Принимая во внимание то, что многие отечественные правоведы рассматривают решения Европейского суда по правам человека (далее по тексту – ЕСПЧ) как прецедент, определение места этих актов в российском праве зависит от решения вопроса о месте прецедента как источника права в российской правовой системе и правоприменительной деятельности. Выше нами было рассмотрено, что отечественные правоведы очень осторожно высказываются по этому вопросу, не отрицая значения и влияния прецедента на российскую судебную практику, но и не признавая его источником российского права.
Проблема определения места решений Европейского суда по правам человека и, следовательно, содержащихся в них правовых позиций Суда в российской правовой системе остаётся наиболее дискуссионным в отечественной литературе, посвящённой деятельности Европейского суда. Выделяются два основных подхода к решению указанной проблемы: через общетеоретическое определение понятия «источник права» и толкование положений Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней».
Так, В.А. Канашевский исходит из определения «источника права» и двух его элементов: внешней формы и придания норме качества правовой нормы, а также связи категории «источник права» с волей создавшего его государства: «Источник права суть внешняя форма установления правовой нормы государством (или по поручению государства, или с санкции государства, одобрения государства). … Право возникает только как результат действий государственных органов. Следовательно, любой правовой нормативный акт исходит от государства или одобрен им, то есть носит государственный характер». Очевидно, что право не всегда является творением государства и заключается не только в нормативных актах, но и в других источниках права, например, в обычаях делового оборота. Однако результатом рассуждений В.А. Канашевского является следующий важный вывод: государство путём одностороннего волеизъявления определяет формы существования норм права. Применительно к решениям Европейского суда это означает, что поскольку российское законодательство не относит решения Европейского суда по правам человека, а также содержащиеся в них правовые позиции к источникам права, то они ими не являются. Однако эти решения можно выделить в самостоятельную категорию «правовых регуляторов», которая обозначает «всё объективное право, все действующие на территории государства правовые нормы, в том числе международные»[1].
Второй подход к решению проблемы определения места решений Суда в российской правовой системе основан на толковании следующего положения Федерального закона РФ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней»:
Россия признала «ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию Европейского суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после их вступления в действие в отношении Российской Федерации».
По мнению М.Н. Марченко, исходя из указанного положения Федерального закона РФ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней», следует признание:
• обязательной силы Постановлений Европейского суда по правам человека по существу дела, вынесенных в отношении России;
• приоритета европейского правосудия над национальными судебными органами, но не их подмена;
• полномочий Европейского суда в каждом случае при необходимости уточнять объём прав и обязанностей, которые возлагаются на государство;
• права Европейского суда объявлять государство ответственным за нарушение прав и свобод, гарантируемых Конвенцией и Протоколами к ней;
• «связанности судей задачей провозглашения права в качестве судьи по правам и свободам», а также права тяжущегося «ссылаться в судах на Европейскую конвенцию в том смысле, в каком она толкуется Страсбургским судом»;
• инкорпорированности Конвенции в правовую систему России, а также прецедентного характера решений Европейского суда[2] при условии, что они: соответствуют общепризнанным принципам и нормам международного права и не противоречат Конституции РФ.
По мнению В.А. Канашевского, О.И. Тиунова[3], а также П. Лаптева из Федерального закона РФ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» следует, что «обязательными для Российской Федерации являются только те решения Европейского суда, которые вынесены в отношении России, а не вся практика Европейского суда, хотя фактически другие решения российские судьи не могут не учитывать в силу действия правила прецедента». Следовательно, все решения Европейского суда можно разделить нам два типа. Первый тип – Постановления Суда, которые вынесены в отношении России. Они входят в российскую правовую систему, обязательны для всех государственных и муниципальных органов и являются юридическим фактом для пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам судебных решений, принятых национальными судебными органами. Второй тип – Постановления, вынесенные против других государств-участников Конвенции, которые не являются частью российской правовой системы. Наконец, Б.Л. Зимненко предлагает третий вариант толкования указанного выше положения Федерального Закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней», полагая, что частью российской правовой системы являются Постановления Европейского суда, которые:
• вынесены в отношении России;
• констатируют нарушение Российской Федерацией определенных прав и свобод, гарантированных Конвенцией и Протоколами к ней;
• вступили в законную силу[4].
Фактически, толкование Зимненко отличается от толкования Канашевского, Тиунова и Лаптева тем, что Зимненко ввел вступление Постановления Суда в законную силу в качестве дополнительного параметра, определяющего обязательность Постановления для России.
Следует отметить, что те ученые, которые вообще не относят решения ЕСПЧ к источникам российского права или рассматривают как источники только решения, вынесенные в отношении России, тем не менее, предлагают законодателям и правоприменителям учитывать весь корпус решений ЕСПЧ, поскольку юриспруденция этого органа строиться по принципу прецедента. Однако они не дают четкого объяснения, каким именно образом и в каком объеме законодатели и практики должны пользоваться не являющимися источником российского права решениями Европейского Суда.
Если сравнить выводы правоведов по вопросу о месте решений ЕСПЧ в системе российского права с их мнениями о том, что прецедентами являются не сами решения ЕСПЧ, а высказанные в них правовые позиции Суда, то можно сделать вывод, что ученые предлагают практикам руководствоваться именно правовыми позициями Суда. Вместе с тем, в российских научных публикациях такого вывода не делается и теоретическая дискуссия о правовых позициях Суда не пересекается с дискуссией о месте решений этого органа в системе российского права.
В завершении рассмотрения данного вопроса необходимо привести выдержку из текста доклада главы КС РФ Валерия Зорькина посвященный «имплементации решений Европейского Суда по правам человека в правовую систему Российской Федерации» от 20 ноября 2010 года на XIII Международном форуме по конституционному правосудию «Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод в XXI веке: проблемы и перспективы применения»: «Конституция Российской Федерации как демократического, правового и суверенного государства закрепляет приоритет прав и свобод человека и гарантирует их реализацию на основе юридического равенства согласно общепризнанным принципам и нормам международного права. Обязанность государства признавать, соблюдать и обеспечивать защиту прав человека на основе положений Конституции относится к основам конституционного строя Российской Федерации. Верховенство права, предполагающее приоритет прав человека и верховенство правового закона, – это та идея, которая объединяет Конституцию и Конвенцию, деятельность Конституционного Суда и Европейского Суда по правам человека. Охраняя Конституцию, Конституционный Суд тем самым охраняет и Конвенцию как составную часть российской правовой системы. Посредством решений Конституционного Суда Конвенция и «прецеденты толкования» Европейского Суда имплементируются в российскую правовую систему. В постоянном диалоге и взаимовлиянии ЕСПЧ и КС обогащают практику друг друга и тем самым соединяют усилия национальных и наднациональных юридических институтов в современном миропорядке. Имплементация Европейской Конвенции в российскую правовую систему соответствует потребности нашей страны в правовом развитии. Поэтому единственно возможный для нас выбор – это путь честного выстраивания такого правопорядка, который будет вписываться в принятые (в том числе и самой Россией) международно-правовые стандарты и прежде всего – в области прав человека[5].
Из данного выступления можно сделать вывод о том что, вопрос о решениях ЕСПЧ как источнике Российского права в целом и финансового права в частности, является открытым и представляет собой приоритетное направление в развитии источников права в России.
[1] Канашевский В.А. Указ. Соч. С. 123.
[2] Лаптев П. Роль Постановлений Европейского суда для России // Отечественные записки. 2003. № 2 (11).
[3] Зимненко Б.Л. Решения Европейского суда по правам человека и правовая система Российской Федерации // Московский журнал международного права. 2004. №2. С. 84-85.
[4] Марченко М.Н. Указ. соч. С. 14-17.
[5] Доклад главы КС РФ Валерия Зорькина, посвященный «имплементации решений Европейского Суда по правам человека в правовую систему Российской Федерации» от 20 ноября 2010 года на XIII Международном форуме по конституционному правосудию «Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод в XXI веке: проблемы и перспективы применения» // http://www.pravo.ru/news/view/42643.
|