Одним из проявлений фундаментальных преобразований современной российской правовой действительности выступает внедрение в научный и эмпирический оборот новых форм осуществления юридически значимой деятельности. К числу таковых относится неюрисдикционный процесс. Эта проблема на рубеже 70- 80-х годов прошлого века привлекала внимание отечественных ученых-юристов[1]. Однако с середины 80-х годов интерес к теме пропал.

Новый импульс тема неюрисдикционного процесса получила в начале нового тысячелетия[2]. Причинами роста внимания к указанной проблеме стали новые условия ведения финансово-хозяйственной деятельности, требовавшие преодоления бюрократического давления, быстроты принятия решений, свободы волеизъявления экономических субъектов.

В качестве инструмента, удовлетворяющего запросы бизнеса, выступает неюрисдикционный процесс. Он обеспечивает следующие преимущества: отсутствие формализма и жестких требований к соблюдению всех процедурных правил; выигрыш во времени; конфиденциальность урегулирования конфликта; широту выбора вариантов поведения; возможность контролировать действия контрагентов, принимать взаимовыгодные решения участниками процесса и т.д.

Практика применения неюрисдикционного процесса послужила причиной роста внимания к этой теме. Следствием развития указанной тенденции стало увеличение количества научных публикаций[3]. В этой связи принципиальное теоретико-эмпирическое значение для обозначения места рассматриваемого феномена в правовой системе страны, определения его юридической природы и роли в механизме обеспечения прав и законных интересов субъектов права приобретает исследование вопроса факторов детерминации. По своей сущности они не однородны. В ходе их описания следует различать предпосылки и причины, которые в совокупности и составляют факторы детерминации неюрисдикционного процесса.

В отечественной юридической науке и практике вопрос о предпосылках и причинах внедрения неюрисдикционного процесса не имеет комплексного решения. Очень часто исследователи смешивают их, не проводя между ними четких различий. По нашему мнению, этому аспекту в характеристике неюрисдикционного процесса следует уделить большее внимание. Прежде всего, необходимо провести сравнительный анализ категорий «предпосылка» и «причина». Целью применения указанного метода является определение критериев их самостоятельного понятийного статуса и функционального потенциала для уточнения формально - юридических оснований внедрения неюрисдикционного процесса в правовую систему России.

Изучение справочной литературы позволяет определить предпосылку как условие, отправную точку или исходный пункт чего-либо. Условие предполагает наличие обстановки, в рамках которой возможно осуществление чего-либо другого, то есть условие - это то, от чего зависит нечто обусловленное, что делает возможным наличие состояния, процесса[4]. Применительно к настоящему исследованию предпосылка означает наличие реальных возможностей эффективно и результативно применять неюрисдикционный процесс на практике.

Причина представляет собой обстоятельство, действие или явление, которое обусловливает возникновение другого явления, действия или обстоятельства. Иными словами, это то, в отсутствие чего тот или иной факт произойти не может, но при наличии такового он происходит с необходимостью[5]. Соответственно именно причины выступают прямым и

непосредственным источником развития, использования

неюрисдикционного процесса в качестве инструмента, формы действия и поведения субъектов права. В данном случае можно вести речь о целом комплексе причин, превращающих в единстве с предпосылками возможность в действительность, которая состоит в реальном использовании рассматриваемого процесса.

В оценке предпосылок и причин детерминации неюрисдикционного процесса принципиальное значение приобретает исследование собственно теоретико-эмпирической конструкции «юридическая практика». Именно практика является показателем фактической реализации неюрисдикционного процесса в отечественной правовой системе. Она определяет пределы его прямого применения в системе правового инструментария по разрешению конкретных юридических казусов. Практика - это не только критерий обоснованности внедрения неюрисдикционного процесса, но и основание его нормативного закрепления в действующем законодательстве. Поэтому ее роль в ходе определения юридической природы исследуемого феномена первостепенна.

С точки зрения диалектического материализма, категория «практика» понимается как предметно-опытная деятельность, направленная на создание материальных и духовных благ. Она представляет собой систему, составными элементами которой выступают цели субъекта, средства, результат деятельности и сам процесс ее осуществления. Только при одновременном наличии всех этих элементов можно вести речь о практической деятельности.

Юридическая практика обеспечивает материализацию неюрисдикционного процесса. Более того, она фиксирует пределы возможного использования рассматриваемого феномена в механизме обеспечения прав и законных интересов субъектов права. Именно эта конструкция задает параметры структуры его содержания, возможность верификации и способы осуществления. С учетом изложенного следует сформулировать определение юридической практики.

В правоведении отсутствует единообразие позиций по этому вопросу[6]. На наш взгляд, адекватную модель юридической практики предложил В.Н. Карташов. Он рассматривает ее в единстве знания, деятельности и опыта[7]. Совокупность этих трех составляющих позволяет преодолеть казус отсутствия прямого правового регулирования неюрисдикционного процесса в действующем законодательстве. Знание и опыт способствуют правильному выбору рассматриваемого процесса как инструмента обеспечения прав и законных интересов. Более того, общеизвестно, что любая предметно-практическая деятельность всегда имеет осознанный характер, поэтому большое значение приобретает цель как важная составляющая юридической практики[8].

Преимущество позиции В.Н. Карташова состоит в том, что он определяет юридическую практику как формализованную конструкцию, объединяющую в себе знания, опыт, технику и осознанную деятельность.

Ввиду того, что неюрисдикционный процесс характеризуется косвенным правовым регулированием, перечисленные качества юридической практики обеспечивают выявление и описание детерминирующих факторов рассматриваемого феномена. Поэтому её роль существенно возрастает в определении юридической природы исследуемого процесса.

В качестве предпосылок, определяющих процесс внедрения неюрисдикционного процесса в отечественную юридическую практику, выступают глобализация и регионализация социально-экономических связей. Эти компоненты кардинальным образом меняют природу мирового порядка и соответствующие ему мировоззренческие установки. Они связаны с дерегуляцией общественных отношений, изменением и разнообразием правового инструментария, возрастанием роли института внешней юрисдикции и расширением сферы его действия, увеличением качественного и количественного составов применяемых неюрисдикционных процедур. Все перечисленные обстоятельства следует определить как систему условий либерализации правовых институтов и отношений[9].

Следовательно, можно констатировать, что интерес к проблеме неюрисдикционного процесса возродился благодаря глобализационным и регионализационным процессам, проявившим себя в конце ХХ - начале XXI в. в сфере финансово-экономических отношений. Данная тенденция обусловлена формированием цельной экономической зоны через создание Всемирной торговой организации. Ведущая роль здесь принадлежит англосаксонскому праву. Таким образом, становление и развитие исследуемого процесса - это закономерный результат изменений в праве постиндустриального общества. Происходит постепенное исчезновение догматических, формально-юридических конструкций, что ведет к утрате таких качеств правового регулирования, как определенность, общеобязательность и т.п.

В качестве другой предпосылки внедрения неюрисдикционного процесса можно рассматривать историко-правовой опыт отечественной научной мысли и практики, хотя в науке существуют мнения о том, что неюрисдикционная составляющая механизма обеспечения прав и законных интересов не является традиционной для Российской Федерации в силу социально-психологических особенностей современного российского общества, которые связаны со свойствами национального характера и правовым отчуждением личности[10].

Однако мы считаем, что таким образом еще дают о себе знать советские установки правового сознания. Дореволюционное законодательство содержало положения о возможности использования нетрадиционных процессуальных форм и процедур неюрисдикционной природы. Отдельные спорные вопросы, например, разрешались на основе права справедливости, началах доверия, деловых обыкновений, соглашений. В этой связи обеспечение прав и законных интересов за пределами юрисдикции не является новым для отечественного правоведения[11].

Одной из предпосылок внедрения неюрисдикционного процесса в правовую систему страны выступает нормативно установленное право выбора форм защиты прав, свобод и законных интересов. Действующее российское законодательство гарантирует и обеспечивает возможность свободы волеизъявления относительно использования права на самозащиту. В частности, п. 2 ст. 45 Конституции РФ предусматривает свободу выбора способов защиты прав и свобод[12]. Аналогичные нормы также содержатся в текущем законодательстве, конкретизирующем приведенное конституционное положение. Тем самым законодатель допускает применение нетрадиционных форм обеспечения прав и законных интересов соответствующих субъектов.

Необходимо обратить внимание и на правоприменительную практику судебной власти, которая в концентрированном виде выражается в позициях судей Конституционного и Верховного судов Российской Федерации относительно осуществления принципа прямого действия Основного Закона страны. Акты, принимаемые судебными органами, содержат прямые указания на следование букве и духу закона. Отражением этой практики является активное использование дуальной конструкции в правоприменении - «в силу статьи...» и «по смыслу статьи...». Таким образом, допускаются варианты расширительного толкования права на самозащиту и иных нетрадиционных форм обеспечения прав и свобод человека и гражданина[13].

Также в комментариях к Конституции РФ зачастую идет отсылка к гражданскому законодательству, которое раскрывает способы защиты гражданских прав[14]. Указанный перечень является открытым. Такое положение обосновывается тем, что все действия по самозащите прав и законных интересов предусмотреть невозможно. Единственное, на что законодатель и правоприменитель обращают внимание - это на возможность заинтересованного лица осуществлять защиту и обеспечение прав и законных интересов всеми доступными и не запрещенными законом способами.

Приведенные положения нормативных правовых и правоприменительных актов отражают общемировую тенденцию на расширение институтов самозащиты и усмотрения. Поэтому легализация неюрисдикционного процесса в сфере обеспечения законных интересов и прав приобретает не только формально-юридический, но и объективный характер. Это находит свое подтверждение в п. 3 ст. 17 Конституции РФ, которая вменяет субъектам права обязанность не нарушать права и свободы других лиц. Данное конституционное положение фиксирует допустимые пределы возможного применения неюрисдикционного процесса и его признания как правомерного явления современной действительности.

Важной предпосылкой внедрения неюрисдикционного процесса в правовую систему Российской Федерации выступают ратифицированные международные договоры и конвенции. Согласно положениям Основного Закона страны общепризнанные принципы и нормы международного права

международные договоры являются составной частью отечественного законодательства[15]. Указанное норматвное положение позволяет

рассматривать их в качестве важнейшего элемента российского законодательства. В соответствии с положениями указанных документов Россия берет на себя обязательства использовать достижения международной практики. В этой связи особого внимания заслуживает работа Комиссии Организации Объединенных Наций по праву международной торговли (ЮНСИТРАЛ), выраженная в принятии типовых законов «О международном торговом арбитраже»[16] и «О международной коммерческой согласительной процедуре»[17]. Приведенные документы определяют направления и содержание развития отечественной юридической практики. На их основе Россия признала и сформировала собственное законодательство в сфере международного коммерческого арбитража. Кроме того, существует ряд других, не менее важных международных соглашений в данной сфере, участницей которых является Российская Федерация[18].

В качестве предпосылки внедрения рассматриваемого феномена можно считать наличие государственной и общественной поддержки в продвижении консенсуальных форм разрешения конфликтов. На высшем уровне в последнее время принимается большое количество программ и концепций, которые в качестве приоритетных направлений развития и совершенствования действующего законодательства и

правоприменительной практики называют активное внедрение и реальное использование консенсуальных форм урегулирования конфликтов[19].

Большое значение для внедрения рассматриваемого феномена в юридическую практику имеет деятельность специальных общественных организаций по применению неюрисдикционных форм урегулирования конфликтов, в числе которых можно выделить следующие: Центр развития переговорного процесса и мирных стратегий в разрешении конфликтов, функционирующий на базе философского факультета Санкт-

Петербургского государственного университета; Коллегия посредников по проведению примирительных процедур при Торгово-промышленной палате Российской Федерации; Центр правовых технологий и примирительных процедур (медиации) Уральского государственного юридического университета; Центр медиации и альтернативного разрешения споров в правовой практике при Московском государственном юридическом университете имени О.Е. Кутафина и т.д[20].

В Российской Федерации в целях внедрения и распространения примирительных форм урегулирования конфликтов проводились

следующие мероприятия: интеграция медиации в гражданское судопроизводство в Свердловской области (2011-2013 гг.)[21]; проект «Медиация в гражданском судопроизводстве: внедрение и развитие в Липецкой области» (2013-2014 гг.)[22]; открытие комнат медиации в целях информирования граждан о возможности пользоваться ею как на платно, так и на бесплатно.

Современные тенденции развития правовой системы Российской Федерации характеризуются активным внедрением и совершенствованием практики применения неюрисдикционных форм урегулирования конфликтов в рамках интернет-ресурсов, что также можно рассматривать в качестве предпосылки. Наглядным примером является опыт третейского суда при ОАО «Газпром», который с 2010 г. начал рассматривать споры в режиме видеоконференц-связи и электронного обмена документами. За это время было проведено более 150 дистанционных заседаний, рассмотрено около 120 дел[23].

Другим инструментом внедрения нетрадиционных форм разрешения юридических казусов стал функционирующий с осени 2015 г. «Онлайн - арбитраж», который представляет собой защищенную информационную систему электронной подачи, передачи, обработки и хранения документов в целях урегулирования конфликтов. В основе его работы лежат: Регламент арбитража онлайн Российской Арбитражной Ассоциации, вступивший в силу с 1 октября 2015 г. (с изм. и доп. от 14 марта 2017 г.)[24]; Внутренний Регламент Ассоциации участников по содействию в развитии третейского разбирательства, действующий на момент возбуждения арбитражного онлайн-разбирательства; Правила арбитража корпоративных споров; Регламент по разрешению венчурных споров, рекомендованный решением Административного Совета Российской Ассоциации Венчурного Инвестирования (РАВИ); Положение о порядке администрирования арбитражных разбирательств по арбитражному регламенту ЮНСИТРАЛ[25], а также иные положения российского арбитражного законодательства[26]. Стоит особо отметить, что арбитры не обладают статусом государственного служащего, а процесс урегулирования проходит с использованием глобальной компьютерной сети «Интернет» и на основе положений вышеуказанных нормативных документов. Иными словами все процессуальные действия осуществляются через глобальную сеть «Интернет».

Важной предпосылкой возможности использования

неюрисдикционного процесса в отечественной юридической практике выступает мировой опыт его применения. С конца ХХ в. в рамках консенсуальных форм разрешается от 30 до 60 % всех конфликтов, из которых более 50 % составляют коммерческие споры между крупными финансовыми компаниями[27]. Родоначальником в этой сфере является Америка[28], которая в 1990 г. принимает Акт о реформе гражданского судопроизводства, предусматривающий создание рекомендательных комитетов в каждом федеральном судебном округе[29]. В 1998 г. принимается Закон об альтернативном разрешении споров, согласно которому на окружные суды возлагается обязанность предлагать сторонам конфликта разрешить свой спор одним из способов, альтернативных правосудию[30]. В 2001 г. разрабатывается Единообразный закон о посредничестве, разграничивающий деятельность арбитра и посредника, которая до принятия этого Закона на практике часто отождествлялась.

В Японии действует «Закон о примирении по гражданским делам», предоставляющий возможность заинтересованным сторонам посредством прямых и добровольных переговоров преодолевать противоречия[31]. Следует отметить особый подход граждан этой страны к конфликтам. Обращение в суд за публичным разрешением спора считается позорным делом. Японцы полагают, что урегулирование разногласий путем мирных переговоров позволит учесть все малозначимые, с точки зрения законодательства, нюансы, например, состояние экономического положения каждого субъекта конфликта, характер их деловых связей. Такой подход позволяет им на основе согласования интересов выработать компромиссное решение.

В Норвегии в каждом муниципалитете создаются согласительные комитеты, в которые стороны конфликта направляются до обращения в судебный орган по большинству гражданских деликтов, хотя есть и исключения по ряду категорий дел (например, споры об имуществе супругов и об установлении патентов в таких комитетах не рассматриваются).

Во Франции возможность пользования примирительными формами предусмотрена Гражданским процессуальным кодексом. Кроме того, французское законодательство выделяет процедуры с участием и без участия примирителя. Также судьи обязаны содействовать примирению сторон путем назначения третьего лица (физического либо юридического), которое заслушивает претензии сторон друг к другу и рекомендует наиболее приемлемый выход для обеих сторон из сложившейся конфликтной ситуации[32].

В Канаде в 80-е г. ХХ в. был создан Канадский институт арбитража и посредничества. В 1999 г. Арбитражным судом при Торговой палате Стокгольма формируется Институт посредничества. В Г ермании в настоящее время происходит закрепление и продвижение общего права как одного из источников развития неюрисдикционного процесса[33].

Большое распространение нетрадиционные формы защиты интересов получили после проведения в 1999 г. в г. Вене международной конференции, где неюрисдикционные методы рекомендовались для разрешения споров и урегулирования конфликтов между сторонами с целью поддержания международного мира и безопасности. Результатом развития идей этого мероприятия стало принятие в 2004 г. в г. Брюсселе Европейского кодекса поведения медиаторов, заложившего принципы деятельности и начала легализации данных методов во внутреннем

законодательстве иных стран[34]. Голландия с 2005 г. стала внедрять в практику институт негосударственного посредничества при разрешении налоговых споров.

Анализ международного опыта использования неюрисдикционных форм урегулирования конфликтов указывает на возможность их внедрения в правовую систему России. Здесь уместно взять лучший опыт зарубежных государств и с учетом культурно-исторических особенностей нашей страны эффективно применять его в отечественной практике обеспечения прав, законных интересов и разрешения конфликтов.

Рассмотрев основные предпосылки внедрения неюрисдикционного процесса в российскую правовую систему, предоставляющие возможность его активного применения, можно выделить причины, которые обосновывают необходимость использования рассматриваемого процесса:

Наличие недостатков при урегулировании конфликтов в рамках юрисдикционных процессов:

бюрократизм юрисдикционных органов, волокита при рассмотрении юридических казусов. Согласно основным статистическим показателям работы судов общей юрисдикции количество гражданских дел, поступивших на рассмотрение в 2013 г., составило 12 903 316, в 2014 г. - 13 833 609, в 2015 г. - 15 920 893, в 2016 г. - 16 904 275[35]. В то же время на плановый период 2015 и 2016 гг. штатная численность судей составила 37 тыс. человек. Получается, что в среднем на одного судью средняя месячная нагрузка составляет около 80 дел и материалов. В такой ситуации очевидна все более нарастающая загруженность судей. Приведенные данные повышают вероятность допущения судебных ошибок, ведут к увеличению сроков рассмотрения и разрешения юридических казусов[36].

Судебная система России характеризуется высоким уровнем неисполнения судебных решений и большим количеством фактов по отложенным судебным делам. Поэтому у граждан вызывает недоверие система исполнительного производства. Дело в том, что только до 33 % всех вынесенных решений исполняется. Следствием развития этой ситуации в правоприменении является снижение степени доступности судебной защиты и восстановления нарушенных прав субъектов правоотношений.

Вызывают сомнения и критерии справедливости по актам правоприменения. Поэтому случаи коррупции в государственном аппарате воспринимаются как обыденное и закономерное явление современного российского общества. Именно эти факты и заставляют человека искать альтернативные варианты обеспечения и защиты своих прав и законных интересов. Усугубляет ситуацию и бюрократизация судебной деятельности. В частности, в последние годы было принято правило о необязательном включении мотивировочной части в содержание судебного решения. В случае если сторона желает с ней ознакомиться, ей нужно дополнительно направить об этом заявление в суд[37].

В то же время для хозяйствующих субъектов, связанных с крупным капиталовложением, потеря времени играет важную роль. Поэтому в их интересах искать возможности по сокращению издержек забюрократизированных процедур государственной системы. Такое положение обусловливает выход данных субъектов на уровень самоорганизации и саморегулирования, что непосредственно ведет к формированию устойчивого мнения о необходимости обращения к использованию неюрисдикционного процесса;

сложность и излишний формализм юрисдикционных процессов по имущественным делам заставляют субъектов преодолевать такие трудности через упрощенные универсальные процедуры. Людям, не обладающим базовыми юридическими знаниями, очень сложно сориентироваться в тонкостях процессуального порядка разбирательства.

Существует также проблема наличия большого количества коллизий и противоречий, которые не позволяют создать систему эффективного правового регулирования процесса осуществления финансовохозяйственной деятельности. Поэтому большинство экономических субъектов стремятся обеспечивать свои права и законные интересы и снижать степень риска неюрисдикционным путем, например, договор на доверии и т.д. В постиндустриальном обществе именно быстрота, высокая степень сохранения финансовой тайны и прозрачности операций, малая ресурсная затратность позволяют рассматривать изучаемый процесс в качестве одного из эффективных инструментов механизма обеспечения интересов;

коррумпированность чиновничьего аппарата. Неюрисдикционные формы урегулирования конфликтов и обеспечения прав и законных интересов воспринимаются всем международным сообществом как важнейшие антикоррупционные средства. Данный факт подтверждает

Стратегия развития финансового рынка на период до 2020 года, утвержденная Правительством РФ;

Трансформация субъектного состава в сфере финансовохозяйственных отношений привела к усилению роли и значения одних субъектов и снижению роли и значения других. В сфере имущественных отношений появились субъекты, превосходящие по своим возможностям функциональный потенциал не только государства, но и межгосударственных организаций и объединений. Такие участники и стали определять «правила поведения в возникающих правоотношениях, формы и процедуры урегулирования конфликтов и согласования интересов».

Институты власти и гражданского общества занимаются лишь соответствующим юридическим закреплением рекомендуемых ценностнонормативных установок. Отражением указанной тенденции является утверждение в действующем законодательстве субъектно-объектных конструкций: экономические субъекты (физические лица, все формы юридических лиц), политические субъекты, нетрадиционные субъекты права, например, такие как транснациональные корпорации, представляющие собой «государство в государстве».

Данное суждение имеет достаточно простое объяснение. В условиях действия принципа трансграничности юридический статус субъектов права определяется не столько правомочиями и обязанностями, сколько наличием ресурсов на совершение юридически значимой деятельности за пределами традиционных юрисдикционных форм. Поэтому базовыми условиями по фиксации субъектной определенности являются финансово-экономические ресурсы, высокий функциональный потенциал сетевых структур. Они обеспечивают все условия для введения в действие неюрисдикционного процесса как для индивидуальных, так и групповых носителей законных интересов.

Ярким примером из мировой практики может являться деятельность крупнейшей в мире британской нефтяной компании «Би-Пи». В некоторых случаях она представляет собой транснациональную компанию как единый субъект, обладающий своими структурами. В иных случаях ее интересы могут представлять и защищать структурные подразделения, обладающие той или иной степенью самостоятельности. Это сетевая организация, в рамках которой могут заключаться соглашения неюрисдикционной природы.

Отмеченная тенденция находит свое отражение и в Российской Федерации. В частности, в действующее законодательство вводится конструкция, которая раньше не применялась в юридической практике - экономический субъект. Эта категория, по нашему мнению, носит общий универсальный характер[38]. К тому же такие субъекты обладают возможностями установления собственных корпоративных «правил игры», так как государством поддерживается тенденция расширения границ саморегулирования деятельности непосредственно самими экономическими субъектами.

Количественный и качественный рост юридической практики по внедрению универсальных конструкций объективно стимулирует развитие эмерджентных процессуальных форм, которые направлены на достижение наибольшей полезности и эффективности в развитии социальноэкономических отношений между участниками процесса.

Указанный факт обусловлен существенным увеличением в структуре права количества общих норм. Например, Конституция РФ имеет прямое действие, в связи с чем возникает масса вопросов, ответы на которые требуют уточнений и конкретизаций. Когда на законодательном уровне они отсутствуют, соответствующие субъекты выходят за пределы неопределенности путем самопроизвольного принятия решений. Поэтому можно сделать вывод о расширении возможностей субъектов права по самостоятельному обеспечению своих прав и законных интересов за счет использования в том числе и нетрадиционных инструментов защиты прав и разрешения споров.

Приведенное положение служит основанием для самоорганизации неюрисдикционного процесса субъектами права и предоставляет возможность сторонам самостоятельно определять границы своего поведения. Оно может быть оформлено в письменной форме - в виде договора или иного соглашения, а также в устной форме. Приведенная позиция подтверждается практикой рассмотрения арбитражными судами юридических казусов без соответствующей правовой регламентации. Принимаемые правовые акты по указанным фактам исполняются субъектами права, которым они адресованы.

Принятие Российской Федерацией обязательств по соблюдению международных норм, правил, стандартов и принципов, следствием чего является включение государства в систему международной практики по разделению компетенций в сфере юрисдикционной деятельности. Особенно остро данная проблема встала перед хозяйствующими субъектами после вступления России во Всемирную торговую организацию в 2012 г. В связи с этим государство взяло на себя обязательства по признанию действия правил и процедур Всемирной торговой организации на своей территории. Кроме того, в установленных случаях Россия должна легализовать весь понятийный аппарат права этой организации в действующем отечественном законодательстве и применять его в правоприменительной практике[39].

Исходя из изложенного, можно сделать следующие выводы:

Неюрисдикционный процесс имеет самостоятельное юридическое значение.

Существуют основания для фактической формализации неюрисдикционного процесса, поскольку он активно используется в юридической практике.

Международно-правовые соглашения Российской Федерации ведут к его легализации.

Существующая практика по неюрисдикционному процессу требует теоретического осмысления.

Анализ факторов детерминации неюрисдикционного процесса позволяет утверждать, что данная процессуальная форма - это самостоятельное явление политико-правовой реальности, представляющее собой следствие глобализации социально-экономических отношений. Стратегической целью легализации неюрисдикционного процесса является обеспечение законного интереса. Однако основная задача состоит в том, чтобы в неформальных, основанных на взаимном доверии отношениях достичь приемлемого баланса интересов для субъектов права, разрешить или преодолеть конфликт. В этом смысле неюрисдикционный процесс не ограничивает доступ субъектов права к правосудию, он служит вспомогательным элементом обеспечения прав и законных интересов.

Поэтому важную роль в изучении его юридической природы играют мировоззренческие основания.

[1] См., например: Горшенев В.М., Крупин В.Г. и др. Теория юридического процесса / под общ. ред. В.М. Горшенева. Харьков, 1985 ; Юридическая процессуальная форма: теория и практика / под общ. ред. П.Е. Недбайло, В.М. Горшенева. М., 1976.

[2] Подробнее об этом см.: Белоковыльский М.С. Конфликт и консенсус: некоторые проблемы реализации диспозитивных начал в российском уголовном судопроизводстве // Российский судья. 2014. №7. С. 21 ; Бенова В.И. Посредничество (медиация) как один из способов альтернативного разрешения споров // Бизнес, менеджмент и право. 2013. №1. С.158 ; Болгова В.В. Формы защиты субъективного права: теоретические проблемы: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Уфа, 2000. С. 17 ; Воронцов А.А. Международный коммерческий арбитраж: практические аспекты деятельности // Арбитражная практика. 2006. №5. С. 94 ; Гальперин М.Л. «Третейское разбирательство - это не бизнес» // Закон. 2015. №10. С. 7-10 ; Ерохина Е.В. Переговоры как один из способов альтернативного разрешения гражданско-правовых споров // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер. 5, Юриспруденция. 2014. №4. С. 166 ; Коровяковский Д.Г. Альтернативные способы разрешения споров во внешнеэкономической деятельности в свете вступления России в ВТО // Ученые труды Российской академии адвокатуры и нотариата. 2014. № 4. С. 73-78 ; Павлушина А.А. Теория юридического процесса: итоги, проблемы, перспективы развития. Самара, 2005. С. 80 ; Шагиева Р.В. Концепция правовой деятельности в современном обществе. Казань, 2005. С. 85-106 и др.

[3] См., например: Курбатов А. Защита прав предпринимателей в отношениях с государством // Хозяйство и право. 2005. № 9. С. 98-104 ; Меркурьев В.В. Теоретические и методологические проблемы уголовно-правового обеспечения права человека на самозащиту: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Рязань, 2006. С. 26 ; Панасюк А.М.

Актуальность альтернативного разрешения правовых споров в современной России // Ученые труды Российской академии адвокатуры и нотариата. 2009. № 2. С. 36-40 ; Свердлык Г.А. Защита и самозащита гражданских прав: учебное пособие. М., 2002. С. 37; Турышева Н.В. Примирительные процедуры и мировое соглашение в гражданском процессе зарубежных стран // Вестник Московского университета. Сер. 11. Право. 1996. № 3. С. 74-84 ; Уздимаева Н.И. Правовая самозащита: концептуально-проблемные основы теории. Саранск, 2008. С. 41 ; Фурсов Д. Претензионный и внесудебный порядок урегулирования споров // Хозяйство и право. 1995. № 5. С.108-114 ; Ясеновиц И.А. Средства досудебного разрешения гражданских споров: опыт США // Государство и право. 1998. № 6. С. 72-77 и др.

[4] См., например: Толковый словарь русского языка: в 4 т. / под ред. Д. Н. Ушакова. Т. 1. М., 2000. С. 134 ; Толковый словарь русского языка: 80000 слов и фразеологических выражений: 4-е изд., доп. / под ред. С.И. Ожегова. М., 1999. С. 46 и др.

[5] См., например: Ожегов С.И. Словарь русского языка. 18-е изд., стер. / под ред. Н.Ю. Шведовой. М., 1987. С. 505 ; Толковый словарь русского языка: 80000 слов и фразеологических выражений. 4-е изд., доп. / под ред. С.И. Ожегова. М., 1999. С. 643 ; Толковый словарь русского языка: в 4 т. / под ред. Д.Н.Ушакова. Т.1. С. 788.

[6] См., например: Карташов В.Н. Юридическая практика как объект (предмет) правовой науки // Юридическая наука и практика. 2010. № 1. С. 15 ; Леушин В.И. Юридическая практика в системе общественных отношений / науч. ред. С.С. Алексеев. Красноярск, 1987. С. 34 ; Сырых В.М. Логические основания общей теории права. М., 2004. С. 238 ; Фофанов В.П. Социальная деятельность как система. Новосибирск, 1981. С. 122 ; Шундиков К.В. Цели и средства в праве (общетеоретический аспект): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Саратов, 1999. С. 12 и др.

[7] См.: Карташов В.Н. Юридическая практика как объект (предмет) правовой науки // Юридическая наука и практика. 2010. № 1. С. 16.

[8] См.: Худойкина Т.В., Брыжинский А.А. Практика альтернативного разрешения споров как элемент правовой системы общества: теоретические аспекты // Правовая система общества: проблемы теории и практики: труды Международной научно-практической конференции / сост. С.В. Волкова, Н.И. Малышева. СПб., 2011. С. 236-242.

[9] См., например: Бревдо И.Л., Волков Г.Ю., Миронова О.А. Глобализация мировой экономики. Ростов н/Д, 2008. С. 31 ; Ждановская А.А. Куда ведут Россию МВФ, Всемирный банк и ВТО?: в 2 кн. 2-е изд. М., 2016. Кн. 2. С. 9 ; ТкачевИ.В. Глобализация в сфере частного права: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Краснодар, 2011. С. 3 ; Хелд Д., Гольтблатт Д., Макгрю Э., Перратон Дж. Глобальные трансформации. Политика, экономика, культура / пер. с англ. В.В. Сапова и др. М., 2004. C. XIX.

[10] См.: Черняк Т.В. Социально-психологические ограничения внедрения альтернативных способов разрешения конфликтов в правовой сфере // Развитие альтернативных форм разрешения конфликтов: сборник научных статей. Ч.2 / под ред. М.В. Немытиной. Саратов, 2000. С. 78-86.

[11] См.: Зорькин В.Д. Цивилизация права и развитие России. М., 2016. С. 17.

[12] См.: Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 г.) (с учётом поправок, внесенных законами Российской Федерации о поправках к Конституции Российской Федерации от 30 декабря 2008 г. № 6-ФКЗ, от 30 декабря 2008 г. № 7- ФКЗ, от 5 февраля 2014 г. № 2- ФКЗ, от 21 июля 2014 г. № 11- ФКЗ) // Российская газета. 1993. № 237 ; СЗ РФ. 2014. № 31. Ст. 4398.

соответствии с Конституцией Российской Федерации постановления Европейского Суда по правам человека от 4 июля 2013 г. по делу «Анчугов и Гладков против России» в связи с запросом Министерства юстиции Российской Федерации» // СЗ РФ. 2016. № 17. Ст. 2480 и др.

[14] См.: Комментарий к Конституции Российской Федерации / под ред. Л. В.Лазарева, В.Д. Зорькина. М., 2009. С. 236.

[15] См. ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 г.) (с учётом поправок, внесенных законами Российской Федерации о поправках к Конституции Российской Федерации от 30 декабря 2008 г. № 6-ФКЗ, от 30 декабря 2008 г. № 7- ФКЗ, от 5 февраля 2014 г. № 2- ФКЗ, от 21 июля 2014 г. № 11- ФКЗ) // Российская газета. 1993. № 237 ; СЗ РФ. 2014. № 31. Ст. 4398.

[16] См.: Типовой закон ЮНСИТРАЛ о международном торговом арбитраже (принят в г. Нью-Йорке 21 июня 1985 г. на 18-й сессии ЮНСИТРАЛ) // Комиссия ООН по праву международной торговли. Ежегодник. 1985 год. Т. XVI. Нью-Йорк, 1988. С. 601 - 612.

[17] См.: Типовой закон Комиссии Организации Объединенных Наций по праву международной торговли о международной коммерческой согласительной процедуре (вместе с «Руководством по принятию и применению...») (принят в г. Нью-Йорке 24 июня 2002 г. на 35-й сессии ЮНСИТРАЛ) URL: www.consultant.ru (дата обращения: 15.05.2015).

Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 1993. № 8. С. 108-113; Конвенция о международной ответственности за ущерб, причиненный космическими объектами (заключена в г.г. Москве, Лондоне, Вашингтоне 29 марта 1972 г.) // Действующее международное право. Т.3. М., 1997. С.634; Европейская Конвенция о внешнеторговом арбитраже (заключена в г. Женеве 21 апреля 1961 г.) (вместе со Статусом Европейской Конвенции о внешнеторговом арбитраже (по состоянию на 1 октября 2015 г.)) // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 1993. № 10; Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам (заключена в г. Минске 22 января 1993 г.) (вступила в силу 19 мая 1994 г., для Российской Федерации 10 декабря 1994 г.) (с изм. от 28 марта 1997 г.) // СЗ РФ. 1995. № 17, ст. 1472; Информационный вестник Совета глав государств и Совета глав правительств СНГ «Содружество». 1997. № 2 ; Конвенция об урегулировании инвестиционных споров между государствами и физическими или юридическими лицами других государств (ИКСИД/ICSID) [рус., англ.] (заключена в г. Вашингтоне 18 марта 1965 г.) // Международное публичное право. Сборник документов. Т. 1. М., 1996. С. 431-445 ; Конвенция о разрешении арбитражным путем гражданско-правовых споров, вытекающих из отношений экономического и научнотехнического сотрудничества (заключена в г. Москве 26 мая 1972 г.) // Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных СССР с иностранными государствами. Вып. XXIX. М., 1975. С. 102 - 105 и др.

[19] См.: Указ Президента Российской Федерации от 1 июня 2012 г. № 761 «О Национальной стратегии действий в интересах детей на 2012 - 2017 годы» // СЗ РФ. 2012. № 23. Ст. 2994 ; Постановление Правительства Российской Федерации от 27 декабря 2012 г. № 1406 «О федеральной целевой программе Развитие судебной системы России на 2013 — 2020 годы» (в ред. от 25 декабря 2015 г.) // СЗ РФ. 2013. № 1. Ст. 13; 2016. № 1 (ч. II). Ст. 246 ; Постановление Правительства Российской Федерации от 15 апреля 2014 г. № 312 «Об утверждении государственной программы Российской Федерации «Юстиция» // СЗ РФ. 2014. № 18 (ч. II). Ст. 2158 ; Распоряжение Правительства Российской Федерации от 29 декабря 2008 г. № 2043-р «Об утверждении Стратегии развития финансового рынка Российской Федерации на период до 2020 года» // СЗ РФ. 2009. № 3. Ст. 423 и др.

[20] См.: Бюллетень Федерального института медиации. 2014 год: в 2 т. Т.1 / научн. ред. Ц. Шамликашвили. М., 2015. С. 16.

^Разработка и апробация механизмов интеграции медиации в гражданское судопроизводство // Usla.ru: официальный сайт Уральского юридического университета. URL: http://www.usla.ru/ch.php?mid=1436&cid=13&obid=3832 (дата обращения:

01.03.2016).

[22] Медиация в гражданском судопроизводстве: внедрение и развитие в Липецкой области // Usla.ru: официальный сайт Уральского юридического университета. URL: http://www.usla.ru/ch.php?mid=1436&obid=4321&cid-=13 (дата обращения: 01.03.2016).

Официальный сайт Торгово-промышленной палаты Российской Федерации. URL: http://tpprf-arb.ru (дата обращения: 01.03.2016).

[24] См.: Регламент арбитража онлайн Российской Арбитражной Ассоциации от 1 октября 2015 г. (с изм. и доп. от 14 марта 2017 г.) ; Протокол Правления Российской Арбитражной Ассоциации от 14 марта 2017 г. № 18 / Официальный сайт Российской арбитражной ассоциации. URL: http://arbitrations.ru/upload/medialibrary/e91/online- arbitration-rules.pdf (дата обращения: 01.04.2017).

[25]См.: Официальный сайт Российской арбитражной ассоциации. URL: http://arbitrations.ru, (дата обращения: 01.04.2017).

[26] См., например: Федеральный закон от 29 декабря 2015 г. № 382-ФЗ «Об арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации» // СЗ РФ. 2016. № 1 (ч. I). Ст. 29; Закон Российской Федерации от 7 июля 1993 г. № 5338-1 «О международном коммерческом арбитраже» (вместе с Положением о Международном коммерческом арбитражном суде при Торгово-промышленной палате Российской Федерации, Положением о Морской арбитражной комиссии при Торгово-промышленной палате Российской Федерации) (в ред. от 3 декабря 2008 г.) // Ведомости СНД РФ и ВС РФ. 1993. № 32. Ст. 1240; СЗ РФ. 2008. № 49. Ст. 5748.

[27]См.: Херсонцев А.И. Альтернативное разрешение споров: проблемы правового регулирования и европейский опыт // Российский юридический журнал. 2003. №3. С. 116-117.

[28] См.: Носырева Е.И. Посредничество в урегулировании коммерческих споров: опыт США // Государство и право. 1997. №6. С. 112 ; Её же. Переговоры как средство урегулирования коммерческих споров: опыт США // Хозяйство и право. 1999. №5. С. 123-130.

[29] Civil justice reform act // UnitedStatesCourts.gov: официальный сайт федеральных судов США. URL: http://www.uscourts.gov (дата обращения: 15.05.2015).

Alternative dispute resolution act // URL:

http://www.nyulawreview.org/sites/default/files/pdf/NYULawReview-76-6-Crowne.pdf (дата обращения: 15.05.2015).

[31] См.: Давид Р., Жоффре-Спинози К. Основные правовые системы современности / пер. с фр. В.А. Туманова. М., 1997. С. 374 - 375.

[32] См.: Чиркин В.Е. Конституционное право зарубежных стран: учебник. 3-е изд., перераб. и доп. М., 2001. С. 43.

[33] См.: Погорельская С. Ислам в Германии - немецкий ислам // Литературная газета. 2016. №31 (6562). URL: http://lgz.ru (дата обращения: 10.08.2016).

См.: Европейский кодекс поведения медиаторов (г. Брюссель, 2 июля 2004 г.) // Mediacia.com: официальный сайт центра медиации и права. URL:

http://mediacia.com/files/Documents/Code of Conduct.pdf (дата обращения: 22.09.2015)

[35] См.: Основные статистические показатели судов общей юрисдикции // Cdep.ru: официальный сайт Судебного департамента при Верховном Cуде Российской Федерации. URL: http://cdep.ru (дата обращения: 22.09.2017)

[36] См., например: Мамыкин А.С. Правовые средства оптимизации судебной юрисдикции и служебной нагрузки судей // Российское правосудие. 2016. № 2 (118). С. 78 ; Панасюк А.М. Разрешение конфликтных ситуаций: стратегия и тактика судьи // Российская юстиция. 1997. №5. С. 51 ; Проблемы судебного права / под ред. В.М. Савицкого. М., 1983. С. 31 ; Чекмарева А.В. Добровольное исполнение судебных решений - путь к социальному консенсусу // Законы России. Опыт. Анализ. Практика. 2013. № 5. С. 38.

[37] См. ст. 193 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации от 14 ноября 2002 г. № 138-ФЗ (в ред. от 3 июля 2016 г.) (часть первая) // СЗ РФ. 2002. № 46. Ст. 4532; 2016. № 27 (ч. I). Ст. 4205.

[38] См.: Федеральный закон от 6 декабря 2011 г. № 402-ФЗ «О бухгалтерском учете» (в ред. от 4 ноября 2014 г.) // СЗ РФ. 2011. № 50. Ст. 7344; 2014. № 45. Ст.6154.

[39] См.: Марракешское соглашение об учреждении Всемирной торговой организации [рус., англ.] (вместе с Многосторонними соглашениями по торговле товарами) (заключено в г. Марракеше 15 апреля 1994 г.) // СЗ РФ. 2012. № 37 (приложение, ч. VI). С. 2514 - 2523 ; Протокол от 16 декабря 2011 г. «О присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации» // СЗ РФ. 2012. № 37. Ст. 4986.