В настоящее время в сфере межгосударственных отношений сложилась система межгосударственных органов, наделенных, согласно положениям международных договоров, компетенцией рассматривать жалобы лиц, которые полагают, что их права и свободы, предусмотренные этими договорами, были нарушены государством-участником договора, а также принимать решения о наличии или об отсутствии нарушения прав и свобод.

Указанные межгосударственные органы действуют как на

57

универсальном , так и на региональном уровнях.

По состоянию на 1 марта 2016 г. Российская Федерация признавала компетенцию, в том числе рассматривать жалобы лиц на предполагаемое нарушение прав и свобод человека, следующих международных договорных органов, действующих на универсальном уровне: Комитет по правам человека, Комитет против пыток, Комитет по ликвидации расовой дискриминации, Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин. На региональном уровне таким органом является Европейский Суд по правам человека.

Одним из основных принципов деятельности таких органов является принцип субсидиарности, согласно которому основная ответственность за соблюдение прав и свобод человека возлагается на государство, под юрисдикцией которого находится (находилось) это лицо, права и свободы которого предположительно были нарушены этим государством.

Указанный принцип имплицитно закреплен в части третьей статьи 46 Конституции Российской Федерации, наделяющей лицо возможностью обратиться в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека согласно международному договору Российской Федерации, если были исчерпаны внутригосударственные средства правовой защиты.

Рассматриваемый принцип находит свое подтверждение в правовых позициях международных договорных органов, а также в договорной практике государств.

В ходе осуществления законодательной, административной и правоприменительной деятельности, в том числе в связи с реализацией в сфере внутригосударственных отношений международных договоров по правам человека, государство не может игнорировать практику международных договорных органов по применению этих договоров. [1] [2]

Учитывать практику договорных органов в сфере внутригосударственных отношений обязывают положения Венской конвенции о праве международных договоров от 23 мая 1969 г., статья 31 которой предусматривает, что при толковании международного договора наряду с контекстом должна учитываться последующая практика применения договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования.

Рассматриваемое договорное положение международного права в свое время было отражено в абзаце втором пункта 10 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации», в соответствии с которым «при толковании международного договора наряду с его контекстом должна учитываться последующая практика применения договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования».

Практика применения договора международными договорными органами представляет собой одну из форм «последующей практики применения договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования».

Такая практика охватывает, в том числе, правовые позиции договорных органов, сформулированные ими вследствие рассмотрения индивидуальных жалоб лиц о предполагаемом нарушении их прав и свобод[3]. Правовые позиции в последующем используются договорным органом для аргументации принимаемого решения при рассмотрении схожих дел, в том числе в ходе выработки рекомендаций государству, допустившему, по мнению органа, нарушение прав и свобод человека. В этой связи можно говорить о прецедентном характере таких позиций.

Представляется обоснованным определить правовую позицию Европейского Суда по аналогии с определением, которое дал Н.В. Витрук правовой позиции Конституционного Суда[4].

Под правовой позицией международного договорного органа предлагается понимать обобщенные выводы и представления по конкретным проблемам в области прав и свобод человека как результат интерпретации им духа и буквы международного договора, которые снимают неопределенность в конкретных правовых ситуациях и служат правовым основанием для вынесения актов (решений, постановлений и др.) международного договорного органа в целях эффективной защиты прав и свобод человека.

Исходя из положений части 4 статьи 15 Конституции Российской Федерации, статьи 31 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г., правовые позиции международных договорных органов,

сформулированные ими по вопросам толкования международных договоров Российской Федерации, являются частью правовой системы Российской Федерации. Включение указанных позиций в правовую систему Российской Федерации означает, что эти позиции не должны игнорироваться органами государственной власти Российской Федерации при реализации в сфере внутригосударственных отношений положений международных договоров. Учет правовых позиций, сформулированных международными договорными органами, является одной из гарантий надлежащего исполнения Российской Федерацией ее международных договорных обязательств.

Анализируя вопрос о месте правовых позиций, вырабатываемых международными договорными органами, следует обратить внимание на Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 28 июня 2012 г. № 1248-О «По жалобе гражданина Хорошенко А. А. на нарушение его

конституционных прав пунктом 5 статьи 403, частью четвертой статьи 413 и частями первой и пятой статьи 415 УПК РФ». Конституционный Суд высказал свое мнение о месте и значении в правовой системе Российской Федерации соображений Комитета61.

«Несмотря на то, что ни Международный пакт о гражданских и политических правах, ни Факультативный протокол к нему не содержат положений, непосредственно определяющих значение для государств- участников соображений Комитета по правам человека, принятых по индивидуальным сообщениям, это не освобождает Российскую Федерацию, которая признала компетенцию Комитета принимать и рассматривать сообщения от подлежащих ее юрисдикции лиц, утверждающих, что они являются жертвами нарушения со стороны Российской Федерации какого- либо из прав, изложенных в Пакте, и тем самым определять наличие или отсутствие нарушений Пакта, от добросовестного и ответственного выполнения соображений Комитета в рамках добровольно принятых на себя международно-правовых обязательств....

В силу общепризнанного принципа международного права «pacta sunt servanda» и по смыслу подпункта «а» пункта 3 статьи 2 Международного пакта о гражданских и политических правах, возлагающего на каждое участвующее в Пакте государство обязанность обеспечить любому лицу, права и свободы которого, признаваемые в Пакте, нарушены, эффективное средство правовой защиты, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве, Российская Федерация не вправе уклоняться от адекватного реагирования на соображения Комитета по правам человека, в том числе в случаях, когда он полагает, что вследствие нарушения положений Международного пакта о гражданских и политических правах должно быть обеспечено повторное судебное разбирательство по уголовному делу лица, чье сообщение послужило основанием для принятия Комитетом соответствующего Соображения.

Иное не только ставило бы под сомнение соблюдение Российской Федерацией добровольно принятых на себя в рамках Международного пакта о гражданских и политических правах и Факультативного протокола к нему обязательств и тем самым свидетельствовало бы о неисполнении закрепленной статьями 2 и 17 (часть 1) Конституции Российской Федерации обязанности государства признавать и гарантировать права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права, но и обессмысливало бы вытекающее из статьи 46 (часть 3) Конституции Российской Федерации право каждого обращаться в соответствии с данными международными договорами Российской Федерации в Комитет по правам человека, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты»[5].

Как представляется, соответствующая линия рассуждения Конституционного Суда является актуальной и для определения места и значения в правовой системе Российской Федерации не только собственно правовых позиций Комитета по правам человека, одним из форм закрепления которых являются его соображения, но и правовых позиций иных международных договорных органов.

Можно предложить следующие основания для классификации правовых позиций международных договорных органов.

• Правовые позиции международных договорных органов в зависимости от того, к материальным правовым или процедурным правовым положениям международного договора они сформулированы, соответственно можно классифицировать на материальные и процедурные правовые позиции.

Материальные правовые позиции позволяют надлежащим образом истолковать положения международного договора в части, регулирующей права и свободы человека, например, определить нормативное содержание правоотношения, предметом которых являются права и свободы человека, а также содержание используемых в договоре понятий.

Примерами правовых позиций, раскрывающих нормативное содержание правоотношений, являются следующие позиции.

«Комитет напоминает, что в соответствии со статьей 25 Конвенции[6] инвалиды имеют право на наивысший достижимый уровень здоровья без дискриминации по признаку инвалидности, ввиду чего государства- участники обязаны принимать все надлежащие меры для обеспечения доступа инвалидов к услугам в сфере здравоохранения, в том числе к реабилитации. Кроме того, в статье 26 предусмотрено, что государства- участники принимают эффективные и надлежащие меры к тому, чтобы наделить инвалидов возможностью для достижения и сохранения максимальной независимости, полных физических, умственных, социальных и профессиональных способностей и полного включения и вовлечения во все аспекты жизни, в том числе с помощью комплексных абилитационных и реабилитационных услуг и программ, причем таким образом, чтобы эти программы и услуги начинали реализовываться как можно раньше и были основаны на многопрофильной оценке нужд и сильных сторон индивида. В свете этих положений, рассматриваемых совместно с пунктом 2 статьи 14, Комитет напоминает, что государства-участники несут особую ответственность в этой связи ввиду той степени контроля и власти, который тюремная администрация осуществляет над инвалидами, лишенными свободы по решению суда»[7].

Применительно к «суду, созданному на основании закона» согласно пункту 1 статьи 6 Конвенции Европейский Суд отмечает, что «орган не должен быть частью обычного судебного аппарата страны, однако должен обладать такими основополагающими характеристиками, как независимость от исполнительной власти и сторон процесса, соответствующее соблюдение сроков полномочий членов «суда» и иметь установленную законом процедуру, предоставляющую гарантии, применимые к данному конкретному случаю»[8].

«Что касается тяжести актов жестокого обращения, Европейский Суд напомнил, что для определения того, являлась ли конкретная форма ненадлежащего обращения пыткой, необходимо принять во внимание различия, закрепленные в статье 3 Конвенции, между понятием пытки и понятием бесчеловечного или унижающего достоинство обращения. Очевидно, существовало намерение путем проведения такого различия особо выделить в Конвенции случаи бесчеловечного обращения, причиняющие очень серьезные и жестокие страдания»[9].

Далее приводятся примеры правовых позиций, раскрывающих содержание используемых в международных договорах Российской Федерации понятий (терминов).

«Суд ... повторяет, что понятие частной жизни включает в себя аспекты, связанные с самоидентификацией, такие как имя человека и его образ. Образ человека представляет собой одно из основных качеств личности, поскольку отражает уникальные характеристики человека и отличает его от остальных людей. Право на защиту своего образа, таким образом, является одним из значимых компонентов персонального развития. В основном такое право предполагает право человека на контроль за использованием такого образа, в том числе на отказ от его публичного распространения»[10].

«Европейский Суд последовательно толковал понятие «жилища», содержащееся в пункте 1 статьи 8 Конвенции, как охватывающее частные жилища лиц и помещения для профессиональной деятельности»[11].

Материальные правовые позиции могут касаться собственно материальных прав и свобод в узком смысле, например, права на жизнь, права не подвергаться пыткам, бесчеловечному или унижающему человеческое достоинство обращению, права на свободу и личную неприкосновенность, права на свободу выражения мнения, свободу ассоциации и процессуальных прав (далее - процессуальные права)[12] [13], права на справедливое судебное разбирательство, права дважды не привлекаться к уголовной ответственности за одно и то же деяние. Представляется возможным отнести соответствующие позиции к материально-

70

процессуальным правовым позициям .

Примерами правовых позиций, касающихся собственно материальных прав и свобод, являются приведенные выше позиции Европейского Суда о содержании понятий «частной жизни», «жилища», предусмотренных в статье

Конвенции о защите прав и свобод человека.

Примером материально-процессуальной правовой позиции договорных органов по толкованию процессуальных прав являются следующая правовая позиция.

«Специальные гарантии, установленные в пункте 3 Статьи 6 Конвенции, дают примеры понятия справедливого судебного

разбирательства относительно основных процессуальных ситуаций,

возникающих в уголовных делах, но их основной целью всегда является обеспечение или способствование обеспечению справедливости разбирательства при рассмотрении уголовных дел в целом. Таким образом, гарантии, закрепленные в пункте 3 Статьи 6 Конвенции, не заключаются сами в себе, и, соответственно, они должны толковаться в свете функций, которые они имеют в общем контексте судебного разбирательства» .

Нельзя не отметить, что положения договора могут предусматривать отдельные процессуальные гарантии материальных прав и свобод, например, гарантии законности и обоснованности лишения лица свободы (право на свободу и личную неприкосновенность). Представляется, что правовые позиции договорного органа по толкованию таких процессуальных гарантий также можно было бы отнести к материально-процессуальным правовым позициям.

«[Ф]раза «предусмотрено законом» не только требует соответствия национальному законодательству, но также затрагивает качество закона, требуя от него соответствия принципу верховенства права. В контексте негласного контроля со стороны публичных органов, в данном случае органов внутренних дел, законодательство страны должно предусматривать гарантии от произвольного вмешательства в права лица, гарантированные статьей 8 Конвенции. Кроме того, закон должен быть сформулирован в достаточно ясных выражениях, чтобы давать адекватное представление об обстоятельствах и условиях, при которых публичные органы вправе прибегнуть к таким негласным операциям» .

В свою очередь процедурные правовые позиции позволяют международному договорному органу надлежащим образом истолковать положения Конвенции в части, регулирующей процедурные отношения, которые непосредственно касаются деятельности договорного органа, например, в аспекте реализации принципа субсидиарности, в том числе [14] [15] оценка договорным органом представляемых сторонами доказательств, включая доказательства, ранее ставшие предметом оценки внутригосударственного суда, а также в аспекте представления процессуальных документов, восстановления Судом нарушенных прав и свобод.

Положения, касающиеся признания договорным органом приемлемым (неприемлемым) индивидуального сообщения (жалобы), также регулируют процедурные отношения и, как следствие, относятся к процедурным положениям договора. Так, в силу статьи 2 Факультативного протокола к Международному пакту о гражданских и политических правах при условии соблюдения положений статьи 1 лица, которые утверждают, что какое-либо из их прав, перечисленных в Пакте, было нарушено, и которые исчерпали все имеющиеся внутренние средства правовой защиты, могут представить на рассмотрение Комитета по правам человека письменное сообщение. Статья 3 указанного Протокола предусматривает, что Комитет может признать неприемлемым любое представленное в соответствии с настоящим Протоколом сообщение, которое является анонимным или которое, по его мнению, представляет собой злоупотребление правом на представление таких сообщений или несовместимо с положениями Пакта .

«Комитет [по правам человека] напоминает о своей правовой практике, в соответствии с которой оценка фактов и доказательств в каждом конкретном случае и применение внутреннего законодательства государств- участников составляет прерогативу их судов, если только не будет доказано, что такие оценка или применение были явным образом произвольными или равносильными очевидной ошибке или отказу в правосудии»[16] [17].

«Согласно ... прецедентной практике Европейского Суда доказывание может строиться на совокупности достаточно надежных, четких и последовательных предположений или аналогичных неопровергнутых фактических презумпций. Кроме того, степень обоснованности, необходимой для конкретного вывода и, в этой связи, распределение бремени доказывания неразрывно связаны со спецификой фактов, природой предположений и рассматриваемым правом, предусмотренным Конвенцией. Суд также со всей серьезностью относится к решению о том, что Договаривающаяся Сторона

75

нарушила основополагающие права» .

Хотя процедурные правовые позиции касаются собственно деятельности того или иного международного договорного органа, эти позиции, можно предположить, mutadis mutandis16 могли бы учитываться внутригосударственными судами исходя из принципа субсидиарности, к примеру, при оценке доказательств нарушения права лица на жизнь или права лица не подвергаться пыткам, бесчеловечному или унижающему человеческое достоинство обращению.

Рассматривая процедурные правовые позиции, нельзя не упомянуть правовые позиции международных договорных органов, выработанные ими по вопросам принципов и правил толкования применяемых международных договоров. Эти правовые позиции также можно было бы отнести к процедурным правовым позициям.

Принципы и правила толкования международных договоров предусматриваются в общепризнанных принципах и нормах международного права, в Венской конвенции о праве международных договоров от 23 мая 1969 г. Указанные принципы и правила в силу части 4 статьи 15 Конституции Российской Федерации являются обязательными для судов Российской Федерации. Поэтому, правовые позиции договорных органов, включая позиции Европейского Суда по правам человека, сформулированные ими по вопросам толкования Конвенции о защите прав и свобод человека, иных [18] [19] международных договоров Российской Федерации, не могут не учитываться судами Российской Федерации.

Ниже приводятся примеры правовых позиций, выработанных договорными органами в части реализации ими принципов и правил толкования международных договоров.

«Европейский Суд никогда не рассматривал положения Конвенции как единственный источник для толкования прав и свобод, предусмотренных ею ... Он указывал, что один из основных принципов применения положений Конвенции заключается в том, что он не применяет их в вакууме ... В качестве международного договора Конвенция должна толковаться с учетом правил толкования, содержащихся в Венской конвенции о праве международных договоров от 23 мая 1969 г.» .

«В соответствии с этой Конвенцией, Европейский Суд должен установить обычное значение, придаваемое словам в их контексте и с учетом объекта и цели положения, в котором они содержатся ... Европейский Суд должен принять во внимание, что контекст положения принадлежит договору, направленному на эффективную защиту индивидуальных прав человека, и что Конвенция должна восприниматься как единое целое и толковаться таким образом, чтобы обеспечивать внутреннюю согласованность и гармонию различных ее положений . Следует также учитывать относимые правила и принципы международного права, применимые в отношениях между Договаривающимися Сторонами, и Конвенция должна, насколько это возможно, толковаться в гармонии с

78

иными нормами международного права, частью которого она является» .

«Наличие европейского консенсуса является дополнительным соображением, имеющим значение для определения объема пределов усмотрения государства-ответчика ... Если имеется общий стандарт, [20] [21] которому государство-ответчик не удовлетворяет, это может быть относимым соображением для Европейского Суда при толковании положений Конвенции в конкретных»[22] [23].

«Европейский Суд последовательно указывал, что учитывает применимые международные акты и доклады с целью толкования гарантий Конвенции и установления наличия общего стандарта в этой сфере.

Европейский Суд вправе решать, какие международные акты и доклады

80

должны считаться относимыми и какое значение им следует придавать» .

• В зависимости от объекта толкования, правовые позиции

международных договорных органов можно подразделить на позиции, касающиеся толкования собственно положений международного договора (договорно-интерпретационные правовые позиции или договорные правовые позиции), и правовые позиции, сформулированные этими органами по поводу отдельных положений законодательства или состояния правоприменительной практики конкретного государства - участника международного договора(индивидуализированные (конкретизированные) правовые позиции).

Первый вид правовых позиций может использоваться международным договорным органом при рассмотрении схожего дела в отношении любого государства, второй вид - при рассмотрении аналогичного дела в отношении одного и того же государства. Вместе с тем, не исключается возможность использовать индивидуализированную правовую позицию и в отношении другого государства, если в этом государстве имеется аналогичное законодательство или сложилась похожая правоприменительная практика, которые ранее уже являлись предметом исследования договорного органа и формирования его правовой позиции.

Примерами договорно-интерпретационных правовых позиции являются приведенные выше материальные и процедурные правовые позиции.

Применительно индивидуализированных (конкретизированных) правовых позиций следует отметить, что в случае изменения законодательства государства, практики его применения, в принципе, индивидуализированная правовая позиция, сформулированная в отношении конкретного государства, может быть в дальнейшем изменена договорным органом.

Так, например, в связи с принятием Федерального закона от 30 апреля 2010 г. № 68-ФЗ «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» Европейский Суд пришел к выводу, что в настоящее время в рамках правовой системы Российской Федерации

имеется эффективное средство правовой защиты права лица на разумные

81

сроки судебного разбирательства по гражданским и уголовным делам. При рассмотрении дела «Ножков против Российской Федерации» Европейский Суд по правам человека в постановлении от 19 февраля 2013 г. отметил, что он «учитывает наличие нового средства правовой защиты, введенного Федеральными законами № 68-ФЗ и 69-ФЗ после «пилотного» Постановления, принятого по делу «Бурдов против Российской Федерации (№ 2)» .

• В зависимости от источника закрепления правовые позиции

можно подразделить на позиции, излагаемые в индивидуальных решениях международного договорного органа, то есть в решениях, принимаемых по результатам рассмотрения индивидуальных сообщений (жалоб), а также на [24] [25] [26]

позиции, излагаемые в отдельных обобщениях, принимаемых в рамках международных договорных органов, где, как правило, отражаются наиболее значимые и повторяемые правовые позиции в той или иной сфере общественных отношений.

Практически все правовые позиции договорных органов первоначально излагаются в индивидуальных решениях, а затем - в обобщениях.

Индивидуальные решения имеют различное наименование в международных договорных органах: Комитет по правам человека, Комитет против пыток, Комитет по экономическим, социальным и культурным правам, Комитет по правам инвалидов принимают решения о неприемлемости и соображения, то есть решения, принятые по существу вопроса, Комитет по ликвидации расовой дискриминации и Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин - решения о неприемлемости, а также мнения (соображения), - решения, принятые по существу вопроса, Европейский Суд по правам человека - решения о приемлемости (неприемлемости) и постановления. Практически все правовые позиции договорных органов первоначально излагаются в индивидуальных решениях, а затем - в обобщениях.

Обобщения также имеют различное наименование. Так, Комитет по правам человека, Комитет против пыток, Комитет по правам инвалидов принимают замечания общего порядка, Комитет по ликвидации расовой дискриминации и Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин - общие рекомендации.

В замечаниях общего порядка, общих рекомендациях раскрывается, в том числе, нормативное содержание правоотношений, предметом которых являются права и свободы человека, понятия (термины), изложенные в международных договорах, что не может не учитываться государством при реализации положений этих договоров в сфере

84 Здесь термин решение упоминается в качестве родового понятия.

55

внутригосударственных отношений. В рассматриваемых обобщениях отражаются наиболее значимые и повторяемые правовые позиции в той или иной сфере общественных отношений.

Если речь идет об обобщениях, принимаемых международными договорными органами, действующими в рамках ООН, то такие обобщения основываются как на практике рассмотрения органами индивидуальных сообщений (жалоб), так и на оценке договорными органами периодических докладов государств о соблюдении ими обязательств по международным договорам.

Так, например, в Замечании общего порядка № 32 (статья 14: Равенство перед судами и трибуналами и право каждого на справедливое судебное разбирательство), принятом Комитетом по правам человека в 2007 г., отмечается, что «в статье 14 содержатся гарантии, которые государства-участники обязаны соблюдать, независимо от их юридических традиций и внутреннего права. Хотя они должны сообщать, каким образом интерпретируются эти гарантии в их соответствующих правовых системах, Комитет отмечает, что основное содержание устанавливаемых Пактом гарантий не может определяться, исходя лишь из положений внутреннего права» .

85URL: http://www2.ohchr.org/english/bodies/hrc/comments.htm

(дата обращения - 20.01.2016 г.).

Ниже приводятся обобщения, которые были приняты некоторыми международными договорными органами.

по правам человека были приняты, в том числе, следующие замечания общего порядка: Замечание общего порядка № 9 (право на свободу и личную неприкосновенность); Замечание общего порядка № 10 (свобода выражения мнения); Замечание общего порядка № 14 (право на жизнь); Замечание общего порядка № 15 (положение иностранцев); Замечание общего порядка № 16 (право на частную жизнь); Замечание общего порядка № 17 (права ребенка); Замечание общего порядка № 18 (недискриминация); Замечание общего порядка № 19 (право на семейную жизнь); Замечание общего порядка № 20 (право не подвергаться пыткам, бесчеловечному или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию), которое заменило одноименное Замечание общего порядка № 7; Замечание общего порядка № 21 (обращение с лицами, лишенными свободы); Замечание общего порядка № 22 (свобода мысли, совести, религии); Замечание общего порядка № 23 (права меньшинств); Замечание общего порядка № 25 (участие в публичной жизни и право голосовать); Замечание общего порядка № 27 (свобода передвижения); Замечание общего порядка № 28 (равенство мужчины и женщины); а также упомянутые выше Замечание общего порядка № 32 (равенство перед судами и трибуналами и право каждого на справедливое судебное разбирательство); Замечание общего порядка № 34 (свобода слова и мнений); Замечание общего порядка № 35 (право на свободу и личную неприкосновенность). URL:

http://tbinternet.ohchr.org/ layouts/treatvbodyexternal/TBSearch.aspx?Lang=en&TreatvID=8&DocTypeID=11 (дата обращения - 20.01.2016 г.).

Правовые позиции Европейского Суда по правам человека обобщаются в ежемесячных отчетах , а также в ежегодных докладах .

Имеются также тематические обзоры (подборки), подготавливаемые пресс-службой Европейского Суда по правам человека . Однако, указанные документы не является исчерпывающими и не имеют для Суда обязательной силы, как отмечается в самих этих документах. Вместе с тем, как представляется, суды Российской Федерации могли бы обращаться к содержанию этих тематических обзоров в качестве одного из средств толкования положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней .

Имеются международные договоры, во исполнение которых были созданы международные договорные органы, которые не являются обязательными для Российской Федерации, например, Международная конвенция о защите прав всех трудящихся-мигрантов и членов их семей от 18 декабря 1990 г. [27] [28] [29] [30] [31]

Принимаемые такими органами документы, в том числе содержащие правовые позиции таких органов, не являются юридически обязательными для Российской Федерации, если только они не представляют собой одно из доказательств существования общепризнанных принципов и норм международного права в той или иной сфере межгосударственных

90

отношений .

С целью эффективной защиты прав и свобод человека правовые позиции таких органов могли бы учитываться судами Российской Федерации при толковании национального законодательства, общепризнанных принципов и норм международного права, международных договоров Российской Федерации.

Важно вновь отметить, что включение правовых позиций международных договорных органов в правовую систему Российской Федерации ни в коей мере не означает, что они, а точнее решения органов, в которых они закреплены, становятся формой права Российской Федерации. Правовые позиции представляют собой одно из средств толкования международных договоров Российской Федерации, и сложившаяся практика судов Российской Федерации полностью подтверждает указанный вывод.

Правовые позиции международного договорного органа, как неотъемлемая часть его практики, должны учитываться судами Российской Федерации, прежде всего, в ходе применения положений международного договора, которые в свое время были истолкованы договорным органом[32] [33].

Так, например, применение судами положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней должно

осуществляться с учетом правовых позиций Европейского Суда по правам человека, сформулированных этим органом в отношении применяемых положений Конвенции и/или Протоколов к ней; применение положений Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г. - с учетом правовых позиции Комитета по правам человека.

Предлагается рассмотреть распространенные случаи учета судами Российской Федерации правовых позиций международных договорных органов.

В ходе рассмотрения конкретных дел суды Российской Федерации учитывают правовые позиции Европейского Суда по правам человека при применении положений Конвенции и Протоколов к ней.

Так, истцы обратились в суд с иском к Министерству финансов Российской Федерации о взыскании компенсации морального вреда. В обоснование иска указали, что являются родителями Ш., который в августе

г. был задержан в качестве подозреваемого. Приговором от 10 марта

г. Ш. был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного частью 1 статьи 105 УК РФ, и ему было назначено наказание в виде лишения свободы сроком на 10 лет с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима. Впоследствии приговор был отменен, а уголовное дело неоднократно рассматривалось судами. Приговором от 30 сентября 2008 г. Ш. был оправдан за непричастностью в совершении преступления, за ним признано право на реабилитацию. В порядке реабилитации в пользу Ш. взыскана компенсация морального вреда.

Истцы, ссылаясь на статью 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, а также на статью 151 ГК РФ, указали на то, что органами государственной власти в лице органов следствия, прокуратуры, суда было нарушено их право на семейную жизнь, поскольку они были лишены возможности общения с сыном, испытывали негативные эмоции, лишились оказываемой им сыном материальной помощи, испытывали физические и нравственные страдания, которые должны быть возмещены им за счет казны Российской Федерации, поскольку их сын был осужден незаконно.

Решением от 1 декабря 2011 г. в удовлетворении иска было отказано. Апелляционным определением от 18 мая 2012 г. решение суда первой инстанции оставлено без изменения.

Отменяя указанные судебные постановления и направляя гражданское дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации в определении от 1 октября 2013 г. по делу № 5-Г13-77 отметила следующее.

«Согласно статье 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц...

Цель приведенных норм Конвенции - защита индивида от произвольного вмешательства органов государственной власти в его личную и семейную жизнь. В связи с этим на публичные власти возлагается обязанность воздерживаться от действий, направленных на вмешательство в осуществление каждым человеком права на уважение частной и семейной жизни, то есть препятствующих свободному (от вмешательства государства) существованию семьи и построению взаимоотношений ее членов по их добровольному волеизъявлению.

Семейная жизнь в соответствии со статьей 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и прецедентной практики Европейского Суда по правам человека охватывает существование семейных связей как между

супругами, так и между родителями и детьми, в том числе совершеннолетними, между другими родственниками. Понятие «семейная жизнь» не относится исключительно к основанным на браке отношениям и может включать другие семейные связи, в том числе связь между родителями и совершеннолетними детьми...

Из содержания обжалуемых судебных постановлений усматривается, что предметом рассмотрения суда данные обстоятельства не являлись, выводов относительно наличия или отсутствия причинения физических и нравственных страданий (морального вреда) Ш. и Ш. в связи с незаконным осуждением их сына применительно к положениям статьи 151 ГК РФ судебными инстанциями не сделано. Судебные постановления судов первой и апелляционной инстанций содержат лишь выводы об отсутствии правовых оснований для удовлетворения иска, поскольку, по мнению судебных инстанций, права истцов нарушены не были.

Между тем, отсутствие незаконных действий должностных лиц правоохранительных органов в отношении непосредственно истцов не могло само по себе являться основанием для отказа в иске, поскольку истцы обосновывали свои требования о компенсации морального вреда наличием причинно-следственной связи между незаконным осуждением их сына Ш. и нарушением личных неимущественных прав истцов.

Судебными инстанциями не учтено, что незаконный характер уголовного преследования сына истцов установлен вступившим в законную силу приговором суда, в связи с чем каких-либо предусмотренных гражданским процессуальным законом (статьями 56, 61 ГПК РФ) оснований для повторного включения в предмет доказывания по настоящему делу вопроса «о признании незаконными действий (бездействия) органов следствия, прокуратуры и суда» у суда не имелось.

Довод суда первой инстанции о несостоятельности ссылки представителя истцов на положения Конвенции о защите прав человека и основных свобод в обоснование требований о компенсации морального вреда

Судебная коллегия признает нарушающим Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации», в пункте 10 которого разъяснено, что Российская Федерация как участник Конвенции о защите прав человека и основных свобод признает юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случае предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после вступления их в силу в отношении Российской Федерации. Поэтому применение судами названной Конвенции должно осуществляться с учетом практики Европейского Суда по правам человека во избежание любого нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод. По сути, суд уклонился как от применения положений Конвенции к настоящему спору, так и от должного установления фактических обстоятельств,

92

входящих в предмет доказывания по делу» .

При осуществлении правосудия суды Российской Федерации также учитывают правовые позиции, сформулированные иными международными договорными органами.

При рассмотрении в апелляционном порядке материалов, связанных с обжалованием решения о выдаче, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации для аргументации своей позиции сослалась на положения статьи 3 Конвенции против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания от 10 декабря 1984 г. в толковании Комитета против пыток. В частности, в апелляционном определении Судебной коллегии по уголовным [34] делам Верховного Суда Российской Федерации от 25 марта 2015 г. по делу № 56-АПУ15-7 было указано следующее.

«Положения статьи 3 Конвенции против пыток, в соответствии с которой ни одно государство - участник не должно высылать, возвращать или выдавать какое-либо лицо другому государству, если существуют серьезные основания полагать, что ему может угрожать там применение пыток, означают необходимость проверки не только фактов наличия или отсутствия в данном государстве грубых и массовых нарушений прав человека, но подразумевают выяснение одного из ключевых (главных) вопросов - наличие или отсутствие в таком государстве риска применения пыток (или иного бесчеловечного, унижающего достоинство обращения или наказания) выдаваемому лицу лично. При этом такая угроза должна быть реальной, фактической и прогнозируемой.

Согласно правовым позициям Комитета против пыток ООН, изложенным в ряде его решений[35], «существование в какой-либо стране постоянной практики грубых, вопиющих и массовых нарушений прав человека само по себе не является достаточным основанием для того, чтобы установить, что данному лицу угрожает применение пыток после его возращения в эту страну. Для определения наличия личной угрозы данному лицу должны существовать дополнительные основания, то есть существовать и другие причины, дающие основания полагать, что этому лицу будет лично грозить опасность. В то же время отсутствие постоянной практики грубых и систематических нарушений прав человека не означает, что то или иное лицо не может быть подвергнуто пыткам в какой-либо конкретной ситуации».

Комитет, ссылаясь на свои замечания общего порядка, отмечал, что необходимо «оценивать наличие серьезных оснований полагать, что

заявителю может угрожать применение пыток в случае его высылки в соответствующую страну, и при оценке этого риска не следует брать за основу критерий высокой степени вероятности, но такая опасность должна угрожать заявителю лично и быть реальной»; «для определения наличия личной угрозы данному лицу должны существовать дополнительные основания».

В этой связи Комитет в своих решениях также отметил, что для целей статьи 3 Конвенции угроза применения пыток, которым может подвергнуться соответствующее лицо в случае возвращения, не может носить мнимый характер (то есть являться умозрительным предположением или подозрением), а должна быть «прогнозируемой, предсказуемой,

94

реальной и личной» .

Правовые позиции международных договорных органов необходимо судам учитывать также при применении законодательства Российской Федерации, общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации[36] [37].

Одним из примеров толкования законодательства Российской Федерации с учетом правовых позиций международного договорного органа является толкование Конституции Российской Федерации Конституционным Судом Российской Федерации.

Так, в Постановлении от 16 июня 2015 г. № 15-П «По делу о проверке конституционности положений статьи 139 СК РФ и статьи 47 Федерального закона «Об актах гражданского состояния» в связи с жалобой граждан Г.Ф. Грубич и Т.Г. Гущиной» Конституционный Суд Российской Федерации обратил внимание на следующее: «Конвенция о защите прав человека и основных свобод рассматривает право на информацию в рамках свободы выражения мнения: согласно ее статье 10 каждый имеет право свободно

выражать свое мнение, которое включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого- либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. В Конвенции ООН о правах ребенка 1989 г. закреплено право ребенка знать, насколько это возможно, своих родителей (пункт 1 статьи 7), а его право на семейные связи признается, наряду с гражданством и именем, в качестве элемента права на сохранение своей индивидуальности (пункт 1 статьи 8). Свобода информации, понимаемая в контексте приведенных положений, охватывает ряд прав и свобод, связанных с самореализацией человека, в том числе гарантированных Конституцией Российской Федерации, ее статьями 21, 24 и 26, - право лица на получение от государственных органов информации, непосредственно затрагивающей его права и свободы, право на защиту чести и достоинства, а также право знать о своем происхождении.

Европейский Суд по правам человека в правоприменительной практике по делам, связанным с вопросами раскрытия информации об усыновлении (доступа к данного рода информации), исходит из того, что в национальном законодательстве по вопросам о сохранении в секрете официальной информации о происхождении ребенка, о личности матери при рождении ребенка и степени конфиденциальности соответствующих документов могут встречаться различные подходы. Так, указывая, что право знать своих предков в любом случае является важнейшим аспектом идентичности личности и подпадает под сферу действия понятия «частная жизнь» (постановление от 21 декабря 2010 г. по делу «Анайо против Германии»), Европейский Суд по правам человека отмечает, что право, признаваемое статьей 8 «Право на уважение частной и семейной жизни» Конвенции о защите прав человека и основных свобод, не является абсолютным (постановление от 7 июля 1989 г. по делу «Гаскин против Соединенного Королевства»).

В постановлении от 13 февраля 2003 г. по делу «Одиевр против Франции», подчеркивая необходимость внимательного изучения законодательных правил сохранения конфиденциальности при рождении, согласно которым при желании биологической матери сохранить при рождении ребенка в тайне информацию о собственной личности ей представляется право не устанавливать родственные связи с ребенком, и учитывая разнообразие правовой практики в различных законодательных системах и традициях, а также то обстоятельство, что родители продолжают отказываться от детей, Европейский Суд по правам человека пришел к выводу о том, что государства должны располагать свободой усмотрения при определении мер, необходимых для обеспечения прав, гарантированных Конвенцией в этой сфере. В другом решении, также признавая за государствами пределы усмотрения при регулировании вопросов о возможности получения усыновленным ребенком доступа к находящейся в компетентных органах информации, касающейся его усыновления, Европейский Суд по правам человека указал, что национальное законодательство должно стремиться к установлению в данных вопросах равновесия между конкурирующими правами и интересами заинтересованных лиц по такого рода делам (постановление от 25 сентября 2012 г. по делу «Годелли против Италии»)»[38].

В Постановлении от 7 июня 2012 г. № 14-П по делу о проверке конституционности положений подпункта 1 статьи 15 Федерального закона «О порядке выезда из Российской Федерации и въезда в Российскую Федерацию» и статьи 24 Закона Российской Федерации «О государственной тайне» Конституционный Суд Российской Федерации отметил, что «[применительно к отнесению тех или иных сведений к государственной тайне, необходимость защиты которой предопределена непосредственно

Конституцией Российской Федерации, это означает, что при установлении правового режима секретности соответствующих сведений федеральный законодатель в силу имеющейся у него дискреции управомочен на введение ограничений прав и свобод (включая право каждого свободно выезжать за пределы Российской Федерации, которое, как указал Конституционный Суд Российской Федерации в Постановлении от 8 декабря 2009 года № 19-П, не является абсолютным), только если они обусловлены целями защиты основ конституционного строя и других конституционно значимых ценностей. Приведенные положения Конституции Российской Федерации соотносятся с предписаниями основополагающих международно-правовых актов в сфере прав человека, провозглашающих право каждого покидать любую страну, включая свою собственную (пункт 2 статьи 13 Всеобщей декларации прав человека, пункт 2 статьи 12 Международного пакта о гражданских и политических правах). Согласно Замечанию общего порядка № 27[39], направленному Комитетом по правам человека, учрежденным на основании Международного пакта о гражданских и политических правах, государствам- участникам, свобода передвижения, которая в силу пункта 3 его статьи 12 не может быть объектом никаких ограничений, кроме предусмотренных законом, необходимых для охраны государственной безопасности, общественного порядка, здоровья или нравственности населения или прав и свобод других и совместимых с другими правами и свободами человека, является одним из неотъемлемых условий свободного развития личности; разрешенные же ограничения не могут подрывать принцип свободы передвижения, они должны определяться требованием необходимости и быть совместимыми с другими признаваемыми Пактом правами; требования необходимости и соразмерности окажутся нарушенными, если тому или

иному лицу будет отказано в выезде из страны лишь на том основании, что

98

он имел доступ к государственной тайне» .

Здесь Конституционный Суд Российской Федерации при толковании конституционных положений учел правовые позиции Комитета по правам человека, изложенные в его Замечании общего порядка № 27, посвященном свободе передвижения.

Пленум Верховного Суда Российской Федерации в своих постановлениях при формулировании разъяснений, касающихся применения законодательства, учитывает правовые позиции международных договорных органов, включая позиции Европейского Суда по правам человека.

Так, в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 24 февраля 2005 г. № 3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц» отмечается следующее: «При разрешении споров о защите чести, достоинства и деловой репутации судам следует руководствоваться не только нормами российского

законодательства (статьей 152 Гражданского кодекса Российской Федерации), но и в силу статьи 1 Федерального закона от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» учитывать правовую позицию Европейского Суда по правам человека, выраженную в его постановлениях и касающуюся вопросов толкования и применения данной Конвенции (прежде всего статьи 10), имея при этом в виду, что используемое Европейским Судом по правам человека в его постановлениях понятие диффамации тождественно понятию распространения не соответствующих действительности порочащих сведений, содержащемуся в статье 152 Гражданского кодекса Российской Федерации»[40] [41].

В ходе осуществления правосудия суды Российской Федерации при применении законодательства Российской Федерации учитывают правовые позиции договорных органов.

Так, Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации, рассмотрев дело о защите деловой репутации, компенсации морального вреда, отменила решение суда первой инстанции и апелляционное определение, которыми частично удовлетворён иск губернатора одной из областей Российской Федерации. В определении от 10 декабря 2013 г. по делу № 10-КГ13-2 Судебной коллегией было отмечено: «Согласно пункту 1 статьи 152 ГПК РФ гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности...

В части 4 статьи 15 Конституция Российской Федерации предусмотрено, что общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации, каковым является Конвенция о защите прав человека и основных свобод, являются составной частью ее правовой системы.

Настоящее дело представляет собой конфликт между правом на свободу выражения мнения и защитой репутации, а конвенционный стандарт, как указывает Европейский Суд по правам человека, требует очень веских оснований для оправдания ограничений дебатов по вопросам всеобщего интереса.

Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации находит, что суд первой инстанции, с выводами которого согласился суд апелляционной инстанции, формально сославшись на то, что в соответствии со статьями 3 и 4 Декларации о свободе политической дискуссии в средствах массовой информации, принятой 12 февраля 2004 г. на 872 заседании Комитета министров Совета Европы, политические деятели, стремящиеся заручиться общественным мнением, тем самым соглашаются стать объектом общественной политической дискуссии и критики в средствах массовой информации, а государственные должностные лица могут быть подвергнуты критике в средствах массовой информации в отношении того, как они исполняют свои обязанности, поскольку это необходимо для обеспечения гласного и ответственного исполнения ими своих полномочий, тем не менее, не принял во внимание, что Российская Федерация как участник Конвенции признает юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случае предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после вступления их в силу в отношении Российской Федерации (статья 1 Федерального закона от 30 марта 1998 г. N 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней»). Поэтому применение судами норм названной Конвенции должно осуществляться с учетом практики Европейского Суда по правам человека во избежание любого нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод (пункт 10 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 г. N 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации»).

Согласно пункту 1 статьи 10 Конвенции каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого- либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ.

Как неоднократно также указывал Европейский Суд по правам человека, свобода выражения мнения, как она определяется в пункте 1 статьи 10 Конвенции, представляет собой одну из несущих основ демократического общества, основополагающее условие его прогресса и самореализации каждого его члена. Свобода слова охватывает не только «информацию» или «идеи», которые встречаются благоприятно или рассматриваются как безобидные либо нейтральные, но также и такие, которые оскорбляют, шокируют или внушают беспокойство. Таковы требования плюрализма, толерантности и либерализма, без которых нет «демократического общества».

Ценная для каждого свобода выражения мнения также представляет ценность для политических партий и их активных членов. Они представляют своих избирателей и защищают их интересы, рассматривают вопросы, которые их заботят. Таким образом, вмешательство в свободу выражения мнения политика, члена оппозиционной партии требует от суда наиболее острого контроля.

Так, Европейский Суд по правам человека, в частности в Постановлении по делу «Федченко против Российской Федерации» от 11 февраля 2010 г., указал, что в отношении государственных служащих, действующих в официальном качестве, как и политиков, рамки допустимой критики шире, чем в отношении частных лиц.

Европейский Суд по правам человека также отмечает, что пункт 2 статьи 10 Конвенции дает мало возможностей для ограничения политических высказываний или дебатов по вопросам, представляющим всеобщий интерес. Кроме того, хотя нельзя сказать, что слова и поступки государственных служащих и политических деятелей в равной степени заведомо открыты для наблюдения, государственные служащие, находящиеся при исполнении обязанностей, подобно политикам, подпадают под более широкие пределы допустимой критики, чем частные лица (дело «Дюндин против Российской Федерации», Постановление Европейского Суда по правам человека от 14 октября 2008 г.).

Пределы допустимой критики шире в отношении правительства, чем простого лица или даже политика. При демократическом режиме действия и бездействие правительства должны быть помещены под внимательный контроль со стороны не только законодательной и судебной власти, но также общественного мнения. Кроме того, доминирующее положение, которое оно занимает, делает необходимой демонстрацию сдержанности, когда встает вопрос об уголовном преследовании, особенно когда имеются другие средства ответа на неоправданные нападки и критику со стороны его противников.

Таким образом, Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации полагает, что суды первой и апелляционной инстанций при разрешении дела не учли указанные выше правовые позиции Европейского Суда по правам человека, а также разъяснения Пленума Верховного Суда Российской Федерации, в связи с чем неправильно применили положения статей 151, 152 и 1101 ГПК РФ[42].

Указанное определение является примером толкования Судебной коллегией по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации с учетом правовых позиций Европейского Суда по правам человека одновременно соответствующих положений Конвенции и законодательства Российской Федерации, регулирующих вопросы защиты чести, достоинства, деловой репутации.

Вопросам учета правовых позиций международных договорных органов при применении законодательства было посвящено разъяснение, сформулированное в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 июня 2013 г. № 21 «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. и Протоколов к ней». В абзаце первом пункта 3 постановления предусматривается, что «правовые позиции Европейского Суда учитываются при применении законодательства Российской Федерации. В частности, содержание прав и свобод, предусмотренных законодательством Российской Федерации, должно определяться с учетом содержания аналогичных прав и свобод, раскрываемого Европейским Судом при применении Конвенции и Протоколов к ней».

Как представляется, указанное разъяснение mutatis mutandis (с необходимыми изменениями, поправками, касающимися деталей) должно быть актуальным и к возможности судов при применении законодательства Российской Федерации учитывать правовые позиции иных международных договорных органов, юрисдикцию которых признает Российская Федерация.

В этом отношении нельзя не согласиться с разъяснением, данным в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней»: «во избежание нарушения прав и свобод человека, в том числе необоснованного их ограничения, правовые позиции Европейского Суда учитываются при применении не только Конвенции и Протоколов к ней, но и иных [выд. нами. - А.Ш.] международных договоров Российской Федерации» (пункт 4 постановления).