Действующим отечественным уголовным законодательством предусмотрена ответственность за ряд публичных призывов к совершению противоправных действий, отличающихся, прежде всего, своим содержанием. В отдельную, самую многочисленную группу могут быть выделены призывы к противоправным действиям экстремистского характера. В данную группу нами отнесены: публичные призывы к осуществлению террористической деятельности (ст. 2052 УК РФ), публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности (ст. 280 УК РФ) и публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности РФ (ст. 2801 УК РФ).

Одна из наиболее общественно опасных разновидностей призывов представлена ст. 2052 УК РФ. Как рассуждает П.В. Агапов, «общественная опасность этого преступления предопределена способностью названных действий существенно дестабилизировать социально-политическую обстановку в стране, нарушить общественное спокойствие, вызвать неуверенность граждан в возможности государства обеспечить безопасные условия их жизни»[1]. Принимая во внимание побуждающее свойство призывов, такое мнение заслуживает поддержки. Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности обладают определённым потенциалом инициирования такого общественно опасного поведения, что в свою очередь посягает на безопасность населения, распространяет чувство неуверенности и страха.

Схожими характеристиками общественной опасности обладают и публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности, поскольку таковые зачастую выражаются в склонении неограниченного круга лиц к применению насилия к представителям других национальностей, рас, вероисповедания, дискриминации по различным социальным основаниям. Публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности РФ, судя по уровню санкций, не имеют в этом ракурсе значительных различий с предыдущим преступлением.

Обращение к исследованию признаков составов данных преступлений показывает их неоднородность не только в части содержания призывов, но и в части характеристик объектов. Прежде всего, необходимо отметить, что, с позиции действующего отечественного уголовного законодательства, преступления, предусмотренные ст. 2052, 280 и 2801 УК РФ, отличаются разными родовыми и видовыми объектами. Если ст. 2052 УК РФ расположена в разделе о преступлениях против общественной безопасности и общественного порядка, то ст. 280 и 2801 УК РФ помещены в разделе о преступлениях против государственной власти. Однако для решения вопроса об обоснованности дифференцированного определения родового и видового объектов рассматриваемых преступлений требуется обратиться к анализу их непосредственных объектов.

В уголовно-правовой литературе предлагается следующая трактовка непосредственного объекта состава преступления, закреплённого ст. 2052 УК РФ: «основным непосредственным объектом данного преступления следует признать общественные отношения, обеспечивающие основы общественной безопасности. Во многом именно по признакам объекта рассматриваемое деяние отличается от публичных призывов к осуществлению экстремистской деятельности, посягающих на общественные отношения, обеспечивающие основы конституционного строя и безопасность государства»[2].

З.А. Шибзухов, помимо основного непосредственного объекта состава преступления, регламентированного ст. 2052 УК РФ, выделяет и его дополнительный непосредственный объект - «личная свобода человека, жизнь государственного или общественного деятеля, основы

конституционного строя России и безопасность российского государства,

интересы мира и безопасности человечества, здоровье и собственность лиц,

~ ~ 12?

пользующихся международной защитой» .

В свою очередь, относительно понимания объекта состава публичных призывов к осуществлению экстремистской деятельности высказываются следующие точки зрения. Так, А.П. Кузнецов признаёт основным непосредственным объектом состава преступления, предусмотренного ст. 280 УК РФ, «политическую систему РФ, нормальное функционирование конституционных органов власти»[3] [4]. По мнению Р.С. Тамаева, объектом преступления, регламентированного ст. 280 УК РФ, выступает «группа общественных отношений в сфере соблюдения конституционных прав и свобод человека и гражданина, обеспечения общественной безопасности и общественного порядка, а также обеспечения основ конституционного строя и безопасности государства»[5].

Анализ приведённых положений ставит вопрос о различиях по существу между непосредственными объектами данных преступлений. Так или иначе в обоих случаях речь ведётся об общественной безопасности, отдельных её компонентах. И вряд ли можно согласиться с теми авторами, которые утверждают, что по признакам непосредственного объекта указанные преступления могут быть разграничены. Представляется, что, в силу изложенных выше формулировок непосредственных объектов преступлений, предусмотренных ст. 2052 и 280 УК РФ, чёткая грань между соответствующими общественными отношениями практически не наблюдается.

В этой связи уместно подчеркнуть, что терроризм является разновидностью экстремистской деятельности. Этот тезис однозначно вытекает из нормативно-правовых предписаний действующего российского законодательства. В частности, согласно ст. 1 Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности», понятием экстремистской деятельности (экстремизма) охватывается публичное оправдание терроризма и иная террористическая деятельность, а также публичные призывы к осуществлению указанных деяний. Одновременно необходимо заметить, что публичные призывы к нарушению территориальной целостности РФ тоже признаются разновидностью экстремистской деятельности.[6]

И.И. Барышева по этому поводу задаётся вопросом: «если террористическая деятельность - часть экстремизма, а публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности (то есть призывы к целому) криминализированы в ст. 280 УК РФ и признаются преступлением против государственной безопасности, то зачем самостоятельно криминализировать призывы к террористической деятельности (призывы к части) и при этом признавать за ними совершенно иной объект посягательства?»[7]. А.В. Наумов прямо указывает на то, что непосредственным объектом состава публичных призывов к осуществлению экстремистской деятельности выступает общественная безопасность.[8]

Наше исследование позволяет утверждать, что данные точки зрения безусловно имеют под собой достаточно весомые основания. Во-первых, необходимо отметить, что авторы, критикующие расположение норм об ответственности за терроризм и экстремизм, и в частности за публичные призывы к этой деятельности, в разных разделах российского уголовного закона справедливо отмечают отсутствие должной обоснованности такого законодательного решения. Во-вторых, стоит согласиться и с высказыванием А.В. Наумова о том, что публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности посягают общественную безопасность. В современных условиях тесного «переплетения» экстремизма и терроризма как криминальных явлений и соответствующих преступлений ставит под сомнение признание за ними разных родовых и видовых объектов.

И если законодатель, на наш взгляд, совершенно верно определил родовой и видовой объекты терроризма и призывов к нему, то эти характеристики экстремизма представляются дискуссионными. Когда противодействию экстремизму в сегодняшнем его понимании прямо была посвящена лишь ст. 282 УК РФ «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства» и ввиду относительной новизны и редкости такого деяния, думается факт расположения этой нормы в главе о преступлениях против основ конституционного строя и безопасности государства особых возражений не вызывал.

В текущей общественно-политической ситуации в стране и в мире экстремизм приобрёл угрожающие масштабы, государство и общество в полной мере осознали катастрофическую вредоносность таких деяний для общества. Они безусловно подрывают основы конституционного строя в том смысле, что посягают на фундаментальные права и свободы, обусловливающие недопустимость какой-либо дискриминации по любым социально-правовым основаниям. Вместе с тем, развитие экстремизма в современных условиях предопределило его качественно иные свойства - экстремизм подрывает состояние защищённости общества в целом и отдельных его индивидов в частности, то есть общественную безопасность.

В этой связи можно констатировать, что экстремизм, в том числе и изучаемые нами публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности, а равно публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности РФ, посягают на общественную безопасность.

При этом в контексте исследования вопросов уголовно-правового противодействия публичным призывам к совершению противоправных действий следует подчеркнуть, что направленность данных преступлений на общественную безопасность предопределяется ещё двумя обстоятельствами. Во-первых, как было установлено нами выше, сама суть рассматриваемых деяний состоит в осуществлении действий в отношении общества ввиду их публичности. Поэтому в результате публичных призывов к совершению противоправных действий нарушаются общественные интересы.

Во-вторых, публичные призывы к совершению противоправных действий подразумевают психологическое воздействие на адресатов. Такое воздействие способно оказывать влияние на сознание и волю лиц, воспринимающих данные призывы, а, следовательно, обладает потенциалом манипулирования общественным мнением, ставя под угрозу психологическую безопасность общества.

Таким образом, имеются основания утверждать, что публичные призывы к совершению преступлений экстремистского характера посягают на общественные отношения, складывающиеся в связи с обеспечением общественной безопасности. Аналогичное мнение высказали и 81 % практикующих юристов, опрошенных в ходе проведённого нами исследования.

В этих условиях представляется целесообразным сформулировать предложение по перемещению нормы об ответственности за публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности, а также за публичные призывы к совершению действий, направленных на нарушение территориальной целостности РФ, в главу о преступлениях против общественной безопасности. Кроме того, применение системного подхода обусловливает необходимость распространить данное предложение и на другие нормы о преступлениях экстремистской направленности, ныне закреплённые в главе 29 «Преступлениях против основ конституционного строя и безопасности государства» (ст. 282-2823 УК РФ).

Как известно, в структуру объекта состава преступления входят, помимо общественных отношений, предмет и потерпевший от преступления. Для ряда предусмотренных уголовным законом деяний эти признаки являются обязательными. Применительно к составам публичных призывов к осуществлению экстремистской деятельности в науке уголовного права по данному поводу высказаны следующие точки зрения. По мнению Е.А. Иванченко, «предметом этого преступления могут быть экстремистские материалы, т.е. предназначенные для обнародования документы либо информация на иных носителях, призывающие к осуществлению экстремистской деятельности ...»[9]. Аналогичного мнения придерживаются С.М. Кочои[10] и Ю.В. Сапронов[11].

Проведённое нами исследование материалов следственно-судебной практики демонстрирует, что экстремистские материалы не могут рассматриваться в качестве предмета данных преступлений. В соответствии со ст. 1 Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности», экстремистские материалы - это предназначенные для обнародования документы либо информация на иных носителях, призывающие к осуществлению экстремистской деятельности либо обосновывающие или оправдывающие необходимость осуществления такой деятельности, в том числе труды руководителей национал-социалистской рабочей партии Германии, фашистской партии Италии, публикации, обосновывающие или оправдывающие национальное и (или) расовое превосходство либо оправдывающие практику совершения военных или иных преступлений, направленных на полное или частичное уничтожение какой-либо этнической, социальной, расовой, национальной или религиозной группы.[12] В то же время, в теории уголовного права под предметом преступления понимают ту «часть объекта посягательства, которая имеет материальное выражение, или информацию, воздействуя на которую субъект причиняет вред общественным отношениям, составляющим данный объект»[13]. Очевидно, что в ходе публичных призывов к осуществлению экстремистской деятельности не производится какое-либо воздействие на экстремистские материалы. Такие материалы в изучаемых составах преступлений скорее могут характеризовать средства совершения преступления.

Следовательно, публичные призывы к деятельности экстремистского характера не предусматривают в качестве обязательного признака состава преступления какой-либо предмет. Составы анализируемых преступлений не включают в себя и потерпевшего. Это предопределяется тем, что вред в результате совершения данных преступлений, как правило, не причиняется отдельным личностям, урон терпят общественные интересы.

Объективная сторона публичных призывов к деятельности экстремистского характера состоит в одноимённых действиях. Юридически значимые свойства самого деяния в данных составах преступлениях

рассмотрены нами выше. При этом их объективная сторона отличается содержанием призывов. Так, согласно ст. 3 Федерального закона «О противодействии терроризму», в ст. 2052 УК РФ под запрет поставлены публичные призывы к следующим действиям, охватываемым понятием террористической деятельности:

организация, планирование, подготовка, финансирование и реализация террористического акта;

подстрекательство к террористическому акту;

в) организация незаконного вооружённого формирования, преступного сообщества (преступной организации), организованной группы для реализации террористического акта, а равно участие в такой структуре;

вербовка, вооружение, обучение и использование террористов;

информационное или иное пособничество в планировании, подготовке или реализации террористического акта;

е) пропаганда идей терроризма, распространение материалов или информации, призывающих к осуществлению террористической деятельности либо обосновывающих или оправдывающих необходимость осуществления такой деятельности.133

Призыв к любому из перечисленных действий при наличии иных требуемых признаков образует состав преступления, предусмотренный ст. 2052 УК РФ. При этом, исходя из буквального толкования положений действующего законодательства, не исключены и ситуации публичных призывов к публичным призывам к осуществлению террористической деятельности. Как справедливо отмечают А.Г. Кибальник и И.Г. Соломоненко, «несмотря на то, что в ч. 1 ст. 205 1 употреблён термин

«террористическая деятельность», призыв может иметь место и к совершению одного из перечисленных преступлений»[14].

В свою очередь, по ст. 280 УК РФ наказуемы публичные призывы к действиям, обозначенным в ст. 1 Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности»:

насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности РФ;

публичное оправдание терроризма и иная террористическая деятельность;

возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни;

пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности человека по признаку его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии;

нарушение прав, свобод и законных интересов человека и гражданина в зависимости от его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии;

воспрепятствование осуществлению гражданами их избирательных прав и права на участие в референдуме или нарушение тайны голосования, соединенные с насилием либо угрозой его применения;

воспрепятствование законной деятельности государственных органов, органов местного самоуправления, избирательных комиссий, общественных и религиозных объединений или иных организаций, соединённое с насилием либо угрозой его применения;

совершение преступлений по мотивам, указанным в п. «е» ч. 1 ст. 63 УК

РФ;

пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения, либо публичное демонстрирование атрибутики или символики экстремистских организаций;

публичные призывы к осуществлению указанных деяний либо массовое распространение заведомо экстремистских материалов, а равно их изготовление или хранение в целях массового распространения;

публичное заведомо ложное обвинение лица, замещающего государственную должность РФ или государственную должность субъекта РФ, в совершении им в период исполнения своих должностных обязанностей деяний, указанных в настоящей статье и являющихся преступлением;

организация и подготовка указанных деяний, а также подстрекательство к их осуществлению;

финансирование указанных деяний либо иное содействие в их организации, подготовке и осуществлении, в том числе путём предоставления учебной, полиграфической и материально-технической базы, телефонной и иных видов связи или оказания информационных услуг.[15]

Относительно преступления, регламентированного ст. 2801 УК РФ, необходимо отметить, что, в отличие от двух предыдущих деяний, содержание призывов в данном случае не раскрывается в нормативноправовых актах иной отраслевой принадлежности.[16] Из числа преступных действий, призывы к которым влекут уголовную ответственность по ст. 2801 УК РФ, следует выделить, в первую очередь, организацию вооружённого мятежа либо активное участие в нём в целях нарушения территориальной целостности РФ (ст. 279 УК РФ).

Стоит подчеркнуть, что вопрос о содержании информации в соответствующих призывах является дискуссионным ввиду отсутствия её чёткого законодательного определения. В частности остаётся неясным призывы к любым экстремистским действиям образуют составы рассматриваемых преступлений, или же требуется, чтобы виновный призывал именно к преступным действиям. Это относится к любому из преступлений, предусмотренных ст. 2052, 280, 2801 УК РФ.

Так, например. В.В. Бабошин и О.И. Коростылёв в своих рассуждениях отмечают возможность квалификации содеянного по признакам состава публичных призывов к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности РФ, случаи призывов к присоединению к РФ территорий, ранее не входивших в её состав.[17] На наш взгляд, подобные призывы, конечно же, могут рассматриваться в определённых ситуациях как призывы к совершению противоправных действий, по крайней мере, с позиции международного права. При этом несомненным является их непреступный характер. Помимо этого, в содержание экстремистской деятельности, как известно, входит определённое число административных правонарушений.

По мнению Д.Н. Саркисова, «призывы к осуществлению

правонарушений можно рассматривать как специальный вид подстрекательства к ним. Действия ... подстрекателя по степени общественной опасности не могут превосходить действия исполнителя. Поэтому подстрекательство к административному правонарушению экстремистского характера не может быть преступным . . Следовательно,

подобные призывы образуют состав преступления, предусмотренного ст. 280

УК РФ, лишь в том случае, если лицо призывает к осуществлению экстремисткой деятельности, носящей уголовно-правовой характер, т.е. выражающейся в преступлениях экстремистской направленности»[18].

И.И. Барышева в этой связи обосновывает необходимость закрепления в ст. 280 УК РФ ответственности лишь за призывы к насильственному захвату власти или насильственному удержанию власти, вооружённому мятежу, террористическому акту и к преступлениям экстремистской

139

направленности.[19]

Однако, аргументация, приводимая Д.Н. Саркисовым, может быть оспорена. Как выше нами определено, отождествление публичных призывов к совершению противоправных действий с подстрекательством к совершению преступления не имеет под собой достаточных правовых оснований. Поэтому и утверждение о невозможности более строгого наказания подстрекателя в сравнении с исполнителем в данном случае неуместно. Другое дело, если связывать уровень общественной опасности действий, к которым публично призывает виновный, с уровнем общественной опасности самих публичных призывов. Представляется, что такая связь имеется.

Признавая состав преступления социально-правовым основанием уголовной ответственности, в юридической литературе отмечается, что состав преступления - это «правовая форма, закрепляющая отдельный вид общественно опасного поведения и меру уголовной ответственности за его совершение, отражающая совокупность признаков общественно опасного деяния, общественно опасных последствий и личности виновного с её общественно опасным свойством, наличие которых необходимо и достаточно для признания совершённым этого вида преступления и назначения виновному наказания за его совершение»[20]. Следовательно, в исследуемых нами составах преступлений содержание призыва также должно характеризоваться определённым уровнем общественной опасности. Причём уровнем, необходимым для преступления, а не иного правонарушения.[21] В противном случае в рамках существующих норм об ответственности за публичные призывы к совершению противоправных действий будут допускаться чрезмерно широкие пределы наказуемости деяний.

Анализируя признаки объективной стороны составов преступлений, выражающихся в публичных призывах к осуществлению экстремистской деятельности, вряд ли можно поставить под сомнение факт высокого уровня общественной опасности такой деятельности. Однако в действующем российском законодательстве экстремизм (экстремистская деятельность) получила чрезвычайно широкое нормативное определение. При этом отдельные проявления экстремистской деятельности влекут не уголовную, а административную ответственность. Например, пропаганда либо публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики, либо атрибутики или символики экстремистских организаций, либо иных атрибутики или символики, пропаганда либо публичное демонстрирование которых запрещены федеральными законами, образует признаки административного правонарушения, предусмотренного ст. 20.3 КоАП РФ. Вполне очевидно, что публичные призывы к осуществлению такой деятельности не отличаются уровнем общественной опасности, необходимым для преступления, поэтому и не могут расцениваться в качестве уголовно-наказуемых публичных призывов к осуществлению экстремистской деятельности.

Вместе с тем, в силу буквального толкования, законодатель в данном случае не ограничивает какими-либо формальными рамками содержание призывов к осуществлению экстремистской деятельности. В итоге, в существующих условиях публичные призывы, например, к публичному демонстрированию нацистской атрибутики или символики образуют признаки состава преступления, регламентированного ст. 280 УК РФ, что в корне не верно. Подобная ситуация складывается и применительно к содержанию призывов, запрещённых в ст. 2801 УК РФ. В этом контексте В.В. Бабошин и О.И. Коростылёв приводят в пример деятельность зарубежных политиков: «власти Японии периодически призывают к отделению ряда Курильских островов от территории России; лидеры США и Европы настаивают на возвращении Крыма Украине. Фактически подобные деяния образуют признаки состава преступления, предусмотренного ст. 280 1 УК РФ. Однако вряд ли в этой ситуации можно говорить о целесообразности и необходимости уголовного преследования соответствующих лиц, допускающих обозначенные высказывания в рамках их дипломатической работы»[22].

На основании изложенного необходимо сделать вывод, что уголовная ответственность за публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности должна наступать исключительно в случаях, когда содержанием призывов является преступное поведение. С этим утверждением согласилось 73 % респондентов, опрошенных в ходе проведённого нами исследования.

В то же время, признание данного вывода потребует внесения соответствующих изменений в отечественное уголовное законодательство. Применительно к составу преступления, предусмотренному ст. 280 УК РФ, оптимальным путём является замена в тексте диспозиции ч. 1 данной статьи признаков осуществления экстремистской деятельности указанием на преступления экстремистской направленности. В итоге диспозиция ч. 1 ст. 280 УК РФ должна быть представлена следующим образом: «Публичные призывы к совершению преступлений экстремистской направленности».

Что касается публичных призывов к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности РФ, то в соответствующей норме также необходимо ограничить пределы криминализации деяний. С.В. Борисов и А.А. Чугунов обращают внимание на то, что «территориальная целостность государства может подвергаться негативному воздействию как изнутри, так и извне, то есть могут возникать внутренние и внешние угрозы для сохранения территории государства в неприкосновенности»[23]. По мнению данных авторов, «законодателю следует определиться с предметом регулирования ст. 2801 УК РФ, уточнив, к осуществлению каких именно действий, направленных на нарушение территориальной целостности государства, публично призывают виновные, - авторы утверждают, - что такие действия должны быть связаны с проявлениями внутренних угроз, тогда как внешние угрозы территориальной целостности Российской Федерации следует включить в предмет регулирования уголовно-правовых норм об ответственности за преступления против мира и безопасности человечества. К таким нормам в настоящее время относятся статьи 353 и 354 УК РФ об ответственности за действия, относящиеся к агрессивной войне и публичным призывам к ее развязыванию, но не охватывающие все возможные внешние воздействия, способные нарушить целостность нашего государства»[24].

При этом данные авторы не предлагают конкретных путей решения заявленных вопросов. Вместе с тем, на наш взгляд, изложенные рассуждения нисколько не повлияют на сужение пределов криминализации деяний, ныне запрещённых ст. 2801 УК РФ. Полагаем, что решение может быть найдено в другом направлении, в частности учитывающем и нормы международных нормативно-правовых актов. Стоит отметить, что согласно п. 2 ч. 1 ст. 1 Шанхайской конвенции о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом от 15 июня 2001 г., сепаратизм - это какое-либо деяние, направленное на нарушение территориальной целостности государства, в том числе на отделение от него части его территории, или дезинтеграцию государства, совершаемое насильственным путём, а равно планирование и подготовка такого деяния, пособничество его совершению, подстрекательство к нему.[25] И именно сепаратизм признан в международном праве деянием, требующим уголовно-правового противодействия. Отличительной чертой такого деяния выступает его насильственный характер. Кроме того, термин «сепаратизм» точнее отражает суть рассматриваемого преступления, поскольку означает не всякое изменение территориальной целостности, которое может означать и наращивание территории, а лишь отделение территорий, их обособление от государства.[26]

В этой связи представляется необходимым трансформировать норму об ответственности за публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности РФ, таким путём, который бы учитывал указанные выше обстоятельства. Оптимальным вариантом видится, во-первых, переименование ст. 2801 УК РФ на «Публичные призывы к сепаратизму». Во-вторых, в тексте диспозиции нормы надлежит привести такую формулировку: «Публичные призывы к осуществлению действий, направленных на насильственное изменение территориальной целостности Российской Федерации». Данные выводы нашли поддержку 86 % практикующих юристов, опрошенных в ходе проведённого нами исследования.

Что же касается публичных призывов к осуществлению террористической деятельности, то здесь отсутствует необходимость для конкретизации содержания призывов. Обосновывается это тем, что существующее понятие террористической деятельности ограничивается исключительно рамками преступного поведения.

Объективная сторона рассматриваемых публичных призывов характеризуется формальной законодательной конструкцией. Для признания их оконченными не требуется наступления каких-нибудь общественно опасных последствий. Подтверждением такого тезиса служат и разъяснения Пленума Верховного Суда РФ, который указал, что публичные призывы к осуществлению террористической деятельности следует считать оконченным преступлением с момента публичного провозглашения (распространения) хотя бы одного обращения независимо от того, удалось побудить других граждан к осуществлению террористической деятельности или нет.[27]

Обязательным признаком составов преступлений, установленных ст. 2052, 280, 2801 УК РФ, выступает публичный способ выражения призывов (признаки публичности исследованы в параграфе 1.4 настоящей диссертации). При этом способ выражения призывов к совершению преступлений экстремистской направленности является и основанием для дифференциации уголовной ответственности за такие общественно опасные деяния. В частности, ответственность усиливается в случае использования виновным средств массовой информации и коммуникации.

Причём следует отметить непоследовательность законодателя, выраженную в несоблюдении принципов системности[28] при конструировании норм об ответственности за квалифицированные виды публичных призывов к деятельности экстремистского характера. Так, в ч. 2 ст. 2052 УК РФ в качестве отягчающего ответственность обстоятельства закреплено использование средств массовой информации, в ч. 2 ст. 280 УК РФ - использование средств массовой информации либо информационно - телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет», а в ч. 2 ст. 2801 УК РФ - использование средств массовой информации либо электронных или информационно-телекоммуникационных сетей (включая сеть «Интернет»). Как видно, во-первых, в ч. 2 ст. 2052 УК РФ отсутствует указание на информационно-телекоммуникационные сети (Интернет). Во- вторых, в ч. 2 ст. 2801 УК РФ имеется ссылка на использование электронных сетей при отсутствии соответствующего предписания в двух других нормах.

По нашему мнению, разное время принятия перечисленных норм не может служить оправданием для описанных разночтений. С уверенностью можно утверждать, что какие-либо обоснования для реализованного подхода отсутствуют. Вполне очевидно, что все три нормы (чч. 2 ст. 2052, 280 и 2801 УК РФ) нуждаются в одинаковом наборе квалифицирующих признаков и единообразном их оформлении.

Для определения оптимальной конструкции квалифицированных составов публичных призывов к совершению преступлений анализируемой группы необходимо исследовать содержание используемых признаков. Прежде всего, следует заметить, что в действующей редакции постановления Пленума Верховного Суда РФ «О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам о преступлениях террористической направленности» дано по этому моменту следующее разъяснение: решая вопрос об использовании средств массовой информации для публичных призывов к совершению террористической деятельности или публичного оправдания терроризма, необходимо учитывать положения Закона РФ от 27 декабря 1991 г. № 2124-1 «О средствах массовой информации».[29]

Согласно ст. 2 Закона РФ «О средствах массовой информации», под средством массовой информации понимается периодическое печатное издание, сетевое издание, телеканал, радиоканал, телепрограмма, радиопрограмма, видеопрограмма, кинохроникальная программа, иная форма периодического распространения массовой информации под постоянным наименованием (названием). При этом под сетевым изданием понимается сайт в информационно-телекоммуникационной сети «Интернет», зарегистрированный в качестве средства массовой информации в соответствии с данным Законом.[30]

В том случае, если публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма совершены с использованием сетевых изданий (сайтов в информационнотелекоммуникационной сети Интернет, зарегистрированных в качестве средства массовой информации в установленном порядке), содеянное

следует квалифицировать по ч. 2 ст. 2052 УК РФ. Использование для совершения указанных деяний сайтов в информационно -

телекоммуникационной сети Интернет, не зарегистрированных в качестве средства массовой информации в установленном порядке, квалифицируется по ч. 1 ст. 2052 УК РФ.[31]

Иллюстрацией могут служить обстоятельства следующего уголовного дела. К. разместил на сайте в сети Интернет листовку, содержащую призывы к осуществлению экстремистской деятельности. Данное обстоятельство суд счёл как использование средств массовой информации. Однако судом не принято во внимание, что в соответствии с Законом РФ «О средствах массовой информации» от 27 декабря 1991 г. (ст. 2, 8, 23, 24) сайт (информационный ресурс) в сети Интернет приобретает статус средства массовой информации только после регистрации его как средства массовой информации в установленном законом порядке. Само по себе размещение К. информации (листовки), содержащей призывы к осуществлению экстремистской деятельности, на сайте в Интернете свидетельствует об иной форме размещения и доведения её до сведения широкой аудитории владельцев персональных компьютеров, подключённых к сети Интернет, и подтверждает публичность призывов, содержащихся в листовке, размещенной на сайте Интернета.

Таким образом, судом неправильно применен уголовный закон при квалификации действий К., в связи с чем, действия К. по событию преступления судебной коллегией Кемеровского областного суда переквалифицированы с ч. 2 ст. 280 УК РФ на ч. 1 ст. 280 УК РФ как публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности.[32]

В этих условиях остаётся совершенно неясным, каким же образом на уровень общественной опасности влияет факт регистрации сетевого издания в качестве средства массовой информации. Безусловно, Пленум Верховного Суда руководствовался буквальным толкованием положений закона. Однако с позиции нормативного регулирования исследуемой сферы сложившаяся ситуация является неприемлемой.

Вероятно именно поэтому в более поздних по сроку введения нормах законодатель уже применил в качестве квалифицирующих обстоятельств, наряду с фактом использования средств массовой информации, использование информационно-телекоммуникационных сетей.

Г.И. Узембаева справедливо акцентирует внимание на том, что в ч. 2 ст. 2801 УК РФ «законодатель указал не только информационнотелекоммуникационные, но ещё и электронные сети»[33]. При этом, на наш взгляд, в ч. 2 ст. 2801 УК РФ безосновательно указывается на электронные сети одновременно с информационно-телекоммуникационными. Полагаем, что вторым термином сполна охватывается первый. Кроме того, не усматривается необходимость в специальном пояснении в ч. 2 ст. 280 и ч. 2 ст. 2801 УК РФ об использовании, в частности сети «Интернет».

Таким образом, считаем целесообразным установить в чч. 2 ст. 2052, 280 и 2801 УК РФ в качестве квалифицирующих признаков факт использования средств массовой информации или информационно-телекоммуникационных сетей.

Относительно квалифицированных видов данных преступлений Пленумом Верховного Суда сформулированы разъяснения по поводу правильного определения момента их окончания. Высшей судебной инстанцией указано, что преступления, предусмотренные ч. 2 ст. 2052 УК РФ, следует считать оконченными с момента распространения продукции средств массовой информации (например, продажа, раздача периодического печатного издания, аудио- или видеозаписи программы, начало вещания теле- или радиопрограммы, демонстрация кинохроникальной программы, предоставление доступа к сетевому изданию).[34]

Стоит заметить, что в юридической науке высказываются предложения о расширении оснований дифференциации уголовной ответственности за отдельные преступления, выражающиеся в публичных призывах к совершению противоправных действий. Например, З.А. Шибзуховым «предлагается дополнить ч. 2 ст. 2052 УК РФ самостоятельным квалифицирующим признаком, повышающим ответственность за террористическую пропаганду, направленную на несовершеннолетних либо осуществляемую на территории образовательных организаций»[35]. По нашему мнению, такое предложение является дискуссионным. С одной стороны, совершение анализируемых деяний в отношении

несовершеннолетних действительно отличается повышенной общественной опасностью, поскольку у детей ещё не достаточно окрепшая психика, и они легче подвергаются психологическому воздействию. Но, с другой стороны, результаты проведённого нами исследования материалов следственносудебной практики показывают незначительную распространённость подобных случаев. В отношении несовершеннолетних чаще совершаются преступления, связанные с вовлечением в экстремистскую или террористическую деятельность.

Представляется более актуальным установление в качестве квалифицирующего признака преступлений рассматриваемой группы факт их совершения лицом, использующим своё служебное положение, а равно общественным деятелем. Такой законодательный опыт реализован в УК Республики Казахстан. Дело в том, что публичные призывы к совершению преступлений экстремистского характера, оглашаемые должностным лицом, лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой или иной организации, либо общественным деятелем отличаются большей потенциальной силой психологического воздействия на адресатов. Такие лица зачастую пользуются весомым авторитетом среди населения, и они обладают большей возможностью для влияния на общественное мнение. Данные обстоятельства свидетельствуют о повышенном уровне общественной опасности исследуемых деяний, совершённых лицом, использующим своё служебное положение, а равно общественным деятелем. В поддержку законодательного закрепления этого квалифицирующего признака высказалось 75 % респондентов, опрошенных в ходе проведённого нами исследования.

Таким образом, считаем целесообразным закрепление в нормах об ответственности за публичные призывы к совершению преступлений экстремистского характера квалифицирующего признака в виде факта совершения данных преступлений лицом, использующим своё служебное положение, а равно общественным деятелем.

Субъект публичных призывов к совершению преступлений экстремистского характера общий - им может быть любое вменяемое физическое лицо, достигшее шестнадцатилетнего возраста. С субъективной стороны исследуемые преступления характеризуются виной в виде прямого умысла. Мотивы и цели данных преступлений квалифицирующим значением не обладают.

Проведённый нами анализ материалов правоприменительной практики по делам данной категории свидетельствует, что по ряду аспектов зачастую допускаются квалификационные ошибки в условиях относительной новизны норм об ответственности за публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности и отсутствия комплексных разъяснений.

В первую очередь, необходимо обратить внимание на вопросы разграничения преступлений, предусмотренных ст. 2052, 280 и 2801 УК РФ, между собой. В следственно-судебной практике нередко сталкиваются с проблемой отграничения публичных призывов к осуществлению экстремистской деятельности от публичных призывов к осуществлению террористической деятельности. И.В. Шевченко по этому поводу придерживается позиции, согласно которой «норма, предусмотренная ст. 2052 УК РФ, является специальной по отношению к общей норме, содержащейся в ст. 280 УК РФ»[36]. Аналогичное разъяснение сформулировано и в постановлении Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности»: публичные призывы к осуществлению террористической деятельности в силу предписаний ч. 3 ст. 17 УК РФ подлежат квалификации не по ст. 280 УК РФ, а в зависимости от обстоятельств дела по ч. 1 или ч. 2 ст. 2052 УК РФ.[37] Представляется, что основанием для такого правила квалификации служат, главным образом, законодательные предписания неуголовно-правовой принадлежности о признании терроризма разновидностью экстремизма. Вместе с тем, данные разъяснения косвенно подтверждают необходимость констатации единого объекта, нарушаемого данными преступлениями.[38]

По схожей схеме необходимо проводить и разграничение преступлений, запрещённых ст. 280 и 2801 УК РФ. Эти нормы также соотносятся между собой как общая и специальная, так как публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности РФ являются разновидностью экстремистской деятельности.

Таким образом, уголовно-правовые нормы, предусмотренные ст. 2052, 280 и 2801 УК РФ, могут находиться в отношениях конкуренции общей и специальной нормы, где общей нормой выступает ст. 280 УК РФ, а ст. 2052 и 2801 УК РФ - специальными.

В то же время, нельзя исключать и возможной совокупности данных общественно опасных деяний. Д.О. Чернявский в этом контексте приводит следующую ситуацию: «призывая, например, к организации теракта в целях нарушения территориальной целостности Российской Федерации, лицо совершает сначала одно деяние (призыв к осуществлению террористического акта), а затем совершает второе деяние (указанием целевой направленности и необходимости). С этой точки зрения, такие действия должны квалифицироваться по совокупности преступлений»[39].

Множество квалификационных проблем на практике возникает при разграничении норм об ответственности за публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности и за возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства (ст. 282 УК РФ).

Под действиями, направленными на возбуждение ненависти либо вражды, следует понимать, в частности, высказывания, обосновывающие и

(или) утверждающие необходимость геноцида, массовых репрессий, депортаций, совершения иных противоправных действий, в том числе применения насилия, в отношении представителей какой-либо нации, расы, приверженцев той или иной религии и других групп лиц. Критика политических организаций, идеологических и религиозных объединений, политических, идеологических или религиозных убеждений, национальных или религиозных обычаев сама по себе не должна рассматриваться как действие, направленное на возбуждение ненависти или вражды.160

Так, органами предварительного следствия В. предъявлено обвинение в том, что он, являясь членом организации «Скинхедов», умышленно, сознавая публичность своих действий и понимая, что его действия способны возбудить национальную, расовую или религиозную ненависть или вражду, и желая этого, расклеил в помещении автостанции, т.е. в месте скопления неопределенного круга лиц, листовки, текст и рисунки которых содержат призывы к действиям против представителей нерусских, в том числе, кавказских национальностей и представителей негроидной расы, а также лиц, исповедующих мусульманскую религию, осознавая при этом, что расклеенные им листовки способны возбудить ненависть или вражду и их содержание унижает личное и национальное достоинство указанных групп людей и их религиозные чувства.

При этом действия В. квалифицированы по ч. 1 ст. 282 УК РФ как действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно

принадлежности к какой-либо социальной группе, совершённые публично или с использованием средств массовой информации.[40]

Данный пример наглядно демонстрирует, что правоприменительные органы зачастую безосновательно оставляют без внимания вопрос о разграничении данных преступлений. Причём в приведённом случае прямо описываются признаки публичных призывов к осуществлению экстремистской деятельности, а квалифицированы эти действия по ст. 282 УК РФ.

В уголовно-правовой литературе по вопросу разграничения данных преступлений высказаны следующие соображения. Так, В.В. Степанов и А.В. Струков приходят к выводу, что уголовно-правовые нормы, предусмотренные ст. 280 и 282 УК РФ, соотносятся между собой как общая и специальная норма. При этом последняя норма, очевидно, оценивается авторами в качестве специальной нормы.[41] С.В. Борисов приходит к выводу о возможности применения ст.ст. 280 и 282 УК РФ по совокупности.[42]

Следует подчеркнуть, что отдельные авторы вообще приходят к выводу о невозможности разрешения данной квалификационной ситуации. При этом, например, С.В. Землюков и Д.П. Потапов в этих условиях обосновывают целесообразность создания «единой статьи, устанавливающей ответственность за экстремистскую деятельность, в которой в зависимости от степени общественной опасности следует расположить и призывы, высказывания, и организацию и применение насилия, за исключением причинения умышленного тяжкого вреда здоровью и убийства»[43].

По мнению Г.И. Узембаевой, «действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства, не характеризуются направленностью на формирование у других лиц желания совершать определённые виды деяний, относящихся к экстремизму, поскольку такая направленность свойственна публичным призывам к осуществлению экстремистской деятельности. Последнее же не характеризуется стремлением посеять ненависть либо вражду, а равно унизить чьё-либо достоинство»[44].

Не вносит ясности в исследуемом ракурсе и соответствующее разъяснение Пленума Верховного Суда РФ: ст. 280 УК РФ предусмотрена ответственность лишь за публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности. Публичное распространение информации, в которой обосновывается необходимость совершения противоправных действий в отношении лиц по признаку расы, национальности, религиозной принадлежности и т.д., либо информации, оправдывающей такую деятельность, следует квалифицировать по ст. 282 УК РФ при наличии иных признаков этого состава преступления.[45]

Конечно же, деяние, состоящее только в распространении информации, оправдывающей необходимость совершения противоправных действий в отношении лиц по признаку расы, национальности, религиозной

принадлежности и т.д. должно быть квалифицировано по ст. 282 УК РФ, если не содержит призывов к таким действиям.

Однако трудности возникают при уголовно-правовой оценке публичных призывов к осуществлению экстремистской деятельности, которые нередко сопряжены с действиями, направленными на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе. Как выше мы отмечали, призыв характеризуется воздействием на сознание и волю адресата. При этом такое воздействие на сознание может осуществляться именно путём возбуждения ненависти и вражды.

В этой связи, на наш взгляд, представляется возможным утверждать, что уголовно-правовые нормы, регламентированные ст. 280 и 282 УК РФ, могут соотноситься как часть и целое167. Где ст. 280 УК РФ - это норма-целое, поскольку охватывает своим содержанием и возбуждение ненависти или вражды, и побуждение к соответствующим противоправным действиям. А ст. 282 УК РФ в таком контексте - это норма-часть, поскольку устанавливает ответственность только за одно из обозначенных действий.

Таким образом, если содеянное одновременно подпадает под признаки преступлений, предусмотренных ст. 280 и 282 УК РФ, применению подлежит ст. 280 УК РФ как норма-целое.

По мнению ряда авторов, «публичные призывы к осуществлению терроризма следует отличать также от вовлечения в террористическую деятельность (ст. 205.1 УК), которое отличается большей конкретностью и практической направленностью. Вероятно частое совпадение совокупности

таких преступлений, когда речь идет, например, о лидерах террористически идеологизированных общественно-политических формирований»[46].

На наш взгляд, в условиях наблюдающейся в последние годы тенденции по установлению в действующем российском уголовном законодательстве норм, представляющих собой специальные предписания о наказуемости деятельности отдельных видов соучастников, (ч. 1.1 ст. 2821, ч. 1.1 ст. 2822 УК РФ и др.) публичные призывы к противоправным действиям отличаются от вовлечения в экстремистскую (террористическую) деятельность отсутствием признаков подстрекательства к совершению преступления.

Следует отметить, что в теории уголовного права поднимается вопрос об уголовно-правовой оценке публичных призывов к осуществлению экстремистской деятельности в случаях, когда одно лицо создаёт призыв, а другое его распространяет. Например, в ситуациях выпуска редактором средства массовой информации материалов, содержащих уголовно- наказуемые призывы. По этому поводу З.А. Шибзухов приходит к выводу, что «создание текста, содержащего террористическую пропаганду (мысленное либо с последующим изложением на каком-либо материальном носителе), является первым этапом объективной стороны рассматриваемого преступления, тогда как распространение (воспроизведение) соответствующего текста - это лишь второй этап её (объективной стороны) выполнения. А коль скоро создание информации (текста), содержащей пропаганду терроризма, является неотъемлемой составной частью объективной стороны преступления, предусмотренного ст. 2052 УК РФ, автора соответствующего текста следует считать соисполнителем преступления наряду с его непосредственным распространителем»[47].

Полагаем, что данное квалификационное решение заслуживает одобрения и поддержки.

На основании изложенного необходимо сделать следующие основные выводы:

публичные призывы к совершению преступлений экстремистского характера посягают на общественные отношения, складывающиеся в связи с обеспечением общественной безопасности. В этих условиях актуализируется целесообразность перемещения норм об ответственности за публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности, а также за публичные призывы к совершению действий, направленных на нарушение территориальной целостности РФ, в главу о преступлениях против общественной безопасности. Кроме того, применение системного подхода обусловливает необходимость распространить данное предложение и на другие нормы о преступлениях экстремистской направленности, ныне закреплённые в главе 29 «Преступлениях против основ конституционного строя и безопасности государства» (ст. 282-2823 УК РФ);

уголовная ответственность за публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности должна наступать исключительно в случаях, когда содержанием призывов является преступное поведение. Признание данного вывода потребует внесения соответствующих изменений в отечественное уголовное законодательство. Применительно к составу преступления, предусмотренному ст. 280 УК РФ, оптимальным путём является замена в тексте диспозиции ч. 1 данной статьи признаков осуществления экстремистской деятельности указанием на преступления экстремистской направленности. В итоге диспозиция ч. 1 ст. 280 УК РФ должна быть представлена следующим образом: «Публичные призывы к совершению преступлений экстремистской направленности». Оптимальным вариантом трансформации нормы об ответственности за публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности РФ является, во-первых, переименование ст. 2801 УК РФ на «Публичные призывы к сепаратизму». Во-вторых, в тексте диспозиции нормы надлежит привести такую формулировку: «Публичные призывы к осуществлению действий, направленных на насильственное изменение территориальной целостности Российской Федерации»;

выявлена непоследовательность законодателя, выраженная в несоблюдении принципов системности при конструировании норм об ответственности за квалифицированные виды публичных призывов к деятельности экстремистского характера. Так, в ч. 2 ст. 2052 УК РФ в качестве отягчающего ответственность обстоятельства закреплено использование средств массовой информации, в ч. 2 ст. 280 УК РФ - использование средств массовой информации либо информационнотелекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет», а в ч. 2 ст. 2801 УК РФ - использование средств массовой информации либо электронных или информационно-телекоммуникационных сетей (включая сеть «Интернет»). Как видно, во-первых, в ч. 2 ст. 2052 УК РФ отсутствует указание на информационно-телекоммуникационные сети (Интернет). Во- вторых, в ч. 2 ст. 2801 УК РФ имеется ссылка на использование электронных сетей при отсутствии соответствующего предписания в двух других нормах. Доказана целесообразность установления в чч. 2 ст. 2052, 280 и 2801 УК РФ в качестве квалифицирующих признаков факт использования средств массовой информации или информационно-телекоммуникационных сетей;

обоснована необходимость закрепления в нормах об ответственности за публичные призывы к совершению преступлений экстремистского характера квалифицирующего признака в виде факта совершения данных преступлений лицом, использующим своё служебное положение, а равно общественным деятелем;

уголовно-правовые нормы, предусмотренные ст. 2052, 280 и 2801 УК РФ, могут находиться в отношениях конкуренции общей и специальной нормы, где общей нормой выступает ст. 280 УК РФ, а ст. 2052 и 2801 УК РФ - специальными;

уголовно-правовые нормы, регламентированные ст. 280 и 282 УК РФ, могут соотноситься как часть и целое, где ст. 280 УК РФ - это норма-целое, поскольку охватывает своим содержанием и возбуждение ненависти или вражды, и побуждение к соответствующим противоправным действиям. А ст. 282 УК РФ в таком контексте - это норма-часть, поскольку устанавливает ответственность только за одно из обозначенных действий. Таким образом, если содеянное одновременно подпадает под признаки преступлений, предусмотренных ст. 280 и 282 УК РФ, применению подлежит ст. 280 УК РФ как норма-целое.