Появление понятия «военные преступления» было предопределено продолжительным развитием международного гуманитарного права. Начиная с середины XIX в., предпринимались попытки ограничить жестокость войны, ввести в определенные рамки средства и методы ее ведения.

Со времени появления и вступления в силу международно-правовых актов «Гаагского права» ряд государств мирового сообщества берет на себя обязательства в отношении определенного ограничения средств и методов ведения войны и соблюдения во время осуществления военных действий прав отдельных категорий лиц (военнопленных, раненных, больных, гражданского населения на оккупированной территории и т.п.). Однако положения «Гаагского права» не предусматривали индивидуальной ответственности физических лиц за нарушения данных международных конвенций.

Впервые индивидуальная уголовная ответственность за военные преступления была предусмотрена Уставом Нюрнбергского трибунала. В данном Уставе военные преступления определялись как «нарушения законов или обычаев войны» .

Существенный вклад в договорные нормы международного права, закрепляющие содержание преступных нарушений прав человека, совершенных в ходе вооруженных конфликтов (составивших в дальнейшем основу понятия «военные преступления») внесли Женевские конвенции от 12 августа 1949 г., а также Дополнительные протоколы к ним от 8 июня 1977 г. При этом в данные международно-правовые акты были впервые включены положения, распространяющие нормы международного гуманитарного права на вооруженные конфликты немеждународного характера. [1]

Женевские конвенции обязывают государства ввести уголовные санкции за серьезные нарушения положений указанных конвенций, а также перечисляют указанные нарушения. Тем не менее Женевские конвенции от 12 августа 1949 г. можно назвать международными документами, предполагающими криминализацию конкретных составов военных преступлений, но не криминализирующими их.

Значимый вклад в международно-правовое признание понятия «военные преступления» и ответственности (без срока давности) за совершение данной категории преступных деяний внесла Конвенция о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечности от 26 ноября 1968 г. Данная конвенция подтвердила определение военных преступлений, данное «нюрнбергским правом», дополнив его отсылкой к «Женевскому

326

праву» .

Следующей попыткой кодификации военных преступлений стал Устав Международного трибунала для судебного преследования лиц, ответственных за серьезные нарушения международного гуманитарного права, совершенные на территории бывшей Югославии от 5 мая 1993 г. Статья 3 данного Устава закрепила 5 составов военных преступлений, оговорив при этом, что указанный

327

список не является исчерпывающим .

Статья 8 Римского статута Международного уголовного суда представляет собой на сегодняшний день наиболее полную кодификацию составов военных преступлений (с поправками, внесенными государствами - участниками Статута на первой Конференции по обзору, согласно Статуту (Кампала, Уганда, 31 мая - 11 июня 2010 г.), 53 конкретных состава преступлений). Пункт 1 дан- [2] [3] [4] ной статьи провозглашает условия осуществления Судом юрисдикции в отношении военных преступлений: «Суд обладает юрисдикцией в отношении военных преступлений, в частности, когда они совершены в рамках плана или политики или при крупномасштабном совершении таких преступлений»[5].

Римский статут не дает обобщенного четкого определения самого понятия «военные преступления», однако текст пунктов ст. 8 Статута (относимых к указанным преступлениям, совершаемым в контексте вооруженных конфликтов вооруженного либо невооруженного характера) позволяет сделать вывод, что под рассматриваемой категорией преступных деяний данный международноправовой акт понимает серьезные нарушения законов и обычаев, применяемых в вооруженных конфликтах.

Определения военных преступлений в науке международного права носят весьма схожий характер. Так, Словарь международного права определяет данную категорию преступных деликтов как «международные противоправные деяния, совершение которых составляет нарушение международного гуманитарного права, применяемого в период вооруженных конфликтов»[6] [7] [8]. В. А. Батырь характеризует военные преступления как «особо серьезные правонарушения, совершенные во время вооруженного конфликта» . В.Н. Кулебякин и А.Ю. Скуратова констатируют, что в категорию военных преступлений «входят нарушения законов и обычаев войны, серьезные нарушения Женевских конвенций 1949 г. и Дополнительных протоколов к ним 1977 г.» . Р.А. Адельханян определяет военное преступление в качестве деяния, «которое состоит в нарушении установленных основополагающими принципами международного права и международным гуманитарным правом правил ведения вооруженных конфликтов международного или немеждународного характера и преступность ко-

торого определена в акте международного уголовного права»[9]. М. Шрёдер также утверждает, что за основу определения военных преступлений берутся формулировки Женевских конвенций 1949 г. (при этом проводится дифференциация внутренних и международных конфликтов)[10] [11]. Г. Верле считает, что «военное преступление - это нарушение нормы международного гуманитарного права, влекущее уголовную ответственность непосредственно по междуна-

335

родному праву» .

Основным родовым объектом военных преступлений является установленный международно-правовыми нормами порядок ведения военных действий (законы и обычаи войны) в вооруженных конфликтах (международного и немеждународного характера)[12] [13]. Однако в контексте данного диссертационного исследования предлагается рассматривать в качестве родового объекта военных преступлений права человека, затронутые нарушением вышеуказанного порядка.

Пункт 2 ст. 8 Статута классифицирует военные преступления, группируя их в зависимости от серьезности преступных правонарушений и контекстного элемента (совершения данных преступлений в контексте вооруженного конфликта международного либо немеждународного характера).

Таким образом, Статут выделяет 4 группы военных преступлений:

серьезные нарушения Женевских конвенций от 12 августа 1949 г. (данная группа военных преступлений совершается в контексте международного вооруженного конфликта, что определено в Элементах преступлений) (пп. «а» п. 2 ст. 8 Статута) ;

другие серьезные нарушения законов и обычаев, применимых в между

вооруженных конфликтах в установленных рамках международного права (пп. «Ь» п. 2 ст. 8 Статута) ;

серьезные нарушения ст. 3, общей для четырех Женевских конвенций от 12 августа 1949 г. (данная группа военных преступлений совершается в контексте вооруженного конфликта немеждународного характера) (пп. «с» п. 2 ст. 8 Статута)[14] [15];

другие серьезные нарушения законов и обычаев, применимых в вооруженных конфликтах немеждународного характера в установленных рамках международного права (пп. «е» п. 2 ст. 8 Статута)[16].

При этом объективная сторона ряда конкретных составов военных преступлений, совершаемых в контексте вооруженных конфликтов международного либо немеждународного характера, практически совпадает. Исходя из данного обстоятельства представляется целесообразным для целей настоящего исследования сгруппировать военные преступления по схожести непосредственных объектов преступного посягательства.

Военные преступления, направленные против права человека на жизнь, здоровье, а также биологическое и духовное благополучие (включая право человека на благоприятную окружающую среду). Указанная разновидность военных преступлений включает в себя преступные деяния, направленные на разрушения объектов социальной инфраструктуры, необходимых для обеспечения полноценной жизнедеятельности человека. К данной разновидности военных преступлений относятся преступления, предусмотренные следующими статьями: 8(2)(a)(i), 8(2)(a)(ii), 8(2)(a)(iii), 8(2)(c)(i), 8(2)(b)(i), 8(2)(e)(i), 8(2)(b)(ii), (8(2)(b)(iii), 8(2)(e)(iii), 8(2)(b)(xxiv), 8(2)(e)(ii), 8(2)(b)(iv), 8(2)(b)(v), 8(2)(b)(vi), 8(2)(e)(ix), 8(2)(b)(vii), 8(2)(b)(ix), 8(2)(e)(iv), 8(2)(b)(x), 8(2)(e)(xi), 8(2)(b)(xi), 8(2)(b)(xii), 8(2)(e)(x), 8(2)(b)(xvii), 8(2)(e)(xiii) (положение внесено в качестве поправки в Статут и Элементы преступлений на первой Конференции по обзору), 8(2)(b)(xviii), 8(2)(e)(xiv) (положение внесено в качестве поправки в Статут и Элементы преступлений на первой Конференции по обзору), 8(2)(b)(xix), 8(2)(e)(xv) (положение внесено в качестве поправки в Статут и Элементы преступлений на первой Конференции по обзору), 8(2)(b)(xx) и 8(2)(b)(xxv)[17].

Военные преступления, направленные против права человека на свободу и личную неприкосновенность. Отличие данной разновидности военных преступлений от аналогичной разновидности преступлений против человечности заключается в расширенном списке законных оснований для лишения и ограничения свободы. Сюда же следует отнести и преступные деяния, связанные с привлечением (формально носящим добровольный характер) определенных категорий несовершеннолетних лиц к участию в боевых действиях, а также с использованием присутствия (на определенных объектах или определенной территории) охраняемых лиц для защиты указанных объектов либо территории от военных действий неприятельской стороны. Помимо обычных оснований законного лишения и ограничения свободы физических лиц, допускаемых нормами международного права прав человека (см. п. 2.2 данной диссертации), нормы международного права предполагают также ряд дополнительных: военный плен, интернирование, принудительное поселение покровительствуемых лиц в определенном месте, задержание медицинского и духовного персонала для оказания помощи военнопленным и др. К данной разновидности военных преступлений относятся преступные деяния, предусмотренные следующими статьями Римского статута: 8(2)(a)(v), 8(2)(a)(vii), 8(2)(a)(viii), 8(2)(c)(iii), 8(2)(b)(viii), 8(2)(e)(viii), 8(2)(b)(xv), 8(2)(b)(xxiii), 8(2)(b)(xxvi) и 8(2)(e)(vii)[18].

Военные преступления, направленные против права человека на собственность. К указанной разновидности военных преступлений можно отнести преступления, предусмотренные следующими статьями Статута: 8(2)(a)(iv), 8(2)(b)(xiii), 8(2)(e)(xii), 8(2)(b)(xvi) и 8(2)(e)(v)[19].

Военные преступления, направленные против права человека на честь и достоинство. При этом объектом преступного посягательства может являться человеческое достоинство не только живых, но и умерших лиц. К разновидности военных преступлений, направленных против указанных объектов, относятся преступные деяния, предусмотренные ст. 8(2)(b)(xxi) и 8(2)(c)(ii) Статута[20].

Военные преступления сексуального характера. Основным непосредственным объектом преступных посягательств данной разновидности военных преступлений является половая свобода (неприкосновенность) человека, а дополнительными объектами - права человека на физическое и психическое здоровье, честь и достоинство. Отличием военных преступлений сексуального характера от аналогичных преступлений против человечности является их непосредственная связь с вооруженным конфликтом, а также принадлежность жертв указанных преступлений к неприятельской стороне (гражданам противоборствующего государства или жителям «мятежной» территории). К данной разновидности военных преступлений относятся преступления, предусмотренные ст. 8(2)(b)(xxii) и 8(2)(e)(vi) Статута[21].

Преступления против права человека на законное и справедливое судопроизводство. Указанное право относится к неотъемлемым правам человека и не подлежит ограничению в условиях вооруженного конфликта, о чем свидетельствуют нормы международного гуманитарного права[22]. Данная разновидность военных преступлений включает в себя составы преступлений, предусмотренные следующими статьями Римского статута: 8(2)(a)(vi), 8(2)(b)(xiv) и 8(2)(c)(iv)[23].

Следует отметить, что вышеприведенная группировка военных преступлений по объекту преступного посягательства носит несколько условный характер, так как большинство военных преступлений имеют несколько подобных объектов.

Объективная сторона военных преступлений (как и иных преступлений, подпадающих под юрисдикцию МУС) закреплена в вышеуказанных положениях Статута и детализирована в Элементах преступлений. Определенную правовую проблему в данной связи может представлять отграничение одного состава преступлений от другого (со сходной объективной стороной и одинаковым контекстным элементом). Допустимым механизмом для подобного отграничения может послужить известный юридический принцип «lex specialis derogat legi generali» («право специальное отменяет право общее»). При этом определение того или иного состава преступления в качестве более специальной нормы права по отношению к более общей формулировке другого состава преступления может учитывать не только обстоятельства объективной стороны, но и (в определенных случаях) наличие или отсутствие специального умысла, а также цель и мотив совершения преступного деяния.

Субъектом военных преступлений может быть любое лицо, подпадающее под юрисдикцию МУС (формально необходимость наличия специального субъекта составами военных преступлений не предусмотрена). Однако специфика военных преступлений и их контекстный элемент (связь данных преступлений с вооруженным конфликтом международного или немеждународного характера) фактически предусматривают необходимость наличия у данных преступных деяний специального субъекта. Допустимо предположить, что к указанным субъектам могут относиться следующие категории физических лиц: комбатанты (законные и незаконные), военнослужащие, не относящиеся к комбатантам, сотрудники правоохранительных органов (в случае их привлечения к мероприятиям определенного рода: правоохранительной деятельности на оккупированной территории, содержанию и конвоированию военнопленных и т.д.), а также гражданские лица, наделенные фактической публичной властью и широкими полномочиями (связанными с осуществлением контроля над вооруженными формированиями, осуществлением властных полномочий на оккупированной территории или на территории, подконтрольной неправительственным вооруженным формированиям).

В отношении субъективной стороны рассматриваемых преступных деяний следует отметить, что военные преступления, подпадающие под юрисдикцию МУС, совершаются с умышленной формой вины. Форма умысла Элементами преступлений не конкретизируется, однако можно предположить возможность совершения данного вида преступных деяний как с прямым, так и с косвенным умыслом.

Особую значимость для квалификации военных преступлений, совершающихся лишь в ходе вооруженного конфликта, приобретает контекстный элемент. Статья 8 Римского статута разграничивает составы преступлений, совершенных в ходе вооруженных конфликтов международного и немеждународного характера. При этом соответствующая квалификация вооруженного конфликта имеет значение для определения «порога применения» к нему норм международного гуманитарного права, а, следовательно, и международного уголовного права (в части, касающейся совершения в ходе данного конфликта военных преступлений).

Так, в отношении вооруженных конфликтов международного характера нормы международного гуманитарного права применяются с начала (юридического или фактического) такого вооруженного конфликта. Статья 2 (общая для четырех Женевских конвенций от 12 августа 1949 г.) называет случаи, при которых положения данных конвенций будут применяться. Это объявление войны, другой вооруженный конфликт, возникающий между двумя или несколькими государствами (даже в том случае, если одно из них не признает состояние войны), оккупации всей или части территории государства (даже если эта оккупация не встретит никакого вооруженного сопротивления)[24] [25]. Комментируя данный аспект международного гуманитарного права, Г. Верле пишет: «Межгосударственный конфликт происходит в том случае, когда государство использует военную силу непосредственно против пользующейся международ-

349

но-правовой защитой территории другого государства» .

«Порог применения» международного гуманитарного права в контексте вооруженного конфликта немеждународного характера значительно выше. Пункт 1 ст. 1 Дополнительного протокола к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 г., касающийся защиты жертв вооруженных конфликтов немеждународного характера (Протокол II) от 8 июня 1977 г., провозглашает, что положения данного протокола применяются ко всем вооруженным конфликтам, «происходящим на территории какой-либо Высокой Договаривающейся Стороны между ее вооруженными силами и антиправительственными вооруженными силами или другими организованными вооруженными группами, которые, находясь под ответственным командованием, осуществляют такой контроль над частью ее территории, который позволяет им осуществлять непрерывные и согласованные действия и применять настоящий Протокол»[26] [27]. Однако п. 2 ст. 1 Протокола II уточняет, что положения указанного международно-правового акта не применяются «к случаям нарушения внутреннего порядка и возникновения обстановки внутренней напряженности, таким как беспорядки, отдельные и спорадические акты насилия и иные акты аналогичного характера, поскольку таковые не являются вооруженными конфлик-

351

тами» .

Формулировка п. «f» ст. 8 Римского статута во многом повторяет формулировку ст. 1 Протокола II применительно к военным преступлениям, совершаемым в ходе вооруженного конфликта немеждународного характера и подпадающим под юрисдикцию МУС, несколько расширяя ее. Данная норма международного уголовного права не требует, в частности, обязательного контроля неправительственных вооруженных групп над частью территории государства, в котором происходит внутренний вооруженный конфликт, и наличия у неправительственных вооруженных формирований «ответственного командования». Критериями, отличающими вооруженные конфликты немеждународного характера от обычных беспорядочных актов насилия, Римский статут называет организованность вооруженных групп и длительность вооруженного конф-

352

ликта .

В то же время критерии, обозначенные в Статуте, объективно включают в себя (с возможными незначительными поправками) признаки вооруженных конфликтов немеждународного характера, зафиксированные в договорных нормах международного гуманитарного права. В частности, длительность конфликта и наличие организованных вооруженных неправительственных формирований немыслимы без контроля данных формирований над определенными участками территории (пусть и находящимися в ненаселенной и труднодоступной местности) для размещения военных баз, складов вооружения, органов военного управления и т.п. Наличие «ответственного командования» также следует признать признаком вооруженного конфликта немеждународного характера, отграничивающим указанный конфликт от «беспорядков, отдельных и спорадических актов насилия и иных актов аналогичного характера» . Фактичес

кая автономия «полевых командиров» данных формирований не противоречит указанному признаку, так как не отменяет организационного единства соответ- [28] [29] ствующих неправительственных вооруженных формирований, а лишь несколько «децентрализует» его[30] [31]. Кроме того, принцип необходимости наличия «ответственного командования» у неправительственных вооруженных формирований является необходимым условием для соблюдения указанными формированиями норм международного гуманитарного права и международного права прав человека. Необходимость данного соблюдения нередко подчеркивалась в резолюциях таких основных органов ООН, как Совет Безопасности и Генеральная Ассамблея, касающихся вооруженных конфликтов немеждународного характера . При этом преступное нарушение вышеуказанных норм (криминализованных положениями Римского статута) неправительственными вооруженными формированиями влечет за собой не только индивидуальную уголовную ответственность непосредственных исполнителей преступных деяний, но и (при наличии необходимых условий) соответствующую ответственность командиров данных формирований в соответствии со ст. 28 Статута.

Определение международно-правовых критериев состояния вооруженного конфликта, разграничение вооруженных конфликтов международного и немеждународного характера являются ключевыми условиями для квалификации соответствующих преступных деяний в качестве военных преступлений, подпадающих под юрисдикцию Международного уголовного суда.

Представляется необходимым отметить некоторые особенности, отличающие ответственность за военные преступления от ответственности за иные категории международных преступлений, подпадающих под юрисдикцию МУС.

Первой особенностью является предусмотренная ст. 124 Статута возможность для государства, становящегося участником Римского статута, заявить, что в течение 7 лет после вступления данного международно-правового акта в силу для соответствующего государства оно не признает юрисдикцию Суда в отношении военных преступлений в случае, если преступление предположительно совершено его гражданами или на его территории. Указанное заявление может быть снято в любое время[32] [33].

Вторая особенность заключается в определенной возможности освобождения Судом лица от уголовной ответственности за совершенные по приказу правительства или начальника (военного или гражданского) военные преступления (при наличии ряда условий) в соответствии со ст. 33 Статута (см. п. 2.1 данной диссертации). Пункт 2 указанной статьи не оставляет возможности для освобождения от ответственности за совершения преступления геноцида и преступлений против человечности, провозглашая, что «приказы о совершении преступления геноцида или преступлений против человечности являются явно незаконными» . При этом пп. «с» п. 1 ст. 33 в качестве одного из необходимых усло

вий освобождения от уголовной ответственности в связи с приказом правительства или начальника закрепляет критерий, чтобы «приказ не был явно незаконным»[34]. Таким образом, ст. 33 Римского статута фактически предусматривает возможность освобождения Судом от уголовной ответственности лиц, подпадающих под юрисдикцию МУС, лишь при совершении ими по приказу правительства или начальника военных преступлений (преступление агрессии следует исключить в силу специфики данного тягчайшего международного преступления, actus reus которого предусматривает скорее отдание приказов, чем их получение).

Положения Римского статута не предусматривают критериев «не явной незаконности» приказа о совершении того или иного военного преступления. Однако очевидно, что такие военные преступления не должны относиться к преступным нарушениям основополагающих прав человека, повлекшим серьезные общественно-опасные последствия, особенно к военным преступлениям, объективная сторона которых аналогична объективной стороне преступлений против человечности.

Подводя итог вышеизложенному, следует выделить следующие основные черты военных преступлений и ответственности за их совершение.

Как и составы преступлений, отнесенные к другим категориям преступлений, подпадающим под юрисдикцию МУС, военные преступления совершаются с умышленной формой вины. При этом большая часть данных преступных деяний совершается при наличии прямого умысла (dolus directus).

Специфика военных преступлений фактически предопределяет необходимость наличия у данных преступных деяний специального субъекта - лица, обладающегог соответствующим правовым статусом.

Для определения контекстного элемента военных преступлений, т.е. связи данных преступных деяний с вооруженным конфликтом международного или немеждународного характера, представляется необходимым определение природы того или иного вооруженного конфликта, что, в свою очередь, предполагает обращение к нормам международного гуманитарного права. При этом необходимо учитывать, что ст. 21 Римского статута предусматривает первоочередное применение Судом самого Статута, Элементов преступлений и Правил процедуры и доказывания . Соответственно, применение Судом норм международного гуманитарного права должно носить субсидиарный (в первую очередь толковательный) и не противоречащий положениям Статута и связанных с

360

ним международных документов характер .

Достаточно сложную правовую проблему представляет собой разграничение составов военных преступлений со сходной объективной стороной и одним контекстным элементом (связью с вооруженным конфликтом международного либо немеждународного характера). При разрешении данной проблемы путем применения принципа «lex specialis derogat legi generali» («право специальное отменяет право общее») могут применяться различные способы толко- [35] [36] вания правовых норм: грамматический, функциональный, исторический, систематический и т.п.

Некоторые особенности ответственности за военные преступления, подпадающие под юрисдикцию Международного уголовного суда, показывают сравнительно «мягкое» отношение положений Римского статута к данной категории преступных деяний (по сравнению с преступлением геноцида и преступлениями против человечности). Данное обстоятельство может быть обусловлено следующими факторами:

значительным количеством преступных составов, отнесенных к военным преступлениям и криминализирующих нормы международного гуманитарного права. Данные деяния могут быть не известны в полном объеме, а их преступный характер не очевиден для простых исполнителей (в частности, для рядовых комбатантов). Несмотря на общепринятый принцип «ignorantia legis non excu- sat» («незнание закона не оправдывает»), Суд учитывает возможность недостаточной осведомленности лица о преступности того или иного деяния. Об этом свидетельствуют такие положения Статута и связанные с ним документы, как пп. «с» п. 1 ст. 33 (требующий как условие возможного освобождения от ответственности, чтобы «приказ не был явно незаконным»), а также пп. «с» п. 1 Правила 145 Правил процедуры и доказывания (требующий учитывать при определении меры наказания в числе прочих факторов «уровень образования» лица, предполагающий разную степень осведомленности о содержании норм международного права)[37];

спецификой психологии участников вооруженного конфликта, попадающих в ситуацию «узаконенного убийства», зачастую не позволяющей отделить законные средства и методы ведения войны от незаконных.

К сожалению, приходится констатировать, что в положениях Римского статута не нашло отражение применение такого средства войны, имеющего явно неизбирательное действие, как бактериологическое (биологическое) оружие. Кроме того, представляется возможным дополнить ст. 8 Статута положениями, напрямую криминализирующими как международное преступление такое преступное деяние, как наемничество (в настоящий момент, как правило, рассматривается доктриной международного уголовного суда в качестве преступления международного характера). Новейшая история показала, что именно участие наемников в вооруженных конфликтах как международного, так и немеждународного характера нередко приводит к росту преступных нарушений прав человека.

[1] Устав Международного военного Трибунала для суда и наказания главных военных преступников европейских стран оси (Лондон, 8 августа 1945 г.). Ст. 6 // СПС «Консультант Плюс».

[2] Конвенция о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества от 26 ноября 1968 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Нью-Йорк; Женева, 2002. С. 42. П. «а» ст. 1.

[3] Устав Международного трибунала для судебного преследования лиц, ответственных за серьезные нарушения международного гуманитарного права, совершенные на территории бывшей Югославии, от 25 мая 1993 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Ст. 3. Нью-Йорк-Женева, 2002.

[4] Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Нью-Йорк- Женева, 2002. Ст. 8.

[5] Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Нью-Йорк- Женева, 2002. С. 7. П. 1.

[6] Словарь международного права. 3 изд., перераб. и доп. М.: Статут, 2014. С. 40-41.

[7] Батырь В.А. Международное гуманитарное право: учебник для вузов. 2 изд., перераб. и доп. М.: Юс- тицинформ, 2011. С. 401.

[8] Международное право: учебник / под ред. А.Н. Вылегжанина. М.: Юрайт, 2011. С. 725.

[9] Адельханян Р.А. Военные преступления как преступления против мира и безопасности человечества: дис. ... докт. юрид. наук: 12.00.08. М., 2003. С. 13.

[10] Вицтум Вольфганг Граф и др. Международное право / пер. с нем.; пред., сост. В. Бергманн; науч. ред. и сост. Т.Ф. Яковлева. М.: Инфотропик Медиа, 2011. С. 770-771.

[11] Верле Г. Принципы международного уголовного права: учебник / пер. с англ. С.В. Саяпина. О.: Фешкс; М.: ТрансЛит, 2011. С. 469.

[12] Наумов А.В., Кибальник А.Г., Орлов В.Н., Волосюк П.В. Международное уголовное право: учебник для бакалавриата и магистратуры / под ред. А.В. Наумова, А.Г. Кибальника. 2 изд., перераб. и доп. М.: Юрайт, 2014. С. 232.

[13] Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Нью-Йорк- Женева, 2002. Пп. «а» п. 2 ст. 8.

[14] Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Нью-Йорк- Женева, 2002. Пп. «b» п. 2 ст. 8.

[15] Там же. Пп. «с» п. 2 ст. 8.

[16] Там же. Пп. «e» п. 2 ст. 8.

[17] См.: Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Нью-Йорк- Женева, 2002.; Элементы преступлений. ICC-ASP/1/3. С. 142-170 // Веб-сайт Организации Объединенных Наций. URL: http://www.un.org/ru/documents/rules/icc_elements.pdf (дата обращения: 25 ноября 2015 г.).

[18] См.: там же.

[19] См.: Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Нью-Йорк- Женева, 2002.; Элементы преступлений. ICC-ASP/1/3. С. 142-170 // Веб-сайт Организации Объединенных Наций. URL: http://www.un.org/ru/documents/rules/icc_elements.pdf (дата обращения: 25 ноября 2015 г.).

[20]

См.: там же.

[21] См.: там же.

[22] Русинова В.Н. Права человека в вооруженных конфликтах: проблемы соотношения норм международного гуманитарного права и международного права прав человека: монография. М.: Статут, 2015. С. 304305.

[23] См.: Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Нью-Йорк- Женева, 2002.; Элементы преступлений. ICC-ASP/1/3. С. 142-170 // Веб-сайт Организации Объединенных Наций. URL: http://www.un.org/ru/documents/rules/icc_elements.pdf (дата обращения: 25 ноября 2015 г.).

[24] См.: Женевские конвенции и протоколы к ним // Сайт МККК. URL: https://www.icrc.org/rus/resources/ ihl-databases/index.jsp (дата обращения: 31 августа 2015 г.).

[25] Верле Г. Принципы международного уголовного права: учебник / пер. с англ. С.В. Саяпина. О.: Фешкс, М.: ТрансЛит, 2011. С. 493.

50 Дополнительный протокол (Протокол II) к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 г., касающийся защиты жертв международных вооруженных конфликтов от 8 июня 1977 г. П. 1 ст. 1 // Сайт МККК. URL: https://www.icrc.org/rus/resources/documents/misc/6lkb3l.htm (дата обращения: 18 января 2016 г.).

[27] Там же.

[28] Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Нью-Йорк- Женева, 2002. П. «f» ст. 8.

[29] См.: Лямин Н.М. Применение Международным уголовным судом норм международного гуманитарного права и международного права прав человека // Современное право. 2015. № 6. С. 146.

[30] Подробнее см.: Лямин Н.М. Применение Международным уголовным судом норм международного гуманитарного права и международного права прав человека // Современное право. 2015. № 6. С. 146.

[31] Русинова В.Н. Права человека в вооруженных конфликтах: проблемы соотношения норм международного гуманитарного права и международного права прав человека: монография. С. 73-77.

[32] Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Нью-Йорк- Женева, 2002. Ст. 124.

[33] Там же. П. 2 ст. 33.

[34] Там же. Пп. «c» п. 1 ст. 33.

[35] См.: Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г. // Права человека: сборник международных договоров. Т. 1. Ч. 2: Универсальные договоры. Док. ST/HR/1/Rev.6. Vol. I. Part 2. Нью-Йорк- Женева, 2002. Ст. 21.

[36] Подробнее см.: Лямин Н.М. Применение Международным уголовным судом норм международного гуманитарного права и международного права прав человека // Современное право. 2015. № 6. С. 147.

[37] Правила процедуры и доказывания // Веб-сайт ООН. URL: http://www.un.org/ru/documents/rules/ icc_rules.pdf (дата обращения: 15 июня 2015 г.). С. 86-87. Пп. «c» п. 1 Правила 145.