Выше нами была рассмотрена теоретическая модель взаимного функционирования гражданского общества и правового государства. Следует признать, что реальное функционирование государства порождает в обществе немало критических оценок. Приведем данные социологического опроса из доклада экспертов Центра стратегических разработок «Изменения политических настроений россиян после президентских выборов», опубликованного на его сайте 23 октября 2012 г.

На вопрос о том, какова цель сегодняшней российской власти, 29% опрошенных ответили, что власть не может объяснить свои цели народу, 26% - что цель власти - личное обогащение, 22% - что власть не хочет объяснять свои цели народу, 15% - что власть хочет построить сильное авторитарное государство и лишь 12% - что власть хочет построить сильное демократическое государство с либеральными ценностями. Таким образом, если суммировать первые четыре позиции, получается, что подавляющее большинство респондентов полагают, что власть так или иначе работает в своих интересах. Особый интерес вызывает высказанная опрошенными позиция о том, что власть не может объяснить свои цели народу: то ли сама не понимает, по какому курсу ведет страну, то ли боится озвучить свою позицию народу, то ли не в состоянии ее высказать и публично отстаивать.

В соответствии с методикой оценки положительных и отрицательных характеристик российской власти были получены следующие результаты. Заслугами сегодняшней российской власти, отмеченными более чем половиной респондентов, являются: стремление решить демографическую проблему - выплаты на рождение ребенка, материнский капитал, попытка поднять рождаемость в стране (57%); способность «красиво говорить» (54%); борьба с терроризмом (53%); развитие высоких технологий (51%).

К худшим проявлениям российской власти, также отмеченным не менее чем половиной опрошенных, относятся: постоянный рост цен на ЖКХ (94%); плохое решение жилищного вопроса (81%); развал экономики и сельского хозяйства (75%); постоянные разговоры о борьбе с коррупцией и отсутствие реальных действий (70%); стремление любыми путями удержаться у власти (67%); клановость (66%); введение ЕГЭ (64%); неумение наладить законность и порядок в стране (62%); плохой контроль над исполнением указаний (62%); стремление делать «как лучше для себя» (58%); снижение количества бюджетных мест в вузах (58%); несоблюдение законов собственной страны (57%); неэффективная социальная политика (53%); оглупление народа (52%); оторванность от народа (51%).[1]

Признавая, что формирование гражданского общества в разных странах происходит неодинаково, применительно к России следует признать, что государственно-организованное начало в нашей стране всегда было сильнее, и сейчас оно не находится в фокусе гражданского общества в полной мере. Обсуждение в 2012 г. в Счетной палате РФ и в Институте законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ проблемы общественного контроля выявило его слабость, несмотря на наличие соответствующих институтов.[2]Общество имеет главный потенциал страны: это люди, язык, культура, традиции, природа. Отсюда и понимание права, которое охватывает новые сферы в режиме правового пространства» с присущим ему комплексом национальных и международных регуляторов. Право все в большей степени должно быть ориентировано на пробуждение, формирование и активизацию граждан как определяющую гуманистическую характеристику состояния и жизнедеятельности общества.

Для того чтобы понять, в правильном ли направлении развивается гражданское общество в России (и развивается ли оно вообще или это производимая государством имитация его развития) и какие меры должно предпринять государство для поддержки гражданского общества, следует обратить внимание на некоторые статистические данные измерения его состояния. Некоторые из этих данных были обнародованы на сайте Общественной палаты РФ в форме доклада о состоянии гражданского общества в РФ (2008 г.)[3].

Говоря о состоянии гражданского общества, следует иметь в виду как формализованные, так и неформализованные его проявления. При этом сама формализация гражданского общества в какие-либо институты есть показатель его зрелости и способности более целенаправленно и эффективно выражать и реализовывать свои интересы. В настоящее время в связи с экономическим кризисом, происходящим в России можно предполагать дальнейшее снижение количества фондов, общественных движений и общественных организаций, поскольку в жизни большинства людей начинают доминировать и актуализироваться экономические интересы. Минимизация расходов в условиях этого экономического кризиса плохо сочетается с различной благотворительной деятельностью, даже если она стимулируется государством. А если учесть, что в плане государственной поддержки этой деятельности происходит как раз все наоборот, можно смело прогнозировать не рост, а сокращение общественных фондов. Отметим, что по наблюдению профессора А.А. Уварова, со вступлением в силу главы 25 «Налог на прибыль организаций» Налогового кодекса РФ оказались отмененными льготы для коммерческих структур, участвующих в благотворительной деятельности: средства, направляемые на такую деятельность, налогооблагаемую прибыль не уменьшают. В результате значительная часть средств, идущих на благотворительные цели, до адресатов не доходит, ее забирают налоги. Более того, на практике получается, что при направлении и получении безвозмездной помощи налог уплачивается дважды - сначала благотворителем, а потом получателем[4].

Среди общественных организаций следует ожидать некоторого оживления деятельности профсоюзных организаций, которые в связи с массовыми увольнениями трудящихся, случаями задержки выплаты заработной платы, сокращением социальных льгот, изменениями условий труда в сторону его интенсификации и др. вынуждены будут как-то оправдывать свое предназначение защитников прав трудящихся. Что касается некоммерческих объединений экономической сферы, в частности объединений крестьянских (фермерских) хозяйств, потребительских кооперативов и т.п., то логика необходимости мобилизации производителей против общей угрозы экономического кризиса диктует такое их поведение, которое бы сплачивало и объединяло их усилия, вырабатывало и реализовывало бы общие конструктивные подходы для преодоления трудностей производственной и связанной с ней иной экономической деятельности.

Гражданская активность - это лишь один из индикаторов оценки состояния гражданского общества. Важным является прежде всего вопрос о том, каковы объекты приложения этой гражданской активности. Выше рассматривались только позитивные и формализованные аспекты гражданской активности, но, как известно, в гражданском обществе имеют место и неформальные проявления как конструктивного, так и деструктивного характера. О тенденциях их развития говорить намного сложнее, поскольку их появление может быть следствием как общей политики нашего государства (в широком значении), так и следствием пробелов и противоречий в законодательстве (в специальном значении). Необходимо отметить, что пробел в законодательстве не всегда так очевиден, как противоречие, и может восполняться действием общих принципов законодательства, а также преодолеваться аналогией закона и аналогией права. Неформальные общественные проявления гражданского общества свидетельствуют о неурегулированности определенных отношений в ракурсе «конкретные права - конкретные обязанности». Но это не значит, что такие общественные проявления не находятся под воздействием общих правовых принципов, определяющих взаимоотношения государства, гражданского общества и человека. Данные общественные проявления также находятся в правовом поле и развиваются в определенном направлении, заданном этими правовыми принципами. Возможно, что это и есть естественная правовая среда, в которой только и могут функционировать неформальные проявления гражданского общества, которые, в свою очередь, можно расценивать и как некую промежуточную стадию образования формализованных структур гражданского общества. Излишнее вмешательство в эту среду правовых установлений может погубить зарождающиеся ростки новых общественных структур. Вместе с тем многие из неформальных проявлений гражданского общества так и остаются таковыми, поскольку по своей природе не способны эволюционировать в те или иные формализованные структуры гражданского общества. Полезность таких неформальных структур заключается не только в том, что они потенциально представляют собой новые, более совершенные структуры и институты гражданского общества, но и в том, что они являются своеобразной флорой для питания и дальнейшего развития гражданского общества. В этой связи задача законодателя заключается в том, чтобы обеспечить благоприятный демократический режим функционирования этих неформальных структур, в отдельных случаях стимулируя их проявление и определяя желательное в интересах государства и общества русло их развития. Однако навязанные гражданскому обществу сверху, искусственно созданные государственными органами структуры гражданского общества могут принести только вред, поскольку рано или поздно произойдет отторжение этих структур от гражданского общества, как инородного тела, не способного ассимилироваться в нем. Так, попытки навязать населению муниципальными чиновниками управляемую ими модель территориального общественного самоуправления путем назначения его руководителей, определения круга задач, введения системы отчетов о проделанной работе и т.п. создают у населения на самом деле представление не о реальном территориальном общественном самоуправлении, а об очередной структуре местной администрации муниципального образования.

Проявления гражданского общества могут носить не только позитивный характер. Общий экономический кризис создает среди населения определенные протестные настроения, безработица увеличивает число маргинальных групп населения, оппозиционно или даже враждебно настроенных против представителей публичной власти и установленных ими порядков. Снижается роль действующих в рамках законодательства формализованных общественных структур гражданского общества и повышается роль стихийных, хаотичных проявлений неформальных структур гражданского общества. В этой ситуации государство вынуждено будет принимать меры, ограничивающие некоторые права и свободы граждан, которые они реализуют в качестве членов гражданского общества.

В немалой степени приведенным негативным тенденциям в обществе также способствует пресловутый правовой нигилизм, упомянутый выше. Следует признать, что развитию данного деструктивного явления в значительной степени способствует не только незнание законов и некое абстрактное неверие власти, но и конкретные случаи подчас вопиющего несоблюдения законодательных требований конкретными государственными служащими. Особенно остро данная проблема проявляет себя в действиях отдельных представителей судебной власти.

По нашему мнению, в условиях объективного и беспристрастного правосудия, основанного исключительно на букве закона и осуществляемого без учета политической, идеологической или иной конъектуры, а тем более, некой сомнительной «солидарности» с представителями исполнительной ветви власти, произвол последней неизбежно был бы ограничен, причем в значительной степени. Его проявления носили бы единичный характер и не могли бы причинить значительного ущерба охраняемым законом правами и интересам граждан, поскольку в условиях независимого правосудия существовала бы реальная возможность противодействовать неправомерным действиям чиновников путем их судебного обжалования. Очевидно, что в подобной ситуации неверие в силу закона – одни из основных источников правового нигилизма, значительно ослабло бы. Каждый неправомерный акт представителя власти, отмененный судом, лишь укреплял бы в обществе осознание того, что закон действительно работает и он един для всех. Самые вопиющие примеры некомпетентности, злоупотребления должностными полномочиями и проявления так называемой «палочной системы», когда ради отчета о высоких показателях нарушаются права граждан, иного произвола государственных служащих, не способны в значительной мере поколебать правосознание граждан, которые, имея на то объективные основания, уверены, что существует, реальная возможность защитить свои права в суде от любого проявления беззакония.

В свою очередь подобная гражданская позиция, несомненно, способствовала бы укреплению гражданского общества в положительном, продуктивном ключе. Выстраивая свои отношения с институтами государственной власти с позиции закона и правопорядка, как отдельные представители общества, так и многие его кластеры, в большинстве своем не были бы столь подвержены влиянию всевозможных радикальных течений и идеологий, и в меньшей степени прислушивались бы к разглагольствованиям политических авантюристов, чья деятельность направлена на дестабилизацию социальной обстановки в стране.

К сожалению, объективная действительность рисует диаметрально противоположную картину. На сегодняшний день она такова, что способна подорвать веру в правосудие не только у лиц, далеких в силу своей профессиональной ориентации от правоприменительной практики, но и у действующих юристов. В частности, один из опрошенных нами на условиях анонимности юристов, практикующий, в том числе, в сфере административного права, упоминая о мировых судьях и районных судах в аспекте рассмотрения ими дел об административных правонарушениях, именовал их не иначе, как «судилищами». По его мнению, позиция мировых судей и судей районных судов по делам указанной категории сводится к формуле «Инспектор всегда прав». Данная позиция подтверждается случаями из практики рассмотрения указанной категории дел Березовским районным судом Красноярского края, описанными другим опрошенным нами юристом.

В первом случае суд трижды ответил отказом на письменные заявления лица, в отношении которого ведется дело об административном правонарушении, в ознакомлении с имеющимися в деле доказательствами (видеозаписью с регистратора, установленного в патрульном автомобиле ДПС) до судебного заседания.

Во втором случае суд признал лицо виновным в совершении административного правонарушения, основываясь на таком доказательстве, как составленная инспектором ГИБДД и не подписанная самим указанным лицом, а равно не заверенная подписями понятых в части отказа от подписи указанным лицом, схема совершения обгона. При этом в рамках решения суд не дал никакой правовой оценки имевшейся в деле видеозаписи с видео регистратора, установленного в автомобиле ДПС. Опрошенный юрист связывает это с тем обстоятельством, что на видеозаписи запечатлен порядок совершения обгона, явно отличающийся от того, который отражен на схеме.

Принимая во внимание, что отмена принятого решения чревата для принявшего его инспектора неблагоприятными последствиями по служебной линии, можно утверждать, что в указанных случаях налицо проявление упомянутой выше нездоровой «солидарности» судей с представителями правоохранительных органов вопреки законным интересам граждан, не являющихся субъектами публичной власти.

Разумеется, в достоверности приведенных выше примеров, описанных на условиях анонимности, можно было бы усомниться. Однако, на наш взгляд, предоставленные опрошенными юристами сведения заслуживают доверия, поскольку корреспондируют к случаю из практики Красноярского краевого суда, описанному в рамках Постановления от 12.03.2015 по делу № 7-р 187/2015, которым были отменены постановление зам. командира полка ДПС ГИБДД МУ МВД России «Красноярское» № 18810024130002622047 от 24.08.2014, фактически вынесенное 18.11.2014, и решение федерального суда Центрального районного суда г. Красноярска от 22.01.2015 об оставлении данного постановления без изменения, а поданной на него жалобы без удовлетворения, и прекращено производство по делу.

Лицу, в отношении которого было возбуждено данное дело, вменялось совершение административного правонарушения, предусмотренного ч. 3 ст. 12.23 КоАП РФ – нарушение требований к перевозке детей, установленных Правилами дорожного движения. В ходе разбирательства по данному факту на досудебной стадии, вопреки требованиям ст.26.11 КоАП РФ о всестороннем, полном и объективном исследовании всех обстоятельств дела, доводы лица, в отношении которого было возбуждено дело об административном правонарушении, о том, что заднее сиденье его транспортного средства ГАЗ 31029 не оборудовано ремнями безопасности, не были приняты во внимание. Более того, по словам предоставившего указанное постановление Красноярского краевого суда юриста, который осуществлял подготовку жалоб по указанному делу сначала в районный, а затем в краевой суд, само рассмотрение носило не только формальный, но и крайне небрежный характер.

Такая оценка подтверждается тем обстоятельством, что постановление сотрудника ГИБДД датировано 24 августа 2014 года, при том, что оно содержит описание событий, имевших место 11 ноября 2014 года. Кроме того, в постановлении в качестве года рождения лица, привлекаемого к административной ответственности, указан не наступивший 2977 год.

Тем не менее, Центральный районный суд г. Красноярска не предал значения не только безалаберному составлению постановления, напрямую влияющего на обеспечения прав и законных интересов заявителя жалобы, но и позиции вышестоящего суда по аналогичному делу, ставшему в свое время предметом Обзора судебной практики Красноярского краевого суда по делам об административных правонарушениях за первый квартал 2010 года[5], в рамках которого было указано, что пункт 22.9 Правил дорожного движения прямо предусматривает, что его нарушение имеет место лишь тогда, когда будет установлена перевозка виновным лицом в автомобиле ребенка в возрасте до 12-ти лет без специального детского удерживающего устройства, позволяющего пристегнуть ребенка с помощью ремней безопасности, предусмотренных конструкцией транспортного средства.

В свете изложенного напрашивается вопрос: чем руководствовался районный суд, игнорируя доводы не только заявителя жалобы, но и вышестоящей судебной инстанции? И это при том, что с момента публикации указанного обзора не изменилась ни сама норма, по поводу которой были даны разъяснения, ни позиция краевого суда относительно ее применения.

Предположительный ответ на данный вопрос можно дать, если принять во внимание тот факт, что как на досудебной стадии, так и в заседании районного суда, заявитель представлял свои интересы самостоятельно. Участие профессионального юриста, со слов последнего – в виду его занятости, ограничилось лишь составлением жалоб в районный и краевой суд соответственно. Данный факт, а также марка упомянутого в материалах дела транспортного средства, явно не относящегося к категории элитных, в совокупности могли создать впечатление о заявителе, как о человеке со средним достатком, не способным позволить себе помощь юриста, стоимость которой могла превышать размер назначенного штрафа, равный трем тысячам рублей. Вероятность того, что указанная помощь хотя бы в части составления жалоб, может быть оказана безвозмездно, очевидно, районным судом не рассматривалась. Соответственно, упомянутая выше позиция районного суда, явно противоречащая позиции краевого суда, которая, к слову, была отражена в жалобе, поступившей в суд первой инстанции, могла быть продиктована предположениями судьи, что заявитель, получив судебный отказ в удовлетворении своей жалобы, посчитает дальнейшую деятельность по отстаиванию своих прав и законных интересов бесперспективной. Руководствуясь данным предположением, а также указанной выше «солидарностью» с представителями правоохранительных органов, судья районного суда намеренно, понимая противоправность выносимого им решения с точки зрения недопустимости нарушения единообразия толкования, вынес решение об оставлении неправомерного постановления сотрудника ГИБДД без изменения, а жалобы заявителя – без удовлетворения.

Восстановление нарушенных прав лица, неправомерно привлеченного к административной ответственности в рассмотренной ситуации было достигнуто исключительно благодаря благоприятному совпадению двух обстоятельств: 1) активной гражданской позиции данного лица, сохранившего намерение защищать свои права даже после неправосудного решения, принятого судом первой инстанции, и 2) возможности получить квалифицированную юридическую помощь на безвозмездной основе. Подобные совпадения, к сожалению, не носят систематического характера. Остается невыясненным процент случаев, когда гражданин прекращает деятельность по защите своих прав потому, что не получает основанной на законе беспристрастной судебной оценки обстоятельств, имеющих значение по делу, лишь в силу того, что последние подтверждают его невиновность.

Изложенное позволяет сделать вывод о ключевой роли деятельности институтов судебной власти, призванных непосредственно воплощать законодательные положения в жизнь, в деле формирования и развития гражданского общества не только в России, но и в любой другой стране. Наличие независимого и беспристрастного правосудия, способного восстановить законность независимо от статуса сторон в споре, выступает непременным условием веры граждан в силу права, в эффективность правовых механизмов разрешения любых возникающих в обществе и между отдельными его членами конфликтов. В свою очередь отсутствие такой веры превращает формирование гражданского общества в нереализуемую декларацию.

В связи с этим предпринятые на сегодняшний день попытки государства политизировать население путем усиления через законодательные акты роли политических партий в управлении делами государства, продиктованные вполне естественным желанием оградить население от всяких рвущихся во власть криминальных личностей, могут оказаться неэффективными. Например, во время встречи 25 февраля 2009 г. с Генеральным прокурором РФ Президент РФ поручил ему провести работу по выявлению так называемых «криминальных авторитетов» среди представителей органов муниципальной власти и отстранению их от должности[6]. Работа проведена была, однако представленные выше статистические данные, полученные после реализации поручения Президента РФ, не позволяют утверждать о значительном влиянии данной работы на развитие гражданского правосознания и гражданского общества и резком снижении уровня скептицизма и нигилизма по отношению к этим явлениям.

Предполагается, что официально зарегистрированные политические партии должны стать своеобразным фильтром, который бы не пропускал во власть людей, чьи интересы весьма далеки от общих интересов населения и государства. Но даже если данная цель будет достигнута в части формирования законодательных (представительных) органов власти, то это, по нашему мнению, не сможет автоматически оградить исполнительные органы власти от проникновения в них подобных элементов. С другой стороны, эффективное функционирование судебной власти с точки зрения законности и обеспечения прав человека и гражданина может стать мощным внешним фактором оказания давления на неправомерную деятельность отдельных недобросовестных представителей административных органов.

Помимо партийного воздействия широкое распространение на практике получила организация на федеральном уровне общественных советов при исполнительных органах государственной власти. Кроме того, особые надежды государством возлагаются на созданную им Общественную палату РФ, которую предполагается ввести в законотворческий процесс Федерального Собрания РФ не на эпизодической, а на постоянной основе. Иными словами, все законопроекты, направляемые в Государственную Думу, будут в обязательном порядке представляться для рассмотрения в Общественную палату РФ. По-прежнему, по вполне понятным причинам, Общественная палата не будет иметь в этом случае каких-либо директивных полномочий, но сам факт отрицательной или положительной оценки ею представляемого на рассмотрение законопроекта, несомненно, будет влиять в качестве авторитетного экспертного заключения на мнение депутатов Государственной Думы и членов Совета Федерации при обсуждении и голосовании по соответствующему законопроекту.

Тем не менее, мы считаем, что при создавшемся положении дел в сфере правосудия, любые попытки развития гражданского общества в России путем просветительской, политической, коммуникативной, общественной и иной деятельности, обречены на провал. Чем больше отдельно взятый гражданин впитает в себя информации о ценностях гражданского общества ио действиях властных структур, направленных на его формирование, тем более болезненно будут им восприниматься случаи попрания данных ценностей государственными, и прежде всего – судебными органами. И тем сильнее, в последствие, у него укоренится скептическое, а затем и нигилистическое отношение к любым официальным призывам и программам развития гражданского общества, в том числе к попыткам создания общественно-консультативных структур при органах государственной власти. В масштабах страны это способно дать значительный толчок к росту основанных на популизме, контрпродуктивных, примитивных по своему содержанию политических идей, противоречащих идеалам гражданского общества и способных принести непоправимый вред обществу и государству в случае их реализации.

Отсюда следует вывод о необходимости коррекции ситуации, создавшейся в современной российской системе правосудия. Принимая во внимание положение ч. 1 ст. 5 Федерального конституционный закон от 31 декабря 1996 г. N 1-ФКЗ "О судебной системе Российской Федерации"[7] (далее: Закон о судебной системе) о независимости судей и их подчиненности только Конституции РФ и закону, считаем, что указанная коррекция может быть проведена лишь посредству изменения действующего законодательства. Учитывая при этом, что основным гарантом соблюдения норм права выступает ответственность за их нарушение, считаем, что вектор указанных изменений должен быть направлен в сторону ужесточения ответственности судей за вынесение неправосудных (особенно – заведомо неправосудных) решений, вплоть до отстранения от занимаемой должности с формулировкой «за несоответствие».

Особое внимание в этом аспекте следует уделить проблеме общественного контроля за деятельностью судей. Внепроцессуальные попытки влияния на деятельность по отправлению правосудия, разумеется, недопустимы. Однако, это вовсе не означает, что качество деятельности того или иного суда не подлежит оценке. В России на сегодняшний день уже предпринимаются попытки использования экспертных оценок, сфокусированных на вопросах соблюдения этических норм судьями, их независимости и т.д.[8]

Мы, в свою очередь, исходим из того, что общественная оценка деятельности судей должна, во первых, быть, профессиональной, а во вторых носить коллегиальный характер в целях нивелирования субъективного фактора оценки, и при этом учитываться квалификационными коллегиями, такими как высшая квалификационная коллегия судей РФ (далее – ВККС РФ), квалификационными коллегиями судей субъектов РФ (далее – ККС).

Оптимальным в этом отношении представляется создание в обязательном порядке на общественных началах при Верховном суде Российской Федерации, а также при федеральных судах уровня субъектов Российской Федерации общественно-научных экспертных советов, состоящих из профессиональных юристов, не являющихся государственными служащими и имеющих ученые степени не ниже кандидата юридических наук. Численность советов должна устанавливаться в зависимости от численности населения в данном конкретном субъекте. Данным советам целесообразно делегировать полномочия по подготовке экспертных заключений по решениям судов, отмененных судами субъектов федерации в порядке, установленном процессуальным законодательством.

Для подготовки экспертных заключений в данные общественно-научные экспертные советы надлежит направлять заверенные от имени суда субъекта федерации копии всех материалов, содержащихся в данном конкретном деле.

Результатом работы такого совета должно стать экспертное заключение, содержащее ответы на следующие вопросы:

1) Рассматривалось ли ранее судом субъекта федерации либо верховным судом Российской Федерации решение, аналогичное отмененному, то есть совпадающее с отмененным в части правовой квалификации и имеющее общие элементы фабулы дела?

2) Заявлял ли кто-либо из лиц, участвующих в деле, о том, что аналогичная ситуация ранее была предметом рассмотрения вышестоящего суда? Если да, то какая правовая оценка дана судом данному заявлению?

3) Все ли доказательства, имеющиеся в деле, получили правовую оценку суда? Применительно к административному и уголовному судопроизводству - учитывался ли установленный Конституцией РФ и соответствующими процессуальными нормами принцип презумпции невиновности?

4) В случае, если суд отклонил какие-либо доказательства, имеющиеся в деле, либо отнесся к ним критически, на чем было основано данное отклонение а равно критическое отношение? Имеется ли противоречие между отклоненными доказательствами а равно доказательствами, к которым суд отнесся критически, и доказательствами, положенными судом в основу отмененного решения? Были ли получены последние в соответствии с законом?

5) Отвечает ли отраженная в отмененном решении суда оценка доказательств критериям всесторонности, полноты и объективности исследования всех обстоятельств дела, а также установленным кодексом судейской этики[9] началам справедливости и беспристрастности?

В зависимости от ответов на указанные выше вопросы советом отдельно принимается резолюция, в рамках которой осуществляется оценка действиям судьи при принятии отмененного решения с точки зрения требований, установленных кодексом судейской этики, и дается рекомендация о применении, либо об отказе от применения в отношении судьи дисциплинарного взыскания в порядке ч.1 ст. 12.1 Закона РФ от 26 июня 1992 г. N 3132-I "О статусе судей в Российской Федерации"[10] (далее: Закон о статусе судей). Данная резолюция не должна носить характер обязательной для квалификационной коллегии судей, но должна подлежать учету при принятии решения о привлечении (отказе от привлечения) судьи к ответственности в порядке, указанном выше, наряду с иным характеризующим материалом.

Принимая во внимание объем работы, возложенной на совет, считаем, что его состав не должен быть постоянным. Его члены должны быть сменяемы, и осуществлять свою деятельность в рамках совета с определенной периодичностью.

Конкретные законодательные предложения по формированию указанного совета будут приведены в заключении настоящей работы.

[1] Тихомиров Ю.А. Гражданское общество в фокусе права // Журнал российского права. 2013. № 10. С. 35 - 45.

[2]Стародубова О.Е. Общественный контроль: правовая поддержка // Журнал российского права. 2013. № 2.

[3] http://www.socpolitika.ru/rus/ngo/activity/document252.shtml. (Последующие статистические данные приводятся на основании из этого доклада).

[4] Уваров А.А. Тенденции развития гражданского общества в России / А.А. Уваров // Российская юстиция. -2009. - N 7. - С. 26.

[5] СПС «Гарант», 2015.

[6] Российская газета. 26.02.2009.

[7] Федеральный конституционный закон от 31 декабря 1996 г. N 1-ФКЗ "О судебной системе Российской Федерации" // СПС "Гарант". 2015.

[8] Самойлов М. Оценка профессиональной деятельности судьи / М.Самойлов// Прецеденты и позиции. 04.12.2014. [Электронный ресурс]: http://www.kiaplaw.ru/press-centr/public/otsenka-professionalnoy-deyatelnosti-sudi.html.

[9] Кодекс судейской этики от 19 декабря 2012г. (утв. VIII Всероссийским съездом судей 19 декабря 2012г.) // СПС "Гарант".

[10] Закон РФ от 26 июня 1992 г. N 3132-I "О статусе судей в Российской Федерации" // СПС "Гарант".