Среди ученых существуют различные понимания протоколов как одного из видов доказательств в уголовном процессе. В частности, авторы «Теории доказательств» понимают под протоколами в смысле самостоятельной разновидности документов письменные акты и приложения к ним, составляемые лицом, производящим дознание, следователем, прокурором, судом при производстве следственных и судебных действий по собиранию и проверке доказательств[3, c.61].
«Протоколами следственных и судебных действий в уголовном процессе, – пишет Л.М. Карнеева, – являются письменные акты, в которых лицо, производящее дознание, следователь, прокурор и суд фиксируют порядок, ход и результаты проведенных ими следственных и судебных действий».
Другие дают такое определение, согласно которому протоколами следственных и судебных действий называются письменные акты, в которых следователь, лицо, производящее дознание, прокурор, суд в установленном законом порядке на основании непосредственного восприятия и наблюдения зафиксировали сведения о фактах, подлежащих доказыванию по уголовному делу[12, c.83].
Некоторые процессуалисты, обобщая имеющиеся определения, предлагают следующую трактовку протоколов: «Под протоколами следственных и судебных действий понимаются письменные акты и приложения к ним, составленные лицом, производящим дознание, следователем, прокурором, судом при производстве действий по формированию и проверке данных видов доказательств и в которых в определенном законом порядке на основании непосредственного наблюдения зафиксированы обстоятельства, имеющие значение для дела».
И, наконец, отдельные ученые связывают определение протоколов как самостоятельного вида доказательств применительно к конкретным следственным и судебным действиям. Так Ю.К. Орлов указывает, что протоколы следственных и судебных действий как отдельный вид доказательств – это письменные акты, в которых фиксируются ход и результаты таких следственных действий, как осмотр, освидетельствование, обыск, задержание, предъявление для опознания, следственный эксперимент[14, c.156].
На наш взгляд, при таком многообразии в науке различных точек зрения по вопросу о понятии протоколов следственных действий необходим комплексный подход к рассмотрению данной разновидности доказательств, при котором детальному анализу должна быть подвергнута, прежде всего, гносеологическая сторона протоколов.
В соответствии с гносеологическими закономерностями деятельность органов уголовного судопроизводства по установлению обстоятельств преступления имеет в основном ретроспективный характер. Как правильно подчеркивает Г.П. Корнев, в ретроспективном познании проявляется уникальная способность сознания человека «снимать», преодолевать однонаправленность временных процессов действительности, осуществлять, так называемую, «инверсию» (возврат) времени. Ретросказание или ретроспективное познание позволяет реконструировать, восстанавливать полную структуру объекта прошлого и его описание при помощи сохранившейся информации на следах взаимодействия этого объекта с окружающей действительностью. Соответственно, «только на основе тщательного исследования «причиненных» преступлением следов органы судопроизводства осуществляют их мысленное реконструирование в целостное реально произошедшее событие и по мере необходимости корректируют его в своем сознании до тех пор, пока не получат достоверную картину о преступлении»[17, c. 122].
Преступление же как явление объективной действительности неизбежно оставляет в сознании людей и на предметах материального мира определенные следы (результаты взаимодействия, отражения), на основании и с помощью которых органы уголовного судопроизводства могут восстановить произошедшее событие. Для сохранения и использования в доказывании по уголовному делу результатов отражения, которые несут в себе сведения об обстоятельствах преступления, необходима их фиксация в установленных законом формах. Одной из таких процессуальных форм закрепления сведений, имеющих значение для уголовного дела, являются протоколы следственных действий[15].
С гносеологической точки зрения органы уголовного судопроизводства при составлении протоколов фиксируют в них непосредственно воспринятые ими сведения о совершённом преступлении. Принцип непосредственности восприятия органами, ведущими процесс, сведений об обстоятельствах преступления лежит в основе формирования всех протоколов следственных действий. Так, например, непосредственно увиденное и обнаруженное в ходе осмотра места происшествия следователь отражает в соответствующем протоколе на основании своего личного восприятия точно так же, как и получаемые им в ходе допроса показания участников уголовного процесса[19, c.187].
В этой связи нельзя согласиться с позицией тех авторов, которые разграничивают и противопоставляют познавательную природу протоколов допросов подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, свидетеля, и других протоколов следственных действий. В частности, по мнению Х.А. Сабирова, протоколы допросов не могут быть отнесены к доказательствам, поскольку познание обстоятельств преступления следователем, судом осуществляется в них через допрашиваемое лицо, то есть опосредованным путем. «В основе же других протоколов следственных и судебных действий, – указывает он, – лежит непосредственный путь познания, исключающий лишнее субъективное передаточное звено. Следователь, судья непосредственно воспринимают в этом случае фактические данные, которые отражаются в протоколах».
На наш взгляд, в данных рассуждениях имеется несколько не точное представление о процессе восприятия лицом, ведущим производство по уголовному делу, познаваемого факта. Те сведения, которые фиксируются в протоколе любого следственного действия, в том числе и протоколе допроса, получаются в результате сложного отражательного процесса следообразования. Прежде всего, происходит первичное отражение обстоятельств преступления в сознании людей и на предметах объективного мира. На этом этапе отобразившиеся следы преступления еще не доступны для непосредственного восприятия следователя. Только затем в ходе производства процессуальных действий по собиранию и проверке доказательств органы уголовного судопроизводства непосредственно воспринимают отобразившуюся информацию из неживых источников (предметов, вещей материального мира) или от живых людей (субъектов показаний). В данном случае имеет место именно непосредственное восприятие следов преступления независимо от того, каким был источник информации: человек или вещь. Непосредственность восприятия информации следователем обеспечивается тем, что он сам лично производит необходимые следственные действия по собиранию и проверке доказательств. Полученные таким образом сведения об обстоятельствах уголовного дела отражаются (вторичное отражение) в соответствующих протоколах следственных действий[18, c.69].
Говорить же об опосредованном пути познания обстоятельств преступления при помощи сохранившихся следов на неодушевленных предметах и в сознании людей можно только в случаях, если лицо, ведущее производство по уголовному делу, лично не производило процессуальных действий по собиранию и проверке доказательств. По нашему мнению, такой путь познания происходит тогда, когда исследованию подвергаются сведения об обстоятельствах дела, уже облаченные в процессуальную форму доказательств. Например, при передаче материалов уголовного дела от одного следователя другому последний будет уже опосредованно воспринимать сведения, имеющие значение для дела, из протоколов следственных действий, а также иных доказательств, содержащихся в материалах полученного им уголовного дела[22, c.373].
Таким образом, рассмотренные гносеологические закономерности познавательного процесса позволяют утверждать, что в основе формирования любого протокола следственного действия, в том числе и протокола допроса, лежит непосредственное восприятие органами уголовного судопроизводства сохранившихся следов преступления, отразившихся в сознании людей и на предметах материального мира. Соответственно, к числу доказательств по уголовным делам следует относить все без исключения протоколы следственных действий, отвечающие признакам уголовно-процессуальных доказательств.
|