Зарождение конституционного контроля в России имеет специфические черты и связано, в первую очередь, с именем М.М. Сперанского, который отмечал необходимость наделить сенат правом «ревизии всех новых актов сената исполнительного по отношению к коренным государственным законам», то есть обязательным последующим нормоконтролем актов исполнительной власти[1]. После распада Российской империи в Советском государстве конституционный контроль возник с появлением Конституции РСФСР 1918 года. В первые годы существования Советского союза конституционный контроль осуществлял Всероссийский съезд Советов и ВЦИК, а в дальнейшем в определенной степени - Президиум ВЦИК. Особое внимание, которое было уделено конституционному контролю, объясняется становлением нового государства, а также необходимостью урегулировать конституционно взаимоотношения между общесоюзными государственными органами и республиканскими, чья компетенция изменилась с образованием союза[2]. Функции конституционного контроля в период с 1923 года по 1933 год осуществлял Верховный Суд СССР. Впоследствии с учреждением Прокуратуры СССР, Верховный Суд СССР перестал осуществлять конституционный надзор за актами центральных органов СССР[3].

Существенных изменений в организацию конституционного контроля не

было закреплено в Конституции СССР 1977 года. Органом конституционной юстиции оставался Верховный Совет СССР и Президиум Верховного Совета СССР, осуществляющие контроль за соблюдением Конституции и обеспечивающие соответствие законов конституции[4].

В начале 60-х годов XX века были озвучены предложения о необходимости создания специализированного органа конституционного контроля - Комитета конституционного контроля (надзора) Верховного Совета СССР, Г осударственного Конституционного Суда СССР или оставить данное полномочие Верховному Суду СССР[5].

Так, Закон СССР от 23 декабря 1989 года «О Конституционном надзоре в СССР» определил цели и принципы конституционного надзора в СССР, закрепил Комитет конституционного надзора как специализированный органа конституционной юстиции.

На Пятом Съезде народных депутатов РСФСР в ноябре 1991 года был принят закон «О Конституционном Суде РСФСР» и избран состав Конституционного Суда. Однако уже в декабре 1993 года Конституционный Суд РСФСР прекратил свою деятельность в связи с изменившейся политической и правовой конъюнктурой.

В статье 1 Федерального конституционного закона о Конституционном Суде РФ, принятом 21 июля 1994 года, законодатель определил Конституционный Суд РФ как судебный орган конституционного контроля, самостоятельно и независимо осуществляющий судебную власть посредством конституционного судопроизводства. История развития конституционного контроля в России позволяет говорить о важности внутриполитических процессов в государстве, которые во многом определяют его развитие. Несмотря на то, что некоторые положения Конституции РФ подвергаются критике в научной среде, в частности относительно судебной власти, «время коренных изменений Конституции не наступило и не наступит до тех пор, пока не исчерпается ее демократический и правовой потенциал»[6].

Модель Конституционного суда имеет ряд положительных аспектов. Так, в его состав входят признанные специалисты конституционного права, обладающие необходимым жизненным опытом. Однако порядок назначения членов суда одним органом (Советом Федерации Федерального собрания Российской Федерации) является непосредственным недостатком в формировании Конституционного Суда. В частности, в ходе процедуры отрешения Президента РФ от должности Конституционный Суд РФ не может быть полностью беспристрастен и объективен, так как несмотря на принципы независимости и самостоятельности, кандидатуры судей, в том числе и Председателя, назначаются по представлению главы государства[7].

Безусловным плюсом модели Конституционного Суда является тщательное судебное расследование по установлению соответствия актов и действий положениям Конституции.

Положительным аспектом также является возможность осуществления абстрактного конституционного контроля. Право Конституционного Суда РФ вносить проекты законов по вопросам его ведения является чрезвычайно важным.

Возможность прямого обращения граждан, а также судов общей юрисдикции в Конституционный Суд РФ является несомненным плюсом.

На наш взгляд, главным недостатком модели Конституционного Суда в РФ является отсутствие предварительной проверки конституционности закона до его вступления в законную силу.

Рассмотрев историю развития и характерные черты конституционного контроля в России, можно проанализировать необходимость рецепции и адаптации элементов американского и французского конституционного контроля.

Использование зарубежного опыта в государственном строительстве или при проведении реформ в государстве применяется много веков (например, Ликург перенес опыт государственного устройства Крита на Спарту). Следует отметить, что при рецепции зарубежных политических и правовых институтов необходимо комплексное изучение вопросов происхождения, становления и развития институтов. Подчеркнем, что изучение правового становления, конституционного развития Соединенных штатов Америки (далее также - США), особенно в ХХ веке, способствует формированию модели правого государства. Так, конституционный опыт США при строительстве правового государства создает необходимость в его всестороннем и глубоком изучении, включая генезис становления и конституционного развития США. Особую значимость позитивный конституционный опыт США имеет для России. По мнению судьи Конституционного Суда РФ Н.С. Бондаря, посредством конституционного правосудия конституционализм адаптируется под конкретные исторические условия и становится воплощением «живого» конституционализма, основываясь на правовых позициях Конституционного Суда в отношении норм и институтов права, но и практики их реализации. Так,

формирование судебного конституционализма[8]. Так,

Конституционный Суд РФ реализовывает судебный («живой») конституционализм.

Современная российская модель конституционного контроля на этапе своего создания была ориентирована на европейскую конституционную юстицию, получившую наибольшее распространение после Второй мировой войны, и основной целью которой является защита демократических ценностей. Тем не менее, под влиянием Конституции США была введена процедура отрешения президента от должности и механизм внесения поправок в конституцию[9]. Интересным является положение о том, что в отсутствие в субъекте РФ конституционного (уставного) суда, возложение конституционно - контрольной функции происходит на суд общей юрисдикции, что характерно для американской модели. В данном случае речь идет о конституционном контроле, осуществляемом судами общей юрисдикции, под которым понимается любая форма проверки на соответствие конституции актов и действий органов публичной власти, а также общественных объединений, осуществляющих публичные функции или созданных (формально и/или фактически) для участия в осуществлении публичной власти[10].

По мнению А.А. Клишаса, одной из причин неприятия в Западной Европе и государствах-членах СНГ американской модели конституционного контроля является усиление роли исполнительной власти в послевоенный период и временное уменьшение значимости представительных и судебных

299

институтов[11].

Оценивая Конституцию Российской Федерации с точки зрения применения американской концепции «живой конституции», отметим, стабильность Конституции - в ее динамизме, что подтверждает история конституционного контроля в США. Как отмечал Уильям Джозефа Бреннана (судья Верховного суда США в 1956-1990 гг.), «мы, современные судьи, читаем Конституцию единственно доступным для нас способом - как американцы XX века. Мы учитываем историю ее создания, но главный вопрос в том, что означают ее слова в наше время. Гениальность Конституции не в неизменности смысла, который она имела в мире, ныне ушедшем в далекое прошлое, но в способности ее основных принципов приспосабливаться к текущим проблемам и нуждам»[12]. Эванс Хуго также отмечал, что «.. .Конституция - это то, что о ней говорит судья»[13].

Отличительной чертой конституционного контроля в США является наличие доктрины «политического вопроса». Доктрина политического вопроса является одним из дискуссионных принципов, относящихся к проблеме разграничения юрисдикций. Следует отметить, что данная доктрина получила свое развитие в США в связи с тем, что суды не должны отвечать требованиям политического большинства, избранного для управления государством. Следуя из принципа разделения властей и принципов организации судебной власти, суды должны быть независимыми от политических вопросов, что в определенной мере гарантирует их беспристрастность. Так, суды США могут отказать в рассмотрении вопроса о конституционности, обосновывая

применением данной доктрины. Данный подход находит отражение и в российской правовой системе.

Тем не менее, критерий «политичности» является оценочным понятием. Следует отметить, что один из судей Верховного суда США Р. Джексон заявлял, что «.. .любые толкования Конституции влекут за собой политические последствия»[14].

На наш взгляд, наиболее четко критерий «политичности» можно проследить путем изучения практики Верховного суда США. В деле Coleman v. Miller (1939) перед Верховным судом США был поставлен вопрос о том, надлежащим ли образом ратифицирована поправка к Конституции США, в которой установлен запрет на детский труд[15]. Истец полагал, что поправка к Конституции США была ратифицирована штатом Канзас с опозданием, однако данный срок не был установлен Конгрессом США. В рассматриваемом деле Суду предстояло определить, существует ли разумный срок для внесения поправок, согласно которому тринадцать лет выходит за пределы разумного срока. Верховный суд США признал поставленные вопросы политическими и отказался от рассмотрения дела. Суд аргументировал свою позицию тем, что в праве США отсутствуют критерии для определения разумного срока, что лишает спор юридического характера.

Из данного решения можно сделать вывод о том, что в случае если Конгресс США не указывает срок, в течение которого законодательные органы штатов должны ратифицировать поправку к Конституции, то она [поправка] остается в режиме ожидания. Начиная с 1917 года, в США стала применяться практика ограничения времени для ратификации предлагаемых поправок к Конституции. Все поправки, предложенные с этого времени, за исключением Девятнадцатой поправки и рассматриваемой поправки,

устанавливающей запрет на детский труд, включали срок ратификации. Основываясь на аргументации Верховного суда США в деле Coleman v. Miller, архивариус США объявил Двадцать седьмую поправку к Конституции США ратифицированной после того как ее ратифицировали три четверти штатов. Двадцать седьмая поправка к Конституции, предложенная 25 сентября 1789 года, вступила в силу только 5 мая 1992 года[16]. Так, решение по делу Coleman v. Miller можно считать укреплением доктрины политического вопроса. В свете прецедента, установленного этим случаем, три предложенные поправки к Конституции США, помимо поправки относительно детского труда, считаются еще находящимися на рассмотрении в законодательных органах штата (справка по пропорциональным изменениям в Конгрессе с 1789 года, «Поправки о благородстве» с 1810 года и Корвинская поправка с 1861 года), поскольку Конгресс не указывал крайний срок ратификации, предлагая их штатам.

Е.В. Болдырева приводит в качестве примеров решения Верховного суда США, обосновывающие критерии отнесения ситуации к категории политических: дела Luther v. Borden, Powell v. Mc. Cormack и Goldwater v. Carter[17].

Наряду с доктриной о политическом вопросе, доктрина подразумеваемых полномочий, выработанная судами США, также была воспринята Россией. «Суть ...доктрины...состоит в признании того, что орган государственной власти вправе реализовывать конкретные полномочия, которые прямо за ним не закреплены Конституцией, но вытекают из его конституционных функций и общих полномочий.Орган власти не присваивает себе новые полномочия, а уточняет свою компетенцию ad hoc»[18]. По мнению Луиса Фишера, подразумеваемые полномочия не возникают спонтанно, а целиком и полностью определяются потребностями общества, а также целями государственной политики[19].

Проводя параллель между системой конституционной юстиции и конституционного контроля в России и в США, отметим, что в обоих государствах доктрина «политического вопроса», то есть суды «не должны заниматься спорами, возникающими непосредственно в связи с проблемами, решение которых по конституционным догмам отнесено к компетенции «политических ветвей» власти»[20], является основной.

На наш взгляд, пробелом в обеих правовых теориях (и российской, и американской) является отсутствие четких критериев для определения конкретного вопроса к категории политических дел. Более того, Верховный Суд США и Конституционный Суд РФ, выносили решения, которые, на наш взгляд, оказывают огромное влияние на состояние политических институтов в указанных странах. Так, например, Конституционный суд РФ рассмотрел дело «о республиканском суверенитете»[21], ставшего во многом знаковым.

Несмотря на отсутствие прецедента в российской системе, принцип следования ранее принятым решениям, выработанный англоамериканской судебной практикой, применяется не только Конституционным Судом РФ, но и конституционными (уставными) судами субъектов Российской Федерации.

Большинство принципов деятельности Верховного суда США, Конституционного совета Франции и Конституционного Суда РФ совпадают:

независимость, коллегиальность, гласность, состязательность, равноправие сторон и другие.

Впервые доктрина подразумеваемых полномочий была применена в деле McCulloch v. Maryland[22]. Верховный суд США отметил, что полномочия федеральных органов государственной власти следует толковать в широком смысле. Суд посредством толкования концепции «необходимых и уместных законов» установил, что Конгресс США вправе принимать любые законы, «необходимые и уместные» для реализации полномочий, предусмотренных Конституцией. Верховный суд США сформулировал свою позицию: «В случае если намерение законно, если оно находится в рамках Конституции, то все средства, которые уместны, которые очевидно применимы к этому намерению, которые не запрещены, но соответствуют букве и духу Конституции, являются конституционными»[23]. В деле United States v. Nixon[24] Верховный суд США установил привилегию исполнительной власти как подразумеваемое полномочие Президента США. Несмотря на отсутствие прямых указаний в статье II Конституции США, «...определенные полномочия и привилегии проистекают из самой природы перечисленных полномочий; охрана конфиденциальности информации в распоряжении Президента имеет схожие конституционные основания» в той степени, в какой конфиденциальность «имеет отношение к эффективному отправлению функций того или иного президента, она является конституционно обоснованной»[25]. Следует отметить, что Верховный суд США неоднократно применял указанную доктрину, в частности в делах: Youngstown Sheet and Tube Co. v. Sawyer[26], Rasul v. Bush[27], United States v. Comstock[28] и других.

А.А. Мишин выделяет среди полномочий Президента США полномочия, которые считаются подразумеваемыми или присущими ему как высшему должностному лицу государства315 316 [29]. Так, привилегия исполнительной власти, выведенная администрацией Президента Эйзенхауэра[30], является примером действия теории подразумеваемых полномочий.

В состав привилегий исполнительной власти, как правило, включают два конвенционных права Президента:

право на конфиденциальность, то есть право на отказ в предоставлении сведений о процессе принятия решений исполнительной властью Конгрессу США;

право не свидетельствовать перед комитетами Конгресса о внутренних отношениях в ведомстве Президента[31].

В соответствии с меморандумом Президента Рейгана (1982), привилегия используется в особых случаях:

при угрозе национальной безопасности страны;

при возможном нарушении порядка ведения переговоров;

выход за рамки компетенции Конгресса.

Меморандумы об использовании привилегии исполнительной власти определяли рамки, несоблюдение которых могло повлечь обращение президента в Департамент юстиции с требованием об инициировании процедуры воздействия. Первым, кто установил эти границы стал Президент Д. Эйзенхауэр, издавший меморандум в 1958 г. после конфликта Президента Г. Трумэна со сталелитейными заводами относительно их национализации на

нужды войны в Корее в 1952 г.

Президент Р. Никсон установил абсолютную привилегию исполнительной власти, применение которой было расширено до федеральных служащих, однако ее использование было пресечено Верховным Судом как нелегитимное расширение полномочий[32].

Привилегия исполнительной власти по своей правовой природе является механизмом системы сдержек и противовесов. Условия действительности этого механизма оцениваются с точки зрения соотношения интересов конгресса в раскрытии информации с интересами исполнительной власти ее предоставить. Политическая борьба не должна влиять на правовые последствия. Так, в деле «США против Американский Телефон и Телеграф Ко.» право на получение информации, в котором было отказано конгрессу, было продано юридическому лицу в коммерческих целях[33].

Следует отметить, что нецелевое использование привилегии исполнительной власти может повлечь конституционную дестабилизацию в стране. В США первым прецедентом конституционной напряженности всвязи с привилегией исполнительной власти стал спор между кабинетом Президента Вашингтона и Конгрессом в 1791 г. Вашингтон отказался передавать материалы военной экспедиции генерала Сан Клэра по причине защиты «национальных интересов»[34]. «Уотергейтский скандал» 1974 г., когда Президент Р. Никсон отказался предоставить расследовательскому подкомитету сената магнитофонные записи прослушивающих устройств, также является ярким примером применения концепции привилегии

~ 323

исполнительной власти[35].

Президенты США достаточно часто прибегают к использованию подразумеваемых полномочий в качестве инструментов расширения их прав. Например, Президент Г. Трумэн считал, что обладает полномочием национализировать частные предприятия[36], Президент Р. Никсон — осуществлять импаундмент[37], то есть отказ президента расходовать средства (часть средств), законодательно выделенные Конгрессом на предусмотренные бюджетом цели с дальнейшим использованием их по своему усмотрению, Президент Дж. Буш (младший) создавал военные трибуналы без законодательного одобрения[38] [39].

Конституционный Суд РФ применяет рассматриваемую доктрину подразумеваемых полномочий также в основном в делах относительно компетенции Президента РФ. В Постановлении от 30 апреля 1996 г. № 11-П Конституционный Суд РФ указал на то, что в соответствии со статьей 80 Конституции Российской Федерации, Президент Российской Федерации является гарантом Конституции Российской Федерации. При этом глава государства должен обеспечивать согласованное функционирование и взаимодействие органов государственной власти. В силу этого Президент имеет право издавать указы, восполняющие правовые пробелы по вопросам, требующим законодательного решения, в случае их непротиворечия Конституции Российской Федерации и ограничения периодом до принятия соответствующих законодательных актов3.

В Постановлении Конституционного Суда РФ от 31 июля 1995 года № 10-П[40], Суд в результате анализа положений Конституции РФ пришел к выводу, что Президент не только вправе, но и обязан осуществлять полномочия, закрепленные в статьях 83 - 89 Конституции РФ, а также полномочия, прямо не закрепленные в Конституции РФ, однако вытекающие из общих конституционно-правовых принципов и норм. Конституционный Суд установил, что из пунктов «м» ст. 71, ч. 4 ст. 78, ч. 2 ст. 80, ст. 82, ч. 1 ст. 87, ч. 3 ст. 90 Конституции РФ вытекает, что Президент обязан принимать меры по охране суверенитета, независимости, безопасности и целостности страны.

Многие российские конституционалисты придерживаются позиции, что подразумеваемые полномочия есть те права и обязанности, которые не закреплены в Г лаве IV Конституции России, однако находят отражение в иных главах. Так, учитывая п. «ж» ст. 114 Конституции России, следует признать право Президента на его обращение в Правительство по реализации конкретных полномочий. Однако, на наш взгляд, данная позиция должна расматриваться достаточно критично. Так, складывается ситуация, при которой фактически полномочия Президента РФ не ограничены Конституцией РФ. Указ Президента 2012 года закрепил в составе федеральных министерств, федеральных служб и федеральных агентств, руководство деятельностью которых осуществляет Президент России, Федеральную службу по финансовому мониторингу[41]. Однако, в п. «б» и «е» ч. 1 ст. 114 Конституции РФ подтверждено, что проведение единой финансовой политики, осуществление мер по обеспечению законности и борьбе с преступностью относится к ведению Правительства РФ, осуществляющему исполнительную власть (ч. 1 ст. 110 Конституции РФ)[42]. Таким образом, остается открытым вопрос о пределах применения американской доктрины подразумеваемых полномочий.

Доктрина подразумеваемых полномочий применялась и конституционными (уставными) судами субъектов Российской Федерации. Так, в результате толкования пункта 25 статьи 88 Конституции Республики Башкортостан Конституционный Суд Республики Башкортостан (Постановление от 24 сентября 1998 г.) постановил: «В Конституции Республики Башкортостан не содержится перечня вопросов, по которым Президент Республики Башкортостан может издавать указы и распоряжения. В статье 97 Конституции Республики Башкортостан говорится о том, что он издает их «в пределах своих полномочий и во исполнение действующего законодательства». Указы Президента Республики Башкортостан не означают подмены или умаления полномочий Государственного Собрания Республики Башкортостан, предназначены для регулирования общественных отношений, отнесенных к ведению Президента Республики Башкортостан и для восполнения пробелов в правовом регулировании по вопросам, требующим

законодательного решения»[43].

Проанализировав две основные доктрины США, воспринятые Россией, доктрину о политическом вопросе и о подразумеваемых полномочиях, можно сделать вывод о том, что, безусловно, они нашли свое отражение в правоприменительной практике России. И если доктрина о политическом вопросе, на наш взгляд, является более однозначной с точки зрения целесообразности ее применения, то относительно применения доктрины о подразумеваемых полномочиях существуют определенные сложности. Вероятно, степень развития Российского государства не достигла еще той ступени, когда применение подразумеваемых полномочий, в частности привилегий исполнительной власти, будет в минимальной степени сопряжено с превышением полномочий исполнительной власти.

С.В. Тарадонов и Д.С. Петренко выделяют определенные преимущества американской модели конституционной юстиции для России при условии ее применения в субъектах Федерации:

«решить вопросы кадрового обеспечения путем привлечения к осуществлению конституционного контроля в регионах на конкурентной основе опытных профессиональных судей;

избежать дублирования, конкуренции, конфликта компетенций между конституционными (уставными) судами и судами общей юрисдикции;

сделать конституционное правосудие материально доступным для субъектов, так как его финансирование будет осуществляться за федеральный счет и не потребует затрат из бюджетных средств регионов на деятельность дорогостоящей судебной подсистемы;

создать процессуальные механизмы пересмотра решений нижестоящих судов, осуществляющих конституционное (уставное) правосудие;

сделать конституционный контроль повсеместным и фактически обязательным для всех субъектов Федерации;

максимально отдалить деятельность конституционной юстиции от сферы политики;

обогатить осуществление конституционного (уставного) правосудия опытом практики всей судебной системы»[44].

Следует отметить, что Конституционный совет Франции формируется разными ветвями и разными органами, что в большей степени гарантирует всестороннее рассмотрение вопросов. Во Франции органические законы всегда подвергаются конституционному контролю до вступления в законную силу. В российской правовой системе такая возможность не предусмотрена.

На наш взгляд, определенным плюсом французской системы конституционного контроля является то, что решение готовит назначенный судья-докладчик, который может обратиться в высшие школы к видным ученым и профессорам, что невозможно при судебном рассмотрении дела.

Конституционный совет Франции помимо проверки конституционности нормативных актов осуществляет проверку реализации публичных процедур, закрепленных в Конституции Франции (например, выборы). Так, Конституционный совет Франции принимает различные решения:

Решения, связанные с проверкой конституционности нормативных

актов;

Решения, связанные с разграничением компетенции различных ветвей и уровней власти;

Решения по избирательным и референдарным спорам;

Решения по вопросам о конституционной ответственности членов

Парламента и Президента;

Внутриорганизационные решения Конституционного Совета, регулирующие его деятельность. Например, в соответствии со ст. 37 Ордонанса «О Конституционном Совете» в виде решения Конституционного Совета оформляется назначение докладчиков, осуществляемое председателем Совета при рассмотрении конкретных дел (RAPP)[45].

Следует подчеркнуть, что решения Конституционного совета Франции имеют особое соотношение формы и содержания, отличное от решений Конституционного Суда РФ[46]. Достоинством французской модели конституционного контроля является возможность решения проблемы исполнения собственных решений с минимальными временными затратами. Так, правовым основанием для исключения нормы как неконституционной является решение Конституционной совета Франции, то есть отмена неконституционной нормы Парламентом не требуется.

Несмотря на то, что последующий конституционный контроль во Франции появился после проведенной реформы 2008 года, а Конституционный Суд Российской Федерации давно осуществляет последующий конституционный контроль по обращениям граждан, для России не менее актуальны проблемы осуществления конституционного контроля Франции и интересен опыт Франции по их разрешению.

В результате реформы 2008 года во Франции был усилен состязательный характер процесса, так как представителям сторон было предоставлено право выступления на заседании в рамках рассмотрения «приоритетного вопроса о конституционности». Рассматриваемая динамика института конституционного

контроля во Франции является особо интересной для России, так как Федеральным конституционным законом РФ от 3 ноября 2010 года[47] Конституционному Суду РФ было представлено право в определенных случаях рассматривать дело в рамках письменного производства (без проведения слушаний). Федеральный конституционный закон РФ от 04 июля 2014 года расширил полномочия Конституционного Суда РФ по применению статьи 47.1 относительно рассмотрения дел в рамках письменного производства.

Рассмотрим различие в подходах к обеспечению доступа граждан к правосудию в рамках последующего конституционного контроля. В Конституционном Суде РФ допустимость конституционной жалобы предварительно оценивается Секретариатом Суда[48], в Конституционном совете Франции - судом, рассматривающим дело по существу, высшей инстанцией судебной системы, к которой он принадлежит (Кассационным судом или Государственным советом). Анализируя уровень доступности конституционного правосудия для граждан, отметим, что французская система фильтрации предполагает окончательность решений Государственного совета и Кассационного суда об отказе в передаче обращения в Конституционный совет Франции[49]. Безусловно, Конституционный совет Франции осуществляет широкий круг полномочий помимо последующего конституционного

контроля, ввиду чего представленная система является оправданной. Тем более, подавляющая часть решений, принятых в рамках последующего контроля конституционности, удовлетворяется Конституционным советом Франции. Примечательно, что основанием для отказа, как правильно, является наличие уже высказаной ранее позиции Конституционного совета Франции.

При проведении анализа доступности обращения граждан к органам конституционной юрисдикции была выявлена интересная закономерность. Так, в Российской Федерации изначально были более широкие основания для обращения граждан в Конституционный Суд (отменена возможность проверки конституционности подлежащих применению норм; был сокращен срок по времени обращения до одного года (от неограниченного); был осуществлен переход от полностью публичного производства к расширению письменного производства). Принимая во внимание, что изначально граждане Франции не обладали правом обращения в Конституционный совет Франции (в том числе посредством судебных органов), можно отметить, что реформирование Конституционного Суда РФ и Конституционного совета Франции осуществляется к переходу от противоположных точек к промежуточному варианту.

Кроме того, изучив некоторые записи заседаний в Конституционном совете Франции[50], был сделан вывод о том, что чаще всего стороны ссылаются на письменные замечания оппонента в своих выступлениях, а не ведут прения в полном смысле слова.

Так, рассмотренные выше введенные меры во Франции и России являются диаметрально провоположными, однако, как не парадоксально, преследуют цель - упрощение работы органа конституционного контроля. На наш взгляд, данная цель входит в некоторое противоречие с принципом

состязательности процесса.

Отметим, что серьезной проблемой в осуществлении конституционного правосудия во Франции является постоянно осуществляемая кодификация. В отличие от Российской Федерации, где кодекс является законом и принимается в аналогичном порядке, что и законы, французские кодексы объединяют акты различной юридической силы: законы и акты, принятые исполнительной властью. В результате внесения изменений в кодекс во Франции, часть норм закона меняют свой порядковый номер: сначала статья закона, после кодификации - статья кодекса с новым номером, в результате дополнений также переодически перестраивается расположение статей и их нумерация. Поэтому проверка о том, была ли признана определенная статья кодекса конституционной, является достаточно сложной. Безусловно, в данном аспекте система, построенная в Российской Федерации, является более отлаженной и логично структурированной.

Как было отмечено ранее, отличительной чертой конституционного контроля, реализуемого во Франции, является то, что Конституционный совет Франции обладает полномочиями контролю за деятельностью Парламента, а формируемый исполнительной властью Государственный совет Франции является органом административной законности[51]. Так, в функции Конституционного совета не входит контроль за соблюдением конституционной законности всеми органами государственной власти в отличие от системы, действующей в России, где Конституционный суд осуществляет контроль за деятельностью не только Парламента, но и Правительства. На наш взгляд, подобное разветвление контроля за соблюдением Конституции в условиях России является необоснованным. Это связано с тем, что в основном Конституционный Суд РФ осуществляет свои

полномочия на основании поданных гражданами конституционных жалоб. Так, для обеспечения доступа к правосудию и для обеспечения единства в подходах к разрешению дел о конституционности актов наиболее предпочтительно использовать действующую модель конституционного контроля в России. В юридической литературе также высказываются противоположные предложения о необходимости вернуть обязанности Конституционного Суда РФ Верховному суду, что также, на наш взгляд, не представляется обоснованным. С.В. Бородин и В.Н. Кудрявцев считают, что в данном случае «...речь идет ...о целесообразности объединения...судебных систем, .что означало бы решение еще одной задачи: укрепления независимости судебной власти и ее самостоятельности как целостной единой структуры»[52]. С.В. Бородин и В.Н. Кудрявцев предлагают также передать функции конституционных (уставных) судов областным судам общей юрисдикции. На наш взгляд, Конституционный Суд РФ является достаточно эффективно действующим органом конституционной юстиции, всвязи с чем, нет необходимости передавать судам общей юрисдикции функции осуществления конституционного контроля[53].

Таким образом, сложившаяся во Франции система конституционного контроля содержит элементы, которые следует учесть в правовой системе России. Однако, на наш взгляд, система, построенная в России, является более приемлемой для нашего государства. Безусловно, заслуживает внимания концепция приоритетного конституционного вопроса, а также создание «блока конституционности». На наш взгляд, на основе механизма, действующего во

законы, противоречащие Европейской Конвенции о правах человека[54], могут быть исключения из французской правовой системы, а практика Европейского суда по правам человека оказывает огромное влияние на практику Конституционного совета Франции[55]. Несомненно,

Конституционный Суд РФ анализирует и руководствуется во многом практикой Европейского суда по правам человека, однако имеет позицию, что в определенных случаях решения Европейского суда по правам человека могут не применяться, когда они не соответствуют Конституции РФ. По нашему мнению, данный момент является достаточно спорным, так как многие права, закрепленные в Европейской Конвенции о правах человека, нашли отражение в Конституции РФ, и не вступают в противоречие с Конституцией РФ. Всвязи с этим, представляется целесообразным использовать опыт Франции по имплементации конвенционного и конституционного контроля в их тесной взаимосвязи.

[1] Митюков М.А. Зарождение идей конституционного правосудия в России (XIX - начало XX в.в.) // Конституционное Правосудие. 2001. № 1 (11).

[2] Кряжков В.А., Лазарев Л.В. Конституционная юстиция в Российской Федерации: Учеб. пособие для студентов юрид. вузов и фак. / М.: БЕК, 1998.

[3] Митюков М.А. К истории отечественного судебного конституционного надзора (19241933 гг.) // Конституционное правосудие. 2005. № 3 (29).

[4] Шульженко Ю.Л. Конституционный контроль в России; Рос. АН, Ин-т государства и права. М.: Ин-т государства и права, 1995.

[5] Митюков М.А. К истории отечественного судебного конституционного надзора (19241933 гг.) // Конституционное правосудие. 2005. № 3 (29).

[6] Кулушева М. А. (Липчанская М.А.) Конституция Российской Федерации - основа стабильности государства и общества. Хроника научных событий: всероссийская научнопрактическая конференция «Конституция Российской Федерации - основа стабильности государства и общества». Саратов, 5-6 декабря 2003 г. // Вестник ПАГС: научный журнал. № 6. 2004. С. 128-133.

[7] См.: Болдырева Е.В. Принцип разделения властей и конституционная ответственность лиц, занимающих государственные должности: российская практика и зарубежный опыт // Юрист. 2014. № 21. С. 44-45.

[8] Бондарь Н.С. Судебный конституционализм в России в свете конституционного правосудия. М., 2011. С. 101.

[9] Медушевский, А. Российская модель конституционных преобразований в сравнительной перспективе / А. Медушевский // Конституционное право: восточноевропейское обозрение. — 2003. — № 2. — С. 163.

[10] Конституционное (государственное) право зарубежных стран: в 4 т. Т. 1-2 / отв. ред. Б. А. Страшун. М.: БЕК, 1996. С. 72.

[11] См.: Клишас А.А. Конституционная юстиция в зарубежных странах / Отв. ред. В.В. Еремян. М., 2004. С. 67.

[12] Речь У.Д. Бреннана в Университете Джорджтауна. Цит. по: Лахути Нодар. Правила жизни Уильяма Бреннана // Право.Яи. 24.05.2017.

[13] Феофанов Ю. Конституционному Суду РФ - 10 лет. Суд, который судит законы // Закон. 2001. № 11. С. 3.

[14] Robert Jackson, The Supreme Court in the American System, 1991, Р. 56

[15] Coleman v. Miller 307 U S. 433 (1939).

[16] Huckabee, David C. (September 30, 1997). “Ratification of Amendments to the U.S. Constitution”.

[17] См.: Бoлдырева Е.В. Кoнституциoннoе правoсудие в субъектах федеративных государств: вoпрoсы правoвoгo регулирoвания (на примере США, Германии и Po^hh) // Вестник ^мсгого гoсударственнoгo университета. 2009. № 319.

[18] Краснов М. А. Доктрина «подразумеваемых (скрытых) полномочий» главы государства в российской конституционно-правовой практике // Конституционный вестн. 2010. № 2. С. 72.

[19] См.: Fisher L. The Law: Presidential Inherent Pоwer: The ‘^о1е Organ” Dоctrine. — Presidential Studies Quarterly, March 2007. P. 1-3.

[20] Мишин А.А., Власихин В.А. Конституция США. Политико-правовой комментарий. М, 1985. С. 131 -132.

[21] СЗ РФ. 2000. № 25. Ст. 2728.

[22] 17 U. S. 316 (1819).

[23] Цит. по: Саликов М. С. Судебный федерализм США // Правоведение. 1998. № 1.

[24] 418 U. S. 683 (1974).

[25] Краснов М А. Указ. соч. С. 73.

[26] 343 U. S. 579 (1972).

[27] 540 U. S. 1175 (2004).

[28] 130 S. Ct. 1949 (2010).

[29] См.: Мишин А.А. Государственное право США — М.: Наука, 1976. С. 180-220.

[30] См.: Rozell M.J. Executive Privilege Revived?: Secrecy and Conflict During the Bush Presidency - Duke Law Journal [Vol. 52:403 2002]. P. 403-405.

[31] См.: Мишин А.А. Указ. соч. С. 210-215.

[32] Memorandum from Ronald Reagan, President of the United States, to the Heads of Executive Departments and Agencies (Nov. 4, 1982). P. 7-17.

[33] Train v. City of New York, 420 U S. (1975). P. 419-425.

[34] Saikrishna B.P. A critical Comment on the Constitutionality of executive Privilege, (1999). P. 37.

[35] См.: Мишин А.А. Указ. соч. С. 158-170.

[36] Youngstown Sheet & Tube Со. v. Sawyer, 343 U.S. (1952). P. 579, 610.

[37] Train v. City of New York, 420 U.S. (1975). P. 35.

[38] Padilla v. Hanft, 423 F. 3d (4th Cir. 2005) (No. 05-6396). P. 386.

[39] См., например: Пoстанoвление Правительства РФ «О ^действии избирательным эмиссиям в oрганизации пoдгoтoвки и прoведения выбoрoв депутатов Гoсударственнoй Думы Федеральнoгo ^брания Рoссийскoй Федерации» // СЗ РФ. 1996. № 19. Ст. 2320.

[40] Постановление Конституционного Суда РФ от 31 июля 1995 г. № 10-П «По делу о проверке конституционности Указа Президента Российской Федерации от 30 ноября 1994 года № 2137 «О мероприятиях по восстановлению конституционной законности и правопорядка на территории Чеченской Республики», Указа Президента Российской Федерации от 9 декабря 1994 года № 2166 «О мерах по пресечению деятельности незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики и в зоне осетино-ингушского конфликт» Постановления Правительства Российской Федерации от 9 декабря 1994 года № 1360 «Об обеспечении государственной безопасности и территориальной целостности Российской Федерации, законности, прав и свобод граждан, разоружения незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики и прилегающих к ней регионов Северного Кавказа», Указа Президента Российской Федерации от 2 ноября 1993 года № 1833 «Об Основных положениях военной доктрины Российской Федерации» // СЗ РФ. 1995. № 33. Ст. 3424.

[41] Указ Президента РФ «О структуре федеральных органов исполнительной власти» от 21.05.2012 №636 (ред. от 19.03.2013). URL: кИр://’^^^:Геё81ш.ги/аЬои1;/1е§а1/751.

[42] Указ Президента РФ «Вопросы Федеральной службы по финансовому мониторингу» (вместе с «Положением о Федеральной службе по финансовому мониторингу») от 13.06.12 №808 (ред. от 03.11.2012). URL: http://www.cоnsu1tant.ru/dоcument/ cоns_dоc_LAW_156344.

[43] Известия Башкортостана. 1998. 6 октября.

[44] Тарадонов С.В., Петренко Д.С. Некоторые аспекты международного и зарубежного влияния на конституционное правосудие Российской Федерации // Государство и право. 2007. № 3.

[45] Антонов А.В. Реформа Конституционного Совета Франции / А.В. Антонов // Журнал конституционного правосудия. - 2011. - Ко 2- . С. 27.

[46] См.: Ардан Ф. Франция: государственная система / Ф. Ардан. - М.: Юрид. лит., 1994.

145 - 146.

[47] Федеральный конституционный закон от 4 июня 2014 г. № 9-ФКЗ. - Доступ из справ.- правовой системы «КонсультантПлюс».

[48] О роли Секретариата Конституционного суда как внутреннего фильтра см., например: Блохин П.Д. Деятельность Секретариата Конституционного Суда Российской Федерации по рассмотрению жалоб граждан и их объединений: проблемы компетенции // Журнал конституционного правосудия. 2012. Ко 1; Автономов А.С. Секретариат Конституционного Суда России: фильтр для отсеивания необоснованных жалоб или тормоз конституционного правосудия? // Актуальные вопросы конституционного правосудия М.: Волтерс Клувер. 2011. С. 475-486.

[49] См.: Deris^n n° 2012-284R QPC du 27 decembre 2012 // Jоurnal оfficiel du 29 decembre 2012. P. 20838; Dёcisiоn n° 2012-237 QPC du 15 fevrier 2012 // Jоurnal оfficiel du 16 fevrier 2012. P. 2729.

[50] http://www.conseil-constitutionnel.fr/conseil-constitutionnel/francais/videos.html.

[51] Кампо В. М. Государственный совет Пятой республики Франции. Автореф. канд. дис. М., 1978.

[52] Бородин С.В., Кудрявцев В.Н. О судебной власти в России // Государство и право. - 2001.- № 10.- С. 21.

[53] См., например: Материалы Всероссийского совещания «Проблемы образования конституционных (уставных) судов субъектов Российской Федерации». - М.: Старая площадь, 1999. - С. 9; Органы конституционного контроля субъектов Российской Федерации: проблемы организации и деятельности (научно-практический семинар) // Государство и право. - 1995.-№ 9.- С. 125-131.

[54] Е. Fura-Sandstrom discours prononce devant le Conseil d’Etat franqais: «Les consequences de la nouvelle exception d’inconstitutionnalite en France au regard de la Convention europeenne des droits de l’homme» (non publie), Bibliotheque de la Cour de Strasbourg.

[55] См., например: Olivier Dutheillet de Lamothe «Controle de conventionnalite et controle de constitutionnalite en France», discours prononce lors du visite au Tribunal Constitutionnel espagnol Madrid, 2-4 avril 2009-04-01. URL: http://www.conseil-constitutionnel.fr; Olivier Dutheillet de Lamothe «Conseil constitutionnel et Cour europeenne des droits de l’Homme: un dialogue sans paroles», Р. 403 et s., in Le dialogue des juges. Melanges en l’honneur du president Bruno Genevois. Paris. Dalloz. 2009, 1166 p.