Наряду с исследованием теоретических свойств дефиниций, актуальным представляется анализ практики их использования в современном законодательном тексте. При этом, как верно заметил В.М. Баранов, «важным видится решение вопроса качества формулирования дефиниций»[1]. Поэтому начать здесь следует с выявления характерных (проблемных) ситуаций, возникающих при употреблении дефиниций в федеральном законодательстве, отрицательно влияющих на их качество и качество законов в целом.

С нашей точки зрения, особое внимание необходимо обратить на следующие проблемы использования законодательных дефиниций:

содержательные ошибки в определении понятия (термина);

несоответствие дефиниции современной сущности понятия (термина);

неоправданная многословность дефиниции;

наличие разных определений одного и того же термина в нескольких законодательных актах (отсутствие единства федеральных законодательных дефиниций).

Это своеобразные проблемы-маяки, наиболее крупные концептуальноисследовательские объекты, побуждающие к формированию различных позиций и мнений. В некоторых нормативных ситуациях они существуют индивидуально, в некоторых же - в комплексе, взаимодействуя друг с другом. При этом каждая из выделенных проблем, так или иначе, идет вразрез с определенной нами выше системой требований, предъявляемых к законодательным дефинициям.

Проиллюстрируем наличие данных проблем в российском федеральном законодательстве на конкретных примерах.

1. Содержательные ошибки в определении понятия (термина)

Данная проблема основана на правовых, логических и лингвистических заблуждениях, допущенных при определении того или иного термина. Так, например, в статье 3 Федерального закона «О розничных рынках и внесении изменений в Трудовой кодекс Российской Федерации», такой термин, как «деятельность по продаже товаров (выполнению работ, оказанию услуг) на розничном рынке» трактуется как «продажа товаров, выполнение работ, оказание услуг, осуществляемые соответственно по договору розничной купли-продажи и договору бытового подряда»1. При этом очевидно (и это следует из содержания глав 30 и 37 ГК РФ), что продажа товаров возможна только по договору розничной купли-продажи, и, соответственно, невозможна по договору бытового подряда. Так же, как и выполнение работ (оказание услуг) возможно только по договору бытового подряда и невозможно по договору розничной купли-продажи. Соответственно, в тексте определения термина «деятельность по продаже товаров (выполнению работ, оказанию услуг) на розничном рынке» допущено правовое заблуждение. Для его устранения в дефиниции вместо соединительного союза «и» необходимо использовать разделительный союз «или»: «продажа товаров, выполнение работ, оказание услуг, осуществляемые соответственно по договору розничной купли-продажи или по договору бытового подряда».

Правовые заблуждения в определении терминов создают и внутреннюю терминологическую антиномию в тексте закона. Так, например, в статье 2 Федерального закона «О почтовой связи» термин «услуги почтовой связи» определяется как «действия или деятельность по приему, обработке, перевозке, доставке (вручению) почтовых отправлений, а также по осуществлению почтовых переводов денежных средств»[2] [3]. В свою очередь, исходя из содержания законодательной дефиниции термина «адресат», закрепленной в этой же статье, данным лицом является «гражданин или организация, которым адресованы почтовое отправление, почтовый перевод денежных средств, телеграфное или иное сообщение». Отсюда закономерен

вывод о конфронтации содержания этих двух терминов, поскольку, если исходить из императивного перечня услуг почтовой связи, то отправка телеграфных или иных сообщений в него не входит, соответственно, в данной ситуации не может быть ни адресанта, ни адресата.

Логически неверно, с нашей точки зрения, сформулирована дефиниция юридического термина «коммерческая тайна» в статье 3 Федерального закона «О коммерческой тайне». Данный термин определяется как «режим конфиденциальности информации, позволяющий ее обладателю при существующих или возможных обстоятельствах увеличить доходы, избежать неоправданных расходов, сохранить положение на рынке товаров, работ, услуг или получить иную коммерческую выгоду»1. Обратим внимание на ключевую связку «коммерческая тайна - это режим конфиденциальности информации». Иными словами, получается, что коммерческая тайна представляет собой не саму информацию, потенциально являющуюся конфиденциальной, как то по существу устанавливает статья 139 ГК РФ, а порядок или условия, при которых информация является конфиденциальной, что отражает существо формулировки «режим конфиденциальности информации». Полагаем, что в данном случае нарушен такой закон формальной логики, как закон тождества (а сесть а). Возникает вопрос, а как же быть с терминами «информация, составляющая коммерческую тайну», «обладатель информации, составляющей коммерческую тайну», которые активно употребляются в законе и по своему содержанию должны корреспондировать основному термину - «коммерческая тайна»? На деле получается, что они логически не соотносятся друг с другом. Кроме этого, с нашей точки зрения, не режим конфиденциальности информации позволяет ее обладателю при существующих или возможных обстоятельствах увеличить доходы, избежать неоправданных расходов и т.д., а знание данной информации, владение ею. Трактовка информации является ключевым звеном и в общепринятом (словарном) понимании термина «тайна», в соответствии с которым тайна может восприниматься как «нечто, скрываемое от других, известное не всем» или, например, как «сведения, знания, приемы, неизвестные непосвященным»[4]. Поэтому, в соответствии с нашим представлением о содержании исследуемого понятия, при определении термина «коммерческая тайна», следует сделать логический акцент не на режиме конфиденциальности, а на самой информации, указав при этом в тексте закона, что коммерческая тайна - это конфиденциальная информация, знание которой позволяет ее обладателю при существующих или возможных обстоятельствах увеличить доходы, избежать неоправданных расходов, сохранить положение на рынке товаров, работ, услуг или получить иную коммерческую выгоду.

Логические заблуждения, допущенные при определении того или иного термина, зачастую, основаны на тавтологии. Отметим, что на проблемах тавтологии в тексте закона мы уже акцентировали внимание выше, теперь необходимо рассмотреть ее применительно к законодательным дефинициям. Тавтология является воплощением ошибочного мнения о невозможности раскрытия содержания того или иного понятия иначе как с помощью его определения через самого себя. В этой связи, обратим внимание на некоторые случаи использования тавтологии в тексте законодательных дефиниций.

Так, в части 3 статьи 5 Земельного кодекса Российской Федерации термин «собственники земельных участков» определяется как «лица, являющиеся собственниками земельных участков». Очевидно, что представленная дефиниция не позволяет выявить существенные признаки определяемого понятия. Она не несет необходимой правовой нагрузки, а лишь «уточняет» термин с помощью не подкрепленных правовым смыслом (а, следовательно, лишних в рамках данного законодательного текста) слов. С нашей точки зрения, дефиниция термина «собственники земельных участков», являющегося одним из ключевых для земельного права, должна быть сформулирована с учетом охвата и содержания понятия, выраженного термином «собственник», и содержания понятия, выраженного термином «земельный участок». Поэтому необходимо обратить внимание на два ключевых момента. Во-первых, исходя из гражданско-правовой сущности института права собственности, следует, что основным содержательным элементом понятия, выраженного термином «собственник», является возможность лица обладать триадой правомочий - правами владения, пользования и распоряжения по отношению к принадлежащему ему на праве собственности объекту. Во-вторых, земельный участок в данном случае необходимо воспринимать не иначе как в качестве объекта земельных правоотношений, определенного в статье 6 ЗК РФ («часть поверхности земли (в том числе почвенный слой), границы которого описаны и удостоверены в установленном порядке»).

На этом основании мы можем предложить следующую дефиницию исследуемого термина: собственники земельных участков - это лица, обладающие правами владения, пользования и распоряжения земельными участками как объектами земельных правоотношений, которые вправе по своему усмотрению совершать в отношении данных земельных участков любые действия, не противоречащие закону и иным правовым актам, и не нарушающие права и охраняемые законом интересы других лиц.

Подобная ситуация наблюдается и при определении термина «субъекты профессиональной деятельности» в Федеральном законе «О саморегулируемых организациях». В части 3 статьи 2 данного законодательного акта закрепляется, в частности, что субъекты профессиональной деятельности - это «физические лица, осуществляющие профессиональную деятельность, регулируемую в соответствии с федеральными законами»1. Не анализируя детально представленную дефиницию, отметим, что для исключения тавтологии, как и в предыдущем случае, следовало раскрыть сущность определяемого понятия, то есть указать, что именно должно являться профессиональной деятельностью в ее законодательном понимании.

Еще пример. В статье 3 Федерального закона «О розничных рынках и внесении изменений в Трудовой кодекс Российской Федерации», такой ключевой термин, как «управляющая рынком компания» трактуется как «юридическое лицо, которому принадлежит рынок, которое состоит на учете в налоговом органе по месту нахождения рынка и имеет разрешение на право организации рынка, полученное в порядке, установленном Правительством Российской Федерации»[5] [6]. В данном случае законодательная дефиниция изобилует неоправданными повторами некоторых слов, что стилистически ошибочно и также придает ей тавтологический характер. Грамотнее было бы определить термин «управляющая рынком компания» так: юридическое лицо, владеющее рынком, состоящее на учете в налоговом органе по месту нахождения данного рынка и имеющее разрешение на право его организации, полученное в порядке, установленном Правительством Российской Федерации.

Это лишь некоторые примеры существования тавтологии в законодательных дефинициях, таких случаев значительно больше. Тавтология, к сожалению, стала неотъемлемым элементом текстов многих законов и достаточно распространенным явлением при построении дефиниций.

В этой связи, важно оптимальное сочетание правовой насыщенности закона и логики выражения его смысла. В каждом конкретном случае следует скрупулёзно оценивать влияние языковых средств на содержание излагаемого с их помощью нормативного предписания, не допускать неоправданных словесных повторов, создавая тем самым благоприятные условия для ясного понимания пользователем содержания законодательного акта.

Кроме этого, при формулировании законодательной дефиниции нужно как можно шире использовать возможности русского языка, не останавливаясь лишь на словесных «штампах», сложившихся в юридической науке и практике. Здесь применимы такие приемы, как использование синонимов, детализирование определяемого понятия или, наоборот, устранение лишних слов. В итоге, каждая законодательная дефиниция должна логически правильно отражать и раскрывать совокупность существенных признаков соответствующего ей понятия.

Необходимо обратить внимание и на лингвистический аспект проблемы содержательных ошибок законодательных дефиниций. Так, к примеру, при разъяснении смысла одного из ключевых терминов в Федеральном законе «Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в форме капитальных вложений»[7], с нашей точки зрения, допущено лингвистическое заблуждение. В статье 1 указанного закона термин «инвестиции» определяется как «денежные средства, ценные бумаги, иное имущество, в том числе имущественные права, иные права, имеющие денежную оценку, вкладываемые в объекты предпринимательской и (или) иной деятельности в целях получения прибыли и (или) достижения иного полезного эффекта». Как следует из данной законодательной дефиниции, инвестиции необходимо понимать как отдельные объекты гражданских прав, вкладываемые в определенную деятельность (прежде всего, предпринимательскую) в целях получения прибыли и (или) достижения иного полезного эффекта1. Однако если исходить из сущности инвестиций, опираться на известные лингвистические корни данного термина, можно сделать вывод о том, что инвестиции - это не то, что вкладывается, это сам процесс вложения. Следуя словарному толкованию, термин «инвестиция» понимается как «долгосрочное вложение капитала в какие-либо предприятия»[8] [9]. Первоначальное значение данного термина (термин «инвестиция» образован от лат. investio - облачаю) также свидетельствует о процессе, о динамике, а не о конкретных объектах. Данную позицию поддерживают и ученые, занимающиеся исследованием инвестиционного процесса. В частности, Л.Л. Игонина определяет инвестиции как «вложение капитала в объекты предпринимательской и/или иной деятельности в целях получения прибыли и/или достижения иного полезного эффекта»[10].

На основании изложенного, полагаем, что законодательная дефиниция термина «инвестиции» подлежит корректировке. С нашей точки зрения, инвестиции - это вложение денег, ценных бумаг, иного имущества, в том числе имущественных и других прав, имеющих денежную оценку, в объекты предпринимательской и (или) другой деятельности в целях получения прибыли и (или) достижения иного полезного эффекта.

Содержательные ошибки, присутствующие в дефинициях, существенно снижают качество закона и являются источниками появления практических проблем в правоприменении.

2. Несоответствие дефиниции современной сущности понятия (термина)

Содержание понятия, а, следовательно, и термина, являет собой довольно изменчивую материю, реагирующую на трансформацию общественного сознания. Поэтому мы говорим именно о выражении современной сущности понятия, то есть того вектора, который, исходя из существующих реалий жизненного процесса, наиболее точно передает смысл данной конкретной понятийной субстанции. При этом законодательные дефиниции не всегда обладают необходимой пластичностью. Несоответствие же законодательной дефиниции заданному понятием (термином) направлению, безусловно, является отрицательно действенной предпосылкой для адекватного понимания того или иного законодательного установления каждым заинтересованным лицом. Попробуем проанализировать представленную ситуацию на конкретных примерах.

Определение термина «средство массовой информации», применявшееся в тексте статьи 2 Закона Российской Федерации «О средствах массовой информации» в период с 1991 г. по 2011 г. не отражало современную сущность понятия, на что мы обращали внимание еще в 2006 г.1. Под средством массовой информации понималось «периодическое печатное издание, радио-, теле, видеопрограмма, кинохроникальная программа, иная форма периодического распространения массовой информации»[11] [12]. В данном случае возникал вопрос о месте информационных ресурсов, использующихся в глобальной сети Интернет, в системе средств массовой информации. При этом информация, распространяемая с помощью сети Интернет, занимает все более значимое место в жизни каждого человека, а в современный русский язык уже прочно вошел такой термин, как «электронные средства массовой информации». На существование нового средства массовой информации обращает внимание и судебная практика. Так, в Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц» говорится, в частности, о том, что «судам следует иметь в виду, что в случае, если не соответствующие действительности порочащие сведения были размещены в сети Интернет на информационном ресурсе, зарегистрированном в установленном законом порядке в качестве средства массовой информации, при рассмотрении иска о защите чести, достоинства и деловой репутации необходимо руководствоваться нормами, относящимися к средствам массовой информации»1. Исходя из изложенного, было очевидно, что законодательная дефиниция термина «средство массовой информации» нуждалась в видоизменении, которое и произошло в 2011 г. Под средством массовой информации теперь понимается «периодическое печатное издание, сетевое издание, телеканал, радиоканал, телепрограмма, радиопрограмма, видеопрограмма, кинохроникальная программа, иная форма периодического распространения массовой информации под постоянным наименованием (названием)»[13] [14]. Появился новый термин: «сетевое издание».

В статье 2 Федерального закона «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях»[15] даются определения ключевым терминам: «собрание», «митинг», «демонстрация», «шествие» и «пикетирование», что является, безусловно, позитивным фактором, представляющим возможность для более или менее четкого разграничения данных форм публичных мероприятий. Однако при детальном анализе изложенных в законе дефиниций, возникают некоторые вопросы, связанные с их содержанием. Например, термин «митинг» определяется как «массовое присутствие граждан в определенном месте для публичного выражения общественного мнения по поводу актуальных проблем преимущественно общественно-политического характера», термин «демонстрация» определяется как «организованное публичное выражение общественных настроений группой граждан с использованием во время передвижения, в том числе на транспортных средствах, плакатов, транспарантов и иных средств наглядной агитации».

Критически следует оценивать нормативные установления, связанные с тем, что общественное мнение или общественные настроения, то есть мнение или настроения, бытующие во всем обществе, могут выражаться определенной группой граждан, участвующих в митинге или демонстрации. Митинг, также как и демонстрация, - это массовые, но, в то же время, четко организованные и спланированные мероприятия, в которых в большинстве своем участвуют лица, поддерживающие и разделяющие те или иные взгляды, отражающие интересы лишь определенной части общества. Представители данной части социума как раз и координируют соответствующие действия, определяют их направление. Поэтому здесь можно говорить скорее о трансляции отдельных групповых интересов и настроений, чем о выражении мнения или настроений всего общества в целом. Отсюда, митинг, с нашей точки зрения, может восприниматься лишь как массовое присутствие граждан в определенном месте для публичного выражения мнения конкретной общественной группы или нескольких общественных групп по поводу актуальных проблем преимущественно общественно-политического характера, а «демонстрация» как организованное публичное выражение определенных настроений в обществе группой граждан с использованием во время передвижения плакатов, транспарантов и иных средств наглядной агитации.

Еще одним наглядным примером несоответствия законодательной дефиниции современной сущности понятия является ситуация, связанная с трактовкой термина «турист» в Федеральном законе «Об основах туристской деятельности в Российской Федерации».[16] В соответствии со статьей 1 данного нормативного правового акта, туристом признается «лицо, посещающее страну (место) временного пребывания в лечебнооздоровительных, рекреационных, познавательных, физкультурноспортивных, профессионально-деловых, религиозных и иных целях без занятия деятельностью, связанной с получением дохода от источников в стране (месте) временного пребывания, на период от 24 часов до 6 месяцев подряд или осуществляющее не менее одной ночевки в стране (месте) временного пребывания».

Основой для данного определения послужила дефиниция,

содержащаяся в акте международного права - Нью-Йоркской конвенции о таможенных льготах для туристов от 4 июня 1954 года, в соответствии со статьей 1 которой под туристом понимается «любое лицо, независимо от его расы, пола, языка и религии, которое вступает на территорию какого-либо Договаривающегося Государства, кроме того Государства, в котором это лицо обычно проживает, и остается там не менее двадцати четырех часов и

не более шести месяцев в течение любого двенадцатимесячного периода, с дозволенной целью, кроме цели иммигрировать, как-то: с целью туризма, развлечения, спорта, или лечения, или по семейным обстоятельствам, или для учения, религиозного паломничества, или с деловыми целями»1. Однако отечественный законодатель, сформулировав определение термина «турист» на основе международно-правовой дефиниции и преломив основные условия, содержащиеся в ней, к внешнему и внутреннему туризму одновременно, при этом еще и дополнив другими условиями, совершил очевидную ошибку. Применительно к путешествиям гражданина внутри Российской Федерации вряд ли в полной мере могут быть реализованы правила, касающиеся установленных временных рамок и обязательности ночевки, которые определены для фактического приобретения правового статуса туриста. Ведь, к примеру, исходя из российской законодательной дефиниции термина «турист», гражданин, самостоятельно или в организованной группе, выезжающий на футбольный матч из города Орел в город Москва, не является туристом. Это обосновывается тем, что он может находиться в месте своего временного пребывания менее 24 часов, не совершить в нем ни одной ночевки, возвратившись домой сразу же по окончании матча. С юридической точки зрения данная ситуация означает, что у этого лица не возникает туристских прав и обязанностей, а, самое главное, на него не распространяются нормы российского законодательства, касающиеся его защиты и обеспечения безопасности. Тем не менее, указанный гражданин: выезжает за пределы своего места постоянного жительства; в спортивных целях; без занятия в этот период деятельностью, связанной с получением дохода в месте своего временного пребывания. Кстати, считаем, что содержащаяся в законодательном определении термина «турист» языковая конструкция «без занятия деятельностью, связанной с

получением дохода от источников в стране (месте) временного пребывания» осложнена избыточным языковым элементом (плеоназмом) «от источников». С нашей точки зрения, в данном случае этот элемент может быть опущен, что не повлияет на содержание понятия и выражающего его термина.

Поэтому, нам представляется, что следует задуматься об объективности существования условия для признания человека туристом, связанного с временными рамками («на период от 24 часов до 6 месяцев подряд или осуществляющее не менее одной ночевки в стране (месте) временного пребывания»), в преломлении, прежде всего, к внутреннему туризму, о его адекватности современной жизнедеятельности общества. Законодательное действие указанного условия, помимо всего прочего, еще и образует своеобразную «лазейку» для ухода недобросовестных туристических агентств и операторов от ответственности и уплаты соответствующих налогов и платежей. В этой связи, считаем, что определение термина «турист» в действующем законе «Об основах туристской деятельности в Российской Федерации» нуждается в корректировке, отражающей разделение туризма на внутренний и внешний (место и страна).

3. Неоправданная многословность дефиниции

Функциональные проблемы российского законодательства связаны и с неоправданной многословностью дефиниций, что является причиной терминологической перегруженности законодательных текстов. Данное явление предопределеляется не всегда обоснованным желанием участников законотворческой деятельности максимально конкретизировать то или иное положение. При этом неизбежно создается длинный и диспропорциональный словесный ряд, который из-за своего трудного восприятия пользователями значительно снижает возможности правильного применения закона.

Наиболее ярким примером неоправданной многословности может

служить дефиниция термина «иностранный инвестор» в тексте Федерального

258

закона «Об иностранных инвестициях в Российской Федерации». Так, в соответствии со статьей 2 указанного закона, под иностранным инвестором понимается «иностранное юридическое лицо, гражданская правоспособность которого определяется в соответствии с законодательством государства, в котором оно учреждено, и которое вправе в соответствии с законодательством указанного государства осуществлять инвестиции на территории Российской Федерации; иностранная организация, не являющаяся юридическим лицом, гражданская правоспособность которой определяется в соответствии с законодательством государства, в котором она учреждена, и которая вправе в соответствии с законодательством указанного государства осуществлять инвестиции на территории Российской Федерации; иностранный гражданин, гражданская правоспособность и дееспособность которого определяются в соответствии с законодательством государства его гражданства и который вправе в соответствии с законодательством указанного государства осуществлять инвестиции на территории Российской Федерации; лицо без гражданства, которое постоянно проживает за пределами Российской Федерации, гражданская правоспособность и дееспособность которого определяются в соответствии с законодательством государства его постоянного места жительства и которое вправе в соответствии с законодательством указанного государства осуществлять инвестиции на территории Российской Федерации; международная организация, которая вправе в соответствии с международным договором Российской Федерации осуществлять инвестиции на территории Российской Федерации; иностранные государства в соответствии с порядком, определяемым федеральными законами»1.

Очевидно, что подобная нормативная языковая конструкция представляет существенную трудность восприятия, обусловленную

повышенной сложностью структуры дефиниции. Помимо неоднократно (и необъективно) повторяющегося словесного ряда, присутствующего в данном определении, в нем содержатся и некоторые спорные моменты. Например, исходя из данного определения, непонятен статус российских граждан, постоянно проживающих за границей, занимающихся там, например, предпринимательской деятельностью. Ведь они тоже являются обладателями иностранного капитала. В этой связи, полагаем, что представленная дефиниция подлежит дроблению и корректировке.

Во-первых, необходимо кратко и доступно сформулировать определение самого термина «иностранный инвестор», выразить его сущность. Например, иностранный инвестор - это субъект, осуществляющий вложение иностранного капитала в объекты предпринимательской и (или) другой деятельности на территории Российской Федерации в целях получения прибыли и (или) достижения иного полезного эффекта. Под иностранным капиталом в данном случае понимаются деньги, ценные бумаги, иное имущество, в том числе имущественные и другие права, имеющие денежную оценку.

Во-вторых, следует ввести в текст Федерального закона «Об иностранных инвестициях в Российской Федерации» специальную статью «Виды иностранных инвесторов», в которой дать четкое определение каждому из них.

При рассмотрении сущности законодательных дефиниций мы уже обращали внимание на то, что определение должно быть сформулировано кратко, в нем следует отражать те смысловые особенности, которые наиболее ярко и четко характеризуют соответствующее понятие (термин) и позволяют отграничить его от других.

4. Наличие разных определений одного и того же термина в нескольких законодательных актах (отсутствие единства федеральных законодательных дефиниций)

Данный вопрос не связан с многозначностью слова, являющегося юридическим термином, то есть с возможностью слова использоваться в различных значениях. Проблема появляется в том случае, если термин, задействованный в нескольких законах, имеет одно значение, а его словесная передача различна. Соответственно, различно и правовое содержание данного термина в каждом конкретном случае. Например, термин «пассажир» трактуется в статье 177 Кодекса торгового мореплавания Российской Федерации при определении договора морской перевозки как «физическое лицо, заключившее договор морской перевозки пассажира, или физическое лицо, в целях перевозки которого заключен договор фрахтования судна»1, в статье 2 Устава железнодорожного транспорта Российской Федерации он определяется как «физическое лицо, заключившее договор перевозки пассажира»[17] [18], а в статье 2 Устава автомобильного транспорта и городского наземного электрического транспорта пассажир - это «физическое лицо, заключившее договор перевозки пассажира, или физическое лицо, в целях перевозки которого заключен договор фрахтования транспортного средства»[19]. Если внимательно проанализировать все приведенные законодательные дефиниции, то можно заметить, что, несмотря на различное словесное обрамление и, соответственно, на различное правовое содержание исследуемого термина, значение, в котором используется слово «пассажир» в каждом из указанных контекстов одно - это «физическое лицо, подлежащее перевозке на основании соответствующего договора».

Почему же данный термин определяется по-разному? В статье 2 Устава автомобильного транспорта и городского наземного электрического транспорта предлагается весьма распространенный в современном российском законодательстве ответ на этот вопрос: термин «пассажир», как и все остальные, определяемые в тексте данной статьи, используется «для целей настоящего Федерального закона». В двух других законах такого указания не содержится.

Анализ современного российского законодательства показывает, что затронутая нами проблема не ограничивается лишь разностью определения термина «пассажир», таких случаев значительно больше. Языковые «нестыковки» в определениях одних и тех же юридических терминов в настоящее время стали довольно распространенным явлением. Так, в статье 5 Федерального закона «О таможенном регулировании в Российской Федерации» термин «российское лицо» определяется как «юридическое лицо с местом нахождения в Российской Федерации, созданное в соответствии с законодательством Российской Федерации, и (или) физическое лицо, зарегистрированное в качестве индивидуального предпринимателя и постоянно проживающее в Российской Федерации, если иное не вытекает из настоящего Федерального закона»1. При этом в статье 2 Федерального закона «Об основах государственного регулирования внешнеторговой

деятельности» российским лицом признается «юридическое лицо, созданное в соответствии с законодательством Российской Федерации, физическое лицо, имеющее постоянное или преимущественное место жительства на территории Российской Федерации, являющееся гражданином Российской Федерации или имеющее право постоянного проживания в Российской Федерации либо зарегистрированное в качестве индивидуального предпринимателя в соответствии с законодательством Российской Федерации»[20].

В данной ситуации два определения одного термина в законах, регулирующих однородные общественные отношения, не корреспондируют друг другу. Обратим внимание лишь на некоторые противоречия. Так, при определении термина «российское лицо» в Федеральном законе «О таможенном регулировании в Российской Федерации» речь идет об индивидуальных предпринимателях, а в Федеральном законе «Об основах государственного регулирования внешнеторговой деятельности» - о физических лицах, которые лишь могут быть индивидуальными предпринимателями.

Кроме этого в соответствии со статьей 20 ГК РФ, местом жительства гражданина признается место, где гражданин постоянно или преимущественно проживает, что отражено в статье 2 Федерального закона «Об основах государственного регулирования внешнеторговой деятельности» при определении термина «российское лицо» и прямо не указано в статье 5 Федерального закона «О таможенном регулировании в Российской Федерации».

Считаем, что существующие противоречия могут быть устранены путем выработки одного определения термина «российские лица», которое должно присутствовать и в Федеральном законе «О таможенном регулировании в Российской Федерации», и в Федеральном законе «Об основах государственного регулирования внешнеторговой деятельности». Предлагаем следующий вариант единообразного определения данного термина: российские лица - это юридические лица, созданные в соответствии с российским законодательством, а также физические лица, постоянно или преимущественно проживающие на территории Российской Федерации, являющиеся гражданами Российской Федерации или имеющие право постоянного проживания в Российской Федерации, в том числе зарегистрированные на территории Российской Федерации в качестве индивидуальных предпринимателей.

Юридический термин «работник» в статье 20 Трудового кодекса Российской Федерации определяется как «физическое лицо, вступившее в трудовые отношения с работодателем», а в статье 3 Федерального закона «О профессиональных союзах, их правах и гарантиях деятельности» как «физическое лицо, работающее в организации на основе трудового договора (контракта), лицо, занимающееся индивидуальной предпринимательской деятельностью, лицо, обучающееся в профессиональной образовательной организации или образовательной организации высшего образования»[21]. Очевидно, что в последнем случае, содержание понятия, выраженного термином «работник», значительно шире по сравнению с его трактовкой в Трудовом кодексе Российской Федерации. Полагаем, что разработчикам Федерального закона «О профессиональных союзах, их правах и гарантиях деятельности» действительно было удобно именно так трактовать юридический термин «работник», подразумевая в данном случае категории граждан, имеющих право на членство в профсоюзе. При этом отметим, что с точки зрения трудового законодательства, ни индивидуальных предпринимателей, ни, тем более, учащихся (студентов), без их вступления в трудовые отношения с работодателем, признать работниками нельзя. Такая позиция свойственна и Трудовому кодексу Российской Федерации, и действовавшему ранее Кодексу законов о труде Российской Федерации.

Разность толкования термина в источниках, которые относятся к одной нормативной и понятийно-концептуальной плоскости, неизбежно ведет к различному пониманию нормативных предписаний. Считаем, что в данном случае, для устранения путаницы, термину «работник», задействованному в Федеральном законе «О профессиональных союзах, их правах и гарантиях деятельности», следует придать тот смысл, который в него вкладывается при использовании в Трудовом кодексе Российской Федерации, то есть работник - это «физическое лицо, вступившее в трудовые отношения с работодателем».

Следует отметить, что с одной стороны, вполне понятно стремление разработчика каждого законопроекта подобрать и определить такую группу терминов, которая нужна для наиболее адекватного отражения содержания именно данного потенциального закона. Однако с другой стороны, использование разных определений одного и того же термина в нескольких законодательных актах отрицательно сказывается на однозначности восприятия термина в юридическом языке, системности законодательных дефиниций. В этом случае возникает вирус недопонимания пользователем реального смысла законодательной мысли, и, как следствие этого, появляются противоречия при применении законов, ведь комплексное применение законодательных актов, содержащих различные дефиниции одного и того же термина, является весьма затруднительным.

Каждый юридический термин задействован для наиболее точного выражения смысла соответствующего понятия, адекватного донесения его содержания до пользователя. Он существует в системе и может быть задействован и в одном, и в нескольких законодательных актах. Всё зависит от того, насколько тот или иной термин востребован для языкового обеспечения правовых норм.

В этой связи, необходимо задуматься о целесообразности использования законотворческого приема, связанного с «приспособлением» содержания конкретного термина для каждого отдельно взятого закона. Справедливо писал А.А. Ушаков о том, что «различное понимание закона подрывает общественные отношения, дискредитирует законность»[22]. Как же быть с дефинициями в данном аспекте? Есть, например, такой путь: при определении в различных законодательных актах одного и того же термина давать ему наиболее общую дефиницию, оставляя возможность для разъяснения смысла данного термина в последующем тексте в соответствии с предметом правового регулирования конкретного закона. То есть, например, встречаясь в любом законодательном тексте с термином «пассажир», пользователь должен узнать из его дефиниции о том, что это «физическое лицо, подлежащее перевозке», а все нюансы, связанные с видом транспорта, осуществляющего данную перевозку, договорными обязательствами сторон, могут быть отражены непосредственно в тех правовых нормах, которые регулируют общественные отношения, связанные с перевозкой пассажира. Однако, здесь есть опасность того, что пользователь просто запутается, и смысл данного термина так и останется не раскрытым. И в этом случае, достигнув непротиворечивости дефиниций, мы, наоборот, усложним понимание соответствующих юридических терминов.

В этой связи, с нашей точки зрения, в динамике законодательного развития следует стремиться к тому, чтобы термин не использовался и не получал дефиницию «для целей» какого-либо конкретного закона. При этом использование разных определений одного и того же термина в нескольких законодательных актах все-таки возможно, но только в том случае, если каждая последующая дефиниция уточняет признаки соответствующего понятия (термина) и не противоречит уже имеющемуся определению. Понимание этого обстоятельства особенно важно в правотворческой работе, поскольку имеющийся у разработчика законопроекта терминологический ресурс ограничен теми общественными отношениями, которые подлежат урегулированию. Применять новые термины в данной ситуации не всегда возможно. Однако если каждое последующее определение термина кардинально меняет его устоявшееся понимание, то в данном случае нарушается требование системности законодательных дефиниций, и такая дефиниция подлежит изменению.

[1] Баранов В.М. Законодательная дефиниция как общеправовой феномен // Законодательная дефиниция: логико-гносеологические, политико-юридические, морально-психологические и практические проблемы: материалы междунар. «круглого стола», Черновцы, 21-23 сент. 2006 г. / под ред. В.М. Баранова, П.С. Пацуркивского, Г.О. Матюшкина. Н. Новгород, 2007. С. 46.

[2] О розничных рынках и о внесении изменений в Трудовой кодекс Российской Федерации [Электронный ресурс] : федер. закон от 30.12.2006 № 271-ФЗ: в ред. от 31.12.2014 // Справочная правовая система «Консультант Плюс». Разд. «Законодательство». Информ. банк «Российское законодательство (Версия Проф)».

[3] О почтовой связи [Электронный ресурс] : федер. закон от 17.07.1999 № 176-ФЗ: в ред. от 06.07.2016 // Справочная правовая система «Консультант Плюс». Разд. «Законодательство». Информ. банк «Российское законодательство (Версия Проф)».

[4] Большой толковый словарь русского языка / сост., гл. ред. С.А. Кузнецов. СПб., 1998. С. 1302-1303.

[5] О саморегулируемых организациях [Электронный ресурс] : федер. закон от 01.12.2007 № 315-ФЗ: ред. от 03.07.2016 // Справочная правовая система «Консультант Плюс». Разд. «Законодательство». Информ. банк «Российское законодательство (Версия Проф)».

[6] О розничных рынках и о внесении изменений в Трудовой кодекс Российской Федерации [Электронный ресурс] : федер. закон от 30.12.2006 № 271-ФЗ: в ред. от 31.12.2014 // Справочная правовая система «Консультант Плюс». Разд. «Законодательство». Информ. банк «Российское законодательство (Версия Проф)».

[7] Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в форме капитальных вложений [Электронный ресурс] : федер. закон от 25.02.1999 № 39-ФЗ: в ред. от 03.07.2016 // Справочная правовая система «Консультант Плюс». Разд. «Законодательство». Информ. банк «Российское законодательство (Версия Проф)».

[8] Примечательно, что в Законе РСФСР от 26 июня 1991 года № 1488-I (в ред. от 19.07.2011 г.) «Об инвестиционной деятельности в РСФСР», действующем в части норм, не противоречащих Федеральному закону «Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в форме капитальных вложений», при определении термина «инвестиции» используется формула «в целях получения прибыли (дохода) и достижения положительного социального эффекта». Как мы видим, социальный характер достигаемого эффекта от инвестиционной деятельности в трактовке Федерального закона «Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в форме капитальных вложений» утерян.

[9] Новейший словарь иностранных слов и выражений. М.; Мн., 2002. С. 336. Хотя, отметим, что данное определение несколько неточно отражает сущность инвестиций, поскольку они могут быть как долгосрочными, так и средне-, а также краткосрочными.

[10] Игонина Л.Л. Инвестиции: учеб. пособие. М., 2003. С. 435.

[11] Туранин В.Ю. Интерпретация юридических понятий в законодательных актах субъектов Российской Федерации // Бизнес в законе. 2006. № 3-4. С.29.

[12] О средствах массовой информации [Электронный ресурс] : закон Рос. Федерации от 27.12.1991 № 2124-1: в ред. от 03.07.2016 // Справочная правовая система «Консультант Плюс». Разд. «Законодательство». Информ. банк «Российское законодательство (Версия Проф)».

[13] О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц [Электронный ресурс] : постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24.02.2005 № 3 // Справочная правовая система «Консультант Плюс». Разд. «Законодательство». Информ. банк «Российское законодательство. (Версия Проф)».

[14] О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием правового регулирования в сфере средств массовой информации [Электронный ресурс] : федер. закон от 14.06.2011 № 142-ФЗ // Справочная правовая система «Консультант Плюс». Разд. «Законодательство». Информ. банк «Российское законодательство (Версия Проф)».

[15] О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях [Электронный ресурс] : федер. закон от 19.06.2004 № 54-ФЗ : в ред. от 03.07.2016 // Справочная правовая система «Консультант Плюс». Разд. «Законодательство». Информ. банк «Российское законодательство (Версия Проф)».

[16] Об основах туристской деятельности в Российской Федерации [Электронный ресурс] : федер. закон от 24.11.1996 № 132-ФЗ: в ред. от 28.12.2016 // Справочная правовая система «Консультант Плюс». Разд. «Законодательство». Информ. банк «Российское законодательство (Версия Проф)».

[17] Кодекс торгового мореплавания Российской Федерации [Электронный ресурс] от 30.04.1999 № 81-ФЗ: в ред. от 03.07.2016 // Справочная правовая система «Консультант Плюс». Разд. «Законодательство». Информ. банк «Российское законодательство (Версия Проф)».

[18] Устав железнодорожного транспорта Российской Федерации [Электронный ресурс] : федер. закон от 10.01.2003 № 18-ФЗ: в ред. от 03.07.2016 // Справочная правовая система «Консультант Плюс». Разд. «Законодательство». Информ. банк «Российское законодательство (Версия Проф)».

[19] Устав автомобильного транспорта и городского наземного электрического транспорта [Электронный ресурс] : федер. закон от 08.11.2007 № 259-ФЗ: в ред. от 03.07.2016 // Справочная правовая система «Консультант Плюс». Разд. «Законодательство». Информ. банк «Российское законодательство (Версия Проф)».

[20] Об основах государственного регулирования внешнеторговой деятельности [Электронный ресурс] : федер. закон от 08.12.2003 № 164-ФЗ: в ред. от 13.07.2015 // Справочная правовая система «Консультант Плюс». Разд. «Законодательство». Информ. банк «Российское законодательство (Версия Проф)».

[21] О профессиональных союзах, их правах и гарантиях деятельности [Электронный ресурс] : федер. закон от 12.01.1996 № 10-ФЗ: в ред. от 03.07.2016 // Справочная правовая система «Консультант Плюс». Разд. «Законодательство». Информ. банк «Российское законодательство (Версия Проф)».

[22] Ушаков А.А. Очерки советской законодательной стилистики: учеб. пособие: в 2 ч. Пермь, 1967. Ч. 1. С. 81.