По своей юридической природе присвоение и растрата относятся к числу наиболее «спорных» форм преступлений. Законодательные конструкции необоснованного удержания и отчуждения вверенного имущества являются продуктом исторического развития права и отражающих им экономических отношений. В течение длительного времени они совершенствовались для более точного обозначения тех корыстных имущественных посягательств, которые совершаются в сфере относительных обязательственных отношений, складывающихся в связи с передачей вещей другим лицам без перехода права собственности.

Основным древнерусским источником писаного права специалистами признается «Русская Правда». Выделяют обычно три ее основные редакции: «Краткую» (возникшую не позднее 1054 года), «пространную» (подготовленную не ранее 1113 г.) и появившуюся из Пространной редакции в середине XV века – «Сокращенную». Данный источник содержит нормы различного характера, в том числе уголовно-правового.

Преступление в Русской Правде называлось «обидой». Значительное место отводилось в ней имущественным преступлениям. В этом древнерусском источнике права еще нет упоминания о таких преступлениях против собственности как присвоение и растрата, но некоторые аналоги такого рода деяний уже появились. В частности, в ст. 47 была предусмотрена ответственность за длительное невозвращение долга в течение многих лет, в ст. 48–49 закреплялись важные с точки зрения понимания присвоения и растраты процессуальные нормы. Так, в ст. 48 отмечалось, что купец пользуется особыми правами на получение и выдачу в долг денег на торговые операции: при отказе в их возврате представлять свидетелей займа ему не надо, но достаточно самому дать показания, подкрепленные клятвой. Статья 49 содержит положения о договоре поклажи, хранения, в котором участвуют купцы. Кладь может быть оставлена на хранение и без свидетелей. При обвинении в утайке части оставленного товара, хранителю для оправдания достаточно принести присягу, поскольку договор безвозмезден и рассматривается как дружеская услуга.

В древнем и средневековом русском праве присвоение и растрата относились к разновидности гражданских правонарушений. Например, по Соборному Уложению 1649 года, присвоение подрядчиком материала, предоставленного ему заказчиком (ст. 193 главы X), утайка поклажи (ст. 195 главы X), обмен опекуном имущества малолетнего на свое, менее ценное (ст. 54 главы XVI), влекло возмещение убытков. Исключение составляли имущественные злоупотребления, совершаемые «золотых и серебряных дел мастерами» (ст. 2 главы V). За утайку или подмену драгоценных металлов, переданных им для обработки, изготовления украшений или ремонта последних, эти специальные субъекты несли уголовную ответственность в виде торговой казни («за то бити кнутом»).

Рост мануфактурной промышленности, строительство городов в России первой четверти XVIII века обусловили развитие экономического оборота. В этих условиях, начинают распространятся корыстные злоупотребления в сфере управления вверенным имуществом, на что законодатель то же реагирует. В ряде историко-правовых исследований отмечается, что впервые криминализация присвоения и растраты была проведена в отечественном законодательстве эпохи Петра I, заимствовавшего соответствующие нормативные положения из «Каролины» (средневековый свод общегерманских уголовных, законов, составленный в 1532 г. при Карле V и действовавший до конца 18 века). Так «Артикулом воинским» 1715 года вводилось уголовное наказание за утайку вещей, вверенных по договору хранения, по аналогии с воровством. Смертной казнью по арт. 194 наказывалась растрата казенного имущества в виде денег. Но общего понятия присвоения как самостоятельного преступления не было. Только позднее практика Сената начинает признавать присвоение отдельным посягательством на собственность.

Свод законов Российской Империи (составленный и изданный в 1832 году, утвержденный императором и введенный в действие с 1 января 1835 года) отнес присвоение (утайку) вверенного имущества к одной из разновидностей воровства-кражи. Так, в соответствии со статьей 819, «воровством-кражей почитается также, ежели кто, получа что либо на сохранение, в принятии того запрется, или другими способами будет стараться таить оное…».

В России с середины XIX века происходит реальное формирование рыночной системы. Рост экономического оборота и обусловленное им развитие договорных правоотношений существенно расширяют область возможного проявления обманов, принуждений, злоупотреблений доверием. С расширением участия в имущественных отношениях частных лиц (корпораций и граждан), управомоченных собственниками или иными владельцами распоряжаться и пользоваться вверенным имуществом, получают распространение присвоения и растраты.

Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года (в ред. 1866 года и 1885 года) провело более отчетливо разграничение присвоения и растраты от кражи. По этому Уложению, кража – разновидность воровства, похищения (отделение 3 «О воровстве-краже» главы 3 «О похищении чужого имущества» раздела 12 «О преступлениях и проступков против собственности частных лиц»). Присвоение и утайка вверенного имущества – особые имущественные правонарушения, ответственность за которые наступает по аналогии с мошенничеством, обманом и подлогами (ст. ст. 1677–1679 главы 4 «О присвоении и утайке чужой собственности» раздела 12).

Согласно разъяснениям Правительствующего Сената, по своему юридическому составу присвоение предполагает нахождение имущества в обладании присвоившего до противоправного завладения им. Тем самым определяется отличие присвоения (утайки) от захватов имущества из чужого обладания в виде тайного похищения, открытого изъятия или получения посредством обмана. Предмет присвоения должен находиться в «действительном фактическом владении» виновного или должен быть предоставлен виновному для «определенного употребления».

В Уголовном Уложении 1909 г. «присвоение и растрата» были выделены в особую разновидность имущественных преступлений и по составам, и по предусмотренным мерам наказания за их совершение (ст. ст. 574–576). Однако статьи о данных правонарушениях были размещены в главе 31 «О необъявлении о находке, присвоении чужого имущества и злоупотреблении доверием». Тем самым Уголовное Уложение рассматриваемые деяния сблизило со злоупотреблением доверием – криминальным явлением, выражающимся в ненадлежащем управлении чужим имущественным состоянием вопреки законным интересам доверителя.

Теория дореволюционного уголовного права, раскрывая признаки корыстного посягательства на чужое имущество, дала присвоению научное определение – присвоением вверенного имущества считалось «умышленное противозаконное обращение в свою собственность заведомо чужого движимого имущества, поступившего к виновному с ведома и желания хозяина или заступающего его лица, но лишь во владение, а не в собственность, и обращенного им в свою собственность вопреки тому назначению, в виду которого оно ему передано». С момента обращения в свою собственность чужого имущества состав деяния считался оконченным.

Присвоение в дореволюционном уголовном праве выражалось в двух формах: удержания (собственно присвоение) и растраты (издержания); и то и другое совершалось в интересах виновного. В первом случае присваивалось само имущество, а растрата являлась способом распоряжения уже присвоенного имущества, то есть выступала лишь в качестве формы присвоения. Сам факт растраты уже свидетельствовал о том, что виновный в своих интересах использовал имущество и распоряжался им как своим собственным.

В качестве особого вида присвоения выступало должностное присвоение. Основное отличие его от простого присвоения – в специальном субъекте преступления. Оно, очевидно, явилось прообразом понятия хищения путем злоупотребления служебным положением, ответственность за которое было предусмотрено в ст. 92 УК РСФСР 1960 года.

Такое подробное описание известными теоретиками русского уголовного право, признаков состава присвоения, позволило в дальнейшем развить это понятие, более детально уяснить его содержание в теории советского уголовного права.