Коллизионные правила определения права, подлежащего применению к кондикционным обязательствам, закреплены в Законе о международном частном праве для внедоговорных обязательственных отношений и вещей от 21 мая 1999 года, который дополнил действовавший на тот период Вводный закон к ГГУ статьями 38-46 «Внедоговорные обязательственные отношения» и «Вещное право». До принятия указанного Закона о международном частном праве от 21 мая 1999 года, в германском праве отсутствовали коллизионные нормы, регулирующие отношения из неосновательного обогащения. Этот пробел законодательства восполняла германская правовая доктрина, исходившая из подхода, основанного на применении закона страны, которому подчинено существующее между сторонами договорное или иное правоотношение, в связи с которым возникло обязательство из неосновательного обогащения (law of the underlying relationship или lex causae condictionis).[1] Как отмечают авторы Х. Гаттеридж и К. Липштейн, ранее надлежащим правопорядком служил закон местонахождения имущества, если основание иска касалось земельного участка (lex rei sitae) или иного недвижимого имущества, или закон места исполнения договора, если основанием иска служил договор, или закон места совершения юридически значимого действия (lex loci actus) во всех иных случаях.[2] [3] Подход, основанный на применении закона, которому подчинено существо правоотношения из неосновательного обогащения (lex causae of unjust enrichment), представляется вполне оправданным, поскольку подавляющее большинство исковых требований о возврате неосновательного обогащения касаются излишне или недолжно уплаченных денежных средств в рамках уже заключенного договора или иного возникшего правоотношения. Как отмечается в литературе, основным преимуществом данного подхода является устранение проблемы квалификации путем отыскания общего элемента, присутствующего во всех случаях неосновательного обогащения - сбалансирование неравномерного перемещения имущественных благ от одного лица к другому, и, тем самым, обеспечение единообразия при

170

определении применимого права.

Отсюда следует, что если требование о взыскании неосновательного обогащения возникает в связи с договорным правоотношением, то

применимым к такому требованию будет право, которому подчинен договор в соответствии с тем или иным коллизионным методом (закон наиболее тесной связи, автономия воли сторон, принцип «взвешивания» контактов с различными правовыми системами, установление «подразумеваемого» выбора права (hypothetischer Parteiwille) и т.п.); если такое требование вытекает из деликта, то вопросы о допустимости и объема возмещения, взыскиваемого с причинителей вреда, определяются по закону, применимому к деликтному обязательству, а если, при этом, совершенный деликт сопряжен с несанкционированным использованием или посягательством на чужое имущество, то право, применимое к деликту, совпадет с законом

171

местонахождения имущества.

Для целей отыскания применимого права американский автор Питер Хей на основе сравнительно-правового анализа коллизионных правил германского права и американского Второго Свода законов о конфликте законов 1971 г. разделил все требования о взыскании неосновательного

172

обогащения на три категории:

I. требования, вытекающие как из действующего, так и из предполагаемого договора, а именно в связи с:

а) несостоятельностью (тщетностью) договора, невозможностью его исполнения, его недействительностью или расторжением;

б) применимостью квазидоговорного средства правовой защиты в пользу истца, лишенного права взыскать убытки по договору ввиду отсутствия «достаточного исполнения» со своей стороны;

в) суброгацией по договору;

участием третьих лиц (при невозможности встречного предоставления или предъявления к зачету встречного требования, возникшего из основного договора); [4] [5]

е) произведенной переплатой или двойной оплатой в счет исполнения обязательства.

требования, возникающие вследствие получения имущественной выгоды за счет другого лица (действия в чужом интересе без поручения - negotiorum gestio). К данной категории относятся предоставление материальных благ другому, в том числе оплата одним лицом чужого долга, дарения в пользу третьего лица, улучшения земельного участка, произведенные в период законного владения им.

Г ерманское право традиционно определяет правовой режим улучшений по закону местонахождения имущества в той мере, в какой они относятся к неосновательному обогащению в целом и не рассматриваются как часть права собственности. Оплата чужого долга подчиняется праву, применимому к такому долгу. Аналогичным образом разрешается проблема выбора права в случае дарения в пользу третьего лица.

требования, возникающие в связи с деликтным обязательством, могут возникнуть в связи с возмещением работникам, совместным причинением вреда, суброгацией ответственности, незаконным присвоением имущества.

Вопрос о незаконном присвоении имущества (conversion) порождает на практике трудности с квалификаций правоотношения, поскольку в зависимости от конкретных обстоятельств дела данный вопрос может рассматриваться в контексте деликта либо договора либо вещного права. Германская юриспруденция выделяет разного рода случаи, касающиеся недозволенного использования одним лицом чужого имущества. В случае использования материального имущества, право, подлежащее применению, определяется по месту нахождения имущества, совпадающего с местом [6] совершения деликта. Однако, в случае использования нематериальных активов (intangible property) установление права, подлежащего применению, вызывает затруднения ввиду того, что место совершения действия, место обогащения и место причинения вреда не совпадают.[7] [8]

Как отмечает Питер Хей, lex causae подлежит конкретизации применительно к различным ситуациям требований из неосновательного обогащения; установить единое коллизионное правило для всех случаев неосновательного обогащения невозможно... однако, именно при разработке конкретных критериев lex causae возникают трудности. На практике возникает неясность, какие обстоятельства должны быть приняты во внимание для целей определения права, подлежащего применению. Как указывает Т.У.Беннет, возможное разрешение проблемы путем установления примерного перечня коллизионных привязок для тех или иных случаях представляется слишком механическим, поскольку не позволяет учитывать специфику каждой конкретной ситуации.[9] [10] [11]

Вместе с тем, применение закона, которому подчинено существо правоотношения, к квазидоговорным обязательствам не нашло всеобщую поддержку. Критика данного подхода сводилась к тому, что квазидоговорное основание иска возникает отдельно и абсолютно независимо от договора и, соответственно, применение закона, которому подчинен договор, представляется нелогичным. Вместе с тем, вопрос о том, следует ли рассматривать кондиционный иск как самостоятельное средство правовой защиты либо как вытекающий из договорного требования, продолжает

178

оставаться дискуссионным.

Заслуживает отдельного внимания вопрос о праве, подлежащем применению к отношениям из неосновательного обогащения c участием третьего лица, в частности, связанным с исполнением обязательства несколькими содолжниками, оплатой чужого долга, исполнением договора в пользу третьего лица.

Согласно германской доктрине к кондикционным требованиям, возникшим в связи с исполнением обязательства несколькими лицами, в зависимости от того, какое основание лежит в основе кондикционного требования, применяется либо закон места совершения деликта либо закон, который регулирует договор. Несмотря на то, что германское право не предусматривает специального требования, вытекающего из договора в пользу третьего лица, мнение германских ученых разделилось по вопросу о праве, подлежащем применению к требованиям третьего лица, в пользу которого был заключен договор, в ситуациях, когда такой договор по каким- либо основаниям становится недействительным или он вообще не заключался. По мнению Е. фон Каммерера, надлежащим правопорядком должен служить закон, регулирующий отношения между третьим лицом и должником по договору, поскольку отсылка к закону, которому подчинен основной договор, возлагает на третье лицо ответственность, которая бы наступала независимо от его воли. Данная точка зрения получила также поддержку в решении Верховного суда Австрии, согласно которому

требования о взыскании неосновательного обогащения направлены на

182

защиту должника (в данном случае - третьего лица), нежели кредитора.

Г ерманское право привязывает требования, вытекающие из договора в пользу третьего лица, к закону, которому подчинено существо правоотношения. В случае исполнения чужого долга таким законом служит закон, который применяется к самому обязательству, что позволяет избежать нежелательного расщепления статута неосновательного обогащения [12] [13] [14] [15] (depe?age) вследствие связей правоотношения с рядом юрисдикций (закон

183

местожительства сторон, закон места совершения действия и т.п.).

Решение, в котором Верховный суд ФРГ впервые применил закон, которому подчинено существующее между сторонами правоотношение, было вынесено в 1932 году. Но в виде четко сформулированного правила данный подход получил закрепление в 1957 году.

Идея единой коллизионной привязки для всех случаев

неосновательного обогащения, выдвинутая в Германии еще в начале прошлого века, не получила поддержки в германской доктрине международного частного права. Как указывал Л.Раапе, «обстоятельства, в силу которых возникает неосновательное обогащение, столь разнообразны, что следует отказаться от мысли о едином принципе для всех возможных притязаний, вытекающих из обогащения за чужой счет». Другой авторитетный автор Д.Буссе, сравнивая две модели коллизионного регулирования неосновательного обогащения: модель единой коллизионной привязки и модель, основанную на применении специальных коллизионных привязок для определенных видов исков из неосновательного обогащения, заключает, что последняя позволяет учитывать специфику материального права в области неосновательного обогащения, обеспечивая необходимую дифференциацию и гибкость коллизионного регулирования.[16] [17] [18] [19]

На ныне действующее коллизионное регулирование оказали огромное влияние взгляды Е. фон Каммерера, отрицавшего возможность закрепления единой коллизионной привязки для всех случаев неосновательного обогащения и предложившего применять отдельные коллизионные привязки применительно к каждому типу кондикционных исков: Leistungskondiktion (кондикция из исполнения), Eingriffskondiktion (кондикция из посягательства на чужие права) и Negotiorum Gestio (иск из ведения чужих дел без поручения). Так, правом, подлежащим применению к отношениям, вытекающим из Leistungskondiktion (кондикции из исполнения), служит закон страны, регулирующий исполнение обязательства истцом, тогда как правом, применимым к Eingriffskondiktion (кондикции из посягательства на чужие права), является закон страны, который определяет правовой режим имущества, или закон страны, где имело место перемещение активов. Что касается Negotiorum Gestio (иска из ведения чужих дел без поручения), Вводный закон к ГГУ предусматривает отдельную коллизионную норму (ст. 39) для установления права, подлежащего применению: «к притязаниям вследствие ведения дел без поручения применяется право государства, в котором осуществлялась такая деятельность, а к притязаниям вследствие исполнения чужого обязательства применяется право, регулирующее указанное обязательство». Таким образом, несмотря на предусмотренное в ГГУ общее правило касательно неосновательного обогащения, в коллизионном праве единый универсальный подход для всех типов исков не установлен.

В соответствии со ст. 38 Вводного закона к ГГУ в ныне действующей

188

редакции:

«1) Притязания из неосновательного обогащения вследствие произведенного исполнения определяются по праву, применимому к правоотношению, с которым связано исполнение.

К притязаниям вследствие посягательств на охраняемый интерес применяется право государства, в котором произошло посягательство.

В иных случаях к притязаниям из неосновательного обогащения применяется право государства, в котором произошло неосновательное

1 RQ

обогащение.» [20] [21]

Анализ текста вышеприведенной статьи позволяет заключить, что, во- первых, при определении права, подлежащего применению, привязка «закон места неосновательного обогащения» уступила место коллизионному методу установления фактического/юридического состава, служащего основанием возникновения требования о возврате неосновательного обогащения, во- вторых, подход, основанный на применении закона, которому подчинено существо отношения из неосновательного обогащения, позволяет избежать проблемы квалификации, поскольку основание иска опирается на ранее возникшее между сторонами правоотношение, что исключает необходимость толкования категории «неосновательное обогащение» как таковой, в-третьих, на этапе, предшествующем наступлению неосновательного обогащения, возможно обращение к следующим коллизионным привязкам: закон, который применяется к существующему или предполагаемому правоотношению сторон либо закон, который регулирует вопросы признания такого правоотношения недействительным (так называемый статут недействительности сделки - Vemichtungsstatut).[22] [23] [24] [25] Вместе с тем, как отмечают некоторые зарубежные специалисты, в случае, когда договор признается недействительным или тщетным, применение закона, которому

191

подчинен договор, допускать не следует.

Ранее в германской литературе существовала неопределенность относительно того, следует ли допускать расщепление статута неосновательного обогащения (depegage), подчиняя определение основательности такого обогащения праву одного государства, а вопрос о

правовой природе и объеме возмещения - праву другого государства. На сегодня данная проблема решена. Как отмечают К. Цвайгерт и Мюллер- Гиндуллис, вопрос о квалификации обогащения как неосновательного, дающего право на обращение в суд с требованием о его взыскании, приравнивается к вопросу о наличии оснований для предъявления такого требования.[26] [27]

Для обозначения объема коллизионной нормы, закрепленной в п.1 ст. 38 Вводного закона к ГГУ, германский законодатель вводит специальную категорию «правоотношение» (Rechtverhaltniss), под которой следует понимать некое родовое понятие, включающее все виды правоотношений, в связи с которыми могут возникнуть кондикционные требования. Так, в отношении притязаний о возврате неосновательно полученного вследствие произведенного исполнения объемом коллизионной нормы служит так называемое «Leistung» (исполнение), охватывающее любую передачу имущества, выполнение работ, оказание услуг или освобождение от исполнения обязательства при отсутствии правового основания для получения материальной выгоды. [28]

При этом, в контексте договорных отношений сторон германские суды склонны к расширительному толкованию понятия «Rechtverhaltniss» путем включения отношений, явно выходящих за рамки договора. Так, в деле, касающемся требований кредитора, рассмотренном в 1961 году Верховным судом ФРГ, суд постановил, что такого рода правоотношение возникло между несколькими истцами, обладающими исключительно интересом в праве собственности на объект притязаний.[29] Как правило, в случае, когда требования о возврате неосновательного обогащения возникают в связи с заключенным между сторонами договором, правом, применимым к

кондикционному требованию, является право, избранное сторонами или закон места совершения действия или личный закон сторон, а при недействительности договора такое применимое право определяется по закону страны, которому был бы подчинен договор, если бы договор

197

признавался действительным.

Что касается требований о неосновательном обогащении вследствие посягательства на чужие права (п.2 ст. 38 Вводного закона к ГГУ), то правом, подлежащем применению, является право государства, в котором произошло посягательство. Не вызывает сомнений, что правило п.2 ст. 38 сформулировано по аналогии с коллизионной нормой в сфере деликтных обязательств (lex loci actus). Как отмечается в литературе, такой подход обеспечивает гибкость в отыскании надлежащего правопорядка, позволяя

198

учесть все многообразие возможных ситуаций такого рода посягательств. Такая гибкость может проявиться в применении как закона страны, в котором имело место неосновательное обогащение, так и закона, регулирующего существующее правоотношение. Вместе с тем, авторы Х.Кох, У.Магнус, П.Винклер фон Моренфельс допускали отступление от применения коллизионной привязки к закону места нарушения этих прав в случае установления более тесной связи всех участников деликта с

199

правопорядком другого государства.

Следует учитывать, что в силу ст. 41 Вводного закона к ГГУ при наличии существенно более тесной связи с правом иным, нежели право, определяемое в соответствии со ст. 38 Вводного закона к ГГУ, к правоотношению подлежит применению право страны, с которой наиболее такое правоотношение наиболее тесно связано. В качестве факторов, которые могут свидетельствовать о существенно более тесной связи с иным [30] [31] [32]

правопорядком, принимается: 1) особое правовое или фактическое отношение между участниками по поводу обязательственного отношения; или 2) обычное местопребывание участников в одном и том же государстве в момент события, имеющего юридическое значение. Приведенный перечень носит открытый характер.

До реформы МЧП Германии, когда отсутствовали коллизионные нормы в данной сфере, оставался неясным вопрос о допустимости выбора права в отношении кондикционных обязательств, в частности германская доктрина считала возможным выбор права в той мере, в какой действие автономии воли сторон распространяется на случаи неосновательного обогащения.[33] [34] При этом, не уточнялось, идет ли речь о выборе права сторонами договора или о расширении автономии воли сторон на внедоговорные обязательства. Статья 42 Вводного закона устраняет указанный пробел, предусматривая возможность для сторон внедоговорного обязательства договориться о праве, подлежащем применению к такому обязательству.

В литературе высказана точка зрения, что установление единой коллизионной нормы, применимой для всех возможных случаев возникновения обязательств из ведения дел без поручения (negotiorum gestio), представляется нежелательным. Как правило, иск из negotiorum gestio совпадает с любым из двух выше рассмотренных категорий кондикционных исков, что вызывает необходимость учета конкретных фактических обстоятельств для отыскания применимого права. В некоторых случаях обязанность возместить убытки вследствие ведения чужих дел возникает вне связи с каким-либо правоотношением. Тогда правом, подлежащим применению, будет являться личный закон стороны обязательства вследствие ведения чужих дел без поручения, либо закон
местонахождения имущества, если затрагивается недвижимое имущество, либо закон, который определял права и обязанности сторон договора, признанного впоследствии недействительным.[35] [36]

В немецкой доктрине при сравнительно-правовом анализе коллизионного регулирования кондикционных обязательств в странах романо-германской и англо-саксонской правовых систем обращается внимание на применение различных стандартов к средствам правовой защиты в области обязательств вследствие неосновательного обогащения, а именно квалификацию их как вопроса процессуального или материального права. Как отмечает Питер Хей, во избежания искажения материальноправового эффекта вследствие различий в происхождении и правовой природе средств правовой защиты по праву различных государств, необходимо рассматривать данный вопрос как относящий к материальному праву, а не процессуальному праву, т.е. применимое право должно быть таким же.[37] Как указывают зарубежные авторы Г.К.Гаттеридж и К.Липштейн, вопрос об исчислении размера убытков, причиненных вследствие неосновательного обогащения (quantificationo of amount of damages), должен определяться по закону, применимому к обязательству, нежели по закону страны суда.[38] Однако, если суд имеет место в Г ермании, а lex causae указывает средство правовой защиты, неизвестное германскому правопорядку, германский судья отказывается присуждать такие убытки.[39]

Подход германского права, основанный на применении закона, которому подчинено существо правоотношения, имеет ряд преимуществ перед иными коллизионными привязками (lex loci condictionis, lex fori, personal law of the debtor, lex loci actus). Во-первых, устраняется проблема квалификации, имманентно присущая всем требованиям о возврате

неосновательного обогащения ввиду «производного» характера правил о кондикционных обязательств. К примеру, существующие различия между английским правом и германским правом в понимании «договора» или «деликта» или границ действия договорного права или расхождения в

содержании понятий «квази-договор» и «реституция» не могут оказывать

208

своего деструктивного влияния на процесс отыскания применимого права. Во-вторых, данный подход предлагает прямое решение проблемы выбора права и в настоящее время получил широкое распространение.[40] [41] [42] [43]

Подводя итог вышесказанному, следует отметить, что в основе действующего коллизионного регулирования кондикционных обязательств по праву Г ермании лежит типология Е. фон Каммерера: Leistungskondiktion, Eingriffskondiktion, определяется статутом, при котором привязка lex causae condictionis служит основным коллизионным правилом, охватывающим подавляющее большинство требований о возврате неосновательного обогащения. При отсутствии предшествующего правоотношения, в рамках которого обычно возникают кондикционные обязательства, германское право исходит из закона места неосновательного обогащения (lex loci condictionis).

Швейцария. Несмотря на схожесть материально-правового регулирования обязательств из неосновательного обогащения, швейцарское коллизионное право не восприняло полностью германскую модель коллизионного регулирования, основанную на типологии кондикционных требований. В частности, статья 128 Закона Швейцарии о международном частном праве гласит: «К требованиям из неосновательного обогащения

применяется право, применимое к существующему или предполагаемому правоотношению, повлекшему обогащение». Очевидно, что швейцарское право также обращается к lex causae condictions, которое, в отличие от Г ермании, здесь призвано выполнять роль генеральной абстрактной коллизионной привязки без конкретизации оснований, приводящих к неосновательному обогащению. Принимая во внимание тот факт, что не во всех странах применяется аналогичная германскому праву типология кондикционных требований, швейцарский подход обеспечивает более гибкое регулирование, позволяя охватить все возможные случаи неосновательного обогащения.[44] [45] [46] Только при невозможности применения генеральной коллизионной привязки вследствие отсутствия такого правоотношения швейцарский законодатель позволяет применить закон места

неосновательного обогащения.

[1] Hay Peter. Unjust Enrichment in the Conflict of Laws: A Comparative View of German Law and theAmerican Restatement 2d.// The American Journal of Comparative Law, Vol. 26, No. 1. 1978. P.2,43. Bennet T.W. Choice of Law Rules in Claims of Unjust Enrichment. The International and Comparative Law Quarterly, Vol. 39, No. 1 (Jan., 1990). P.146, 157. Раапе Л. Международное частное право. Пер. с нем. М.А.Гурвича. Под ред. Л.А.Лунца. М.1960. С. 498-499. В качестве примера приведены случаи возврата дара ввиду неблаговидности одаряемого (применимое право - статут дарения), возврата несуществующего долга в силу ничтожности договора по договорному статуту.

[2] Gutteridge H.C., Lipstein K. Conflicts of Law in Matters of Unjustifiable Enrichment. The Cambridge Law Journal, 1939. Vol. 7, No. 1. P.86. Bennet T.W. Op.cit. P.152.

[3] Hay Peter. Op.cit. P.6. 17. О преимуществе данного подхода высказывалась Bennet T.W. Op.cit.P.146.

Hay Peter. Op.cit. P.2.

Hay Peter. Op.cit. P.7,8, 24-27.

[6] Zweigert & Muller-Gindullis. «Quasi-Contracts» International Encyclopedia of Comparative Law ch. 30 (1974). P. 30-35 and 30-36.

4 Hay Peter. Op. cit. P.30.

[8] Hay Peter. Op.cit. P.43.

[9] Bennet T.W. Op.cit. P.158.

[10] Cohen S. Quasi-Contract and the Conflict of Laws. 31 Los Angeles Bar Bulletin 71 (1956).

[11] Zweigert K. Bereicherungsanspruche im internationalen Privatrecht. 1947 Suddeutsche Juristen-Zeitung 247, 253 n. 23.

[12] E von Caemmerer. Bereicherung and unerlaubte Handlung. Festschrift fur Rabel, 1954, p. 388; Zweigert & Muller-Gindullis. Op.cit. p. 30-39, p. 18.

[13] Hay Peter. Op.cit. P.21.

[14] E von Caemmerer, supra n. 1 (Festschrift fur Rabel) p. 388

[15] Osterreichische Juristen-Zeitung 15 (1960) 133 (Evidenzblatt, 28. Jhrgg. No. 69): 104.

8 Hay Peter. Op.cit. P.26.

[17] RGZ 74, 171, IPRspr. 1932 No. 38 (1932). BGH IPRspr. 1956-57 No. 34. Привод. по кн. Hay Peter. Op.cit. P.11.

[18] Раапе Л. Международное частное право. Пер. с нем. М.А.Гурвича. Под ред. Л.А.Лунца. М.1960. С. 496.

[19] Busse D. Internationales Bereicherungsrecht. Mohr Siebeck. Tubengen. 1998. P. 60, 68-69.

[20] Bennet T.W. Op.cit.P.160.

[21] С изменениями, введенными статьей 4(4) закона от 01.10.2013 года (Federal Law Gazette I p.3719). Текст перевода закона на английский язык приведен на сайте www.juris.de.

[22] Привод. по кн.: Международное частное право. Иностранное законодательство. сост. и науч. рук. А.Н. Жильцов, А.И.Муранов. М.:Статут. 2001. С. 284.

[23] Bennet T.W. Op.cit. P.160. OGH 6 Apr. 1976, J.Bl. 1977, 36.

[24] Gutteridge H.C., Lipstein K. Op.cit. P. 86.

[25] См. W. L. M. Reese, “Depegage: a Common Phenomenon in Choice of Law” (1973) 73 Col. L.R. 58-59, 74. Расщепление статута принято считать закономерным следствием детализации коллизионных норм. Под depegage понимают процесс, посредством которого одно основание иска, возникшее в результате единого фактического состава, распадается на отдельные вопросы, каждый из которых регулируется своим правом.

[26] A.Nussbaum, Deutsches Internationales Privatrecht (1932), pp.294-295; E. Zitelmann, Internationales Privatrecht (1912). Vol.2, pp.525-526, M. Wolff. Das Internationale Privatrecht Deutschlands (1954), p.169.

[27] Zweigert K. and Muller-Gindullis D. Op. cit. §24.

[28] Цвайгерт К., Кётц Х. Указ. соч. С. 288.

[29] BGHZ (1961) 35, 267.

7 Bennet T.W. Op.cit. P.162. См. G. Kegel, Internationales Privatrecht (1985), p.378

[31] Munchener Kommentar. Aufiervertragliche Schuldverhaltnisse (1983). Vol.7. pp. supra n.123, p.318.

[32] Кох Х., Магнус У., Фон Моренфельс П.В. Международное частное право и сравнительное правоведение. Пер. с нем. д.ю.н. Ю.М.Юмашева. М. Международные отношения. 2003. С. 183.

Кох Х., Магнус У., Фон Моренфельс П.В. Указ. соч. С. 183.

Bennet T.W. Op.cit. P. 166.

[35] Zweigert K. and Muller-Gindullis D., op. cit. supra n.15, § 43, §44 . Kegel G. Op. cit. supra n.138, p.398.

[36] Hay Peter. Op.cit. P.9.

[37] Hay Peter. Op.cit. P.38.

[38] Gutteridge H.C., Lipstein K. Op.cit.P. 92.

[39] Hay Peter. Op.cit. P.40.

[40] Bennet T.W. Op.cit. P.167.

[41] Hay Peter. P.42.

[42] Collier J. in Lipstein K. (Ed.). Harmonisation of Private International Law by the EEC (1978) supra n.15, pp.8788; Balaster. Ungerechtfertigte Bereicherung im Internationalen Privatrecht (1955). p.87. Даже те правовые системы, которые восприняли lex loci condictionis, отдают предпочтение lex causae condictionis. См. Niboyet. J.P. Droit International Prive Frangais (1948), Vol.5. §1444; Rigaux F., Droit International Prive (1979), Vol.2, supra n.63. Данный пдход получил поддержку в работе такого авторитетного автора, как Voet J. Commentary on the Pandects (1698-1704) (trans. by P. Gane sub nom. Selected Voet (1955)) 4.1.29, который говорил, что применению подлежит закон места заключения договора, который служит основанием возникновения неосновательного обогащения.

[43] См. Kropholler Jan. Internationales Privatrecht. 6. Auflage. 2006. Mohr Siebeck Tubingen. S.516-517. Looschelders Dirk. Internationales Privatrecht. Art. 3-46 EGBGB. P. 575-576.

[44] Текст закона с изменениями от 01.07.2014 года (перевод закона на английский язык приведен на сайте

URL: http://www.andreasbucher-law.ch/images/stories/pil act 1987 as amended until 1 7 2014.pdf (дата

обрщения: 16.01.2016).

[45] По мнению Peter Hygh, Закон Швейцарии прямо устанавливает коллизионное правило акцессорного характера по отношению к основному правоотношению. Peter Hygh. Autonomy in International Contracts. Clarenden Press. Oxford. 1999. P. 253.

[46] Обязательства, возникающие в силу закона, при отсутствии намерения сторон породить такое обязательство, в отличие от договорного обязательства, возникающего по воле сторон, Private International Law. Ch.5. P.124-127. Westlake J. Private lnternational Law, 7th ed. § 235. В качестве основного коллизионного правила для определения применимого права предлагалось использовать закон места, с которым действие, вызывавшее квази-договорное обязательство, имеет наиболее реальную связь. См. дело De Greuchy v. Wills (1879). Впоследствии стал употребляться термин «реституция», который заменил понятие «квази-договора».