При изучении механизма предупреждения, прежде всего, следует учитывать тяжесть наказания и его неотвратимость, которые находятся в теснейшей диалектической взаимосвязи.

Цицерон небезосновательно полагал, что безнаказанность является одним из сильнейших побудителей к совершению преступлений1. В то же время А.П. Козлов считает, что в реальных условиях обеспечить неотвратимость наказания невозможно, так как существование хотя бы одного безнаказанного деяния уже её исключает. В связи с этим, учёный даже предлагает другую характеристику, которой он даёт название интенсивность[1] [2]. А раз так, раз ни одно человеческое общество пока не в состоянии обеспечить эту важную составляющую превенции, может показаться верным, сделать упор на тяжести наказания.

Казалось бы, установив безжалостные санкции за преступления, мы сможем добиться того, что никто даже и помыслить не посмеет о том, чтобы перешагнуть черту, обозначенную уголовным законом.

Полагаем, был прав Н. Макиавелли, когда писал в «Государе», что «жестокость применена хорошо в тех случаях, когда её проявляют сразу и по соображениям безопасности, не упорствуют в ней и по возможности обращают на благо подданных»1. Подтверждением этому может служить победа над коррупцией в Сингапуре[3] [4]. Конечно, кроме строгого наказания, свою роль сыграли и организационные (прежде всего, кадровая политика и высокие зарплаты) и др. факторы, однако суровость и неотвратимость наказания также имеет существенное значение в приведённом примере. Таким образом, грамотно применённые жёсткие карательные меры в комплексе с иными требующимися в конкретном случае мерами приводят к успехам в предупреждении совершения новых преступлений.

Однако, верно отмечал Ч. Беккариа, что жестокие законы ожесточают сердца[5], а значит, нужны будут более суровые наказания, чтобы напугать преступника, что в свою очередь приведёт лишь к дальнейшему огрубению нравов. В итоге получаем порочный круг. Так, отечественный законодатель в эпоху устрашения принимал всё более суровые законы (Судебники 1497 г. и 1550, Соборное Уложение 1649 г., Артикул воинский 1715 г.), что не приводило к заметным успехам в предупреждении преступлений. Об этом же свидетельствуют эпоха Средневековья в Европе, а также и сталинские репрессии, которые только умножали противников государства и развращали, ожесточали народ[6].

Максимальная жёсткость наказания - это не выход, ещё и потому, что если лицо раз совершило преступление, то оно не будет бояться совершить его снова. «Дважды казнить всё равно нельзя»[7]. Но есть мера ещё более худшая в этом плане, чем смертная казнь. Общепредупредительный потенциал последней находится под сомнением, однако её абсолютную специально-предупредительную роль никак нельзя отрицать. В Уголовном кодексе есть вид наказания, который не может похвастаться столь сильными возможностями в плане специального предупреждения (что признаёт и сам законодатель в ч.5 ст. 79 УК РФ), но всё же являющийся самой суровой уголовно-правовой мерой из реально применяющихся сегодня в России. Речь идёт о пожизненном лишении свободы, которое, в связи со сказанным, заслуживает отдельного внимания. Лицо, приговорённое к нему, получает, как бы, «индульгенцию» от всех совершённых в дальнейшем преступлений, особенно, если в период отбывания этого наказания оно совершило тяжкое или особо тяжкое преступление, поскольку тогда оно лишается и права на условно-досрочное освобождение в соответствии с ч. 5 ст. 79 УК РФ. Строже «пожизненного» всё равно уже ничего не будет. Стоит заметить, что и сами условия условно-досрочного освобождения в данном случае сложно исполнимы и вряд ли кто-то на него действительно надеется, что лишь добавляет социальной опасности таким осуждённым. Единственное, что могло бы поменять ситуацию в пользу пожизненного лишения свободы, так это дифференциация условий его отбывания. Но и здесь законодатель не оставил шансов этому виду наказания, предусмотрев перевод лица из строгих условий отбывания наказания даже в обычные не ранее, чем через 10 лет отбытия наказания. Поэтому стоит согласиться с А. Алтанзулом1 и Е.Н. Зайцевой в том, что данный вид наказания не оправдывает себя[8] [9]. Таким образом, в плане специальной превенции это сомнительная мера.

Стоит сказать, что тяжесть наказания, хотя и имеет объективное основание, в целом категория относительная. Это хорошо иллюстрирует «аналогия с экономикой», которую приводит Н. Кристи. Так, чтобы установить реальную тяжесть того или иного вида наказания, он предлагает сравнить его с денежными средствами. Стоимость денег увеличивается, если есть дефляция. То же мы наблюдаем при сопоставлении, к примеру, одного дня лишения свободы в обществе, которое благополучно в социальном плане. В таком социуме провести даже относительно короткое время в местах лишения свободы означает тяжкую кару. И наоборот, происходит обесценивание наказания в государстве, где жизнь граждан далека от комфорта1. Однако, стоит сделать оговорку, о которой также пишет Н.Кристи. Каждый из нас имеет разные психологические и физиологические данные, отличаются и финансовые возможности, поэтому на каждого из нас по-разному будет воздействовать наказание. Кто-то мог бы даже предпочесть пытку штрафу или заключению[10] [11]. Поэтому мы не можем согласиться с позицией А.П. Козлова о том, что общее предупреждение заинтересовано в установлении одинаковой ответственности лицам, совершившим преступления, независимо от их социального или иного положения[12]. Нам ближе позиция И.М. Рагимова, который высказывает мнение о том, что для социально и нравственно опустившихся субъектов, отличающихся невежеством и грубостью, угроза наказания должна быть выше, нежели для образованных и следующих нравственным правилам[13]. Полагаем, здесь следует иметь ввиду не диплом об образовании, а реальную образованность и нравственность, присущие подсудимому, о наличии которых должен делать вывод сам судья. Безусловно, могут быть преступные деяния, совершение которых само по себе свидетельствует о том, что лицо окончательно нравственно опустилось, или деяния, при назначении наказания за которые не влияет самая высокая нравственность и образованность (к примеру, террористический акт).

Приведённая аналогия Н. Кристи, во-первых, в очередной раз подчёркивает, насколько важна для предупреждения преступлений, ограниченного принципом гуманизма, благоприятная социальноэкономическая обстановка, а во-вторых, позволяет в некоторой степени решить проблему «колебания санкции» в рамках его механизма. Для этого в уголовном законе нужно заложить основы зависимости тяжести наказания от положения дел в обществе. Это чрезвычайно сложная задача, но её решение позволит сделать механизм достижения цели уголовного наказания более гибким. Не надо будет ждать, как правило, запоздавшего решения законодателя. Всё будет работать моментально. В данной работе мы предложим сделать несколько шагов в этом направлении.

Прежде всего, следует убрать из ст. 46 УК РФ возможность назначения штрафа в виде конкретной суммы. Мы считаем, что штраф в рамках механизма достижения цели общего предупреждения должен зависеть, по общему правилу, от дохода виновного, а при его отсутствии - от размера прожиточного минимума. Денежному взысканию необходимо быть одинаково суровым для представителей всех слоёв населения, чтобы соблюдался конституционный принцип равенства перед законом, а также принцип справедливости (что делает это предложение приемлемым и для механизмов, построенных для восстановления криминологической справедливости), с одной стороны, а с другой, чтобы каждый понимал, что те материальные и иные выгоды, которые несёт с собой преступление, затмеваются последствиями применения к лицу этого вида наказания, поскольку штраф - это мера ответственности, а не легальный способ откупиться от уголовного преследования. Полагаем, что доход, как условная единица при назначении штрафа, должен рассчитываться, как средний за год, предшествующий приговору или применения к обвиняемому меры пресечения, чтобы учесть возможное умышленное уменьшение дохода с целью получения более мягкого наказания или уменьшение дохода, связанное с применение меры пресечения.

Если лицо на момент вынесения приговора не имеет дохода и имущества, стоимость которого сопоставима с размером штрафа, указанным в санкции, то наказание в виде денежного взыскания назначать нельзя, так как в таком случае нет оснований полагать, что приговор можно будет исполнить, а неисполненный приговор подрывает авторитет суда и назначенного наказания, что негативно отражается на предупредительном эффекте последнего.

Нельзя обойти стороной то, что ранее для расчёта размера штрафа в качестве условной единицы использовался минимальный размер оплаты труда (МРОТ). Указанный показатель проигрывает прожиточному минимуму как индикатор социально-экономической обстановки. Дело в том, что последний формируется снизу, т.е. он зависит непосредственно от цен на социально-важные продукты, а, как известно, такие цены находятся в обратно пропорциональной зависимости с уровнем социального развития. МРОТ же является более политическим, нежели экономическим[14] показателем и формируется, вернее, устанавливается, сверху, а

соответственно, он менее объективен, чем прожиточный минимум. И всё же это только половина проблемы. МРОТ для штрафов, как уголовных, так и административных, предусматривался иной, в отличие от используемого для расчёта стипендий, пособий и регулирования заработной платы, т.е. это был совершенно оторванный от социально-экономической обстановки

показатель, лишь усложняющий для судей процесс назначения наказания.

В случаях же, когда необходимо усилить карательное воздействие наказания, можно ставить штраф в зависимость от суммы взятки (такая норма уже есть в ч. 2 ст. 46 УК РФ), ценности похищенного, преступного дохода, причиненного вреда или суммы, которую необходимо потратить на лечение потерпевшего. Однако здесь нужна оговорка о том, что в этом случае сумма денежного взыскания не должна быть меньше той, которая рассчитывается исходя из доходов осуждённого, т.е. по общему основанию, иначе вместо усиления ответственности получим обратно противоположное.

Также мы предлагаем в примечаниях к статьям Особенной части УК РФ вместо конкретной суммы ущерба или дохода, который считается в данном случае крупным или особо крупным, указывать, какое количество прожиточных минимумов этот квалифицирующий признак составляет. Таким образом, мы будем воздействовать на назначение наказания, ставя социальную опасность деяния в зависимость от показателя, который показывает, улучшается или ухудшается социально-экономическая обстановка в стране. Как только Правительство изменит размер прожиточного минимума, автоматически изменятся и названные цифры, при этом никаких дополнительных нормативно-правовых актов принимать будет не нужно. Стоит заметить, что прожиточный минимум для каждого субъекта Российской Федерации устанавливается свой, что, несомненно, является положительным обстоятельством, поскольку регионы отличаются друг от друга как климатической, так и социально-экономической обстановкой. Следовательно, должна быть разной и сумма, которая составляет крупный или особо крупный размер, скажем, кражи, чтобы социальная опасность деяния соответствовала уровню жизни конкретного региона. Если лицо совершило ряд преступлений в нескольких субъектах Российской Федерации, то для каждого отдельного случая для расчетов должно использоваться значение прожиточного минимума, установленного для субъекта, в котором было совершенно преступление. В целом для расчётов, связанных с определением наличия или отсутствия квалифицированных признаков, рассматриваемых в этом абзаце, необходимо использовать прожиточный минимум, установленный на момент совершения преступления.

Размер иных наказаний можно также поставить в зависимость от прожиточного минимума. К примеру, приняв положение о том, что санкции, предусматривающие наказание в виде лишения свободы при размере прожиточного минимума в 1 тысячу рублей остаются неизменными, а при его колебаниях будут соразмерно увеличиваться или уменьшаться. И так можно поступить с любым видом наказания, которое связано с ограничением прав и свобод осуждённого на какое-то определённое время. Заметим, что после вынесения приговора на судьбу осуждённого будут влиять только те колебания прожиточного минимума, которые положительно могут отразиться на его судьбе. Для компенсации колебаний можно установить минимально и максимально возможный предел изменений размеров наказания. Не претендуя на бесспорность, мы лишь надеемся, что наши предложения станут отправной точкой для разработки системы наказаний, в рамках механизма достижения рассматриваемой цели, которая будет максимально учитывать положение дел в обществе.

В науке есть мнение о существовании «порогов» строгости и определённости наказания, при превышении которых эти параметры уже не имеют значения. На это обстоятельство, в частности, указывает А.П. Козлов1, а Титтл в ходе своих исследований приходил к выводу о том, что если раскрываемость преступлений падает ниже 30 процентов, то угроза быть подвергнутым аресту не будет иметь никакого эффекта[15] [16].

В Российской Федерации за январь-июнь 2017 года было совершено 1030193 преступления, из них было раскрыто 576384[17]. Поделив последнее значение на первое и умножив на 100 %, получаем 55, 95 %, что представляет собой показатель раскрываемости преступлений за указанный период на территории России. Если учитывать мнение Титтла, то это более чем приемлемое значение. Однако, если учесть латентную преступность, то окажется, что всё далеко не так радужно. С.М. Иншаков после проведения многолетних исследований пришёл к выводу, что фактическая преступность более чем в 7 раз превышает зарегистрированную1. Таким образом, поделив пусть, даже на 7, указанные выше проценты, получим количество реально раскрытых преступлений, т.е. фактическую вероятность быть пойманным правоохранительными органами. Эта вероятность равна 8 %. Что явно ниже порога, указанного Титтлом, и что во многом объясняет слабые успехи превенции.

На первый взгляд, отрицательным для предупреждения преступлений является существование таких институтов уголовного права как помилование и амнистия. Они дают надежду на избежание наказания в целом или в какой- то части. В то же время стоит отметить, что помилование имеет сложную многоуровневую систему, поэтому вряд ли кто-то из нарушителей всерьёз на неё рассчитывает. Да и применяется этот правовой институт крайне редко. Так, за 2013 год были помилованы только 5 человек[18] [19], за 2014 - 2, за 20 1 5 - 5[20]. Помилование предполагает оценку личности и содеянного ею для каждого случая отдельно, а сложная процедура, о которой уже была речь, смягчает существование этого института для цели предупреждения преступлений. В целом в том виде, в котором в Российской Федерации существует институт помилования, он не может навредить механизму предупреждения.

Другое дело - амнистия, которая применяется к неопределённому числу преступников, обладающих определёнными признаками, которые указывает Государственная Дума при её объявлении. Таким образом, не учитывается социальная опасность лица и фактически совершённого деяния. Были случаи, когда амнистия не применялась в отношении лиц, совершивших некоторые преступления средней тяжести. Однако она положительно влияла на судьбу лиц, совершивших некоторые тяжкие и особо тяжкие преступления. В этом

И.В. Нестеренко видит противоречие принципам уголовного права и дискредитацию целей уголовного и уголовно-исполнительного законодательства1. В свою очередь, Е.Р. Азарян считает, что акты амнистии противоречат целям уголовного наказания, идее права и конституционным принципам, а также ставят под сомнение приговоры судов[21] [22]. Более того, только по амнистии к 70-летию Победы, по данным на 12 октября 2015 года, было освобождено от наказания 224885 человек, что нельзя назвать скромным числом. Чуть менее масштабной была амнистия 2000 года в связи с 55-летием Победы в Великой Отечественной войне, когда по её результатам было освобождено более 206 тыс. человек. В целом с 1994 года в России было проведено 18 амнистий (почти одна амнистия в год), что не позволяет назвать их редким правовым явлением[23]. Зарубежные страны далеко не всегда используют данный институт и нередко в них он подвергается критике; так, например, Г ермания отказалась от него совсем из- за того, что вреда от амнистии больше, чем пользы[24]. Однако, нельзя обойти стороной тот факт, что по данным, которые приводит председатель комитета Госдумы по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству П.В. Крашенинников, рецидив у осуждённых, освобождённых по амнистии, равен всего лишь 3-5 %[25]. Получается, что институт, который весьма сомнителен для общепредупредительного воздействия, позволяет достигнуть крупного успеха в рамках специальной превенции на практике.

Теперь нам хотелось бы остановиться на реализации частной и общей превенции по отдельности. Начнём с общей, так как она первая простирает своё воздействие на человека.

С.А. Соколов называет три вида общепредупредительного воздействия, а именно: устрашение, моральный и нравственный запрет и стимулирование законопослушного поведения1. В свою очередь И. Анденес считает, что общепредупредительного эффекта уголовное право может добиться, во- первых, с помощью устрашения, во-вторых, благодаря своей способности усиливать моральные запреты и в-третьих, за счёт стимулирования нормальной законопослушной деятельности. Предпочтение он отдавал последней форме[26] [27]. Обе позиции довольно схожи. Однако тождество между моральным и правовым запретами - хоть и желательное явление, но оно важно не столько для какой-то цели уголовного наказания, сколько для права в целом. И вряд ли можно назвать само такое тождество или стремление к нему одним из способов воздействия механизма реализации рассматриваемой цели. Скорее, это характеристика, относящаяся к качеству законодательства в целом. Стимулирование же законопослушного поведения, по сути, одна из функций наказания, одинаково важная для любой цели уголовного наказания. Но вот использование страха для достижения общепредупредительного эффекта, на наш взгляд, заслуживает самого пристального внимания, и в первую очередь потому, что слабо освящено в литературе.

Г. Лебон высказывал мысль о том, что идея может достучаться до человека, только если она переведена на язык эмоций, а страх, как известно, одна из самых сильных эмоций[28], активно изучаемая психологами.

Уголовное наказание по своей сути представляет собой ограничение (или лишение) прав и свобод лица, совершившего преступление, что причиняет ему страдания или, по крайней мере, неудобства. Это обстоятельство сближает наказание с естественными активаторами страха1.

Страх изначально является биологической категорией, стремлением к самосохранению[29] [30]. Однако, читая определение М.Г. Ярославского, который пишет, что страх - это эмоция, которая возникает в ситуациях угрозы биологическому или социальному существованию индивида и направленная на источник действительной или воображаемой опасности[31], нельзя не заметить, что учёный отмечает наравне с его биологической и социальную составляющую.

Наказание, как обязательное последствие действий лица, не всегда предстаёт перед его глазами непосредственно перед совершением преступления, однако это вовсе не означает, что оно не может вызвать страха. А в связи с этим интересно определение страха, даваемое А.С. Ребером, который под ним понимает эмоциональное состояние, возникающее в присутствии или предвосхищении опасного или вредного стимула[32]. Из приведённого видно, что далеко не обязательно, чтобы источник угрозы находился в непосредственной близости, чтобы вызвать рассматриваемую негативную эмоцию, т.е. достаточно вероятности возникновения негативных последствий в будущем.

Как пишет В.С. Полякова, культурная ипостась страха состоит в трансляции необходимого в обществе поведения. Феномен страха - это часть массовой коммуникации, целью которой является изменение поведения и мышления. Таким образом, социальный смысл страха состоит в его упорядочивающей силе[33].

Не стоит думать, что методы устрашения - это древние и бесчеловечные меры. На самом деле, они развиваются, переходят «от насилия в сферу духа». В.С. Полякова утверждает, что сейчас «феномен страха стал намного сложнее физического запугивания, он вместо внешнего стал внутренним, процессы воздействия стали более тонкими, незаметными и не вызывающими отторжения»1. Тем более, далеко не все люди должны и, самое главное, будут подвержены устрашающему воздействию наказания. Поскольку, как это отмечает Э.Т. Каримов, многие граждане соблюдают закон не из-за страха, а ввиду моральных убеждений[34] [35]. И действительно, зачем бояться костра, когда не собираешься лезть в огонь?

Субъектами, которые производят и распространяют массовые страхи, являются политические деятели, писатели, преподаватели, журналисты, в общем, все те, кто формируют общественное мнение или могут влиять на него. Получатели (граждане, на которых непосредственно направлено устрашающее воздействие) или, как их называет В.С. Полякова, реципиенты получают его либо из первых рук, т.е. из своего личного опыта или из опыта близких, либо из вторых рук, т.е. из средств массовой информации, произведений искусства, объектов массовой культуры.

Для достижения общепредупредительного эффекта нужно правильно интерпретировать страх, желательно сделать так, чтобы в глазах народа уголовное наказание как бы стало защитником от греха перед Богом или обществом[36]. Первое также позволяет использовать дополнительных субъектов, распространяющих массовые страхи, а именно религиозные объединения и их членов. Таким образом, максимальное приближение норм уголовного права к нормам морали и религии (как пишет Я.А. Махарамов, по мусульманскому праву кара за преступление полагается как земная, так и потусторонняя, соответственно, религиозному человеку следует бояться не только людского, но и божественного осуждения)1 оказывает благоприятное воздействие на достижение цели общего предупреждения, о чём, в частности, пишет Т.А. Манина[37] [38].

Как указывает Д.Ф. Фишер, страх требует того, чтобы объект, представляющий опасность, чётко осознавался[39]. Это относится к качеству нормотворчества. Если закон размыт, если объективная сторона преступлений запутана, а людям не известно или не понятно, каким образом исполняются наказания, устрашающее воздействие не будет иметь места.

К.Н. Сыч полагает, что страх должен быть постоянным контрмотивом, чтобы удержать лицо от совершения противоправного деяния. Таким образом, человек должен быть постоянно охвачен страхом сделать (или не сделать) что-то не так[40]. На наш взгляд, такая позиция не может быть оправдана. Наказание не должно стать тормозом общественного развития. Тем более, у страха есть свойство со временем притупляться, т.е. если человек чего-то боится, то с течением времени он привыкает, и казавшееся вчера ужасным сегодня просто тревожит его, а завтра может стать и вовсе обыденным. Выходом из этой проблемы может стать использование эмоциональной установки. Так, Я. Рейковский под ней понимает склонность человека реагировать определёнными эмоциями на некоторые раздражители (объекты или ситуации)[41]. Если в момент, благоприятный по криминогенным условиям, у человека, склонного к совершению преступного деяния, будет возникать чувство страха, а в остальное время, когда он не думает о совершении преступления, он его ощущать не будет - это станет огромной победой для механизма общего предупреждения и психологии.

Страх обладает одной важной особенностью, которую можно использовать для достижения неотвратимости наказания. Бывает так, что он проявляется после того, как опасность миновала, в качестве отложенной реакции1. Мы полагаем, что под давлением этой негативной эмоции преступник может прийти в органы предварительного расследования с явкой с повинной. Это, конечно, в лучшем случае. Но даже если этого не случится, всё же он будет ощущать психологический дискомфорт, из-за которого он с высокой вероятностью, если, конечно, речь идёт не об опытном нарушителе правопорядка, может совершить ошибку, которая к нему приведёт следователей, ну или, по крайней мере, послужит ему хоть и не уголовным, но нравственным наказанием.

К сожалению, со страхом всё не так просто, и его использование имеет и ряд побочных действий. Когда он охватывает человека, тот теряет способность логично мыслить и адекватно действовать, пишут В.С. Полякова[42] [43] и Ю.В. Щербатых[44]. Он парализует мораль, инициативу - лучшие проявления человеческой природы[45]. Страх, в свою очередь, отмечает Б.М. Теплов, ослабляет физические и умственные силы человека[46]. Настолько сильны его негативные проявления. Поэтому мы хотим ограничить устрашающее воздействие наказания исключительно сферой умышленных общеуголовных преступлений, к которым относятся известные с древних времён абсолютно всем народам противоправные посягательства, такие как убийства, кражи, разбои[47]. Исключением должны стать неосторожные общеуголовные преступления, которые совершены в состоянии какого-либо опьянения. Это следует сделать ввиду огромного числа преступлений, совершаемых в таком состоянии (по данным МВД РФ за январь - июнь 2017 г., в состоянии алкогольного опьянения совершили преступление 36,7 % от общего числа выявленных лиц)1, с одной стороны, и вследствие того, что само употребление одурманивающих веществ находится в полной власти субъекта, с другой.

Конечно, люди преодолевают свои страхи. Есть два механизма преодоления страха. Первый состоит в отрицании. Человек старается представить, что опасности вовсе не существует. Второй состоит в подборе логических аргументов в пользу благоприятного, не вызывающего страха варианта развития событий, при этом человеком избираются псевдоразумные объяснения явления, которого он боится. В результате использования этих механизмов то, чего он боится, уже не кажется ему настолько опасным и страшным[48] [49], но теперь уже нельзя сказать, что он воспринимает мир полностью таким, какой он есть, а следовательно, и его решения могут оказаться не адекватными сложившейся обстановке.

Почему мы не хотим устрашать лиц, потенциально способных совершить не общеуголовные преступления?

Выше мы привели негативные факторы, связанные со страхом. Злоупотребление таким опасным оружием может затормозить развитие общества. Нам крайне не хотелось бы, чтобы из-за устрашающего воздействия предприниматели потеряли инициативность, а водитель, попавший в сложную ситуацию, потерял возможность логично мыслить и действовать, и вместо того, чтобы предотвращать аварию, был скован страхом неминуемого наказания. Это лишь два примера, которые отлично иллюстрируют нашу позицию. Для политических преступлений есть ещё один момент. Люди обычно хотят избавиться не только от страха, но и от его причины. Рано или поздно страх становится невыносим, а там, где подходят к концу страх и терпение, начинается революция[50].

Самый простой путь для реализации устрашения - это внимательный подход к пенализации преступлений. Необходимо применять те виды наказания, которые вызывают страх у человека, что не означает, что они должны быть мучительными. Это те наказания, которые на данном этапе развития общества производят устрашающий эффект на его членов.

В ходе проведения опросов мы получили следующие результаты:

Согласно опросу, проведённому среди преподавателей, максимальные значения с большим отрывом показали: лишение свободы на определённый срок (около 56%), пожизненное лишение свободы (около 53 %) и смертная казнь (около 53 %). Никакое наказание не вселяет страх - ответило около 19 % опрошенных. Около 8 % полагают, что все названные в УК РФ виды наказания способны устрашать.

Согласно опросу среди студентов, максимальные значения продемонстрировали: смертная казнь (около 69 %), пожизненное лишение свободы (около 67 %) и лишение свободы на определённый срок (около 49 %). Никакое наказание не вселяет страх - считают только около 4,4 % опрошенных и столько же, что все названные в УК РФ виды наказания устрашают.

Таким образом, лишение свободы как на определённый срок, так и пожизненное, а также смертная казнь в настоящее время обладают максимальным устрашающим потенциалом.

Максимальный устрашающий эффект может произвести соответствие личности преступника виду наказания. Мы имеем в виду соответствие наказания психологической характеристике криминологически выделенной группе преступников. Для этого необходимо объединиться специалистам в области криминологии и психологии и произвести комплексный психологокриминологический анализ личности мошенника, убийцы и т.д. с целью выявления наказаний, которые страшат ту или иную группу преступников.

Есть и гораздо более сложный способ устрашения, для реализации которого недостаточно средств, предоставляемых уголовным правом. Он позволяет эффективно устрашать любым видом наказания, при этом, не завышая его тяжесть. Для него требуется применение общесоциальных методов влияния на общество. Это так называемое нравственное принуждение, о котором писал И.И. Карпец, которое заключается в осуждении обществом лица, совершающего преступление[51]. Средства массовой информации и другие субъекты, формирующие общественное мнение, должны показывать, насколько страшно быть осуждённым, не только заключённым, но и тем, кто был подвергнут наказаниям, не связанным с лишением свободы.

При этом нельзя забывать о том, что все люди разные, а значит, и боятся разных вещей. Одному достаточно сказать о том, что это отнимет у него уважение, другому, что уничтожит его карьеру, третьему, что сделает его нищим или изгоем. Также требуется правильное воспитание граждан, которые в большинстве своём должны резко негативно относиться к лицу, нарушающему уголовные законы, и, главное, придавать серьёзное значение мнению окружающих и общества в целом. Если лицо боится получить негативную оценку окружающих, то оно будет также бояться совершить преступление.

На первый взгляд, такое возможно либо в высоко моральном обществе, либо в условиях жёсткого тоталитарного режима, где каждый фактически находится под надзором всех и каждого. Однако, предложенное нами можно реализовать и в современном обществе, экономическая основа которого зиждется на принципах рыночной экономики. Дело в том, что если человек обладает качествами, которые не востребованы на рынке труда, то фактически он не имеет качеств вовсе, и даже в своих собственных глазах становится никем, одиноким, хотя и окруженным людьми, а коммуникативное одиночество - один из страхов человека1. Факт отбытия наказания представляет собой качество, которое способно обесценить все остальные, поэтому не удивительно, что лицам, отбывшим наказание, сложно трудоустроиться[52] [53].

Сказанное выше лишь составная часть социального феномена, который называется стигматизацией. Этот способ выделения как бы отмечает человека знаком (стигмой), который определяет отношение других людей к его обладателю[54]. Стигма, оставляемая наказанием, несёт негативную оценку личности преступника. С одной стороны, стигматизация - явление негативное, одна из причин преступности[55]. С другой стороны, она неизбежна, и поэтому следует направлять её в правильное русло, избегая её чрезвычайного усиления[56]. Неизбежность стигматизации заключена, во- первых, в существовании института судимости, а во-вторых, в том, что государство устанавливает в отношении осуждённых прямые правоограничения, но на них действуют и косвенные (трудовые, бытовые, семейные). Это происходит из-за специфики нахождения в статусе осуждённого. Косвенные ограничения частично остаются и после того, как лицо понесло своё наказание, но со временем постепенно угасают. Хотя в некоторой степени могут сохраниться и на всю жизнь[57]. Стигматизация сокращает у лица, совершившего преступление, возможность к ведению нормальной жизни. Даже, если сам осуждённый не изменил оценку самого себя, то он почувствует, как в худшую сторону изменилось отношение к нему окружающих[58]. Таким образом, лицо, подвергшееся в современном обществе своеобразному «остракизму», испытывает не физическое, а психологическое изгнание. Именно это создаёт необходимые условия для перехода страха от «насилия в сферу духа».

Чтобы проиллюстрировать сказанное выше о страхе, приведём пример. И лучшей демонстрацией использования страха для достижения общего предупреждения в современном российском обществе может служить отношение к насильственным сексуальным преступлениям. Во-первых, за их совершение предусмотрена санкция, включающая наиболее вызывающие страх виды уголовного наказания (лишение свободы, пожизненное лишение свободы, а если учитывать п. «к») ч. 2 ст. 105 УК РФ убийство, сопряжённое с изнасилованием или насильственными действиями сексуального характера, то и смертная казнь). Во-вторых, эти преступления вызывают у общества отвращение, лица, их совершившие, фактически становятся изгоями, а значит, подвергаются коммуникативному одиночеству. В-третьих, массовая культура, а также доступные широким массам произведения искусства, такие, как фильмы и сериалы, содержат недвусмысленные намёки о том, что в местах лишения свободы насильникам, мягко говоря, не рады. Безусловно, мы не поддерживаем насилие, в том числе и сексуальное, в местах лишения свободы, как, полагаем, и большая часть членов общества, однако вряд ли можно сомневаться в действенности таких намёков, произносимых с телевизионных экранов любимыми героями кино.

Также стоит заметить, что устрашающее воздействие, как одна из составляющих общей превенции, сильно зависит от социальноэкономических условий общества. Так, Ю.В. Баранов указывает на то, что страх перед наказанием начинает терять свою силу ввиду увеличения числа техногенных катастроф, усложнения систем общества, процессов глобализации и многого другого, что делает нашу жизнь всё опаснее саму по себе. В частности, люди перестают бояться лишения свободы, чему способствует широкое распространение этого вида наказания, общая деградация общества, происходящая из распространения наркотиков и иных одурманивающих веществ, увеличение числа бедных, которые на воле живут также или даже хуже, чем преступники за решёткой и кроме того, служба в армии и в некоторых других структурах по жёсткости напоминает этот вид наказания1.

Как мы предлагаем воздействовать на лиц, потенциально способных совершить не общеуголовные преступления?

В качестве ответа на поставленный вопрос мы готовы предложить иной способ воздействия, связанный с рациональным отношением лица к негативным последствиям от наказания. Этот подход базируется на утилитарных воззрениях И. Бентама и Ч. Беккариа[59] [60] и состоит в признании наказания сдерживающим фактором, который вменяемый субъект учитывает при обдумывании возможности совершить преступление. Если вероятность быть пойманным и негативные последствия применения наказания к преступнику выше, чем возможность остаться безнаказанным и получаемая польза от совершения преступления, то лица, склонные к совершению противоправных деяний, будут с большей вероятностью отказываться от своих замыслов, а также будут более осмотрительны и внимательны, во избежание совершения неосторожных преступлений[61].

Для реализации рационального способа общепредупредительного воздействия, прежде всего, требуется чёткое и понятное построение норм уголовного закона. Ч. Беккариа писал, что «темнота законов» несомненное зло, отсюда, чем больше людей знает и понимает закон, тем меньше будет преступлений1. Созвучно этому мнение И.М. Рагимова, который указывает на то, что государство должно таким образом доносить угрозу наказания, чтобы потенциальный преступник осознавал: величину риска, суровость наказания и невыгодность для себя своих противоправных действий[62] [63].

В свою очередь О.Н. Городнова пишет о том, что сложность конструкции некоторых норм Особенной части УК РФ мешает неотвратимости наказания[64]. Таким образом, расплывчатые законы играют двойную негативную роль, с одной стороны, неверно донося угрозу, адресованную потенциальному правонарушителю, а с другой, позволяя ему уклониться от ответственности.

Повысить предупреждающий потенциал законодательства можно также с помощью эффективного использования норм с двойной превенцией. Положительную оценку этому институту уголовного права давали Э.А. Саркисова, А.В. Кириков, Е.А. Рапопорт[65]. К.В. Ображиев определяет их как «нормы, устанавливающие уголовную ответственность за общественно опасные деяния, которые обуславливают последующее совершение других преступлений» [66]. Поскольку, как указывает В.И. Колосова, они существуют в первую очередь для того, чтобы предотвратить совершение более тяжкого

преступления1. Э.Ю. Чуклина подразделяет рассматриваемые нормы на направленные на затруднение совершения преступления и на снижение заинтересованности в совершении преступления[67] [68], что отлично характеризует то, для чего они существуют. Конечно, лучше привлечь лицо к уголовной ответственности за ношение оружия, чем дожидаться, пока оно кого-нибудь убьёт, и, несомненно, лучше наказать человека за угрозу убийством, чем за само убийство. Присутствие рассматриваемых норм в уголовном законе позволяет также увеличить его системность. Всё это делает нормы с двойной превенцией положительным институтом, позволяющим увеличить силу превентивного воздействия.

Оговорив то, как механизм общего предупреждения воздействует на потенциальных преступников, перейдём к тому, как он влияет на законопослушных граждан. Как отмечает Э.Т. Каримов, многие люди соблюдают закон отнюдь не из-за страха, а ввиду моральных убеждений[69]. Поэтому огромное значение для функционирования механизма общего предупреждения имеет социальная обусловленность уголовно-правовых запретов, на что указывает, в частности, С.В. Полубинская[70]. Чем законодательство ближе к народным чаяньям, тем большее количество населения будет уверено в необходимости соблюдения законов.

Саркисова небезосновательно полагала, что гражданам, которые уверены в правильности установленных уголовно-правовых запретов, нет необходимости угрожать наказанием. Поскольку им даже не интересно, какова ответственность за такие деяния, и они не совершат их, просто руководствуясь внутренними убеждениями[71]. Однако, гражданин,

соблюдающий закон сегодня, может завтра изменить своим убеждениям, поэтому прав И.С. Ной в том, что законопослушных граждан необходимо воспитывать в правовом отношении, иначе они могут потерять уважение к закону. Следовательно, в целях общего предупреждения, государство должно оказывать воспитательно-профилактическое воздействие на граждан посредством публичного порицания социально-опасных деяний1.

Такое воздействие обращено ко всем, кого государство информирует о своей уголовно-правовой деятельности, как через юридическое обучение (которое отчасти проходят и не обучающиеся юриспруденции лица), так и с помощью распространения сведений о судебных решениях и исполнении наказания. Э.А. Саркисова высказывалась за то, чтобы каждый гражданин знал, какие деяния запрещены уголовным законом, что будет, если их совершить, т.е. какую санкцию установил законодатель, и какова практика реализации наказания[72] [73]. Иными словами, она выступала за правовое обучение абсолютно всех граждан. И мы согласны с такой позицией.

Наказание, как отмечает Г.Й. Шнайдер, за счёт функции контраста не только проводит в сознании людей чёткую грань между законным и не законным, но и позволяет укрепить солидарность законопослушных граждан[74], что, во-первых, делает твёрже их убеждения, а во-вторых, подталкивает их на активное сотрудничество с правоохранительными органами, что помогает наказанию сделать шаг в сторону неотвратимости. В этом плане очень важны открытые судебные заседания, так как они убеждают своей реальностью и конкретностью[75].

Итак, механизм общей превенции действует в четырёх направлениях: устрашение, рациональное удержание, воспитание и консолидация общества. Общее предупреждение реализуется по всем указанным направлениям в основном с помощью информационного воздействия. Поэтому ключевым моментом для достижения этой цели является общественное мнение о практике применения наказания и об уголовном законе, которое складывается, исходя из восприятия информации об исполнении наказания в целом и о применении наказания к фигурантам резонансных дел. Причём последнее имеет гораздо большее значение, так как является более ярким примером, известным каждому, и запоминается надолго.

В связи с этим, нельзя не остановиться на условно-досрочном освобождении Е.Н. Васильевой, которая была признана виновной в совершении мошенничества в особо крупном размере. Осуждённая реально провела в местах лишения свободы чуть больше месяца за ряд тяжких преступлений. Более того, она была освобождена в день вступления приговора в законную силу[76]! В целом, такие прецеденты в рамках механизма общего предупреждения сводят на нет сотни, а может, и тысячи безупречно исполненных приговоров по нерезонансным делам, так как они представляют собой одиозное надругательство над законом и хорошо освещаются в средствах массовой информации. Стоит заметить, что именно известность этой ситуации так серьёзно вредит механизму реализации цели. Если бы Е.Н. Васильеву судили и освободили тихо, то для общей превенции это не имело бы никакого значения, поскольку она не так «щепетильна», как восстановление социальной справедливости. Для общего предупреждения, прежде всего, важно то впечатление, которое производит практика применения наказания. Поэтому для него так болезненны подобные ситуации. При этом имеет значение не известность лица, а известность факта. Может показаться, что мы выступаем за умалчивание подобных ситуаций и особое отношение к «ВИП-персонам», однако это не так. Мы осуждаем подобное, но это не значит, что названное выше не сработало бы в рамках рассматриваемого механизма.

Теперь перейдём к специальному предупреждению, которое, как утверждает С.А. Соколов, достигается следующими мерами: изоляция осужденных, охрана, надзор, воспитательная работа, меры поощрения и взыскания, обеспечение личной безопасности осужденных, раздельное содержание различных категорий осужденных, осуществление технических средств надзора и контроля, подготовка осужденных к освобождению, контроль за лицами, освобожденными от отбывания наказания1. Несомненно, указанные учёным меры способствуют достижению цели частной превенции, но этому перечню не хватает абстрактности, которая в данном случае необходима для того, чтобы механизм реализации имел возможность к развитию, воспринимая полезные средства и отвергая не нужные и вредные. Поэтому нам ближе позиция ряда других специалистов уголовного права.

Так, А.П. Козлов считает, что частную превенцию можно достигнуть двумя способами. Первый из них - это изоляция лица, совершившего преступление, а второй - это его устрашение[77] [78]. В свою очередь, З.А. Астемиров говорит об обезвреживании, устрашении и воспитании[79]. По мнению же А.И. Марцева, частная превенция - это устрашение и воспитание[80]. Но мы больше согласны с точкой зрения И.И. Карпеца, которая состоит в том, что механизм достижения рассматриваемой цели уголовного наказания содержит в себе лишение осуждённого физической возможности совершить социально опасное деяние и психологическое воздействие на него[81]. Мы полагаем, что такое понимание проблемы является наиболее обобщённым, что открывает широкие возможности в выборе средств, а также полностью передаёт сущность частной превенции. Однако, вместо категории «лишение физической возможности совершить преступление» мы предлагаем использовать более широкое понятие «ограничение возможности совершить преступление». Это продиктовано тем, что ограничить именно физическую возможность совершить новое социально опасное деяние может только наказание, связанное с изоляцией от общества. К тому же, словосочетание «лишение возможности» говорит о том, что осуждённый ни при каких обстоятельствах не сможет совершить новое преступление, а этого способен достичь только один вид наказания - смертная казнь. Указанное верно, если имеется в виду лишение возможности совершить абсолютно любое преступление, так как, если речь идёт о лишении физической возможности для совершения конкретного преступления (например, изнасилования), могут быть не менее эффективны иные наказания (например, химическая кастрация).

Ограничения возможности совершить новое преступление осуждённым добиваются как с помощью создания условий, которые не позволяют этого сделать, так и благодаря проведению режимных и оперативных мероприятий, направленных на усложнение сокрытия преступлений[82].

Среди условий, препятствующих совершению преступлений, А.Ф. Мицкевич называет ограничение физической возможности передвижения, чёткую регламентацию жизни осуждённого, выведение его из отношений, которые были условием совершения преступления (лишение права занимать определённые должности), запрет иметь колюще-режущие предметы гигиены и обихода и т.д.

К мероприятиям, усложняющими сокрытие преступлений уже осуждённым лицом, относятся: запрет находиться вне места проживания в определённое время суток или пребывать в определённом районе города, обязанность осуждённого являться определённое число раз в месяц для регистрации в уголовно-исполнительную инспекцию, возможность проводить обыск в помещениях, где проживают осуждённые, и досматривать их вещи1.

Все виды уголовных наказаний, предусмотренных Уголовным кодексом РФ, в той или иной степени уменьшают возможность совершения лицом нового преступления. Штраф сокращает финансовые возможности лица, исправительные работы в дополнении к этому ограничивают лицо в выборе работы, лишение специального, воинского или почётного, классного чина и государственных наград отнимает авторитет, которым можно злоупотреблять, различные ограничения и дополнительный надзор накладывают лишение права занимать определённые должности или заниматься определённой деятельностью, обязательные работы, ограничение по военной службе, ограничение свободы, принудительные работы, содержание в дисциплинарной воинской части. И конечно, несомненным лидером в возможностях воспрепятствования новой преступной деятельности осуждённых является лишение свободы, как на определённый срок, так и пожизненно. Сюда же можно было бы отнести арест (до сих пор нет арестных домов) и смертную казнь (действует мораторий), но они, к сожалению, de facto не применяются в Российской Федерации.

Разнообразие наказаний, предлагаемое УК РФ, помогает дифференцировать карательное воздействие в каждом конкретном случае, что С.В. Полубинская считает очень важным для специального предупреждения. Она также выступает за включение в санкции статей уголовного закона альтернатив лишению свободы[83] [84]. Такой альтернативой могут стать принудительные работы. В Российской Федерации с 1 января 2017 г. (хотя в Уголовный Кодекс принудительные работы были введены в 2011 г.) начали свою работу четыре исправительных центра, и при существующих исправительных учреждениях были открыты семь участков,

функционирующих как исправительные центры. Всего было создано 896 мест для отбывания принудительных работ, из них 464 в исправительных центрах, а остальные 432 в названных выше участках1. Полагаем, для такой большой страны, как Россия, этого недостаточно, особенно если учесть, что этот вид наказания вводится именно как альтернатива лишению свободы (ч. 1 ст. 53.1 УК РФ). Однако, сейчас переполнения центров не ожидается, так как суды с осторожностью применяют данный вид уголовного наказания, считает начальник управления организации исполнения наказаний, не связанных с изоляцией осуждённых от общества, Е.В. Лукьянец[85] [86]. Поэтому, судя по всему, судьба ареста миновала принудительные работы. Определённый оптимизм также вселяет тот факт, что могут создаваться при исправительных учреждениях уже упомянутые изолированные участки, функционирующие как исправительные центры на основании ч. 3 ст. 60.1 УИК РФ и Приказа Минюста России от 08.04.2014 № 67 «Об утверждении Порядка создания при исправительных учреждениях уголовно -

исполнительной системы изолированных участков, функционирующих как исправительные центры». Такая возможность позволит расходовать меньше денежных средств на расширение применения принудительных работ, а во время затянувшегося кризиса это имеет серьёзное, а возможно, и определяющее значение.

Неплохую замену лишения свободы представляет собой ссылка[87]. Главной позитивной её чертой является разрыв негативных связей, при отсутствии которых лицо с достаточно высокой вероятностью не совершило бы преступления. Если убрать политический подтекст этого вида наказания и идущее с ним рука об руку требование перемещения лица вне досягаемости административного центра, то мы получим весьма либеральное и гуманное наказание, способное вполне реализовать цель специального предупреждения без отрыва лица от полезной социальной среды.

А.П. Козлов полагает, что для наиболее эффективного достижения специального предупреждения и исправления система наказаний должна содержать в себе такие виды наказаний, которые должны полностью соответствовать виду преступления и типу личности. При этом он называет только одно наказание, подходящее под такое описание, а именно лишение права занимать определённые должности или заниматься определённой деятельностью. В связи с этим, учёный высказывает мнение о необходимости создания новых видов наказания, которые соответствовали бы качественно отличающимся друг от друга группам преступлений[88].

Смертную казнь, на наш взгляд, тоже можно отнести к наказаниям, соответствующим критериям, указанным А.П. Козловым. Этот вид наказания, во-первых, применяется только к наиболее социально опасным лицам, во-вторых, только за наиболее тяжкие преступления. Говоря о смертной казни нельзя не сказать, что нынешнее положение дел с нею чрезвычайно вредно для механизма достижения цели общего предупреждения. Человек, привязывающий свою руку к корпусу и приводящий её в полную неподвижность, получит в итоге её атрофию, не более. Так и с видом наказания, который существует только на бумаге. Его перестают бояться и уважать. Лучше совсем исключить смертную казнь из системы наказаний, чем продолжать действие моратория на неё. Полумеры в данном случае не уместны.

Во многом сказанное касается и ареста. С одной лишь разницей, состоящей в том, что смертная казнь - это наказание, более резонансное. Введение или его отмена требуют, прежде всего, политической воли. В ситуации с мораторием государство демонстрирует свою нерешительность, что может быть воспринято обществом и особенно его криминальной частью, как слабость. Стоит ли говорить, насколько это негативно для превенции?

Теперь перейдём к психологическому воздействию наказания в рамках механизма специального предупреждения. Первая его ипостась - стимулирование законопослушного поведения. Больше всего вариантов для его реализации находится в руках у лишения свободы. Если заключённый демонстрирует свою примерность, в отношении него применяется масса различных поощрений, которые варьируются от благодарности до перевода в более приятные условия отбывания наказания или даже до применения к нему условно-досрочного освобождения. То есть, целью здесь является научить человека делать то, что от него требуют.

Вторая ипостась - это уже знакомое нам устрашение, которое достигается воздействием на осуждённого карательного содержания наказания как такового1.

Это воздействие объективно, а страдание, которое лицо испытывает в связи с ним - его субъективное восприятие наказания. Само собой, объективная и субъективная тяжесть наказания далеко не всегда совпадают, поэтому один осуждённый может переживать невыносимые муки, в то время как другой, к которому применяется идентичное наказание, испытывает лишь небольшие неудобства. Это происходит, в том числе потому, что само страдание, как считал Н.С. Таганцев, не ограничивается физическими ощущениями, но распространяется и на нравственную сферу[89] [90].

Из этого следует материально-психологическое действие наказания. Его материальная сторона состоит в том, что чем тяжелее деяние, тем суровее ограничения прав и свобод осуждённого. В то же время, чем опаснее преступление, тем большему моральному осуждению подвергается лицо в нормальном обществе1. Ф. Вильямс при изучении вопроса о степени влияния правовых и не правовых факторов социального контроля делает вывод о том, что отрицательная оценка поступков преступника людьми, чьё мнение имеет для него большое значение (друзей, родственников и т.д.), пугает его больше, чем наказание[91] [92]. Таким образом, можно увеличить тяжесть наказания, не прибегая к усилению карательного воздействия. Само наказание в количественной и качественной части будет оставаться на прежнем уровне, в то время как нравственное осуждение общества и дорогих осуждённому людей сделает наказание гораздо суровее.

Э.А. Саркисова полагала, что осуждённый, претерпевая все возможные лишения, которые несёт с собой наказание, не может не осознавать, что за повторное нарушение наказание будет серьёзнее[93]. И всё же нужно как можно чаще и понятнее напоминать лицу, в отношении которого применяется наказание, об институте рецидива и о том, как он понимается в УК РФ. Должностные лица, исполняющие наказание, должны ответственно подходить к этому.

Нельзя не сказать, что рецидив в УК РФ представлен в довольно «щадящем» виде. Механизм достижения частной превенции может реализовываться и более жёсткой его разновидностью. На английском языке её называют «three-strikes-and-you’re-out». Данный институт состоит в том, что каждое последующее преступление наказывается всё более сурово, а за третье серьёзное нарушение уголовного права должно следовать пожизненное лишение свободы[94]. На наш взгляд, такой подход к рецидиву является более соответствующим механизму достижения цели специального предупреждения. Лицо, доказавшее своими действиями то, что в отношении него не действует ни стимулирующее, ни устрашающее воздействие механизма специального предупреждения, оставляет для этого механизма только один способ достигнуть поставленную цель, а именно лишить рецидивиста физической возможности совершать преступления в дальнейшем. Что оправдано ещё и тем, что чем больше у человека судимостей, тем меньше воздействует на него предупредительная сила наказания1.

Полубинская указывает на то, что существует конкуренция между специальным и общим предупреждением. Бывает так, что лицо может быть устрашено более мягким наказанием, но суд назначает наказание более суровое ради достижения общей превенции[95] [96]. Однако, не смотря на это обстоятельство, мы полагаем, что нет более тесно связанных между собой целей уголовного наказания, пусть даже одна реализуется посредством механизма правового регулирования, а другая с помощью механизма правового воздействия. Действительно, когда общее предупреждение пытается удержать лицо от совершения преступления, оно обращается к практике реального применения наказания, где преобладает частная превенция. А теперь представим, что лицо освободилось из мест лишения свободы. Пока оно содержалось в изоляции от общества, механизм специального предупреждения монопольно воздействовал на него. Но когда уже бывший заключённый оказался на воле, вновь начинает действовать общее предупреждение. Однако, человек ещё не забыл тягот, связанных с наказанием, в отношении него ещё не прекратили свои действия привычка, выработанная стимулирующим воздействием. Можно ли в такой ситуации провести грань между действием одной и другой превенции? Точно сказать, что вот это он сделал (или не сделал) именно благодаря специальному, а не общему предупреждению? Сомневаемся. Поэтому, по сути, они

представляют одну (составную) цель наказания, имя которой предупреждение совершения новых преступлений, а теоретическое разделение нам необходимо для проведения исследований, позволяющих лучше понять способы её достижения.

Итак, изучение механизма реализации предупреждения совершения новых преступлений позволяет сделать ряд выводов:

Для повышения эффективности механизма предупреждения совершения новых преступлений требуется, чтобы тяжесть наказания соотносилась с социально-экономической обстановкой в обществе и материальной обеспеченностью совершившего преступление лица. В связи с этим:

- размер штрафа должен зависеть от дохода виновного, а при отсутствии такового - от размера прожиточного минимума, но при условии, что лицо обладает имуществом, на которое может быть направлено взыскание и стоимость которого достаточна, чтобы полностью уплатить штраф;

- при необходимости усилить строгость наказания в виде штрафа следует предписать рассчитывать размер денежного взыскания исходя из суммы взятки, ценности похищенного, преступного дохода, причиненного вреда или суммы, которую необходимо потратить на лечение потерпевшего, при этом сумма такого взыскания не должна быть меньше размера штрафа, определяемого в общем порядке;

- в примечаниях к статьям Особенной части УК РФ вместо конкретного размера ущерба, дохода, взятки и т.д., которая считается крупной или особо крупной, необходимо указывать, какое количество прожиточных минимумов этот квалифицирующий признак составляет.

Была обоснована возможность использования страха для достижения цели общего предупреждения, а также необходимость ограничения сферы влияния этой эмоции в рамках механизма достижения общей превенции. В целом механизм общей превенции действует в четырёх направлениях: устрашение, рациональное удержание, воспитание и консолидация общества.

Механизм специального предупреждения функционирует, ограничивая возможности лица для совершения преступлений (в крайнем своём проявлении лишает физической возможности к этому) и оказывая психологическое воздействие.