Сама по себе характеристика формы государственного устройства, как и характеристика других форм государства, не является главной и оригинальной в данном исследовании - мы исходим из того понимания сущности и назначения формы устройства, которое является общепризнанным в отечественной теоретико-правовой литературе. Гораздо большую значимость представляет собой выяснение характера и роли права и правосознания, делающих форму государственного устройства относительно самостоятельной для правовой теории проблемой.
Форма государственного устройства характеризует такое построение государства на административно-управленческой, а также на национальной или территориальной (или национально-территориальной) основе, которое определяет, во-первых, взаимоотношения между его составными частями и, во-вторых, взаимоотношения между центральными органами и теми организациями, которые осуществляют государственное управление на местах.
Необходимость территориальной организации государства на указанных основах обусловливается рядом причин, в числе которых - обитание
связанного в общность населения на ограниченной и в той или иной степени строго определенной территории; национальный (этнический) состав населения; объединяющая в общность население власть, существование в окружении других территориально определенных общностей. Проблема территориально-управленческого устройства государства возникает именно потому, что все указанные факторы объективно имеют политический характер, и данная проблема решается именно политическими средствами.
Разница между формой государственного устройства и иными формами государства обнаруживается как в роли политического момента, так и в степени и характере связанности в ее рамках политического и правового моментов. Здесь следует выделить два аспекта.
Во-первых, политическая составляющая в форме устройства предстает существенно не так, как в форме правления или форме режима, а именно, преобладает рационально-управленческая направленность политической деятельности государства. Если в контексте формы правления или режима превалирует политическая организация власти как господства, властно-волевого доминирования, то в контексте формы устройства превалирует управленческо-распорядительная организация власти как руководства, консолидирующего все составные части и органы государства.
Во-вторых, в каждом из компонентов, выделенных в приведенном выше рабочем определении государственного устройства, обнаруживается разная роль политического и правового моментов: когда речь идет о взаимоотношениях между составными частями государства, тут роль политического компонента гораздо существеннее, чем тогда, когда мы говорим о взаимоотношениях между центральным и иными государственными органами и организациями; в данном случае преобладает правовой момент, политический же момент носит фоновый, общеустановочный характер.
Та или иная форма государственного устройства чаще всего является отражением сложившейся традиции, своими корнями уходящей в ту или иную форму правления как выражения культуры определенных народов и истории их существования. Иными словами, форма устройства вторична по отношению к форме правления.
Однако такая связь гораздо более существенна, скорее, для предшествующих современности исторических эпох. Определяющим в тот или иной период существования государства и общества может быть и политический, рационально обоснованный момент (например, в России после Октябрьской революции 1917 г.). В данном случае форма устройства не носит вторичного по отношению к форме правления характера. В современных государствах это встречается гораздо чаще.
В связи со сказанным возникает проблема органичности той или иной формы устройства для конкретного государства. Ясно, что органичность и неорганичность форм устройства находится в прямой зависимости от приверженности к традиции государственного устроения или к совершенствованию его на рационально-политической основе, опираясь на представления об эффективной государственности.
Но традиции, в том числе в организации политической жизни, - не единственный фактор, который способен придать государственному устройству органичный характер, есть и иные. В этой связи, например, И.А. Ильин отмечал, что «чем устойчивее и духовно самостоятельнее личный характер у данного народа, тем легче осуществлять корпоративный строй; народ индивидуализированный не духовно, а только биологически, и притом бесхарактерный может управляться только опекой»[1].
В контексте рассмотрения поставленной нами проблемы достаточно будет сказать, что чем менее органична форма государственного устройства не только традициям жизни народа, но и исторически сложившейся форме правления и режима, тем значительнее, интенсивнее проявления политических факторов в организации государства вне существенной связи с правом, и наоборот, значимость и самостоятельность права возрастает при условии органичности того или иного устройства для исторически сложившейся государственности и взаимосвязи с обществом. Но в любом случае в связи с формой государственного устройства доминирующим является формальное право как средство управления.
Далее. В контексте проблемы типологизации общественного правосознания значимыми представляются лишь две формы государственного устройства как наиболее отчетливо различающиеся по принципам и характеру общественного сознания, а также его идейному строю; в правовом плане качественно отличны друг от друга только они. Речь идет об унитарном и федеративном устройстве государства. Мы не касаемся более конкретных форм, связанных с историческими периодами[2], а также, например, сюзеренитета или инкорпорации[3] [4], хотя в правовом отношении они имеют некоторые отличия от унитарной или федеративной формы государственного устройства, но не настолько существенные, чтобы делать их предметом самостоятельного анализа.
Полагаем также, что, несмотря на существование в современном мире целого ряда конфедераций, так сказать, генетически они являются результатом вступления в конфедеративные союзы государств (вообще государствен-
-5
но организованных обществ ), уже имевших ту или иную форму устройства и, соответственно, сложившиеся базовые политико-правовые идеи, характерные для того или иного типа правосознания.
Следует подчеркнуть, что независимо от конкретной формы государственного устройства, само по себе оно по своему существу - форма распределения властных полномочий в рамках единой, центральной власти.
Логика исторических процессов позволяет утверждать, что федерации, как форма государственного устройства, вторичны по отношению к унитарным государствам. Они представляют собой или результат дробления единого государства на ряд относительно самостоятельных, но связанных друг с другом и центральной властью образований (например, переход ряда территорий Российской империи в советский период в статус субъектов федерации) - процесс, обусловленный конкретно-историческим обстоятельствами, - или объединение унитарных государств вследствие протекания определенных и всегда приобретающих политический характер процессов, вызываемых разными обстоятельствами и условиями - войнами, экономическим состоянием конкретных государств, религиозными движениями и пр.
Следует отметить, что переход от одной формы государственного устройства к другой (естественный или искусственный) никогда не является абсолютным, т.е. когда все элементы прежней формы полностью исчезают и заменяются новыми. Всегда при переходе от одной формы к другой определенные элементы предыдущей формы, по крайней мере, содержательно, частично, сохраняются в новой форме, как исторически сложившаяся традиция. Особенно явным данный процесс становится при обращении к анализу характерных черт общественного сознания в тех его элементах, которые отражают отношение общества к политической жизни и государственному правлению, режиму и устройству.
Традиции государственного управления перекрывают многие стороны государственного устройства независимо от его формы, сложившиеся в свое время государственные структуры вполне жизнеспособны и достаточно эффективно функционируют через некоторое время в любом случае.
Переходя к рассмотрению характерных черт общественного сознания в контексте формы устройства, сформулируем идею, имеющую для теории формы государства методологический характер: поскольку государственное устройство опирается на организационно-управленческую систему и процесс, постольку политико-правовое содержание общественного сознания в данном аспекте может быть выявлено только через связь государственного устройства с элементами политико-правового режима и системы правления.
В связи со сказанным поставим вопрос, можно ли, как это было при анализе общественного сознания в контексте формы правления и формы режима, поставить вопрос о наличии унитарного или федеративного сознания? Однозначного ответа нет; представляется верным ответить следующим образом.
Обыденно-массовое сознание, в котором политический момент всегда если и присутствует, то только в элементарном виде и, в сущности, мало значим, не может быть носителем унитарного или федеративного сознания. Естественно, таким не является и индивидуальное сознание человека; на личностном уровне различия в типах государственного устройства никак не проявляются.
Можно говорить о наличии унитарного или федеративного сознания лишь применительно к сознанию определенных социально-политических групп, а именно - обладателей власти. Но сознание властвующих групп (элит) определено вовсе не отношением к государственному устройству, а формой властвования (правления). В данном пункте анализа становится весьма актуальным вопрос об адекватности унитарного или федеративного сознания существующему государственному устройству, а также форме правления.
В качестве критерия адекватности укажем на следующее. Если в контексте формы правления первична законодательная власть, в контексте политико-правового режима - власть правосудная (судебная), то в контексте государственного устройства в качестве первичной выступает исполнительная ветвь власти. Как следствие, можно установить корреляции ветвей государственной власти с теми или иными типами права[5], а именно: в контексте формы правления первичным и системообразующим может считаться конституционное право, в контексте формы политико-правового режима таковым является полицейское право, в контексте формы государственного устройства основным типом права является административное право. И как формы государства предстают и могут быть поняты только в своем триединстве, точно так же триединство образуют и указанные типы права.
Переходя к общей характеристике унитарного государства, ограничимся общепринятым пониманием его как государства, внутри которого нет государственных образований, которые обладали бы полной политической самостоятельностью, но которые представляют собой только административнотерриториальные единицы. Таковым является большинство государств современного мира. К указанному необходимо добавить то, что в унитарном государстве роль политического момента выше, чем правового, право функционирует преимущественно как организационно-техническая (управленческая) форма существования государства.
К правозначимым принципам унитарного государства можно отнести следующие.
Во-первых, это принцип централизма, выражающий необходимость и возможность не только выстраивать структуру (и строгую вертикаль зависимости) властного управления из единого центра, но и исключающий таковую возможность для любого административно-территориального образования. Централизм совместим с любой формой правления и режима. В условиях унитарного государства он не носит ограниченного характера.
Как следствие, во-вторых, к основным принципам, характеризующим унитарность государства, необходимо отнести принцип внутреннего суверенитета, т.е. самозаконности государства не только по отношению к обществу, но и по отношению к любому административно-территориальному образованию. Иными словами, государство в лице центральной (и единственно реальной) власти выступает в качестве единственного источника и применителя права.
В-третьих, как следствие предыдущего, принципом, на основе которого существует унитарное государство, является принцип единственности правовой системы. Мы полагаем, что правовая система государства и правовая система общества - не тождественные понятия и не идентичные правовые состояния, но в условиях унитарного государства, тем не менее, различия между ними, особенно если это касается, так сказать, «государственной периферии», государством во внимание не принимаются. Поэтому действующее право, как ядро правовой системы государства, представляет собой в действительности обеспеченную властью систему принуждения к определенному образу правовой жизни.
Как следствие, в унитарном государстве действует единая система права, в центре которой - единая Конституция, тот основной закон, нормы которого действуют на всей территории и не знают исключений и ограничений. Органы власти на местах лишь применяют нормативные акты, принимаемые центральными органами власти, собственные же нормы имеет сугубо подчиненный, подзаконный и локализованный характер.
В-четвертых, к правозначимым следует отнести принцип национального единства. Он относится к идейным, а не к организационным принципам, на его основе обосновывается и оправдывается целесообразность и необходимость унитарного устройства государственной жизни. Смысл этого единства в том, что оно всегда является не только приоритетным в сравнении с особенностями жизни отдельных национальных образований, получающих территориально-административную определенность, но и единственно существенным и различимым для государства. Вся политика и правовая организация жизни общества подчинена национальному единству; существенна только нация, национальные различия между определенными общностями не имеют государствообразующего значения.
Наконец, в-пятых, речь должна идти о принципе функциональной определенности государственного устройства. Иными словами, все административно-территориальные образования имеют смысл главным образом в аспекте функциональной дифференциации территории государства, своего рода специализации указанных образований, все они различаются с точки зрения конкретизированных для них направлений реализации функций государства, в большей мере экономико-хозяйственных и в очень незначительной мере - политических.
Для унитарного сознания (в указанном выше смысле) характерны следующие основополагающие идеи - суверенитета, приоритета общего над частным и единства.
Идея суверенитета логично является центральной, смыслообразующей идеей. Если принцип суверенитета является организующей основой утверждения государственной власти на всей территории, охватываемой ее деятельностью, то идея суверенитета является идеологической основой характеристики государства как формы устройства. Следует также отметить, что идея суверенитета характерна не только для общественного сознания, в котором находит отражение унитарное устройство государства, она также весьма важна и при характеристике федеративного устройства государства. Но, во- первых, содержание идеи суверенитета применительно к разным формам государственного устройства не является одним и тем же, во-вторых, в рамках общественного сознания, характерного для государства с федеративным устройством, идея суверенитета является производной от более фундаментальной идеи баланса общего и особенного[6].
Итак, политической аксиомой является утверждение, что суверенитет принадлежит только государству, он неделим в рамках государства; это верховенство государственной власти во всех внутренних делах, обеспечиваемое не только политической волей и силой, но и системой права.
Основоположник теории государственного суверенитета Ж. Боден понимал его как неограниченную законами верховную власть над гражданами и подданными, постоянную и абсолютную. Такая власть - атрибут любого государства, способный определять условия его существования[7].
Суверенитет отличает государство от всех других публично-правовых институтов, «в силу которого государство обладает всеми правами, необходимыми для осуществления его функций (внешних и внутренних), а также независимостью от других государств и верховенством на своей террито- рии»[8] [9].
Важной представляется теоретическая позиция Г. Еллинека, рассматривавшего суверенитет как способность государства к «исключительному правовому самоопределению»; только суверенное государство «может - в
пределах установленных или признанных им самим правовых границ - со-5
вершенно свободно нормировать содержание своей компетенции» .
Атрибутом суверенитета является также неподотчетность верховной власти никому. При этом, как утверждал Ж. Маритен, «власть делать все неподотчетным образом совпадает с суверенитетом Бога»[10].
Значительный вклад в идейно-политическую интерпретацию суверенитета внес Ж.-Ж. Руссо, полагавший, что предоставление государству неограниченной власти над всеми членами общества является следствием заключенного в определенный исторический момент общественного соглашения, и при таком условии речь должна идти только о суверенитете народа, под которым понимаются все участники общественного соглашения (а это - взрослая мужская часть населения), но не какой-то социальный слой общества[11].
Как следствие, суверенитет представляет собой естественное и неотчуждаемое право, принадлежащее целому - народу. Только при передаче (делегировании) народом этого права государству делает последнее суверенным.
Понятно, что такие представления о суверенитете являются скорее идеолого-политической конструкцией, а не констатацией факта. Но именно она закладывается, как правило, в Конституцию.
Наконец, следует отметить, что суверенитет государства не претерпевает никаких капитальных изменений в зависимости от того, какие трансформации исторически происходят с формой и содержанием государства, его компетенцией.
Идея приоритета общего над частным не имеет столь отчетливого выражения, как идея суверенитета, но она, являясь своеобразной конкретизацией идеи суверенитета, в полной мере отражает существо общественного сознания, традиционного для унитарных государств, особенно современных.
Что, с точки зрения государства и консолидированного с ним общества, объясняет и оправдывает этот приоритет? Во-первых, в качестве общего предстает общественное благо как главная цель всей деятельности государства, сообщенная ему обществом посредством Конституции; во-вторых, это общегосударственные интересы, перекрывающие собой по своей значимости любые частные интересы; в-третьих, это соображения государственной (общественной, национальной) безопасности, обеспечение которой возможно только при условии деятельности государства как недифференцированной целостности. В этом плане общество всегда оказывается разнородным и только относительно консолидированным множеством частных аспектов жизни людей.
С правовой точки зрения весьма существенным моментом в характеристике данной идеи является то, что действительно и значимо только публичное право.
Идея единства не должна рассматриваться как содержательная интерпретация принципа национального единства, хотя смысловая их взаимосвязь достаточно очевидна. Но в контексте вопроса о форме устройства государства она, прежде всего, характеризует сущность действующей в нем власти, а также осуществление государственного управления.
В идее единства отражено то, что законодательная, исполнительная и судебная власть имеют единые для всего государства высшие органы, полномочия и функционирование которых распространяются на всю его территорию, не дифференцируясь применительно к ее отдельным составным частям.
Переходя к характеристике федеративного устройства государства, полагаем наиболее существенным следующее.
Прежде всего, естественным путем федерации формируются из нескольких самостоятельных государств преимущественно в случаях, когда внутренние трудности и внешние опасности оказываются проблемами, решение которых каждому поодиночке не по силам, но что считается возможным осуществить за счет объединения таких государств. Будучи закономерным процессом, формирование федерации опирается на интеграцию. «Федерализм представляет собой единственное цельное усилие, чтобы выйти из тупика и наладить порядок»[12].
При этом, в отличие от конфедераций, в результате федеративного объединения наряду с субъектами федерации образуется единый центр, и для федеративных государств характерно разграничение полномочий и предметов ведения на основе принципа взаимоограничений.
Также для федераций принципиальным является полноправность существования всех ее субъектов.
Наконец, федерации построены на добровольности объединения.
Однако нельзя не отметить то, что федерации не всегда образуются на указанных основах. В силу определенных исторических обстоятельств, под влиянием ряда политических соображений федерации могут образовываться и искусственным образом и представлять собой юридическую конструкцию. Наиболее показательным примером может быть образование фактически на федеративной основе СССР, образование, являвшееся следствием распада после Октябрьской революции Российской империи, исторически сложившегося унитарного государства. Также в известном смысле условный, юридический характер носило разделение Российской Федерации на ее субъекты в постперестроечный период.
Ясно, что при таких условиях указанные исходные основания федерации претерпевают определенные трансформации. Это касается и интегрирующих процессов, и добровольности, и полноправности, и самоограничений в полномочиях. Данные трансформации не столь существенны, чтобы говорить об искажении существа федеративного устройства государства. Тем не менее, они создают определенные дополнительные проблемы для организации государственного управления.
К приведенной характеристике федеративного устройства считаем возможным добавить лишь следующее. Во-первых, роль правового момента здесь значительно выше, чем в унитарном государстве, право функционирует не только как организационно-техническая форма существования государства, но и как нормативно-ценностная система политического оформления общества и легитимации власти. Во-вторых, и для естественных, и для искусственных федераций характерны одни и те же принципы. Перейдем к раскрытию их содержания.
Прежде всего, следует отметить, что принципы федеративного государства во многом представляют собой противоположность принципам, заложенным в основу унитарного устройства государства.
К правозначимым принципам федеративного государства относятся в
первую очередь следующие.
Во-первых, центральным является принцип федерализма, существо которого состоит, с одной стороны, в обеспечении равновесия между государством и его субъектами, а с другой стороны - в возможности создания системы взаимодополнения центра и субъектов федерации на основе взаимовыгодного сотрудничества. Существенно также то, что федерализм предполагает наличие достаточных социальных, экономических, культурных предпосылок для формирования федеративного государства. В противном случае федерализм становится, по выражению И.А. Ильина, псевдофедерализмом.
Во-вторых, это принцип демократизма, означающего, с одной стороны, существенность децентрализации государственной власти. С другой стороны, он предполагает участие субъектов федерации в формировании законодательной базы их совместной деятельности, осуществление субъектами правотворческих полномочий, демократические процедуры обсуждения и принятия законодательных установлений государственной жизни.
В-третьих, следует указать на важность принципа конституционности. Он связан не только с формой устройства, имеет более широкий смысл. В рассматриваемом контексте конституционность означает, помимо необходимости соответствия всех правовых актов как государства в целом, так и всех субъектов федерации, а также деятельности центральных и местных органов власти Конституции как высшему закону государства. Принцип конституционности означает также признание существования бесспорных ценностей федеративного устройства и обеспечивающего его права.
В-четвертых, это принцип множественности правовых систем. Он не означает ограничения принципа конституционности, согласно которому государство гарантирует единство и целостность правовой системы общества, а указывает на то, что самостоятельность, значимость и полноправность субъектов федерации невозможны без существования в рамках каждого из них своей правовой системы, образуемой как законодательством субъекта федерации, его правоприменительной системой, так и сложившимися средствами, условиями и традициями правовой жизни населения конкретного субъекта. При этом, конечно, все они должны быть гармонично связаны с единой правовой системой государства.
И, в-пятых, необходимо отметить значимость принципа национальнотерриториальной (структурной) определенности государственного устройст- ва[13] как в известном смысле противоположности организационнофункциональной определенности устройства унитарного государства. Иными словами, территория того или иного субъекта федерации определена прежде всего тем, что это - территория проживания определенного народа, этноса, носителя определенной политической, правовой, нравственной культуры, скрепленной своими традициями, в том числе хозяйственной и социальной. Тем самым государственно-территориальная определенность субъекта является не политико-юридической условностью, а органичной составной частью характеристики ее населения, этноса и т.п.
Далее. В общественном сознании существо федеративного устройства отражают, по нашему мнению, следующие основополагающие идеи - идеи договора, баланса общего и особенного и многообразия.
В идее договора, центральной для адекватного выражения существа федерации, подчеркивается, что в первую очередь это акт, совершаемый равными по своему правовому и политическому положению государствами, т.е. это акт, закрепляющий равноправие всех его участников. Кроме того, что особо подчеркивал, например, Ш.-Л. Монтескье, - это акт, являющийся выражением доброй воли государств, сознательно идущих на определенные ограничения своего статуса и полномочий[14].
Также важной составляющей содержания идеи договора является то, что выбор федерации как государственного устройства - не произвольный акт, хотя и добровольный, необходимость в нем возникает естественноисторическим путем.
Наконец, в идее договора заключена мысль о его синтезирующем характере, это исторический акт не только правового и политического, но и нравственного, духовного свойства. Как следствие, федерация должна быть не только политическим союзом, но и культурным образованием.
Идея баланса общего и особенного, во-первых, противоположна по своему смыслу идее приоритета общего над частным (идее, характерной для общественного сознания в условиях унитарного устройства государства), во- вторых, содержание данной идеи связано с иной, чем ранее, интерпретацией идеи суверенитета. А именно, если в контексте унитарной формы устройства государства суверенитет - это форма безусловной, неоспоримой зависимости от центральной власти, то в контексте федеративной формы устройства суверенитет - форма отражения степени самостоятельности частей (субъектов) государства.
Кроме того, в федеративном устройстве правовой смысл идеи суверенитета гораздо более существен, чем при унитарном устройстве; там преобладает политический смысл идеи. В контексте идеи баланса общего и особенного идея суверенитета выражает подвластность всех частей государства праву, Конституции, а не просто самозаконность и выражение воли власти.
Таким образом, идея баланса общего и особенного заключает в себе решение проблемы полноты суверенитета. Относительно данной проблемы существуют две основные теоретические позиции. Одна из них состоит в том, что государства при образовании федерации утрачивают свой суверенитет, и только федерация обладает государственным суверенитетом[15]. И если признавать два уровня государственного суверенитета - уровень федерации и уровень субъектов, - то возникает объективная возможность и тенденция к обособлению отдельных субъектов государства. Так называемый «парад суверенитетов», который проходил в России в начале 90-х годов XX века, являлся ярким примером расшатывания государства и по сути противоречил самой идее федерализма.
Другая позиция состоит в том, что в федеративном государстве суверенностью в равной мере обладает как федерация, так и ее субъекты. Т.е. существует и возможность, и необходимость делегирования части содержания суверенитета государства его субъектам. Как следствие, получается, что центр, по отношению к субъектам федерации, и наоборот, обладают лишь ограниченным суверенитетом.
По нашему мнению, понятие ограниченного суверенитета внутренне противоречиво; ограничение суверенитета на самом деле есть его утрата или несущественность. Суверенитет превращается лишь в определенный объем полномочий, т.е. смысл идеи суверенитета в таком случае извращается. Иными словами, мы разделяем первую из перечисленных теоретических позиций.
Идея многообразия отражает очень важный момент в понимании существа федеративного устройства, а именно: несмотря на то, что, хотя особенности национальной, хозяйственной, религиозной жизни, сложившейся в государствах, образующих федерацию, делают союзные отношения в политическом и правовом плане более сложными для поддержания и укрепления, тем не менее, только учет этих особенностей, присущих каждому субъекту федерации, придают ей подлинный смысл и ценность. При этом сохранение самобытности субъектов федерации, их самостоятельности, в определенных пределах, конечно, вовсе не означает необходимости признания за субъектами федерации достаточного для этого суверенитета.
Наконец, важно отметить, что идея многообразия имеет не только политический и юридический смысл, но важна и как элемент культуры государственного мышления.
Рассмотренные идеи образуют системы координат для представления о той или иной форме государственно-территориального устройства в ее идеальном виде, но при рассмотрении конкретного государства, вероятнее всего, будут обнаруживаться тесные связи характерных для общественного сознания разных типов базовых идей.
Переходя к выявлению основных, типологизирующих идей, характерных для правосознания, складывающегося обычно в государствах с унитарным и федеративным устройством, отметим прежде всего то, что из идей, названных нами идеями первого порядка, в рассматриваемом здесь контексте идея права человека выпадает, поскольку вопросы государственного устройства, на наш взгляд, вообще никакого отношения к личности, к существованию человека не имеют; человек в данном аспекте не субъект права. Субъектами права могут быть только коллективные (например, государственные органы или органы местного управления) или абстрактные субъекты (государство, власть, общество).
Далее важно ответить на вопрос, можно ли говорить об идеях второго порядка, характеризующих форму государственного устройства вообще? По нашему мнению - нет, что свидетельствует о менее значимой, чем ранее, роли общественного правосознания в выражении особенностей государственного устройства. Это правосознание можно представить как своеобразную смесь, сочетание элементов монархического и республиканского правосознания с унитарной и федералистской традицией (а вне культурного аспекта говорить о специфике правосознания вряд ли можно). В качестве исследовательской гипотезы можно также утверждать, что, например, с одной стороны, монархическое правосознание более сочетается с унитаристским и плохо сочетается с федеративным правосознанием, а с другой стороны, республиканское правосознание органично связано скорее с федеративным правосознанием, чем с унитаристским. В данном аспекте, по сути, ставится проблема органичности той или иной формы государственного устройства той или иной форме правления и политико-правового режима.
В правосознании, складывающемся в унитарных государствах, выделенные идеи первого порядка трансформируются следующим образом.
Идея закона воплощается в идее санкционирования. Из всего множества контекстов этой идеи[16] в рассматриваемом аспекте наиболее значимыми являются следующие. Во-первых, будучи односторонним публично-правовым отношением, оно связано с наделением властным субъектом другой стороны также статусом субъекта посредством наделения правом, ведущим к обязанности подчиняться, т.е., иными словами, посредством делегирования власти; действие закона - санкция власти. Но при этом, во-вторых, это одновременно является свидетельством исключительного права, монополии на распределение полномочий между производными субъектами власти. В-третьих, санкционирование не связано с масштабированием определенного рода действий, как это свойственно закону, и не представляет собой императив, некое безусловное требование. Оно является механизмом превращения закона в ситуативный регулятор, что логично обусловлено особенностями функционирующего в государстве определенного формой устройства права.
Идея ответственности трансформируется в идею правомочия, т.е. предоставленной и выраженной юридическими средствами возможности для производного властного субъекта права не только осуществлять определенные действия, но и требовать некоторых действий от других субъектов. Иными словами, только с одной стороны это право субъекта делегированной власти как его прерогатива, с другой же стороны, это своего рода обязанность предъявлять свое право по отношению к подвластным субъектам. Именно поэтому правомочие является формой правовой (юридической) ответственности, а именно, ответственности в негативном смысле, которую субъект делегированной власти должен нести перед субъектом этого делегирования - центральной государственной властью.
Идея равенства отождествлена с одним из аспектов ее содержания - с идеей равной зависимости, а именно, равной зависимости частей государства от его центральной власти, что очень напоминает православную идею соборности. Иными словами, в данной идее заложен элемент религиозного отношения к власти, а именно определенного рода сакрализации и признания священности центральной власти[17], что в общественном правосознании выступает как полнота легитимности власти. Понятно, что обеспечение центральной властью равной зависимости частей государства выступает в качестве формы справедливости, что всегда ассоциируется с действительностью предоставленных прав.
Под идеей порядка на самом деле подразумевается идея системы государственной власти. По крайней мере, порядок именно в ней наиболее значим и проблемен с точки зрения формы государственного устройства. Содержание данной идеи состоит в следующем. Во-первых, она выражает понимание адекватности структурной определенности органов государственной власти, в том числе - органичность связи основных ветвей власти. Во- вторых, в ней заложено представление о системности в деятельности государства, а точнее - последовательности в деятельности органов власти, прежде всего исполнительной, являющейся следствием наличия государственной стратегии (политики и идеологии) и преемственности в деятельности власти.
В правосознании, характерном для государств с федеративным устройством, идеи первого порядка получают, на наш взгляд, следующие конкретизации.
В идее закона смыслообразующей становится идея гарантирования. Из всего многообразия контекстов этой идеи[18] наиболее существенными являются абсолютность, безусловность и полнота, воплощенная в законе, связанные, однако, не с проявлением воли, властной силы государства, а с обеспечением законами бесспорной правовой защищенности делегированного центральной властью субъектам федерации распоряжения властными полномочиями. Федерация в правовом смысле есть система гарантий самостоятельности и равноправности субъектов федерации. Она, как уже указывалось, в значительно большей степени правовое образование, нежели унитарное государство.
Идея ответственности конкретизируется посредством идеи полномочия как предоставленного субъекту права использования всего объема имеющихся ресурсов (материальных, организационных, человеческих и т.д.) для реализации определенных задач. Если в рамках идеи правомочия делегированное властью право превращалось в обязанность его использования, то в данном случае предоставленное право связано с самостоятельной, в рамках признанной государством компетенции и видения конкретных задач, деятельностью субъектов федерации. Если в условиях унитарного устройства речь шла
возложении ответственности на субъекты, которым делегировалось право власти, то в данном случае следует говорить о признании ответственности (в смысле ответственной самостоятельной деятельности субъекта предоставленного права). Это ответственность в позитивном смысле и притом прежде всего политическая.
Как следствие из сказанного, идея равенства раскрывается посредством идеи равной самостоятельности субъектов федерации. Конечно, зависимость субъектов от центра не может не существовать, но не она определяет наиболее существенные моменты в положении субъектов федерации; их самостоятельность не обусловлена зависимостью. Поэтому, в частности, рассматриваемая идея не актуальна и не смыслообразующа в применении к центральной власти. Во-первых, в своей самостоятельности она не равна самостоятельности субъектов. Во-вторых, в действительной федерации центральная власть также характеризуется не столько прерогативами, сколько компетенцией, связанной с организационно-вспомогательной, координирующей, «согласительной» и представительной деятельностью государства.
Идея порядка воплощена в идее системы самоуправления. Существо этой идеи раскрывается через следующие компоненты ее содержания. Во- первых, для системы самоуправления (субъектов федерации) важна не столько структурная, сколько функциональная определенность, не столько статусная, сколько деловая взаимозависимость. Во-вторых, актуальна не суверенность, а договорность. В-третьих, если порядок при унитарном устройстве государства в состоянии быть обеспеченным на административно-правовой основе, то в условиях федеративного устройства для поддержания порядка важна прежде всего конституционно-правовая основа. И, в-четвертых, самоуправление обеспечивается не столько правоприменительной, сколько правораспределительной деятельностью субъектов федерации.
Последний вопрос, требующий своего раскрытия, - какова функциональная направленность идейного строя правосознания, связанного с рассмотренными формами государственного устройства? Как и ранее, мы полагаем, что именно в своем функциональном аспекте рассмотренные идеи приобретают системный характер, воздействуют системно.
Правосознанию в рассматриваемом контексте формы государства присущи две системообразующие (и типологизирующие) функции - функции легализации распределения полномочий и законотворчества. Реализация этих функций не различается по своим механизмам в зависимости от формы устройства, главное - направленность (целевая установка), т.е. содержательная составляющая.
Легализация распределения полномочий в условиях унитарного устройства государства осуществляется через создание вертикали зависимости на основе правомочий центральной власти. Легализация распределения полномочий в условиях федеративного устройства государства осуществляется посредством формирования и поддержания системы компетенций на основе взаимосвязи полномочий центра и субъектов федерации.
Если законотворчество в контексте формы правления может быть расценено как функция, характеризующая право и правосознание со стороны содержания, то в контексте формы устройства оно характеризует и право, и правосознание с формальной стороны, в процессуальном плане. Как следствие, необходимо признать, что такое законотворчество в сравнении с законотворчеством, охарактеризованным в контексте формы правления, носит вторичный характер.
Законотворчество в условиях унитарного устройства государства осуществляется посредством деятельности высшего государственного органа. Основная проблема, которую призван решить законотворческий процесс, - проблема действенности права в условиях единообразия, на основе безусловной исполнительности. Законотворчество в условиях федерального устройства государства реализуется через деятельность центральных и иных законодательных органов. Основная проблема, которую призван решить законотворческий процесс, - проблема согласованности, оптимального разграничения компетенций.
Так же, как и в предыдущем параграфе, мы не будем переходить к раскрытию содержания рассмотренных идей с точки зрения их функционального воплощения; качественно нового взгляда на их содержание это все равно не даст.
Проведенный анализ типологических свойств правосознания в контексте формы государственного устройства дает основания сделать следующие выводы общего порядка.
Правовые начала организации государства находят воплощение в типах права, имеющих организационно-технический характер (административное право и муниципальное как типы права-управления), но для содержательности правосознания это не имеет существенного значения.
В правовой характеристике формы государственного устройства правосознание имеет наименьшую значимость, нежели при характеристике форм правления или политико-правового режима.
Вне связи с другими формами государства в рамках формы устройства самостоятельные типы правосознания выделить невозможно. Хотя содержательное своеобразие, условно говоря, «унитарного» и «федеративного» правосознания существует, но оно не является типологизирующим. В данном случае правосознание есть лишь преломление, специфическое для каждой формы устройства государства сочетание типов правосознания, связанных с формами правления и политико-правового режима.
[1] Ильин И.А. О монархии и республике // Собрание сочинений в 10-ти тт. Т. 4. М.: Русская книга, 1993. С. 543.
[2] См. по данному вопросу, например: Общая теория государства и права. Академический курс в 2-х томах. Том 1. Теория государства / Отв. ред. М.Н. Марченко. М.: Изд-во «Зерцало», 1998. С. 178-196.
См.: Марченко М.Н. Проблемы теории государства и права. М.: Проспект, 2001. С. 195.
[4]
См., например: Мукиенко И.Н., Оксамытный В.В. Правовые системы современных государственно организованных обществ. М.: Московский университет МВД России, 2008.
[5] О критериях различения типов права. имеющих отраслевое выражение, см.: Малахов В.П. Методологические и мировоззренческие проблемы современной юридической теории. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2011.
[6] Идея суверенитета в указанном аспекте будет рассмотрена несколько позже.
[7] См.: Боден Ж. Метод легкого познания истории. М.: Наука, 2000. С. 136-137.
[8] Горюнов В.В. Суверенитет Российской Федерации: сущность, содержание, гарантии. Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2007. С. 7.
[9] Еллинек Г. Общее учение о государстве. СПб.: Юридический центр Пресс, 2004. С. 363.
[10] Маритен Ж. Человек и государство. М.: Идея-Пресс, 2000. С. 64.
[11] См.: История политических и правовых учений: XVII-XVIII вв. М.: Наука, 1989. С.130.
[12] Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М.: Текст: Лит-изд. студия «РИФ», 1993. С. 158.
[13] См. о содержании некоторых из перечисленных принципов, например: Марченко М.Н. Проблемы теории государства и права. М.: Проспект, 2001. С. 199-200.
Монтескье Ш.-Л. Избранные произведения о духе законов // Режим доступа: http://e- libra.ru/read/314288-izbrannie-proizvedeniya-o-duhe-zakonov.html (дата обращения 10.09.2016).
[15] Авакьян С.А. Конституционное право России. Т. 2. М.: Норма, 2006. С. 42.
[16] См. по данному вопросу, в частности: Малахов В.П. Право в контексте форм общественного сознания. Принцип правопонимания. М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2015. С. 120-129.
[17] Отечественная традиция такого восприятия власти обществом описана, например, в: Калиниченко А.И. Идейные основания легитимации власти в отечественной правовой мысли (XI - начало XVIII вв.). Дисс. ... канд. юрид. наук. М., 2015.
[18] См. об этом, в частности: Малахов В.П. Право в контексте форм общественного сознания. Принцип правопонимания. М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2015. С. 112120.
|