Одним из спорных вопросов является вопрос компенсации неимущественного вреда за ущерб, причиненный гражданину при оказании психиатрической помощи.

Неимущественный вред представляет собой вред, причиненный неимущественному благу. В частности, ст. 15 ГК РФ относит к нематериальным благам жизнь и здоровье, достоинство личности, личную неприкосновенность, честь и доброе имя, деловую репутацию, неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, право свободного передвижения, выбора места пребывания и жительства, право на имя, право авторства, иные личные неимущественные права и другие нематериальные блага.

Ст. 151 ГК РФ определяет моральный вред как физические или нравственные страдания.

Так, законодатель делит страдания на нравственные и физические. По мнению А. Эрделевского, «под видами физических страданий можно понимать боль, удушье, тошноту, головокружение, зуд и другие болезненные симптомы (ощущения); под видами нравственных страданий - страх, горе, стыд, беспокойство, унижение и другие негативные эмоции»[1].

Рассуждая о соотношении неимущественного вреда с моральным вредом, А. Эрделевский указывает, что к неимущественному вреду, в частности, относится вред здоровью (органический вред), который представляет собой «вред материальный с естественнонаучной точки зрения и вместе с тем неимущественный, когда негативные изменения происходят в организме (т.е. в материальной сфере потерпевшего) под влиянием определенных внешних воздействий». Эти изменения в свою очередь приводят или могут привести к негативным изменениям в состоянии психического благополучия. Таким образом, по мнению автора, моральный пред может явиться одним из последствий причинения имущественного или неимущественного вреда[2].

Некоторыми авторами понятия «неимущественный» и «моральный» вред отождествляются[3].

Однако представляется более правильным рассматривать моральный вред не в качестве последствия причинения имущественного или неимущественного вреда, а в качестве отдельного вида нематериального вреда.

В соответствии со ст. 1100 ГК РФ компенсация морального вреда осуществляется независимо от вины причинителя вреда в случаях, когда вред причинен жизни или здоровью гражданина источником повышенной опасности; вред причинен гражданину в результате его незаконного осуждения, незаконного привлечения к уголовной ответственности, незаконного применения в качестве меры пресечения заключения под стражу или подписки о невыезде, незаконного наложения административного взыскания в виде ареста или исправительных работ; вред причинен распространением сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию, в иных, предусмотренных законом случаях (например, в соответствии с Законом РФ «О защите прав потребителей»).

Также Пленум Верховного Суда РФ от 26 января 2010 г. №1[4] указывает, что причинение морального вреда гражданину предполагается всегда при причинении вреда его здоровью.

На основании п. 3 ст. 1099 ГК РФ компенсация морального вреда осуществляется независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда.

Согласно ст. 1101 ГК РФ компенсация морального вреда осуществляется в денежной форме. Размер компенсации морального вреда определяется в зависимости от характера причиненных потерпевшему физических и нравственных страданий, а также степени вины причинителя вреда. Также должны учитываться требования разумности и справедливости. Характер физических и нравственных страданий оценивается с учетом фактических обстоятельств, при которых был причинен моральный вред, и индивидуальных особенностей потерпевшего.

Моральные страдания могут выражаться в физической боли, связанной с причинением увечья или иным повреждением здоровья, длительным неадекватным лечением заболевания, либо в нравственных переживаниях в связи с утратой родственников, невозможностью продолжать активную общественную жизнь, потерей работы, распадом семьи и другими неблагоприятными последствиями[5].

По мнению Т.В. Шепель, психическое расстройство следует рассматривать в качестве обстоятельства, усиливающего степень нравственных страданий, что должно приводить к увеличению размера компенсации морального вреда[6].

Также указанный автор считает, что право на компенсацию морального вреда возникает, не во всех случаях незаконного психиатрического вмешательства. В поддержку своей точки зрения Т.В. Шепель приводит следующий аргумент. Если физические страдания способно претерпеть любое физическое лицо независимо от ущербности психики, то нравственные страдания могут испытать лишь те, кто способен осознавать свои действия[7]. Такого же мнения придерживается С.В. Егизарова: при определении морального вреда законодатель делает акцент на слове "страдания", что с необходимостью определяет обязательное отражение действий причинителя морального вреда в сознании потерпевшего и вызов определенной психической реакции. Моральный вред - это страдания, которые должен испытывать некий "средний" человек, "нормально" реагирующий на совершаемые в отношении его неправомерные действия[8].

В связи с этим лица с психическими расстройствами, признанные в судебном порядке недееспособными, вследствие неспособности понимать значение своих действий или руководить ими вряд ли имеют право на компенсацию морального вреда. Однако не исключена возможность предъявления такого требования их опекунами или близкими родственниками, которые в подобных случаях будут действовать не в интересах подопечных, а в своих собственных интересах. Психическое расстройство лица, не признанного недееспособным, может повлиять на адекватную оценку причинённых ему физических или нравственных страданий: снизить восприятие таких страданий или усилить их. Пункт 2 ст. 151 ГК РФ позволяет суду учесть это, устанавливая, что при определении размера компенсации морального вреда принимается во внимание степень физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями потерпевшего. Если же психическое расстройство лица является основанием для признания его недееспособным, но он таковым не признан, то оснований для компенсации морального вреда нет[9].

Однако вышеуказанные утверждения представляются довольно оспоримыми, т.к. действующее законодательство, устанавливая правила компенсации морального вреда не делает никаких исключений среди потерпевших, что было бы неправильно и существенно ущемляло бы права пациентов психиатрических клиник.

В юридической науке уже не раз высказывались предложения по решению вопроса об определении размера компенсации морального вреда.

Ю.Д. Сергеев, С.В. Ерофеева считают, что необходимо внедрить мониторинг судебно-медицинских экспертиз неблагоприятных исходов медицинской помощи: при решении споров неблагоприятного исхода оказанной медицинской помощи назначается проведение комиссионной судебно-медицинской экспертизы. Основная задача этой экспертизы заключается в профессиональной оценке осложнений и ущерба для здоровья пациента. Создание базы данных о реальных случаях неблагоприятных исходов может быть востребовано для оценки размера морального вреда при ненадлежащем оказании медицинской помощи гражданам[10].

Одним из способов разрешения проблемы определения размера морального вреда может служить разработанная A.M. Эрделевским формула, которая была отрицательно воспринята судейским корпусом и не применяется в практической деятельности судов: при возмещении имущественного вреда гражданское законодательство должно применять принцип эквивалентности размера возмещения размеру причиненного вреда. Однако в случае компенсации морального вреда принцип эквивалентности неприменим в силу специфики морального вреда. Но из смысла гражданского законодательства следует, что к компенсации морального вреда может и должен применяться принцип более «низкого» уровня – принцип адекватности (соответствия)[11].

28 октября 2003 года Европейский суд по правам человека вынес решение по делу «Тамара Ракевич против России». В указанном деле суд решал вопрос об обоснованности недобровольного лечения Тамары Ракевич в психиатрической больнице.

Решая вопрос о возмещении вреда суд указал следующее. Заявитель требовала 10,000 евро в качестве компенсации морального вреда. Она ссылалась на то, что испытывала эмоциональное потрясение и беспокойство, вызванное помещением в психиатрический стационар. Она подчеркивала, что также испытывала беспомощность из-за того, как происходила госпитализация и невозможности оспорить ее. Правительство не согласилось с заявленной суммой, считая ее чрезмерной и указав, что возможные процессуальные нарушения в деле не привели к нарушению ее неотъемлемых прав. Суд считает, что некоторые формы морального ущерба, включая эмоциональную подавленность, по самой их природе не всегда могут быть подтверждены какими-либо доказательствами. В данном деле, логично предположить, что заявитель испытывала подавленность, беспокойство и депрессию по причине ее госпитализации на достаточно большой период, которая не была основана на судебном решении. По данному требованию Суд присуждает заявителю 3 000 евро[12].

Данное дело породило целую череду аналогичных жалоб и заявлений, поданных в Европейский Суд: Постановление Европейского Суда по правам человека от 11 декабря 2008 г. (дело Шулепова против Российской Федерации); постановление Европейского Суда по правам человека от 04 марта 2010 г. (дело Штукатурова против Российской Федерации); Постановление Европейского Суда по правам человека от 22 апреля 2010 г. (Дело Бик против Российской Федерации) и т.д.

10 декабря 2005 года в Европейский Суд П.В. Штукатуровым была подана жалоба против Российской Федерации[13]. Заявитель утверждал, что в связи с лишением его дееспособности и содержанием его в психиатрической больнице в связи с его психиатрическими проблемами были нарушены его права. Заявитель требовал 25 000 евро в качестве компенсации причиненного морального вреда. Он утверждал, что претерпел особо серьезное вмешательство в его личную жизнь и личную свободу. В результате полного лишения дееспособности у него были отняты почти все существенные гражданские права, что вызвало у него ощущение беспокойства, уязвимости и беспомощности. Кроме того, все эффективные национальные правовые способы стали для него недоступны, что свело его к положению «нечеловека» в глазах закона. Одним из особенно серьезных последствий лишения заявителя дееспособности являлось его незаконное длительное содержание в психиатрической больнице (с 4 ноября 2005 г. по 16 мая 2006 г.), где он был лишен любых гарантий, обычно сопутствующих недобровольной госпитализации. Заявитель также подчеркнул, что администрация больницы препятствовала его встречам с его представителем и иным образом мешала его контактам с Европейским Судом. Такое отношение властей обострило его ощущения беспокойства, неопределенности и уязвимости. Власти Российской Федерации характеризовали эти требования как полностью неразумные и чрезмерные. Со ссылкой на дело "Ракевич против Российской Федерации" власти РФ утверждали, что справедливая компенсация морального вреда в настоящем деле не должна превышать 3 000 евро. Кроме того, 27 апреля 2009 г. Районный суд г. Санкт-Петербурга по требованию государственного органа опеки и после новой экспертизы психического состояния заявителя признал его полностью дееспособным. Европейский Суд в Заключении по делу указал, что сумма компенсации морального вреда оценивается с целью предоставления "возмещения за беспокойство, неудобство и неопределенность, вызванные нарушением". По мнению Суда во время недееспособности заявителя государство нарушало его самые основные права. Таким образом, как указал Европейский Суд в основном постановлении, заявитель был "лишен способности действовать независимо почти во всех сферах жизни". Он был незаконно заключен в больницу более чем на шесть месяцев, без учета последующих периодов заключения. Наконец, страдания заявителя, несомненно, усугублялись уклонением государства от уважения его прав, определенных статьей 6 Конвенции[14], и вмешательством властей в его право на обращение в Европейский Суд в соответствии со статьей 34 Конвенции. Европейский Суд, принимая во внимание совокупный эффект нарушений прав заявителя, их длительность и тот факт, что заявитель, страдавший от психического заболевания, был в особенно уязвимом положении, оценивая эти обстоятельства на справедливой основе в соответствии со статьей 41 Конвенции, присудил заявителю 25 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

Данные примеры показывают, что размер компенсации морального вреда должен определяться в каждом случае индивидуально с учетом всех обстоятельств дела, а также особенностей потерпевшего. Кроме того, Европейский Суд считает, что при причинении вреда при оказании психиатрической помощи моральный вред должен предполагаться. Для удобства правоприменителей и снятия противоречий и дискуссий необходимо закрепить это правило в ГК РФ.

Таким образом, возмещение неимущественного вреда, причиненного пациенту при оказании психиатрической помощи, приобретает свои особенности в связи со спецификой субъектов – потерпевших. Как уже было отмечено выше, лица, страдающие психическими заболеваниями, могут воспринимать причинение физических и нравственных (особенно нравственных) страданий отлично от любого другого «нормального», «среднего» пострадавшего. Это обстоятельство должно служить основанием для повышенной ответственности причинителей такого вреда. Также в Законе «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» необходимо закрепить правило о том, что при причинении вреда при оказании психиатрической помощи наличие морального вреда предполагается и не требует дополнительных доказательств и подтверждений.

[1] Эрделевский, А.М. Критерии и метод оценки размера компенсации морального вреда / А.М. Эрделевский // Государство и право. – 1997. - № 4. – С. 51.

[2] Эрделевский, А.М. Моральный вред: соотношение с другими видами морального вреда / А.М. Эрделевский // Российская юстиция. – 1998. - № 6. – С. 19-21.

[3] Палиюк, В.П. Возмещение морального (неимущественного) вреда. Монография / В.П. Палиюк. – К.: Право, 2000. – 272 с.

[4] О применении судами гражданского законодательства, регулирующего отношения по обязательствам вследствие причинения вреда жизни или здоровью гражданина: постановление Пленума Верховного Суда РФ от 26.01.2010 г. № 1 // Российская газета. – 2010. – 05 февр. - № 5103.

[5] Практика по гражданским делам Красноярского краевого суда: сборник судебной практики / под ред. С.В. Асташова. – Красноярск: ИПК СФУ, 2008. – С. 55.

[6] Шепель, Т.В. Деликт и психическое расстройство: Цивилистический аспект: автореф. дис. … док. юридических наук: 12.00.03 / Шепель Тамара Викторовна. – Томск, 2006. – С. 34.

[7] Шепель, Т.В. Условия ответственности за вред, причиненный здоровью пациента при оказании психиатрической помощи / Т.В. Шепель // Всероссийская научная конференция «Наука и образование». – Белово. – 2003. – 20-21 февраля.

[8] Егизарова, С.В. Проблемные вопросы компенсации морального вреда в случаях ненадлежащей медицинской помощи / С.В. Егизарова // Медицинское право. – 2007. - № 1. – С. 16.

[9] Шепель, Т.В. Условия ответственности за вред, причиненный здоровью пациента при оказании психиатрической помощи / Т.В. Шепель // Всероссийская научная конференция «Наука и образование». – Белово. – 2003. – 20-21 февраля.

[10] Ерофеев, С.В. Проблема ненадлежащего оказания медицинской помощи: методика изучения и актуальность / С.В. Ерофеев, Ю.Д. Сергеев // Медицинское право. – 2003. - № 1. – С. 28.

[11] Егизарова, С.В. Проблемные вопросы компенсации морального вреда в случаях ненадлежащей медицинской помощи / С.В. Егизарова // Медицинское право. – 2007. - № 1. – С. 17.

[12] Винорадова, Л.Н. Первый процесс по недобровольной госпитализации в России в Европейском суде / Л.Н. Виноградова, Ю.С. Савенко // Независимый психиатрический журнал. – 2003. - № 4. – С.37.

[13] Дело «Штукатуров против Российской Федерации»: постановление Европейского суда по правам человека от 04 марта 2010г. // СПС Консультант Плюс.

[14] Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод // Российская газета. – 1995. – 5 апр.