Правовая система современного российского государства характеризуется наличием противоречивых изменений. Последние, в свою очередь, получают неоднозначную оценку со стороны ученых и практикоав. Такая ситуация в политико-юридической сфере обусловлена процессами глобализации и регионализации социально-экономических связей, стимулирующими разнонаправленность развития юридической практики.

Одним из проявлений отмеченной тенденции выступает универсализация правового инструментария, применение нетрадиционных форм осуществления прав и свобод. Данный фактор способствует преодолению негативных сторон бюрократизма с помощью использования альтернативных методов обеспечения законных интересов, к которым относится неюрисдикционный процесс. Именно он имеет преимущества перед классическими процессуальными формами, например, судебной защитой и т.п.

Указанный инструмент выбирается субъектами права с целью быстрого и эффективного решения конкретных задач, юридических казусов и иных вопросов. Отмеченные обстоятельства делают его наиболее привлекательной формой защиты и обеспечения прав и законных интересов. Именно поэтому его все чаще используют в качестве инструмента механизма обеспечения прав и законных интересов субъектов. В большей мере приведенное положение соответствует международно- правовой практике в сфере финансово-хозяйственных отношений. В этой связи теоретическое и эмпирическое осмысление нормативных оснований легализации неюрисдикционного процесса имеет большое значение для юридической практики. Именно анализ нормативных предписаний и правоприменения позволяет установить особенности режима возможного использования неюрисдикционного процесса в качестве инструмента защиты и обеспечения прав, свобод и законных интересов.

Важность комплексного изучения нормативных оснований этого феномена обусловлена отсутствием его прямого закрепления в законодательстве и правового регулирования поведения участников

указанного процесса. Вместе с тем в отдельных правовых актах содержатся позиции компетентных органов, которые косвенно допускают

использование нетрадиционных процессуальных форм, например, право на самозащиту; действия субъектов права в границах свободы воли в своем интересе; все, что не запрещено законом, разрешено и др.

Кроме того, анализ таких источников легализации неюрисдикционного процесса в правовой системе имеет и

методологическое значение. Выявленные нормативные основания,

допускающие возможность внедрения неюрисдикционного процесса, выражают одну из закономерностей развития правоведения - взаимосвязь теории и практики. Указанное положение оправдывает выбор в качестве мировоззренческих оснований юридического позитивизма и структурного функционализма. Такой подход предполагает:

выявление юридических оснований легализации неюрисдикционного процесса;

формулирование функционального и понятийного рядов неюрисдикционного процесса;

определение границ использования указанного феномена и способов его возможной формализации.

В этой связи легализация неюрисдикционного процесса в правовой системе страны требует учета следующих ее особенностей:

во-первых, отсутствия универсальной концепции исследуемого феномена;

во-вторых, влияния международного права на российскую правовую систему;

в-третьих, изучения процесса диверсификации базовых принципов определенности и общеобязательности и его воздействия на неюрисдикционный процесс;

в-четвертых, конвергенционного характера протекающих в правовой реальности процессов;

в-пятых, увеличения значения материальных факторов и снижения роли формально-юридических на практике;

в-шестых, активного продвижения концепции саморегулирования в правовой системе России.

Последнее положение находит свое подтверждение в принятых государством различных концепциях развития и совершенствования институтов гражданского общества:

Указе Президента Российской Федерации от 23 июля 2003 г. № 824 «О мерах по проведению административной реформы в 2003 - 2004 годах» - признание развития системы саморегулирования в качестве приоритетного направления[1];

Концепции административной реформы в Российской Федерации в 2006 - 2010 годах, одобренной Распоряжением Правительства Российской Федерации от 25 октября 2005 г. № 1789-р - разработка и принятие нормативных правовых актов Российской Федерации, упраздняющих избыточные и дублирующие функции, осуществляемые органами исполнительной власти. Эти акты позволяют передавать ряд государственных функций саморегулируемым организациям и создавать механизмы, предотвращающие появление новых избыточных функций у органов исполнительной власти[2];

Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года, утвержденной Распоряжением Правительства Российской Федерации от 17 ноября 2008 г. № 1662-р - развитие взаимодействия государства, частного бизнеса и общества, ориентированного на создание условий для свободы предпринимательства и конкуренции, а также на развитие механизмов саморегулирования предпринимательского сообщества[3];

Концепции совершенствования механизмов саморегулирования, утвержденной Распоряжением Правительства Российской Федерации от 30 декабря 2015 г. № 2776-р[4].

Одним из фундаментальных нормативных оснований легализации неюрисдикционного процесса выступает Федеральный закон от 1 декабря 2007 г. № 315-ФЗ «О саморегулируемых организациях» (в ред. 3 июля 2016 г.)[5]. В рамках законности он обеспечивает свободу выбора форм определения отношений, возникающих между субъектами права на основе принципов самоорганизации и саморегулирования. Приведенные начала составляют мировоззренческие и эмпирические основания для выбора неюрисдикционного процесса по обеспечению прав и законных интересов и преодолению конфликтных ситуаций. В этой связи важно проанализировать условия и преимущества действия принципа саморегулирования для развития неюрисдикционного процесса.

Развитие механизмов саморегулирования создает условия для:

обеспечения высокого уровня представительства на рынке профессионалов, которые в диалоге с властью решают вопросы защиты своих интересов и прав, а с потребителями - вопросы защиты их прав;

персонификации наиболее авторитетных и компетентных, по мнению представителей рынка, участников;

комплексного решения задач по формированию института квалифицированного диалога, оппонирования и механизма консультаций с организованными представителями интересов предпринимательских и профессиональных сообществ, повышения прозрачности отношений государства и бизнеса, сужения поля для принятия решений по усмотрению государственных служащих, а также сокращения бюрократических барьеров и устранения коррупциогенных факторов[6].

Перечисленные условия свидетельствуют о том, что институт саморегулирования в сравнении с прямым государственным регулированием обладает следующими преимуществами:

развитие механизмов саморегулирования осуществляется исходя из потребностей конкретных отраслей и интересов субъектов права;

создает условия для более оперативного удовлетворения интересов и организации более предметного контроля за поведением субъектов права;

стимулирует развитие механизмов внесудебного урегулирования коммерческих споров, что и создает легальную основу для внедрения неюрисдикционного процесса.

Таким образом, эволюция саморегулирования в современной правовой жизни Российского государства - это закономерный результат воздействия процессов глобализации и регионализации. Указанные обстоятельства делают привлекательным внедрение неюрисдикционного процесса в правовую систему России. Именно нормативные основания легализации неюрисдикционного процесса выступают необходимым условием его закрепления в ней[7].

В этой связи внедрение неюрисдикционного процесса позволит выявить зависимость между положениями действующего законодательства и практикой его применения в правовой системе Российской Федерации. Такая связь выражает мировоззренческо-эмпирические и ценностнонормативные установки, которые задают направления исследования изучаемого процесса, позволяют сформулировать основные тенденции совершенствования исследуемого процесса в пределах механизма обеспечения законных интересов.

В юридической науке существуют разные мнения, направленные на решение указанной проблемы[8]. С нашей точки зрения, воплощение рассматриваемого феномена в реальность может проводиться в границах реализации принципов и требований законности. Подобный вариант легализации неюрисдикционного процесса в практике обусловлен отсутствием его прямого закрепления в действующем законодательстве.

Законность гарантирует возможность использования рассматриваемого феномена как инструмента обеспечения прав и законных интересов. Поэтому действия субъектов права в границах своего интереса и законности приобретают качество материально-правового источника легализации неюрисдикционного процесса. На наш взгляд, общий замысел внедрения исследуемого феномена заключается в стремлении субъектов права эффективно реализовывать свои права и свободы. В этом случае неюрисдикционный процесс допустимо рассматривать в качестве альтернативной юрисдикционному процессу поведенческой модели. Она объединяет материальные и формальные источники, которые стимулируют выбор неюрисдикционного процесса в качестве обеспечительного инструмента прав и законных интересов.

В этой связи общие принципы права: свобода воли; разрешено все, что не запрещено законодательством; свобода выбора вариантов поведения и другие - выступают базовыми основаниями для выбора этого вида процесса. Поэтому исследуемая поведенческая модель побуждает к взаимному обмену правами и обязанностями между ее участниками. Следовательно, неюрисдикционный процесс характеризуется не только альтернативностью, но и консенсуальностью. Соглашение, компромисс сторон - это необходимое условие выбора рассматриваемого феномена.

При исследовании нормативных оснований легализации неюрисдикционного процесса особое внимание стоит обратить на его структуру, так как она служит важнейшим критерием анализа. Ввиду того, что главным ее компонентом является непосредственно закрепленная в нормах действующего законодательства юридически значимая

деятельность[9], она выступает в качестве основания легализации исследуемого процесса.

Другой элемент структуры - «субъект права» - также может быть применен в качестве критерия выявления нормативных оснований. Законодательство четко фиксирует субъектный состав правовых отношений. Перечень субъективных прав и юридических обязанностей в единстве с ресурсной базой позволяет определить правовое положение в системе социально-экономических связей и реальные функциональные возможности субъектов права на совершение конкретных правомерных действий.

Также принципы осуществления неюрисдикционного процесса в системе права приобретают самостоятельное значение наряду с нормами права[10]. Приведенное обстоятельство позволяет рассматривать их в качестве конкретизирующего нормативного основания легализации неюрисдикционного процесса.

Важным компонентом структуры выступают права и законные интересы. Именно они определяют мотивационную сторону в рассматриваемой поведенческой модели. Кроме того, формализованные интересы в единстве с субъективными правами и обязанностями служат в качестве пределов использования неюрисдикционного процесса. Интерес - это еще и объект применения рассматриваемого феномена. Именно интерес определяет состав участников, содержание юридически значимой деятельности, обеспечительные меры. Нормативно закрепленные интересы - это комплексное функциональное основание легализации неюрисдикционного процесса.

При исследовании нормативных оснований легализации указанного процесса необходимо принимать во внимание конгломерат прав и законных интересов, имеющийся у его участников на совершение юридически значимой деятельности, например, право на самозащиту[11]. Они относятся к критериям исследования нормативных оснований.

Ввиду того, что понятие «неюрисдикционный процесс» не закреплено на законодательном уровне, вышеперечисленные критерии легализации не обладают свойствами исключительности и исчерпываемости. В связи с этим нормативные основания характеризуются относительностью. Поэтому необходимым условием закрепления и внедрения неюрисдикционного процесса в правовую систему России выступает единство формальноюридических и материальных источников. Данный факт обосновывается отсутствием требования общеобязательности в отношении процедур и способов осуществления неюрисдикционного процесса[12].

Приведенные положения дают возможность утверждать, что неюрисдикционная поведенческая модель, где юридически значимая деятельность по обеспечению прав и законных интересов соответствующих субъектов определяет направления легализации неюрисдикционного процесса. Указанная деятельность - это материальный источник внедрения рассматриваемого феномена в механизм обеспечения прав и законных интересов и правового регулирования, основание для открытия юрисдикционной деятельности по защите основных прав и свобод человека и гражданина.

Юридически значимая деятельность в неюрисдикционном процессе детерминирует все его стадии по согласованию и обеспечению прав и законных интересов. Таким образом, посредством нее и консенсуального обеспечения законных интересов рассматриваемый феномен выстраивается и легализуется. Поэтому потребности субъектов права являются материально-ценностным фактором, определяющим мотивационные аспекты избрания исследуемого процесса, а его содержание находится в зависимости от свободы воли его участников. В связи с этим рассматриваемый феномен можно рассматривать в качестве одной из форм согласования законных интересов соответствующих субъектов. Отмеченное обстоятельство предполагает важность уяснения и определения нормативных стандартов легализации неюрисдикционного процесса в правовой системе Российской Федерации.

того, что исследуемая поведенческая модель имеет различные формулировки как по форме, так и по содержанию в законодательстве международного и внутригосударственного уровней, объектом анализа выступают различные по своей природе источники права. Согласно положениям Конституции Российской Федерации их структура представлена в виде норм международного права (п. 4 ст. 15),

законодательства федерального и регионального уровней, законодательства по предметам совместного ведения, нормативных правовых актов местного и локального характера (ст. 71, ст. 76, ст. 73, ст. 132)[13].

Указанную совокупность системой не назовешь, так как их положения содержат большое количество противоречий содержательного и функционального характера, весьма существенно отличаются по своей природе[14]. Приведенное состояние предполагает изучение всей

законодательной базы для поиска таких положений, которые можно будет квалифицировать как нормативные основания легализации

неюрисдикционного процесса.

Одним из главных объектов поиска нормативных оснований выступает Конституция Российской Федерации. По нашему мнению, некоторые ее положения, так же как и правовая политика страны, задают направления и стандарты создания оптимальных условий для обеспечения достойной жизни человека и гражданина. Отечественное законодательство гарантирует свободу осуществления экономической деятельности, конкуренции и перемещения товаров и услуг. Кроме того, данные положения формализованы в общепризнанных положениях и принципах международного права.

В соответствии с международными правовыми положениями и нормами Конституции Российской Федерации права, свободы и законные интересы гражданина и человека являются непосредственно действующими. Они определяют смысл использования законов, деятельность законодательной и исполнительной властей, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием (п.1. ст. 7, п. 1. ст. 8, п.4. ст. 15, п.1. ст. 17, ст. 18 Конституции РФ). Приведенное положение может быть использовано субъектами права как нормативное основание для избрания неюрисдикционного процесса в качестве меры обеспечения прав и законных интересов за границами действия официальной юрисдикции.

Кроме того, нормы международного права содержат широкий перечень положений, которые предоставляют субъектам права свободу выбора неюрисдикционных форм защиты своих интересов и разрешения юридических казусов. К числу международно-правовых источников легализации неюрисдикционного процесса относятся принципы и правила Всемирной торговой организации, которые направлены на всеобщую либерализацию единой экономической зоны, формирование условий для беспрепятственного перемещения услуг, финансовых средств, трудовых ресурсов и товаров.

Перечисленные факторы ведут к фактической утрате монополии внутригосударственной юрисдикции в указанной области юридической практики. Реализация права Всемирной торговой организации приводит к фактическому выведению государства из хозяйственно-экономической сферы, что способствует применению нетрадиционных процессуальных форм обеспечения интересов[15]. Данная тенденция предоставляет возможность оценивать Марракешскую декларацию в качестве основания легализации неюрисдикционного процесса. Такое решение вопроса гарантируется п. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации.

Соглашение об учреждении Всемирной торговой организации предполагает внедрение неюрисдикционного процесса в юридическую практику через категорию «договаривающиеся стороны». Такой вид субъектов позволяет ввести в структуру неюрисдикционного процесса понятие консенсуса как обязательного условия для выбора субъектами права неюрисдикционного процесса в качестве меры обеспечения и защиты оговоренных сторонами интересов[16].

В развитие института трансграничности международного права стоит отметить, что в декабре 2015 г. были приняты федеральные законы, которые направлены на реформирование российского законодательства в сфере третейского разбирательства, что способствует легализации неюрисдикционного процесса[17]:

Федеральный закон от 29 декабря 2015 г. № 382-ФЗ «Об арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации», вступивший в силу с 1 сентября 2016 г. Этот закон прекратил действие Федерального закона от 24 июля 2002 г. № 102-ФЗ «О третейских судах в Российской Федерации».

Федеральный закон от 29 декабря 2015 г. № 409-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации и признании утратившим силу пункта 3 части 1 статьи 6 Федерального закона «О саморегулируемых организациях» в связи с принятием Федерального закона «Об арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации» (в ред. от 3 июля 2016 г.). Данным Законом внесены изменения в Закон Российской Федерации «О международном коммерческом арбитраже», Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации, Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации и иные акты.

Прежде чем перейти к анализу данных законов, необходимо сделать следующую оговорку. Согласно положениям Конституции Российской Федерации (ст. 118, гл. 7), Федерального конституционного закона от 31 декабря 1996 г. № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» (ч. 1 ст. 4)[18] правосудие может осуществляться исключительно государственными судами, которые входят в судебную систему Российского государства. В то же время российское законодательство предусматривает возможность для субъектов защищать свои права и законные интересы в негосударственных судах, а именно в международном коммерческом арбитраже и внутренних третейских судах.

Указанные суды не являются государственными, а следовательно, не могут осуществлять правосудие как исключительно государственную деятельность. Это утверждение находит свое подтверждение в практике Конституционного Суда Российской Федерации, а именно разъясняется, что разбирательство юридических дел в третейских судах является альтернативной формой защиты прав и законных интересов[19].

Кроме того, альтернативность подтверждается положением о том, что сами субъекты права обладают возможностью защищать свои права и законные интересы любыми способами, которые не противоречат действующему законодательству (ч. 2 ст. 45 Конституции Российской Федерации). Иными словами, право выбора способов обеспечения принадлежит участникам социально-экономических отношений. Таким образом, работу третейского суда можно квалифицировать в качестве материального источника легализации неюрисдикционного процесса в правовой системе страны. Данное утверждение подтверждают и имеющиеся исследования в правоведении[20].

Возвращаясь к анализу принятых законов, стоит отметить, что необходимость такого реформирования обусловлена следующими причинами:

во-первых, действующее российское законодательство оказалось неспособным обеспечить достойный уровень третейского разбирательства и его реальную востребованность у субъектов права на практике;

во-вторых, наличие многочисленных случаев злоупотреблений со стороны третейских судов привело к нивелированию роли и значения указанного института.

Соответственно часть норм указанных законов направлена на регламентацию процессов создания третейских судов, постоянно действующих арбитражных учреждений. Последние теперь могут быть созданы при некоммерческих организациях, к которым также предъявляются жесткие требования. Большое внимание уделяется процессу проведения третейского разбирательства, вводится новый категориальный аппарат указанного института, тщательно проработан вопрос составления и содержания арбитражного соглашения. Установлены ограничения в отношении третейских судов, которые образуются сторонами для рассмотрения конкретного спора, например, запрет на окончательность его решения и т.п. Данный Закон предоставляет третейским судам, которые администрируются постоянно действующими третейскими учреждениями, возможность разрешения корпоративных споров, закрепляя условия и особенности такого процесса.

Следовательно, в отличие от предыдущего Федерального закона от 24 июля 2002 г. № 102-ФЗ, который предусматривал либеральный подход и широкую степень свободы участников гражданского оборота, действующее законодательство в сфере третейского разбирательства усилило роль государства в ней, установило целый ряд ограничений и запретов. С одной стороны, это будет способствовать росту авторитета этого института на международном и внутригосударственном уровне, а с другой - подробная регламентация и жесткий контроль противоречит самой идее третейского разбирательства.

Такая же тенденция постепенного огосударствления предусмотрена Федеральным законом от 27 июля 2010 г. № 193-ФЗ «Об

альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации)» (в ред. от 23 июля 2013 г.)[21]. Кроме того, можно выделить отдельные нормы права, содержащиеся в кодифицированных нормативных актах, которые косвенным образом затрагивают вопросы неюрисдикционного процесса[22].

Приведенные примеры нормативных положений доказывают, что отечественное законодательство допускает и предусматривает возможность легализации неюрисдикционного процесса в правовой системе Российской Федерации. В сущности такие предписания выступают в роли оснований внедрения изучаемого процесса в правовую действительность страны. Более того, перечисленные веления и принципы права формируют условия для применения исследуемого феномена как инструмента механизма обеспечения законных интересов.

косвенное правовое регулирование неюрисдикционного процесса делает процедуру согласования необходимым фактором материализации анализируемого явления. Именно соглашение есть одна из форм выражения неюрисдикционного процесса. Дело в том, что договорная природа этого процесса способствует осуществлению юридически значимой деятельности за пределами прямого правового регулирования[23]. Консенсус достигается на фундаменте свободы воли в своем интересе[24]. В этой связи участники такого процесса

руководствуются положениями, предоставляющими законодательно закрепленную возможность осуществлять свою деятельность за пределами прямого правового регулирования. Последняя, если не будет нарушать права и законные интересы третьих лиц, будет отвечать требованиям законности[25].

Можно сделать вывод о междисциплинарности проблемы исследования сущности и нормативных оснований легализации неюрисдикционного процесса. Указанное умозаключение основывается на необходимости изучения правовых норм различных отраслей действующего российского законодательства. Однако все эти нормативные положения выражают общие принципы права, например,

гарантированность обеспечения прав и законных интересов; свобода воли субъектов права; добросовестность и правомерность осуществления юридически значимой деятельности субъектов права в своем законном интересе; консенсуальность и саморегулирование отношений между сторонами и т.д. Такие начала способны определить не только сущность и юридическую природу, но и пределы использования неюрисдикционного процесса в юридической практике.

Внедрение неюрисдикционного процесса происходит посредством юридически значимой деятельности. Его участники обладают

соответствующими правами и действуют в границах своего интереса. Исходя из этого положения, можно предположить, что этот процесс используется в случаях, не охватываемых юрисдикционными компетенциями. Однако такие действия не должны выступать в качестве препятствия в осуществлении прав и свобод третьими и иными заинтересованными лицами.

Неюрисдикционный процесс представляет собой результат выбора его участников по разрешению вопросов, касающихся их прав и законных интересов. Следовательно, его легализация - это вариант внедрения в российскую юридическую практику еще одной альтернативной формы в механизм обеспечения законных интересов.

Альтернативность - это самостоятельная черта неюрисдикционного процесса, не допускающая возможности противопоставления традиционным юрисдикционным формам. Однако между ними имеются существенные различия. В частности, для неюрисдикционного процесса характерен ограниченный круг субъектов права. Указанное положение доказывается фактом косвенного правового регулирования. В связи с этим для избрания неюрисдикционного процесса субъекты права должны достигнуть согласия на применение этой процессуальной формы.

Третьи лица могут быть вовлечены в процесс обеспечения прав и законных интересов в качестве участников или представителей, что предусматривается действующим законодательством[26]. Стоит отметить, что консенсуальная природа этого процесса не гарантирует полное исключение возможности претендовать на интересы третьих лиц. Выявление такого факта предполагает предварительное обсуждение сложившейся ситуации с целью её правомерного преодоления или полного исключения из сферы действия законных интересов участников данного процесса. Кроме того, существует вариант вовлечения третьих лиц в сферу действия процесса в качестве самостоятельных субъектов права (носители законного интереса).

Отмеченное качество неюрисдикционного процесса подкрепляет утверждение о том, что он представляет одно из средств согласования позиций сторон по объекту интересов. В этом случае рассматриваемый феномен способствует увеличению юридических пределов функциональных возможностей субъектов, то есть для договаривающихся сторон он является дополнительным приемом реализации своих возможностей по защите прав и законных интересов. Таким образом, в системе российского законодательства есть предписания, которые допускают вероятность нормативного закрепления исследуемой поведенческой модели в правовой системе Российской Федерации.

По нашему мнению, неюрисдикционный процесс - это связующее звено между процессами разработки и реализации правовой политики Российского государства и юридической практикой. Такое взаимодействие способствует повышению уровня правопорядка и законности. В связи с этим исследуемый процесс выступает в качестве средства снижения степени неурегулированности социально-экономических связей, где главным компонентом является юридически значимая деятельность, следующая процедурам и обычным практикам сторон. Такое положение позволяет ставить вопрос о режимах осуществления исследуемого феномена.

[1] См.: СЗ РФ. 2003. № 30. Ст. 3046.

[2] См.: Распоряжение Правительства Российской Федерации от 25 октября 2005 г. № 1789-р «О концепции административной реформы в Российской Федерации в 2006 - 2010 годах» (в ред. от 9 февраля 2008 г. № 157-р) // СЗ РФ. 2005. № 46. Ст. 4720 ; 2008. № 7. Ст. 633

[3] См.: Распоряжение Правительства Российской Федерации от 17 ноября 2008 г. № 1662-р «О концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года» // СЗ РФ. 2008. № 47. Ст. 5489.

[4] См.: Распоряжение Правительства Российской Федерации от 30 декабря 2015 г. № 2776-р «О концепции совершенствования механизмов саморегулирования» // СЗ РФ. 2016. № 2 (часть II). Ст. 458.

[5] См.: СЗ РФ. 2007. № 49. Ст. 6076 ; 2016. № 27 (ч.1). Ст. 4225.

[6] См.: Распоряжение Правительства Российской Федерации от 30 декабря 2015 г. № 2776-р «О концепции совершенствования механизмов саморегулирования».

[7] Подробнее об этом см.: Денисенко В.В. Легитимность как характеристика сущности права: введение в теорию. М., 2014. С. 95-107.

[8] Подробнее об этом см.: Павлушина А.А. Теория юридического процесса: итоги, проблемы, перспективы развития. Самара, 2005. С. 46-69.

[9] См. ст. 8, 8.1, 9, 10, 165.1 Гражданского кодекса Российской Федерации (часть первая) от 30 ноября 1994 г. № 51-ФЗ (в ред. от 31 января 2016 г.) // СЗ РФ. 1994. № 32. Ст. 3301; 2016. № 5. Ст. 559

[10] См.: Акимов А.Н., Чекин А.Н. О соотношении международного права и национального права в эпоху глобализации // Международное публичное и частное право. 2009. №5. С. 44-47.

[11] См. ст. 14 Гражданского кодекса Российской Федерации (часть первая) от 30 ноября 1994 г. № 51-ФЗ (в ред. от 31 января 2016 г.) // СЗ РФ. 1994. № 32. Ст. 3301 ; 2016. № 5. Ст. 559 ; ст. 379, 380 Трудового кодекса Российской Федерации от 30 декабря 2001 г. № 197-ФЗ (в ред. от 30 декабря 2015 г.) // СЗ РФ. 2002. № 1 (Ч. 1). Ст. 3 ; 2016. № 1 (Ч. 1). Ст. 54.

[12] См. ст. 3781 Таможенного кодекса Таможенного Союза от 27 ноября 2009 г. (в ред. от 8 мая 2015 г.) (приложение к Договору о Таможенном кодексе Таможенного союза, принятому Решением Межгосударственного Совета ЕврАзЭС на уровне глав государств от 27 ноября 2009 г. № 17) // СЗ РФ. 2010. № 50. Ст. 6615 ; 2015. № 38. Ст. 5214.

[13] См.: Федеральный закон от 6 октября 2003 г. № 131-ФЗ «Об общих принципах организации местного самоуправления Российской Федерации» (в ред. от 3 июля 2016 г.) // СЗ РФ. 2003. № 40. Ст. 3822 ; 2016. № 27 (ч. II). Ст. 4231.

[14]См.: Лисанюк Е.Н. Логические аспекты презумпций системности права // Правоведение. 2014. №1. С. 43-54.

[15] См.: Зенкин И.В. Право Всемирной торговой организации. М., 2014. С.10, 13-14.

торговле товарами) (заключено в г. Марракеше 15 апреля 1994 г.) // СЗ РФ. 2012. № 37 (приложение, ч. V). С. 2019 - 2031.

[17] См. ст. 2 Федерального закона от 29 декабря 2015 г. № 382-ФЗ «Об арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации» // СЗ РФ. 2016. № 1 (ч. I) ; Федеральный закон от 29 декабря 2015 г. № 409-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации и признании утратившим силу пункта 3 части 1 статьи 6 Федерального закона “О саморегулируемых организациях” в связи с принятием Федерального закона “Об арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации”» (в ред. от 3 июля 2016 г.) // СЗ РФ. 2016. № 1 (ч. I). Ст. 29 ; 2016. № 27 (ч. II). Ст. 4294.

[18] См.: Федеральный конституционный закон от 31 декабря 1996 г. № 1-ФКЗ «О судебной системе» (в ред. от 5 февраля 2014 г.) // СЗ РФ. 1997. № 1. Ст. 1 ; 2014. № 6. Ст. 551.

[19] См.: Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 4 июня 2007 г. № 377-О-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы граждан Алтухова Александра Павловича, Алтуховой Галины Федоровны и других на нарушение их конституционных прав частью 1 ст. 4, ст. 42 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации и абзацем шестым п. 1 ст. 17 Федерального закона «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним». URL: www.consultant.ru (дата обращения: 04.02.2016).

[20] См., например: Кузбагаров А.Н. Примирение сторон по конфликтам частноправового характера. СПб., 2010. С. 78.

[21] См.: СЗ РФ. 2010. № 31. Ст. 4162 ; 2013. № 30 (ч. I). Ст. 4066.

[22] См.: ст. 10, 12 Гражданского кодекса Российской Федерации (часть первая) от 30 ноября 1994 г. № 51-ФЗ (в ред. от 31 января 2016 г.) // СЗ РФ. 1994. № 32. Ст. 3301 ; 2016. № 5. Ст. 559 ; ч. 4 ст. 687, ст. 797 Гражданского кодекса Российской Федерации (часть вторая) от 26 января 1996 г. № 14-ФЗ (в ред. от 23 мая 2016 г.) // СЗ РФ. 1996. № 5. Ст. 410 ; 2016. № 22. Ст. 3094 ; ст. 384-389, 399, 401-403 Трудового кодекса Российской Федерации от 30 декабря 2001 г. № 197-ФЗ (в ред. от 27 июля 2017 г.) (с изм. и доп., вступ. в силу с 1 января 2017 г.) // СЗ РФ. 2002. № 1 (ч. 1). Ст. 3 ; 2017. № 31 (ч. I). Ст. 4804 ; ст. 161-163 Кодекса внутреннего водного транспорта Российской Федерации от 7 марта 2001 г. № 24-ФЗ (в ред. от 3 июля 2016 г.) // СЗ РФ. 2001. № 11. Ст. 1001 ; 2016. № 27 (ч. II). Ст. 4300 ; ст. 403-407 Кодекса торгового мореплавания Российской Федерации от 30 апреля 1999 № 81-ФЗ (в ред. от 3 июля 2016 г.) (с изм. и доп., вступ. в силу с 1 января 2017 г.) // СЗ РФ. 1999. № 18. Ст. 2207 ; 2016. № 27 (ч. I). Ст. 4215 ; ст. 125-127 Воздушного кодекса Российской Федерации от 19 марта 1997 г. № 60-ФЗ (в ред. от 6 июля 2016 г.) // СЗ РФ. 1997. № 12. Ст. 1383 ; 2016. № 28. Ст. 4558 и т.д.

[23] См. ч.1. п1. ст.8, п.1 ст.9, п.1 ст.10, ст.154, ст. 421, ч.1 ст. 2, ч. 2 ст. 5, ч. 5 ст. 6, ч.1 ст. 8, ч.1 ст. 15 и др. Гражданского кодекса Российской Федерации (часть первая) от 30 ноября 1994 г. № 51-ФЗ (в ред. от 31 января 2016 г.) ; Трудовой кодекс Российской Федерации от 30 декабря 2001 г. № 197-ФЗ (в ред. от 27 июля 2017 г.) // СЗ РФ. 2002. № 1 (ч. 1). Ст. 3 ; 2017. № 31 (ч. I). Ст. 4804.

[24] См. ч. 1 ст. 421 Гражданского кодекса Российской Федерации (часть первая) от 30 ноября 1994 г. № 51-ФЗ (в ред. от 31 января 2016 г.)

[25] См. ст. 2, п. 1 ст. 7, п.1 ст. 8, ст. 12, п.5 ст. 13, п. 4 ст. 15, ст. 17, ст. 18 и другие статьи Конституции Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 г.) ; пп. 2 - 4 ст.1, п.1 ст. 2, ст. 5, п. 2 ст. 7, п. 1 ст. 8, ч. 2 п. 5 ст. 8.1, ст. 9, ст. 10, ст. 14 и другие статьи Гражданского кодекса Российской Федерации (часть первая) от 30 ноября 1994 г. № 51-ФЗ (в ред. от 31 января 2016 г.) ; ч. 2 ст. 1, ст. 2, ч. 2 ст. 5, пп. 4 - 6 ч. 1 ст. 6, ч. 1 ст. 15, п. 7 ч. 2 ст. 22, ст. 23-27 и другие статьи Трудового кодекса Российской Федерации от 30 декабря 2001 г. № 197-ФЗ (в ред. от 27 июля 2017 г.).

[26] См. ст. 29-35 Трудового кодекса Российской Федерации от 30 декабря 2001 г. № 197-ФЗ (в ред. от 27 июля 2017 г.).