После революции 1917 года создание Советского государства и права происходило в сложной внутренней и внешней обстановке. Практически мгновенно были уничтожены все достижения науки уголовного права и уголовного законодательства. Государство оказалось в правовом вакууме, когда необходимо было срочно приступить к созданию нового уголовного законодательства.

Основу для борьбы с посягательствами против социалистической собственности, в частности с хищениями, в послереволюционный период составляли декреты высших и местных органов советской власти. Одно из первых упоминаний о присвоении и растрате встречается в Положении о революционных военных трибуналах от 20 ноября 1919 года.

Положение, перечисляя преступления, совершаемые военнослужащими, упоминает «дела о присвоении и растрате вверенного по службе имущества, дела о похищении и промотании предметов вооружения… и иного военного имущества». Положение относит присвоение и растрату, а равно хищения государственного имущества, совершаемые должностными лицами к общедолжностным корыстным преступлениям.

1 июня 1921 г. был издан Декрет ВЦИК СНК РСФСР «О мерах борьбы с хищениями из государственных складов и должностными преступлениями». Декрет явился реакцией на усилившиеся хищения социалистической собственности в период перехода страны к новой экономической политике. В этом декрете дается понятие некоторых форм хищения, в том числе и относящихся к формам присвоения и растраты, например: незаконный отпуск товаров лицами, работающими в органах снабжения, распределения, заготовки и производства; заведомо незаконное получение товаров из государственных складов, баз, распределителей и т.п. Кроме того были указаны обстоятельства, отягчающие ответственность за хищение (крупный размер, многократность, ответственное должностное положение виновного).

Уголовные кодексы РСФСР 1922 г. и 1926 г. отнесли анализируемые деяния к самостоятельной группе имущественных посягательств, строго отграничив их, с одной стороны, от краж и других форм хищений чужого имущества, а с другой – от мошеннического получения чужого имущества и случаев злоупотребления доверием (которые по названным УК охватывались понятием мошенничества). Эти законы исходили из положений, согласно которым при присвоении нет нарушения владения, в отличии от характеристики похищения; предмет присвоения должен быть добровольно передан собственником для определенного назначения виновному и находится в его правомерном обладании еще до преступления.

Исходя из содержания ст. 185 УК 1922 г. и ст. 168 УК 1926 г., под присвоением понималось корыстное удержание чужого имущества, вверенного для определенной цели, или растрата такого имущества. Как видно, в этих законах указывалось на две формы преступления: удержание и растрату. При этом удержание считалось противоправным бездействием, которое состоит в невозвращении или в неупотреблении по назначению имущества в обозначенный договором срок, либо при наступлении иных указанных в соглашении обстоятельств, либо после требования кредитора. Растрата характеризовалась как незаконное распоряжение виновным вверенным имуществом.

Поворотным моментом в развитии норм уголовного права России о присвоении и растрате стал Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 года «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества». Так как, впервые в истории отечественного законодательства в этом нормативном акте присвоение и растрата, совершенные в области охраны государственной, колхозной, кооперативной и иной общественной собственности, были признаны разновидностями хищения государственного и общественного имущества.

УК РСФСР 27.10.1960 года – первый кодифицированный российский уголовный закон, в статье 92 которого закреплена сложившаяся тенденция отнесения присвоения и растраты к двум самостоятельным формам хищения государственного и общественного имущества. Уголовный кодекс 1960 года не предусматривал ответственность за присвоение и растрату имущества, составляющего частную (личную) собственность. Деяния такого рода, были немногочисленными в советское время и расценивались практикой как гражданские правонарушения или квалифицировались по ст. 147 этого УК как мошенническое завладение личным имуществом граждан.

В п. 4 постановления Пленума Верховного Суда CCCР от 15 ноября 1984 г. №21 «О дальнейшем повышении роли судов в борьбе за сохранность социалистической собственности, укреплении государственной, договорной и трудовой дисциплины на предприятиях и в организациях агропромышленного комплекса» было дано следующее разъяснение: при присвоении (растрате) виновный использует имеющиеся у него правомочия в силу должностных обязанностей, договорных отношений либо специального поручения государственной или общественной организации в отношении похищаемого им имущества. В связи с этим к субъектам этого преступления, наряду с должностными лицами, должны быть отнесены комбайнеры, шоферы, трактористы, возчики, заведующие токами, складами, и другие работники, совершившие хищение вверенного им на основании товарно-транспортной накладной либо иного документа государственного или общественного имущества, в отношении которого они осуществляли полномочия по распоряжению, управлению, доставке или хранению. Вместе с тем хищение этого имущества, совершенное лицами, которые не обладали указанными выше правомочиями, но имели доступ к данному имуществу в связи с выполняемой работой, является кражей.

Становление и развитие рыночных отношений в постсоветской России и рост корыстных имущественных злоупотреблений в сфере функционирования коммерческих и иных организациях потребовали криминализации присвоения и растраты частного имущества. Федеральный закон от 1 июля 1994 года «О внесении изменений и дополнений в УК РСФСР и УПК РСФСР» установил уголовную ответственность за присвоение и растрату независимо от форм собственности. Этим законом в УК 1960 года была введена статья 1471 «Присвоение вверенного имущества», предусматривающая ответственность за присвоение или растрату чужого имущества, вверенного виновному.

УК РФ 1996 года – вторая кодификация уголовного права России, в которой присвоение и растрата признаны хищением чужого имущества (ст. 160). Хотя анализируемые преступления и относятся двумя последними УК к формам хищения, они имеют двойственный характер. С одной стороны, присвоение и растрата нарушают право собственности и иные вещные права, поскольку причиняют имущественный ущерб собственнику или иному владельцу вверенного имущества, передавшему вещь в законное обладание виновного. С другой стороны, они посягают на имущественные отношения, возникающие, как правило, на основе трудового соглашения или гражданско-правовых сделок, и выражаются в злоупотреблении тем доверием, которое оказано виновному самим фактом передачи ему чужого имущества. В рамках договорных отношений, корыстное использование доверия является специфическим элементом этих деяний и точнее всего определяет их правовую природу в условиях рыночной экономики как преступлений.

За время действия УК РФ 1996 года в статью 160 УК РФ вносились изменения (был исключен признак «повторно», дополнена частью четвертой), но кардинальным образом суть нормы это не изменило.

Современные подходы к правовым оценкам анализируемым посягательствам обозначены Пленумом Верховного Суда РФ в постановлении от 27 декабря 2007 г. №51 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате». В данном постановлении даются разъяснения о том, что основным объектом присвоения и растраты выступают имущественные отношения, складывающиеся по поводу владения, пользования и (или) распоряжения вещами, вверенными другим лицам без передачи права собственности на них.

Таким образом, подводя итог историческому развитию законодательства об уголовной ответственности за присвоение и растрату, отметим, что в российском уголовном законодательстве вопрос об ответственности за преступления, посягающие на собственность, решался в разные периоды исторического развития нашего государства неодинаково.

Необходимость обращения к истории развития законодательства об уголовной ответственности за присвоение и растрату, диктуется тем, что явления и процессы современности, как и те явления и процессы, которые им предшествовали, равно как и те, которые возникнут на их основе в перспективе, невозможно познать вне исторического контекста связывающего их. «Научное исследование правовых явлений и процессов не может ограничиваться их состоянием лишь на конкретный момент наличного существования, поскольку будет утрачена причинно-следственная связь в историческом развитии права».