Упрощение дознания в сокращенной форме, как мы установили в первом параграфе, достигается за счет уменьшения объема и самой потребности в доказательственной деятельности в связи с изначальным отсутствием спора о вине и квалификации преступления. Простота и ясность расследуемого преступления исключают необходимость использования сложных и трудоемких следственных действий, сопряженных с ограничением конституционных прав и свобод личности, требующих получения согласия начальника органа дознания и прокурора, а также предварительного судебного разрешения, и выполнения связанных с этим других обязанностей по обеспечению прав участников уголовного судопроизводства, а консенсуальный характер рассматриваемой процедуры во многом обуславливает облегчение процедуры проверки и оценки доказательств.

Характеризуя процесс доказывания по уголовному делу при производстве дознания в сокращенной форме, следует в первую очередь назвать те черты, которые и придают ему наибольшее своеобразие. Это: 1)возможность не производить следственные действия, которые были бы обязательными при производстве дознания в обычной форме, 2)возможность не проверять в ряде случаев полученные доказательства, и 3) возможность использовать для собирания доказательства познавательные приемы с облегченной правовой регламентацией, свойственной этапу проверки сообщения о преступлении.

Согласно ч.2 ст.226.5 УПК РФ дознаватель обязан произвести только те следственные и иные процессуальные действия, непроизводство которых может повлечь за собой невосполнимую утрату следов преступления или иных доказательств. Ограничение объема производимых в целях собирания доказательств следственных действий обусловлено широкой возможностью использования непроцессуальных средств познания обстоятельств совершенного преступления до возбуждения уголовного дела в ходе так называемой доследственной проверки. Дознаватель вправе:

не проверять доказательства, если они не были оспорены подозреваемым, его защитником, потерпевшим или его представителем;

не допрашивать лиц, от которых в ходе проверки сообщения о преступлении были получены объяснения, за исключением случаев, если необходимо установить дополнительные, имеющие значение для уголовного дела фактические обстоятельства, сведения о которых не содержатся в материалах проверки сообщения о преступлении, либо необходимо проверить доказательства, достоверность которых оспорена подозреваемым, его защитником, потерпевшим или его представителем;

не назначать судебную экспертизу по вопросам, ответы на которые содержатся в заключении специалиста по результатам исследования, проведенного в ходе проверки сообщения о преступлении, за исключением следующих случаев: а) необходимость установления по уголовному делу дополнительных, имеющих значение для уголовного дела фактических обстоятельств; б) необходимость проверки выводов специалиста, достоверность которых поставлена под сомнение подозреваемым, его защитником, потерпевшим или его представителем; в) наличие предусмотренных статьей 196 настоящего Кодекса оснований для обязательного назначения судебной экспертизы;

не производить иные следственные и процессуальные действия, направленные на установление фактических обстоятельств, сведения о которых содержатся в материалах проверки сообщения о преступлении, если такие сведения отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам настоящим Кодексом» (ч.3 ст.226.5 УПК РФ).

Как видим, основная особенность доказывания при производстве дознания в сокращенной форме состоит в том, что собирание доказательств приходится, главным образом, на первую стадию уголовного процесса - осуществляется до возбуждения уголовного дела. Уже к моменту вынесения постановления о возбуждении уголовного дела дознаватель имеет информацию о тяжести, квалификации и последствиях преступления, о лице, его совершившем и отсутствии обстоятельств, исключающих саму возможность осуществления дознания в сокращенной форме. Полученные при этом результаты имеют значение не только для обоснования решения о возбуждении уголовного дела и выбора формы досудебного производства, но используются и оцениваются в качестве доказательств виновности лица в совершении преступления в ходе дальнейшего производства, зачастую без дополнительной проверки не только со стороны дознавателя, но и суда. Руководствуясь правилами ст. 316, суд должен убедиться лишь в том, что подсудимому обвинение понятно, что вина им признается добровольно и в полном объеме, что подсудимый согласен на вынесение приговора без проведения судебного разбирательства.

Ч.2 ст.226.9 УПК РФ закрепляет, что приговор постановляется на основании оценки только тех доказательств, которые указаны в обвинительном постановлении. Исключение составляют дополнительные данные о личности подсудимого, которые могут быть представлены стороной защиты в процессе судебного заседания. Анализ обвинительных постановлений по изученным нами делам подтверждает вышесказанное: в них в качестве доказательств, подтверждающих обвинение, в основанном фигурируют материалы, полученные именно в ходе доследственной проверки: протоколы осмотра - места происшествия 100%, предметов 48,25%, документов 24,75%; характеристики, справки, иные документы - 100%; заключения специалиста по результатам исследования - 66,25%; протокол освидетельствования -19%; протокол личного досмотра, проведенного по правилам административного производства - 18%. Исключение составляют лишь заключения эксперта, полученные уже после возбуждения уголовного дела - 22,5%, и показания подозреваемого, потерпевшего и свидетелей, допрос которых проводился в целях проверки сведений, сообщенных этими лицами в ходе опроса.

Указанные особенности процедуры доказывания в ходе сокращенного дознания вызвали в литературе шквал критики и непонимания, главным образом, в связи с отказом от традиционных подходов к пониманию как собирания, так и способов собирания доказательств по уголовному делу.

В теории уголовного процесса упрочилось мнение о том, что основной и наиболее эффективный способ собирания доказательств- это следственные действия. Именно с помощью следственных действий чаще всего обнаруживаются, изымаются и приобщаются к уголовному делу доказательства. Иные же процессуальные действия, предназначенные для собирания доказательств, лишь упоминаются в законе, но они им не истолкованы, их виды не указаны, процедура производства не раскрывается[1].

Так, В.А. Корякин пишет, что формулировка ч. 3 ст. 226.5 УПК РФ отдает предпочтение квазипроцессуальной деятельности, которая осуществляется в ходе

проверки сообщения о преступлении до возбуждения уголовного дела, а не про-

177

цессуальной, которая, собственно, должна лежать в основе расследования .

Е.А. Доля отмечает, что сведения, полученные при проверке сообщения о преступлении, предназначены для решения вопроса о наличии либо отсутствии признаков преступления, а не для установления обстоятельств, подлежащих доказыванию по уголовному делу. Решение, реализованное в ч. 1.2 ст. 144 УПК РФ, создает при производстве по уголовным делам предпосылки для подмены доказательств сведениями, не отвечающими конституционному требованию допустимо-

сти

А.П. Кругликов пишет о том, что перечень указанных в ст. 144 проверочных действий существенно расширен таким образом, что сторонники проверки сообщений о преступлениях уже не смогут отрицать, что она в настоящее время представляет собой самое настоящее предварительное расследование, причем с участием адвоката и другими соответствующими атрибутами. Касаясь вопроса о следственных действий, производство которых разрешено в настоящее время до возбуждения уголовного дела, автор указывает на то, что их применение «может иметь место только в ходе расследования, т.е. после разрешения вопроса о возбуждении уголовного дела. В противном случае стирается грань между расследованием как особой формой деятельности государственных органов и иными видами действий, связанных с проверкой данных о совершенном или предполагаемом преступлении. Более эффективному проведению расследования они служить не могут, поскольку их проведение не возбраняется при наличии возбужденного дела. Проведение их до возбуждения уголовного дела противоречит самой природе, принудительному характеру, особому основанию государственно-властного

179

принуждения, применяемого в ходе уголовного процесса» . [2] [3] [4]

А.М. Панокин указывает на то, что проверка сообщения о преступлении фактически подменяет дознание в сокращенной форме, так как дознаватель вправе не допрашивать лиц, от которых в ходе проверки сообщения о преступлении были получены объяснения, за исключением случаев, если необходимо установить дополнительные, имеющие значение для уголовного дела фактические обстоятельства, сведения о которых не содержатся в материалах проверки сообщения о преступлении, либо необходимо проверить доказательства, достоверность которых оспорена подозреваемым, его защитником, потерпевшим или его представителем (п. 2 ч. 3 ст. 226.5 УПК РФ). Поскольку дознаватель может не производить иные следственные и процессуальные действия, направленные на установление фактических обстоятельств, сведения о которых содержатся в материалах проверки сообщения о преступлении, если такие сведения отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам УПК РФ (п. 4 ч. 3 ст. 226.5 УПК РФ), а проверка сообщения о преступлении носит непроцессуальный характер, это неизбежно повлечет, по мнению А.М. Панокина, нарушение прав личности. Цели и задачи, которые ставились при принятии настоящего Федерального закона, по его мнению, не были и не могут быть достигнуты. Отсюда вывод: уголовнопроцессуальные нормы, регулирующие дознание в сокращенной форме, неконституционны, противоречат принципу презумпции невиновности, не позволяют провести всестороннее, полное и объективное расследование преступления, не дают должностным лицам возможность произвести дознание в установленные

(сокращенные) сроки, существенно ограничивают процессуальные права и воз-

180

можности подозреваемого и его защитника .

Еще более сурово высказывается А.А. Сумин, который сравнивает положения п. 1 ч. 3 ст. 226.5 УПК РФ, где закрепляется право дознавателя не проверять доказательства, если они не были оспорены подозреваемым, его защитником, потерпевшим или его представителем, с доктриной развитого, как он называет, сталинизма: «признание обвиняемого - царица доказательств», и задается вопро- [5] сом о том, почему бы возможность не проверять доказательства не распространить и на обычные формы предварительного расследования, что, по мнению автора, значительно сократит трудозатраты дознавателя или следователя. Анализируя часть 2 той же статьи ("Дознаватель обязан произвести только те следственные и иные процессуальные действия, непроизводство которых может повлечь за собой невосполнимую утрату следов преступления или иных доказательств"). А.А.Сумин отмечает, что при сокращенном сроке дознания дознаватель практически должен определить, непроизводство каких именно следственных и иных процессуальных действий может повлечь указанные последствия в начальном периоде расследования, что не всегда возможно. И если в условиях дефицита времени дознаватель ошибется, то не поможет и последующее возвращение прокурором или судом уголовного дела для производства дознания в общем порядке .

Ш.М. Абдул-Кадыров отмечает, что столь широкое увеличение полномочий лиц, производящих доследственную проверку, с одной стороны, и закрепление прав лиц, вовлекаемых в уголовное судопроизводство на данной стадии, с другой, ставит вопрос о том, что грани, отделяющие одну стадию досудебного производства (возбуждение уголовного дела) от другой (предварительное расследование),

оказываются размыты, а доследственная проверка превращается в некий суррогат

182

расследования .

Много критики в науке вызывают отдельные способы собирания информации. Е.А. Зайцева отмечает, в частности, непоследовательность законодательного регулирования: «закрепив в новой редакции ч. 1 ст. 144 УПК РФ возможность назначения и производства судебной экспертизы в стадии возбуждения уголовного дела, разработчики Закона о сокращенном дознании сохранили и такую непроцессуальную форму применения специальных познаний, как исследование документов, предметов, трупов, а также оставили в тексте ч. 1 некорректную форму- [6] [7] лировку о привлечении к участию в этих действиях специалистов» . А.Г. Маркелов указывает, что только соблюдение всех требований УПК РФ, предъявляемых к проведению такого следственного действия как допрос, может гарантиро-

184

вать получение полноценного доказательства .

А.В. Смирнов отмечает «крайнюю небрежность» законодателя в отношении процедуры доказывания в сокращенной форме дознания. Право не производить иные следственные и процессуальные действия, направленные на установление фактических данных, которые содержатся в материалах проверки сообщения о преступлении, если такие фактические данные отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам законом, по его мнению, «открывает путь для фактической подмены процессуальных действий их оперативно-розыскными аналогами, поскольку доследственная проверка нередко осуществляется именно с помощью ОРД. При этом легализация оперативных данных в качестве доказательств, по смыслу этой нормы, может осуществляться лишь на основании того, что письменные результаты оперативно-розыскной деятельности формально отвечают по-

185

нятию «иные доказательства», закрепленному в ст. 84 УПК РФ» .

Нежелание многих теоретиков видеть в качестве средств доказывания неследственные приемы и способы получения информации давно обсуждается в научной литературе. Главная проблема связана с отсутствием четкого правового регулирования порядка производства данных действий. Многие годы научной доктриной как практически единственный способ собирания доказательств рассматривались исключительно следственные действия, вследствие чего их система, предусмотренная УПК, постоянно расширялась за счет появления новых возможностей получения информации (например, контроль и запись переговоров) или обособления их части из уже существующих приемов (например, проверка показаний на месте). С.А. Шейфер, в частности, пишет, что только в сфере [8] [9] [10] доказывания, осуществляемом в судопроизводстве, эти приемы облечены в строгую форму и подкреплены достаточными гарантиями, имеющими целью обеспечить получение достоверной информации, необходимой для решения более ответственных, социально значимых задач. Непроцессуальные способы получения информации свободны от формы, накладываемой уголовно-процессуальным законом на приемы познания, вследствие чего полученные результаты всегда являются менее надежными, чем полученные процессуальным путем[11] [12] [13] [14]. Познавательные приемы, не урегулированные уголовно-процессуальным законом, например, представление и истребование предметов и документов, рекомендовалось использовать исключительно для получения информации, утрата или искажение которой невозможны или неопасны. Как правило, это справки, характеристики и иные документы, в предоставлении которых заинтересована сторона защиты, или сведения официального характера, предоставляемые по запросу органов расследования учреждениями, организациями и д.т.

По мнению Е.А. Доля , А.Б. Соловьева , как и других авторов, именно следственные действия содержат баланс между активной деятельностью должностных лиц по поиску и отображению доказательственной информации, и установлением пределов допустимого ограничения прав граждан в ходе следственно-

189

го действия, предотвращения ненужного ущемления его интересов .

Многие годы такое понимание способов собирания доказательств было практически единственным. Тем не менее, отдельные вопросы этой темы, возникали достаточно давно. Например, дискутировался вопрос о возможности огла-

шения в суде в качестве доказательства протокола или заявления о явке с повинной, а также объяснений, полученных в ходе проверки сообщения о преступления (ч.2 ст. 109 УПК РСФСР 1960 года). Наряду с этим, обсуждалась проблема использования в качестве доказательств сведений, полученных в ходе административного производства[15], а также вопрос о статусе документов, представленных защитником, которые в виду непроцессуальности его действий предлагалось называть не доказательствами, а материалами, которые могут стать доказательствами после их принятия и приобщения к делу[16] [17].

С принятием в 2001 году нового УПК, закрепившего состязательность в качестве основного начала уголовного судопроизводства, вопрос о статусе материалов, полученных в ходе оперативно-розыскной деятельности, а также материалов, представленных защитником и другими участниками уголовного процесса, не осуществляющими официальную уголовно-процессуальную деятельность вновь приобрел актуальность. За перечисленными видами сведений (материалов) закрепилось название «непроцессуальных», то есть таких, которые в отличие от «процессуальных» получены вне рамок установленной Уголовно-

192

процессуальным кодексом процедуры , что, впрочем, не препятствовало их использованию, если они не противоречили требованиям закона.

Однако, в процедуре сокращенного дознания закон вводит иное правило. Во-первых, непроцессуальные способы получения информации здесь применяет дознаватель, то есть официальное лицо, производящее расследование. Это значит, что следственные действия перестали быть единственным - или хотя бы основным - способом собирания должностными лицами доказательств, причем не только по делам, расследование которых осуществляется в форме сокращенного дознания - ст. 144 УПК, закрепляющая новые способы доследственной проверки, носит общий характер и явно относится не только к этой категории дел. Во- вторых, эти способы применяются в стадии возбуждения уголовного дела и на полученных результатах формируются обвинительные выводы, в- третьих, беспрецедентно расширен перечень следственных действий, которые возможны до возбуждения уголовного дела.

Следует отметить, что в своей первоначальной редакции УПК РФ не предусматривал возможности производства до возбуждения уголовного дела каких- либо проверочных действий, разрешая в случае необходимости осмотр места происшествия, освидетельствование и назначение экспертизы, однако спустя очень незначительное время указание на два последних следственных действия из ст. 146, где они содержались, было изъято (ФЗ от 05.06.2007 г. №87-ФЗ). 21.06.2003 года Федеральным законом №92-ФЗ органу предварительного расследования было предоставлено право требовать производства документальных проверок, ревизий и привлекать к их участию специалистов, 9 марта 2010 года Федеральным законом №19-ФЗ к ним добавлено право проводить исследование предметов, документов, трупов, а в 2013 году ч.1 ст. 144 дополнена получением объяснений, истребованием и изъятием предметов и документов. В перечень следственных действий, по общему правилу разрешаемых только после возбуждения уголовного дела, вновь было включено назначение судебной экспертизы, а также получение заключения эксперта, если срок производства в этой стадии позволял его получить, получение образцов для сравнительного исследования, осмотр документов, предметов, трупов, производство освидетельствования.

Изменения, внесенные в УПК РФ Федеральным законом №23-ФЗ, фактически лишают решение о возбуждении уголовного дела статуса процессуального акта, с вынесением которого в течение длительного времени было связано само начало процессуальной деятельности, в том числе и по собиранию доказательств. Применительно к дознанию в сокращенной форме, постановление о возбуждении уголовного дела фактически служит лишь точкой отсчета для исчисления срока дознания, а слияние процессуальных и непроцессуальных способов собирания доказательств позволяет говорить о формировании в уголовном процессе особой формы досудебного производства по делам о раскрытых и несложных в доказательственном отношении преступлениях.

Положения закона, допускающие в качестве средств доказывания по уголовным делам непроцессуальные (проверочные) способы и приемы, не все ученые восприняли отрицательно.

Так, А.В. Шигуров, К.В. Борисова положительно оценивают возможность использования в качестве средств доказывания непроцессуальных действий. Их позиция основана на справедливом утверждении, что многие из вышеуказанных полномочий были уже давно признаны в научной литературе как необходимые элементы производства в первой стадии уголовного процесса и поэтому внесение изменений, давших возможность открыто проводить действия, которые долгие годы маскировались под другие следственные и процессуальные действия (например, судебная экспертиза фактически проводилась под видом получения заключения специалиста и т.д.). По мнению С.И. Гирько, нужно было бы ввести даже большее число средств доказывания, менее сложных по процедуре фиксации. Этим мог бы определяться не только ускоренный, но и упрощенный характер производства, сформироваться особенная, присущая только этой процессуальной форме система доказывания[18] [19]. Поддерживая внесенные в УПК РФ изменения, И.А. Цховребова отмечает, что вместо детальной регламентации деятельности по проверке сообщений о преступлении в рамках единых процессуальных форм законодатель искусственно сдерживает те процессуальные возможности, которые так необходимы в данной стадии[20] [21]. Рассматривая практику применения непроцессуальной информации по делам, расследованным в сокращенной форме дознания, М.В. Лапатников, Е.С. Кудряшова, Г.Х. Шаутаева приводят примеры

196

успешной реализации таких нововведений закона .

Рассмотрим, оправдались ли опасения ученых относительно недопустимости использования в качестве средств доказывания подробно не урегулированных УПК РФ, то есть непроцессуальных, действий или же стоит поддержать ученых, положительно воспринявших законодательные изменения, и искать правила производства данных действий в самом УПК РФ, поскольку они стали полноценной частью современного уголовного процесса.

Перечень проверочных действий, который содержится в ст.144 УПК РФ, включает в себя:

получение объяснений,

получение образцов для сравнительного исследования,

истребование документов и предметов,

-изъятие предметов и документов в порядке, установленном Кодексом,

назначение судебной экспертизы, с возможностью принимать участие в ее производстве и получать заключение эксперта в разумный (очевидно, не превышающий ограничение возможности стадии возбуждения уголовного дела) срок,

-осмотр места происшествия, документов, предметов, трупов,

освидетельствование,

требование производства документальных проверок, ревизий, исследований документов, предметов, трупов с привлечением к участию в этих действиях специалистов,

письменное поручение о проведении оперативно-розыскных мероприятий.

Кроме обозначения вида направленного на получение информации действия, закон содержит также некоторые минимальные указания на процедуру их проведения (привлекать специалистов или проводить их в порядке, установленном УПК) и необходимость обеспечивать права участников проверочных мероприятий. В частности, в ст. 144 сказано о том, что лицам, участвующим в производстве процессуальных действий при проверке сообщения о преступлении, во- первых, разъясняются их права и обязанности, предусмотренные Кодексом, и, во- вторых, обеспечивается возможность осуществления этих прав в той мере, в которой производимые процессуальные действия и принимаемые процессуальные решения затрагивают их интересы. Это значит, что при получении объяснений от лиц, располагающих необходимой для производства дознания информацией, им разъясняется право не свидетельствовать против самого себя, своего супруга (своей супруги) и других близких родственников, круг которых определен пунктом 4 статьи 5 УПК, право пользоваться услугами адвоката, а также право приносить жалобы на действия (бездействие) и решения дознавателя, начальника подразделения дознания, начальника органа дознания, органа дознания, следователя, руководителя следственного органа в порядке, установленном главой 16 УПК. Ст. 144 также гласит, что участники проверки сообщения о преступлении могут быть предупреждены о неразглашении данных досудебного производства в порядке, установленном статьей 161 УПК. При необходимости безопасность участника досудебного производства обеспечивается в порядке, установленном частью девятой статьи 166, в том числе при приеме сообщения о преступлении.

Следственные действия, которые могут быть произведены до возбуждения уголовного дела, достаточно подробно исследованы учеными[22] [23] и проводятся по общим правилам, установленным для предварительного расследования, поэтому, не останавливаясь на них без особой необходимости, проанализируем перечисленные выше иные проверочные мероприятия.

Ст. 144 УПК предусмотрено, что при проверке сообщения о преступлении следователь, дознаватель вправе получать объяснения . В.А. Семенцов, объясняет важность получения объяснений близостью этой процедуры к моменту совершения преступления. В силу этого, объяснения, хотя и лишены процессуальной формы показаний, которые могут быть получены лишь в ходе допроса, как правило, достоверны - лицо, их дающее, еще не успело принять решение и подготовиться к искажению сведений, не подвержено возможному влиянию заинте-

199

ресованных в исходе проверки лиц, а детали происшедшего свежи в его памяти . На важность получения объяснений указывает также А.И. Григорьев: при проверке сообщений о преступлениях получение объяснений - это действие, которое диктуется самой ситуаций (например, невозможно не задать пострадавшему или очевидцу вопрос: "Как все происходило?») и не может быть заменено никаким другим[24] [25] [26]. Многие авторы обращают внимание на то, что в своей практической деятельности следователи (дознаватели) и до внесенных в ст. 144 УПК РФ изменений активно использовали объяснения при проверке сообщения о преступлении. В этом случае протокол опроса — единственная форма закрепления полученной от лиц информации. В связи с этим они уверенно констатируют, что практически каждый материал проверки сообщения о преступлении, каждое уголовное дело содержат объяснения лиц . Мы имели возможность убедиться в этом в процессе изучения 1428 уголовных дел в целях выявления тех из них, которые были расследованы в сокращенной форме. Отмечая высокую значимость проведения опросов в ходе проверки сообщения о преступлении, в результате которых появляются объяснения, ученые задаются вопросами о порядке получения объяснения, оформлении его результатов, статусе участников опросов, виде доказательств. В частности, как следует понимать указание на разъяснение опрашиваемому лицу не только его прав, но и обязанностей, «предусмотренных настоящим Кодексом»? Главная обязанность свидетеля - правдиво отвечать на поставленные вопросы. Лежит ли такая обязанность на опрашиваемом и несет ли опрашиваемый при невыполнении этой обязанности предусмотренную законом (уголовную) ответственность? Умолчав об этом, законодатель указал лишь на ответственность за нарушение обязанности неразглашения данных досудебного производства, хотя в ст. 161 УПК РФ, к которой отсылает ч.1.1. ст. 144, говорится о недопустимости разглашения данных предварительного расследования. За разглашение данных той части досудебного производства, которая предшествует возбуждению уголовного дела, уголовная ответственность, насколько известно, все же не предусмотрена. Точно также не обеспечена соответствующей санкцией обязанность опрашиваемого правдиво отвечать на вопросы дознавателя или следователя.

Е. Фролова, А. Горбань пишут, что если рассматривать текст уголовнопроцессуального закона буквально, то для допустимости объяснений необходимо разъяснить лицу лишь те права и обязанности, которые непосредственно указаны в ч. 1.1 ст. 144 УПК РФ, поскольку самостоятельного следственного (процессуального) действия «получение объяснения» Особенной частью УПК РФ не предусмотрено и дополнительных требований к нему в иных статьях не предъявляет- ся[27] [28].

А.В. Шигуров, К.В. Борисова указывают, что возможность получения объяснений у подозреваемого закон не предусматривает, хотя и не запрещает этого. Не определен в законе статус лица, которому причинен вред преступлением (вынесение следователем постановления о признании потерпевшим возможно только после возбуждения уголовного дела) и которое может быть подвергнуто в связи с этим опросу. Свидетелем признается лицо, вызванное на допрос (ч. 1 ст. 56), следовательно, УПК РФ не предоставляет опрашиваемым лицам статуса свидетеля, хотя фактически статус опрашиваемых лиц во многом совпадает со статусом свидетеля: в соответствии с ч.1.1 ст. 144 опрашиваемым лицам разъясняется и предоставляется право на использование услуг адвоката, право не свидетельствовать против себя и своих близких родственников (но при этом, им не разъясняется уголовная ответственность за отказ от дачи показаний или дачу заведомо ложных показаний) .

Высказывается мнение о том, что опрашиваемому гражданину перед началом опроса должно быть разъяснено под роспись его конституционное право, закрепленное в ч. 1 ст. 48 Конституции РФ, на получение квалифицированной юридической помощи и приглашение по своему выбору защитника-адвоката. Указание на это можно обнаружить, например, в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 г. N 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» (в редакции Постановления от 16 апреля 2013 г. N 9): «В соответствии с ч. 2 ст. 48 Конституции РФ и на основании п. 6 ч. 3 ст. 49 УПК РФ каждое лицо, в отношении которого проводится проверка сообщения о преступлении в порядке, предусмотренном ст. 144 УПК РФ, имеет право пользоваться помощью адвоката (защитника) с момента начала осуществления процессуальных действий, затрагивающих права и свободы этого лица» (п.17). Верховный Суд РФ констатирует, что при нарушении этого конституционного права все объяснения лица, в отношении которого проводилась проверка сообщения о преступлении в порядке, предусмотренном ст. 144 УПК РФ, должны рассматриваться судами как доказательства, полученные с нарушением Закона[29] [30].

На необходимость обеспечения права на получение квалифицированной юридической помощи при проведении оперативно-розыскных мероприятий при условии, что это не нарушает режим секретности, соблюдения требований оперативности и конспиративности , неоднократно обращал внимание Конституционный Суд РФ[31].

Нет никаких сомнений в том, что опрашиваемому лицу следует разъяснить его конституционное право не свидетельствовать против самого себя, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом. Пленум Верховного Суда РФ в вышеназванном постановлении № 8 отмечает, что невыполнение этого требования влечет признание объяснений лица недопустимым доказательством, из чего автоматически следует, что выполнение этого требования влечет признание объяснений лица недопустимым доказательством.

Аналогичную позицию судебная практика занимала и ранее, давая разъяснения по конкретным делам[32] [33].

Рассматривая вопрос о доказательственной ценности результатов оперативно-розыскных мероприятий, В.А. Лазарева правомерно увязывает его решение к соблюдением конституционных прав и свобод личности. Негласный характер значительной части оперативно-розыскных мероприятий ограничивает возможность применения свойственных уголовному процессу правил собирания доказательств, поэтому в качестве доказательств по уголовному делу могут быть использованы далеко не все полученные в ходе ОРД сведения . Для оценки результатов ОРД как допустимых доказательств необходимы, по мнению В.А. Лазаревой, как минимум, «два принципиальных условия:

-источник сведений, представляемых суду в качестве доказательств, должен быть известным и проверяемым;

- степень гарантированности конституционных прав и свобод личности при проведении оперативно-розыскного мероприятия должна быть адекватна требованиям, установленным уголовно-процессуальным законом, ибо при менее жестких требованиях к доказательствам, полученным оперативно-розыскным путем, обессмысливаются и соответствующие предписания уголовно-процессуального закона» [34].

Это означает, что правила опроса, если мы хотим использовать объяснения опрошенного лица в качестве допустимого доказательства, в целом, должны быть аналогичны правилам, установленным для допроса - опрашиваемому лицу должно быть разъяснено, что данные объяснения могут быть использованы в ходе дальнейшего производства в качестве доказательства даже в случае последующего отказа самого опрашиваемого от них. Однако следует решительно не согласиться с предложением о том, чтобы перед началом опроса предупреждать будущего потерпевшего или свидетеля под роспись об уголовной ответственности по ст. 306 УК РФ за заведомо ложный донос .

Между обеспечением прав и возложением обязанностей огромная разница. Предоставление прав, гарантированных Конституцией РФ, в силу ее прямого действия, не требует подтверждения в отраслевом законодательстве, однако никакие обязанности, а тем более, ответственность, не могут быть возложены на лицо без прямого правового указания. Что же касается уголовного процесса, то его первая стадия, несмотря на внесенные в нее в 2013 году изменения, в виду ее непроцессуального характера не предназначена для применения мер принуждения. В свое время, в связи с тем, что в постановлении от 23 марта 1999 года Конституционный Суд РФ указал, что возбуждение уголовного дела само по себе не является нарушением чьих-то прав, Т.Г. Морщакова в особом мнении обратила внимание на то, что именно возбуждение уголовного дела, легализуя всю дальнейшую процессуальную деятельность, «служит законным поводом для применения различных процессуальных мер, серьезно ограничивающих конституционные права граждан» . Сказанное означает, что никакие ограничительные меры до возбуждения уголовного дела не допустимы.

Не случайно предложение А.В.Чуркина вызвало обоснованные возражения со стороны других авторов. Т.Г. Кудрявцева, Д.Н. Кожухарик, в частности, указывают на различия между доносом и объяснениями. Для заведомо ложного доноса характерно то, что: 1) информация касается обвинения в совершении пре- [35] [36] ступления, (то есть не любого проверяемого деяния); 2) информация касается конкретного человека или группы лиц; 3) информация направляется в правоохранительный орган (а не получается в ходе дачи объяснения), который вправе ее проверить и по результатам вынести постановление о возбуждении уголовного дела или об отказе в его возбуждении. То есть предупреждение по ст. 306 УК РФ возможно лишь в отношении лица, обращающегося с заявлением или сообщением

о преступлении с конкретной целью - привлечение лица к уголовной ответствен-

212

ности .

В предложении А.В.Чуркина мы видим скрытую (и незаконную) претензию на возложение на опрашиваемого гражданина ответственности за дачу заведомо ложных показаний, что невозможно, поскольку процессуальный статус лица, дающего объяснения, законом не определен. Встав на предлагаемый путь, мы фактически должны допустить допрос в число разрешенных до возбуждения дела следственных действий, хотя реализация этого предложения вряд ли возможна без полной ликвидации этой стадии.

Исследователи отмечают, что на практике происходит сближение институтов опроса (получения объяснений) и допроса . Мы может подтвердить это утверждение лишь отчасти.

Проведенный нами анализ уголовных дел, рассмотренных судами Самарской области в порядке главы 32.1 УПК, показал, что до возбуждения уголовного дела опрос будущих подозреваемых, потерпевших по уголовным делам, где преступлением был причинен вред конкретному лицу, и свидетелей производился во всех случаях (100%). Факт опроса фиксируется письменно- в протоколе опроса, или документе, который называется объяснение, причем соотношение этих способов закрепления объяснений значительно разнится в зависимости от предполагаемого в будущем статусе лица. Например, протокол опроса потенциальных [37] [38] подозреваемых составляется примерно в 7 % случаев, а потенциальных свидетелей- в 33%.

Рассматриваемый документ, который имеет формальные признаки протокола допроса, - содержит установочную часть, в которой отражаются место и время опроса, анкетные данные опрашиваемого, изложение объяснений и подписи дознавателя и опрошенного лица. Во всех случаях документ содержит запись, подтверждающую факт ознакомления опрошенного лица с записью этих объяснений в соответствующем документе. Однако при детальном рассмотрении обнаруживаются существенные отличия от протокола допроса. Так, только в 15 % случаев в протоколах (объяснениях) потенциальных подозреваемого и потерпевшего был указан способ идентификации опрошенного - предъявление документа, удостоверяющего личность, как правило, паспорта. В аналогичных документах, содержащих объяснения очевидцев преступления, таких сведений обнаружить не удалось. В тех случаях, когда факт идентификации личности в протоколах не зафиксирован, всегда есть основания подозревать ложность какой-то части сообщенных лицом о себе сведений, что в дальнейшем сказывается на возможности их вызова для официального допроса, и, как установлено, 5 % очевидцев допрошены не были.

В изученных протоколах опроса мы ни в одном случае не обнаружили записи о разъяснении опрашиваемому права на получение услуг адвоката, и вполне возможно именно поэтому ни один из опрошенных этим правом не воспользовался. В то же время, в более 70% протоколов опроса потенциального подозреваемого отмечается факт разъяснения права не свидетельствовать против самого себя, поэтому в 14 уголовных делах (3,5% опрошенных), зафиксирован факт отказа от дачи объяснений. Интересно отметить, что в 114 случаях производился повторный опрос потенциально подозреваемого лица, что составляет 28,5% от всех изученных дел. В каждом случае повторный опрос производился для уточнения позиции опрошенного и удостоверения в признании вины, которое является условием возможного перехода на сокращенную форму дознания. Например, в уголовном деле №1-803/14 о совершении гражданином С. подделки двух паспортов есть два протокола опроса, произведенных в течение одного дня. В протоколе повторного опроса содержится фраза о том, что С. признает свою вину полностью, и что он совершил подделку умышленно. Протокол допроса этого гражданина после возбуждения уголовного дела фактически дословно воспроизводит протокол второго опроса, но уже с разъяснением допрашиваемому прав

214

подозреваемого и с участием защитника .

В среднем по одному уголовному делу опрашивается 2,3 потенциальных свидетеля, как правило - очевидца преступления; достаточно часто в качестве свидетелей также опрашиваются понятые, принимавшие участие в том или ином допускаемом в этой стадии следственном действии. Показания опрашиваемого и в этом случае оформляются с соблюдением общих правил протоколирования показаний, полученных на допросе. Однако практика по-разному восприняла требование о разъяснении прав, обязанностей и ответственности участвующих в опросе лиц. Так, например, в уголовном деле №1-468/14 полученная от лица в ходе проверки сообщения о преступлении информация содержится в протоколе опроса свидетеля, при этом данное лицо было предупреждено со ссылкой на ч.2 ст.25.6 КоАП РФ об обязанности дать правдивые показания и сообщить все известное ему по делу, ответить на поставленные вопросы; об административной ответственности за отказ или уклонение от перечисленных обязанностей; о возможности наложения административного штрафа в размере от одной тысячи до тысячи пятисот рублей за дачу заведомо ложных показаний свидетелем со ссылкой на ст.17.9 КоАП РФ; а также о праве не свидетельствовать против самого себя, своего супруга и близких родственников, давать показания на родном языке или языке, которым владеет, пользоваться бесплатной помощью переводчика, делать замечания по поводу правильности его показаний, занесенных в протокол[39] [40].

Такие случаи далеко не единичны [41]. Отметка о разъяснении ответственности по ст.17.9 КоАП (Заведомо ложные показание свидетеля, пояснение специалиста, заключение эксперта или заведомо неправильный перевод) обнаружена нами в 28,6%; по ст.306 УК РФ (Заведомо ложный донос) - в 14,3% дел. Очевидно, в условиях недостаточного регулирования практика, как умеет, ищет приемлемые способы легализации полученных результатов.

Завершая рассмотрение вопроса об объяснениях, отметим, что случаи использования их для обоснования результатов сокращенного дознания в обвинительном постановлении достаточно редки (не более 5 % дел). Как правило, это происходит при отсутствии возможности заменить объяснения полноценными показаниями в виду не явки свидетеля на допрос. Несмотря на то, что закон позволяет не допрашивать опрошенных ранее лиц, все они, исключая указанные 5% свидетелей, были официально допрошены, что позволяет рассматривать допрос ранее опрошенного лица в качестве основного способа проверки сведений, полученных до возбуждения уголовного дела. Поскольку при этом явных противоречий между содержанием объяснений и протоколов допросов не выявлено, мы имеем все основания рассматривать опрос (получение объяснений) как эффективный способ получения информации при расследовании преступлений в сокращенной форме дознания.

В то же время представляется целесообразным во избежание разнобоя практики и ущемления прав участников проверочных действий, сформулировать в уголовно- процессуальном законе минимальные требования к порядку опроса. Представляется полезным вспомнить упраздненный раздел VI УПК РФ, содержавший бланки процессуальных документов и предложить органам дознания единую форму бланка опроса с указанием перечня вопросов, которые следует выяснить для отождествления личности, прав, которые следует разъяснить опрашиваемому, и прочих реквизитов, обеспечивающих возможность использования полученной информации в процессе доказывания.

Широко обсуждается в литературе вопрос о соотношении исследования документов, предметов, трупов с участием специалиста с судебной экспертизой. Отмечается, что существует ряд составов преступлений, по которым необходимо провести экспертное исследование для достоверного установления наличия признаков преступления, то есть для установления оснований к возбуждению уголовного дела (ч.2 ст. 140 УПК РФ). К примеру, это составы преступлений, предусмотренные ст.222 УК РФ (необходимо проведение баллистической экспертизы на предмет определения относимости к тому или иному виду оружия или боеприпасам, взрывотехнической экспертизы); ст.228 УК РФ (проводится криминалистическая экспертиза материалов, веществ, изделий (КЭМВИ) для установления принадлежности вещества к группе наркотиков); ст.ст.186-187 УК РФ и некоторые должностные преступления (необходима почерковедческая или техникокриминалистическая экспертиза документов); ст.327 УК РФ (исследуется вероятность подделки документов) .

В связи с этим в науке давно звучат призывы допустить производство судебных экспертиз до возбуждения уголовного дела: Р.С. Белкин и Д.Я. Мирский (1986), П.А. Лупинская (1966), Н.А. Баженов, С.А. Шейфер (1976), Ю.А. Калин- кин (1981), А.Р. Михайленко (1983) и др. В настоящее время такая возможность обеспечена законодателем. Однако, как например, отмечает И.А. Цховребова, найти объяснение необходимости включения двух, по сути, одинаковых действий — назначение и производство судебной экспертизы и производство с участием специалистов исследований документов, предметов, трупов, достаточно сложно. Кроме того, она обращает внимание на то, что в уголовно-процессуальном законе принято говорить о назначении и производстве судебной экспертизы без конкети- зации объектов экспертного исследования, тогда как применительно к проведению исследования законодатель строго ограничивает возможные объекты: доку- [42] менты, предметы, трупы. Получается, что в рамках исследования невозможно проводить исследования в отношении живых лиц, что особенно бывает важно при проверке сообщений о преступлении .

Профессор Е.А. Зайцева, глубоко исследовавшая вопросы использования специальных познаний в уголовном процессе, также задается вопросом о необходимости сохранении предварительного исследования при возможности назначения и производства судебной экспертизы в стадии возбуждения уголовного дела. Ученый также обращает внимание на недопустимость производства специалистом исследования в отличие от эксперта и противоречие изменений в этой части ст. 144 УПК РФ и устоявшейся правоприменительной практики, отраженной в том числе, на уровне ведомственного регулирования и правовых позиций Пленума Верховного Суда РФ - «указание на сведущих лиц, принимающих участие в этих проверочных мероприятиях, как на специалистов - в контексте УПК РФ - терминологическая ошибка законодателя». Применительно к сокращенному дознанию ошибки, допущенные при конструировании ст. 144 УПК РФ, как ею отмечается, повлекли «цепную реакцию», и фактически в ст. 226.5 УПК РФ констатируется возможность производства исследований специалистом с составлением

-219

по результатам исследований заключений .

Одной из особенностей процедуры доказывания по уголовным делам, расследованным в сокращенном дознании, является наличие возможности у дознавателя не назначать судебную экспертизу по вопросам, ответы на которые содержатся в заключении специалиста по результатам исследования, проведенного в ходе проверки сообщения о преступлении, за рядом исключений.

Разъясняя положения закона об особенностях производства дознания в сокращенной форме, представители ФГКУ «ВНИИ МВД России» указывают, что исследование предметов и документов - это криминалистическое, научнотехническое или иное исследование объектов, проводимое с целью выявления признаков преступной деятельности и причастности к ней конкретных проверяе- [43] [44] мых лиц; результаты исследования специалистами из числа лиц, привлеченных к содействию на контрактной основе, оформляются актом исследования (ревизии, проверки), который по своей форме и содержанию в максимально допустимых пределах должен соответствовать требованиям, предъявляемым к составлению акта экспертизы[45].

Выборочное изучение нами уголовных дел подтвердило данное требование практики к исследованиям специалистов. Находящиеся в материалах уголовных дел справки об исследовании (акты об исследовании) по своей структуре повторяют документы об исследованиях, проведенных экспертом. В результате изучения уголовных дел было выявлено, что до возбуждения уголовного дела исследование специалистом предметов было произведено в 30% случаев, исследование документов - в 18,25% случаев; после возбуждения уголовного дела до удовлетворения ходатайства о производстве расследования в форме сокращенного дознания - предметов 11,5% и документов 6,75%; в сокращенном дознании после удовлетворения ходатайства исследования не производилось. В стадии возбуждения уголовного дела судебная экспертиза ни в одном случае не была назначена и произведена; с момента возбуждения уголовного дела и до удовлетворения ходатайства о производстве сокращенного дознания - назначена в 24,75% случаев, из них в целях проверки ранее проведенного исследования - в 6,75% случаев; при проведении собственно дознании после удовлетворения ходатайства об использовании его сокращенной формы экспертиза по тем вопросам, которые были ранее исследованы специалистами, была произведена- в 0,3% случаев. Отметим также, что ни в одном случае результаты так называемых предварительных (так называемых потому, что в большинстве случаев они являются единственными) исследований не были поставлены под сомнение заинтересованными в них участниками уголовного процесса, ходатайства о назначении экспертизы, жалобы на нарушение прав при проведении исследований ни в одном из 400 дел не заявлялись. В тоже время, в процессе изучения уголовных дел нами не было выявлено случаев предупреждения об ответственности специалиста за заведомо ложное заключение.

Таким образом, можно констатировать, что применительно к той категории преступлений, расследование которых производится в форме сокращенного дознания, исследование предметов, документов, трупов подтвердило свою эффективность как способа получения доказательственной информации с помощью специалиста. Его использование в определенной мере было подготовлено включением в ст. 74 УПК РФ п. 3.1, которым введено понятие заключения специалиста как ответа сведущего в определенной области лица на вопросы, поставленные сторонами. Наверное и в этом случае можно было бы подумать об обеспечении минимальных прав заинтересованного лица- присутствовать при исследовании, ознакомиться с результатами, однако учитывая краткосрочность процедуры, до возбуждения дела это практически невозможно. Достаточной гарантий прав заинтересованного лица в этом случае могла бы быть обязанность дознавателя ознакомить подозреваемого со всеми материалами дела в процессе разъяснения ему права на заявление ходатайства о применении сокращенной формы дознания.

Как отмечается учеными, необходимость в применения специальных познаний возникает и при производстве документальных проверок и ревизий, традиционно разрешаемых при проверки сообщений о преступлениях, совершаемых в сфере экономики. Однако не следует путать данное непроцессуальное действиея с производством экспертизы и распространением на него ряда норм УПК РФ . В научной литературе достаточно подробно разрабатывается данный детально не урегулированный в уголовно-процессуальном законе способ получения информации о происшествии[46] [47]. Не вдаваясь в этот вопрос подробно, отметим, что при изучении 400 уголовных дел, расследованных в сокращенной форме дознания, нами не было выявлено ни одного случая производства документальных проверок и ревизий в стадии возбуждения уголовного дела, что легко объясняется категорий преступлений, к которой применяется глава 32.1 УПК.

Завершая вопрос об исследовании, проводимом специалистами, и возможности производства судебной экспертизы до возбуждения уголовного дела, отметим, что опасения ученых о массовом нарушении прав участников при производстве исследований специалистами не подтвердились. На наш взгляд, по мелким очевидным преступлениям возможно проведения исследования материалов специалистами, и практика идет в этом же направлении. Однако, следует предусмотреть уголовную ответственность специалиста за дачу заведомо ложных заключений по уголовному делу, как сейчас это существуют относительно заключений экспертов, что снимет негативное отношение к этому способу получения доказательств.

Истребование предметов и документов, имеющих значение для уголовного дела, тоже по праву относится к числу традиционных средств, используемых как в стадии возбуждения уголовного дела, так и в других стадиях уголовного процесса.

Давно и эффективно применяемое для получения разного рода документов , истребование до сих пор не имеет никакой процессуальной регламентации. Это самый простой способ собирания доказательства, которым может воспользоваться и не имеющий властных полномочий субъект уголовного процесса - по сложившейся практике, если необходимо истребовать материалы от учреждений, предприятий, организаций, должностных лиц, достаточно составить письменный запрос. Исходящий от прокурора, руководителя следственного органа, следователя, органа дознания и дознавателя, такой запрос согласно ч. 4 ст. 21 [48]

УПК РФ обязателен для исполнения всеми учреждениями, предприятиями, организациями, должностными лицами и гражданами. Правда, И.А. Цховребова не без оснований отмечает, что «лицо, ведущее проверку сообщений о преступлении или расследование уголовного дела, не располагает мерами принуждения, позволяющими обеспечить данное законное требование»[49] [50]. В этом отношении, официальные лица, осуществляющие уголовно-процессуальную деятельность, мало чем отличаются от адвокатов, которые имеют аналогичное право согласно ч.2 ст. 86 УПК РФ. Поэтому считается, что истребование - это эффективный способ получения доказательств в случаях, когда отсутствует необходимость в проведении следственных действий или в применении мер уголовно-процессуального при-

225

нуждения .

В литературе высказано суждение, согласно которому содержащаяся в ч.1 ст. 144 УПК формулировка «истребовать документы и предметы, изымать их в порядке, установленном настоящим Кодексом», означает, что истребование и изъятие предметов и документов образуют единый способ проверки сообщения о преступлении[51] [52]. В.Г. Стаценко, описывая процедуру истребования, также объединяет ее с изъятием, поскольку отмечает, что на практике результаты истребования не оформляются, либо составляются не предусмотренные законом документы, такие, например, как «протоколы изъятия», «акты изъятия», «протоколы добровольной выдачи предмета», что вызывает трудности в определении их допустимости и использовании полученных сведений в качестве доказательств по уголовному делу . Для такого отождествления, по нашему мнению, нет никаких оснований, истребование и изъятие предметов и документов- совершенно разные по своей природе способы получения информации. В то же время требование представления информации может составлять часть процедуры изъятия, предшествующей фактическому завладению требуемым предметом или документом.

Некоторые процессуалисты, в том числе практические работники, расценивают законодательное предписание об истребовании, изъятии предметов и документов как возможность проведения выемки до возбуждения дела[53]. Такое мнение ученых в какой-то мере опирается на ст. 144, в которой есть ссылка на «порядок, установленный Кодексом». Поскольку применительно к стадии возбуждения уголовного дела никакой другой порядок не определен, логично предположить, что это именно тот порядок, который установлен для производства выемки - следственного действия, предназначенного для изъятия предметов, документов, имеющих значение для дела. В этом смысле, изъятию предшествует предъявление требования - согласно ч.5 ст. 183 УПК, до начала выемки следователь предлагает выдать необходимые предметы и документы, а в случае отказа- изымает их принудительно.

В.В. Артемова указывает, что в некоторых случаях проведение выемки представляется логичным, например, в случае, когда для назначения и проведения экспертизы необходимо получение соответствующих предметов, документов. В частности, для назначения судебно-медицинской экспертизы в целях установления тяжести вреда здоровью, когда требуется изъятие медицинских документов из медицинских учреждений. Между тем, это неверная, на наш взгляд, рекомендация, так как выемка несет в себе элемент принуждения (достаточно сказать, что ст. 183 в вопросе о порядке производства выемки отсылает к ст. 182, регламентирующей процедуру обыска), не свойственный, как мы уже отмечали, стадии возбуждения уголовного дела. Выемку в медучреждении следует считать целесообразной лишь в случае, когда предмет расследования -деятельность самого медучреждения, что дает основания полагать, что при применении простого истребования документы будут уничтожены или сфальсифицированы. В описанном

В.В. Артемовой примере достаточно именно истребования посредством направления запроса, а в нашей его модификации необходима выемка, которая допустима лишь в случае возбуждения уголовного дела, как по причине невозможности расследования такого сложного преступления в форме сокращенного дознания, так и по изложенным выше соображениям - принудительные действия, а выемка к ним, бесспорно, относится, до возбуждения уголовного дела принципиально невозможны.

Изъятие предмета или документа в системе действующего правового регулирования принадлежит не только выемке, но и другим следственным действиям. Изъятие возможно, к примеру, при проведении осмотра, освидетельствования, обыска, но ведь никто не считает возможным проводить обыск до возбуждения уголовного дела. Выемке могут быть подвергнуты документы, содержащие государственную или иную охраняемую федеральным законом тайну, предметы и документов, содержащие информацию о вкладах и счетах граждан в банках и иных кредитных организациях, а также вещах, заложенных или сданных на хранение в ломбард. В этих случаях согласно ч.2 ст. 183 УПК необходимо получить судебное решение в порядке, установленном ст. 165 УПК РФ. Следуя толкованию изъятия, о котором говорится в чт. 144, как выемки, можно дойти до абсурдного утверждения, что до возбуждения уголовного дела может проводиться любое следственное действие, что в системе действующего правового регулирования, сохраняющего акт возбуждения уголовного дела как линию разграничения простой (доследственной) и сложной (следственной) видов деятельности, не верно.

Как же следует понимать рассматриваемое положение закона? Полагаем, что речь в ч. 1 ст. 144 идет только о соблюдении элементарных правил, обеспечивающих в дальнейшем возможность проверки допустимости и достоверности доказательств. Это значит, что изъятие предметов и документов должно быть задокументировано в порядке, предусмотренном законом, составлен протокол или иной документ, с отражением в нем вида, количества и иных значимых признаков предмета или документа, с указанием места и времени его изъятия, данных о физическом или юридическом лице и его представителях, присутствовавших при изъятии и подписавших соответствующий протокол. Было бы полезно обеспечить соответствующим бланком все органы, имеющие право проведения дознания.