С учетом целей диссертационного исследования автором предлагается рассмотреть вопрос о выделении в привилегированный состав убийства неизлечимо больного лица по его настойчивой просьбе с целью избавления его от тяжелых физических страданий, совершенного по мотиву сострадания.

Убийство лица по его просьбе, или убийство из сострадания, отнесено к привилегированным составам убийства в уголовном законодательстве многих зарубежных стран. Так, в соответствии со ст. 114 УК Швейцарии 1937 г. (с изм. и доп.) тот, кто убивает другого человека по достойным уважения мотивам, в частности, из сострадания, по его серьезной и настойчивой просьбе, наказывается лишением свободы на срок до трех лет или денежным штрафом[1] [2]. УК Грузии 1999 г. предусматривает убийство по настоятельной просьбе жертвы и в соответствии с ее подлинной волей, совершенное с целью освобождения умирающего от сильных физических болей, наказуемое лишением свободы на срок от двух до пяти лет (ст. 110).

С понятием убийства по просьбе потерпевшего тесно связана проблема эвтаназии, поэтому необходимо остановиться на этой проблеме более подробно.

Существует множество определений эвтаназии. В переводе с греческого эвтаназия означает «хорошая смерть» (от еб - хорошо и Gavaxo^ - смерть). В медицинском толковом словаре эвтаназия определяется как намеренное умерщвление неизлечимо больного человека с целью облегчения его страданий. При добровольной эвтаназии больной сам принимает решение о том, чтобы ему помогли умереть. Это может достигаться с помощью активных мер или путем пассивной эвтаназии - преднамеренного отказа от лечения. При принудительной (компульсорной) эвтаназии смерть причиняется человеку, который не может четко выразить свое желание умереть (например, младенцу). В отличие от принудительной эвтаназии, добровольная эвтаназия легализована во многих странах[3] [4].

Пионером легализации эвтаназии являются Нидерланды. Эвтаназия в этой стране была разрешена в законодательном порядке в 2002 г., хотя по решению Верховного Суда Нидерландов она применялась с 1973 года .

В том же 2002 г., легализовав эвтаназию, примеру Нидерландов последовала соседняя Бельгия. Более того, в 2014 г. в Бельгии была разрешена эвтаназия в отношении детей. Закон, отменивший запрет на добровольный уход из жизни для людей младше 18 лет, поддержали 86 депутатов, 44 были против, 12 воздержались. При этом новый закон, в отличие от действующего в Нидерландах аналогичного акта, не устанавливает минимального возраста, по достижении которого гражданин может принять решение о смерти[5]. Впервые эвтаназия в отношении ребенка была проведена в 2016 году[6].

Эвтаназия в той или иной форме легализована и в ряде других стран (Люксембург, некоторые кантоны Швейцарии и т.д.).

В России законодательное определение эвтаназии впервые было закреплено в Основах законодательства РФ об охране здоровья граждан от 22 июля 1993 года[7]. Статья 45 Основ устанавливала, что «медицинскому персоналу запрещается осуществление эвтаназии - удовлетворение просьбы больного об ускорении его смерти какими-либо действиями или средствами, в том числе прекращением искусственных мер по поддержанию жизни». В этой же статье говорилось об установлении уголовной ответственности за побуждение больного к эвтаназии и (или) ее осуществление.

Названный документ утратил силу с 1 января 2012 г. в связи с принятием Федерального закона от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации»[8]. В новом законе определение эвтаназии, где ей также посвящена ст. 45, сформулировано несколько по-иному. Согласно этой статье, «медицинским работникам запрещается осуществление эвтаназии, то есть ускорение по просьбе пациента его смерти какими-либо действиями (бездействием) или средствами, в том числе прекращение искусственных мероприятий по поддержанию жизни пациента».

Как видно, определение эвтаназии в новом законе имеет ряд отличий по сравнению с ранее действовавшим.

Во-первых, в новом законе говорится о «медицинских работниках», а не о «медицинском персонале». Под медицинским работником, в соответствии со ст. 2 Федерального закона 2011 г., понимается физическое лицо, которое имеет медицинское или иное образование, работает в медицинской организации и в трудовые (должностные) обязанности которого входит осуществление медицинской деятельности, либо физическое лицо, которое является индивидуальным предпринимателем, непосредственно осуществляющим медицинскую деятельность. В прежнем законе понятие «медицинский персонал» не определялось.

Во-вторых, вместо «удовлетворения просьбы больного об ускорении его смерти» в новом законе сказано об «ускорении по просьбе пациента его смерти».

В-третьих, и это самое важное, новый закон содержит указание на ускорение смерти бездействием медицинского работника. Новое определение, как представляется, должно положить конец дискуссии о том, разрешена ли в России «пассивная эвтаназия». Мнение о допустимости пассивной эвтаназии основывалось на ст. 33

Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан 1993 г., закреплявшей право гражданина требовать прекращения медицинского вмешательства[9]. Новый закон, хотя и предоставляет пациенту такое право (ст. 19, 20), в ст. 45 прямо запрещает ускорение смерти не только действиями, но и бездействием медицинского работника.

Ряд определений эвтаназии сформулирован и в научной литературе. По мнению Ю.А. Дмитриева и Е.В. Шленевой, эвтаназия - это «специальное медицинское вмешательство, направленное на прекращение жизни неизлечимо больного, тяжело страдающего человека, осуществляемое в соответствии с его собственной добровольно выраженной волей и имеющее единственной целью прекращение ненужных страданий»[10] [11].

Н.Е. Крылова определяет эвтаназию как «умышленные действия или бездействие медицинского работника, осуществляемые в соответствии с явно и недвусмысленно выраженной просьбой информированного больного или его законного представителя, с целью прекращения физических и психических страданий больного, находящегося в угрожающем жизни состоянии, в результате которых наступает

3

его смерть» .

Некоторые авторы включают в понятие эвтаназии причинение больному смерти лицом, не являющимся медицинским работником (в этом случае иногда говорят о «немедицинской эвтаназии»). Так, с точки зрения О.С. Капинус, под эвтаназией в уголовно-правовом смысле следует понимать «умышленное причинение смерти неизлечимо больному, осуществленное по его просьбе врачом, фельдшером или медсестрой, а также иным лицом по мотиву сострадания к больному и с целью избавления его от невыносимых физических страданий»[12]. К.С. Широков идет еще дальше, отождествляя эвтаназию с лишением жизни лица с его согласия[13] [14].

Полагаем, что с учетом Федерального закона 2011 г. эвтаназию необходимо рассматривать как акт, который может осуществляться только специальным субъектом - медицинским работником. Следовательно, ни «немедицинская эвтаназия», ни, тем более, причинение смерти лицу с его согласия не могут быть отнесены к эвтаназии.

В отличие от Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан от 22 июля 1993 г., новый закон не упоминает об уголовной ответственности за побуждение больного к эвтаназии и осуществление эвтаназии. Также следует отметить, что УК РФ не предусматривает специальной ответственности за указанные деяния. Разумеется, это не означает, что по отечественному законодательству эвтаназия не влечет уголовной ответственности. С точки зрения действующего уголовного закона

-5

эвтаназия образует состав убийства и квалифицируется по ч. 1 ст. 105 УК РФ , поскольку является не чем иным, как умышленным причинением смерти другому человеку, хотя и по его просьбе. При наличии отягчающих обстоятельств не исключена квалификация эвтаназии по ч. 2 ст. 105 УК РФ (например, в случае ускорения смерти больного за вознаграждение). Побуждение больного к эвтаназии - склонение лица к лишению его жизни - само по себе не образует преступления.

Автором выявлено наличие объективно существующих оснований включения в систему привилегированных составов убийства по просьбе потерпевшего по мотиву сострадания, включая соответствие потенциального привилегированного состава основополагающему критерию привилегизации - значи-

тельно меньшей степени общественной опасности по сравнению с основным составом.

Отношение к названному преступлению как менее опасному виду убийства мы находим уже в русском дореволюционном праве. В Уголовном уложении 1903 г. выделялось убийство, «учиненное по настоянию убитого и из сострадания к нему», которое наказывалось заключением в крепости на срок не свыше трех лет (ст. 460), в то время как простое убийство (без отягчающих и смягчающих обстоятельств) каралось каторгой на срок не ниже восьми лет (ст. 453).

В проекте первого советского уголовного кодекса - УК РСФСР 1922 г. - убийство, совершенное по настоянию убитого из чувства сострадания, относилось к привилегированным составам убийства[15] [16]. В окончательной редакции Кодекса уголовная ответственность за данное преступление была вовсе исключена: примечание к ст. 143 предусматривало, что «убийство, совершенное по настоянию убитого из чувства сострадания, не карается». Спустя менее полугода это примечание было отменено, и в дальнейшем в отечественном уголовном законодательстве убийство по просьбе потерпевшего не выделялось ни в квалифицированный, ни в привилегированный составы. На практике оно квалифицировалось как убийство без отягчающих и смягчал

ющих обстоятельств («простое» убийство) .

В науке советского уголовного права общепризнанной была точка зрения, что просьба или согласие потерпевшего на причинение ему смерти не исключают противоправность деяния. В то же время тяжесть и общественную опасность убийства по просьбе потерпевшего ученые оценивали по-разному.

А.А. Пионтковский, Н.И. Загородников, М.К. Аниянц и С.В. Бородин отрицательно относились к предложениям рассматривать убийство по просьбе потерпевшего (убийство из сострадания) как привилегированный состав убийства[17] [18] [19]. С.В. Бородин прямо писал, что нет оснований рассматривать такое убийство как совершенное при смягчающих обстоятельствах, и считал правильным, что уголовные кодексы РСФСР 1926 г. и 1960 г. не предусматривали соответствующего привилегированного

Л

состава . М.К. Аниянц и С.В. Бородин, кроме того, отмечали, что убийство по

-5

просьбе потерпевшего редко встречается в судебной практике .

М.Д. Шаргородский писал о меньшей общественной опасности убийства по просьбе потерпевшего по сравнению с обыкновенным убийством, но при этом не высказывался в пользу его привилегированной наказуемости, считая, что наказание может быть смягчено в рамках санкции статьи за убийство без отягчающих и смягчающих обстоятельств[20]. Сходной точки зрения придерживались П.С. Дагель и Л.Д. Гаухман[21].

В числе советских ученых - сторонников выделения убийства по просьбе потерпевшего в привилегированный состав были Б. Змиев, А.А. Жижиленко и Б. Сарыев[22] [23].

В начале 90-х годов XX в. и при подготовке проекта УК РФ некоторые ученые

п

высказывались за привилегизацию убийства по просьбе потерпевшего . В одном из проектов УК РФ имелась статья под названием «Лишение жизни по волеизъявлению потерпевшего», текст которой гласил: «Лишение жизни из сострадания к потерпевшему в связи с его тяжелой неизлечимой болезнью и (или) непереносимыми физическими страданиями при условии его добровольного на то волеизъявления наказывается арестом на срок от четырех до шести месяцев или лишением свободы на срок до трех лет»[24].

Как видно, термин «убийство» в проекте статьи не употреблялся. В описании объективной стороны акцент сделан на лишении жизни, а не на причинении смерти, как в действующем УК РФ (ч. 1 ст. 105 УК РФ). В проекте статьи речь шла не просто о страданиях, а о непереносимых страданиях. Кроме того, необходимо, чтобы эти страдания были физическими; психические страдания во внимание не принимаются. Обязательны также волеизъявление потерпевшего и мотив сострадания.

Поскольку в тексте проекта статьи использован союз «или», по этой статье могло бы быть квалифицировано и лишение жизни в отсутствие тяжелой неизлечимой болезни, но при наличии непереносимых физических страданий потерпевшего (в качестве примера можно привести состояние абстиненции («ломки») у наркомана); с другой стороны, для квалификации лишения жизни тяжело и неизлечимо больного лица по данной статье не требовалось бы, чтобы больной испытывал непереносимые физические страдания.

Однако в итоге законодатель отказался от смягчения ответственности за убийство по просьбе потерпевшего, и в окончательный вариант УК РФ специальная статья не вошла.

Позиция законодателя получила неоднозначную оценку в науке уголовного права. В современной уголовно-правовой литературе по поводу рассматриваемого вида убийства высказываются различные точки зрения.

Некоторые авторы, выступая против легализации эвтаназии, не считают целесообразным и выделение убийства по просьбе потерпевшего в привилегированный

состав[25]. По мнению М.И. Ковалева, такой шаг опасен, ибо он повлечет за собой множество различных злоупотреблений, которые трудно предусмотреть заранее в законе[26] [27].

Другие авторы являются сторонниками отнесения убийства по просьбе потер-5

певшего (убийства из сострадания) к привилегированным видам убийства .

Ряд ученых высказываются даже в пользу легализации эвтаназии. Так, Ю.А. Дмитриев и Е.В. Шленева считают необходимым разработать юридическую процедуру «помощи в умирании», предусматривающую получение добровольного согласия больного, разрешение на осуществление эвтаназии только врачам и т. д. Тщательно разработанная процедура эвтаназии, по мысли авторов, позволит снизить возможность злоупотреблений. Если смерть тяжелобольному лицу по его просьбе причиняет родственник или знакомый, содеянное должно квалифицироваться как убийство, возможно, со смягчающими обстоятельствами[28].

С.В. Тасаков выступает за декриминализацию эвтаназии и установление уголовной ответственности за нарушение условий ее проведения[29].

А.Н. Воронин полагает, что убийство из сострадания «не должно признаваться преступлением, ибо лицо, осуществляющее эвтаназию по желанию неизлечимо больного человека, действует по его просьбе и в его интересах, не преследуя никакой корыстной или иной низменной цели»[30].

Предпочтительным представляется мнение о целесообразности не легализации эвтаназии, а закрепления в УК РФ привилегированного состава убийства по просьбе потерпевшего, совершенного по мотиву сострадания.

По действующему УК РФ рассматриваемое убийство, как уже отмечалось, должно квалифицироваться как простое убийство (ч. 1 ст. 105), наказуемое лишением свободы на срок от шести до пятнадцати лет с ограничением свободы на срок до двух лет или без такового. При этом совершение преступления по мотиву сострадания признается лишь обстоятельством, смягчающим наказание (п. «д» ч. 1 ст. 61 УК РФ). Такой подход законодателя мы считаем необоснованным. Полагаем, что убийство по просьбе потерпевшего по степени общественной опасности не сопоставимо ни с простым, ни, тем более, квалифицированным видами убийства.

Принципиальное отличие убийства по просьбе потерпевшего от иных видов убийства (в том числе от любого предусмотренного в настоящее время привилегированного вида убийства) заключается в том, что оно не является насильственным преступлением. Практически любое другое убийство совершается против воли потерпевшего (или независимо от нее). В случае же убийства по просьбе потерпевшего воля самого «потерпевшего» направлена на уход из жизни, более того, он просит об этом исполнителя, что охватывается умыслом последнего.

В толковом словаре С.И. Ожегова дается три определения понятия «насилие»: 1) применение физической силы к кому-нибудь; 2) принудительное воздействие на кого-нибудь, нарушение личной неприкосновенности; 3) притеснение, беззаконие (книжное). А в качестве примера употребления слова «насильственный» приводится «насильственная смерть (убийство)» (выделено нами - Н. А.)[31].

С. 203.

Автор монографии о физическом насилии в уголовном праве Р.Д. Шарапов определяет насилие как умышленное неправомерное причинение физического вреда другому человеку против или помимо его воли[32] [33] [34].

В случае лишения человека жизни по его просьбе нельзя говорить ни о причинении вреда против или помимо его воли, ни о принудительном воздействии.

В то же время по мнению А.Н. Конева, «активная эвтаназия, будь то ассисти- рованный суицид или «убийство из милосердия», безусловно, приводят к насиль-

Л

ственной смерти» . Оставляя в стороне ошибочность отнесения к эвтаназии самоубийства, пусть и при помощи другого лица, отметим, что эвтаназия не может рассматриваться как насильственная смерть, ибо она осуществляется с согласия и по просьбе больного и соответствует его воле уйти из жизни.

Л.Д. Гаухман, отмечая, что преступления против жизни всегда сопряжены с насилием, в то же время указывал, что убийство по просьбе потерпевшего является исключением ввиду отсутствия такого признака насилия, как совершение действия против воли потерпевшего. В этом случае последствие наступает не в результате

3

применения насилия, понимаемого в уголовно-правовом смысле .

Не разделяя позиции А.Н. Красикова, что запрет эвтаназии и признание ее уголовно-наказуемой «вряд ли согласуется со здравым смыслом и логикой», мы согласны с ним в том, что «законодатель не замечает явных различий между насильственным, совершенным против воли потерпевшего посягательством на право человека на жизнь и случаями его умерщвления по согласию (просьбе)»[35].

Другое важнейшее отличие убийства по просьбе потерпевшего коренится в субъективной стороне деяния. В отличие от простого и квалифицированного видов убийства, совершаемых, как правило, по низменным, антиобщественным мотивам (корысть, ненависть и др.), убийство по просьбе потерпевшего совершается по мотиву сострадания, который отнесен законодателем к числу смягчающих наказание обстоятельств (п. «д» ч. 1 ст. 61 УК РФ). Гуманный, нравственный характер носит и цель рассматриваемого преступления - стремление прекратить страдания потерпевшего.

По справедливому замечанию Н.С. Таганцева, «нельзя поставить на одну доску с убийцей из корысти или мести солдата, заколовшего на поле битвы своего смертельно раненного товарища по его просьбе, чтобы избавить его от дальнейших мучений, доктора, прекратившего мучительную агонию умирающего, и т.п.»[36].

В связи с этим признание убийства по просьбе потерпевшего особо тяжким преступлением и его квалификация по ст. 105 УК РФ, по нашему мнению, нарушают принцип справедливости, согласно которому наказание должно соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного (ч. 1 ст. 6 УК РФ). Полагаем, что принцип справедливости обращен не только к правоприменителю, но и к законодателю, и должен соблюдаться не только при индивидуализации наказания судом, но и при дифференциации уголовной ответственности в законе.

Рассмотрим типичный случай убийства по просьбе потерпевшего по мотиву сострадания, который может быть взят за основу при конструировании нового привилегированного состава.

Орехово-Зуевским городским судом Московской области по ч. 1 ст. 105 УК РФ осужден Корсаков. Виновный проживал вдвоем с потерпевшей, у которой имелось онкологическое заболевание с осложнениями, не поддающееся лечению. В течение нескольких месяцев потерпевшая не могла самостоятельно обслуживать себя, не вставала с постели, испытывала очень сильные боли, из-за чего дважды пыталась покончить жизнь самоубийством. Корсаков один ухаживал за ней. Обезболивающие лекарства, которые выписывали потерпевшей, не помогали. В последние дни жизни она не могла принимать пищу, могла говорить только шепотом. Потерпевшая говорила Корсакову о своем желании умереть, так как не в силах «терпеть такую боль», неоднократно просила его помочь ей уйти из жизни. После одной из таких просьб виновный из жалости к потерпевшей причинил ей смерть, сдавив шею простыней.

Многочисленные свидетели показали, что у Корсакова с потерпевшей были хорошие отношения, они проживали вдвоем, Корсаков очень любил потерпевшую и в одиночку ухаживал за ней[37]. Потерпевшая была неизлечимо больна, испытывала сильные боли и говорила о своем желании умереть. Дважды пыталась покончить с собой, принимая таблетки и вскрывая себе вены. Перед одной из попыток самоубийства написала записку своему сыну, в которой писала, что больше не может терпеть такие страдания, и просила простить ее. Свидетель - участковый врач-терапевт - показал, что у потерпевшей имелось неизлечимое онкологическое заболевание с метастазами в кости, поэтому в последнее время она не могла ходить. При таком заболевании, пояснил свидетель, больной действительно испытывает сильные боли.

Подсудимый явился с повинной, полностью признал себя виновным.

Суд установил, что в момент преступления Корсаков находился в состоянии повышенного эмоционального напряжения, возникшего в связи с длительной психотравмирующей ситуацией, что привело к невозможности в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими.

Виновный ранее к административной и уголовной ответственности не привлекался, ни в чем предосудительном замечен не был, по месту работы и за время обучения в школе характеризовался исключительно положительно. Суд признал обстоятельствами, смягчающими наказание Корсакова, явку с повинной, его чистосердечное раскаяние в содеянном и активное способствование раскрытию преступления, а также совершение преступления по мотиву сострадания.

С учетом обстоятельств дела суд применил ст. 64 и 73 УК РФ и назначил Корсакову наказание в виде лишения свободы сроком 4 года условно с испытательным сроком 3 года[38].

По другому делу Пролетарским районным судом Ростовской области за убийство своей супруги осужден Задорожний. Как указано в приговоре, виновный совершил преступление с внезапно возникшим умыслом, находясь в состоянии аффекта, вызванного «длительной психотравмирующей ситуацией, возникшей в связи с тяжким онкологическим заболеванием супруги, а также ее систематическим аморальным поведением, выразившемся в неоднократном высказывании просьб о лишении ее жизни с целью избавления от имевшихся болей, вызванных указанным заболеванием».

Комплексная психолого-психиатрическая судебная экспертиза установила, что в связи с нахождением в момент преступления в состоянии физиологического аффекта подсудимый не мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий либо руководить ими. Индивидуально - психологические особенности личности Задорожнего: толерантность, жалость, доброта, безотказность, ответственность, порядочность - способствовали подчинению воле супруге.

Подсудимый полностью признал себя виновным и заявил ходатайство о постановлении приговора без проведения судебного разбирательства.

Суд квалифицировал действия Задорожнего по ч. 1 ст. 107 УК РФ, признал смягчающими обстоятельствами совершение преступления по мотиву сострадания, явку с повинной, активное способствование раскрытию и расследованию преступления (п.п. «д», «и» ч. 1 ст. 61 УК РФ) и приговорил виновного к одному году ограничения свободы[39].

Как и дело Корсакова, это дело отчетливо иллюстрирует неэффективность существующей системы привилегированных составов убийства, в которой не нашлось места составу убийства по просьбе потерпевшего по мотиву сострадания. И в деле Корсакова, и в деле Задорожнего суд, по всей видимости, посчитал неоправданным назначение наказания, предусмотренного ч. 1 ст. 105 УК РФ, и вынужден был изыскивать возможности существенного смягчения ответственности, чтобы подправить несправедливость закона. В первом случае суд назначил наказание «ниже низшего предела», да еще условно, во втором - допустил, по нашему мнению, большую натяжку (признав аморальным поведением неоднократные просьбы тяжело больной

лишении ее жизни с целью избавления от невыносимых страданий[40]), чтобы «подогнать» содеянное под привилегированный состав убийства.

Приравнивание убийства по просьбе потерпевшего к обычному убийству (ст. 105 УК РФ) является тем большей несуразностью, что закон не предусматривает уголовной ответственности за участие (помощь, содействие) в самоубийстве («асси- стированное самоубийство»), которое в ряде случаев практически не отличается от убийства по просьбе потерпевшего. Критерием разграничения «ассистированного самоубийства» и убийства по просьбе потерпевшего должна служить объективная сторона деяния: если больной лишает себя жизни самостоятельно, хотя и при помощи другого лица, речь идет о самоубийстве, если же смерть ему причиняется непосредственно другим лицом, то имеет место убийство.

В уголовно-правовой доктрине Германии, где убийство по просьбе потерпевшего образует привилегированный состав убийства, а участие в самоубийстве непреступно, их разграничение выражается в формуле: «Ненаказуемое пособничество к суициду налицо, если последнее решение о поведении, ведущем к смерти, в руках самоубийцы»[41]. Например, если виновный по настойчивому требованию неизлечимо больного лица, испытывающего невыносимые страдания, из сострадания вводит ему смертельную инъекцию, он совершает убийство. Если же он дает больному шприц, и больной самостоятельно производит инъекцию, имеет место суицид, при котором ответственность для ассистирующего лица не наступает вовсе. При этом зачастую вмешательство третьего лица обусловливается тем, что больной в силу беспомощного состояния просто не способен самостоятельно причинить себе смерть. Возникает парадоксальная, на наш взгляд, ситуация: в первом случае лицо совершает особо тяжкое преступление, во втором случае лицо вообще не понесет уголовной ответственности, поскольку его действия носили правомерный характер[42] [43].

«Убийство другого, с его согласия, - считал Н.А. Неклюдов, - есть не что иное, как участие в самоубийстве», поэтому все соображения по поводу последнего сохра-

-5

няют полную силу в отношении убийства с согласия .

И.Я. Фойницкий приводит мнение авторитетного французского криминалиста Helie, который считал совершенно безразличным, «убивает ли человек себя собственной рукой или рукой другого». Не соглашаясь с этим мнением, И.Я. Фойниц- кий отмечал, что сближение убийства по согласию убитого с участием в самоубийстве «верно для убиваемого, но не для убивающего; объектом преступного лишения жизни является само благо жизни, а не субъективное право на жизнь»[44]. Н.С. Таган- цев также полагал, что между учинением преступного деяния по согласию и участием в посягательстве на собственные блага есть только сходство, а не тождество. «Между лицом, доставшим для своего приятеля веревку или яд, и между человеком, пристрелившим или зарезавшим другого, хотя и по его о том просьбе, - писал ученый, - существует различие и объективное и субъективное, и теоретическое и практическое. Виновный по большей части является не только пособником, но главным деятелем, исполнителем»[45].

Действительно, убийство с согласия и участие в самоубийстве не тождественны друг другу. Однако, как представляется, не настолько, чтобы первое признавалось особо тяжким преступлением, а второе не являлось не только непреступным, но и неправомерным.

В ряде зарубежных стран (Австрия, Норвегия и др.) за убийство по просьбе потерпевшего и участие в самоубийстве в уголовном законе установлены одинаковые санкции. Так, § 77 УК Австрии 1974 г. выделяет убийство другого человека по его серьезной и настойчивой просьбе, а § 78 - подстрекательство к самоубийству и помощь в самоубийстве. За оба преступления предусмотрено лишение свободы на срок до пяти лет. Аналогичным образом решался вопрос и в отечественном дореволюционном законодательстве. Ст. 460 Уголовного уложения 1903 г. за убийство, учиненное по настоянию убитого и из сострадания к нему, предусматривала наказание в виде заключения в крепости на срок не свыше трех лет. В соответствии со ст. 462 Уложения, доставление средства к самоубийству, если вследствие этого самоубийство последовало, наказывалось заключением в исправительном доме на срок не свыше трех лет или заключением в крепости на срок не свыше трех лет. В УК Японии 1907 г. ответственность за убийство с согласия и участие в самоубийстве вообще предусмотрена одной и той же статьей. Согласно ст. 202 УК, тот, кто склонил человека к самоубийству, или оказал ему помощь в самоубийстве, или убил человека по его настойчивой просьбе либо с его согласия, наказывается лишением свободы с принудительным трудом или без такового на срок от шести месяцев до семи лет[46].

Думается, что сложности криминализации «ассистируемого самоубийства» связаны в первую очередь с тем, что суицид сам по себе не является преступным (более того, он вообще не является неправомерным). Следовательно, склонение к самоубийству, участие и помощь в самоубийстве также не могут считаться преступными. Впрочем, этот аргумент легко опровергается ссылкой на опыт целого ряда зарубежных стран, в которых предусмотрена уголовная ответственность за подстрекательство или помощь в самоубийстве (ст. 223-13, 223-14 УК Франции 1992 г., § 78 УК Австрии 1974 г., и т.д.), в то время как само самоубийство не образует преступления. В литературе высказано мнение, что установление уголовной ответственности за такие действия в принципе возможно, но как за преступления sui generis, вне связи с понятием убийства[47].

Но если вопрос о криминализации помощи (участия) в самоубийстве, а также склонения (подстрекательства) к самоубийству нуждается в дальнейшем обсуждении, то выделение убийства по просьбе потерпевшего в привилегированный состав представляется необходимой мерой, которая позволит восполнить существующий пробел в уголовном законе.

При конструировании нового привилегированного состава - убийства по просьбе потерпевшего, совершенного по мотиву сострадания[48], - следует исходить из того, что субъектом рассматриваемого преступления может быть как медицинский работник, так и иное лицо. В то же время в новой статье УК РФ (ст. 1051) необходимо закрепить такие признаки, как неизлечимая болезнь потерпевшего и вызванные ею тяжелые физические страдания.

Следовательно, для квалификации убийства по предлагаемой статье необходимо, чтобы убийство отвечало следующим условиям:

неизлечимость болезни потерпевшего;

причинение неизлечимой болезнью тяжелых физических страданий потерпевшему;

наличие настойчивой просьбы больного;

мотив сострадания;

специальная цель - избавление потерпевшего от тяжелых физических страданий.

При отсутствии хотя бы одного из этих условий статья 1051 не должна будет применяться и содеянное необходимо будет квалифицировать по ч. 1 или 2 ст. 105 УК РФ «Убийство» в зависимости от обстоятельств уголовного дела. Так, под предлагаемую статью не может подпадать убийство неизлечимо больного, испытывающего тяжелые физические страдания человека по его просьбе, но с корыстной целью (например, за вознаграждение), или в том случае, когда болезнь не является неизлечимой, или убийство из сострадания, но при отсутствии просьбы больного (в частности, когда больной лишен возможности выразить свою волю). В перечисленных случаях, как представляется, суд может смягчать наказание с учетом статьи об убийстве по просьбе потерпевшего, используя предусмотренные законом возможности (например, назначение наказания «ниже низшего предела» - ст. 64 УК РФ).

Представляется, что для квалификации убийства по статье 1051 недостаточно простого волеизъявления больного (как это предусматривалось в проекте УК РФ). Убийство должно быть совершено по его настойчивой просьбе. О «настойчивости» может свидетельствовать, в частности, неоднократное высказывание просьбы. Просьба должна быть выражена ясно и соответствовать действительной воле больного. Указание в предлагаемой статье на добровольность и ясность просьбы позволит избежать или минимизировать число злоупотреблений на практике. Если больной не в состоянии ясно выразить свою просьбу о причинении ему смерти, ответственность по предлагаемой статье наступать не может, даже если ранее больной говорил о своем желании уйти из жизни в случае неизлечимой болезни и тяжелых физических страданий. Просьба должна исходить непосредственно от больного.

Необходимо особенно подчеркнуть, что убийство должно быть обусловлено именно просьбой больного. Другими словами, убийство не было бы совершено, если бы не настойчивая, недвусмысленная просьба больного о лишении его жизни. Швейцарский криминалист Ж. Позо, характеризуя убийство другого человека по достойным уважения мотивам, в частности, из сострадания, по его серьезной и настойчивой просьбе (ст. 114 УК Швейцарии), пишет: «Это убийство является привилегированным случаем в силу того факта, что потерпевший желает умереть; деяние представляется, таким образом, менее тяжким, однако без того, чтобы быть оправданным. Своим поведением потерпевший подталкивает исполнителя к совершению убийства. Без его настоятельной просьбы обсуждаемое преступление, вероятно, не имело бы места»[49].

Разумеется, просьба должна быть высказана до начала действий (бездействия), направленных на причинение смерти. Если больной в процессе лишения его жизни «отозвал свое согласие», но избежать наступления смерти уже нельзя по объективным причинам, то это не должно, думается, влечь уголовную ответственность за насильственное причинение смерти (ст. 105 УК РФ).

«Слабым звеном» в системе признаков предлагаемого привилегированного состава убийства является мотив сострадания. Противники привилегизации убийства по просьбе потерпевшего указывают, что на практике доказать мотив сострадания и опровергнуть ссылку на него виновного непросто[50]. Представляется, что мотив сострадания следует устанавливать исходя из совокупности всех обстоятельств дела: «статуса» виновного (родственник, друг, близкий, сосед и т.д.), его взаимоотношений с потерпевшим, поведения, предшествовавшего деянию, характера болезни, длительности страданий больного, постпреступного поведения виновного и т.д. Заметим, что трудность доказывания мотива сострадания, тем не менее, не помешала законодателю включить в число смягчающих наказание обстоятельств совершение преступления по этому мотиву (п. «д» ч. 1 ст. 61 УК РФ).

К числу критериев привилегизации относится существование реальной возможности установления обстоятельства конкретного уголовного дела, соответствующего предусмотренному в законе привилегирующему признаку. В этой связи думается, что один лишь мотив преступления (тем более мотив сострадания) не может быть положен в основу привилегированной наказуемости. Иными словами, выделение в привилегированный состав «убийства, совершенного по мотиву сострадания» вряд ли обоснованно, поскольку при отсутствии каких-либо других обстоятельств установить мотив сострадания будет крайне сложно. Однако в нашем случае, при доказанности таких обстоятельств, как неизлечимая болезнь, тяжелые физические страдания, настойчивая просьба больного о лишении его жизни, установить мотив сострадания, по нашему убеждению, вполне возможно. Так, например, в приведенном выше деле Корсакова мотив сострадания нашел свое обоснование в приговоре. В этом деле многочисленные свидетели, среди которых друзья, соседи виновного и потерпевшей, участковый врач-терапевт, показали, что потерпевшая была неизлечимо больна, испытывала сильные боли. Было установлено, что потерпевшая просила помочь ей уйти из жизни, дважды пыталась покончить с собой. Виновный очень любил потерпевшую (свою мать), проявлял к ней заботу и в одиночку ухаживал за ней. Не пытался скрыть следы преступления и избежать ответственности, добровольно явился с повинной и полностью признал свою вину. При таких обстоятельствах установить мотив сострадания вполне реально.

В некоторых случаях обстоятельства дела заставляют усомниться в совершении убийства по мотиву сострадания. Так, Мирнинским районным судом Республики Саха (Якутия) за убийство осужден Чиглинцев. Подсудимый проживал вместе с И., которую выгнал из дома муж. И. много выпивала, у нее болела печень, она с трудом ходила, не хотела есть, несколько раз говорила, что не хочет жить. В день совершения преступления И. сказала виновному: «Убей меня, иначе я тебя замучаю». Чиглинцев сходил в магазин за водкой, выпил. Находясь в состоянии алкогольного опьянения, как сказано в приговоре - «из сострадания», задушил потерпевшую при помощи бельевой веревки. С целью сокрытия убийства виновный топором отрубил руки трупа, завернул их в пакет и выбросил в мусорный бак, туда же выбросил документы потерпевшей. Затем решил вынести тело, но не смог поднять, решил отрубить ногу, но, разрубив мясо, не смог разрубить кость; выпил водки и лег спать. Проснулся от звонка в дверь. Пришла дочь потерпевшей, она прошла в комнату и увидела тело, он сказал ей: «Прости». После этого приехали сотрудники милиции. О содеянном виновный сожалеет, считает, что если бы был трезвый, то не совершил бы преступления[51].

В данном случае характер взаимоотношений между подсудимым и потерпевшей, существо просьбы потерпевшей, нахождение виновного в момент преступления в состоянии алкогольного опьянения, посткриминальное поведение виновного, направленное на тщательное сокрытие следов преступления, по нашему убеждению, не позволяют говорить о мотиве сострадания как доминирующем мотиве убийства.

По справедливому мнению О.С. Капинус, вряд ли можно признать убедительным довод Н.В. Крыленко, что «можно доказать факт настояния, но нельзя проверить наличие факта сострадания»[52].

В качестве другого довода против признания мотива сострадания привилеги- рующим признаком убийства выдвигается то, что сострадание предполагает готовность разделить с другим человеком его страдания. «При убийстве же безнадежно больного, страдающего от невыносимой боли, - пишет Г.Н. Борзенков, - виновный не только не принимает на себя долю его страданий, но и нередко, наоборот, избавляет себя от переживаний, связанных с созерцанием мучений потерпевшего»[53].

При убийстве виновный действительно не сможет разделить с потерпевшим его невыносимые страдания. Но это не означает, что виновный не страдает вовсе и что убийство не приносит ему страданий, особенно если смерть больному причиняет его супруг или близкий родственник.

С.И. Ожегов определял «сострадание» как «жалость, сочувствие, вызываемые чьим-н. несчастьем, горем» и как пример словоупотребления приводил «сострадание к сиротам»[54] [55]. Вряд ли сострадание к сироте предполагает принятие на себя долю страданий сироты. В словарях синонимов в числе синонимов слова «сострадание» также приводятся «жалость» и «сочувствие».

И.И. Карпец писал, что преступление не может быть совершено из каких-то возвышенных мотивов. «Однако, - продолжал автор, - полностью исключать, если не возвышенные, то во всяком случае и не низменные побуждения, нельзя» . Принимал ли виновный на себя долю страданий больного или нет - совершенно очевидно, что мотив сострадания резко контрастирует с мотивами большинства убийств, квалифицируемых по ч. 1 и 2 ст. 105 УК РФ (ненависть, месть, корысть, вражда и т.д.), несомненно, носящих антиобщественный характер. Поэтому даже если мотив сострадания и не может быть отнесен к «возвышенным», то он сам по себе совсем не свидетельствует о низости виновного в нравственном отношении, в отличие от, скажем, корыстного убийцы.

Объектом убийства по просьбе потерпевшего, совершенного по мотиву сострадания, является жизнь неизлечимо больного человека, испытывающего тяжелые физические страдания. Если смерть причиняется с целью избавить потерпевшего от психических (нравственных, душевных) страданий (например, длительной глубокой депрессии), пусть даже вызванных неизлечимой болезнью, то статья 105[56] не должна будет применяться.

При совершении преступления медицинским работником дополнительным объектом выступают общественные отношения в сфере здравоохранения, поскольку в этом случае содеянное нарушает клятву врача (ст. 71 Федерального закона от 21 ноября 2011 г. «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации»), подрывает доверие к медицине, наносит ущерб авторитету медицинской профессии.

Объективная сторона деяния, согласно ст. 1051, будет заключаться в действии или бездействии, повлекших наступление смерти неизлечимо больного. Именно по объективной стороне рассматриваемое преступление должно отграничиваться от ненаказуемых помощи или участия в самоубийстве. В последнем случае непосредственное причинение смерти осуществляет сам больной.

Субъективная сторона характеризуется прямым умыслом, о чем свидетельствует цель - избавление больного от тяжелых физических страданий. Виновный осознает, что своими действиями (бездействием) причиняет потерпевшему смерть, предвидит возможность или неизбежность наступления смерти и желает ее наступления, а вместе с ней - и прекращения тяжелых физических страданий больного. Обязательным является и мотив сострадания. При отсутствии названных мотива и цели квалификация убийства по предлагаемой статье исключается.

Субъектом убийства по просьбе потерпевшего, может быть, как и в других привилегированных видах убийства, лицо, достигшее 16 лет. Субъект преступления - общий. Им может быть как медицинский работник, так и иное лицо (супруг, родственник, друг больного и т.д.).

Попытки предложить проект статьи, предусматривающей привилегированную ответственность за рассматриваемый вид убийства, предпринимались в научной ли- тературе1. Так, О.С. Капинус предлагает следующую редакцию:

«Статья 105[57]. Эвтаназия

Убийство неизлечимо больного по его просьбе, осуществленное медицинским работником по мотиву сострадания с целью избавления больного от мучительных физических страданий, вызванных его неизлечимой болезнью (эвтаназия), -

наказывается ограничением свободы на срок до двух лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до двух лет или без такового или лишением свободы на срок до трех лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до двух лет или без такового.

Деяние, предусмотренное частью первой настоящей статьи, осуществленное иным лицом, -

наказывается ограничением свободы на срок до трех лет или лишением свободы на срок от трех до семи лет»1.

Проектируемая статья, хотя и обладает рядом достоинств, не может в полной мере устроить нас.

Во-первых, не вполне понятно, по какой причине эвтаназию, осуществленную не специальным субъектом (медицинским работником), а иным лицом, предлагается считать более общественно опасной и наказывать строже. При таком подходе любящие супруг или близкий родственник больного оказываются в менее привилегированном положении, чем врач, фельдшер или медсестра. Действия (бездействие) медицинского работника по осуществлению эвтаназии являются клятвопреступлением и, по нашему мнению, посягают не только на жизнь больного, но и на общественные отношения в сфере здравоохранения.

Во-вторых, представляется спорным отнесение эвтаназии, совершенной общим субъектом, к категории тяжких преступлений.

В-третьих, как уже было отмечено, с терминологической точки зрения неправильно именовать эвтаназией убийство, совершенное не медицинским работником.

На основании изложенного можно предложить следующую редакцию статьи об убийстве по просьбе потерпевшего.

«Статья 105[58]. Убийство по просьбе потерпевшего

Убийство заведомо неизлечимо больного лица по его добровольно и ясно выраженной настойчивой просьбе с целью избавления данного лица от вызванных неизлечимой болезнью тяжелых физических страданий, совершенное по мотиву сострадания, - наказывается...».

Данный вид убийства следует отнести к категории преступлений средней тяжести (ч. 3 ст. 15 УК РФ) с максимальной санкцией в виде пяти лет лишения свободы, что, на наш взгляд, адекватно отражает значительную разницу в степени общественной опасности между рассматриваемым видом убийства и простым убийством, являющуюся главным критерием привилегизации убийства.

Теперь, после того, как нами спроектирован новый привилегированный состав и сконструированы его криминообразующие признаки, следует сказать о соответствии убийства по просьбе потерпевшего и другим критериям привилегизации. Так, очевидно, что привилегирующие обстоятельства данного вида убийства отражают общественную опасность самого деяния (хотя, безусловно, во многом характеризуют и личность преступника) и имели место до окончания преступления. Убийство по просьбе потерпевшего совершается намного реже, чем простое убийство, но при этом не носит исключительного характера. Сообщения о таких убийствах довольно часто можно встретить в средствах массовой информации1. В то же время отсутствие в настоящее время отдельной статьи об убийстве по просьбе потерпевшего сильно затрудняет поиск дел об этом преступлении в справочных правовых системах. При- вилегирующие обстоятельства убийства по просьбе потерпевшего могут быть сформулированы в абстрактной форме и могут быть установлены в рамках уголовных дел (включая, как было нами обосновано выше, и мотив сострадания). Привилегизация убийства по просьбе потерпевшего вполне соответствует отечественному и зарубежному законотворческому опыту, а также, думается, отношению общественного мнения к ослаблению ответственности за данный вид убийства (особенно учитывая ведущиеся дискуссии о легализации эвтаназии).

До тех пор пока убийство по просьбе потерпевшего не выделено в привилегированный состав, при осуждении за данное преступление (по ст. 105 УК РФ) суду следует широко использовать предусмотренные Кодексом возможности индивидуализации уголовной ответственности и наказания. Мы имеем в виду учет совершения преступления по мотиву сострадания как смягчающего обстоятельства (п. «д» ч. 2 ст. 61), назначение наказания «ниже низшего предела» (ст. 64), изменение категории преступления на менее тяжкую (ч. 6 ст. 15), назначение наказания условно (ст. 73), признание содеянного малозначительным деянием (ч. 2 ст. 14). Так, суд может назначить более мягкое наказание, чем предусмотрено за простое убийство (ст. 64): при совершении убийства по мотиву сострадания с целью избавления больного от тяжелых физических страданий налицо исключительные обстоятельства, связанные с целью и мотивами преступления; неизлечимая болезнь, тяжелые физические страдания больного и его просьба о причинении смерти существенно уменьшают степень общественной опасности убийства. Суд может назначить условное осуждение, принимая во внимание характер и степень общественной опасности рассматриваемого преступления, личность виновного, в том числе смягчающие и отягчающие обстоятельства (ч. 2 ст. 73).

Условное наказание может назначаться как в случае применения ст. 64 УК РФ (как в деле Корсакова), так и при назначении наказания в рамках санкции ст. 105 УК РФ (в силу ч. 1 ст. 73 УК РФ условным может быть назначено наказание в виде лишения свободы на срок до 8 лет, а нижняя граница санкции за простое убийство - 6 лет).

При осуждении за убийство по просьбе потерпевшего теоретически возможно применение нормы о малозначительном деянии (ч. 2 ст. 14 УК РФ). Согласно ч. 2 ст. 14 УК РФ, не является преступлением действие (бездействие), хотя формально и содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного УК РФ, но в силу малозначительности не представляющее общественной опасности. Закон не ограничивает применение этого положения какими-либо категориями преступлений, следовательно, ч. 2 ст. 14 распространяется и на особо тяжкие преступления1.

Зададимся вопросом: целесообразно ли предусматривать в законе специальный привилегированный состав - убийство по просьбе потерпевшего, - если в распоряжении суда и по действующему закону имеется довольно солидный арсенал возможностей существенного смягчения ответственности за данное преступление?

Считаем, что на поставленный вопрос следует ответить утвердительно. Признание мотива сострадания смягчающим обстоятельством не изменяет отношения законодателя к убийству по просьбе потерпевшего как особо тяжкому преступлению. При учете данного смягчающего обстоятельства наказание будет назначаться в пределах, предусмотренных ст. 105 УК РФ (минимальное наказание - 6 лет лишения свободы), что, как представляется, не позволяет в полной мере учесть явную несопоставимость убийства по просьбе потерпевшего и «обыкновенного» убийства по степени общественной опасности. [59] [60]

Что касается ч. 6 ст. 15, ст. 64, ст. 73 УК РФ, то применение этих норм является правом, но не обязанностью суда и потому во многом зависит от судейского усмотрения. Кроме того, изменить категорию преступления на менее тяжкую суд может, во-первых, не более чем на одну (следовательно, суд не может признать убийство по просьбе потерпевшего преступлением средней тяжести), во-вторых, только при отсутствии отягчающих обстоятельств.

Признание малозначительным деяния, формально содержащего состав особо тяжкого преступления, хотя и не запрещено законом (ч. 2 ст. 14 УК РФ, повторимся, соответствующих ограничений не содержит), выглядит довольно неестественно и потому, вероятно, будет стеснять суд. Сказанное относится и к возможности назначения за совершение особо тяжкого преступления условного наказания. Поэтому вряд ли суд будет охотно применять ч. 2 ст. 14 и ст. 73 УК РФ при осуждении виновного по ст. 105 УК РФ.

Закрепление в УК РФ привилегированного состава убийства по просьбе потерпевшего расширит возможности освобождения лица, совершившего данное преступление, от уголовной ответственности и наказания или, по крайней мере, реального лишения свободы.

Поскольку новый состав отнесен нами к преступлениям средней тяжести, в случае совершения убийства по просьбе потерпевшего станет возможным применение ст. 75 и 80.1 УК РФ. При квалификации же деяния по ст. 105 УК РФ виновный не может быть освобожден от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием или от наказания в связи с изменением обстановки, ибо ст. 75, 80.1 УК РФ не распространяются на особо тяжкие преступления.

При квалификации содеянного как убийства по просьбе потерпевшего, как представляется, довольно часто будет вставать вопрос о полном освобождении от наказания. Дело в том, что устанавливая за убийство по просьбе потерпевшего, в том числе эвтаназию, уголовную ответственность, законодатель руководствуется не только тяжестью и общественной опасностью содеянного, но и иными соображениями. К ним относятся опасения по поводу того, что легализация такого убийства будет тормозить развитие медицинской науки, приведет к недопустимому нажиму на некоторых неизлечимо больных, признанных бременем для общества, опасения злоупотреблений со стороны медицинских работников или иных лиц и т.д. Эти соображения справедливы. Между тем они отнюдь не исключают, что в каком-либо конкретном случае убийства по просьбе потерпевшего ни само деяние, ни виновный не представляют общественной опасности, когда даже привилегированное наказание может быть несправедливым.

В качестве примера можно привести широко известный случай, произошедший в Литве с Шарунасом Славинскене - 18-летним юношей из Вильнюса. Желая напугать свою любимую девушку, не отвечавшую ему взаимностью, Шарунас плеснул на себя горючей жидкостью и стал угрожать поджечь себя зажигалкой. Когда девушка с вызовом сказала: «Поджигай!», юноша чиркнул о кремень, никак не ожидая, что искра все-таки достанет до одежды. Пламя, подхваченное ветром, охватило его голову, руки и т.д. Шарунаса удалось спасти. Лицо было обезображено настолько, что в нем трудно было угадать человеческие черты. Сгорели веки, нос, губы, уши. На месте волос была незаживающая рана, сквозь которую были видны оголившиеся кости черепа. Постепенно пришлось ампутировать руки. Шарунас испытывал страшные боли. Болеутоляющие наркотики не помогали. Шарунас не мог шевелиться, так как это причиняло ему невыносимую боль. Перевязывать его можно было только под наркозом. Юноше было сделано семь операций, но ему с каждым днем становилось все хуже. За Шарунасом ухаживала мать, Живиле Славинскене, сама врач по специальности. Юноша молил ее о смерти. Спустя семь месяцев после трагедии мать не устояла перед мольбами и вколола сыну большую дозу страфантина. Сердце мгновенно остановилось, и Шарунас умер легко. После этого мать пыталась покончить с собой, но ее спасли. Живиле Славинскене была привлечена к уголовной ответственности за умышленное убийство. Однако судебно-психиатрическая экспертиза показала, что она находилась в момент совершения убийства в тяжелейшем, болезненном психическом состоянии, и дело было прекращено судом[61] [62].

Как и причинение смерти Корсаковым своей матери или Задорожним своей супруге, это типичный пример деяния, являющегося особо тяжким преступлением с формально-юридической точки зрения, но заслуживающего снисхождения или даже оправдания с позиций морали. «Где те уста, - красноречиво вопрошал Н.А. Неклюдов, - которые решились бы сказать «виновен», где та рука, которая добровольно решилась бы подписать смерть или каторгу, где тот исполнитель закона, который бы без внутреннего содрогания, без боли в сердце, исполнил бы смертный приговор над тем, кто, может быть, сам с мучительною болью решился прекратить, вследствие мольбы, страдальческие минуты смертельно раненного товарища; кто, став лицом к лицу с своею совестью, позволит себе клеймить именем злодеев двух лиц взаимно

Л

убивающих друг друга в состоянии голода или безысходного житейского горя» . Неслучайно УК Польши, где «убийство человека по его просьбе и под влиянием сострадания к нему» выделено в привилегированный состав, предусматривает, что в исключительных случаях суд может отказаться от назначения наказания за названное преступление.

Освобождение в отдельных случаях лица, виновного в убийстве по просьбе потерпевшего, от уголовной ответственности и наказания является оправданным. Вместе с тем нельзя согласиться со сторонниками отмены уголовной ответственности за эвтаназию (тем более, если считать субъектом эвтаназии не только медицинского работника, но и любое другое лицо). Аргументы против легализации эвтаназии давно высказаны, и большинство из них представляются справедливыми[63]. Кроме того, печальный опыт декриминализации убийства по настоянию потерпевшего из чувства сострадания уже имеется в истории отечественного уголовного законодательства: пресловутое примечание к ст. 143 УК РСФСР 1922 г., как уже отмечалось, было признано утратившим силу, просуществовав менее полугода.

Таким образом, привилегизация убийства по просьбе потерпевшего позволит избежать двух обозначенных выше крайностей. С одной стороны, это квалификация такого убийства по ст. 105 УК и, как следствие, его фактическое приравнивание к убийству из низменных побуждений, определяемое отрицательным отношением к выделению убийства по просьбе потерпевшего в привилегированный состав. С другой стороны, это полное исключение уголовной ответственности за эвтаназию и убийство по просьбе потерпевшего, их декриминализация.

В случае реализации наших предложений по привилегизации убийства по просьбе потерпевшего и депривилегизации детоубийства система привилегированных составов убийства в УК РФ будет включать:

убийство, совершенное в состоянии аффекта;

убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны;

убийство, совершенное при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление;

убийство по просьбе потерпевшего.

Дальнейшее расширение системы привилегированных составов убийства представляется нецелесообразным.

Однако в научной литературе высказываются предложения о введении новых, довольно экзотических привилегированных составов убийства.

Так, Е.Б. Кургузкина предлагает предусмотреть в УК РФ привилегированную наказуемость «эвтаназии новорожденных», то есть «убийства безнадежно больного новорожденного, совершенного его родителями или близкими родственниками из чувства сострадания»[64].

Похожий привилегированный вид убийства - убийство новорожденного ребенка чудовищного вида, или убийство новорожденного урода, - известен истории отечественного уголовного права, а также уголовному праву зарубежных стран. Это преступление было предусмотрено Уложением о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года. Из современных уголовных законодательств убийство новорожденного ребенка чудовищного вида сохранилось в УК Болгарии 1968 г. (ст. 121). Под уродством в данном случае понимается отклонение от нормального строения человеческого тела. При конструировании такой особой нормы имелось в виду потрясение, чувство отчаяния, граничащее с аффектом, в которое впадают родители. Именно родители (мать и отец) могут быть субъектами данного вида детоубийства. При этом главное внимание обращается не на физиологическое значение ненормальностей строения тела, а на их внешний вид[65]. Максимальное наказание за это убийство - 1 год лишения свободы. Болгарские криминалисты еще в социалистический период болгарской истории отмечали, что ст. 121 УК не имеет практического значения[66] [67].

В настоящее время отношение к выделению убийства новорожденного ребенка чудовищного вида в привилегированный состав может быть только отрицательным. Представляется верной точка зрения, согласно которой убийство новорожденного урода необходимо квалифицировать как убийство на общих основаниях, а обстоятельства преступления (мотив невежества или суеверия, совершение преступления от отчаяния в состоянии аффекта, неизлечимая болезнь новорожденного и т.д.) учитывать при назначении наказания на основе положений Общей части УК .

С.В. Тасаков считает целесообразным закрепить в главе 16 УК РФ новый привилегированный состав - убийство, совершенное при превышении пределов крайней необходимости[68]. Автор предлагает проект соответствующей статьи: