На современном этапе принцип наиболее тесной связи признан доктриной, воспринят законодательством подавляющего большинства государств и получил отражение в международных документах. Суть концепции наиболее тесной связи состоит в поиске гибкого критерия к определению подлежащего применению права путем установления правопорядка, имеющего наиболее тесную и реальную связь с правоотношением на основе оценки всех обстоятельств дела.

Сфера применения принципа наиболее тесной связи выходит за пределы договорных обязательств, для регулирования которых изначально предполагалось его использование в качестве формулы прикрепления, затрагивая практически все сферы трансграничных частно-правовых отношений, в том числе внедоговорные обязательства.

В отечественной доктрине нет единого мнения относительно правовой природы принципа наиболее тесной связи. Существуют следующие точки

412

зрения по данному вопросу:

полноценная коллизионная норма;[1] [2]

общий основополагающий принцип международного частного права.

принцип формирования содержания коллизионных норм.[3] Принцип наиболее тесной связи закреплен в разделе VI ГК РФ

«Международное частное право», во-первых, в качестве генерального резервного правила (п.2 ст. 1186 ГК РФ), во-вторых, в качестве субсидиарного коллизионного критерия для определения подлежащего применению права в сфере договорных отношений (ст. 1211 ГК РФ).

По вопросу о соотношении критерия наиболее тесной связи и известной английскому праву концепции Proper Law of the Contract (право, свойственное договору) можно выделить две позиции:

■ закон наиболее тесной связи, используемый для определения права, применимого к договорным отношениям, тождественен концепции Proper Law of the Contract;[4]

■ закон наиболее тесной связи не равнозначен более широкой категории Proper Law of the Contract, включающей в себя как право, применимое к договору, на основе принципа наиболее тесной связи, так и на основе принципа автономии воли сторон.

Применительно к обязательствам вследствие неосновательного обогащения используется доктрина Proper Law of the Obligation, известная в английском праве как правило А.Дайси и Дж.Морриса (Rule 200), которое определяет надлежащий правопорядок для регулирования обязательств из неосновательного обогащения на основании презумпции наиболее тесной связи с правом какой-либо страны. По аналогии с презумпцией наиболее тесной связи, действующей в сфере договорных отношений, в английской доктрине Proper Law of the Obligation применяется в качестве общей презумпции, которая конкретизируется в специальных коллизионных привязках для отдельных оснований возникновения неосновательного обогащения.

Таким образом, по содержанию вышеуказанная концепция и принцип наиболее тесной связи в области обязательств вследствие неосновательного обогащения совпадают с той лишь оговоркой, что при определении Proper Law of the Obligation суд руководствуется заранее установленными специальными презумпциями наиболее тесной связи, тогда как установление наиболее тесной связи осуществляется судом самостоятельно на основе оценки всех возможных факторов, указывающих на связь правоотношения с тем или иным правопорядком.

Вопрос о применении Proper Law of the Obligation был затронут в ходе обсуждения предлагаемых разработчиками Регламента Рим II положений относительно обязательств из неосновательного обогащения. Так, Г.Вирго пришел к выводу о целесообразности включения Proper Law of the Obligation в качестве альтернативного коллизионного принципа (критерия) для всех тех случаев, когда требование о возврате неосновательного обогащения не вытекает из предшествующего правоотношения сторон, в качестве примера приводится ошибочный платеж в отсутствие договора. Г.Вирго

аргументирует свою позицию тем, что по сравнению с законом места обогащения данный коллизионный критерий позволяет в большей степени обеспечить гибкость при решении вопроса о компетентном правопорядке, учитывая как природу и характер сложившихся между сторонами отношений, так и все обстоятельства дела, к примеру, места совместного жительства или общей деятельности сторон, места обогащения; по сравнению с правом страны, которому подчинено предшествующее отношение сторон, этот подход позволяет охватить более широкий круг

416

коллизионных привязок.

Коллизионное правило о применении права страны, с которым наиболее тесно связано обязательство из неосновательного обогащения, не предусмотрено действующим российским законодательством. Вместе с тем, с учетом современных тенденций развития коллизионного регулирования нам представляется, что использование закона наиболее тесной связи могло бы стать эффективным дополнительным инструментом для определения права, подлежащего применению к обязательствам из неосновательного обогащения. Как ранее отмечалось, использование принципа наиболее тесной связи в роли субсидиарного (дополнительного) критерия, которому должен соответствовать статут обязательства из неосновательного обогащения, т.е. в сочетании с действующими коллизионными привязками, позволило бы исключить применение права страны, не имеющей объективной реальной связи с обстоятельствами дела.

Полагаем, что по аналогии с договорными обязательствами (Proper Law of the Contract) право страны, с которым кондикционное обязательство наиболее тесно связано, теоретически можно определять через презумпцию наиболее тесной связи с определенным правопорядком, свидетельством тому служит вышеупомянутая английская доктрина Proper Law of the Obligation. Однако, на наш взгляд, допускать полное распространение такого подхода к разрешению проблемы выбора права на российские коллизионные нормы в области неосновательного обогащения не следует. Во-первых, подход обладает серьезным недостатком - отсутствие четких критериев (факторов) для выявления наиболее тесной связи в отношении Rule (c), а также довольно [5] узкая сфера применения (не позволяет охватить все разнообразие случаев неосновательного обогащения). Во-вторых, на данном этапе развития отечественного коллизионного права не возникли предпосылки для практического применения доктрины, предполагающей широкое судейское усмотрение при отыскании наиболее тесной связи. В-третьих, доктрина Proper Law of the Obligation ориентирована на прецедентную английскую правовую систему, которая принципиально отличается от российских правовых традиций. Совершенствование российского законодательства, регулирующего трансграничные отношения из неосновательного обогащения, видится путем модификации (внесения изменений и дополнений) действующих коллизионных правил с целью отражения современных тенденций коллизионного регулирования.

Как показало исследование подходов к разрешению коллизий законов в сфере обязательств вследствие неосновательного обогащения в законодательстве и доктрине зарубежных государств, большинство правопорядков, прежде всего стран-членов ЕС, осознает необходимость отступления от территориального подхода на основе закона места обогащения путем закрепления в качестве основного правила о применении закона страны, которому подчинено существующее или предполагаемое правоотношение, по которому получено неосновательное обогащение. В подавляющем большинстве случаев требования о возврате неосновательного обогащения заявляются, когда между сторонами сложились юридические связи договорного или внедоговорного характера, которые лежат в основании такого обогащения, к примеру, недействительный или незаключенный договор, действия в чужом интересе без поручения (negotiorum gestio), незаконное приобретение недвижимого имущества или причинение вреда, в том числе вследствие недобросовестного ведения переговоров о заключении договора (culpa in contrahenda) и т.п. Думается, что в таких случаях право, подлежащее применению к неосновательному обогащению, можно определять путем закрепления норм, отсылающих к специальным статьям раздела VI ГК РФ, которые содержат коллизионные нормы, регулирующие соответствующее правоотношение. Это позволит избежать противоречивой судебной практики при применении пункта 2 статьи 1223 ГК РФ и упростить процесс поиска подлежащего применению права, кроме того, аналогичное положение в отношении обязательств, возникающим вследствие причинения вреда, уже закреплено в пункте 3 статьи 1219 ГК РФ, предусматривающим при определенных обстоятельствах применение к деликтному правоотношению права, подлежащего применению к договору. В связи с этим предлагается дополнить статью 1223 ГК РФ следующими положениями:

«4. Если из совокупности обстоятельств дела вытекает, что обязательство, возникающее вследствие неосновательного обогащения, тесно связано с договором, заключенным между сторонами обязательства, к данному обязательству применяется право, подлежащее применению к договору. Если договор, в связи с которым возникло неосновательное обогащение, признан недействительным, применяется право страны, подлежащее применению к договору, как если бы договор был действительным. Если договор, в связи с которым возникло неосновательное обогащение, признан незаключенным, применяется право, которое применялось бы к договору, если бы он был заключен.

Если из совокупности обстоятельств дела вытекает, что обязательство, возникающее вследствие неосновательного обогащения, возникло в связи с недобросовестным ведением переговоров о заключении договора, право, подлежащее применению, определяется в соответствии с правилами настоящего Кодекса о праве, подлежащем применению к обязательствам, возникающим вследствие недобросовестного ведения переговоров о заключении договора.

Если из совокупности обстоятельств дела вытекает, что обязательство, возникающее вследствие неосновательного обогащения, тесно связано с

односторонней сделкой, к данному обязательству применяется право, подлежащее применению к односторонней сделке.

Если из совокупности обстоятельств дела вытекает, что обязательство, возникающее вследствие неосновательного обогащения, тесно связано с обязательством, возникающим вследствие причинения вреда, право, подлежащее применению, определяется в соответствии с правилами настоящего Кодекса о праве, подлежащем применению к обязательствам, возникающим вследствие причинения вреда.

Если из совокупности обстоятельств дела вытекает, что обязательство, возникающее вследствие неосновательного обогащения, тесно связано с договором в отношении недвижимого имущества, к данному обязательству применяется право, подлежащее применению к договору в отношении недвижимого имущества.

Если из совокупности обстоятельств дела вытекает, что обязательство, возникающее вследствие неосновательного обогащения, тесно связано с правом собственности или иными вещными правами на имущество, право, подлежащее применению, определяется в соответствии с правилами настоящего Кодекса о праве, подлежащем применению к вещным правам».

Предложенный подход опирается на использование презумпции наиболее тесной связи с правом страны, которому подчинено или могло быть подчинено существующее или предполагаемое между сторонами правоотношение, по которому получено неосновательное обогащение.

Вместе с тем, вследствие отсутствия коллизионной нормы, посвященной обязательствам вследствие ведения чужих дел без поручения, в российском законодательстве возникает неопределенность при определении применимого права в случае, когда действия в чужом интересе привели к неосновательному обогащению другого лица, возможность взыскания

которого предусмотрена ст. 987 главы 50 ГК РФ Следует отметить, что обязательства вследствие ведения чужих дел без поручения (negotiornm gestio), необходимость коллизионного регулирования которых отмечалась в Концепции развития гражданского законодательства, не получили регламентацию в разделе VI ГК РФ, не устранив пробел, известный

418

советскому законодательству.

[1] Подробнее о правовой природе принципа наиболее тесной связи см. Р.М. Ходыкин «Критерий наиболее тесной связи в международном частном праве», В.В.Кудашкин «Принцип тесной связи в международном частном праве». СПС «КонсультантПлюс».

[2] Такого подхода придерживаются О.Н.Садиков, В.П.Звеков, И.Л.Кичигина, Р.М.Ходыкин. Не признают принцип наиболее тесной связи в качестве традиционной коллизионной нормы Е.В.Кабатова, С.Н.Лебедев.

[3] Ходыкин Р.М. Принципы и факторы формирования содержания коллизионных норм в международном частном праве: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2005. С. 76.

[4] Международное частное право. Учебник. Отв. ред. Г.К. Дмитриева. 3-е изд. М.: Проспект. 2012. С. 125, 298. Канашевский В.А. Международное частное право. Учебник. М.Международные отношения. 2009. С. 303.

[5] G.Virgo. Op.cit.