следует из ст.395 ГК РФ, подлежат уплате на сумму долга, в частности, в тех случаях, когда должник неправомерно ее удерживал, уклонялся от ее возврата либо допускал иную просрочку исполнения денежного обязательства.
Основанием для взыскания процентов служит здесь не любое, а именно неправомерное удержание денежных средств, не факт их не передачи в установленный срок кредитору, а факт ненадлежащего исполнения обязательства.
Нахождение у должника подлежащих передачи кредитору денежных средств само по себе еще не свидетельствует о просрочке должника. В соответствии со ст.405 ГК РФ, устанавливающей обязанность должника, просрочившего исполнение, отвечать перед кредитором, закон признает просрочку правонарушением, влекущим за собой ответственность должника, в частности, обязанность возместить убытки. Едва ли это согласуется с квалификацией уплачиваемых в случае просрочки процентов в качестве платы за пользование чужими денежными средствами, не являющейся формой ответственности.
Возражая против квалификации процентов в качестве формы ответственности, М.Г. Розенберг указывал, что в пользу такой квалификации не может служить то обстоятельство, что законодатель поместил ст.395 ГК РФ в главу об ответственности за нарушение обязательств и использовал термин "ответственность" в названии самой статьи. "Это оказалось данью традиции: и в ГК РСФСР 1964 г. норма о процентах годовых содержалась в одноименной главе"1. Однако в ст.395 ГК РФ говорится именно о неправомерном пользовании чужими денежными средствами, что подтверждает правильность квалификации процентов в качестве формы ответственности.
Как отмечает Л.А. Новоселова, основанием для взыскания процентов по ст.395 ГК РФ "является именно правонарушение, а не любое другое действие (бездействие), повлекшее фактическое пользование чужими денежными средствами"[1]. Подтверждением тому служит указание закона на "неисполнение денежного обязательства", "неправомерность удержания денежных средств". Приведенные формулировки свидетельствуют о том, что поведение должника носит противоправный характер. Противоправность же, как известно, является одним из оснований гражданско-правовой ответственности.
Итак, проценты, предусмотренные ст.395 ГК РФ, должны рассматриваться в качестве формы гражданско-правовой ответственности. Она состоит в "присоединении к нарушенной обязанности новой дополнительной обязанности, которой до правонарушения не существовало"[2].
Следует учитывать, что в различных статьях ГК РФ, где речь идет об уплате процентов годовых (немало данных норм в разделе IV ГК РФ, посвященных отдельным видам обязательств), имеются в виду разные по своей природе меры воздействия на должника[3]. Так, п.1 ст.809 ГК РФ устанавливает обязанность заемщика уплатить проценты на предоставленную ему по договору займа денежную сумму. Проценты, взыскиваемые в силу данной статьи, отличаются по своей правовой природе от процентов по ст.395 ГК РФ[4]. Уплачиваемые заемщиком на сумму займа проценты выступают в качестве платы за предоставленную ему заимодавцем возможность пользования данной суммой в течение обусловленного срока. Так же следует определять правовую природу процентов, уплачиваемых по кредитному договору (ст.819 ГК РФ), договору банковского вклада (ст.838 ГК РФ) и договору банковского счета (ст.852 ГК РФ).
Квалификация предусмотренных ст.395 ГК РФ процентов в качестве платы за пользование денежными средствами, не являющейся формой ответственности, не позволяется выявить различий в правовой природе данных процентов и процентов, уплачиваемых на основании соответствующего договора, ведь в обоих случаях при начислении процентов подразумевается доход, который мог бы извлечь из денежных средств кредитор, будь они у него.
В качестве одного из аргументов, призванных подтвердить обоснованность квалификации процентов, установленных в ст.395 ГК РФ, в качестве платы за пользование денежными средствами, указывается и на особый характер денежных средств, их способность в современных условиях хозяйствования приносить доход. Правовая природа процентов обосновывается тем, что "в имущественном обороте деньги тоже являются товаром и используются на возмездных началах (если безвозмездный характер их использования не установлен законом или договором)". Начисление на сумму денежного долга процентов не рассматривается как дополнительное обременение должника, поскольку означает лишь перераспределение в пользу кредитора извлеченного должником из этих денег дохода.
По мнению Е.А. Суханова, одной из особенностей денег как товара является то, что "в нормальном имущественном обороте деньги дают некоторый "прирост" независимо от усилий их владельца (ибо он кладет их в банк и получает как минимум средний годовой процент, являющийся как бы "естественным приростом", подобным приросту шерсти у домашних животных)"[5].
Из этого делается вывод о необходимости возврата кредитору наряду с основной суммой долга процентов, которые рассматриваются в качестве неосновательного обогащения должника, за исключением случаев, когда иное установлено законом. "Возможность всегдашнего полезного использования денег как орудия обращения - их абсолютная хозяйственная полезность - приводит к тому, что для лица, пользующегося "чужими деньгами", в особенности при неправомерности такого пользования, возникает обязанность платить проценты за это пользование", - указывает Л.А. Лунц[6].
С такой позицией трудно согласиться. Следуя ей, пришлось бы признать, что неустойка, установленная за просрочку исполнения денежного обязательства, также не является формой гражданско-правовой ответственности. Ведь обязанность ее уплаты можно было бы объяснить возмездностью пользования таким товаром как деньги.
Большинство авторов, признавая проценты за неправомерное пользование чужими денежными средствами формой ответственности, расходятся в определении конкретной формы такой ответственности: являются ли проценты убытками, законной неустойкой либо выступают в качестве самостоятельной формы ответственности.
Предложение рассматривать проценты, взимаемые в порядке ст.395 ГК РФ, в качестве способа возмещения убытков, причиненных просрочкой передачи (возврата) денежных средств (О.Н. Садиков[7], Д.Г. Лавров[8]) в виде предполагаемого размера упущенной выгоды (В.А. Белов[9]), обосновывается схожестью целевой направленности возмещения убытков и уплаты процентов, которая состоит в том, чтобы поставить кредитора в такое имущественное положение, в котором он находился бы, не будь правонарушения. Исходя из этого, делается вывод: проценты представляют собой установленную в пользу кредитора презумпцию размера причиненных ему вследствие просрочки уплаты денежного долга убытков, а применение ст.395 ГК РФ должно осуществляться с учетом общих норм о возмещении убытков.
Очевидным следствием такого подхода является применение к процентам за неправомерное пользование чужими денежными средствами общих принципов возложения гражданско-правовой ответственности, распространение на требование об уплате процентов установленных законом правил возмещения убытков, за исключением тех, которые возлагают на кредитора бремя доказывания размера убытков, и невозможность применения правил о неустойке как форме обеспечения обязательства (ст.330 - 333 ГК РФ).
Следовательно, проценты императивно не входят в состав убытков, не являются их частью, хотя бы и своеобразной. Этот вывод должен использоваться во всех случаях, когда заинтересованное лицо анализирует правонарушение и рассчитывает применить к правонарушителю те или иные средства воздействия.
По поводу квалификации процентов за неправомерное пользование чужими денежными средствами в качестве нормативной (законной) неустойки, поддерживаемой рядом авторов (Э.П. Гаврилов, А.А. Попов) [10], могут быть высказаны следующие соображения.
Следствием такой квалификации является применение к взысканию процентов общих правил законодательства о неустойке. Однако, во-первых, закон предусматривает дифференцированное регулирование данных категорий.
В качестве существенного отличия между неустойкой и процентами нередко называется невозможность признания процентов за пользование чужими денежными средствами способом обеспечения исполнения обязательств. Однако учитывая, что п.1 ст.329 ГК РФ не содержит исчерпывающего перечня способов обеспечения исполнения обязательств, вряд ли можно признать приведенный аргумент достаточно убедительным.
И наконец, существуют различия в установленном законодательством соотношении неустойки и процентов за неправомерное пользование чужими денежными средствами с убытками. П.1 ст.394 ГК РФ допускает возможность установления законом или договором различного соотношения убытков и неустойки, в то время как п.2 ст.395 ГК РФ такой возможности не предусматривает, признавая исключительно зачетный характер их соотношения.
Но самое главное состоит в том, что проценты за пользование чужими денежными средствами по своей юридической природе отличаются как от неустойки, так и от убытков. Взыскиваемые в порядке ст.395 ГК РФ, следует признать самостоятельной, наряду с убытками и неустойкой, формой ответственности, установленной за нарушение (просрочку) денежного обязательства. Данная форма ответственности обладает своей спецификой в порядке исчисления, доказывания и применения, которая обусловлена особенностями предмета денежного обязательства.
[1] Новоселова Л.А. О правовых последствиях нарушения денежного обязательства // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 1999. № 3. С. 69.
[2] Розенберг М.Г. Указ. соч.С. 328.
[3] Ипатов А.Б. Отдельные вопросы применения статьи 395 ГК РФ // Юрист. 2001. № 10.
[4] Гражданское право. Учебник/ Под ред. Е.А. Суханова. T.I. M., 1998. С. 456
[5] Суханов Е.А. О юридической природе процентов по денежным обязательствам. // Законодательство. 1997. №1.
[6] Лунц Л.А. Деньги и денежные обязательства в гражданском праве. М., 1927. С. 96.
[7] Садиков О.Н. Уплата процентов по денежным обязательствам// Хозяйство и право. 1987. № 8.
[8] Лавров Д.Г. Денежные обязательства в российском гражданском праве. С-Пб., 2001. С. 130.
[9] Белов В.А. Денежные обязательства. М., 2001. С. 120.
[10] Гаврилов Э.П. Ответственность за неисполнение денежного обязательства// Российская юстиция. 1997. №11; Попов А.А. Ответственность за неисполнение денежного обязательства// Хозяйство и право. 1997. №8.
|