В соответствии с п. 1 ст. 7 Римского статута МУСС, «для целей настоящего Статута «преступление против человечности» означает любое из следующих деяний (убийство, истребление, порабощение, депортация или насильственное перемещение населения, заключение в тюрьму или другое жестокое лишение физической свободы в нарушение основополагающих норм международного права, пытки, изнасилование, обращение в сексуальное рабство, принуждение к проституции, принудительная беременность, принудительная стерилизация или любые другие формы сексуального насилия сопоставимой тяжести, преследование любой идентифицируемой группы или общности по политическим, расовым, национальным, этническим, культурным, религиозным, гендерным, как это определяется в п. 3, или другим мотивам, которые повсеместно признаны недопустимыми, согласно международному праву, в связи с любыми деяниями, указанными в данном пункте, или любыми преступлениями, подпадающими под юрисдикцию Суда, насильственное исчезновение людей, преступление апартеида и другие бесчеловечные деяния аналогичного характера, заключающиеся в умышленном причинении сильных страданий или серьезных телесных повреждений или серьезного ущерба психическому или физическому здоровью), когда они совершаются в рамках широкомасштабного или систематического нападения на любых гражданских лиц, и если такое нападение совершается сознательно»[1].

Следовательно, контекстуальными обстоятельствами, характерными для преступления против человечности, является широкомасштабность либо систематичность нападения на гражданское население. Кроме того, контекстуальные обстоятельства преступления против человечности подробно описаны в п. 2 введения к ст. 7 Элементов преступлений МУС[2].

Под широкомасштабностью как количественной характеристикой, в первую очередь, необходимо понимать направленность деяния на причинение ущерба значительному количеству жертв.

Так, в решении Судебной камеры МТР по делу Акаезу от 2 сентября 1998 г. указывается на необходимость установления направленности преступления против достаточно большого количества людей, подпадающих под определение «гражданское население», а не ограниченного или беспорядочного круга лиц. При этом также подчеркивается, что жертвами преступления необязательно должно быть все население региона, в котором имеет место совершение преступления[3].

Понятие «широкомасштабность», являясь оценочным, должно быть установлено в каждом конкретном случае в совокупности с иными обстоятельствами дела.

В то же время систематичность как качественная характеристика преступления против человечности очерчивает его не как единичный поведенческий акт, а презюмирует регулярность наряду с организованностью такого рода деятельности.

Доказыванию при этом подлежит только одно из вышеуказанных контекстуальных обстоятельств, т.е. общественно-опасное деяние может быть либо широкомасштабным, либо систематичным для квалификации его в качестве преступления против человечности.

Вместе с тем нельзя не согласиться с позицией Судебной камеры МТБЮ, которая в решении по делу Блашкича от 3 марта 2000 г. указала, что «на практике оба этих критерия часто трудно разделить, ибо широкомасштабное нападение, влекущее большое количество жертв, вообще подразумевает некую форму планирования либо организации»[4].

В научной литературе существует несколько подходов к определению момента возникновения в составе преступления против человечности контекстуального элемента в виде широкомасштабности либо систематичности нападения на гражданское население.

Так, профессор Роберт Краер (Robert Cryer) считает, что концепция широкомасштабности либо систематичности нападения на гражданское население берет свое начало в 90-х гг.[5] Однако с данной позицией сложно согласиться. В качестве международного преступления преступления против человечности впервые регламентированы Уставом Международного военного трибунала для Суда и наказания главных военных преступников стран оси[6]. Пункт «с» ст. 6 Устава к юрисдикции Нюрнбергского трибунала относит преступления против человечества, а именно: убийства, истребление, порабощение, ссылка и другие жестокости, совершенные в отношении гражданского населения до или во время войны, или преследования по политическим, расовым или религиозным мотивам в целях осуществления или в связи с любым преступлением, подлежащим юрисдикции Трибунала, независимо от того, являлись ли эти действия нарушением внутреннего права страны, где они были совершены, или нет.

Кроме того, необходимо отметить, что Нюрнбергский трибунал признал необходимость установления широкомасштабности либо систематичности нападения на гражданское население для квалификации деяния в качестве преступления против человечности.

Сущность современного подхода к определению места широкомасштабности и систематичности нападения в составе преступления против человечности заключается в их относительной автономии друг от друга.

Не всякое широкомасштабное нападение систематично, и не всякое систематичное деяние широкомасштабно. Данный подход формирует современное понимание составляющих контекстуального элемента как не идентичных по содержанию и альтернативных по характеру.

В связи с этим представляет интерес деятельность МТР. В своих решениях Трибунал столкнулся с необходимостью детального исследования данного вопроса.

Рабочими языками МТР, в соответствии со ст. 31 Устава МТР, являлись английский и французский. Французский вариант Устава[7] в ст. 3, регламентирующей преступления против человечности, фактически закрепил обязательный характер как широкомасштабности, так и систематичности нападения на гражданское население для квалификации преступного деяния в качестве преступления против человечности.

Впервые Трибунал затронул данный вопрос в решении по делу Акаезу (The Prosecutor v Jean-Paul Akayesu). В решении, в частности, установлено, что акт должен быть частью широкомасштабного либо систематичного нападения и не должен быть частью обоих[8]. Далее Судебная камера подчеркнула, что в оригинальной французской версии Устава эти требования были сформулированы в совокупности («dans le cadre d'une attaque generahsee et systematique dirigee contre une population civile quelle»), тем самым существенно повышая порог применения этого положения. МТР указал, что поскольку международное обычное право устанавливает требование относительно того, что нападение должно быть либо широкомасштабным, либо систематическим, имеются достаточные основания полагать, что во французской версии допущена ошибка в переводе.

В решениях, выносимых позднее, Трибунал последовательно придерживался установленной в деле Акаезу позиции.

Так, в деле Кайишема и Рузиндана (Kayishema and Ruzindana) Судебная камера МТР подчеркивала, что нападение должно содержать одно из альтернативных условий - систематичность либо широкомасштабность[9]. Кроме того, было установлено, что несмотря на то что французский текст Устава содержит конъюнкцию «и» вместо дизъюнктивного «или» между терминами «широкомасштабное» и «систематичное», Судебная камера не имеет никаких сомнений, что правильная интерпретация является альтернативной. Этот вопрос уже решен в Постановлении по делу Акайесу и не нуждается в дальнейшей дискуссии.

Для наглядности необходимым видится привести еще одно решение Судебной камеры МТР по делу Рутаганда (Rutaganda), где было указано, что обычное международное право предусматривает альтернативный характер широкомасштабности либо систематичности нападения и не требует наличия в составе международного преступления обоих. Следует отметить, что английская версия Устава более тесно связана с обычным международным правом. Судебная камера руководствовалась требованиями, изложенными в ст. 3 английской версии текста Устава и толкованием, осуществленным в других решениях МТР касательного того, что «нападение», в соответствии со ст. 3 Устава, должно носить либо широкомасштабный, либо систематический характер.

Прецедентное право МТБЮ, в свою очередь, также содержит анализ исследуемого вопроса. В решении Апелляционной камеры по делу Канараца требование контекстуального элемента о наличии в преступлениях против человечности систематичности и широкомасштабности было определено как альтернативное. В случае установления Судебной камерой одного из вышеуказанных признаков она не обязана доказывать второй[10].

Вместе с тем достаточно интересным является вопрос отнесения сингулярных преступных актов к преступлениям против человечности. В решении по делу Кунараца (Kunarac) отмечена важная особенность: широкомасштабный характер носит нападение, т.е. линия поведения, включающая многократное совершение преступных актов[11].

В то же время единичные преступные деяния также могут быть квалифицированы в качестве преступлений против человечности. Лицо признается виновным в совершении преступления против человечности даже в случае совершения преступления в отношении одной жертвы, если данное деяние имеет место в вышеуказанном контексте[12]. Такого рода позиция Суда позволяет сделать вывод о том, что для установления в единичном преступном акте признаков преступления против человечности «достаточно доказать, что акт произошел в контексте аккумуляции актов насилия, которые могут быть совершенно разными по характеру и степени тяжести»[13].

Однако очевидно, что лицо, совершающее единичное общественно-опасное деяние, все же должно осознавать наличие связи между собственным преступным актом и существующим наряду с ним широкомасштабным либо систематичным нападением на гражданское население. На этом акцентирует внимание Судебная камера МТБЮ в деле Блашкича (Blaskic). Знание о контексте, в котором совершено общественно-опасное деяние, включает в себя две составляющие: обвиняемый должен иметь представление об общем контексте (широкомасштабность либо систематичность нападения), в котором совершается его преступный акт, а кроме этого, осознавать связь между данным контекстом и собственными действиями[14].

Решение по делу Блашкича в этом смысле является одним из наиболее спорных. Судебная камера считала, что систематичность включает в себя четыре элемента:

а) политическая цель, план либо идеология в широком смысле, направленные на уничтожение, преследование либо ослабление общества;

б) совершение преступного деяния в крупных масштабах против группы гражданских лиц либо повторяющихся и непрерывных бесчеловечных актов, связанных друг с другом;

в) использование в ходе совершения систематических нападений значительных государственных либо частных ресурсов военного либо иного характера;

причастность политических и/или военных должностных лиц высокого уровня к определению и созданию методического плана[15] [16].

Такое толкование понятия систематичности дает основание говорить об обязательном характере данного контекстуального обстоятельства в преступлениях против человечности. Кроме того, вышеуказанные положения предопределяют отсутствие альтернативного характера систематичности и широкомасштабности.

Апелляционная камера обоснованно критиковала данную позицию, считая, что Судебная камера в своем решении фактически отвела роль самостоятельного, обязательного элемента такому признаку систематичности, как наличие плана либо политики, направленных на совершение вышеуказанного деяния. Апелляционная камера отметила, что данный признак может служить весомым доказательством в делах о преступлениях против человечности, однако не может расцениваться в качестве самостоятельного, обязательного элемента110. В процессе апелляционного рассмотрения дела сторона защиты настаивала на необходимости установления наличия официальной государственной групповой политики, политики организации либо общего плана, формирование которых предшествовало бы совершению инкриминируемых деяний. При этом, по мнению стороны защиты, политика либо план должны быть официальными, согласованным на высшем уровне государства, организации, группы и, более того, не могут носить изолированный характер одностороннего заявления[17]. Ввиду последнего аргумента с позицией защиты трудно согласиться. План либо политика могут быть признаны общими даже в случае, если они были сформулированы только одним человеком, однако получили поддержку со стороны других лиц, как это бывает в государствах с господствующей диктатурой.

В ответ на аргументы защиты Апелляционная камера установила, что ни Устав МТБЮ, ни обычные нормы не содержат требование доказывания наличия общего плана либо политики как обязательного признака контекстуального элемента в преступлениях против человечности. Наличие контекстуального элемента доказывается Трибуналом посредством установления лишь двух альтернативных (систематичность либо широкомасштабность) и одного обязательного (нападение на гражданское население) признаков. В свою очередь, вопросу относительно наличия в составе международных преступлений политических контекстуальных обстоятельств посвящена следующая глава.

Данный вопрос вновь обрел свою актуальность в ходе разработки Римского статута. Необходимость включения критериев «широкомасштабность» и «систематичность» в дефиницию состава преступления против человечности не вызывала сомнений. Между тем разногласия возникли в ходе переговоров относительно характера данных критериев. Часть государств поддерживали идею альтернативного характера критериев. Значительное же количество делегаций верило, что критерий должен быть кумулятивным. Однако, как подчеркивает Г. Верле, в конечном итоге альтернативная связка была одобрена, однако с оговоркой, что дефиниция «нападение на гражданское население» должна включать политический элемент[18].

В то же время в литературе существует иная достаточно спорная позиция. В частности, как указывает К.Дж. Хеллер, «современные трибуналы игнорируют настойчивое требование Нюрнбергского трибунала о необходимости установления как широкомасштабности, так и систематичности нападения на гражданское население для квалификации деяния в качестве преступления против человечности»[19].

Вместе с тем в большинстве случаев наличие одного из вышеуказанных контекстуальных обстоятельств, безусловно, влечет за собой наличие другого.

В то же время можно сделать вывод о необходимости установления направленности преступлений против человечности, которые неизменно ориентированы на причинение ущерба исключительно гражданскому населению. Такого рода направленность не может носить случайный характер.

К гражданскому населению, как правило, относят не комбатантов, ориентируясь на международное гуманитарное право, в частности, на положения Женевских конвенций 1949 г. Однако учитывая тот факт, что преступления против человечности могут совершаться и в мирное время, данная концепция требует некоторого переосмысления. Главным критерием отнесения группы лиц к гражданскому населению может стать не их связь с вооруженными силами того либо иного государства, а их беззащитность по отношению к военизированным либо государственным формированиям.

Кроме того, как отмечает А. Касезе (A. Cassese), не существует никакой значимой причины для отказа применять понятие преступлений против человечности к бесчеловечным действиям, совершаемым в крупном масштабе правительствами против человеческого достоинства представителей их собственных Вооруженных сил или военного персонала союзников либо других невраждебных государств (или даже врага)[20].

Таким образом, можно сделать вывод, что «широкомасштабность» является количественной составляющей преступления, тогда как «систематичность» характеризует деяние с качественной точки зрения. Широкомасштабность, в строгом смысле, представляет собой количественную составляющую преступления. Данная характеристика описывает масштаб преступного деяния. Она включает в себя массовые, частые, крупномасштабные деяния значительной тяжести, совершаемые коллективно против гражданского населения.

Кроме того, необходимо отметить альтернативный характер широкомасштабности и систематичности в составе преступления против человечности. Так, для квалификации преступного деяния в качестве преступления против человечности доказыванию подлежит только одно из данных контекстуальных обстоятельств. В то же время в большинстве случаев наличие одного из вышеуказанных контекстуальных обстоятельств, безусловно, влечет за собой наличие другого.

[1] Римский статут Международного уголовного суда // Док. ООН A/CONF. 183/9 от 17 июля 1998 г.

[2] Элементы преступлений // UN Doc. ICC-ASP/1/3. РаЛ II-B. 9 сентября 2002 г.

[3] МТР. Решение судебной камеры по делу Акаеcу от 2 сентября 1998 г. П. 582.

[4] МТБЮ. Решение Судебной камеры по делу Блашкича от 3 марта 2000 г. П. 206.

[5] Cryer R., Friman H., Robinson D., Wilmshurts E. An introduction to International Criminal Law and Procedure. N. Y.: Cambridge University Press, 2010.

[6] Устав Международного военного трибунала для суда и наказания главных военных преступников европейских стран оси (Лондон, 8 августа 1945 г.).

[7] Statute of the International Criminal Tribunal for Rwanda. SA. Res. 955, Annex.

[8] ICTR. Prosecutor v. J.-P. Akayesu. Judgement, Case №-96-4-T. 2 September, 1998. Para. 579.

[9] ICTR. Kayishema and Ruzindana. Trial Chamber, May 21, 1999. Para. 123.

[10] ICTY. Prosecutor v. Dragoljub Kunarac, Radomir Kovac and Zoran Vukovic (Appeal Judgment). IT-96-23 & IT-96-23/1-A. 12.06.2002. Para. 93-94.

[11] ICTY. Prosecutor v. Dragoljub Kunarac, Radomir Kovac and Zoran Vukovic (Appeal Judgment). IT-96-23 & IT-96-23/1-A. 12.06.2002. Para. 93-94.

[12] ICTY. Prosecutor v. Kunarac et al. Case № IT-96-23-T & IT-96-23/1-T, Judgement. 22 February, 2001. Para. 30.

[13]Дрьомта Н В. Юрисдикщя мiжнародних кримшальних судiв i трибунатв: дис. ... к.ю.н.: 12.00. Одеса, 2005. С. 110.

[14] ICTY. Prosecutor v. Tihomir Blaskic (Trial Judgement), IT-95-14-T. 3 March, 2000. Para. 247257.

[15] ICTY. Prosecutor v. Tihomir Blaskic (Trial Judgement). IT-95-14-T. 3 March, 2000. Рага. 203.

[16] ICTY. Prosecutor v. Blaskic Judgment Case № IT-95-14-A Appeals Chamber, 29 July, 2004. Рara. 100.

[17] ICTY. Prosecutor v. Blaskic Judgment Case № IT-95-14-A. Appeals Chamber. 29 July, 2004. Рага. 117.

[18] Werle G. Principles of International Criminal Law / ed. by F. Jessberger. 3rd ed. Oxford: Oxford University Press, 2014. Р. 339.

[19] Heller K.J. The Nuremberg Military Tribunals and The Origins of International Criminal Law. N. Y.: Oxford University Press, 2011. - Р. 100.

[20] Cassese A. International Criminal Law. N. Y.: Oxford University Press, 2003. Р. 91.