateur // Juristische Rundschau. 1986. Heft 12., S. 485

[24] См.: Meyer-GoBner L. Strafprozessordnung, Gerichtsverfassungsgesets, Nebengesetze und erganzende Bestimmungen. 49. new bearbeitete Auflage. Munchen. C.H. Beck, 2006. 2. S. 706-707

[25] См.: Гесснер Р., Херцог У. За фасадом права. Методы новой тайной полиции / Im Schatter des Rechts: Methoden einer neuen Geheim-Polizel; пер. с нем. Л.Ф. Маковкин, отв. ред. Т. Г. Моршакова, авт. предисл., Б.С. Крылов, рец. Ф. М. Решетников. М., 1990. С. 92

[26] См.: Харевич Д.Л. Негласное расследование в Германии: монография / М-во внутрен. дел Респ. Беларусь, Акад. МВД. Минск, 2010. С. 208-209

[27] См.: С. И. Виноградов. Основные направления совершенствования международного сотрудничества государств-участников СНГ. Содержательный критерий провокации в борьбе с торговлей людьми. С. 29-31