Для начала оговорим: политическая мысль советского периода хотя и развивалась под знаменем марксистской политической мысли, но не была ей идентична. Более того, она не была идентична и социалистической политической мысли. В. И. Ленин в «Очередных задачах Советской власти» совсем не случайно ставил задачу из советской России сделать Россию социалистическую. Мы же сегодня вообще можем задаться вопросом: а удалось ли это? Если удалось, то в какой мере? Вполне основательны заключения о разном характере социализма (социализм может быть «казарменным», «феодальным» и т. д.). Таким образом, нельзя отождествлять политическую мысль советского периода ни с коммунистической, ни с социалистической, хотя некоторые идеи и положения того времени и рядились в соответствующие одежды.
Советский период развития политической мысли имеет своими истоками первые шаги Советского правительства, образованного после Октября 1917 г., и связан с работами Ленина, обосновывающими правительственные декреты, и особенно с его последними статьями, в которых проводятся своего рода обобщения первого опыта советского строительства. Разумеется, время революции и Гражданской войны — это время действий, время публицистики, но не теоретических наработок. Однако жизнь ставила свои вопросы и требовала их концептуального решения.
Одной из главных проблем оставалась проблема построения социализма в отдельно взятой стране. У Маркса — Энгельса это невозможно до тех пор, пока революция не свершилась в наиболее развитых странах. И в первые годы советской власти этот вывод разделялся ленинцами, хотя при этом не оспаривался основополагающий вывод Ленина о возможности победы революции в одной стране, в одном из самых слабых звеньев в цепи капиталистического мира. Другими словами, в начальный период советская политическая мысль ориентировалась на мировую революцию. И как знать, не были ли правы именно те, кто последовательно следовал позициям классиков марксизма. Ста лет не прошло (совершенно малый по историческим меркам срок), как их правота подтвердилась сдачей социалистических позиций в России.
Следует подчеркнуть: все особенности марксистской политической мысли советского периода обусловлены именно тем обстоятельством, что Россия была единственной страной, предпринявшей попытку отказаться от капиталистического пути развития, что Россия не была подготовлена к социализму предшествующим развитием, что территория России столь обширна, а население велико и многонационально.
Идея государства диктатуры пролетариата в российских условиях оставалась стержневой идеей марксизма-ленинизма. В работе «Детская болезнь “левизны" в коммунизме» Ленин охарактеризовал диктатуру пролетариата как борьбу кровавую и бескровную, насильственную и мирную, военную и хозяйственную, педагогическую и администраторскую, против сил и традиций старого общества. Именно с пролетарским государством связывалось решение очередных задач советской власти по строительству нового общества. Поскольку на первый план выдвигалась задача хозяйственного переустройства России, в диктатуре пролетариата обосновывались организаторские стороны.
С идеей диктатуры пролетариата связывалось решение крестьянского вопроса, и сугубо классовый подход здесь проявлялся в обосновании неравного представительства рабочих и крестьян в органах власти. Пропорция представительства один к пяти диктовалась численностью крестьянского населения, превосходящей численность рабочего класса.
Политический режим диктатуры пролетариата прямо предполагал (и, соответственно, получал обоснование) лишение прав тех, кто осуществлял власть свергнутых классов. Отсюда Ленин развивает теорию соотношения диктатуры и демократии, полагая их не антиподами, а вполне уживающимися явлениями с позиций классового подхода. Просто следовало задавать вопросы: для кого демократия, против кого диктатура. И отвечать: демократия для большинства, для народа и диктатура против меньшинства, против свергнутых и сопротивляющихся эксплуататоров. Поэтому диктатура пролетариата не есть только насилие над эксплуататорами и не главным образом насилие. Для угнетенных классов это развернутая демократия. И пока есть классы, демократия может быть только классовой. В связи с этим нельзя не видеть, что Ленин не без оснований констатировал существование демократии узкой, урезанной, фальшивой, лицемерной, являющейся раем для одних и ловушкой, обманом для других.
Представляется, что критика Лениным теории «чистой» демократии не утратила своей ценности. Эта критика может быть использована и в оценке советской демократии, которая часто не укладывалась в рамки социалистической. Последняя предполагает господство волеизъявления трудящихся (рабочих, крестьян, трудовой интеллигенции). Между тем критики советского строя не без оснований показывали, что вместо диктатуры пролетариата имела место диктатура вождей Коммунистической партии (это повторил, кстати, коммунист О. В. Куусинен в адрес «коммунистического» строя Китая). Полемика не утратила значения и в той части, в какой речь идет о влиянии крупного капитала на власть, о демократии для олигархов в решении ими своих вопросов, имеющих на самом деле общесоциальное значение. Оценивая современные российские и зарубежные избирательные технологии, приходится констатировать, что до сих пор не опровергнуто известное ленинское положение: пока существует капитал, он господствует над всем обществом, и никакое избирательное право, никакая демократическая республика сути дела не меняют.
С теорией диктатуры пролетариата и теорией социалистической демократии тесно увязывалась теоретическая конструкция Советской республики. Разгон Учредительного собрания был связан именно с тем, что оно не укладывалось в прокрустово ложе советской политической мысли. Советская республика противопоставлялась парламентаризму. А парламентаризм характеризовался как нечто формальное, неработающее, поскольку сам парламент Ленин вслед за Марксом и Энгельсом именовал собранием, в котором болтают с одной целью — надувать простонародье, в то время как настоящую работу делают за кулисами парламента — в министерствах, канцеляриях, штабах. В отличие от парламентской республики республика советская не разделяет власти, а соединяет их, делает представительный орган (Совет) работающей корпорацией, одновременно и законодательствующей, и проводящей законы в жизнь.
В ленинских характеристиках диктатура пролетариата предстает прежде всего своей созидающей стороной, т. е. направлена на преобразование всей жизни на социалистических началах с помощью мер убеждения, воспитания, организации дела. Насильственная ее сторона до определенного времени не проступала так отчетливо. Очередные задачи советской власти связывались с организацией учета и контроля в хозяйственной сфере, с контролем меры труда и меры потребления. Функция подавления свергнутых классов выступала как дополнительная к хозяйственно-организаторской. В последующий период усилиями Сталина все переменится: появится теория обострения классовой борьбы по мере успехов социалистического строительства и, соответственно, функция подавления классового противника выйдет на первый план.
Диктатура пролетариата не сочеталась с правовым государством. Напротив, это власть, которая, по Ленину, не связана никаким законом. Даже своим собственным, не говоря уже о законах старого общества. Старое законодательство в один миг оказалось излишним, поскольку базировалось на иных социально-экономических основах, на иных идеологических и моральных ценностях. Само право стало связываться не с законодательством, а с правовым сознанием. Революционным правосознанием следовало руководствоваться, решая конкретные вопросы, рассматривая конкретные дела. В то время как складывались новые отношения, поддерживаемые силой советской власти, начинает господствовать социологический подход к праву. Право сводится к совокупности таких отношений. Первые декреты нового государства расценивались скорее как пропаганда, своего рода популизм, призывы к массам. И даже первые советские конституции рассматривались как политические документы, закрепившие свободу над буржуазией, как политические программы. По мере того как революционный «пыл» уступал место некоей стабильности, по мере издания новых декретов появилась потребность в обосновании стабильных и развернутых нормативных актов, в кодификации нормативного материала. Идеи кодификации и сама кодификация права 1920-х гг. впоследствии скажутся на выработке общего определения права. Здесь же следует заметить: формирование марксистской правовой мысли шло в довольно жесткой борьбе, что для некоторых теоретиков имело роковые последствия.
В те же первые годы советской власти закладывались основы теории социалистической законности. Вначале это была революционная законность, опирающаяся на революционное правосознание и складывающийся революционный правопорядок. Впоследствии, с развитием советского законодательства, идеи законности получили серьезное развитие в теории и потерпели сокрушительное поражение в практике господствующих режимов. В 1922 г. построение своего рода вертикали пролетарской власти потребовало централизации государственного аппарата, и ленинская теория законности служила именно этой задаче. В письме Сталину «О “двойном" подчинении и законности» Ленин отстаивал создание единой системы прокуратуры, полностью независимой от местных влияний. Он не отвергал важности разных решений в хозяйственной сфере применительно к условиям той или другой местности, но был решительным сторонником единообразия политических решений, сторонником единой законности.
Правда, уже тогда Ленин видел опасность впасть в бюрократический централизм и лишить возможности разумной работы на местах. Такое предупреждение укладывалось в концепцию демократического централизма, явившуюся впоследствии центром нападок на всю организацию советской жизни. Между тем сам по себе демократический централизм имеет много положительных сторон в большом государстве. В теории Ленина он предполагал широкое местное и областное самоуправление; отсутствие сверху назначаемых властей; принцип выборности властей и систематической отчетности перед избирателями; возможность отзыва и смены руководителей, не оправдавших доверия граждан; возможность проявления почина, местной инициативы. Ленин указывал и на то, чего практически всегда недоставало: двойную, тройную ответственность партийцев, ответственность виновных в каждом конкретном случае за определенные исполнительские функции, за претворение в жизнь соответствующих распоряжений. К сожалению, в реальной жизни демократический централизм обязательно склонен выливаться в недемократический — бюрократический или авторитарный или еще хуже — в тоталитарный.
Такого рода превращениям демократического централизма в свою противоположность в большой степени служила другая основополагающая политическая установка (политико-правовая концепция), принявшая характер аксиомы для построения всей правовой системы. В письме к Д. И. Курскому 20 февраля 1922 г. Ленин, озабоченный работой над Гражданским кодексом, указал: «Мы ничего “частного" не признаем, для нас все в области хозяйства есть публично-правовое, а не частное».
Отсюда ставилась задача расширения государственного вмешательства в «частноправовые» отношения, расширения возможности применять революционное правосознание, а не закон. Такого рода установки, к несчастью, пережили и то время, в которое они создавались, и самого автора. Они в немалой степени препятствовали частным инициативам граждан. Конечно, усиление вмешательства государства в частноправовые отношения обосновывалось необходимостью защиты прав граждан. В какой-то период времени это до известной степени могло быть оправданно. Но в конечном счете именно такая политическая концепция обусловила крах советской экономической системы.
Опасности бюрократизма, неоправданного роста государственного аппарата и опасного роста масштабов его деятельности заметил и сам Ленин в конце жизни. Об этом свидетельствуют его последние работы «Как нам реорганизовать Рабкрин», «Лучше меньше, да лучше».
Особо актуальным для России всегда был вопрос государственного устройства. Он носит политический характер, а политические взгляды в этой сфере отмечены борьбой политических сил. В первые годы советской власти, особенно в период образования СССР, сложилась теория федеративного устройства Советского государства. Теория получила конституционное закрепление, но, как и многие другие, осталась не реализованной на практике, что предопределило ее последующую компрометацию.
В Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа (1918) декларировалось: «Советская Российская Республика учреждается на основе свободного союза свободных наций как федерация советских национальных республик». В этом документе отражены четыре концептуальных политических момента: 1) Россия — федеративное государство; 2) федерация построена по национальному признаку; 3) нации сами свободны и свободно объединяются в союз; 4) члены федерации являются советскими республиками. Фактически эти идеи получили обоснование и закрепление в Декларации и Договоре об образовании СССР.
В тот период имели хождение сталинские идеи об автономизации, согласно которым все республики должны были войти в РСФСР на правах автономных образований. Трудно сказать, в какой степени такая позиция могла воспрепятствовать в последующем распаду СССР. Вряд ли могла бы. Трудно предполагать ее влияние на осуществление провозглашенной впоследствии Коммунистической партией идеи формирования единой исторической общности «советский народ». Но можно уверенно утверждать, что закрепленные конституционно декларативные права союзных республик на самостоятельность и свободный выход из состава СССР постоянно питали сепаратистские идеи.
Рассматривая политическую мысль советского периода, невольно убеждаешься в отсутствии сколько-нибудь основательной новой политической теории. Имеют место преимущественно интерпретации известных политических позиций применительно к складывающейся политической ситуации. Неприятие советской идеологии буржуазным миром, внутренняя борьба политических группировок, объективные сложности хозяйственного строительства, борьба за выживание во враждебном мире — это и многое другое обусловливало прагматический и преходящий характер выдвигаемых положений, являющихся часто своего рода политическими лозунгами. Таковы установки «догнать и перегнать Америку», передать функции государства общественным организациям, покончить с реформизмом и ревизионизмом в коммунистическом и рабочем движении, победить в соревновании двух общественно-политических систем и т. д.
Вместе с тем определяющей политической теорией стала теория построения коммунистического общества и, соответственно, теория отмирания государства и права. Отсюда политические установки на создание материально-технической базы коммунизма, теории этапов развития общества и государства, теории функций государства. Решениями КПСС последовательно закреплялись выводы о полной, а затем и окончательной победе социализма, о завершении миссии государства диктатуры пролетариата и перерастании его в государство общенародное, о последовательном движении государственности к общественному коммунистическому самоуправлению. Можно предположить, что все это делалось для того, чтобы вызвать трудовой энтузиазм масс и обеспечить собственное пребывание во власти. Но сроки завершения соответствующих процессов обозначались весьма определенно и крах волюнтаристских теорий, а вместе с ними и их глашатаев был неизбежен.
В свете того, что произошло в СССР в 1991 г. и в России в 1993 г., особенно колоритно смотрится вывод XXI съезда КПСС о полной и окончательной победе социализма. Тогда казалось, что невозможно, коль скоро военная агрессия со стороны капиталистических держав исключалась (угроза атомной войны сдерживала), разрушить советский строй в СССР или народно-демократический строй в дружественных ему странах. А он рухнул. Не только не догнали Америку (задача ставилась партийным съездом), но и от многих развивающихся стран отстали... Это цена волюнтаристских идей, за обоснование которых никто не понес ответственности. Задачи были поставлены хорошие — все более полное удовлетворение растущих материально-духовных потребностей народа. Но контрольные цифры на семилетку оказались бесконтрольными, а через двадцать лет вместо обещанного коммунизма мы имели полный застой. Историкам советского общества, Советского государства и права есть что анализировать и, в частности, установить, насколько политическая мысль или отсутствие таковой сказались на результатах.
Среди представителей советской партийно-политической мысли можно выделить Троцкого, Бухарина и Сталина.
Правовую мысль того периода представляют Рейснер, Пашуканис, Стучка, Вышинский.
Лев Давыдович Троцкий (Бронштейн, 1879—1940) — идеолог форсированных, милитаризованных темпов социалистического строительства, приверженец «административного социализма» с его командными методами ускорения революционных преобразований. Автор работ «Итоги и перспективы», «Наша тактика в борьбе за Учредительное собрание», «Моя жизнь», «История русской революции», «Портреты революционеров».
В качестве самостоятельного политика Троцкий заявил о себе в 1905 г., когда обострились вопросы стратегии в плане соотношения буржуазно-демократической и пролетарской революций. Меньшевики считали, что с пролетарской революцией надо подождать, пока не свершится буржуазная революция. Примыкавший тогда к меньшевикам Троцкий выступил с платформой «перманентной революции». Мысль о заинтересованности пролетариата в том, чтобы довести революцию до конца, т. е. до завоевания государственной власти, а не дать ей остановиться на первых шагах, высказывалась Марксом и Энгельсом. Потом ее развивал член РСДРП А. Л. Парвус (Гельфанд), с которым сотрудничал Троцкий в газете «Начало». Непрерывность революции понималась как последовательный переход от одного ее этапа к другому. Троцкий считал, что слабая российская буржуазия не может совершить буржуазную революцию. Ее должно возглавить пролетарское, социалистическое руководство, а оно, естественно, будет преследовать не только общедемократические, но и социалистические цели.
Теория перманентной революции Троцкого была подвергнута критике Лениным, который полагал, что социал-демократия не может взять власть, так как пролетариат представляет собой меньшинство народа, а прочной может быть лишь революционная диктатура, опирающаяся на большинство. Между тем, как только начнется переход к социалистическим преобразованиям, крестьянство от революции отшатнется. Большевики на III съезде РСДРП (апрель — май 1905 г.) поддержали позицию Ленина. Платформа была рассчитана также на то, чтобы устранить барьер между буржуазной и социалистической революцией, но без упора на перманентность. Как и Троцкий, Ленин исходил из неспособности русской буржуазии возглавить революцию. Это должен был сделать пролетариат, руководимый социал-демократической партией. Впрочем, по свидетельству А. А. Иоффе, Ленин позднее признавал правоту Троцкого в 1905 г. Троцкий тогда не предвидел численного роста пролетариата. Он рассчитывал на поддержку пролетарской революции с Запада. Судьба социалистических преобразований в России связывалась им с пролетарской революцией на Западе. Сам Троцкий позднее оговаривался, что, выступая в 1905 г. за диктатуру пролетариата, он не игнорировал объективные демократические задачи и стихийные демократические силы революции.
Идее перманентной революции Троцкий оставался верен и после Октября 1917 г., но уже в ином плане: «Завершение социалистической революции в национальных рамках немыслимо»; «социалистическая революция начинается на национальной почве, развивается на интернациональной и завершается на мировой». Только тогда Россия получит помощь и поддержку со стороны западноевропейского пролетариата. Троцкий констатирует, что «Октябрьская революция рассматривалась Лениным всегда в перспективе европейской и мировой революции». И именно отсутствие социалистического переворота в Европе побудило Ленина искать союза с крестьянством, повернуть к «новой экономической политике».
Возможность победы социализма в одной отдельно взятой стране, в такой стране, как Россия, — вот центральный пункт его последующих разногласий со Сталиным. Троцкий акцентирует внимание на том, что еще весной 1924 г. Сталин повторяет формулы о невозможности построения социализма в отдельной стране, а осенью «порывает с Марксом и Лениным в основном вопросе пролетарской революции и строит свою “теорию" социализма в отдельной стране. ...Теория социализма в отдельной стране имеет административное, а не теоретическое обоснование».
Разумеется, имелись расхождения и по другим вопросам, была борьба за власть. Характерен эпизод, имевший место на заседании Пленума ЦК в августе 1927 г., когда на язвительный вопрос Сталина Троцкий ответил: «...Неужели оппозиция думает, что руководство Сталина не в состоянии обеспечить победу СССР? Да, думает!» А речь Троцкий закончил так: «За социалистическое отечество? — Да! За сталинский курс? — Нет!» Через несколько месяцев состоялось исключение троцкистов из партии и высылка самого Троцкого.
Общеизвестно, что оба вождя мыслили вполне по-большевистски. Троцкий не без оснований замечал, как Сталин «черпает по кусочкам всю свою мудрость» из оппозиционной программы. Ведь именно оппозиция с 1923 г. неизменно выступала за более быстрый темп промышленного развития (ускоренную индустриализацию) и за энергичную механизацию и коллективизацию крестьянского хозяйства. Следует признать, что дискуссии велись по принципиальным вопросам; некоторые из них и теперь еще не утратили своего значения. К таковым можно отнести вопрос о взаимоотношениях промышленности и сельского хозяйства, рабочих и крестьян. «Проблема ножниц промышленных и сельскохозяйственных цен остается... важнейшей хозяйственной и социальной проблемой всей советской системы». И далее то, что, по замечанию Троцкого, совершенно опущено Сталиным: «...Ножницы внутренних и мировых цен. Они измеряют производительность труда в советском хозяйстве сравнительно с производительностью труда мирового капиталистического рынка. От прошлого мы получили в этой области, как и в других, ужасающее наследство отсталости. Практически задача в отношении ближайшего ряда лет состоит не в том, чтобы смаху “догнать и перегнать" — до этого, к сожалению, еще очень далеко! — а в том, чтобы планомерно сжимать ножницы внутренних цен и мировых, что достижимо только при условии систематического приближения производительности труда внутри СССР к производительности труда передовых капиталистических стран. Это требует, в свою очередь, не статистически-мак- симальных, а экономически-оптимальных планов».
В работах Троцкого можно найти материал по иллюстрации теории относительной самостоятельности государства. По его мнению, в том и состоит причина победы Сталина над оппозицией, что приобрел чрезвычайную силу партийный и государственный аппарат. «Нет никакого сомнения, что произвести военный переворот против фракции Зиновьева, Каменева, Сталина и проч. не составляло бы в те дни никакого труда и даже не стоило бы пролития крови; но результатом такого переворота явился бы ускоренный темп развития той самой бюрократизации и бонапартизма, против которых левая оппозиция выступила на борьбу». Троцкий объявляет нелепой теорию, согласно которой определенной революционной тактикой можно завоевать или удержать революционную власть. «Власть не есть приз, который достается более ловкому. Власть есть отношения между людьми, в последнем счете — между классами. Правильное руководство... является важным рычагом успехов. Но это вовсе не значит, что руководство может обеспечить победу при всяких условиях. Решает в конце концов борьба классов...»
По мнению Троцкого, если бы Ленин остался жив, напор бюрократического могущества совершался бы медленнее. Однако тут же он приводит слова Н. К. Крупской, якобы сказанные ей в 1926 г. в кругу левых оппозиционеров: «Если бы Ильич был жив, он, наверное, уже сидел бы в тюрьме».
По Троцкому, бюрократия неизбежно вырастает из движения масс в первый героический период борьбы. Завоевать власть и выжечь язву бюрократизма, одержать полную победу в СССР большевики-ленинцы не смогли бы и не смогут без поддержки мировой революции. «Не Сталин создал аппарат. Аппарат создал Сталина. Но аппарат есть мертвая машина, которая, как пианола, не способна к творчеству. Бюрократия насквозь проникнута духом посредственности. Сталин есть самая выдающаяся посредственность бюрократии. Сила его в том, что инстинкт самосохранения правящей касты он выражает тверже, решительнее и беспощаднее всех других. Но в этом его слабость. Он проницателен на небольших расстояниях. Исторически он близорук. Выдающийся тактик, он не стратег».
Можно предположить, что, если бы Троцкий мог преодолеть некоторые личные мотивы, марксистская позиция об определяющем действии объективных реалий позволила бы и тактику Сталина в определенной степени оправдать, поскольку он так же вынужден был считаться со всеми обстоятельствами как внутреннего, так и внешнего порядка. Ни европейской, ни мировой революции в 20-е и 30-е гг. прошлого столетия не предвиделось.
Николай Иванович Бухарин (1888—1938) — один из теоретиков марксизма, последователь Ленина и в некотором смысле оппонент Сталина. Автор таких трудов, как «Мировое хозяйство и империализм», «Экономика переходного периода», «Теория исторического материализма», «Учение Маркса и его историческое значение».
Бухарин всегда придерживался тезиса классовости государства и права: «Государство есть... насквозь классовая организация». Неклассовые представления, представление о нейтральности государства идут, по Бухарину, от лукавого, скрадывают истинное знание о государстве. А поскольку право создается государством, то и право не может быть «чистым». Право лишь выполняет «работу по обслуживанию процесса эксплуатации». Бухаринские положения о праве более развернуты в сравнении с ленинскими: «Правила государственной организации, то есть общеобязательные нормы поведения, за которыми стоит весь аппарат принуждения, охраняют и облегчают воспроизводство процесса эксплуатации того конкретно-исторического типа, который соответствует данному способу производства и, следовательно, данному типу государства».
Государство представляется Бухарину в качестве организованного общественного насилия, в качестве диктатуры господствующего класса. Невозможно государство, не являющееся диктатурой. Таким образом, и в этой части он солидарен с Лениным, что позволяло им обоим разоблачать пороки буржуазной демократии как системы обманно-маскировочных институтов формально-юридического равенства всех. Но экономическое неравенство при капитализме делает формально-юридическое равенство неосуществимым. Общенародная воля, общая воля нации являются фикциями.
Диктатура пролетариата отвергает общенародную волю, общенациональную конституцию, парламент, равенство граждан независимо от классовой принадлежности и т. д. Учение о диктатуре пролетариата, о ее роли, о ее формах, о ее значении — сердцевина марксизма, «самое гениальное теоретическое построение» Ленина. При этом акцент делался именно на насильственной стороне этой диктатуры. Советское государство должно приобретать «характер военно-пролетарской диктатуры». Почему? «Государственное принуждение при пролетарской диктатуре есть метод строительства коммунистического общества». Она предназначена для уничтожения, выкорчевывания частнособственнических отношений, для слома буржуазной государственности, подавления классовых врагов пролетариата. «Диктатура пролетариата... является в то же время внутриклассовой пролетарской демократией... диктатура пролетариата, будучи его единодержавием, реально обеспечивает демократию для пролетариата».
В то же время в определенный период принуждение осуществляется диктатурой пролетариата в отношении самих трудящихся. Бухарин полагал, что «пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как парадоксально это ни звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи». Не этим ли «теоретическим» установкам следовал Сталин, не его ли применил и по отношению к самому теоретику марксизма?
В русле апрельских тезисов Ленина характеризуется Республика Советов с ее принципом соединения законодательной и исполнительной власти.
В переходный от капитализма к коммунизму период хозяйствующим субъектом, по Бухарину, выступает не все общество, а организованный рабочий класс, пролетарское государство. Оно и есть хозяйствующий субъект. По этой причине экономические командные высоты, экономические организации превращаются в составные части пролетарского государственного аппарата. Пролетарская диктатура становится руководящей хозяйственной силой. «При пролетарской диктатуре государство все более сливается с хозяйством». «Нет ни одной массовой организации, которая не являлась бы в то же самое время органом власти». Такого рода идеи огосударствления массовых организаций также могли использоваться в сталинское время и служить утверждению тоталитаризма в хозяйственной сфере.
Иосиф Виссарионович Сталин (Джугашвили, 1879—1953) — признанный политический деятель, но как теоретик не признан. Противники Сталина, начиная с Троцкого, вообще отрицали наличие у него интеллектуальных способностей. Сторонники видели в нем проводника ленинских идей: «Сталин — это Ленин сегодня». Такого рода представление устраивало Сталина: в политической борьбе за власть и в жестких условиях построения нового порядка было, во-первых, не до больших теорий и, во-вторых, надо было опереться на авторитет признанного вождя.
В качестве особенности сталинских произведений исследователи отмечают простоту восприятия и изображения общественных явлений. Как практический политический деятель, он, в отличие от академического работника, не старался проникать в сложные противоречивые стороны социальной реалии. Он намеренно упрощал подачу материала, чтобы быть понятым многими и своими понятиями и классификациями (он любил классификации), своими лозунгами решать политические задачи. Именно временем во многом объясняется жесткость сталинского стиля, непоколебимость убеждений («я сказал, и потому это правильно»). Этим объясняются и утвердившиеся при Сталине не без его помощи догматизм и софистика.
Извлекаемые из произведений Маркса, Энгельса, Ленина теоретические положения используются у Сталина как непререкаемые истины. Сомнения не свойственны политическому деятелю. Позиции политических противников отвергаются, даже если в них и просматриваются позитивные стороны.
Популяризация марксизма-ленинизма, политическая пропаганда печатью лежат на выступлениях Сталина. В отличие от последующих генеральных секретарей партии Сталин сам писал свои речи.
Интерес представляют работы Сталина «Об основах ленинизма», «К вопросам ленинизма», «О проекте Конституции Союза ССР», «Отчетный доклад на XVIII съезде партии о работе ЦК ВКП(б)». Известно участие Сталина в подготовке Краткого курса истории ВКП(б).
Сталин не оригинален, когда утверждает, что «основным вопросом ленинизма, его отправным пунктом, его фундаментом является вопрос о диктатуре пролетариата». Мы видели это у Бухарина и могли видеть у многих большевиков. Но именно поэтому было бы неправильно видеть в пропаганде Сталиным идеи диктатуры пролетариата единственно расчет на укрепление культа власти, на достижение личной цели. Так же как, по Ленину, первоочередные задачи советской власти не могли быть решены без диктатуры пролетариата, так и индустриализацию страны (одна из основных идей, одно из основных дел сталинского времени) без нее провести было трудно. Другой вопрос, что в диктатуре пролетариата Сталин выделяет главным образом насилие, подавление, принуждение. Насилие в любых ситуациях остается имманентным и важнейшим признаком пролетарской диктатуры. При всех оговорках, по Сталину (он опять-таки не оригинален), «диктатура пролетариата есть не ограниченное законом и опирающееся на насилие господство пролетариата над буржуазией, пользующееся сочувствием и поддержкой трудящихся и эксплуатируемых масс». Она представляет собой «новое государство, с новыми органами власти в центре и на местах, государство пролетариата, возникшее на развалинах старого государства, государства буржуазии», это союз рабочего класса с крестьянством. Диктатура пролетариата составляет «целую историческую эпоху» перехода от капитализма к коммунизму. Последнее — пропаганда известного положения из «Критики Готской программы» Маркса.
«Государство есть машина в руках господствующего класса для подавления сопротивления своих классовых противников». Это практически воспроизведение ленинских определений государства. Но далее идет упрощенная (в сравнении с Лениным) классификация функций государства — на две. «Две основные функции характеризуют деятельность государства: внутренняя (главная) — держать эксплуатируемое большинство в узде и внешняя (неглавная) — расширять территорию своего, господствующего класса за счет территории других государств или защищать территорию своего государства от нападений со стороны других государств».
По большому счету применительно к буржуазному государству определенного периода его развития, если смотреть на него с классовых позиций, так оно и было. Но это положение догматически переносили на Советское государство и его внутреннюю функцию в контексте теории обострения классовой борьбы сводили к насильственным мерам.
Советская власть как государственная форма диктатуры пролетариата организуется по иным принципам, нежели буржуазное государство. Диктатура пролетариата отправляет на мусорную свалку истории территориальный принцип организации государства, принцип разделения властей, «буржуазный парламентаризм» и др. Советская власть объединяет законодательную и исполнительную власть в единой государственной организации, заменяет территориальные выборные округа производственными единицами (заводами, фабриками), связывает трудящиеся массы с аппаратом государственного управления, учит их управлению страной.
«Новый тип государства» есть вместе с тем новый исторический тип демократии — демократии пролетарской, советской, которая радикально отличается от демократии буржуазной и превосходит последнюю. Как и Ленин, Сталин видит это превосходство в том, что советская власть привлекает массы к постоянному и решающему участию в управлении государством, чего трудящиеся были лишены в условиях буржуазно-демократического строя.
Но для марксизма содержание демократии не сориентировано на права индивида, на отдельную личность. Для марксизма главное — массы трудящихся, общество. Поэтому и здесь Сталин не оригинален: «Наша демократия должна всегда на первое место ставить общие интересы. Личное перед общественным — это почти ничего». Вслед за Лениным Сталин объявил задачу догнать и перегнать передовые капиталистические страны (потом этот мотив стал определяющим в речах Н. С. Хрущева). Он считал, что мы отстаем от передовых стран на пятьдесят — сто лет и, если не пробежать это расстояние в десять лет, «нас сомнут».
Пробежать не удалось в силу многих причин: социализм, вопреки Марксу, строился в отдельно взятой стране; в среде правящего слоя велась ожесточенная борьба за власть; окружение из капиталистических стран, естественно, было враждебным; оставалось негативное отношение к новому строю со стороны людей (часто образованных и занимающих определенное место и в партии, и в государстве), чьи отцы и деды были лишены собственности и жизни; «горячая» и последующая «холодная» войны, впрочем как и «застойные» процессы внутри страны, ущербность ряда идеологических постулатов и т. д. «смяли» СССР.
Сталиным развивались ленинские идеи о системе диктатуры пролетариата. Эта система представляется в качестве разветвленной системы разных организаций: государственных и негосударственных. Государственная организация — Советы сверху донизу, в центре и на местах. Негосударственные — профсоюзы, кооперация, союз комсомола, партия большевиков. Большевистская партия — «авангард», «одухотворяющая», «руководящая» и «направляющая сила». Другие части этой системы рисовались в качестве своего рода «проводов» от партии к массам.
Сталин пытался углубить взгляды Ленина на роль Коммунистической партии в эпоху диктатуры пролетариата. И, как представляется, на его представления накладывал отпечаток опыт того времени, когда партия действовала в подполье, когда она только боролась за власть и была гонимой. Большевистская партия мыслилась Сталиным в качестве своего рода могучего «ордена меченосцев», члены которого спаяны железной дисциплиной и подчиняются одной воле. Партия монолитна: в ней нет фракций, нет плюрализма мнений и дискуссий, нет реальных выборов и т. д. Сталин пропагандирует идею тотальной диктатуры большевистской партии над самим пролетариатом, над Советским государством, над обществом. Партия — «орудие диктатуры пролетариата», «боевой штаб рабочего класса», «ядро власти» и т. и. Ни один важный политический или организационный вопрос не решается государственными организациями, общественными объединениями «без руководящих указаний партии». «Руководителем в системе диктатуры пролетариата является одна партия, партия коммунистов, которая не делит и не может делить руководства с другими партиями». Статья 126 Конституции 1936 г. закрепила высокий правовой статус партии: Коммунистическая партия — «руководящее ядро всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных».
Представляют интерес суждения о национально-государственном устройстве Советского Союза, об отмирании социалистического государства (через укрепление карательных органов последнего). По Сталину, решение национального вопроса связано с пролетарской революцией. Существование капитализма без национального гнета немыслимо; частная собственность и классовое неравенство неизбежно ведут к национальному угнетению. После революции Сталин непосредственно занимался национальным строительством. Им признавались различные формы федерации, основанные на советской автономии, на договорных отношениях, на промежуточных ступенях между ними. Он делал акцент не на самоопределении наций, а на их государственном отделении, с тем чтобы потом они объединились на основе договора. Недостаточно правового равенства между нациями — необходимо равенство фактическое. Особое внимание уделялось Кавказу. Например, Сталиным отстаивалась Закавказская федерация (без нее «мира на Кавказе сохранить нельзя»), и, соответственно, он был противником непосредственного вхождения Грузии в СССР. На XII съезде партии Сталин отстаивал создание второй палаты, представлявшей национальные государства.
Не утратила своего полемического потенциала позиция Сталина по вопросу о характере конституции. Он отвергал программный характер этого документа. Конституция являлась для него «регистрацией и законодательным закреплением того, что уже добыто и завоевано на деле». Не случайно Конституция 1936 г. расценивалась как Основной Закон. Именно «принципиальное отличие конституции, как основного закона государства, от программы» позволило А. Я. Вышинскому характеризовать Сталина в качестве «корифея науки конституционного права, давшего законченную теорию социалистического конституционализма». В этой цитате — весь дух того времени.
Сталину вполне оправданно вменяют в вину развертывание борьбы против своих политических противников. Теоретическая база под соответствующие меры оказалась внутренне противоречивой. В Отчетном докладе XVII съезду партии Сталин, с одной стороны, заявил, что эксплуататорские классы ликвидированы, что оппозиционные группировки разбиты и рассеяны и теперь уже «и бить некого». Но с другой — оказывается, почва для «нездоровых настроений» имеется и питательной средой являются «некоторые промежуточные слои населения как в городе, так и в деревне». Что эти слои представляют собой, ответа не последовало. Но выдвигалось исходное теоретическое положение: бесклассовое социалистическое общество еще надо завоевать и построить «путем усиления органов диктатуры пролетариата, путем развертывания классовой борьбы, путем уничтожения классов, путем ликвидации остатков капиталистических классов, в боях с врагами как внутренними, так и внешними». Отсюда и организационные идеи вытекали — чистка советско-хозяйственных организаций, чистка партии.
Венчала учение Сталина идея, согласно которой по мере продвижения советского общества к коммунизму государство и право будут все более укрепляться и накануне своего отмирания достигнут наибольшего расцвета[1].
Михаил Андреевич Рейснер (1868—1928) — ученый-юрист, преподаватель ряда учебных заведений, автор таких работ, как «Теория Л. И. Петражицкого, марксизм и социальная идеология» (1908), «Государство. Пособие к лекциям по общему учению о государстве» (1911), «Буржуазное государство и РСФСР» (1923) и «Право. Наше право. Чужое право. Общее право» (1925). Активный участник революционных событий, Рейснер, будучи приверженцем психологической теории Петражицкого (его он критиковал только за недостаточное внимание к коллективной психологии), именно на ее основе старался развить политические и правовые идеи марксизма. Тому способствовала революционная практика решения дел на основе революционного правосознания. Не без его влияния такая практика получила освещение в известном Декрете о суде.
Само государство Рейснер понимал как некий фантом психики, как внешнее проявление сознания и психики людей. Разделяя марксистские положения о надстроечном характере государства, Рейснер рисует его как определенную форму идеологии, как «систему понятий и идей». Основная масса населения живет вне государственного сознания, потенциально склонна к антигосударственному, анархическому идеалу. Анархический идеал людей в конечном счете реализуется в безгосударственном коммунистическом обществе. Это своеобразное восприятие Рейснером теории отмирания государства. И именно в свете такой своеобразной концепции Рейснер выступал против идеи государства диктатуры пролетариата.
Установление диктатуры пролетариата, по Рейснеру, повлечет за собой укрепление и усиление государственного аппарата (его репрессивных органов), приведет к консервации государства и отодвинет построение коммунизма. Кроме того, неразвитое правосознание не сможет создать новую пролетарскую государственность, а воспроизведет старое буржуазное государство, в котором диктатура класса выльется в диктатуру своекорыстных политиков. Такого рода замаскированная критика основной ленинской (и сталинской) идеи стоила автору зачисления в стан откровенных врагов советской власти.
Как идеалист, Рейснер расходился с основоположниками марксизма и в оценке движущих сил к достижению коммунистического идеала. Вместо постулатов экономического детерминизма он в качестве движущих сил пропагандирует чувства людей, интуитивное право, возникающее помимо государства и официального права. Ставку надо делать не на логику социологических законов, а на правовые эмоции, которые отличаются «характером требовательности насильственного осуществления своих прав, боевой их защиты, беспощадной мести за их нарушение». Массы во имя права идут на героические жертвы и потому добиваются успеха. В процессе социалистических преобразований господство интуитивного права позволяет избежать использования государственной власти и безболезненно перейти к коммунистическому самоуправлению.
Конечно, после Октября Рейснер вынужден был изменить свои взгляды (он признал необходимость установления диктатуры пролетариата), что, однако, так и не помогло. Он продолжал придерживаться психологического правопонимания. Классовое право пролетариата в Советской России — это и есть его интуитивное право, которое после революции стало господствующим. Оно и есть нормативная основа, а не какая-то идеологическая надстройка в виде формализованного права. Как и многие другие советские юристы, Рейснер, основываясь на высказываниях Маркса и Ленина, рассматривал новое послереволюционное право в качестве буржуазного. Классовую волевую теорию Рейснер подвергал сомнению. Ему импонировала аристотелевская теория, согласно которой в основе права лежит справедливость (уравнивающая и распределяющая).
Право, коль скоро оно относится к сфере сознания, имеет идеологический характер, и не следует его жестко связывать с материальными отношениями. Форма права может иметь любое содержание — феодальное, буржуазное, пролетарское и т. д. Правовая система не обладает классовым единством, всякое право есть «лоскутное» право.
В капиталистическом обществе есть не только буржуазное, но и пролетарское и крестьянское право. Также и советское право состоит из пролетарского, крестьянского и буржуазного права. Имеет место компромисс классовых прав. И только потому, что буржуазное право более всего воплощает в себе принципы фактического неравенства и формального равенства, компромисса, советское право, построенное на тех же принципах, является буржуазным.
Рейснер приветствовал Советскую республику с левых позиций, в той степени, в какой она не искажена парламентаризмом, бюрократизмом и обширным законодательством, в какой она исходит из принципа целесообразности, в какой она покоится на интуитивном праве и нуждается не в формальном праве, а в рациональном устройстве государственного аппарата.
Петр Иванович Стучка (1865—1932) — активный участник революционной деятельности, занимавший после Октября ряд ответственных государственных постов, в том числе пост наркома юстиции и председателя Верховного Суда РСФСР.
В своих воззрениях соединял марксизм с социологической школой права. Основной труд — «Революционная роль права и государства. Общее учение о праве и государстве». На его взгляды оказали определяющее влияние труды С. А. Муромцева, Е. Б. Пашуканиса и В. И. Ленина.
Из марксистских постулатов им восприняты положение об определяющей роли материальных общественных отношений в понимании правовой надстройки и постулат о классовом характере права. Социологическим было само определение права: «Право — это система (или порядок) общественных отношений, соответствующая интересам господствующего класса и охраняемая организованной силой его (то есть этого класса)».
Право, как он считал, имеет одну конкретную и две абстрактные формы. Конкретная форма права, например право собственности, полностью совпадает с экономическим отношением и в этом качестве носит не надстроечный, а базисный характер. Надстроечный же характер права проявляется в двух абстрактных формах — в нормах законодательства и в правосознании («правовой идеологии»). Общественные отношения есть содержание права, а законодательство и правосознание — суть его форма.
В первобытном обществе как начальной точке в истории человечества, где средства производства обобщены, государства и права нет. В обществе материального и формального неравенства (рабовладельческое общество и феодализм) конкретная форма начинает расходиться с абстрактными, а после буржуазных революций материальные отношения (отношения неравенства) вступают в острый конфликт с законодательством (формальным равенством). Пролетарская революция сближает формы права на основе материального и формального равенства, и в конечном счете это приводит к их слиянию в коммунистическом обществе. Полное совпадение форм права приведет к отмиранию государства и права. Как убеждаемся, здесь дается оригинальная трактовка идей Энгельса и Ленина.
Стучка отвергал волевую теорию права на том основании, что она уводит к идеализму. Бытие определяет сознание, и выражением материального бытия является классовый интерес, который и лежит в основе воли, формируя соответствующие общественные отношения. Он, так же как и большинство других марксистских юристов, рассматривал право современной ему России преимущественно как буржуазное. Поэтому оно, по его мнению, и тормозит процесс коммунистического строительства. Этот своего рода юридический нигилизм не играл позитивной роли и впоследствии был отвергнут. Правда, как бы противореча себе, Стучка полагал, что в переходный период после пролетарской революции не обойтись без нового, советского права. Поэтому он не чужд восприятия некоторых элементов буржуазной правовой культуры.
Уже в силу своих должностей Стучка уделяет много внимания революционной законности. Он трактует ее также социологически. Революционная законность у него означала политический режим диктатуры пролетариата в условиях радикальных социальных преобразований и Гражданской войны. Она предполагает в том числе, с одной стороны, ограниченное использование дореволюционных законов и, с другой — допустимое отступление от декретов советской власти в интересах революции. Здесь возможно действие партийных директив и стандартов массового поведения. Во имя развития революции для поддержания революционной законности советские суды, будучи в основном непрофессиональными, рассматривают дела исходя из перспектив коммунистического строительства.
Впоследствии, как только стало ясно, что в ближайшей перспективе отмирания государства и права ожидать не приходится, Стучка отходит от радикальных предложений и выступает за совершенствование законодательства путем его кодификации.
Евгений Брониславович Пашуканис (1891—1937) — директор Института советского строительства и права Коммунистической академии, непродолжительное время — заместитель наркома юстиции СССР (с 1936 г.). Основная работа — «Общая теория права и марксизм» (1926).
В своей книге Пашуканис предлагает выведение подлинно марксистского понимания природы права из производственных отношений, из «товарного обмена». Именно в процессе товарообмена «юридический субъект... находит себе вполне адекватное воплощение в конкретной личности эгоистически хозяйствующего субъекта, собственника, носителя частных интересов». Право возникает там и тогда, где и когда появляются обособленные и противоположные частные интересы. Столкновение интересов, спор являются тем основным фактором, который приводит к рождению юридического отношения из экономического. Право возникает, развивается и существует только на базе товарного обмена, в связи с чем изначально является буржуазным институтом. Поэтому переход к нэпу есть реставрация капитализма. Это усиление буржуазного права. Советское право по своему содержанию становится буржуазным еще в большей степени.
Согласно марксистской теории буржуазное право является наиболее развитым и исторически последним типом права. Пашуканис разделял это мнение. Но он не считал, что буржуазное право есть тот идеал, та высшая форма организации юридической материи, на основе которой и следует создавать новое право. Буржуазное право ждет отмирание, и это будет вообще отмирание права как социального института.
Пашуканис не принимал нормативизма. Норма права, принадлежа к сфере должного, имеет лишь факультативное значение для понимания и нахождения права. Субъекты права и правоотношения, писал Пашуканис, могут существовать без формальных норм права. Отсутствие формальной нормы еще не означает, что права нет в самой жизни, в реальных правоотношениях. Право как совокупность норм становится подлинно реальным только тогда, когда ему соответствуют правовые отношения. Главным элементом правоотношения является субъективное право. Последнее опирается непосредственно на материальный интерес лица и, следовательно, независимо от нормы права.
Таким образом, как считал Пашуканис, право возникает помимо государства, поскольку государственное правотворчество не влечет за собой автоматического возникновения правоотношений. К тому же, по его мнению, государство как орган классового господства не особенно и нуждается в праве. Пролетарское государство руководствуется целесообразностью. И только там, где товарные отношения производят право, где возникает необходимость охраны новой экономической системы, где это требование права реализуется в виде публичной власти, субъективное частное право товаровладельца перерастает в субъективное публичное право. Советское государство также обслу-
живает рыночные отношения. При таких условиях государство представляет собой не столько машину классового угнетения, сколько «власть права».
Андрей Януарьевич Вышинский (1883—1954) — Генеральный прокурор СССР, директор Института права, организатор Совещания по вопросам науки Советского государства и права (16—19 июля 1938 г.).
Ведущей темой Совещания стало «разоблачение врагов народа», «банды от теории права», «провокаторов и предателей», к числу которых причислили Пашуканиса, Крыленко, Рейснера, Стучку и др. Основой обвинений стал сталинский тезис об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму. «Враги» же якобы утверждали, что с построением социализма классовая борьба не обостряется, а затухает, что капитализм мирно врастет в социализм и что, соответственно, аппарат принуждения постепенно будет утрачивать свое значение. Им ставилось в вину, что они видели в праве исключительно буржуазный институт. Вышинский подверг критике идею о скором отмирании права. Следовало, по его мнению, преодолеть нигилистическое отношение к социалистическому праву, следовало показать преобразующую роль нового права. Следовало преодолевать искажения марксистского понимания права теми авторами, которые сводили право либо к экономике, либо к политике.
Вопреки главенствующей тогда позиции Пашуканиса, Вышинский заявил, что возникающая вслед за капитализмом социалистическая формация рождает новое социалистическое право — право переходного периода от капитализма к «высшим ступеням коммунизма», когда государство и право отомрут. Социалистическое право имеет черты права буржуазного, но по мере укрепления социалистических отношений право все более будет наполняться социалистическим содержанием. Социалистическое право есть наиболее совершенный, высший тип права, поскольку отражает самый прогрессивный тип общественных отношений.
В качестве «буржуазного уклона» расценивалось использование работ буржуазных авторов или признание достижений буржуазной науки права. По-прокурорски жестко Вышинский проводил разграничение между марксистской теорией государства и права («подлинно научной») и всеми остальными. В качестве непререкаемого Совещание сформулировало общее определение права: «Право — совокупность правил поведения, выражающих волю господствующего класса, установленных в законодательном порядке, а также обычаев и правил общения, санкционированных государственной властью, применение которых обеспечивается принудительной силой государства в целях охраны, закрепления и развития общественных отношений и порядков, выгодных и угодных господствующему классу». На его основе предлагалось определение нового права: «Советское право есть совокупность правил поведения, установленных в законодательном порядке властью трудящихся, выражающих их волю и применение которых обеспечивается всей принудительной силой социалистического государства в целях защиты, закрепления и развития отношений и порядков, выгодных и угодных трудящимся, полного и окончательного уничтожения капитализма и его пережитков в экономике, быту и сознании людей, построения коммунистического общества».
То и другое определения приняты не без активного участия Вышинского. Они не были оригинальными, поскольку нормативизм, в рамках которого выдержаны определения, не только был известен марксистским юристам — они критиковали его. Однако политическая ситуация в развитии советской государственности потребовала именно нормативистских установок в главном, в том, в чем право связывалось с усилением государства как в его правотворчестве, так и в принудительном обеспечении созданных норм.
На Совещании была поставлена задача завершить на основе идей Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина построение науки советского социалистического права, сделать ее действенным средством укрепления Советского государства. Советская теория права, по Вышинскому, должна быть юридико-понятийным оформлением основных принципов и ценностей «социализма, социалистической революции, социалистического государственного и общественного строя».
Академик А. Я. Вышинский является автором ряда работ в области уголовного права и процесса. В процессе разоблачения культа личности Сталина подчеркивалось, что его идеи в этих областях служили привлечению к ответственности невиновных.
[1] Это позволило тому же Вышинскому говорить о «предательском характере пропаганды так называемого “отмирания” социалистического государства». А товарищ Сталин у него «не только разоблачил весь вред этой пропаганды, но и научно обосновал необходимость государства в известных исторических условиях и при коммунизме». Напомним, что идея отмирания государства «пропагандировалась» Энгельсом, а после смерти Сталина Хрущев даже и сроки обозначил.
|