Правила оценки доказательств, как и их проверки, сформулированы в законе только применительно к субъектам доказывания, представляющим государство: суду, прокурору, следователю, органу дознания, дознавателю. Думается, отсутствие в этом перечне других субъектов доказывания, скажем, адвоката и частного обвинителя, свидетельствует не о недопустимости их участия в этом этапе исследования доказательств, а, скорее, о законодательной недоработке.

Необходимо, правда, отметить, что многие ученые не признают правовой оценку доказательств, производимую не публичными органами, а частными лицами. При этом основной причиной такого непризнания называется необязательный для следователя и суда вывод того или иного участника процесса по результатам оценки ими доказательств по уголовному делу. Так, И.И. Мухин пишет: «Оценка же доказательств других участников процесса не порождает для них никакой ответственности за те выводы, которые они делают по делу. Закон не обязывает их принимать какие-либо решения по результатам оценки доказательств и не требует от них обосновывать свои выводы на всестороннем, полном и объективном рассмотрении материалов дела. Оценивая доказательства, они содействуют правильному разрешению дела, но их оценка не имеет обязательной силы для следствия и суда и носит лишь вспомогательный характер».

Вместе с тем в юридической литературе высказано суждение, что определенные правовые последствия оценка доказательств, осуществляемая частными лицами, в том числе адвокатами, все же имеет. Так, по мнению С.А. Зайцевой, оценка доказательств не является монополией государственных органов. «Отстаивающие свои интересы участники процесса, – отмечает она, – тоже оценивают доказательства. Но если у первых (государственных органов. – Авт.) оценка доказательств предшествует принятию властных решений, то у вторых она создает базу для принесения жалоб, заявлений, ходатайств, отводов и т.п. Жалобы, заявления, ходатайства влекут возникновение обязанности соответствующих органов рассмотреть их и удовлетворить или отказать в удовлетворении, обосновав свои выводы. Таким образом, оценка доказательств участниками процесса может порождать вполне определенные правовые последствия».

Представляется, что правовые последствия оценки доказательств адвокатом в досудебном уголовном производстве все же несколько шире названных С.А. Зайцевой. Адвокат вправе, к примеру, не только обжаловать в суд решения и действия (бездействие) прокурора и органа предварительного расследования, но также отстаивать свою позицию в соответствующем судебном заседании, обосновывая жалобу и выступая с репликой (ст. 125 УПК). Адвокат может также представить следователю перечень доказательств, обосновывающих его позицию, который должен быть включен в обвинительное заключение (ст. 220 УПК). Кроме того, по результатам собственной оценки доказательств адвокат имеет возможность совершить и другие процессуальные действия, которые имеют правовой характер: истребовать дополнительные предметы и материалы у физических и юридических лиц, получить объяснения у очевидцев и т.д.

Изложенное со всей очевидностью показывает, что производимая в досудебных стадиях адвокатом оценка доказательств имеет правовую природу и абстрагироваться от нее нельзя. Единственное различие между оценкой доказательств, осуществляемой публичными органами и адвокатом, состоит в том, что их выводы формируются в различных процессуальных документах: у следователя – в принимаемых им властных решениях, у адвоката – в иных процессуальных актах. Но в том и другом случае результатом оценки доказательств являются выводы сторон.

Общие правила оценки доказательств, которые, по нашему мнению, относятся и к адвокату, сформулированы в ст. 88 УПК. Как уже отмечалось, в большей степени они касаются оценки достаточности доказательств. В ст. 17 УПК содержатся более точные и конкретные правовые критерии оценки доказательств, которыми должен руководствоваться и адвокат, защищающий права, свободы и законные интересы своего доверителя.

Итак, прежде всего, адвокат должен исходить из непреложного правила, согласно которому никакие доказательства не имеют заранее установленной силы. «Субъекты оценки доказательств, – отмечает В.Б. Алексеев, – не связаны какими бы то ни было заранее установленными правилами, определяющими силу доказательств, свободны в их восприятии и выводах, которые могут быть сделаны». Силу доказательства определяет доказательственная значимость содержащейся в допустимом источнике информации об обстоятельствах уголовного дела. «Сила (значимость) доказательства, – заключает Ю.К. Орлов, – это его доказательственная ценность, весомость, логическая убедительность как аргумента».

Определить доказательственную значимость конкретных сведений об обстоятельствах преступного события на основании отдельного взятого доказательства практически невозможно. Для этого, как уже отмечалось, необходима совокупность доказательств, достаточная для их сравнительного анализа. Лишь в сравнении с другими конкретное доказательство может «показать» свою силу, т.е. доказательственную ценность как процессуального средства доказывания. Сила доказательства не имеет и не может иметь значения его самостоятельного юридического свойства. Она является объективным критерием доброкачественности доказательства, выражая степень значимости содержащейся в нем информации о преступлении, ее действенности при подтверждении или опровержении определенных процессуальных выводов. При этом названный критерий проявляется только в достаточной совокупности однородных доказательств.

Каждое единичное доказательство способно приобрести юридическую силу, т.е. доказательственную значимость, только после того, как оно будет оценено в общей системе доказательств. Это приводит к выводу об объективности и правильной конструкции правовой нормы, выраженной в ч. 2 ст. 17 УПК, об отсутствии у любых доказательств заранее установленной силы.

Так же, как и публичные субъекты доказывания, адвокат оценивает доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью (ч. 1 ст. 17 УПК).

«Внутреннее убеждение, – отмечает Ю.К. Орлов, – может выступать как метод оценки доказательств и как ее результат. Общество заинтересовано, чтобы указанный метод использовался наиболее эффективно, а результат был истинным. Поэтому закон не ограничивается предоставлением субъектам доказывания возможности свободной оценки доказательств, а содержит объективные гарантии правильного формирования их внутреннего убеждения, в частности, обязанность совершения определенных действий, предшествующих формированию внутреннего убеждения, и обязанность его процессуального обоснования».

С таким пониманием правовой сущности внутреннего убеждения не согласен И.И. Мухин. По его мнению, «более правильно понимать под внутренним убеждением метод или способ оценки доказательств и познания истины».

В юридической литературе высказано также суждение о том, что «внутреннее убеждение, как свободное от внешнего принуждения и не связанное формальными предписаниями искание истины, является необходимым условием оценки доказательств, характеризует сам подход к оценке доказательств».

И все же, анализируя приведенные высказывания, нельзя не заметить их внутреннюю, логическую противоречивость.

Формируя принцип свободы оценки доказательств по внутреннему убеждению, законодатель стремился сделать это, чтобы показать, что никто не вправе оказывать какое-либо давление на субъект доказывания. Для него здесь, как представляется, была важна идея, заключающаяся в утверждении о личной, самостоятельной, не зависящей ни от каких внешних условий и воздействия мыслительной деятельности при оценке доказательств. При этом логическое значение выражения «внутреннее убеждение», его сущностная характеристика были, вольно или невольно, «отодвинуты» на второй план.

Убеждение, убежденность человека – это его твердая вера, уверенность в истинности чего-нибудь (идей, мировоззрения, своих или чужих суждений), в своей правоте, правильности своих взглядов. Однако твердая вера в правильности чего-либо может возникнуть только вследствие всестороннего изучения этого предмета или явления.

Подобная уверенность в правильности произведенного анализа совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств и сделанных на этой основе логических выводов, вылившихся затем в определенные процессуальные решения, также способна возникнуть лишь после их оценки. Внутреннее убеждение субъекта доказывания складывается из многих факторов, выражающих его решимость, уверенность в наличии всех необходимых условий для принятия правильного процессуального решения.

Таким образом, необходимо с очевидностью признать, что внутреннее убеждение любого субъекта доказывания, в том числе и адвоката, объективно не может существовать ни до начала оценки доказательств, ни в процессе ее осуществления. Иное означало бы, что уже до оценки совокупности доказательств субъект доказывания твердо убежден, уверен в наличии или отсутствии у них силы. Другими словами, доказательства уже имеют для него заранее установленную силу, что совершенно недопустимо.

Разумеется, все этапы доказывания (формирование, проверка и оценка доказательств) лишь теоретически четко отграничены друг от друга. Однако оценка совокупности собранных доказательств выделяется достаточно явно.

Все субъекты доказывания имеют, конечно, перед сценкой имеющейся совокупности доказательств свои представления и определенное, постепенно сформировавшееся в процессе доказывания личное мнение о них. Это в особенной мере относится к органам предварительного расследования, в распоряжении которых находится уголовное дело в полном объеме. Адвокат узнает всю совокупность доказательств лишь при ознакомлении с его материалами по окончании предварительного расследования. И все же в правовом, а не в обыденном значении внутреннее убеждение у любого субъекта доказывания должно возникать (и возникает на практике) после ознакомления со всеми доказательствами и их оценки. Верно, на наш взгляд, отметила Л.М. Карнеева: «Не может быть отступлений от основного требования: внутреннее убеждение должно иметь своим основанием фактические данные. Будучи стимулом к волевому действию, внутреннее убеждение обусловливает готовность действовать сообразно с принятым решением, в правильности которого субъект доказывания не сомневается».

Внутреннее убеждение субъекта доказывания, представляя собой итог оценки совокупности доказательств, побуждает его к дальнейшей доказательственной деятельности. Для адвоката она выражается в принятии необходимых процессуальных мер к поиску новых доказательств, в позитивном правовом воздействии на следователя в целях принятия им определенных решений, а также в формировании своей позиции в рамках деятельности в последующих судебных стадиях и соответствующей подготовке к ней.

Адвокат, как и любой другой субъект доказывания, должен руководствоваться при оценке доказательств законом и совестью (ч. 1 ст. 17 УПК). В соответствии со ст. 71 УПК РСФСР 196 (3 г. оценка совокупности доказательств должна была производиться в соответствии с законом и правосознанием.

Думается, для лучшего понимания актуальных вопросов участия адвоката в оценке уголовных доказательств необходимо кратко рассмотреть понятие правосознания. Это важно также для того, чтобы понять, почему современный законодатель исключил его из содержания уголовно-процессуального закона.

Г.М. Миньковский, комментируя положения ст. 71 УПК РСФСР, писал: «Терминология ст. 71 в части, относящейся к значению правосознания, с учетом Конституции РФ 1993 г. представляется устаревшей. Однако по существу ссылка, на фактор правосознания не представляется избыточной, поскольку имеется в виду правосознание, основанное на уважении к закону и на обоснованности его неуклонного исполнения».

Трудно понять, что полагал Г.М. Миньковский, обращаясь к Конституции России 1993 г., поскольку в ней ничего о правосознании при оценке уголовных доказательств не говорится. Главное здесь, на наш взгляд, другое. Одно из важнейших условий оценки доказательств, действовавшее при УПК РСФСР, – правосознание – заменено в современном законе на «совесть».

Понимание сходства или различия этих правовых терминов важно не только для деятельности адвокатов при оценке доказательств. Думается, это актуальный вопрос для теории доказательств в целом.

Итак, можно рассмотреть несколько дефиниций правосознания, чтобы определить его сущность. Ю.П. Еременко и А.Г. Хабибулин определили его так: «Под правосознанием принято понимать определенную совокупность правовых представлений, чувств, убеждений, оценок, выражающих субъективное отношение индивида, социальной группы, общества в целом к действующему или желаемому праву, к поведению людей в сфере правового регулирования».

Правосознание – это сложное диалектическое сочетание нескольких, на первый взгляд, несоразмерных категорий объективного и субъективного характера: права и его внутреннего, личного, субъективного понимания и отношения к нему. В правосознание следует включать профессиональную правовую подготовку (в данном случае – адвоката), профессиональный опыт и, очевидно, некий моральный компонент, который должен отражать сугубо внутреннее отношение субъекта доказывания к находящимся перед ним уголовным доказательствам. Речь идет, конечно, о совести. Совесть – главный нравственный критерий субъекта доказывания, влияющий как на остальные внутренние качества, так и на уровень правосознания в целом. Именно совесть характеризует нравственный критерий доказывания, поскольку является тем внутренним, духовным свойством человека, которое позволяет соотносить свои действия с существующими в обществе (а не в отдельно взятом коллективе) устоявшимися моральными требованиями.

Такую глубоко нравственную и духовную категорию, как совесть, трудно представить в рамках правового определения. Однако такие попытки в юридической литературе предпринимались. Например, В.В. Мельник полагает, что «совесть – это внутренняя оценка человеком как субъектом деятельности и общения нравственной достаточности своих поступков и намерений с учетом существующих в обществе норм морали и нравственных идеалов данной личности и обусловленное этой оценкой чувство нравственной ответственности перед окружающими людьми и обществом». С.И. Ожегов давал сходное толкование совести, которую он понимал как «чувство нравственной ответственности за свое поведение перед окружающими людьми, обществом».

Однако если рассматривать совесть как правовую категорию, она является более частной по отношению к правосознанию, которое включает в себя наряду с совестью правовую подготовленность (правовые знания) и профессиональный юридический опыт.

В философской и юридической литературе правосознание обычно признавалось, наряду с истиной, добром, красотой и откровением, вершинным проявлением человеческого духа.

Правосознание, как отмечает А.Н. Окара, представляет собой форму «духовной жизни и необходимый атрибут духа, оно определяет и поддерживает социальные грани индивидуального духа, должно выражать природу духа».

В этой связи, думается, вполне понятно и обоснованно утверждение Л.Д. Кокорева, опубликованное в период реформирования УПК РСФСР: «Вряд ли можно согласиться с тем, что из законодательства следует исключить упоминание о правосознании как факторе, влияющем на формирование внутреннего убеждения следователей, прокуроров и судей». Добавим: и других субъектов доказывания, в первую очередь профессиональных юристов, чье правосознание с учетом названных компонентов очень часто гораздо выше правосознания публичных участников досудебного уголовного производства – адвокатов.

Оценка доказательств в соответствии с правосознанием уравновешивает все три его составляющие: правовые знания, профессиог нальный опыт и совесть адвоката и любого другого субъекта доказывания. В идеале все эти компоненты способны привести к грамотной и высоконравственной оценке доказательств. Недостаточность или отсутствие хоть одного из них может сказаться на общей процессуальной ситуации, привести к грубым ошибкам или нарушениям и как следствие – к нарушению прав, свобод и законных интересов защищаемого участника процесса. Высокопрофессиональный и юридически грамотный, но безнравственный адвокат, наверное, еще страшнее и опаснее, чем такой же следователь. Напротив, неопытный, но совестливый правозащитник способен добиться в процессе многого.

Все это позволяет сформулировать предложение законодателю о внесении изменений в ч. 1 ст. 17 УПК. Представляется, что ее можно изложить в следующей редакции: «Участники уголовного судопроизводства оценивают доказательства только в их совокупности, руководствуясь при этом законом и своим правосознанием».

Думается, такая правовая норма позволит всем участникам процесса в пределах их компетенции оценивать имеющиеся в уголовном деле доказательства, формулировать процессуально значимые выводы и таким образом добиваться всестороннего обеспечения своих или представляемых (публичных или частных) законных интересов.

Принятие данного законодательного предложения придаст указанной правовой норме не только логическую завершенность, но и избавит ее от ненужных и неоднозначно понимаемых терминов, обяжет всех субъектов доказывания руководствоваться при оценке доказательств только законом, своим внутренним отношением к нему и существующими в обществе моральными устоями.