Как уже было отмечено в предыдущем параграфе, для современного российского уголовного права характерно в целом более широкое по сравнению с зарубежным правом использование привилегированных составов в качестве средства дифференциации ответственности за убийство. Как и в зарубежном уголовном праве, в УК РФ предусмотрены различные привилегирующие признаки убийства, которые могут относиться к особенностям субъекта преступления (детоубийство), объективной и субъективной сторон преступления, поведения потерпевшего.

Однако, несмотря на различие оснований привилегизации, привилегированные составы убийства обладают общим, системным свойством - значительно меньшей, по мнению законодателя, степенью общественной опасности по сравнению с составом простого убийства. При этом характер общественной опасности всех видов убийства одинаков.

Хотя в УК РФ очень часто используется понятие «характер общественной опасности» (ст. ст. 6, 15, 60 и др.), законодательного определения этого понятия нет. Пленум Верховного Суда Российской Федерации в п. 1 Постановления от 22 декабря 2015 г. № 58 «О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания» указал, что характер общественной опасности преступления определяется уголовным законом и зависит от установленных судом признаков состава преступления. При учете характера общественной опасности преступления судам следует иметь в виду прежде всего направленность деяния на охраняемые уголовным законом социальные ценности и причиненный им вред[1].

В уголовно-правовой доктрине существуют различные подходы к содержанию понятия «характер общественной опасности».

По мнению одних авторов, характер общественной опасности определяется объектом преступления, а также местом, которая норма об этом преступлении занимает в системе Особенной части УК. Так, А.В. Корнеева считает, что преступления, посягающие на одни и те же общественные отношения, принадлежат к одному типу общественной опасности. Поэтому, например, посягательства на жизнь человека имеют один характер общественной опасности, а посягательства на собственность — другой[2].

Другая часть авторов в содержание характера общественной опасности вкладывает все признаки состава преступления[3] [4] [5].

Заслуживает внимания позиция Л.Н. Кривоченко, согласно которой характер общественной опасности определяется направленностью деяния против того или иного объекта, важностью и значением его в системе общественных отношений и характером причиняемого или возможного вреда, а степень общественной опасности - остальными объективными и субъективными признаками деяния, включая степень тяжести вреда, способ посягательства, характер и степень вины, мотивы,

л

цели и другие объективные и субъективные признаки (выделено нами - Н. А.) . Критериями характера и степени общественной опасности вида преступления, считает Л.Н. Кривоченко, выступают основные и квалифицирующие признаки состава преступления (видимо, под квалифицирующими данный автор тоже понимает как собственно квалифицирующие, так и привилегирующие признаки). В зависимости от этих признаков один и тот же по характеру опасности вид преступления может обладать весьма различной степенью опасности. Любое убийство, пишет Л.Н. Кривоченко, по характеру общественной опасности есть посягательство на жизнь человека, степень же опасности этого посягательства существенно различается по содер-

-5

жанию других объективных и субъективных признаков состава .

Однако если в содержание характера общественной опасности преступления вкладывать только объект и характер причиненного или возможного вреда, мы вынуждены будем признать, что убийство и причинение смерти по неосторожности обладают одинаковым характером общественной опасности, что, как представляется, не так. Уместно сослаться на мнение Н.А. Беляева, который считал, что все умышленные убийства одинаковы по характеру общественной опасности, поскольку характер общественной опасности - это признак, присущий не отдельному преступлению, а всем преступлениям данного вида, которые могут отличаться по степени их

общественной опасности[6] [7] [8].

А.П. Козлов, говоря о характере общественной опасности вида преступления, отмечает, что «при его рассмотрении очевидным является только то, что в нем отражены типичные свойства данного конкретного вида преступления (в краже свои

Л

признаки, в убийстве - свои, в хулиганстве свои и т. д.) . Очевидно, что умышленный характер является типичным свойством убийства, что прямо следует из ч. 1 ст. 105 УК РФ. Причинение смерти по неосторожности по действующему УК РФ не относится к убийствам и является самостоятельным преступлением.

Поэтому более предпочтительной представляется точка зрения, согласно которой в содержание характера общественной опасности входит и форма вины.

Так, Н.Ф. Кузнецова включает в содержание характера общественной опасности четыре подсистемы элементов преступления: 1) объект преступления; 2) содержание преступных последствий; 3) форма вины (умышленная либо неосторожная); 4) способ совершения преступления (насильственный либо без насилия, обманное либо без этих признаков, групповое либо индивидуальное, с использованием долж-

-5

ностного положения либо без этого, с применением оружия либо невооруженное)» .

На наш взгляд, способ преступления определяет скорее степень, а не характер общественной опасности, кроме случаев, когда способ преступления выступает конститутивным признаком состава. Например, в зависимости от способа хищения различаются кража (тайное хищение) и грабеж (открытое хищение). В данном случае способ преступления является определяющим для квалификации и относится к характеру общественной опасности содеянного.

В случае убийства способ преступления может свидетельствовать о повышении степени общественной опасности содеянного: убийство, совершенное общеопасным способом (п. «е» ч. 2 ст. 105 УК РФ), убийство, совершенное с особой же-

стокостью (п. «д» указанной части), и убийство, совершенное группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой (п. «ж» указанной части), отнесены законодателем к квалифицированным видам убийства.

Думается, что содержание характера общественной опасности убийства может быть выведено из его законодательного определения (ч. 1 ст. 105 УК РФ).

Необходимо отметить, что в отечественном уголовном законодательстве определение убийства долгое время отсутствовало. В науке понятие убийства обычно определялось либо через лишение жизни другого человека[9] [10] [11], либо, реже, через причинение смерти другому человеку2. В этом вопросе мы считаем возможным согласиться с М.Д. Шаргородским, который, ссылаясь на И.Я. Фойницкого, отождествлял «лишение жизни» и «причинение смерти»3. Различие этих определений состоит в том, что в первом случае указывается на объект убийства, а во втором - на преступный результат. Уголовный кодекс РФ воспринял второй подход: согласно ч. 1 ст. 105 УК РФ, убийство - это умышленное причинение смерти другому человеку. Поскольку жизнь и смерть - это антонимичные и взаимоисключающие явления, «причинение смерти» косвенно указывает на жизнь человека как объект преступления. Поэтому отождествление «лишения жизни» и «причинения смерти» представляется справедливым.

Кроме того, в качестве обязательного признака убийства законодатель в ч. 1 ст. 105 УК РФ указал на умышленную форму вины как на обязательный признак убийства.

Таким образом, определение, приведенное в ч. 1 ст. 105 УК РФ, указывает (прямо или косвенно) на следующие элементы характера общественной опасности убийства: объект преступления, преступные последствия (преступный результат), форма вины. Рассматриваемое определение убийства является общим для всех его видов, поэтому признаки «убийства вообще» сохраняются и в привилегированных составах. В ст. 106-108 законодатель добавляет к этим общим признакам дополнительные, которые, как представляется, влияют уже не на характер, а на степень общественной опасности убийства (в сторону ее снижения).

Итак, по нашему мнению, характер общественной опасности убийства определяется:

объектом преступления;

характером причиненного убийством вреда, или характером общественноопасных последствий убийства;

формой вины.

Рассмотрим указанные элементы в приложении к привилегированным составам убийства.

Объектом привилегированных составов убийства, как и других видов убийства, является жизнь человека. Жизнь в качестве объекта преступления в уголовноправовой литературе понимается, с одной стороны, как естественный физиологический процесс, а с другой - как обеспеченная законом возможность существования личности в обществе[12].

Применительно к такому привилегированному составу убийства, как детоубийство (ст. 106 УК РФ), важнейшее значение приобретает вопрос о начале уголовно-правовой охраны жизни. Это связано с необходимостью отграничения причинения смерти новорожденному от прерывания беременности, которое по действующему УК РФ, как правило, не влечет ответственности, - иными словами, с необходимостью установления той грани, за которой непреступное деяние превращается в убийство.

Прерывание беременности с согласия женщины по УК РФ само по себе не образует преступления. Статья 123 УК предусматривает ответственность лишь за проведение искусственного прерывания беременности лицом, не имеющим высшего медицинского образования соответствующего профиля.

Согласно ст. 53 Федерального закона от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» (далее также - Федеральный закон об охране здоровья граждан в Российской Федерации) моментом рождения ребенка является момент отделения плода от организма матери посредством родов. Однако уголовный закон охраняет жизнь ребенка и до его отделения от организма матери, что прямо следует из ст. 106 УК РФ, которая устанавливает ответственность за убийство не только сразу после родов, но и во время родов. По вопросу о начальном моменте уголовно-правовой охраны жизни человека существуют различные точки зрения.

А.Н. Красиков считал, что потерпевшим от преступления против жизни может быть только живорожденный ребенок. Автор рассуждал следующим образом. Статья 106 УК РФ говорит о новорожденном ребенке. В Толковом словаре русского языка «новорожденный» толкуется как «только что или недавно родившийся». А.Н. Красиков ссылался на действовавшую ранее Инструкцию об определении критериев живорождения, мертворождения, перинатального периода, согласно которой «живорождением является полное изгнание или извлечение продукта зачатия из организма матери вне зависимости от продолжительности беременности, причем плод после отделения дышит или проявляет другие признаки жизни, такие, как сердцебиение, пульсация пуповины или произвольные движения мускулатуры, независимо от того, перерезана пуповина и отделилась ли плацента». Отсюда А.Н. Красиков делал вывод, что уголовно-правовая охрана человеческой жизни начинается с момента констатации живорождения. Поэтому причинение смерти ребенку до его полного отделения от материнского организма (например, нанесение смертельной раны в голову рождающемуся ребенку) как убийство квалифицировано быть не может[13]. А.Н. Красикова поддержал А.В. Наумов[14] [15] [16].

Л

Данная позиция уже была подвергнута справедливой критике . К этой критике следует добавить, что названные авторы отождествляют момент начала человеческой жизни с моментом начала ее уголовно-правовой охраны. Между тем указанные два момента, как представляется, не совпадают. И если момент рождения или момент начала жизни может быть определен законодательством об охране здоровья граждан, то момент начала уголовно-правовой охраны жизни должен устанавливаться исключительно в уголовном законе.

В то же время следует согласиться, что в ст. 106 УК РФ содержится противоречие, так как во время родов не всегда можно говорить о новорожденном. В процессе родов различают три периода:

раскрытие шейки матки

изгнание плода

-5

последовый период (рождение плаценты и оболочек - последа) .

На протяжении первого и второго периодов рождающийся еще не является новорожденным. Однако лишение жизни ребенка, когда он не отделился от организма матери, образует убийство. Новорожденным признается ребенок с момента рождения до 28 дня жизни[17]. Моментом же рождения в силу ст. 53 Федерального закона об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации является момент отделения плода от организма матери посредством родов. В отличие от А.Н. Красикова, мы не склонны отсюда делать вывод, что рождающийся ребенок, не полностью отделившийся от материнской утробы (и, следовательно, не являющийся новорожденным), не подлежит уголовно-правовой охране. Скорее всего, имеет место неудачная редакция ст. 106, ибо вряд ли можно предположить, что причинение смерти ребенку в процессе рождения, когда его еще нельзя назвать новорожденным, законодатель не

относит к убийству.

В противоположную крайность впадают, на наш взгляд, те ученые, которые считают, что уголовно-правовая охрана жизни ребенка начинается спустя 22 недели беременности. Поскольку медициной установлено, что при сроке беременности 22 недели и выше ребенок способен выжить и вне материнского организма, любое посягательство на жизнь ребенка по истечении 22 недель беременности, по мысли этих ученых, должно признаваться убийством. При этом местонахождение ребенка в момент посягательства (в утробе матери или вне ее) принципиального значения для этих авторов не имеет[18].

Авторы правы в том, что прерывание беременности спустя 22 недели, когда плод достиг жизнеспособности, возможно только посредством преждевременных родов. Однако отсюда не следует, по нашему мнению, что всякое умерщвление плода спустя 22 недели беременности, независимо от его местонахождения, образует убийство. Так, не исключена возможность причинения плоду смерти в момент его нахождения в материнской утробе с последующим рождением мертвого ребенка. Например, женщина спустя 22 недели беременности принимает смертельное для плода вещество, которое приводит к его гибели, затем искусственно провоцируются преждевременные роды и ребенок появляется на свет мертвым. При таких обстоятельствах содеянное, думается, нельзя квалифицировать как убийство.

Заметим, что логическим продолжением позиции названных авторов стала бы квалификация убийства беременной женщины при сроке беременности свыше 22 недель, что охватывается умыслом виновного, по п. «а» ч. 2 ст. 105, как убийства двух или более лиц. Такую квалификацию, конечно, нельзя признать правильной. При убийстве беременной женщины (даже при сроке беременности свыше 22 недель) смерть причиняется все-таки одному человеку, поэтому лишение неродившегося человека (плода) в данном случае не должно превращать содеянное в убийство двух или более лиц. Убийство заведомо беременной женщины выступает самостоятельным квалифицированным составом (п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ).

В ст. 106 УК РФ установлена ответственность за убийство как сразу после родов, так и во время родов. Следует полагать, что под родами в указанной статье понимаются не только своевременные, но и преждевременные, в том числе искусственные, роды. Во всяком случае, закон не позволяет утверждать обратное.

По определению Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), перинатальный (околородовой) период начинается на сроке беременности, составляющем полные 22 недели (154 дня), и заканчивается через семь полных дней после рождения[19].

Следовательно, если аборт, как уже говорилось выше, возможен до истечения 22 недель беременности, когда плод еще не готов к жизни вне материнской утробы, то позднее этого срока прерывание беременности возможно только посредством родов.

Таким образом, причинение смерти ребенку во время искусственных преждевременных родов (при сроке беременности свыше 22 недель) следует считать убийством.

Необходимо отметить, что с учетом понятия родов, которые включают в себя три периода, возможна ситуация, когда роды начались, но ребенок все еще находится в утробе матери. Причинение смерти ребенку при таких обстоятельствах должно считаться убийством. Разумеется, преступность деяния исключается, если прерывание беременности после 22 недель проводится по медицинским показаниям. В силу ст. 56 Федерального закона об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации, прерывание беременности при наличии медицинских показаний проводится независимо от срока беременности с согласия беременной женщины.

Общественно опасное последствие в привилегированных составах убийства состоит в причинении потерпевшему смерти. В отличие от момента начала жизни (точнее, момента начала ее уголовно-правовой охраны), момент смерти человека не вызывает разногласий среди ученых, будучи четко зафиксированным в нормативных правовых актах Российской Федерации.

Моментом смерти, согласно ч. 1 ст. 66 Федерального закона об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации, является момент смерти его мозга или его биологической смерти (необратимой гибели человека). Смерть мозга наступает при полном и необратимом прекращении всех его функций, регистрируемом при работающем сердце и искусственной вентиляции легких. Диагноз смерти мозга устанавливается консилиумом врачей в медицинской организации, в которой находится пациент. Биологическая смерть человека устанавливается на основании наличия ранних и (или) поздних трупных изменений. Констатация биологической смерти человека осуществляется медицинским работником (врачом или фельдшером).

Во исполнение указанного Федерального закона постановлением Правительства Российской Федерации от 20 сентября 2012 г. № 950 утверждены Правила определения момента смерти человека, в том числе критерии и процедура установления смерти человека. Диагноз смерти мозга человека устанавливается в соответствии с приказом Министерства здравоохранения Российской Федерации от 25 декабря 2014 г. № 908н «О Порядке установления диагноза смерти мозга человека».

Причинение смерти может осуществляться как путем действия, так и путем бездействия. Из всех привилегированных составов в УК РФ путем бездействия может быть совершено только детоубийство. Причинение смерти лицу с внезапно возникшим аффектированным умыслом (ст. 107), причинение смерти при отражении общественно опасного посягательства с превышением пределов необходимой обороны (ч. 1 ст. 108) и причинение смерти лицу, совершившему преступление, при его задержании (ч. 2 ст. 108), могут выражаться только в действиях. В качестве примера убийства путем бездействия в научной и учебной литературе чаще всего приводится именно убийство матерью новорожденного ребенка.

Уголовная ответственность за бездействие может наступить лишь при соблюдении двух обязательных условий: невыполнении лицом возложенной на него обязанности совершить определенные действия и наличии у лица возможности выполнить эту обязанность[20].

По одному из уголовных дел суд установил, что подсудимая, родив в квартире живорожденного, дышавшего, жизнеспособного ребенка женского пола, сразу после родов, умышленно, с целью причинения смерти новорожденному, не предприняла мер для вызова работников скорой медицинской помощи, не оказала ребенку медицинскую помощь самостоятельно, оставив его в ванной комнате, в результате чего ребенок скончался от отсутствия ухода через непродолжительный промежуток времени в пределах первого часа после своего рождения[21].

Условия для привлечения детоубийцы к ответственности в этом деле налицо. На виновной лежала обязанность выполнить действия, направленные на сохранение жизни новорожденного ребенка. Обязанность родителей заботиться о ребенке прямо предусмотрена Конституцией РФ (ч. 2 ст. 38), Конвенцией о правах ребенка, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 20 ноября 1989 г., участницей которой является Россия (ст. 7 закрепляет право ребенка на заботу родителей с момента рождения), Семейным кодексом РФ (ст. 63 и др.). Виновная имела возможность вызвать скорую помощь или позаботиться о ребенке самостоятельно, однако не совершила этих действий, что повлекло смерть ребенка спустя непродолжительное время после родов.

Как и всякое убийство, привилегированные составы убийства характеризуются только умышленной формой вины. В силу ч. 1 ст. 105 УК РФ, убийство - это умышленное причинение смерти. В этом отношении законодатель воспринял точку зрения М.Д. Шаргородского, который считал несправедливым называть убийством неосторожное причинение смерти. «Под словом «убийца», - писал автор, - мы в быту вовсе не понимаем человека, неосторожно лишившего кого-нибудь жизни, а с точки зрения уголовно-политической нецелесообразно применять понятие самого тяжелого преступления против личности к случаям неосторожного деяния»[22]. Это мнение не нашло поддержки у большинства советских криминалистов. Последние указывали, что предложенный М.Д. Шаргородским подход не основан на законе и может привести к ослаблению борьбы с неосторожными преступлениями против жизни и их отрицательной морально-политической оценки[23] [24]. В то же время некоторые ученые поддержали М.Д. Шаргородского .

Следует отметить, что в уголовном законодательстве ряда зарубежных стран отдельные термины используются для обозначения не только неосторожного причинения смерти, но и привилегированных составов умышленного убийства. Так, в УК ФРГ 1871 г. тяжкое убийство и простое убийство именуются соответственно Mord (§ 211) и Totschlag (§ 212, § 213), в то время как для причинения смерти по просьбе потерпевшего и неосторожного причинения смерти используется слово «Totung»: Totung auf Verlangen (§ 216), Fahrlassige Totung (§ 222). Слово «Totung», как уже говорилось, правильнее всего перевести на русский язык как «умерщвление», поскольку оно не несет такой отрицательной нагрузки, как «Mord» и «Totschlag». В уголовных кодексах других немецкоязычных стран (Австрии, Швейцарии, Лихтенштейна) термин «Totung» используется для обозначения таких привилегированных составов убийства, как детоубийство (Kindestotung, Totung eines Kindes bei der Geburt) и причинение смерти по просьбе потерпевшего (Totung auf Verlangen), а также для причинения смерти по неосторожности (Fahrlassige Totung).

Что касается вида умысла, то привилегированные виды убийства могут совершаться как с прямым, так и с косвенным умыслом. Однако высказываются и другие мнения на этот счет.

Так, Ю.М. Ткачевский и И.М. Тяжкова полагают, что убийство при превышении пределов необходимой обороны (ч. 1 ст. 108 УК РФ) может быть совершено только с прямым умыслом1.

По нашему мнению, косвенный умысел в убийстве при превышении пределов необходимой обороны возможен. Совершая убийство при превышении пределов необходимой обороны, виновный осознает, что превышает пределы необходимой обороны, предвидит возможность наступления в результате превышения смерти посягающего и либо желает этой смерти (прямой умысел), либо хотя и не желает, но сознательно допускает смерть либо относится к ней безразлично (косвенный умысел).

Так, Касимовским районным судом Рязанской области по ч. 1 ст. 108 УК РФ осужден Максимов. В раздевалке цеха между Максимовым и находившимся в состоянии алкогольного опьянения А. произошел конфликт на почве личных неприязненных отношений, в ходе которого А. стал оскорблять Максимова. В процессе ссоры А. подошел к Максимову и стал высказывать угрозы убийством. Опасаясь за свою жизнь и здоровье, Максимов стал просить А. прекратить противоправные действия, однако тот на законные требования не реагировал. Далее А., подавляя волю Максимова к сопротивлению, несколько раз кулаками ударил его в область грудной клетки, головы и лица, причинив ему физическую боль и телесные повреждения, не причинившие вред здоровью, а также телесные повреждения, относящиеся к вреду здоровья средней степени тяжести как влекущие длительное расстройство здоровья (более 21 дня). В ходе причинения телесных повреждений Максимов в целях обороны и прекращения общественно опасного посягательства со стороны А. схватил правой рукой из своего вещевого ящика туристический нож и, осознавая, что вред, причиняемый А., не является опасным для его жизни, умышленно нанес последнему клинком ножа удар в область груди, причинив тем самым колото-резаное ранение передней грудной стенки, состоящее в прямой причинной связи со смертью А. и относящиеся к тяжкому вреду здоровью по признаку опасности для жизни, от которого А. скончался на месте происшествия.

Максимов сообщил суду, что его целью было защитить себя от действий А.. Обороняясь, он развернулся и ударил, не целясь, ножом А. «один раз куда-то прямо» и «сначала даже сам не понял того, куда ему попал». От удара А. опустился на лавку за его спиной. После удара нож остался у Максимова в руках.

Суд указал, что Максимов совершил убийство с косвенным умыслом[25].

Н.Г. Вольдимарова, основываясь на изучении конкретных уголовных дел, отмечает, что для убийства, совершенного при превышении пределов необходимой обороны, наиболее характерен именно косвенный умысел[26] [27].

Неудачная формулировка ч. 1 ст. 38 УК РФ, регламентирующей причинение вреда при задержании лица, совершившего преступление, как обстоятельство, исключающее преступность деяния, привела ряд ученых к ошибочному, на наш взгляд, мнению, что убийство, предусмотренное ч. 2 ст. 108 УК РФ, может быть совершено только с косвенным умыслом . Свою позицию эти ученые основывают на указании в ст. 38 на цель доставления лица, совершившего преступление, органам власти: прямой умысел на убийство исключает возможность реализации этой цели. Но если исходить из рассматриваемой цели виновного, то причинение смерти при задержании вообще не может совершаться умышленно. Преследование цели доставления виновного органам власти исключает не только прямой, но и косвенный умысел. Желая доставить лица органам власти, нельзя сознательно допускать причинение смерти или относиться к нему безразлично, так как смерть виновного исключает достижение этой цели. Однако убийство, в силу ст. 105 УК РФ, всегда предполагает умышленную форму вины.

В науке уголовного права общепринятым является взгляд, что совершение убийства при задержании возможно как с прямым, так и с косвенным умыслом[28].

Детоубийство (ст. 106 УК РФ), как правило, совершается с прямым умыслом, однако не исключен и косвенный умысел. Еще ст. 1460 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. специально предусматривала уменьшенную ответственность за оставление женщиной своего незаконнорожденного младенца без помощи, от чего тот лишился жизни. И.Я. Фойницкий подчеркивал, что меньшая наказуемость в этом случае обусловлена не способом преступления (бездействие), а отсутствием прямого умысла на убийство[29] [30].

Обязательным признаком убийства в состоянии аффекта (ст. 107) является аффектированный умысел виновного. Аффект определяется в ст. 107 УК РФ как внезапно возникшее сильное душевное волнение. Поэтому убийство в состоянии

аффекта может совершаться только с внезапно возникшим умыслом, причем он мо-5

жет быть как прямым, так и косвенным .

Убийство при превышении пределов необходимой обороны и убийство при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление, совершаются с внезапно возникшим умыслом в силу специфики самих составов преступления: обстоятельства, при которых потерпевшему причиняется смерть (отражение общественно опасного посягательства и задержание преступника), исключают заранее обдуманный умысел виновного.

Таким образом, все привилегированные составы убийства (ст. 106-108 УК РФ)

могут совершаться как с прямым, так и с косвенным умыслом. Для детоубийства характерен как внезапно возникший, так и заранее обдуманный умысел, для других привилегированных составов - только внезапно возникший. Убийство в состоянии аффекта всегда совершается с аффектированным умыслом, который выступает одним из криминообразующих признаков указанного привилегированного состава.

Итак, составы преступлений, предусмотренные ст. 106-108 УК РФ, обладают таким же характером общественной опасности, что и другие виды убийства. Рассмотрим теперь обстоятельства, с которыми законодатель связывает существенное снижение степени общественной опасности в привилегированных составах убийства по сравнению с простым убийством.

Основания привилегированной наказуемости детоубийства (ст. 106 УК РФ) подробно рассмотрены во второй главе настоящей работы. Здесь следует сказать, что в отечественной науке уголовного права принято считать, что в целом в основу привилегированной ответственности за детоубийство законодателем положено особое, труднопереносимое психофизическое состояние женщины, вызванное родами, в котором пребывает женщина в момент убийства новорожденного ребенка.

Общим для остальных привилегированных составов убийства (ч. 1 ст. 107, ч. 1 ст. 108 и ч. 2 ст. 108) является то, что их привилегированный характер законодатель связывает с виктимным, а именно противоправным или аморальным, поведением потерпевшего. Речь идет о насилии, издевательстве или тяжком оскорблении со стороны потерпевшего либо иных противоправных или аморальных действиях (бездействии) потерпевшего, в том числе носящих систематический характер и приведших к возникновению психотравмирующей ситуации (ст. 107), об общественно опасном посягательстве на охраняемые уголовным законом объекты (ч. 1 ст. 108) и о совершении потерпевшим преступления (ч. 2 ст. 108). Таким образом, в указанных привилегированных составах поведение потерпевшего играет ключевую роль.

Однако привилегированная ответственность за убийство, предусмотренное ч. 1 ст. 107 УК РФ, обусловлена не только противоправным или аморальным поведением потерпевшего. Другим конститутивным признаком данного преступления выступает состояние внезапно возникшего сильного душевного волнения (аффекта).

Под аффектом понимаются сильные, относительно кратковременные эмоциональные реакции взрывного характера, развивающиеся в критических условиях при неспособности человека найти адекватный выход из опасных, чаще всего неожиданно сложившихся ситуаций[31]. При аффекте имеют место недостаточная осмысленность и продуманность своих действий, отсутствие в них дальновидности и предварительного плана, хаотичность и порывистость устремлений. Поведение человека при аффекте регулируется не заранее обдуманной целью, а тем чувством, которое полностью захватывает личность и вызывает импульсивные действия[32] [33].

Аффект, предусмотренный ч. 1 ст. 107 УК РФ, в науке называют физиологиче-

-5

ским, реже - психофизиологическим . В отличие от патологического аффекта, который является временным психическим расстройством и исключает виновность при наличии юридического критерия невменяемости[34], физиологический аффект ответственности не исключает. Как отмечается в литературе, законодатель воспринял общепринятый среди психологов и юристов подход, согласно которому при наличии физиологического аффекта хотя и затрудняется избирательность поведения, в связи с чем ответственность смягчается, но в принципе она сохраняется. Иными словами, хотя в состоянии аффекта сознание человека существенно сужено, в принципе, он мог бы взять себя в руки, сдержаться и остановить развитие событий[35].

По мнению ряда ученых, в первую очередь на снижение степени общественной опасности рассматриваемого вида убийства влияет именно наличие аффекта, а не противоправное или аморальное поведение потерпевшего[36]. О.Д. Ситковская указывает, что привилегирующее значение аффекта традиционно объясняется тем, что состояние аффекта ослабляет контроль человека над своим поведением и способность управлять своими поступками[37].

Вместе с тем убийство, совершенное в состоянии аффекта, не может быть квалифицировано по ст. 107 УК РФ, если аффект не был вызван противоправными или аморальными действиями (бездействием) потерпевшего либо длительной психотравмирующей ситуацией, возникшей в связи с систематическим противоправным или аморальным поведением потерпевшего.

В уголовно-правовой литературе неоднократно отмечалось, что само по себе сильное душевное волнение не должно служить достаточным основанием привилегированной наказуемости[38]. Как удачно заметил А.А. Жижиленко, убийство вообще редко совершается в состоянии полного хладнокровия[39]. Другое дело, если сильное душевное волнение было спровоцировано потерпевшим, обусловлено его насильственными или иными противоправными действиями[40].

Ипатовским районным судом Ставропольского края Пронин осужден наряду с другими преступлениями за покушение на убийство (ч. 3 ст. 30, ч. 1 ст. 105 УК РФ). Покушение на убийство было совершено им в ходе ссоры по поводу возврата долга. Потерпевший С. полагал, что полностью рассчитался по долгу, а подсудимый Пронин считал, что тот не выплатил ему проценты за пользование денежными средствами. Амбулаторная судебно-психологическая экспертиза показала, что Пронин во время совершения преступления находился в состоянии физиологического аффекта.

Однако, как указал суд, такой аффект, объективно имевшийся у Пронина в связи с длительной психотравмирующей ситуацией, не был связан с противоправным или аморальным поведением потерпевшего. Длительный спор по поводу денежных средств таковым обстоятельством, по мнению суда, не является, поэтому суд посчитал, что совершенное Прониным преступление не может быть квалифицировано по ч. 1 ст. 107 УК РФ[41] [42] [43].

Неточным представляется утверждение, что поводом к возникновению аффектированного умысла являются неправомерные или аморальные действия потерпевшего в отношении виновного или его близких либо систематическое противоправное или аморальное поведение потерпевшего, создавшее длительную психотравмирующую ситуацию . В деле Пронина аффект, как установил суд, не был вызван противоправным или аморальным поведением потерпевшего, поэтому Пронин был осужден по ч. 1 ст. 105 УК РФ. Кроме того, в случае убийства матерью новорожденного ребенка (ст. 106 УК РФ) в наличии аффектированного умысла может быть выражено тяжелое психофизическое состояние виновной, вызванное родами (которое, как принято считать, послужило одной из причин отнесения законодателем данного убийства к привилегированным). Так, по делу Л.Г.П. (данные изъяты), осужденной по ст. 106 УК РФ, Надымский городской суд Ямало-Ненецкого автономного округа указал

-э

в приговоре, что в момент преступления виновная находилась в состоянии аффекта . Очевидно, что в случае детоубийства аффектированный умысел (если он имеет место) не обусловлен противоправным или аморальным поведением потерпевшего.

Поэтому правильно говорить не о том, что поводом к возникновению аффекта являются противоправные или аморальные действия (бездействие) потерпевшего, а о том, что только при наличии такого повода состояние аффекта приобретает привиле- гирующее значение (ст. 107, 113 УК РФ).

С другой стороны, убийство, вызванное противоправным или аморальным поведением потерпевшего, не может быть квалифицировано по ст. 107 УК РФ при отсутствии у виновного состояния аффекта.

Так, Серпуховским городским судом Московской области по ч. 1 ст. 105 УК РФ осужден Щабельский. Подсудимый в ходе ссоры на почве личных неприязненных отношений, в ответ на противоправное и аморальное поведение С., оскорбившей Щабельского и выражавшейся в адрес последнего грубой нецензурной бранью, умышленно нанес ножом С. не менее четырех ударов в область грудной клетки и шеи, причинив ей смерть. Суд признал смягчающими наказание обстоятельствами противоправность и аморальность поведения С., явившегося поводом для преступления. Вместе с тем суд установил, что в момент преступления Щабельский не находился в состоянии аффекта, поэтому его действия были обоснованно квалифицированы как простое убийство, а не как убийство, совершенное в состоянии аффекта[44].

Таким образом, привилегированную наказуемость убийства в состоянии аффекта российский законодатель связывает, во-первых, с насилием, издевательством или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего либо иными противоправными или аморальными действиями (бездействием) потерпевшего, а равно длительной психотравмирующей ситуацией, возникшей в связи с систематическим противоправным или аморальным поведением потерпевшего, во-вторых, с вызванным ими состоянием физиологического аффекта.

Перейдем к рассмотрению двух оставшихся привилегированных составов - убийству, совершенному при превышении пределов необходимой обороны (ч. 1 ст. 108 УК РФ), и убийству, совершенному при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление (ч. 2 ст. 108 УК РФ).

И.Я. Фойницкий, говоря о привилегированных видах убийства, писал: «Если убийство из тяжко наказуемого может даже ... превращаться в дозволенное, то естественно ожидать между этими крайними его типами ряд посредствующих видов, хотя бы и заслуживающих наказание, но уменьшенное»[45]. К преступлениям, предусмотренным ст. 108 УК РФ, приведенное высказывание относится в наибольшей мере. Эти преступления занимают промежуточное положение между обычным (простым), тяжко наказуемым, убийством и непреступным лишением жизни.

Необходимая оборона (ст. 38 УК РФ) и причинение вреда при задержании лица, совершившего преступление (ст. 39 УК РФ), являются обстоятельствами, исключающими преступность деяния, и носят не просто правомерный, но даже общественно полезный характер. Это отнюдь не означает, будто убийства, предусмотренные ч. 1 и ч. 2 ст. 108 УК РФ, отличаются от иных привилегированных составов убийства «не только своей социально полезной мотивацией, но и тем, что в действительности в своей основе это общественно полезные действия»[46].

Во-первых, в силу ч. 1 ст. 14 УК РФ, любое преступление - это общественно опасное, а не общественно полезное деяние.

Во-вторых, общественно полезным является причинение правомерного вреда посягающему лицу в состоянии необходимой обороны или лицу, совершившему преступление. Но в ст. 108 УК РФ установлена ответственность за превышение пределов необходимой обороны и превышение мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление. Часть 2 ст. 37 УК РФ определяет превышение пределов необходимой обороны как умышленные действия, явно не соответствующие характеру и опасности посягательства. Превышением мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление, согласно ч. 2 ст. 38 УК РФ, признается их явное несоответствие характеру и степени общественной опасности совершенного задерживаемым лицом преступления и обстоятельствам задержания, когда лицу без необходимости причиняется явно чрезмерный, не вызываемый обстановкой вред.

«Очевидно, термин «явность», - правильно указывает В.А. Якушин - предполагает не только объективное несоответствие, что существует в реалиях, но и субъективную оценку этого несоответствия, то есть как оно понимается обороняющимся»[47].

Поэтому говорить о социально полезной мотивации умышленного причинения смерти, заведомо для виновного явно не соответствующего характеру и опасности посягательства или характеру и степени общественной опасности совершенного задерживаемым лицом преступления и обстоятельствам задержания, невозможно.

В духе М.Д. Точеного рассуждает Э.В. Кабурнеев (приводится дословно, с сохранением стилистики и пунктуации автора): «...Убийства, ответственность за которые предусмотрена ст. 108 УК, занимают особое положение. Они содержат наибольшее количество оправдательных критериев, которые только в исключительных случаях позволяют назвать виновного убийцей, что также неверно. Защищая свои охраняемые интересы либо интересы других лиц, человек, по мнению законодателя, должен нести ответственность в том случае, если выйдет за рамки правомерности своих действий. Убийца, грабитель, насильник оказывается могут быть потерпевшими. Это не отвечает принципу дифференциации ответственности, ситуация требует внимательного взгляда и на название этого преступления и на размер и вид наказания за его совершение»[48].

Вопреки мнению Э.В. Кабурнеева, убийца, грабитель и насильник тоже могут быть потерпевшими. «Преступник, - писал И.С. Тишкевич, - не бесправный человек. Его права лишь значительно ограничены (в момент совершения им общественно опасного нападения, пребывания под стражей во время предварительного следствия, отбывания наказания и т. д.), но в той части, которой эти ограничения не касаются, эти права находятся - и не могут не находиться - под защитой закона. Иное отношение к преступнику, не перестающему быть гражданином, правосубъектной личностью, привело бы к произволу, беззаконию»[49]. С этим следует согласиться.

В то же время общественно опасное посягательство и совершение задерживаемым преступления, спровоцировавшие рассматриваемые виды убийства, свидетельствуют о резком снижении степени общественной опасности этих деяний по сравнению с простым убийством.

На основании изложенного могут быть сделаны следующие выводы.

Система привилегированных составов убийства представляет собой предусмотренную уголовным законом (статьями 106-108 УК РФ) упорядоченную, исчерпывающую совокупность видов убийства, выделенных на основании единого критерия, - степени общественной опасности, которая у данных преступлений, по мнению законодателя, значительно ниже, чем у простого убийства (ч. 1 ст. 105 УК РФ). При этом характер общественной опасности всех видов убийства (простого, квалифицированных и привилегированных) одинаков, поскольку во всех случаях объектом посягательства является жизнь человека, общественно опасное последствие состоит в причинении ему смерти, вина состоит в прямом или косвенном умысле. Вместе с тем единый критерий выделения привилегированных составов убийства не означает равенства оснований привилегизации указанных составов, которые могут относиться к особенностям субъекта преступления, объективной и субъективной сторон преступления, поведению потерпевшего.

[1] «Бюллетень Верховного Суда РФ», 2016, № 2.

Уголовное право. Общая часть: Учебник / под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай, А.И. Рарога, А.И. Чучаева. М., 2008.

С. 58-59.

[3] См., напр.: Солодков И.А. Общественная опасность преступления и ее уголовно-правовое измерение: дис. ... канд. юр. наук. Саратов, 2013. С. 90.

[4] Кривоченко Л.Н. Классификация преступлений. Харьков, 1983. С. 46.

[5] Там же. С. 46-47.

[6] Приводится по: Малков В.П. Характер и степень общественной опасности в системе общих начал назначения наказания // Российская юстиция. 2008. № 9. С. 41-45.

[7] Козлов А.П. Понятие преступления. СПб., 2004. С. 722.

[8] Курс уголовного права. Том 1. Общая часть. Учение о преступлении / под ред. Н.Ф. Кузнецовой, И.М. Тяжковой.

М., 2002. С. 153-154.

[9] Змиев Б. Уголовное право. Часть Особенная. Выпуск I. Преступления против личности и имущественные. Казань, 1923. С. 6; Утевский Б.С. Уголовное право. М., 1950. С. 181; Побегайло Э.Ф. Умышленные убийства и борьба с ними. Воронеж, 1965. С. 10.

[10] Неклюдов Н.А. Руководство к Особенной части русского уголовного права. Том I. Преступления и проступки против личности. СПб., 1876. С 263; Познышев С.В. Очерк основных начал науки уголовного права. Т. II. Особенная часть.

М., 1923. С. 4.

[11] Шаргородский М.Д. Преступления против жизни и здоровья. М., 1947. С. 38.

[12] БорзенковГ.Н. Преступления против жизни и здоровья: закон и правоприменительная практика. М., 2013. С. 19.

[13] Красиков А.Н. Ответственность за убийство по российскому уголовному праву. Саратов, 1999. С. 99-101.

[14] Наумов А.В. Российское уголовное право. Курс лекций. Т. 2: Особенная часть (главы I-X). М., 2016. С. 56-57.

[15] См.: Бородин С.В. Преступления против жизни. М., 2000. С. 174-175.

[16] Большая советская энциклопедия. Том 22. М., 1975. С. 168.

[17] См., напр.: «Охрана репродуктивного здоровья работников. Основные термины и понятия» (утв. Минздравом РФ 2 октября 2003 г. № 11-8/13-09). Доступ из СПС «Консультант Плюс».

[18] Попов А.Н. Указ. соч. С. 31-32; Серёгина Е.В. Уголовно-правовые и криминологические аспекты охраны жизни новорожденного ребенка: дис. ... канд. юр. наук. Ростов-н/Д, 2004. С. 8, 73; Ткаченко В.В., Ткаченко С.В. Указ. соч. С. 134.

[19] http://www.who.int/maternal child adolescent/topics/maternal/maternal perinatal/ru/ (дата обращения - 12.03.2017).

[20] Курс уголовного права. Том 1. Общая часть. Учение о преступлении / под ред. Н.Ф. Кузнецовой, И.М. Тяжковой. М., 2002. С. 228-229 (автор - Н.Ф. Кузнецова).

[21] http://rospravosudie.com/court-novocheboksarskii-gorodskoi-sud-chuvashskaYa-respublika-s/act-101926548/ (дата обращения - 12.03.2017).

[22] Шаргородский М.Д. Преступления против жизни и здоровья. М., 1947. С. 38.

[23] Пионтковский А.А., Меньшагин В.Д. Курс уголовного права. Особенная часть. Т. 1. М., 1955. С. 518-519 (автор - А.А. Пионтковский); Загородников Н.И. Преступления против жизни по советскому уголовному праву. М., 1961. С. 20-21; Аниянц М.К. Ответственность за преступления против жизни по действующему законодательству союзных республик. М., 1964. С. 15.

[24] Трайнин А. М.Д. Шаргородский. Преступления против жизни и здоровья. Всесоюзный институт юридических наук, Юридическое издательство, М., 1947, 511 с. // Советское государство и право. 1949. № 2. С. 70; Сарыев Б. Ответственность за преступления против жизни и здоровья / Под ред. Б.А. Куринова. Ашхабад, 1973. С. 14-15.

Уголовное право России. Общая часть / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой и И.М. Тяжковой. М., 2005.

[25] http://www.gcourts.ru/case/7585277 (дата обращения - 12.03.2017).

[26] Вольдимарова Н.Г. Уголовная ответственность за убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2003. С. 108.

[27] Старых С.М. Ответственность за убийство при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2003. С. 118; Кабурнеев Э.В. Дифференциация уголовной ответственности за преступления против жизни и проблемы их квалификации. М., 2007. С. 181; Коробеев А.И. Преступные посягательства на жизнь и здоровье человека. М., 2012. С. 151; Борзенков Г.Н. Преступления против жизни и здоровья: закон и правоприменительная практика. С. 152.

[28] См., напр.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / под ред. В.Т. Томина, В.В. Сверчкова. М., 2012. С. 257 (автор комментария - Л.Л. Кругликов); Уголовное право России. Части Общая и Особенная: учебник / под ред. А.И. Рарога. М., 2017. С. 357 (автор - С.И. Никулин). Наумов А.В. Российское уголовное право. Курс лекций. Т. 2: Особенная часть (главы I-X). М., 2016. С. 105.

[29] Фойницкий И.Я. Уголовное право. Посягательства личные и имущественные. СПб., 1907.

[30] В.И. Ткаченко считал, что убийство в состоянии аффекта может совершаться только с косвенным умыслом, на том основании, что «умысел в этом случае возникает внезапно, человек в значительной мере теряет контроль над своими поступками, не может регулировать их интенсивность» (приводится по: Бородин С.В. Преступления против жизни. М., 2000. С. 182).

[31] Большая российская энциклопедия. Т. 2. М., 2005. С. 563.

[32] Спасенников Б.А., Спасенников С.Б. Невменяемость в уголовном праве. М., 2013. С. 170-171.

[33] Определение Верховного Суда Российской Федерации от 8 мая 2003 г. по делу № 16-о03-32; Колманов Г.Б., Костюк М.Ф. Особенности уголовно-правовой ответственности за насильственные преступления у лиц с психическими аномалиями // «Российский следователь», 2012, № 21. Электронный ресурс: доступ из СПС «Консультант Плюс».

[34] См., напр.: Павлов В.Г. Субъект преступления. СПб, 2001. С. 130-131.

[35] Ситковская О.Д. Уголовный кодекс Российской Федерации: психологический комментарий. М., 2009. С. 142.

[36] Борзенков Г.Н. Преступления против жизни и здоровья: закон и правоприменительная практика. С. 139; Ситковская О.Д. Указ. соч. С. 139.

[37] Ситковская О.Д. Указ. соч. С. 142.

[38] Познышев С.В. Очерк основных начал науки уголовного права. Т. II. Особенная часть. М., 1923.

С. 12; Жижиленко А.А. Указ. соч. С. 14.

[39] Известный русский психиатр В.Ф. Чижов и вовсе писал, что «большинство преступлений, бесспорно, совершаются в состоянии аффекта» и что «только закоренелые преступники совершенно спокойно совершают преступления» (См.: Аффект: практика судебной психолого-психиатрической экспертизы. Хрестоматия. Авторы-составители Ф.С. Сафуа- нов, Е.В. Макушкин. М., 2013. С. 20.).

[40] Жижиленко А.А. Указ. соч. С. 14.

[41] http://www.gcourts.ru/case/6430403 (дата обращения - 12.06.2016).

[42] Полный курс уголовного права: В 5 т./Под ред. А.И. Коробеева. Т. I: Преступление и наказание. СПб, 2008. С. 466 (автор - А.И. Рарог).

[43] http://docs.pravo.ru/document/view/25185580/ (дата обращения - 22.09.2013).

[44] http://rospravosudie.com/court-serpuxovskii-gorodskoi-sud-moskovskaYa-oblast-s/act-405006871/ (дата обращения - 12.06.2016).

[45] Фойницкий И.Я. Уголовное право. Посягательства личные и имущественные. СПб., 1907. С. 43.

[46] Точеный М.Д. Указ. соч. С. 26.

[47] Комментарий к Уголовному кодексу РФ (постатейный). Отв. ред. - Л.Л. Кругликов. М., 2005. С. 84.

[48] Кабурнеев Э.В. Указ. соч. С. 58.

[49] Тишкевич И.С. Условия и пределы необходимой обороны. М., 1969. С. 106.