Конституция Российской Федерации в части 4 статьи 15 определяет порядок взаимодействия внутригосударственного и международного права: «Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора».

С момента вступления в силу Конституции российские ученые обратили внимание на термин «правовая система» и указывали на его неопределенность. Профессор Е.Т. Усенко, в частности, писал: «Правовая система» - это научное понятие, нормативно не урегулированное и потому едва ли уместное в Конституции. Достаточно было сказать: «является частью права Российской Федерации»[1] [2]. Действительно, ни в международном праве, ни в российском юридического определения понятия «правовая система» не существует. Заметим, однако, что и термин «право» не имеет нормативного регулирования.

В отечественной теории права в настоящее время отсутствует какое- либо единое мнение в определении понятия и структуры правовой системы.

Часть авторов предлагает рассматривать содержание правовой системы с точки зрения взаимодействия различных форм ее внешнего выражения и закрепления правовых норм.

Ю.А. Тихомиров, например, включает в состав данной юридической категории такие элементы, как цели и принципы правового регулирования; основные разновидности правовых актов и их объединения;

системообразующие связи .

Правовую систему в целом он определяет как «структурно и функционально упорядоченный массив взаимосвязанных нормативноправовых актов, создаваемых и действующих на основе единых принципов»[3].

С.Н. Егоров схожим образом интерпретирует правовую систему государства, которая представляет собой «совокупность норм, изложенных в иерархической системе нормативных правовых актов, принятых

- 37

политической властью» .

В. Ершов с позиции теории систем определяет понятие «правовая система» как теоретически спорное, поскольку в единую систему обоснованно включать лишь однородные элементы, обладающие известной общностью. Кроме того, ученый отмечает, что вышеупомянутое понятие искусственно и неприменимо на практике, и предлагает ввести в научный оборот новое понятие - «система права в России», которое должно включать только однородные элементы, обладающие известной общностью, формы международного и внутригосударственного права, реализуемого в России .

Другие рассматривают понятие правовой системы через совокупность черт, характерных для правовых систем нескольких государств. А.Б. Венгеров, в частности, отмечал, что понятие «правовой системы» используется в теории права как раз для того, чтобы охарактеризовать историко-правовые и этнокультурные отличия разных государств, разных

39

народов .

Отдельные авторы пытаются охарактеризовать «правовую систему» не только с позиции позитивизма, но и с помощью иных тесно связанных с ней и между собой активных элементов правовой действительности.

B. Черниченко отмечает: « ... то, что верно, когда мы говорим о международном праве, должно быть верным и в том случае, когда мы говорим о праве вообще, так как здесь речь идет об общеправовых понятиях». Следовательно понятие и национальной, и международной правовой системы должно охватывать не только само право, но и его [4] [5] [6] осуществление. При этом следует отметить, что C.B. Черниченко не включал в понятие данной юридической категории правовой идеологии и

40

правосознания .

Профессор Г.В. Игнатенко считает, что «формулировка Конституции исходит из широкой трактовки правовой системы, не ограничивая ее совокупностью юридических норм, т.е. правом, если иметь в виду сложившуюся терминологию. Не случайно использовавшаяся в нескольких проектах Конституции формула, согласно которой принципы и нормы международного права, международные договоры рассматривались как«часть права» Российской Федерации, была заменена при обработке окончательного

41

текста» .

В свою очередь Т.Н. Манов полагает, что «в правовую систему включают следующие взаимосвязанные элементы: правовые нормы, институты и принципы, юридические учреждения, правовое сознание, правовую культуру ... Правовая система - сложное собирательное, многоплановое явление, не совпадающее ни с системой права, ни с системой законодательства, а объединяющее и эти, и другие понятия»[7] [8] [9].

А.Н. Талалаев подчеркивал, что правовая система «это сложный, спаянный жесткими экономическими связями, отличающийся многоуровневым характером и иерархическими зависимостями комплекс. Введение в национальную правовую систему новых правовых феноменов, каким является для нее международное право, неизбежно, поэтому должно быть связано с новым этапом ее развития, с правовым процессом, который охватывает не только собственно национальное (внутригосударственное)

право, но и все элементы правовой системы, включая применение права,

43

правосудие и правовое сознание» .

Представляется, что правовая система - это более насыщенная категория, не сводящая ее к юридическим нормам. Широкое понимание правовой системы оправдано ввиду того, что оно позволяет избежать при исследовании правовых явлений узкого, нормативистского подхода, проследить связь права с социальными структурами общества, проанализировать механизм их взаимодействия и взаимовлияния.

В этой связи в рамках данной работы правовая система рассматривается как сложное правовое явление, которое включает в себя внутригосударственные правовые нормы, институты и принципы, юридические правотворческие, правоприменительные и правоохранительные учреждения, правовое сознание и правовую культуру. Правовая система и система национального законодательства - это не тождественные друг другу понятия.

Поэтому «включение норм международного права в правовую систему России не означает того обстоятельства, что международно-правовые нормы

44

становятся внутригосударственными нормами» .

Вопросы о месте международно-правовых положений в правовой системе России в отечественной доктрине международного права были освещены в работах А.Б. Венгерова, Г.М. Даниленко, И.И. Лукашука, М.Н. Марченко, И.О. Хлестовой, М.П. Бардиной, С.Ю. Марочкина, В.А. Канашевского и др. [10] [11] [12], а также отражены в разъяснениях высших судебных инстанций нижестоящим судам по вопросам применения законодательства Российской Федерации[13] [14].

Более убедительной представляется позиция авторов, полагающих, что нормы международного права ни при каких условиях не могут формировать не только правовую систему, но и систему праву, и тем более систему законодательства страны. В состав правовой системы входят не нормы, а международно-правовые положения и основанные на них так называемые

47

комплексные нормы .

Международное право всегда сохраняет свою автономность и целостность, а его нормы представляют собой элементы правопорядка, отличного от правопорядка внутригосударственного. Благодаря отсылкам к нормам международного права в рамках правовой системы государства образуются комплексные (сложные) правовые нормы, структура которых закрепляется как в источниках национального, так и международного права. Данное обстоятельство явно свидетельствует о невозможности реализации, включая применение, в сфере внутригосударственных отношений норм международного права. Включение же международно-правовых положений в правовую систему страны на основании части 4 статьи 15 Конституции

России и, как следствие, создание в рамках этой системы комплексных правовых норм обусловливает появление юридической обязанности государственных органов, частных лиц в своей деятельности руководствоваться данными нормами.

Однако включить в правовую систему государства международноправовые положения еще недостаточно. Необходимо установить правила юридической иерархии между положениями, содержащимися в источниках международного права, ставших частью правовой системы государства, и положениями, зафиксированными в источниках национального права[15].

Конституция Российской Федерации обладает высшей юридической силой не только в отношении источников внутригосударственного права, но и в отношении международных договоров Российской Федерации, ставших частью правовой системы России в силу части 4 статьи 15 Конституции Российской Федерации.

Приоритет Конституции Российской Федерации в отношении международного договора Российской Федерации подтверждается положениями статьи 22 Федерального закона от 15 июля 1995 г. № 101-ФЗ «О международных договорах Российской Федерации». В Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 14 июля 2015 г. № 21 -П отмечается следующее: « ... как следует из Конституции, ее статей 4 (часть 1), 15 (часть 1) и 79, закрепляющих суверенитет России, верховенство и высшую юридическую силу Конституции Российской Федерации и недопустимость имплементации в правовую систему государства международных договоров, участие в которых может повлечь ограничения прав и свобод человека и гражданина или допустить какие-либо посягательства на основы конституционного строя Российской Федерации и тем самым нарушить конституционные предписания, ни Конвенция о защите прав человека и основных свобод как международный договор Российской Федерации, ни основанные на ней правовые позиции Европейского Суда по правам человека, содержащие оценки национального законодательства либо касающиеся необходимости изменения его положений, не отменяют для российской правовой системы приоритет Конституции Российской Федерации и потому подлежат реализации в рамках этой системы только при условии признания высшей юридической силы именно Конституции Российской Федерации»[16].

В свою очередь, применительно к положению международных договоров Российской Федерации в иерархической системе источников внутригосударственного права в Конституции Российской Федерации не конкретизируется, какие международные договоры обладают приоритетом в применении по отношению к закону - все международные договоры, независимо от того, на каком уровне принято решение о согласии на их обязательность, либо только те, решения о согласии на обязательность которых приняты в форме федерального закона.

Некоторые ученые исходят из того, что при возникновении коллизий между положениями норм внутригосударственного и международного права следует руководствоваться правилами, которые установлены более высоким в иерархическом отношении актом, независимо от того, является этот акт внутригосударственным правовым актом или международным договором[17].

Такое понимание нашло свое подтверждение и в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 31 октября 1995 г. «О

некоторых вопросах применения судами Конституции при осуществлении правосудия» и в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 г. «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации».

Так, в постановлении «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» от 31 октября 1995 г. (пункт 5) предусматривается, что «суд при рассмотрении дела не вправе применять нормы закона, регулирующего возникшие правоотношения, если вступившим в силу для Российской Федерации международным договором, решение о согласии на обязательность которого для Российской Федерации было принято в форме федерального закона, установлены иные правила, чем предусмотренные законом. В этих случаях применяются правила международного договора Российской Федерации ... Правила действующего международного договора Российской Федерации, согласие на обязательность которого было принято не в форме федерального закона, имеют приоритет в применении в отношении подзаконных нормативных актов, изданных органом государственной власти, заключившим данный договор (часть 4 статьи 15, статьи 90, 113 Конституции Российской Федерации)»[18].

Другие авторы придерживаются иного подхода к разрешению коллизий между положениями норм внутригосударственного и международного права, считая, что принцип иерархии применим лишь до вступления международных договоров в силу для Российской Федерации и не распространяется на их выполнение.

Так, И.И. Лукашук, оценивая данное положение упомянутого Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации, отмечает: «С точки зрения внутреннего права такая позиция закономерна. Однако она не дает ответа на требование международного права о том, чтобы договоры

соблюдались, несмотря на их отличие от внутреннего права. Если суд или иной государственный орган откажется выполнить требование договора на том основании, что он противоречит внутреннему праву, то ответственность будет нести государство»[19] [20].

По мнению С.В. Черниченко, подход, согласно которому приоритетом по отношению к положениям закона обладают только те международные договоры, решения о согласии на обязательность которых приняты в форме федерального закона, ориентирован на нарушение определенных категорий международных договоров Российской Федерации, противоречит статье 46 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г., а следовательно, принципу pacta sunt servanda независимо от их уровня в

- 53

российском праве .

Е.Т. Усенко подчеркивает необходимость скоординированного, согласованного взаимодействия национального и международного права. Он исходит из того, что статьей 27 Венской конвенции о праве международных договоров, согласно которой участник не может ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания для невыполнения им договора, не устанавливает примат международного права[21].

У. Батлер указывает на исключение из сферы действия части 4 статьи 15 Конституции Российской Федерации и статьи 5 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации» нератифицированных международных договоров в случае руководства принципом приоритета в применении по отношению к законам только ратифицированных международных договоров. «Такое ограничение действия указанных норм приводит к результату, который является неконституционным, так как в

Конституции говорится о всех международных договорах Российской Федерации»[22].

При обращении к практике Конституционного Суда Российской Федерации можно высказать предположение, что по рассматриваемым выше вопросам приоритетного применения международных договоров он исходит из предусмотренным Конституцией Российской Федерации, основанном на принципе добросовестного выполнения международных обязательств (pacta sunt servanda) единого подхода, «которым необходимо руководствоваться при применении правил международного договора Российской Федерации в случае их расхождения с правилами, установленными национальным законом: если международным договором Российской Федерации

установлены иные правила, чем те, которые предусмотрены законом, применяются правила международного договора (часть 4 статья 15)»[23].

Представляется, следует проводить различие между положением международных договоров Российской Федерации в иерархической системе источников внутригосударственного права на стадии их принятия и местом, которое занимают положения вступивших в силу международных договоров в национальной правовой системе государства.

До принятия государством международных договоров их положения сопоставляются на предмет соответствия нормам внутригосударственного права, прежде всего конституционным нормам.

А после того, как международный договор вступает в силу для государства, речь идет о выполнении содержащихся в нем обязательств, и нормы внутригосударственного права сопоставляются на предмет соответствия международным договорным обязательствам. И согласно конституционному положению в случае, если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотрены законом, то применяются правила международного договора, если они не противоречат Конституции Российской Федерации.

Таким образом, правовая система рассматривается как сложное правовое явление, включающее внутригосударственные правовые нормы, институты и принципы, юридические правотворческие, правоприменительные и правоохранительные учреждения, правовое сознание и правовую культуру. При этом правовую систему нельзя путать с системой национального законодательства.

Международно-правовые положения вступившего для Российской Федерации международного договора обладают приоритетом по отношению к источникам национального права и подлежат реализации в рамках правовой системы при условии признания высшей юридической силы Конституции Российской Федерации.

[1]Усенко Е.Т. Соотношение и взаимодействие международного и национального права и российская Конституция // Московский журнал международного права. - 1995. - № 2. - С. 18.

[2]См..Тихомиров Ю.А. Правовая система развитого социалистического общества // Советское государство и право. - 1979. - №7. - С. 33.

[3]См.: Его же. Публичное право: учебник. - М., 1995. - С. 211-212. В последующем Ю.А. Тихомиров изменил свое отношение к содержанию понятия «правовая система», указав, что она включает в себя «четыре группы элементов: а) правопонимание — правовые взгляды, правосознание, правовая культура, правовые теории и концепции, а также правовой нигилизм; б) правотворчество как познавательный и процессуально оформленный способ подготовки и принятия законов и иных правовых актов; в) правовой мас - сив — структурно оформленную совокупность официально принятых и взаимосвязанных правовых актов;

г) правоприменение — способы реализации правовых актов и обеспечения законности» (Тихомиров Ю.А. Право: национальное, международное, сравнительное // Государство и право. - 1999. - №. 8. - С. 6).

[4] Егоров С.Н. Аксиоматичные основы теории права. - СПб., 2001. - С. 180.

[5] Ершов В.В. Международное и внутригосударственное право с позиций легизма и интегративного понимания права // Российское правосудие. - 2011. - № 8 (64). С. 12, 13.

[6] Венгеров А.Б. Теория государства и права: учебник для юрид. вузов. М.: Омега-Л, 2017. - С. 449.

[7]Черниченко С.В.Теория международного права: в 2-х томах. Т.1.: Современные теоретические проблемы. - М.: Изд. НИМП, 1999. - С. 142.

[8] Международное право: учебник для вузов / Г.В. Игнатенко, В.Я. Суворова, О.И. Тиунов и др. - 2-е изд., перераб. и доп. - М., 1995. - С. 18- 19.

[9]Манов Т.Н. Теория государства и права. - М.: БЕК, 1995. - С.180.

[10]Талалаев А.Н. Соотношение международного и внутригосударственного права и Конституция Российской Федерации // Московский журнал международного права. - 1994. - № 4. - С. 4.

[11] Зимненко Б.Л. Международные договоры в судебной системе Российской Федерации // Московский журнал международного права. - 1999. - № 2.- С. 104-105.

[12] См.: Венгеров А.Б. Указ. соч. - 1998. - С.427, 428; Даниленко Г.М. Применение международного права во внутренней правовой системе России: практика Конституционного Суда // Государство и право. - 1995. - №1. - С. 119, 120; Лукашук И.И. Нормы международного права. - М.: Спарк, 1997. - С. 24; Теория государства и права: учебник / под ред. М.Н. Марченко. - М.: Зерцало, 2004. - С. 659-674; Хлестова И.О. Соотношение международного и внутригосударственного права и Конституция Российской Федерации // Журнал российского права. - 1997. - № 12. - С. 23; Бардина М.П. Конвенция ООН о договорах международной купли-продажи товаров и субсидиарное применение национального права // Государство и право. - 2002. - № 3. - С. 55; Марочкин С.Ю. Международное право и практика судов общей юрисдикции в свете Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 г. // Российский ежегодник международного права. - СПб. .2004. - С. 31; Канашевский В.А. Международные нормы и гражданское законодательство. - М.: Международные отношения, 2004. - С.31.

[13] См.: Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 31 октября 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия». Доступ из справочно-правовой системы «Консультант-плюс»; Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 г. №5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров. Доступ из справочно-правовой системы «Консультант-плюс»; Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 июня 2012 г. № 21 «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней». URL: http://www.rg.ru/2012/07/11/postanovlenie-dok.html (дата обращения - 25.01.2016 г.); п. 1.2 и 2.2 Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 14 июля 2015 г. № 21-П г. Санкт- Петербург «по делу о проверке конституционности положений статьи 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней», пунктов 1 и 2 статьи 32 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации», частей первой и четвертой статьи 11, пункта 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 13, пункта 4 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 15, пункта 4 части 1 статьи 350 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации и пункта 2 части четвертой статьи 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы». URL: http://www.rg.ru/2015/07/27/ks-dok.html (дата обращения - 25.01.2016 г.) и др.

[14] Зимненко Б.Л. Международное право и правовая система Российской Федерации. Общая часть: курс лекций. - С. 135-136.

[15] Там же - С. 78.

[16] См.: 2.2 Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 14 июля 2015 г. № 21-П «по делу о проверке конституционности положений статьи 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней», пунктов 1 и 2 статьи 32 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации», частей первой и четвертой статьи 11, пункта 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 13, пункта 4 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 15, пункта 4 части 1 статьи 350 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации и пункта 2 части четвертой статьи 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы». URL: http://www.rg.ru/2015/07/27/ks-dok.html (дата обращения - 25.01.2016 г.).

[17] См. например: Марочкин С.Ю. Действие и реализация норм международного права в правовой системе Российской Федерации: Монография.- М., 2011. - С. 103; Петрова Е.А. Международные договоры в правовых системах России и США: сравнительно-правовой анализ // Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения. - 2014. - № 2. - С. 246; Карандашов И.И. Непосредственное действие норм международных договоров в правовой системе Российской Федерации: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук: 12.00.10 - СПб., 2013. - С. 13 - 14, 23 - 24 и др.

[18] URL: http://www.re.ru/2003/12/02/pravo-doc.html (дата обращения - 25.01.2016 г.).

37

[19]Лукашук И.И. Современное право международных договоров. - М.: Волтерс Клувер, 2006. - Т. II: Действие международных договоров. - С. 331.

[20]Черниченко С.В. Взгляд на определенные положения Конституции Российской Федерации с международно-правовых позиций // Вестник Дипломатической академии МИД России. - М., 2013. - С. 56.

[21]Усенко Е.Т. Соотношение и взаимодействие международного и национального права и российская Конституция. - С. 15.

[22] Butler W. Russian Federation // The Role of Domestic Courts in Treaty Enforcement: A Comparative Study / Ed. by D. Sloss. Cambridge University Press, 2009. - P. 427, 428. См. также: Пунжин С.М. Правовая система России и международное право: (вариации на тему статьи С.В. Бахина) // Правоведение. - 2010. - № 2. - С. 254; Иваненко В.С. Международные договоры, Конституция и правовая система Российской Федерации: эволюция соотношения и тенденция взаимодействия // Российский ежегодник международного права, 2009. - СПб., 2010. - С. 34.

[23] Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 6 ноября 2014 г. № 2531-О «По запросу

арбитражного апелляционного суда о проверке конституционности пункта 3 статьи 1244 Гражданского кодекса Российской Федерации». URL:

http://www.consultant.ru/document/cons doc LAW 135964/ (дата обращения - 21.01.2016 г.).