Прежде всего, необходимо отметить, что история развития института действия уголовного закона во времени в зарубежной юридической мысли имеет для нас существенное значение в связи с большим влиянием так называемой западной традиции права на формирование правовой системы России. Мы ограничиваемся анализом развития западных учений в отношении действия уголовного закона во времени и пространстве XIX веком потому, что именно до этого периода они имели к развитию права в России самое непосредственное отношение.

В частности, одной из ярких черт западной традиции права (при её формировании) являлось существование внутри одного общества различных юрисдикции и различных правовых систем. В основном это происходило вследствие дифференциации церковной и светской власти. В результате этого постоянно присутствовала проблема разрешения различных правовых коллизий. Все это, по мнению Г. Дж. Бермана, послужило источником свободы личности на Западе[1], что в свою очередь дало толчок к формированию и законодательному закреплению принципов действия законов во времени и пространстве.

Следует особо отметить, что влияние западной традиции права на развитие российской юридической мысли при учете всего изложенного, в то же время носило несколько специфический характер. Существенное значение здесь имело разделение между восточной и западной христианскими церквями, которое в I в. н.э. соответствовало границе раздела между восточной и западной частями Римской Империи. Этот раскол совпал с западным движением за передачу единовластия над церковью епископу Рима, выведения духовенства из-под контроля императора и резкого отграничения церкви от светской власти. Это движение достигло кульминации в период григорианской реформации (1075-1122 г. г) и породило первую правовую систему Запада - новое каноническое право римско-католической церкви[2].

Вследствие этого термин «западная традиция права» следует относить к тем правовым системам, чьи традиции проистекают из этих событий. Такие же страны, как Россия и Греция остались в восточной православной церкви и из этого процесса частично были исключены.

Именно поэтому первое законодательное упоминание о действии законов во времени в России мы находим лишь в Судебнике 1550 года, тогда как в западной системе права уже в IХ-Х веках закон воспринимался как единая система, которая развивается во времени. Вследствие этого, практически до XVI века русское законодательство затрагивало лишь вопросы пространственного ограничения применения определенных законодательных положений.

Кроме того, необходимо учитывать, что на Руси очень долгое время (вплоть до императорского периода) имело огромное значение и силу обычное право, которое, как известно, вообще не допускало вопроса о времени возникновения того или иного правила поведения.

В целом же, анализ правовых актов указанного периода позволяет сделать вывод о том, что в случаях возникновения конкуренции законов различных государств действовали следующие правила:

1) где отношения между русскими и иностранцами не были определены договорами, там иностранец за преступления, совершенные им на русских землях, подлежал суду по русским законам; и 2) где взаимные отношения были определены договорами, то этими им устанавливалось, по возможности, однообразность ответственности: «тажо (то есть такая же, как немцу в России) правда боуди Роуси въ Ризъ и на Готьскомъ березе» (Договор Смоленского Князя Мстислава Давыдовича с Ригой, Голландией и немецкими городами.1230 г).

Первым законодательным документом, до известной степени систематизировавший все действующее право, был Судебник Ивана III, изданный в 1497 году, который по своей сути явился единым законом для всех областей, вошедших к тому времени в Московское государство. Таким образом, данный Судебник имел весьма важные последствия для всей правовой жизни того времени. Так, в результате его издания в 1497 году суд и «расправа» сделались однообразными на всей территории Московского государства. До этого правосудие осуществлялось в зависимости от того, действовали или нет в области особые грамоты типа Псковской, Новгородской или Двинской. В некоторых местностях применялась даже Русская Правда с некоторыми добавлениями к ней. В частности, вследствие определенных исторических обстоятельств, законодательство в литовско-русском государстве придерживалось начал древнего русского права, и основные постановления Русской Правды имели там силу вплоть до XV века. В частности, до 1440 года в соответствии с «княжьей» Правдой судились литовцы, полочане, витебляне и смоляняне[3].

Дальнейшая юридическая жизнь Московского государства, с одной стороны и дальнейшее развитие правовых отношений, идей, институтов, имевшее место после издания первого Судебника, с другой стороны, были причинами возникновения потребностей в новом кодификационном труде, и уже через пятьдесят с небольшим лет был составлен новый Судебник, названный царским и изданный Иваном IV в 1550 году. Год спустя после этого (в 1551 году) Иван IV, как известно, созвал церковный собор, получивший название Стоглавого, которому было поручено рассмотреть и утвердить Судебник. Главная особенность данного законодательного памятника состоит в том, что именно с него начинаются серьезные теоретические и практические разработки вопросов, касающихся действия законов во времени. Основным источником царского Судебника 1550 года послужил первый Судебник с дополнениями Великого князя Василия Иоановича и новыми узаконениями. Важность его заключается в том, что в данный Судебник были включены ряд новых постановлений «о силе действия и порядке составления законов» (ст. ст.97-98) и он впервые объявил закон всеобъемлющим и единственным источником права: «впредь всякие дела судите по сему Судебнику» (ст.97); если же возникнут дела, решение которых не предусмотрены Судебником, то они должны уже решаться не по обычному праву, а представляются для разрешения в органы законодательной власти, «которая по этим поводам дает законы» (ст.98). Кроме того, Судебник относится крайне отрицательно ко всякого рода исключениям из общих норм права и окончательно запрещает издание «тарханных» грамот, то есть актов, освобождающих определенные местности или лица от общих норм, и даже предписывает изъять все такие грамоты, изданные до 1550 года. «А тарханных впредь не давать никому, а старые тарханные грамоты поимати у всех» (ст.43 Судебника)[4].

Завершение формирования территориального принципа действия общего законодательства на всей единой территории Московского государства происходит с принятием в 1551 году общего свода церковных постановлений (Стоглав), также обязательного во всем государственном пространстве, который окончательно санкционировал завершение централизованного процесса, начатого Москвой[5].

Юридическая жизнь продолжала прогрессировать, а, следовательно продолжались создаваться новые отношения и новые потребности, регулировать и удовлетворять которые прежнее законодательство уже не могло. Поэтому в 1649 году царь Алексей Михайлович повелел кодифицировать все существующие правовые акты и составить новое законодательное Уложение.

Главной и основной особенностью этого законодательного памятника, которая представляет для нас интерес, явилось то, что Уложение было одним из первых сводом законов, сразу же напечатанном после его утверждения. С тех пор печатание законов явилось необходимым условием для его реализации[6].

Что же касается вопросов действия закона во времени, то в Уложении они регламентировались главой XV, которая в основном опиралась на введенном ст.97 Судебника 1550 года принципе - закон обратной силы не имеет. Уложение предписывало оставить в силе все судебные решения, вынесенные на основе законов, действовавших до этого периода, а дела новые рассматривать в соответствии с новым законодательством.

Таким образом видно, что в этот исторический период развития российского законодательства уже достаточно глубоко затрагиваются и начинают закладываться основы принципов пространственных и временных параметров реализации уголовных законов.

Определенную специфику имело российское законодательство, так называемый, императорский период. Эта специфика заключалась в том, что источником права в эту эпоху становиться только закон. Обычай, игравший такую важную роль в области права в удельно-вечевой период и в Московском государстве, отступает назад и совсем утрачивает значение фактора образования права. Ввиду этого, характер законодательства императорского периода не имеет ничего общего с характером законодательства Московского государства.

В то время как законодательные памятники московского периода, будучи ничем иным, как сводом предшествующего законодательного материала, главный источник которого составлял зачастую обычай, законодательство императорского периода явилось результатом теоретических разработок и анализа законодательства различных иностранных государств. В частности 30 марта 1716 года Петром I был утвержден Воинский устав и именным указом Сенату было дано распоряжение размножить его и разослать « во все корпуса войск, а также по губерниям и канцеляриям, дабы неведением никто не отговаривался... и понеже оный, хотя основанием воинских людей, однако же касается и до всех правителей земских...»[7]. Таким образом, из этого указа видно, что Воинский устав применялся не только в военных судах к военным, но и к лицам гражданским и по сути дела являлся Уголовным кодексом Империи.

Кроме того, преамбула к этому уставу определила: «устав применяется ко всем военнослужащим, как подданным России, так и иностранцам, находящимся на службе у правительства»[8].

Необходимо особо отметить, что именно с этого периода времени начинается этап наиболее активного влияния на российское законодательство западной традиции права с её приоритетным положением личности. Все это дало толчок к новому осмыслению различных правовых вопросов, в том числе посвященных действию российских уголовных законов во времени. В целом, это послужило основой для наиболее глубокого понимания указанной проблемы и к середине XIX века явилось условием возникновения в России различных теоретических исследований в этом направлении.

Этим проблемам свои труды посвящали такие видные русские правоведы, как Л.С. Белогриц-Котляревский, Е.В. Васьковский, А. Градовский, В.В. Есипов, А.Ф. Кистяковский, П.Д. Колмыков, П.И. Люблинский, А. Лохвицкий, В.Н. Латкин, И.А. Малиновский, М.И. Мышь, Ф. Мартене, Н.Д. Сергеевский, В.И. Сергеевич, Н.С. Таганцев, И.Я. Фойницкий, и другие.

Необходимо отметить, что действующие в то время в России уголовное законодательство имело определенную систему: оно подразделялось на законы общие и особенные, по месту или по лицам. К числу законов общих относились Уложение о наказаниях уголовных и исправительных и Устав о наказаниях, налагаемых Мировыми Судьями.

К числу законов особенных по месту относились Уголовное Уложение Великого Княжества Финляндского, Уголовный кодекс Царства Польского 1818 г., который был основан на австрийском Уложении 1803 года. Однако Указом от 13 сентября 1876 года на Варшавский судебный округ распространено Уложение о наказаниях уголовных и исправительных.

Новый этап развития института действия уголовного закона во времени начался в 1917 году.

Формирование нового права (в частности уголовного) в этот период идет по пути издания центральной властью декретов о суде, которые должны были заменить уголовное законодательство, действовавшее до этого времени в России. Не смотря на все споры вокруг вопроса о целесообразности принятия новых уголовных законов или использования действовавшего на тот период уголовного законодательства (в 1918 году был даже разработан проект нового Уголовного Уложения, в основу которого было положено Уголовное Уложение 22 марта 1903 года)[9], 22 ноября 1917 года на заседании СНК был утвержден декрет №1 о суде. В целом, проблема определения пределов действия уголовного закона, в тот период являлась весьма сложной и включала в себя следующий круг вопросов: определение пределов обратной силы закона; установление принципов, на основании которых определяется действия уголовных законов в пространстве[10].

Что касается проблемы определения пределов обратной силы закона, то в теории права советского периода довольно широко признавалось, что принцип «закон обратной силы не имеет» не является абсолютным и в большей части обращен не к законодателю, а к лицам непосредственно реализующих положения закона. Однако в начальный период развития советского законодательства указанное положение никак не оговаривалось, а обратимость закона, в ряде случаев, без особых указаний вытекала из его смысла.

Начиная с 1919 года, вопросы, регулируемые уголовным правом, вследствие дальнейшего развития государственности советской России, стали рассматриваться на уровне принятия и издания отдельных законодательных актов.

Законодательно принципы действия советских уголовных законов были закреплены только в 1922 году, в принятом УПК РСФСР. Однако и после этого данный вопрос разрешен не был. Дело в том, что Постановление ВЦИК «О введении в действие уголовного кодекса РСФСР 1922 года» содержало в себе следующие положения: «а) с момента вступления Кодекса в силу (1 июля 1922 г) отпадает действие всех иных норм, устанавливающих до его введения основания и размер уголовных наказаний; б) Уголовный кодекс применяется по отношению ко всем преступным действиям, не рассмотренным в судебном порядке до введения его в действие». На основании текста постановления можно сделать вывод о том, что некоторым нормам УК РСФСР 1922 года придавалась обратная сила. В то же время ст.2 УПК РСФСР 1922 года закрепила принципы перспективного (немедленного) действия уголовного закона, а также необратимости уголовных законов за исключением устраняющих преступность деяния или смягчающих наказание: «преступность и наказуемость деяния определяется уголовным законом, действовавшим в момент совершения преступления. Законы, устраняющие преступность совершенного деяния или смягчающие его наказуемость имеют обратную силу».

До издания Основ уголовного законодательства Союза ССР 1958 года нормы о действии уголовного закона во времени, таким образом, содержались в уголовно-процессуальном законодательстве, в частности, после 1922 г. - в Основах уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1924 года и, соответственно, в уголовно-процессуальных кодексах союзных республик. Отсюда следует, что вопрос о действии уголовного закона во времени рассматривался в тот период в законе с точки зрения права процессуального. Сам же уголовный закон очень часто применялся с обратной силой. В частности, ст.58-13 УК РСФСР 1926 года устанавливала наказание за «активные действия против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственной или секретной должности при царском строе или у контрреволюционных правительств в период гражданской войны» обладает ретроактивным действием в отношении поступков, ранее преступными не признававшимися.

Однако по своему существу норма о действии уголовного закона во времени является нормой права материального. Она определяет, какое общественно-опасное поведение является преступлением в зависимости от времени его совершения и времени действия уголовного закона. Именно поэтому детализация этого вопроса получала наиболее полное закрепление в Основах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 года в ст.6, которая была воспринята без изменений всеми УК республик: «Закон, устраняющий наказуемость деяния или смягчающий наказание имеет обратную силу, то есть распространяется также на деяния, совершенные до его издания. Закон, устанавливающий наказуемость деяния или усиливающий наказание, обратной силы не имеет»[11].

В отличие от ранее действовавшего законодательства, Основы 1958 года определили условия обратной силы закона и специально упомянули о том, что более суровый закон не имеет обратного действия. Это положение вытекало и из формулировок ранее действовавших уголовно-процессуальных законов, но прямо не выражалось.

Подобное законодательное положение об обратной силе уголовного закона просуществовало вплоть до 1991 года, после чего, в связи с изменениями, внесенными в УК РСФСР, приобрело следующую форму: «закон, устраняющий преступность и наказуемость деяния или смягчающий наказание, имеет обратную силу...».

Благодаря этому широкое распространение получило мнение о том, что положения об обратной силе уголовных законов в целом ориентированы на нормы Особенной части уголовного законодательства, которые, как известно, только и устанавливают преступность и наказуемость деяния. Нормы Общей части, определяющие принципы, основания и условия уголовной ответственности, понятия и виды наказаний и т.п., оставались как бы за пределами буквальных предписаний ст.6 УК РСФСР.

Остальные нормы Общей части применялись в соответствии с перспективным принципом действия уголовного закона (с момента их вступления в силу при наличии оснований для применения вне зависимости от того, когда было совершено преступление, в связи с которым возникает необходимость в применении этих законов). В частности, такие институты уголовного права, как условное осуждение, порядок освобождения от уголовной ответственности и наказания, давность привлечения к уголовной ответственности, применение принудительных мер, погашение и снятие судимости находились как бы за пределами действия ст.6 Основ уголовного законодательства. По этому же пути шла и правоприменительная практика. Так, Судебная коллегия Верховного Суда РСФСР в своем определении по делу С. указала, что при решении вопроса о применении или неприменении условно досрочного освобождения нельзя говорить об обратной силе закона, так как законодательство об условно-досрочном освобождении не решает вопросов о преступности и наказуемости деяния.

Таким образом, в советский период для решения проблемы определения пределов обратной силы уголовных законов использовалась так называемая теория «двух типов действия уголовных законов во времени», исходя из которой обратная сила законов может иметь место в случаях исключительных, для первого варианта - если в законе или ином нормативном акте содержится прямое указание об этом и, соответственно, для второго - если уголовный закон устраняет наказуемость деяния или смягчает наказание.

Исходя из этого, основаниями того или иного действия уголовного закона могли быть соображения общественной безопасности, допускающие обратимость криминализирующего или усиливающего наказание закона в отношении деяний, предшествующих ему по времени или реализация принципов законности, гуманизма и справедливости, для которых правомерной причиной поворота закона назад является смягчение наказания или декриминализация деяния.

При этом в первом случае закон применялся ретроактивное только в связи с повышенной общественной опасностью или большой распространенностью тех или иных деяний). В целом же действовало общее правило о необратимости более строгих законов.

Впервые в советском уголовном праве принцип не придания обратной силы закону, устанавливающему наказуемость деяния или усиливающий наказание, был законодательно закреплен в ч.3 ст.6

Основы уголовного законодательства 1958 года и воспроизведен в УК республик.

Важность этого законодательного определения заключалась в том, что оно по своей сути обосновывает положение о применение к преступлению, совершенному до введения действия закона, которым руководствуется сейчас суд, закона, действовавшего в момент совершения преступления, то есть старого закона. Старый уголовный закон, в этом случае, как бы «переживает» свое время в силу общих правил о применении закона времени совершения преступного деяния, ретроактивности более мягкого и не придания обратной силы более строгому законам.

Такое свойство старого уголовного закона принято называть ультроактивным действием, означающим применение утратившего силу закона на момент разбирательства к преступлениям, совершенным во время его действия. Пытаясь теоретически обосновать подобный феномен (действие закона сверх определенного ему времени) многие ученые выводили различные логические формулы, призванные разрешить эту проблему.

А.А. Тилле, например, исходя из того, что действуют законы, утратившие силу, приходит к выводу, что понятие «утраты силы» и «прекращение действия» неоднозначны[12]. Я.М. Брайнин предлагал различать термины «введение» закона в действие и само фактическое действие[13]. Однако совершенно прав А.И. Бойцов, указывая, что парадокс здесь может существовать только в описании фактов, но не в самих фактах. Закон есть закон и время его жизни от момента рождения и до момента смерти всегда имеет четкие фиксированные календарные границы. Другое дело норма, которая хотя и не является неким безначальным абсолютом, все же имеет иные точки отсчета во времени, нежели поддерживающий ее закон[14].

Норма права, не смотря на то, что закон, который раскрывал ее содержание и обеспечивал ее жизнедеятельность, прекратил свое существование, продолжает свое воздействие на отношения в обществе, а средством ее удержания во времени будет являться новый закон.

Благодаря этому ультраактивное действие старого закона осуществляется следующим образом: старый закон является местом пребывания уголовно-правовой нормы, которая, в свою очередь, получает поддержку в законе новом. В этом случае уголовно-правовая норма всего лишь приобретает новую форму. При этом она может быть сформулирована идентично старому закону, иметь более мягкое содержание либо более строгое. Тогда, в первом случае лишь необходимо определить время совершения преступления, во втором - именно новая норма будет регулировать отношения, возникшие в прошлом, и в третьем - закон будет иметь субсидиарное действие (возникнет переживание старого закона (ультраактивность) в силу прямого распоряжения о необратимости более строгого нового закона).

Необходимо отметить, что для устранения указанных теоретических и практических разногласий по вопросу определения пределов реализации уголовных законов в 1991 году законодатель попытался выработать общую и наиболее полную формулу действия законов во времени. Эта формула была закреплена в ст.6 основ уголовного законодательства 1991 года, которая гласила: «Преступность и наказуемость деяния определяются уголовным законом, действовавшим во время совершения этого деяния. Закон, устраняющий преступность деяния, смягчающий наказание или иным образом улучшающий положение лица, имеет обратную силу, то есть распространяется на лиц, совершившие соответствующие деяния до вступления такого закона в силу, в том числе на лиц, отбывающих наказание или отбывших наказание, но имеющих судимость. Уголовный закон, устанавливающий преступность деяния, усиливающий наказание или иным образом ухудшающий положение лица, обратной силы не имеет».

Основы были приняты Верховным Советом СССР 2 июля 1991 года, но фактически в силу так и не вступили. В связи с этим все вопросы относительно действия уголовного закона во времени продолжали регулироваться УК РСФСР 1960г.

[1] Берман, Г. Дж. Западная традиция права: эпоха формирования/ Г.Дж. Берман. — М.: Изд-во «Моск. ун-та.», 1998. — 27 с.

[2] Берман, Г. Дж. Западная традиция права: эпоха формирования/ Г.Дж. Берман. — М.: Изд-во «Моск. ун-та.», 1998. — 20 с.

[3] Кузнецова, О.А. Обратное действие гражданского закона: проблемы теории и практики / О.А. Кузнецов // Журнал российского права. — 2006. — № 8. — С. 34

[4] Российское законодательство Х — ХХ вв. / под общ. ред. И.О. Чистякова. — М.: Изд-во «Юридическая литература», 1985. — 120 с.

[5] Цепляева, Г.И. Аналогия общей части УК РФ, или как определить пределы сокращения наказания на основании ч.2 ст.10 УК РФ / Г.И. Цепляева // Российский судья. — 2005.— № 4.— С. 40

[6] Российское законодательство Х — ХХ вв. / под общ. ред. И.О. Чистякова. — М.: Изд-во «Юридическая литература», 1985. — 85 с.

[7] Чухвичев, Д.В. Логика, стиль и язык закона / Д.В. Чухвичев // Право и политика. — 2005.— № 2. — С. 32

[8] Российское законодательство Х — ХХ вв. / под общ. ред. И.О. Чистякова. — М.: Изд-во «Юридическая литература», 1985. — 327 с.

[9] Мишунин, П.Г. Очерки по истории советского уголовного права (1917-1918 гг.) / П.Г. Мишунин. — М.: Изд-во «Госиздат», 1954. — 54 с.

[10] Кауфман, М. Пробелы уголовного законодательства / М. Кауфман // Законность. — 2004.— № 2. — С. 11

[11] Догадайло, Е.Ю. Формы проявления времени в правовой системе / Е.Ю. Догадайло // Право и политика. — 2007. — № 6. — С. 37

[12] Тилле, А.А. Время, пространство, закон / А.А. Тилле. — М.: Изд-во «Юридическая литература», 1965. — 67 с.

[13] Брайнин, Я.М. Уголовный закон и его применение/ Я.М. Брайнин. — М.: Изд-во «Юридическая литература», 1967. — 132 с.

[14] Бойцов, А.И. Действие закона во времени и пространстве / А.И. Бойцов. — Спб.: Изд-во «Юридический центр пресс», 1995. — 77 с.