Геноцид является одним из тягчайших международных преступлений, нарушающих наиболее значимые права человека. Непосредственно термин «геноцид» был предложен польским юристом Р. Лемкиным для обозначения преступных деяний, объединенных специальным умыслом, совершенных в отношении евреев, политическим и военным руководством гитлеровской Германии в период Второй мировой войны. Данный термин образован от греч. слова genos («народ», «раса») и лат. слова caedere («убивать») .

Несмотря на то что своему появлению термин «геноцид» обязан международным преступлениям, совершенным во время Второй мировой войны, преступление геноцида не инкриминировалось подсудимым по Нюрнбергскому процессу. Причиной этого было отсутствие признания и нормативного закрепления понятия «преступление геноцида» как на уровне национальных правовых систем, так и на уровне норм международного права.

Первым международным документом, давшим определение геноциду и провозгласившим, что данное деяние является преступлением, стала Резолюция №96 (I) Генеральной Ассамблеи ООН от 11 декабря 1946 г.[1] [2] Дальнейшее закрепление (уже на уровне международно-правового акта) понятие преступления геноцида получило в Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него от 9 декабря 1948 г.

Определение преступления геноцида, данное в Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него, было заимствовано Римским статутом Международного уголовного суда для формулировки соответствующего состава преступления. Статья 6 Статута, содержащая указанную формулировку, провозглашает: «Для целей настоящего Статута “геноцид” означает любое из следующих деяний, совершаемых с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую:

убийство членов такой группы;

причинение серьезных телесных повреждений или умственного расстройства членам такой группы;

предумышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее;

меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в среде такой группы;

насильственная передача детей из одной человеческой группы в дру-

245

гую» .

Особенностью преступления геноцида является то, что оно посягает одновременно на множество непосредственных объектов, т.е. защищенных международным правом законных прав и свобод человека. Однако основным объектом преступного посягательства, осуществляемого в рамках указанного преступления, является право определенной устойчивой и идентифицируемой группы (национальной, этнической, расовой или религиозной) на непрерывное биологическое и социально-культурное существование. Таким образом, основной объект преступления геноцида принадлежит к категории так называемого третьего поколения прав человека или коллективных прав, осуществляющихся не отдельным индивидуумом, а определенной человеческой общностью. При этом геноцид нарушает не только права данной общности в целом, но и основополагающие права входящих в нее индивидуумов.

Именно наличие вышеуказанного основного объекта (и, соответственно, посягающего на данный объект специального умысла) отграничивает преступление геноцида от иных преступных нарушений прав человека. Н.И. Костенко пишет, в частности, об отграничении преступления геноцида от преступлений против человечности: «Критерием такого различия выступает избирательный характер преступления геноцида с намерением уничтожить какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу, в то время как преступление против человечности проявляет себя через нападение на любых граж- [3] данских лиц»[4] [5] [6]. Следует отметить, что избирательность геноцида характерна и для некоторых преступлений против человечности (подробнее см. п. 2.3 данной главы). С. Дмитриевский уточняет данный аспект следующим образом: «Специальное намерение на совершение геноцида - более узкое понятие, чем “дискриминационное намерение”. Для преследования (имеется в виду преступление против человечности, предусмотренное ст. 7(1)(h) Статута) не требуется, чтобы преступник непременно намеревался уничтожить группу или ее часть, в то время как для геноцида это является обязательным элементом. Одновременно и круг защищенных групп для преступления геноцида более ограничен, чем для

247

преследования» .

О необходимости наличия специального умысла, направленного на уничтожение соответствующей идентифицируемой группы, в качестве квалифицирующего признака геноцида говорил и известный юрист-международник М.Ш. Басиоуни . Стремление к полному или частичному уничтожению соответствующей группы не отменяет наличия иных объектов преступного посягательства при совершении преступления геноцида, относящихся к индивидуальным правам человека (право на жизнь, на здоровье, на человеческое достоинство и др.). Однако преступные посягательства на индивидуальные права человека в контексте преступления геноцида являются следствием принадлежности конкретной жертвы указанного преступления к конкретной национальной, этнической, расовой или религиозной группе. Г. Верле, излагая аналогичную точку зрения, пишет по данному поводу: «Только предполагаемый результат - уничтожение группы как таковой - трансформирует ущерб, причиненный индивидуальным правам, в международное преступление геноцида. Однако в то же время нельзя отрицать, что жертвы геноцидального нападения переживают серьезные посягательства на их человеческое достоинство: лицо становится жертвой преступления только по причине членства в определенной группе и, таким образом, деперсонифицируется и унижается до статуса “объекта”. Поэтому кроме первичного охраняемого права - существования группы - также

249

охраняется и человеческое достоинство индивидуальной жертвы» .

Аналогичного мнения придерживается Н. Робинсон, констатируя, что хотя деяние по уничтожению группы направлено против индивидов, индивиды важ-

250

ны не per se, а лишь как члены группы, к которой они принадлежат .

Следует отметить, что ст. 6 Римского статута и Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него охраняют законные интересы и коллективные права лишь нормативно строго определенного, исчерпывающего списка групп, представляющих собой устойчивые национальные, этнические, расовые или религиозные общности. Определяя основную общую черту вышеназванных групп, Г. Верле пишет: «Общей характеристикой всех охраняемых групп является то, что членство в группе, как правило, определяется рождением и по своей природе является постоянным и стабильным»[7] [8] [9].

Представляется целесообразным дать краткую характеристику вышеупомянутым группам, выделив их основные черты:

- национальные и этнические группы характеризуются общностью истории, культуры, обычаев, традиций и языка. Различия между понятиями «национальная группа» и «этническая группа» не столь очевидны из-за отсутствия четкого и общепризнанного научного (не говоря уже о правовом) определения обеих указанных групп. На территории Российской Федерации понятие «национальность» зачастую употребляется в качестве тождественного понятию «этнос». В то же время в странах Западной Европы слово «национальность» является синонимом слова «гражданство». Подобное понимание данной защищенной группы является достаточно правомерным (хотя и не полным). Так, в правоприменительном толковании Конвенции о предупреждении преступления

геноцида и наказании за него Международный трибунал по Руанде определял национальную группу как «совокупность индивидуумов, которые считаются связанными правовыми обязательствами, основанными на общем гражданстве, в сочетании с взаимными правами и обязанностями» . Однако, учитывая час

тоту употребления словосочетания «национальные меньшинства» (применимое к правовому положению национальных групп, в том числе на внутригосударственных уровнях) во многих международных документах представляется маловероятным использование Конвенцией о предупреждении преступления геноцида и наказании за него и Римским статутом понятия «национальная группа» исключительно как тождественное (или близкое по значению) понятию «гражданство». Представляется возможным предположить, что различия между этническими и национальными группами заключаются в большей степени политической самоорганизации национальных групп, их стремлении (в случаях отсутствия у них собственной государственности) либо к реализации права на самоопределение, либо к более широкому представлению своих интересов на государственном и международном уровнях;

расовые группы отличаются общностью передающихся по наследству физических черт своих членов (цвет кожи, форма черепа, строение скелета и т.п.);

религиозные группы, несмотря на добровольность участия в них, представляют собой устойчивые социальные конструкции в своем историческом развитии, зачастую тесно переплетающиеся с национальными и этническими общностями. При этом Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него (и, соответственно, Статут) не разграничивают традиционные религиозные группы, отличающиеся высокой степенью устойчивости, участие в которых зачастую обусловлено самим фактом рождения лица в семье, исповедующей соответствующие религиозные верования и новые религиозные объ- [10] единения, членство в которых (как и членство в общественных организациях, не отнесенных к группам, защищенным положениями международно-правовых актов, определяющими понятие преступления геноцида и предусматривающими наказание за него) основано исключительно на выборе человека.

Законные интересы иных групп не подпадают под защиту Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него и ст. 6 Римского статута Международного уголовного суда. В то же время преступные деяния, направленные против указанных групп, могут предусматривать международную уголовную ответственность, согласно другим положениям Римского статута, предусматривающим ответственность за преступления против человечности и военные преступления.

Действия, составляющие объективную сторону преступления геноцида, перечислены в пунктах ст. 6 Статута. Исходя из содержания указанных пунктов, можно выделить преступные действия, направленные на совершение «физического» геноцида (п. «а», «Ь» и «с» ст. 6 Статута), «биологического» геноцида (нарушающего право на естественное самовоспроизводство соответствующих групп) (п. «d» ст. 6 Статута) и «культурного» геноцида (п. «е» ст. 6 Статута) .

«Физический» геноцид представляет собой наиболее «чистую» и последовательную форму данного преступления, направленную либо на непосредственное (полное или частичное) физическое уничтожение соответствующей группы, либо на создание условий для ее вымирания. К разновидностям физического геноцида относятся следующие преступные деяния, совершенные при наличии умысла на полное или частичное уничтожение национальной, этнической, расовой или религиозной группы и «в контексте явной линии аналогичного поведения, направленного против этой группы», являющегося «поведением, которое само по себе могло привести к такому уничтожению» : [11] [12]

убийство членов соответствующей группы (п. «а» ст. 6 Статута) . Для признания преступления геноцида законченным достаточно убийства всего одного члена соответствующей группы, совершенного при наличии вышеуказан-

-256

ных условий ;

причинение серьезных телесных повреждений или умственного расстройства членам соответствующей группы (п. «Ь» ст. 6 Статута) . Объективная сторона данной разновидности геноцида заключается в применении по отношению по крайней мере к одному члену соответствующей группы нелетального физического и/или психического насилия, приводящего к существенным последствиям для физического (психического) здоровья лица (лиц), подвергнувшегося (подвергшимся) такому насилию . При этом серьезность телесных повреждений или умственного расстройства одного или нескольких лиц должна быть существенной и вписываться в умысел, направленный на уничтожение соответствующей группы полностью или частично. Г. Верле пишет по данному поводу: «Причиненный ущерб должен обладать объективной характеристикой способности внесения вклада в уничтожение группы полностью или частич-

259

но» ;

предумышленное создание для соответствующей группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на ее полное или частичное физическое уничтожение (п. «с» ст. 6 Статута)[13] [14] [15] [16] [17] [18]. Непосредственные преступные деяния, совершенные в рамках данной разновидности геноцида, могут включать в себя помещение представителей соответствующей группы в концентрационные лагеря, лишение указанных представителей пищи, средств к существованию, медицинской помощи и т.п [19] Отдельно следует рассмотреть вопрос о так называемых «этнических чистках». Сам по себе термин «этнические чистки» находится вне правового поля, так как не определен ни в одном международно-правовом акте. Содержанием данного термина можно считать принудительные действия, направленные на вытеснение (принудительное выселение) с определенной территории лиц, принадлежащих к определенной этнической группе. Безусловно, подобные деяния должны быть квалифицированы международным уголовным правом как преступные. В то же время представляется недопустимым однозначно определять «этнические чистки» в качестве разновидности геноцида. Главным критерием, позволяющим определить, является ли та или иная «этническая чистка» проявлением геноцида, является наличие у лиц, планирующих и осуществляющих данное мероприятие, dolus specialis - специального умысла, направленного на совершение преступления геноцида.

Подобная позиция нашла отражение в решении Международного Суда ООН от 26 февраля 2007 г. по делу «Босния и Герцеговина против Сербии и Черногории»: «Суд заявляет, что “этническая чистка” может быть формой геноцида по смыслу Конвенции только в том случае, если она соответствует деяниям, запрещенным ст. II Конвенции или подпадает под одну из категорий таких деяний. Ни намерение, будучи вопросом политики, сделать так, чтобы район стал “этнически однородным”, ни операции, которые проводятся с целью осуществления такой политики, не могут как таковые квалифицироваться как геноцид»[20]. При этом, по мнению Международного Суда ООН, «этническая чистка» может квалифицироваться как геноцид, если она носит характер, определяющий «предумышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на ее полное или частичное физическое уничтожение», а также совершается со специальным умыслом, направленным на

263

полное или частичное уничтожение соответствующей группы .

Таким образом, квалификация преступных деяний, объединяемых термином «этническая чистка», должна квалифицироваться в зависимости от наличия того или иного специального умысла, а также от обстоятельств объективной стороны.

В соответствии с вышеуказанными критериями допустимо предположить, что «этнические чистки» могут быть квалифицированы Международным уголовным судом в качестве:

геноцида (ст. 6 Статута)[21] [22];

апартеида (пп. «j» п. 1 ст. 7 Статута)[23] в случае наличия специального умысла, направленного на систематическое угнетение одной расовой группы другой;

других преступлений против человечности (в частности, предусмотренных пп. «d» и «h» п. 1 ст. 7 Статута)[24] (подробнее о преступлениях против человечности см. п. 2.3 данного диссертационного исследования).

«Биологический» геноцид посягает на право соответствующей группы на обеспечение продолжения собственного существования путем естественного воспроизводства. Ответственность за данную форму геноцида предусмотрена п. «d» ст. 6 Римского статута МУС «Меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в среде такой группы»[25]. Указанные меры могут включать в себя принудительную стерилизацию представителей соответствующей группы, принудительные аборты, сегрегацию полов и т.п. В отличие от «физического» геноцида «биологический» геноцид стремится к уничтожению соответствующей группы «в перспективе» не путем физического уничтожения членов данной группы, а путем лишения их права на продолжение рода.

«Культурный» геноцид - термин, использующийся рядом юристов и социологов для обозначения проведения политики ассимиляции национальных, этнических или религиозных меньшинств. Действия, предпринимаемые в рамках «культурного» геноцида, могут включать в себя разрушение памятников истории и культуры, запрещение получения образования на родном языке, ограничение повседневного использования родного языка его носителями и т.п. В целом действия, осуществляемые в рамках «культурного» геноцида, не квалифицируются в качестве преступления геноцида Конвенцией о предупреждении преступления геноцида и наказании за него и ст. 6 Римского статута. Исключение составляют преступные деяния, предусмотренные п. «е» ст. 6 Статута «Насильственная передача детей из одной человеческой группы в другую»[26]. Таким образом, криминализировалась лишь наиболее общественно опасная и насильственная разновидность «культурного» геноцида.

Все формы геноцида, являясь тягчайшими международными преступлениями, затрагивающими основополагающие права человека, предполагают значительный масштаб совершения преступных деяний, угрожающий безопасности всего мирового сообщества. В соответствии с этим обстоятельством можно отметить особенности субъекта преступления геноцида. Несмотря на то что положения ст. 6 Статута не предусматривают обязательного наличия некоего специального субъекта преступления геноцида и исполнителем указанного преступления может быть любое лицо, подпадающее под юрисдикцию МУС, очевидно, что организаторами и руководителями данного преступного деяния способны быть лишь лица, обладающие значительной политической и/или военной властью либо влиянием на определенные группы населения. К вышеуказанной категории лиц могут относиться лица, занимающие должности публичной власти (в частности, должности в сфере государственного и муниципального управления), командиры регулярных воинских формирований и специальных подразделений полиции, руководители и полевые командиры антиправительственных повстанческих группировок, лидеры влиятельных политических партий и движений, пользующиеся широкой известностью, представители средств массовой информации, религиозные лидеры и т.п.

В прямой зависимости от общественного статуса субъектов преступления геноцида и их роли в совершении данного преступного деяния находится зачастую и форма вины указанных субъектов.

Несомненным фактом является то, что субъективная сторона преступления геноцида предусматривает умышленную форму вины. Преступное деяние, совершенное «с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо

269

национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую» ,

предусматривает наличие у субъекта подобного деяния прямого умысла (dolus directus) на совершение преступления и специального умысла (dolus specialis), направленного на полное или частичное уничтожение соответствующей группы. В то же время представляется необходимым определить, является ли прямой умысел единственной возможной формой вины для всех субъектов преступления геноцида.

Внешняя нелогичность подобной постановки вопроса объясняется масштабностью (зачастую массовостью) соучастия в рассматриваемом преступлении значительного числа лиц[27] [28]. Решения о проведении политики геноцида могут приниматься на государственном уровне. В данных условиях в действия, направленные на совершение преступления геноцида, вовлекаются лица, осознающие общественную опасность своих действий, предвидящие возможность (неизбежность) наступления общественно опасных последствий, при этом не желающие (хотя и допускающие) их наступления. Таким образом, формой вины указанных лиц является dolus eventualis (косвенный умысел). Необходимым условием наличия косвенного умысла, направленного на соучастие в совершение преступления геноцида, является осознание лицом того обстоятельства, что предпринимаемые указанным лицом преступные действия имеют место в контексте общей линии поведения (государства, общества, повстанческого формирования, политического движения и т. п.), направленной на уничтожение соответствующей группы. Излагая критерий указанного осознания, Н.И. Костенко пишет следующее: «Предполагается, что подчиненный знает о намерениях своих начальников, когда он получает приказы совершить запрещенные деяния против лиц, которые принадлежат к этой группе. На этот счет он не может уклониться от ответственности, если он выполняет приказы о совершении деяний по уничтожению жертв, выделяемых в силу их принадлежности к конкретной группе, утверждая, что он не будет посвящен во все аспекты общего плана ге-

271

ноцида» .

Косвенно возможность участия в преступлении геноцида с mens rea в форме dolus eventualis подтверждается ст. 33 Статута («Приказы начальника и предписания закона»). Данная статья, предусматривая случаи возможного освобождения лица от ответственности перед МУС в связи с приказами начальника или предписаниями закона, в п. 2 констатирует, что «приказы о совершении преступления геноцида или преступлений против человечности являются явно незаконными» . Однако подобная констатация была бы излишней, если

бы все лица, обвиняемые в преступлении геноцида, действовали при этом с прямым умыслом, разделяя намерение уничтожить - полностью или частично - соответствующую группу. Упомянутое положение Римского статута имеет [29] [30] смысл лишь в качестве недопущения ссылаться в оправдание своего соучастия в указанном международном преступлении на внешнее принуждение.

Лица, участвующие в преступлении геноцида с косвенным умыслом, могут быть как исполнителями, так и пособниками в совершении указанного преступного деяния. При этом мотивы к участию в преступлении геноцида у таких лиц могут существенно отличаться от подобных мотивов у организаторов, подстрекателей, исполнителей и пособников, участвующих в указанном преступлением с прямым умыслом. Если для второй упомянутой категории лиц на первое место, как правило, выходят мотивы идейные (от системно мировоззренческих до бытовой ксенофобии) или политические, то для первой доминирующими являются мотивы конформистские, карьерные или корыстные (желание пополнить личное благосостояние за счет имущества жертв).

Контекстным элементом преступления геноцида является линия поведения, направленная против соответствующей группы. Данная линия может определяться и проводится, как уже отмечалось выше, органами и должностными лицами публичной власти (в том числе иностранными в случае международного вооруженного конфликта), антиправительственными формированиями, общественными движениями и т.п. Следует отметить, что уже сама по себе подобная линия поведения, в какой бы форме она не проводилась, является частью объективной стороны преступления геноцида. Таким образом, можно констатировать, что геноцид является преступлением, которое само создает контекстный элемент для своего совершения (то же самое можно сказать о преступлении агрессии (см. п. 2.5 данной диссертационной работы)). Другие контекстные обстоятельства - наличие вооруженного конфликта, внутренних беспорядков, систематического нападения на гражданское население и т.п. - могут присутствовать, но не являются определяющими для квалификации указанного преступления. При этом исторические примеры данного преступления, как правило, происходили в ходе крупномасштабных вооруженных конфликтов международного и немеждународного характера.

Исходя из вышеизложенного, можно выделить следующие основные черты преступления геноцида и ответственности за его совершение.

Ключевыми признаками, отграничивающими преступление геноцида от преступлений против человечности и других преступных нарушений прав человека, подпадающих под юрисдикцию МУС, являются избирательный характер геноцида и специальный умысел, направленный на уничтожение соответствующей группы полностью или частично.

Избирательный характер геноцида может быть направлен на строго очерченный Конвенцией о предупреждении преступления геноцида и наказании за него и Римским статутом круг устойчивых идентифицируемых групп.

Преступление геноцида может совершаться как с прямым, так и с косвенным умыслом. При этом необходимым условием для квалификации международного преступления в качестве преступления геноцида является наличие по крайней мере одного субъекта указанного преступного деяния, действующего с прямым умыслом.

43 Lemkin R. Axis Rule in Occupied Europe: Laws of Occupation, Analysis of Government, Proposal for Redress. Washington, 1944. P. 79.

[2] Документы ООН. A/RES/96(I). 11 декабря 1946 г.

[3] Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Нью-Йорк- Женева, 2002. Ст. 6.

[4] Костенко Н.И. Теоретические проблемы становления и развития международной уголовной юстиции: дис. ... докт. юрид. наук: 12.00.10. М., 2002. С. 12.

[5] Дмитриевский С. Международное уголовное право // Вестник международного уголовного правосудия. URL: http://mup-info.com/mup/book/genocid (дата обращения: 20 декабря 2015 г.).

[6] Bassiouni M.C. Crimes Against Humanity in International Criminal Law. Sec. rev. ed. The Hague-L.- Boston: Kluwer Law International, 1999. P. 473.

[7] Верле Г. Принципы международного уголовного права: учебник / пер. с англ. С.В. Саяпина. О.: Фешкс; М.: ТрансЛит, 2011. С. 351.

[8] Robinson N. The Genocide Convention: A Commentary. N. Y.: Institute of Jewish Affairs, 1960. P. 58.

[9] Верле Г. Принципы международного уголовного права: учебник / пер. с англ. С.В. Саяпина. С. 352.

[10] Prosecutor v. Jean-Paul Akayesu, Case № ICTR-96-4-T, Judgement, 2 September 1998 // URL: http:// unictr.unmict.org/sites/unictr.org/files/case-documents/ictr-96-4/trial-judgements/en/980902.pdf (дата обращения:

29 сентября 2015 г.).

[11] Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Нью-Йорк- Женева, 2002. Ст. 6.

[12] Элементы преступлений. ICC-ASP/1/3 // Веб-сайт Организации Объединенных Наций. URL: http:// www.un.org/ru/documents/rules/icc_elements.pdf (дата обращения: 25 ноября 2015 г.). С. 124. П. 4 ст. 6 (a).

[13] Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Нью-Йорк- Женева, 2002. Ст. 6.

[14] Элементы преступлений. ICC-ASP/1/3 // Веб-сайт Организации Объединенных Наций. URL: http:// www.un.org/ru/documents/rules/icc_elements.pdf (дата обращения: 25 ноября 2015 г.). С. 124. Ст. 6(a).

[15] Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Нью-Йорк- Женева, 2002. Ст. 6.

[16] Элементы преступлений. ICC-ASP/1/3 // Веб-сайт Организации Объединенных Наций. URL: http:// www.un.org/ru/documents/rules/icc_elements.pdf (дата обращения: 25 ноября 2015 г.). С. 125. Ст. 6(b).

[17] Верле Г. Принципы международного уголовного права: учебник / пер. с англ. С.В. Саяпина. О.: Фешкс; М.: ТрансЛит, 2011. С. 363-364.

[18] Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Нью-Йорк- Женева, 2002. Ст. 6.

[19] Элементы преступлений. ICC-ASP/1/3 // Веб-сайт Организации Объединенных Наций. С. 125. Сноска к п. 4 ст. 6(c). URL: http:// www.un.org/ru/documents/rules/icc_elements.pdf (дата обращения: 25 ноября 2015 г.).

[20] Применение Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него (Босния и Герцеговина против Сербии и Черногории). Решение Международного Суда ООН от 26 февраля 2007 г., ST/LEG/SER.F/l/Add.3. С. 232 // Краткое изложение решений, консультативных заключений и постановлений Международного Суда 2003-2007 гг. URL: http://legal.un.org/ICJSummaries/documents/mssian/ST-LEG-SER-F-1- Add3_R.pdf (дата обращения: 25 сентября 2015 г.).

[21] Применение Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него (Босния и Герцеговина против Сербии и Черногории). Решение Международного Суда ООН от 26 февраля 2007 г., ST/LEG/SER.F/l/Add.3. С. 232 // Краткое изложение решений, консультативных заключений и постановлений Международного Суда 2003-2007 гг. URL: http://legal.un.org/ICJSummaries/documents/russian/ST-LEG-SER-F-1- Add3_R.pdf (дата обращения: 25 сентября 2015 г.).

[22] Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Нью-Йорк- Женева, 2002. Ст. 6.

[23] Там же. Пп. «j» п. 1 ст. 7.

[24] Там же. Ст. 7.

[25] Там же. П. «d» ст. 6.

[26] Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Нью-Йорк- Женева, 2002. П. «e» ст. 6.

[27] Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Нью-Йорк- Женева, 2002. Ст. 6.

[28] Костенко Н.И. Международная уголовная юстиция. Проблемы развития. М.: РКонсульт, 2002. С. 159.

[29] Костенко Н.И. Теоретические проблемы становления и развития международной уголовной юстиции: дис. ... докт. юрид. наук: 12.00.10. М., 2002. С. 160.

[30] Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Нью-Йорк- Женева, 2002. Ст. 33.