Возможность субсидиарного применения норм об обязательствах из неосновательного обогащения к иным требованиям о защите гражданских прав (виндикации, реституции, договору, деликту) с точки зрения материально-правового регулирования поднимает вопрос о разграничении сферы действия статутов, которым подчинены указанные требования, для целей определения применимого права.

Коллизионные критерии, используемые для определения вещного статута, статута договора и статута деликтного обязательства, статута кондикционного обязательства, не совпадают. Использование различных привязок для соответствующих статутов явилось следствием основополагающих различий в принципах, положенных в основу регулирования данных институтов в материальном праве.

В частности, применение «закона места нахождения вещи» (lex rei sitae) в качестве основы для регулирования вещных прав обусловлено, [1] [2] прежде всего, абсолютной природой вещных прав и связанной с этим преобладающей императивностью норм материального права, касающихся института вещных прав, необходимостью обеспечения национальных интересов государства, в котором находится вещь.[3] Широкое применение принципа автономии воли сторон (lex voluntatis) в качестве ведущего коллизионного начала для регулирования договорных обязательств обосновано относительным характером договора, не затрагивающим интересы третьих лиц, не являющихся его сторонами, свободой договора, диспозитивностью норм материального права.[4] [5]

Возникновение обязательств из причинения вреда, как и обязательств из неосновательного обогащения, не по воле их участников, в силу юридических фактов, указанных в законе, предопределило главенство принципа территориальности в определении применимого права, выраженного в локализации места совершения юридического факта, послужившего основанием для возникновения правоотношения, - lex loci

421

delicti commissi, lex loci condictionis.

В связи с этим, несовпадение коллизионных привязок для регулирования соответствующих статутов может приводить к значительным трудностям, связанным не только с разграничением сфер их действия, но и квалификацией отдельных институтов материального права.

Основным критерием, которым руководствуется суд на стадии выбора подлежащего применению права при квалификации обязательства из неосновательного обогащения, является фактический состав трансграничного правоотношения, который устанавливается путем сопоставления

фактических обстоятельств дела с юридическими понятиями, составляющими объем и привязку коллизионной нормы.

До определения подлежащей применению коллизионной нормы для установления правовой природы правоотношения суд применяет свое право. В частности, на данном этапе необходимо выяснить наличие всех признаков, позволяющих сделать вывод о возникновении именно обязательства из неосновательного обогащения: внедоговорный характер, наличие

иностранных элементов в правоотношении, юридический состав, порождающий такие обязательства. Коллизионно-правовым механизмом разрешения проблемы разграничения статутов является сфера действия статута, которая определяет круг вопросов, которые должны определяться на основании того или иного коллизионного правила определения статута.

В.П. Звеков пишет: «в случае, когда применимым правом определено российское право, подлежат применению, в частности, положения ст. 1103 ГК РФ, регламентирующие вопросы соотношения требований о возврате неосновательного обогащения с другими требованиями о защите гражданских прав».[6] Данная позиция согласуется с судебной практикой.

Вопрос о субсидиарном применении норм, посвященных

обязательствам из неосновательного обогащения, был затронут в деле, в котором рассматривалось требование российской организации о возврате денежных средств, предоставленных в рамках договора займа. Истец

перечислил кипрской организации денежные средства на условиях возврата до 31.12.2007 с уплатой процентов за пользование займом по ставке 7% годовых. Установив, что неосновательное обогащение имело место в Республике Кипр, где открыт счет ответчика, на основании положений ст. 1223 ГК РФ Арбитражный суд города Москвы сделал вывод о том, что к спорным отношениям подлежало применению право Республики Кипр. При этом, сравнивая положения законодательства Республики Кипр по своему содержанию с соответствующими нормами ст. 1102 и ст. 1103 ГК РФ, суд первой инстанции допустил возможность субсидиарного применения норм о неосновательном обогащении к требованию о взыскании перечисленных во исполнение незаключенного договора займа денежных средств, поскольку невозврат полученных от истца средств в данном случае привел к обогащению ответчика.[7]

Корейская компания обратилась в Арбитражный суд Сахалинской области с иском о взыскании с российского общества неосновательного обогащения, возникшего в связи с неоплатой ремонта и освидетельствования принадлежащего ответчику судна. Иск обоснован тем, что корейская компания выполнила работы по ремонту и переоборудованию принадлежащего обществу судна т/х «Заречье» на общую сумму 807 571, 32 долл. США. Кроме того, компания понесла расходы на сумму 13 297,02 долл. США в связи с предъявлением судна на освидетельствование Российскому морскому Регистру судоходства. Однако, предъявленные к оплате инвойсы на указанные суммы российское общество оплатило лишь частично. В связи с не предоставлением ответчиком доказательств полной оплаты понесенных истцом расходов, суд квалифицировал полученную за счет истца сумму как неосновательное обогащение. В кассационной жалобе ответчик оспаривал применение к спору норм о неосновательном обогащении, полагая необходимым применять право Республики Корея о договорных отношениях подряда. Отклоняя данный довод жалобы, суд посчитал, что требования истца относятся к внедоговорным и поэтому не могут быть связанными с заключенным договором. Исходя из того, что неосновательное обогащение ответчика имело место в Республике Корея, где производились ремонтные работы и освидетельствование судна, суд кассационной инстанции признал правильным вывод суда апелляционной инстанции о применении права Республики Корея.[8] [9]

Определение вопроса о субсидиарности норм о неосновательном обогащении на основании статута обязательства из неосновательного обогащения также соответствует практике МКАС при ТПП РФ. Так, между истцом (городская Администрация на территории РФ) и ответчиком (турецкая компания) был заключен контракт на строительство, который был впоследствии расторгнут в одностороннем порядке. Поскольку требование истца о возврате денежных средств не было исполнено, истец обратился в МКАС при ТПП с иском о взыскании неосновательного обогащения в виде неотработанных авансовых платежей по строительно-монтажным работам. Исходя из применимого права Российской Федерации (избранного по соглашению сторон в контракте), суд, руководствуясь пунктом 3 статьи 1103

425

ГК РФ, признал требования Истца обоснованными.

Таким образом, вопрос о субсидиарном применении норм об обязательствах из неосновательного обогащения к требованиям, вытекающим из иных способов защиты гражданских прав, следует относить к сфере действия статута кондикционного обязательства.

Как ранее отмечалось, законодательство большинства зарубежных стран не содержит нормы о субсидиарном применении правил об обязательствах из неосновательного обогащения к иным отношениям по возврату имущества, если иное не предусмотрено специальными правилами, регулирующими эти отношения. По этой причине в ситуациях, когда правоотношение из неосновательного обогащения с иностранном элементом наступает в связи с иными отношениями между сторонами (обязательством из причинения вреда, договором, вещно-правовыми притязаниями третьих лиц), возникает проблема конкуренции статутов, регулирующих такое отношение, и статута обязательства из неосновательного обогащения.

На наш взгляд, в тех случаях, когда иностранное применимое материальное право не регулирует вопрос о соотношении кондикционного требования с иными требованиями о защите гражданских прав, проблема субсидиарного применения норм об обязательствах из неосновательного обогащения представляет собой предварительный коллизионной вопрос, где отношения из неосновательного обогащения взаимосвязаны с иными основными отношениями, которые, как правило, предшествуют или сопутствуют первому. В частности, это могут быть отношения из деликта, договора, вещных прав.

Соответственно, при рассмотрении трансграничного спора о возврате неосновательно полученного для решения вопроса о применимом праве к обязательству из неосновательного обогащения и применения нормы иностранного материального права (основной коллизионной вопрос) суду следует разрешить вопрос о праве, подлежащем применению к предварительному вопросу о соотношении кондикцинного требования с иными требованиями. На практике рассмотрение основного вопроса о праве, подлежащим применению к неосновательному обогащению, зависит от выбора права в отношении предварительного вопроса, который определяет приоритетность конкурирующих требований.

Основная проблема состоит в определении права, на основании которого должен регулироваться данный предварительный вопрос: правом, которое определяется на основе коллизионной нормы для основного отношения, или правом, определяемом на основании самостоятельной коллизионной привязки.[10] [11] [12] Отечественная доктрина исходит из применения самостоятельных коллизионных привязок для регулирования основного и предварительного коллизионных вопросов. Такой подход обосновывается

427

правовой разнородностью основного и предварительного вопросов.

В иностранной доктрине преобладает иной подход, согласно которому предварительный вопрос определяется в соответствии с коллизионнной

428

нормой иностранного права, регулирующей основной вопрос (lex causae).

На наш взгляд, следует согласиться с позицией О.Н. Садикова о том, что предварительный вопрос носит самостоятельный характер, и поэтому наличие связи обогащения с существующим или предполагаемым правоотношением сторон (к примеру, недействительность договора, причинение вреда, требования, основанные на вещных правах), которое служит необходимым условием для обращения с требованием о взыскании неосновательного обогащения, не всегда является достаточным основанием для применения коллизионной нормы lex causae к предварительному вопросу.

Вместе с тем, в условиях национально-правовых различий в вопросах субсидиарного применения норм об обязательствах из неосновательного обогащения невозможно гарантировать предсказуемость материальноправового результата применения названных способов к отношениям из неосновательного обогащения, в связи с этим, полагаем, что предварительный коллизионный вопрос о субсидиарном применении норм об обязательствах следует решать на основе гибкого подхода с учетом обстоятельств конкретного дела и иных факторов, влияющих на конечный выбор права: публичный порядок lex fori, степень связи предварительного вопроса с правопорядками lex fori и lex causae и т.п. Такое решение проблемы позволит обеспечить единообразие решения коллизионного вопроса с учетом тесной связи между основным и предварительным вопросом и находит научное обоснование в современной отечественной

429

доктрине.

Следует отметить, что в материальном праве пределы субсидиарного применения норм об обязательствах из неосновательного обогащения к способам защиты гражданских прав определяются отдельной нормой, посвященной соотношению каждого из них с кондикцией. В связи с этим, помимо коллизионного регулирования, проблема разграничения статутов осложняется различиями в вопросе субсидиарного характера иска о неосновательном обогащении. В частности, выделяются три модели правового регулирования: 1) романская (сосуществование конструкций иска об истребовании недолжно уплаченного и субсидиарного общего иска о неосновательном обогащении); 2) германская (конструкция генерального общего иска о неосновательном обогащении); 3) англо-американская (отсутствие конструкции общего иска о неосновательном обогащении и набор реституционных исков различной правовой природы, подчиненных единому принципу реституции).[13] [14]

С учетом изложенного, в процессе применения коллизионной нормы и установления применимого права проблема конкуренции статутов обязательства из неосновательного обогащения и иных статутов (вещного, договорного, деликтного) разрешается на основании сферы действия права, подлежащего применению, которая включает вопрос о соотношении норм об обязательствах из неосновательного обогащения с иными требованиями о защите гражданских прав. Если нормы материального применимого иностранного права не содержат соотвутствующих положений, проблема конкуренции статутов решается путем постановки предварительного коллизионного вопроса - применимое право к проблеме субсидиарного применения норм об обязательствах из неосновательного обогащения, для определения которого предлагается использовать гибкие коллизионные подходы.

[1] Например, если лицо, ошибочно полагая, что находящийся в больнице сосед должен третьему лицу некую сумму денег, выплачивает ее, то эта сумма впоследствии может быть истребована от получателя в качестве неосновательного обогащения. См. Российское гражданское право: Учебник. В 2 т. Том 2: Обязательственное право. Отв. ред. Е.А. Суханов. М.: Статут. 2011. С. 1142.

[2] Л.А.Лунц. Курс международного частного права. В 3-х томах. М.: Спарк, 2002. С.662.

[3] Подробнее см. Плеханов В.В. Переход права собственности по договору международной купли-продажи товаров. Дис. ... канд. юрид. наук. Москва, 2008. C.83-84.

[4] Асосков А.В. Коллизионное регулирования договорных обязательств. М.: Инфортропик Медиа. 2012. СПС «КонсультантПлюс.

[5] По мнению Г.К.Дмитриевой, установление территориального подхода к выбору применимого права к обязательствам из неосновательного обогашения объясняется сходством способа защиты интересов потерпевшего вследствие неосновательного обогащения с виндикацией и с обязательствами из причинения вреда и поэтому право страны, где обогащение имело место, «в какой-то степени является синтезом двух основополагающих привязок: закона места нахождения вещи, регулирующего вещные отношения, и закона места причинения вреда, регулирующего обязательство из причинения вреда: с одной стороны, право, где имело место обогащение, - это место совершения действия (бездействия) лицом по неосновательному приобретению или сбережению имущества другого лица; с другой - это место, где имущество находилось в тот момент, когда такое действие было совершено». См. Дмитриева Г.К. Новые подходы в правовом регулировании трансграничных внедоговорных обязательств по международному частному праву России/ZLex Russica. 2006. № 6. С. 1122-1123.

[6] Звеков В.П. Отдельные виды обязательств в международном частном праве. Под ред. В.П. Звекова. Статут. 2008. СПС «КонсультантПлюс».

[7] Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 12.05.2012 № 09АП-10431/2012-ГК по делу № А40-1542/11-98-13.

[8] Постановление ФАС Дальневосточного округа от 19.11.2008 № Ф03-А59/08-1/3979 по делу № А59- 1356/07-С17.

[9] Решение МКАС при ТПП РФ от 05.07.2006 по делу № 60/2005. По материалам СПС «КонсультантПлюс».

[10] Канашевский В.А. Международное частное право. Учебник. 3-е изд. М.: Международные отношения. 2016. С. 125.

[11] Садиков О.Н. Предварительные (побочные) вопросы в международном частном праве // Советский ежегодник международного права. 1989-1990-1991. Санкт-Петербург. С. 169.

[12] См. подробнее Плеханов В.В. Проблема предварительного вопроса в международном частном праве// Liber amicorum в честь 50-летия А.Н. Жильцова. Трансграничный торговый оборот и право. Сост. и науч. редакторы: А.И.Муранов, В.В.Плеханов. М.: Инфотропик Медиа. 2013. С. 189.

Плеханов В.В. Проблема предварительного вопроса в международном частном праве. М.: Инфотропик Медиа. 2013. С. 194-195.

[14] Новак Д.В. Неосновательное обогащение в гражданском праве. М., Статут. 2010. С. 375. Напомним, что в российском законодательстве правила о соотношении главы 60 ГК РФ (обязательства из неосновательного обогащения), к иным требованиям о защите гражданских прав закреплены в статье 1103 ГК РФ.