Темой данного раздела, в строгом смысле, является структура состава международных преступлений, ее особенности и отличия от структуры состава преступления по внутригосударственному уголовному праву.

9 сентября 2002 г. на первой сессии Ассамблеи государств - участников МУС были одобрены Элементы преступлений[1]. Данный документ, в соответствии с п. 1 ст. 9 Римского статута МУСС, помогает Суду в толковании и применении ст. 6 (Г еноцид), ст. 7 (Преступления против человечности), ст. 8 (Военные преступления)[2]. В свою очередь, в п. 1 ст. 21 (Применимое право) Римского статута МУС прямо предусмотрен перечень источников «первого уровня» (англ. in the first place), которые в процессе рассмотрения дел имеют приоритетное значение для Суда. Такими источниками являются Римский статут МУС, Элементы преступлений, а также Правила процедуры и доказывания[3]. Безусловно, Римский статут МУС в данном перечне является основополагающим документом для МУС, однако Элементы преступлений наравне с Правилами процедуры и доказывания выступают консультативными (англ. advisory) источниками.

Элементы преступлений не имеют обязательной юридической силы, однако обладают силой убеждения и играют значительную роль в процессе квалификации общественно-опасных деяний, находящихся в плоскости международного уголовно-правового регулирования. По общему правилу в процессе квалификации общественно-опасных деяний МУС руководствуется положениями Элементов преступлений и отступает от данного правила лишь в случае, когда положения документа противоречат положениям Римского статута МУС. Необходимо отметить, что весомая роль Элементов преступлений обусловлена тем, что детальной регламентации подверглись составы всех преступлений, подпадающих под юрисдикцию МУС, тогда как ни один из ранее принятых международно-правовых актов подробно не регламентировал состав международных преступлений.

Не вызывает сомнений тот факт, что данный документ заложил фундамент для дальнейшей реализации Судом принципов полного, всестороннего, объективного и, что самое главное, справедливого рассмотрения дел. Как верно отмечает профессор Т.Д. Матвеева, «в деятельности Суда реализуется основополагающий принцип уголовного правосудия: самые серьезные преступления, вызывающие озабоченность всего международного сообщества, не должны оставаться безнаказанными»[4].

Вопрос относительно смысловой нагрузки, заложенной в структуру состава международного преступления, представляет собой сложную многоуровневую конструкцию. Долгое время содержательные аспекты элементов состава каждого из общественно-опасных деяний, находящихся в плоскости международного уголовного права, выводились исключительно из доктринальных положений и прецедентной судебная практика международных уголовных судов ad hoc. Данная тенденция была связана, в первую очередь, с отсутствием правового регулирования в данной сфере на международном уровне.

17 июля 1998 г. - дата, имеющая решающее значение для становления международного уголовного права. В этот день на Дипломатической конференции в Риме был принят Римский статут МУС. Международно-правовой акт, являющийся своего рода кодексом международных преступлений, послужил фундаментом для функционирования первого постоянно действующего международного уголовного суда.

На наш взгляд, именно в преамбуле данного документа необходимо искать ответы на вопросы относительно содержательных аспектов международных преступлений. В частности, исходя из положений преамбулы вышеуказанного

международно-правового акта, МУС обладает юрисдикцией в отношении самых серьезных преступлений, вызывающих озабоченность всего международного сообщества[5]. Подобный подход к установлению границ юрисдикционных полномочий МУС позволяет сделать вывод о том, что в плоскости международного уголовного права находятся преступления, которые не только представляют наибольшую опасность в рамках того или иного государства, но и вызывают озабоченность международного сообщества. При этом документ четко очерчивает круг общественно-опасных деяний, которые могут быть отнесены к международным преступлениям. В частности, ст. 5 Римского Статута МУС относит к юрисдикции МУС следующие преступные деяния:

преступления геноцида;

преступления против человечности;

военные преступления;

преступления агрессии[6].

Состав международного преступления, как было указано выше, впервые нормативно конкретизирован в Римском статуте МУС и Элементах преступлений МУС.

В частности, регламентации подверглись его субъективный (ментальный, или mens rea), объективный (материальный, или actus reus) и контекстуальный элементы. Следует акцентировать внимание также на том, что зарубежная доктрина и практика международного уголовного права традиционно оперируют именно вышеуказанными понятиями при определении элементов состава международного преступления.

Более привычные для нашей правовой действительности категории «объективная сторона» и «субъективная сторона» не получили широкого распространения. Единичные примеры употребления вышеуказанных терминов можно встретить в прецедентной практике Международных уголовных трибуналов ad hoc. В частности, это касается решений МТБЮ по делу Тадича[7], Галича[8] и др. Достаточно значимым видится также тот факт, что ряд международно - правовых актов, включая Элементы преступлений МУС, в русском переводе содержат более привычные и адаптированные к отечественным правовым реалиям понятия (объективная сторона, субъективная сторона). Вместе с тем при написании работы автором будут использоваться такие термины, как субъективный (ментальный, или mens rea), объективный (материальный, или actus reus) и контекстуальный элементы.

Каждый из перечисленных элементов состава международного преступления является обязательным, присущим всем без исключения общественно-опасным деяниям, находящимся в плоскости международного уголовного права. Более того, подход, использованный при выработке структуры состава международного преступления, значительно отличается от подхода, существующего в отечественной доктрине уголовного права.

В частности, в соответствии с положениями внутригосударственного уголовного закона единственным основанием уголовной ответственности является наличие в деянии лица признаков состава преступления[9] [10]. В свою очередь, состав преступления образуют четыре обязательных элемента: объект преступления, объективная сторона преступления, субъект преступления и субъективная сторона преступления. Кроме того, преступление может характеризоваться факультативными признаками, такими как способ, средства совершения преступления и т.д.

В международном уголовном праве ситуация обстоит несколько иначе. Структура состава международного преступления включает в себя объективный, субъективный и контекстуальный элементы, что прямо следует из положений Общего введения к Элементам преступлений МУС65. Об этом пишет и

К. Эмбос, указывая, что п. 7 Общего введения к Элементам преступления объясняет структуру состава международного преступления. Такими элементами являются поведение, последствия и фактические обстоятельства преступления, которые сопровождаются субъективными условиями уголовной ответственности (психический элемент), и, наконец, так называемые контекстуальные обстоятельства[11].

Объективный элемент преступления в международном уголовном праве получил название «виновное действие» (от лат. actus reus), т.е. преступное деяние. Данный структурный элемент состава международного преступления, равно как и объективная сторона преступления в отечественной доктрине уголовного права, является основным материальным требованием для привлечения лица к индивидуальной уголовной ответственности в связи с тем, что позволяет установить факт совершения преступления. Наряду с иными элементами состава международного преступления actus reus есть выражение основополагающих принципов международного уголовного права (nullum crimen sine lege, nullum poena sine lege и т.д.).

Кроме того, фундаментальное значение объективного элемента в составе международного преступления обусловлено недопустимостью осуждения лица за преступные мысли, не получившие материального выражения в объективной действительности. Сама по себе мыслительная деятельность, независимо от ее направленности, по объективным причинам не наносит вред общественным отношениям, поставленным под охрану нормами международного уголовного права.

Actus reus в составе международного преступления может быть выражен в виде преступного действия либо преступного упущения. Необходимо, однако, заметить, что в большинстве случаев объективный элемент международного преступления проявляется посредством действия, которое, в свою очередь, не является единичным, а представляет собой сложную систему активных действий широкого круга лиц на протяжении длительного времени.

Безусловно, международное преступление может быть совершено и посредством упущения, однако, как правило, исключительно общественно-опасные деяния должностных лиц, которые должны были и имели возможность совершить какие-либо действия, но не сделали этого, могут быть отнесены к упущениям.

Вместе с тем, как это уже было указано выше, установления одного лишь объективного элемента в действиях обвиняемого недостаточно для квалификации деяния в качестве международного преступления. Как верно указывает А. Кассезе, наравне с национальными юридическими системами, поведения, противоречащего материальной норме международного уголовного права, еще не достаточно для возникновения индивидуальной уголовной ответственности. Наравне с объективным элементом должен существовать психический элемент, который направлен на совершение преступления или связан с его соверше- нием[12].

Как уже было отмечено, субъективный элемент, наравне с другими элементами международного преступления, в Римском статуте МУС был регламентирован впервые. Ни Устав Нюрнбергского трибунала, ни Уставы иных международных уголовных трибуналов ad hoc не содержат общих требований относительно субъективного элемента.

До принятия Римского статута МУС положения относительно mens rea носили, скорее, фрагментарный характер и выводились исключительно из определений международных преступлений, подпадающих под юрисдикцию того или иного международного уголовного суда (постоянного и временного),. Наглядным примером является определение преступления геноцида, закрепленное в Уставе МТБЮ, в котором, в частности, указывается на то, что преступление должно быть совершено с «намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую»[13]. Кроме того, некоторые военные преступления также содержали указание на субъективный элемент. Так, например, к ним относятся «умышленное убийство» и «умышленное причинение сильных страданий».

Отсутствие единой нормы, описывающей субъективный элемент, присущий всем международным преступлениям, послужило основанием для выработки mens rea в каждом конкретном случае, т.е. при рассмотрении каждого следующего дела орган международной уголовной юстиции, пользуясь широкими пределами собственного усмотрения, вырабатывал наиболее эффективный, на его взгляд, подход, необходимый для установления субъективного элемента в инкриминируемом общественно-опасном деянии. И хотя, как верно указывает А.С. Смбатян, «судейское усмотрение является неотъемлемой, ключевой составляющей процесса отправления международного правосудия»[14], такого рода тенденция, безусловно, сказалась на отсутствии единообразного понимания и толкования рассматриваемого элемента преступления. На этом в своих трудах не единожды акцентировали внимание, в частности, Р. Кларк[15], А. Кассезе, П. Гаэ-та[16], У. Шаббас[17] и многие другие авторы.

В результате в связи с отсутствием нормативной определенности относительно субъективного элемента в составе международного преступления международные трибуналы ad hoc были вынуждены вырабатывать подходы к определению mens rea в каждом конкретном случае. Расширенные пределы судейского усмотрения привели к тому, что для каждого состава международного преступления применялся широкий круг различных форм вины, обобщив которые можно выделить четыре основополагающих, произошедших из англо-саксонской системы права: преднамеренность, намерение, безрассудство и небрежность.

В то же время прецедентное право Международных трибуналов ad hoc характеризуется особой противоречивостью. Об этом свидетельствует уже тот факт, что в ряде случаев для квалификации преступного деяния в качестве международного преступления органы международной уголовной юстиции признавали обязательным условием наличие в действиях обвиняемого преднамеренности, тогда как в других случаях уже одного безрассудства было до-статочно.

В частности, в соответствии со ст. 5 Статута МТБЮ, к преступлениям против человечности относится не только «намерение убить», но и «по крайней мере намерение причинить серьезную травму вследствие грубого пренебрежения человеческой жизнью»[18].

По мнению Г ерхарда Верле, в данном случае даже халатность могла быть признана достаточной для установления субъективного элемента[19]. И с позицией ученого сложно не согласиться.

На сегодняшний день mens rea (субъективный или ментальный элемент) международного преступления описывается в ч. 1 ст. 30 Римского статута МУС в виде следующего указания: «если не предусмотрено иное, лицо подлежит уголовной ответственности и наказанию за преступление, подпадающее под юрисдикцию Суда, только в том случае, если по признакам, характеризующим объективную сторону, оно совершено намеренно и сознательно»[20].

При этом ч. 2 ст. 30 имеет конкретизирующий характер, закрепляя, что «для целей настоящей статьи лицо имеет намерение в тех случаях, когда:

а) в отношении деяния, это лицо собирается совершить такое деяние;

б) в отношении последствия, это лицо собирается причинить это последствие или осознает, что оно наступит при обычном ходе событий»[21].

Необходимо отметить, что особенностью данной части является то, что для установления субъективного элемента необходимо доказать наличие намерения в отношении поведения и последствий, а также наличие знания в отношении обстоятельств и последствий.

В связи с этим обстоятельства совершения общественно-опасного деяния не обязательно должны охватываться намерением обвиняемого, равно как преступное поведение не должно быть частью знания данного лица. Намерение и знание являются обязательными признаками последствий общественно-опасного деяния.

Составители Римского статута МУС также посчитали необходимым уточнить, что «... “сознательно” означает с осознанием того, что обстоятельство существует или что последствие наступит при обычном ходе событий.»[22].

Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что субъективный элемент всегда сопровождает само по себе преступное деяние как явление объективной действительности и не может существовать без него. Вместе с тем совершения одного лишь общественно-опасного деяния в отрыве от психического состояния лица, его совершившего, недостаточно для формирования состава международного преступления. Определенное психическое состояние лица, существующее наряду с совершением общественно-опасного деяния и наступившими последствиями, является предпосылкой для привлечения лица к международной уголовной ответственности.

Обоснование данной позиции можно найти в прецедентном праве Международных уголовных Трибуналов ad hoc. В частности, МТБЮ в своем решении по делу Мусича сделал следующее заявление: «Совершенно очевидно, что это общий принцип права, заключающийся в том, что формирование индивидуальной уголовной ответственности требует анализа двух аспектов. Первый из них может быть назван actus reus - физический акт, необходимый для совершения преступления. Второй аспект. устанавливает связь с ментальным элементом, или mens rea»[23].

Более того, именно отсутствие ментального элемента стало причиной оправдания в ходе Нюрнбергского процесса Яльмара Шахта (имперского министра экономики) перед Второй мировой войной. В своем решении Нюрнбергский трибунал постановил, что «необходимый логический вывод [о том, что Шахт был осведомлен о плане нападения] не был установлен, вне разумного сомне- ния»[24].

Концепция, обосновывающая возможность привлечения лица к индивидуальной уголовной ответственности лишь в случае, если оно в достаточной мере осознает, что делает, и желает этого либо допускает наступившие последствия, далеко не нова. Подобный подход, как правило, применяется не только в международном уголовном праве, но и является основополагающим во внутригосударственном уголовном праве.

И в этом смысле ст. 30 Римского статута МУС формирует единый стандарт, определяющий общие признаки субъективного элемента международного преступления. Вместе с тем, к сожалению, на сегодняшний день данная норма играет роль, скорее, общего принципа и применяется лишь в случае, когда специальной нормой, регламентирующей то или иное международное преступление, не предусмотрен ментальный элемент. При этом необходимо учитывать, что под специальной нормой в данном случае могут подразумеваться положения Римского статута МУС, Элементов преступлений МУС и положения международного обычного права. Факультативная роль ст. 30 Римского статута МУС подчеркивается в Элементах преступления МУС.

Рассматривая структуру состава международного преступления, особое внимание следует уделить такому наиболее спорному и специфическому элементу состава любого общественно-опасного деяния, находящегося в плоскости международного уголовного права, как контекстуальные обстоятельства.

Как верно отмечает Г. Богуш, «следует с удовлетворением отметить, что в «ранней» юриспруденции МУС получил развитие целый ряд институтов и концепций международного уголовного права (к ним, в частности, относятся... контекстуальные элементы преступлений геноцида и преступлений против человечности)»[25].

Таким образом, помимо традиционных объективного и субъективного элементов, как это было указано выше, во внимание принимаются и сопутствующие обстоятельства, именуемые в доктрине и практике международного уголовного права как «контекстуальные обстоятельства».

В практике и доктрине международного уголовного права существует достаточное количество примеров, наглядно демонстрирующих значимость контекстуальных обстоятельств в составе международного преступления. Так, убийство гражданского населения необходимо квалифицировать в качестве военного преступления в случае, если данное деяние имело место в контексте вооруженного конфликта международного или немеждународного характера. В то же время данное преступное деяние будет квалифицировано в качестве преступления против человечности в случае, если оно совершено в рамках широкомасштабного либо систематичного нападения на гражданское население и не было связано с вооруженным конфликтом. Если же преступление было совершено с намерением уничтожить полностью либо частично какую-либо национальную, этническую или расовую группу как таковую, оно будет квалифицировано в качестве преступления геноцида.

Таким образом, структура состава каждого международного преступления включает в себя такие элементы, как субъективный (ментальный, или mens rea), объективный (материальный, или actus reus) и контекстуальный.

Необходимо также акцентировать внимание на том, что каждый из перечисленных элементов состава международного преступления является обязательным, присущим всем без исключения общественно-опасным деяниям, находящимся в плоскости международного уголовного права.

Объективный элемент, или actus reus, можно охарактеризовать как преступное деяние.

Субъективный элемент, или mens rea, есть проявление концепции, обосновывающей возможность привлечения лица к индивидуальной уголовной ответственности лишь в случае, если оно в достаточной мере осознает, что оно делает, и желает этого либо допускает наступившие последствия.

Наиболее спорным и специфическим элементом состава любого общественно-опасного деяния, находящегося в плоскости международного уголовного права, является контекстуальный элемент, который включает в себя сопутствующие преступному деянию обстоятельства.

Всестороннее изучение контекстуальных обстоятельств как обязательного элемента состава международного преступления приобретает особую значимость, ведь именно данный структурный элемент в большинстве случаев является обязательным условием верной квалификации общественно-опасного деяния в качестве международного преступления.

[1] Элементы преступлений // UN Doc. ICC-ASP/1/3. Fart II-B. 9 сентября 2002 г.

[2] Римский статут Международного уголовного суда // Док. ООН A/CONF. 183/9 от 17 июля 1998 г.

[3] Там же.

[4] Матвеева Т.Д. Сотрудничество государств в борьбе с международной преступностью - актуальное направление современного международного права // Публичное и частное право. М., 2015. № 3 (27). С. 60.

[5] Римский статут Международного уголовного суда // Док. ООН A/CONF. 183/9 от 17 июля 1998 г.

[6] Там же.

[7] Prosecutor v. Tadic, Judgement, ICTY Appeals Chamber Case № IT-94-1-A 15 July 1999. Рa- ra. 220.

[8] Prosecutor v. Stanislav ОаПж, ICTY Appeals Chamber Case № IT-98-29-A. 30 November 2006. Рага. 121.

[9] Уголовный кодекс РФ 1996 г. // Собрание законодательства РФ. 1996. № 25. Ст. 8 (в действ. ред.)

[10] Элементы преступлений. UN Doc. ICC-ASP/1/3. Рart II-B. 9 сентября 2002 г.

[11] Some Preliminary Reflections on the Mens Rea Requirements of the Crimes of the ICC Statute and of the Elements of Crimes // Man’s Inhumanity to Man. Essays in Honour of Antonio Cassese / L.C. Vohrah et al. (eds.). The Hague, 2003. Р. 11-40.

[12] Cassese A. International Criminal Law. Oxford: Oxford University Press, 2003. Р. 159.

[13] Устав Международного трибунала по бывшей Югославии от 25 мая 1993 г. (Res. 827 (1993)). URL: http://www.un.org/ru/law/icty/charter.shtml (дата обращения: 10.05.2016).

[14] Смбатян А. С. Решения органов международного правосудия и их роль в укреплении международного правопорядка : автореф. дис. ... докт. юрид. наук. 12.00.10. М., 2013. С. 23.

[15] Clark R. The Mental Element in the International Criminal Law: The Rome Statute of the International Criminal Court and the Elements of Offences // Criminal Law Forum (2001), 12 at 295.

[16] The Rome Statute of the International Criminal Court: A Commentary / ed. by A. Cassese, P. Gaeta, J.R.W.D. Jones. Vol. 1. Oxford, 2002. Р. 893.

[17] Schabas W. General Principles of Criminal Law in the International Court Statute» 4 European Journal of Crime, Criminal Justice and Criminal Law (1998), at 419.

[18] Устав Международного трибунала по бывшей Югославии от 25 мая 1993 г. Res. 827 (1993).

[19] Werle G. Principles of International Criminal Law. The Hague: TMS Asser Press, 2005. Р. 3.

[20] Римский статут Международного уголовного суда. Док. ООН A/CONF. 183/9 от 17 июля 1998 г.

[21] Там же.

[22] Римский статут Международного уголовного суда. Док. ООН A/CONF. 183/9 от 17 июля 1998 г.

[23] ICTY, Judgment, Mucic et al. (IT-96-21-T). Trial Chamber. 16 November, 1998. Para. 424.

[24] Nuremberg Tribunal, Judgment of 1 October 1946 in The Trial of German Major War Criminals. Proceedings of the International Military Tribunal sitting at Nuremberg, Germany. London: HM State Office, 1950. Part. 22. Р. 506.

[25] Международное уголовное право: актуальные вопросы и современные проблемы: сб. научных статей и сообщений. М.: Юрлитинформ, 2014. С. 62.