Досудебное соглашение о сотрудничестве - новый для российского уголовного процесса институт, появление которого связано с использованием опыта применения подобных компромиссных процедур в зарубежных странах. Соответственно, понимание его юридической природы и способа существования в российской правовой системе невозможно без рассмотрения пути становления института (его аналогов) в зарубежных странах. Проведенный анализ позволит систематизировать опыт различных государств по применению подобных институтов, выявить их общие тенденции и на этой основе сделать вывод о том, насколько «наш» институт схож и в чем отличен от своих зарубежных аналогов, каково значение его заимствования и оправдано ли оно.

Сразу оговоримся, что в настоящем параграфе исключительное использование термина «досудебное соглашение о сотрудничестве» не вполне корректно, поскольку в каждой национальной системе права аналоги этого института различны не только по терминологии (указанные различия обусловлены в том числе особенностями перевода), но и по своему наполнению. В литературе при сравнении российского досудебного соглашения о сотрудничестве и его зарубежных «копий», как правило, используют различные варианты сделок, которые именуют сделками с правосудием[1], сделками с обвинением[2], сделками о признании вины[3].

Каждое из приведенных понятий имеет самостоятельное содержание, о чем свидетельствует конкретизация в них предмета соглашения (признание вины как предмет сделки), его идейного наполнения (сделка с правосудием как нейтрализация идеи правосудия при применении указанного института в уголовном процессе), либо уточнение сторон сделки (сделка со стороной обвинения, с правосудием в значении «с судом»), поэтому использование приведенных терминов как тождественных недопустимо. Однако исследуемые институты роднит их согласительная, компромиссная и взаимовыгодная основа, которая выражается в применении термина «сделка». В целях уяснения природы российского досудебного соглашения о сотрудничестве его необходимо сравнить именно с такой иностранной сделкой, осознавая при этом их общие и различные характеристики и адекватно оценивая степень их юридического родства.

В целях систематизации исследования важны особенности возникновения сделок в государствах с англосаксонской и континентальной правовой традицией, их путь распространения на континент, а также мутации, которые они претерпели в ходе этих процессов. Выбранный нами аспект исследования не случаен. Англосаксонская (иначе - англо-американская) и континентальная (иначе - романогерманская) правовые традиции представляют собой основные пути исторического развития, которые отличаются отношением к сути права, источниками права, традициями, культурой каждого народа. Так, страны англосаксонской правовой семьи характеризуются необычайно сильной ролью неписаного права (положений общего права и судебного права). В континентальной правовой системе преимущественное значение в системе источников права играют законы - в рассматриваемом случае, уголовно-процессуальные кодексы, а нормы неписаного права (су- 5 6 дебные прецеденты) не обладают доминирующим значением: к правилам, вытекающим из них, обращаются при толковании применяемых правовых норм . Помимо указанных наиболее явных различий в источниках права, которые, очевидно, обусловливают специфику регулирования и применения института сделки в уголовном процессе, соответствующую дифференциацию типов уголовнопроцессуальных систем проводят и по другим не менее важным причинам.

В странах континентального типа материальную (объективную) истину обычно рассматривают как цель доказывания по уголовному делу. При этом ее противопоставляют процедурной справедливости, которую расценивают в качестве основной характеристики «чистой» состязательности, свойственной государствам англо-американского типа (в максимально общем виде понимаемую как противоборство сторон защиты и обвинения, контролируемое нейтральным ар- битром-судом). В последнем случае, по мнению отдельных исследователей, в частности, Н.Г. Стойко, соблюдение процессуальной справедливости само по себе ведет к достижению истины или доказанности (обоснованности) итоговых, окончательных выводов суда, т.е. противопоставление сравниваемых юрисдикций осуществляется именно по способу достижения цели, которая, впрочем, является для них общей. Так, в англосаксонской системе используется «состязательный метод», который заключается в оспаривании сторонами обвинения и защиты позиций друг друга путем представления доказательств и их исследования непосредственно перед судом, причем обе стороны собирают и представляют только те доказательства, которые требует суд. На их основе суд должен разрешить дело по существу, руководствуясь критерием отсутствия разумных сомнений. Считается, что, если суд и стороны пользуются общими строгими правилами и критериями доказывания, действуя в пользу истины (и справедливости), а суд к тому же еще и следит за их соблюдением (как в ходе разбирательства, так и до него, осу- [4]

ществляя судебный контроль и обеспечивая принцип «равенства исходных воз-

о

можностей»), то и результат будет истинным .

Иным образом указанное различие раскрывает, в частности, Л.В. Головко. По его мнению, в англосаксонском уголовном процессе перед судом не ставится задача установить объективную (материальную) истину, то есть выяснить все фактические обстоятельства дела, их квалифицировать и принять надлежащее решение в интересах абстрактного публичного правопорядка. В этом смысле функцией англосаксонского суда является не беспристрастное самостоятельное исследование по уголовному делу, но беспристрастное разрешение спора между двумя противоборствующими сторонами[5] [6]. Представленная позиция видится весьма точной в этом отношении. Цель уголовно-процессуальной деятельности не должна подменяться её результатом, что происходит в случае утверждения о неизбежной достижимости истины специфическими методами в условиях «чистой» состязательности. Цель являет собой предмет стремления субъекта[7], который предопределяет направленность действий лиц, участвующих в уголовном процессе. И цель уголовного судопроизводства в странах англосаксонского типа не может быть определена как тождественная соответствующим целям в континентальных государствах, исключительно на основании того, что и в том, и в другом случае в результате достигается истина. Кроме того, материальная (объективная) истина и истина процессуальная (вероятностная, формальная) являются разными категориями, не совпадающими по своему наполнению. Такое различие должно быть учтено, поскольку оно является определяющим при разграничении рассматриваемых правовых систем и непосредственно влияет, в том числе на характер применимых компромиссных процедур в уголовном процессе.

В продолжение последнего из приведенных факторов, в качестве различий англо-саксонской и континентальной правовых семей называют приоритет публично-правовых интересов в континентальном уголовном процессе. В противовес романо-германской правовой семье, англо-американская правовая система признает приоритет частноправового интереса как цель уголовного процесса и обосновывает первичность требования урегулирования конфликта, возникшего в результате преступления, по отношению к другим целям и задачам процесса[8]. В этой связи, объясняя различия англо-американского и континентального уголовного процесса, А.С. Барабаш обозначает наличие принципиально разных исходных начал организации уголовного судопроизводства - публичности и состязательности, которые выходят за рамки принципов, лежащих в основе соответствующих моделей, каждой из которых свойственна своя система принципов и познавательные схемы реализации[9].

Указанные подходы к дифференциации типов уголовно-процессуальных мировых систем избраны в настоящей работе не случайно. Столь существенные различия в основополагающих началах права, в его целях и основах повлекли значительные расхождения в способе существования различных институтов уголовного процесса - предварительного расследования, доказывания, судебного разбирательства и др. В том числе указанные особенности не могли не повлиять на различие в применении государствами англо-американской и континентальной правовой системы компромиссных процедур, связанных с заключением разного рода сделок (соглашений) с лицами, подвергающимися уголовному преследованию. Учитывая исторически сформировавшуюся близость (схожесть) уголовнопроцессуальных систем государств, обусловившую их теоретическое разделение на две указанные группы, проанализируем путь появления и развития рассматриваемого института сделки с учетом специфики той или иной правовой системы. Указанный анализ позволит впоследствии, исходя из непосредственных характеристик российской системы уголовного процесса, сделать вывод о юридической природе досудебного соглашения о сотрудничестве, его родстве или принципиальном отличии от соответствующих институтов англо-американских и континентальных государств.

При рассмотрении вопроса об истории возникновения и развития института уголовно-процессуальной сделки необходимо, прежде всего, отметить, что срок его существования сравнительно невелик - около двух веков. Однако как любое правовое явление, прежде чем приобрести существующую сегодня форму и смысл, оно претерпело определенные изменения. В частности, то, что мы понимаем под процессуальной сделкой, было известно еще в Средние века в Британии. Тогда существовало такое понятие, как «апелляция раскаявшегося»: посредством нее преступник мог избежать смертной казни, если рассказывал о преступлениях, совершенных другими лицами, или помогал раскрыть эти преступления. Однако такая практика существовала недолго, поскольку многие преступники использовали ее для того, чтобы посредством оговора других избежать наказания .

При определении момента зарождения уголовно-процессуальной сделки в мировой истории единства во мнении ученых не наблюдается, поскольку длительное время данный институт не был законодательно оформлен и сделка первоначально существовала как правоприменительная мера. В частности, в литературе имеется информация, согласно которой понятие уголовно-процессуальной сделки в современном правовом понимании этого термина возникло в конце XIX в. в США. Однако точкой отсчета, от которой можно начинать рассмотрение и изучение института сделки, называют 1839 год. Именно такую дату ученые признают как изначальную в истории данного института на основании того, что самое первое упоминание о сделке на территории США относится к 1839 г. и принадлежит американскому юристу Реймонду Моли[10] [11]. Однако, как отмечает Л.В. Головко, эта дата неточна, чему имеются свидетельства: в одном из решений Апелляционный суд Нью-Йорка подчеркнул, что в той или иной форме сделки существуют, по меньшей мере, с 1804 года[12].

Буквально за полстолетия этот институт получил колоссальное распространение. Учитывая особенности правовой системы США, неудивительно, что он появился изначально в правоприменительной практике без какого-либо законодательного установления. По мнению американских ученых, тому причиной является необходимость обеспечения реализации таких процессуальных ценностей, как «скорость, стоимость, автономия воли, точность и определенность». В связи с этим, Ф. Истербрук, Р. Скотт и В. Штунц соответствующую сделку называют «куплей-продажей» прав, она обеспечивает, по их мнению, независимость и эффективность, уменьшает неясность, экономит время и деньги[13] [14]. Таким образом, в качестве причин появления сделки в уголовно-процессуальной системе США можно назвать следующие: очень высокая загруженность судов (особенно в крупных городах), сложность и громоздкость организации суда с участием присяжных, и, несомненно, дороговизна судопроизводства. У обвинительной и судебной систем не хватало ни финансовых, ни временных, ни человеческих ресурсов для продолжения организации полноценных судопроизводств по абсолютно всем уголовным делам. При названных обстоятельствах правоохранительная система США вынуждена была выработать адекватный процессуальный институт в виде сделок, позволяющий добиться процессуальной экономии при рассмотрении уголовных дел и снизить нагрузку на судебно-следственные органы . Указанные факторы послужили первоначальными детерминантами развития института сделок. Нельзя не отметить, что по настоящий день они остаются актуальными, причем не только для США, но и для других государств, не исключая Россию, о чем, в частности, свидетельствует инициатива введения в российское уголовнопроцессуальное законодательство близких компромиссных институтов (особый порядок судебного разбирательства, досудебное соглашение о сотрудничестве) и широта их распространения.

Если говорить об указанных детерминантах развития сделки, то их особая роль заметна и не утрачивает актуальности на всех этапах исторического развития. При этом отметим, что дополнительным катализатором, спровоцировавшим развитие института сделок, был существенный рост уровня преступности, который повлек значительное повышение нагрузки на правоохранительные и судебные органы. В этом смысле показательны исследования американского ученого Д. Фишера. По его данным, процент уголовных дел, рассмотренных посредством заключения сделок, достигал пиковых значений в периоды резкого увеличения уровня преступности под воздействием серьезных криминологических факторов, таких как промышленная и транспортная революция середины XIX века, приведшая к возникновению организованной преступности в сфере экономических отношений; массовая иммиграция в США населения из европейских стран после Первой мировой войны, результатом которой явилось возникновение крупных этнических преступных группировок, в том числе американского варианта итальянской мафии - cosanostra; рост незаконного оборота наркотических средств во второй половине XX века и т.д. .

Тем не менее, неудивительно, что при возникновении сделки она стала предметом активнейшей критики со стороны органов власти и научной общественности. Так, ее осуждали (как в середине XIX века, так и в настоящее время) за чрезвычайное снисхождение к преступникам. Кроме того, наличие права на сделку практически вынуждало при определенных обстоятельствах невиновных обвиняемых признаться в совершении и преступлений. Также отмечали, что путем заключения сделки неопытные обвинители подменяли собой суд, принимая, по сути, окончательное решение по делу . Но даже наличие этих критических замечаний не замедлило рост масштабов распространения сделки по всем США. По вышеуказанным причинам заключение сделки стало доминирующим способом [15] [16] осуждения в США. А.В. Бахновский в своем исследовании приводит весьма показательные сведения, собранные Реймондом Мойли и касающиеся скорости распространения сделки в США. По его данным, до начала XIX века сделки в уголовном процессе применялись лишь эпизодически, в качестве отдельных прецедентов, и не образовывали самостоятельного правового института. На протяжении последующих десятилетий востребованность данного института продолжала расти и в 1869 г. составила 70%, а к 1920 г. достигла 88%. В дальнейшем, вплоть до наших дней, процент уголовных дел, по которым заключались сделки, оставался неизменно высоким (в пределах 80-90%) . Аналогичные показатели приводят и современные американские ученые: в первой половине 19 века 10-15 % уголовных дел разрешались посредством заключения сделки. В 1908 этот уровень достигал 50 %. В 1916-70 %. К 1970 году уже 90 %.[17] [18] [19] [20]. К 2004 году уровень их применения достиг 95 процентов от общего числа обвинительных приговоров в США . В 2009 году в порядке заключения сделок (plea bargaining) рассмотрено 96,3% от общего количества уголовных дел. Практически по всем судебным округам США этот показатель не опускается ниже 93,1%. При этом собственно досудебное сотрудничество с обвиняемым (как один из видов сделок) осуществлялось за указанный период в 9855 случаях, или по 12,5% уголовных дел, относящихся к категории наиболее тяжких преступлений (felonies) и «серьезных преступлений небольшой тяжести» (serious misdemeanors) (Class A) .

Учитывая, что США является государством со сложившимся состязательным типом процесса, здесь основополагающей является идея о том, что уголовный процесс - это происходящий в суде спор между государством и гражданином, привлекаемым к уголовной ответственности. Суду при разбирательстве дела (спора) в условиях состязательной формы судопроизводства отводят роль «бес-

О А

страстного арбитра» . Учеными отмечается, что правовая природа сделок о признании такова - уголовный процесс как тяжба, спор между сторонами очень близок, по сути, к гражданско-правовому процессу по американской доктрине. Стороны в гражданском процессе имеют эксклюзивное право заключать во время процесса мировое соглашение, то есть добровольное разрешение конфликта сторонами материального правоотношения. Американский процесс допускает такое

25

«мировое соглашение» и в уголовном процессе .

При этом в государствах с таким типом уголовного процесса перед судом не ставится задача установить объективную истину, т.е. выяснить все фактические обстоятельства дела, юридически их квалифицировать и принять надлежащее решение в интересах абстрактного публичного правопорядка[21] [22] [23] [24]. Как уточняет Л.В. Головко, американская система отрицает принцип «материальной (объективной) истины». Полиция и прокурор в США действуют исключительно в интересах обвинения, формируя не «единое дело», а свое собственное «досье», что приводит к необходимости осуществления параллельного адвокатского расследования в ин-

27

тересах .

Как было отмечено ранее, достижение истины возможно в государствах англо-американской правовой системы, однако вряд ли в данном случае можно говорить об установлении объективной истины как цели уголовного судопроизводства. В статье 102 Федеральных правил доказывания «Цели и толкование» отмечено, что данные Правила следует толковать как обеспечивающие беспристрастность при отправлении правосудия, исключающие неоправданные материальные затраты и недопустимую задержку судопроизводства, содействующие наиболее полному развитию норм доказательственного права, действительно обеспечивающие установление истины и определяющие справедливый ход судебного процесса[25] [26] [27]. Таким образом, истина действительно достигается в американском уголовном процессе, однако, она носит формальный (вероятностный) характер, отличный от понимания объективной истины, существующего, в частности, в отечественной доктрине, о чем свидетельствуют вышеприведенные характеристики американского уголовного судопроизводства.

Отдельными учеными справедливо отмечается, что американский судья стремится установить истину, но лишь постольку, поскольку это необходимо для того, чтобы разрешить спор. Если же процессуального спора нет, то нет и поиска истины со стороны суда, невзирая на то, что фактические и юридические обстоятельства дела о нарушениях уголовного не выявляются государственной властью . Именно эта идея является необходимым условием появления и существования любых форм сделок в уголовном процессе.

При анализе генезиса института заключения сделки в уголовнопроцессуальных отношениях в США нельзя не учитывать специфику англосаксонской правовой системы и особенную роль судебных инстанций в правотворчестве.

Как было отмечено ранее, сделки в США изначально существовали в качестве элемента правоприменительной практики. Легальный характер им в первую очередь придали официальные решения Верховного Суда США. Различные аспекты заключения и реализации сделки в США неоднократно подвергались корректировке посредством решений Верховного Суда США. Наиболее известные примеры - решения Верховного суда США по делам «штат Северная Каролина против Альфорда» (1970 г.), «Бреди против США» (1970 г. ), «Сантобелло против штата Нью-Йорк» (1971 г.), «Риккетс против Адамсона» (1987 г.), «Борденкичер против Хайес» (1978 г.) . Эти решения главным образом повлияли на порядок применения сделки в США.

Так, в деле «Бреди против США» 1970 г. суд особенно подчеркнул и сориентировал суды штатов на то, что одним из главных критериев допустимости сделки является добровольность заявления обвиняемого о своей виновности (guilty plea) и желания заключить сделку. При этом в противовес ранее существовавшему подходу суд обозначил, что мотив обвиняемого, связанный со страхом перед смертной казнью или иным серьезным наказанием, грозящим лицу при обычной процедуре судебного разбирательства, не может считаться как основание недобровольности заявления лица о желании заключить сделку . Данное решение сыграло особую роль в становлении и распространении сделки в США. Дело в том, что главным при заключении сделки является признание обвиняемого в том, что он совершил определенные преступные действия, которые ему вменяют в обвинительном акте. Он таким образом становится свидетелем против себя, и в этой связи защищен в соответствии с Пятой Поправкой от принуждения в принятии такого решения - отсюда вытекает минимальное требование, что его заявление должно быть добровольным выражением своей собственной воли . В этой связи границы добровольности признания вины и заявления guilty plea должны быть четко определены, что и было сделано в данном решении.

Так, на протяжении длительного времени границы добровольного были крайне узки. Верховный Суд США указывал, что такое заявление не должно быть вызвано угрозами применения насилия, любыми обещаниями, в том числе касающимися назначения более мягкого наказания, даже упоминанием о том, что при полноценной процедуре судопроизводства наказание будет более суровым (дела «Брем против США» 1897 г., «Уолкер против США» 1936 г., «Шелтон против США» 1957 г.) . По сути, при таком подходе принуждением лица сотрудничать считалась любое изложение прокурором преимуществ заключения сделки. Но нужды ускорения судебного разрешения дел, экономии финансовых, временных и трудовых ресурсов в системе правосудия потребовали расширения практики за- [28] [29] [30] ключения сделок, которая серьезно сдерживалась позицией Верховного Суда США. В рассматриваемом решении 1970 г. по делу «Бреди против США» Верховный Суд вынужден был отойти от собственного ранее высказанного мнения[31] [32] Границы добровольного заявления о заключении сделки были серьезно расширены: с тех пор желание избежать более сурового наказания считается допустимым побуждающим началом для инициирования сделки с прокурором, а под запретом находятся физическое и психическое принуждение. Примером последнего могут служить, например, обещания, которые заранее невыполнимы или не относятся к компетенции прокурора, подписывающего соглашение, и являющиеся, по сути, обманом обвиняемого.

Другим важнейшим судебным решением, серьезно повлиявшим на порядок заключения сделок в США, является решение «Сантобелло против штата Нью- Йорк» (1971 г.), в котором признается особая роль условий заключенной сделки. В предмет соглашения Сантобелло и прокурора входило исключение одного из выявленных эпизодов преступной деятельности и вменение лицу менее тяжкого преступления по второму эпизоду (владения официальными документами, связанными с азартными играми второй степени), а также отсутствие рекомендации государственного обвинителя относительно предлагаемого наказания в ходе судебного разбирательства. Однако последнее условие сделки было нарушено государственным обвинителем. Верховный Суд США в данном случае признал, что имело место нарушение условий соглашения, что является принципиально недопустимым и с целью обеспечения интересов правосудия и гарантии безусловного выполнения обязанностей, принимаемых стороной обвинения при заключении сделки, необходимо вернуть дело в суд штата для повторного рассмотрения . Указанное решение подтверждает незыблемость соблюдения сторонами условий сделки и определяет полноценную реализацию соглашения как основание для отмены судебного решения, что, как представляется, является принципиально важной характеристикой уголовно-процессуальной сделки, позволяющей обеспечить в полной мере реализацию прав обвиняемого, идущего на отказ от презумпции невиновности, гарантированных ему прав на защиту ради определенных целей. Верховный Суд США в данном решении обозначил, что сделка является двусторонней и недопустимо нарушение ее условий не только обвиняемым, но и государственным обвинителем, при этом определяя последствия такого нарушения в виде отмены приговора и возвращения дела на повторное рассмотрение.

Еще одним определяющим судьбу сделки в США является решение суда по делу «Риккетс против Адамсона» (1987 г.). Обвиняемый Адамсон был обвинен в тяжком убийстве первой степени, и ему изменили квалификацию преступления на убийство второй степени в обмен на обещание дать показания против своих соучастников в рамках сделки. Адамсон выполнил свое обязательство по соглашению, и его соучастники были осуждены. Однако их обвинительные приговоры были впоследствии отменены, и при пересмотре этих решений Адамсон отказался повторно давать показания. Государственный обвинитель квалифицировал этот отказ как нарушение заключенного соглашения. После этого против Адамсона выдвинули обвинение в тяжком убийстве первой степени и по его делу был вынесен обвинительный приговор с наказанием в виде смертной казни. Адамсон утверждал, что указанный обвинительный приговор нарушил запрет дважды привлекать лицо к ответственности за одно преступление. Однако Верховный Суд США изменил решение, считая, что судебное преследование обвиняемого по первоначальному обвинению без учета заключенной сделки не нарушало правило недопустимости повторного привлечения к ответственности, поскольку нарушение Адамсоном условий соглашения нейтрализовало препятствие к повторному привлечению лица к ответственности[33]. Таким образом, суд вновь подчеркнул значимость и неизменность условий заключенной сделки, как и по делу «Санто- белло против штата Нью-Йорк», определив в качестве последствия их нарушения, в данном случае для обвиняемого, аннулирование правовых последствий приговора, постановленного в соответствии с заключенной сделкой, то есть его отмена с вынесением нового судебного решения без учета имевших место договоренностей.

Приведенные решения Верховного Суда США позволяют выявить важнейшие сущностные черты уголовно-процессуальных сделок:

• добровольность подачи заявления о заключении сделки;

•обязательность исполнения условий соглашения государственным обвинителем и обвиняемым, обеспеченная наступлением определенных негативных последствий для каждой из сторон (ответственности) за их неисполнение. В приведенных случаях, соответствующие нарушения были основанием для отмены приговора по делу и его последующего пересмотра.

Специфику практики применения сделок в американском уголовном процессе обусловливает их дифференциация. Так, в США исторически оформились два типа сделок в зависимости от характера обязательств обвиняемого - сделка о признании вины и о сотрудничестве с обвинением.

Суть сделок о признании вины соотносима с их названием - лицо получает снижение наказания либо смягчение обвинения в обмен на заявление о признании собственной вины (guilty plea) либо отказ от оспаривания обвинения (nolo contendere plea - «не признаю, но не оспариваю»). В последнем случае обвиняемый вину не признает, однако, не утверждая о невиновности, как в alford plea, обязуется не возражать против назначения ему наказания по предъявленному обвинению судом первой инстанции, что формально приравнивается к признанию вины.

Еще одной разновидностью сделок о признании вины стала упомянутая alford plea («признаю, но оспариваю»). Она предполагает признание обвиняемым вины с одновременным сохранением права обвиняемого оспаривать обвинение по существу как в суде первой инстанции, так и в порядке апелляции. Указанный институт получил название в соответствии с решением Верховного Суда США 1970 г. по делу «Северная Каролина против Альфорда». В этом решении Верховный Суд США определил, что Конституция США не исключает возможности назначения определенного наказания в соответствии с соглашением обвиняемому, который не желает признавать свою вину, но, сталкиваясь с сомнительными перспективами разрешения дела, отказывается от полноценного судебного разбирательства и принимает наказание. Таким образом, при том, что большинство заявлений о признании вины (guilty plea) состоят и из отказа от судебного разбирательства, и из признания вины, последний элемент не является конституционно необходимым для назначения наказания. Лицо, обвиняемое в преступлении, может добровольно и осознанно согласиться на назначение лишения свободы, даже если оно не желает или не способно признать свою вину в совершении преступления . При этом Верховный Суд пояснил, что подобные сделки могут быть заключены лишь по таким делам, в которых доказательства вины лица достоверны и достаточны, чтобы отрицать заявление лица о невиновности. Если есть сомнение относительно виновности обвиняемого, дело необходимо направлять в суд в

38

обычном порядке.

Исходя из указанных характеристик, представляется, что подобный вариант сделки имеет некоторые сходства с особым порядком судебного разбирательства при согласии лица с предъявленным обвинением, предусмотренным в главе 40 УПК РФ. Законодатель в данном случае использует не термин «признание вины», а формальное «согласие лица с предъявленным обвинением», что, исходя из буквального толкования, может допускать согласие только лишь с обвинением и непризнание своей вины в полном объеме. Другой вопрос, является ли применение этого понятия в гл. 40 УПК РФ юридико-технической неточностью, допущенной при законотворчестве, или прямой волей законодателя. Однако достоверного легального ответа на него нет, что создает условия для обсуждения проблемы разграничения указанных понятий в российской науке[34] [35] [36]. Исследователи высказыва-

г 40

ют различные позиции на этот счет: об их отождествлении , принципиальном различии[37] [38], а также об их различном объеме[39]. Не останавливаясь подробно на данном вопросе как не являющемся основным предметом исследования, поясним, что наиболее предпочтительной нам представляется позиция, согласно которой согласие с обвинением является частью целого - признания вины. Как отмечает

В.Н. Перекрестов, согласие с обвинением - это отказ от процессуального оспаривания предъявленного обвинения без объяснения причин [40]. Буквальное лексическое толкование закона позволяет поддержать именно последнюю точку зрения, признавая, что, согласившись с обвинением, лицо может не признавать вину, как и в alford plea.

Что касается сделок о сотрудничестве, то они тоже имеют различные формы. Самой важной их особенностью является то, что с целью получения льгот в объеме обвинения и (или) приговоре обвиняемый способствует расследованию преступлений, в том числе путем изобличения соучастников инкриминируемого ему преступления, а также лиц, причастных к совершению других преступлений, сообщения о наличии неизвестных следствию доказательствах[41]. Самой распространенной формой таких сделок является соглашение с прокуратурой. В обмен на признание лицом вины прокуратура снимает с него часть обвинений или переквалифицирует преступление с более тяжкого на менее тяжкое. Условия такой сделки обсуждаются обвиняемым и прокурором, а потом утверждаются судьей. Судья может отказать в утверждении сделки, но если он дает свое согласие, то также наряду с другими участниками соглашения обязан со своей стороны в рамках имеющихся полномочий исполнить ее условия. Другой формой сделки о со-

трудничестве является т.н. «превращение в свидетеля обвинения». В обмен на показания против соучастников подозреваемый получает «прокурорский иммунитет» - полное или частичное освобождение от ответственности. Сделка также заключается между обвиняемым и прокурором и должна быть одобрена судьей. После заключения сделки исполнение ее условий становится обязательным для всех ее участников. Тем не менее, если у прокурора появляются новые улики, на основе которых он может добиться вынесения обвинительного приговора, сделка может быть расторгнута, что на практике встречается очень редко[42] [43]. В целом, как правило, условия сделки обговариваются кулуарно, судья обычно не участвует в процессе переговоров о предмете и иных параметрах сделки и чаще всего отдает на откуп прокурору и обвиняемому вопрос о любых договоренностях, которые

46

помогут так или иначе разрешить дело .

Особенностью сделок является и момент их заключения: тот факт, что они могут быть заключены уже после осуждения лица. В этом случае осужденного стимулируют к заключению соглашения, обещая снизить наказание, назначенное ему по приговору суда.

Сделки в уголовном процессе США можно классифицировать и по другому критерию. В зависимости от обязательств, принимаемых стороной обвинения, существуют два типа сделок с правосудием.

Первый тип - сделки, связанные с изменением объема обвинения (charge bargaining). Зачастую они связаны с переквалификацией деяния на норму, предусматривающую ответственность за менее тяжкое преступление. Столь широкая свобода сторон в выборе условий соглашения возможна благодаря тому, что в США, в отличие от стран континентальной правовой семьи, сторона обвинения располагает абсолютной свободой распоряжения обвинением и, следовательно, вправе произвольно изменить квалификацию деяний при заключении соглаше

ния

Другим типом сделок являются сделки об определении точного размера и вида наказания либо об ограничении срока или размера наказания, назначение которого будет просить сторона обвинения, определенным интервалом, верхняя граница которого ниже, чем предусмотрено относительно-определенной уголовно-правовой санкцией (sentence bargaining). Такие сделки предполагают договоренность об определении вида наказания, об определении/ограничении срока или размера наказания, об определении/ограничении испытательного срока (срока пробации). Эти два вида сделок обозначены в Правиле 11 Федеральных правил уголовного судопроизводства в США[44] [45]. В исследовании американской федеральной практики назначения наказания, проведенном Женей Лончевой-Тернер, содержатся сведения о том, что при заключении сделки о признании вины средняя «льгота» приговора составляет 35 % (то есть приговор, постановленный после заключения сделки, предполагает наказание в среднем на 35 % меньше, чем приговор, вынесенный в результате полноценного судебного разбирательства), или 50 % для дел, в которых обвиняемый сотрудничает с обвинением[46].

Несмотря на приведенное разнообразие вариантов уголовно-процессуального компромисса, общей чертой, лежащей в основе указанных сделок, является их двусторонний взаимообязательный характер - и у стороны обвинения, и у обвиняемого в результате возникают обязательства, необходимые к выполнению. При этом предмет таких сделок очень широк, что подтверждается значительной дифференциацией форм сделок, отличающихся именно по критерию предмета. Это связано с тем, что у стороны обвинения имеется широкий арсенал средств, посредством которых она может предложить обвиняемому желаемое в обмен на признание вины либо на сотрудничество.

Другой важной особенностью таких сделок является свобода стороны обвинения в определении условий сделки. И это влияет на значительный масштаб распространения сделок. Несмотря на очевидные положительные последствия таких сделок (указанные ранее ускорение, удешевление рассмотрения и разрешения уголовных дел, а также способствование раскрытию других преступлений за счет полученной в рамках сделки информации и т.п.), у них имеются и некоторые крайние проявления, которые вызывают обеспокоенность у исследователей.

Так, авторами отмечается, что эта широта полномочий имеет крайние проявления, позволяя прокурорам при недостаточном количестве обвинительных доказательств (и соответственно, неопределенных перспективах рассмотрения дела в общем порядке) предлагать обвиняемым весьма выгодные условия заключения соглашения, от которых трудно отказаться. При этом суды связаны условиями соглашения - они могут их либо принять, либо не принять, полномочий по изменению условий соглашения у судей нет[47], и справедливость заключения и реализации подобной сделки сомнительна. Эта проблема повлекла попытки ограничить свободу усмотрения прокурора при заключении сделок в отдельных штатах[48] [49], которые, впрочем, не были успешны .

Проявлением свободы сторон в определении предмета сделки является то, что стороны в США обладают правом ее прекращения. Например, в случае если подсудимый отказывается сотрудничать в предложенном объеме либо намеренно предоставил ложные, вводящие в заблуждение или неполные сведения или показания либо совершил (пытался совершить) другие преступления либо иным способом нарушил какое-либо положение договора о сотрудничестве, прокуратура освобождается от взятых на себя обязательств по данному договору, включая обязательство не возражать против назначения судом скорректированного, пониженного наказания ввиду признания подсудимым своей вины. Данное положение о своеобразной ответственности за неисполнение обязательств включается в текст договора о сотрудничестве. Более того, ложные показания подсудимого являются отягчающим вину обстоятельством, и он может быть привлечен к уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний . Представляется, что указанные негативные последствия, связанные с неисполнением одной из сторон сделки ее условий, являются аналогом последствий неисполнения или ненадлежащего исполнения условий договора в частном праве. В российском законодательстве также имеются подобные нормы. Согласно ст. 317.8 УПК РФ если лицом, заключившим досудебное соглашение о сотрудничестве, были умышленно предоставлены ложные сведения или сокрыта от следствия какая-либо иная существенная информация, приговор подлежит пересмотру; если данный факт будет обнаружен на этапе предварительного расследования, то соглашение подлежит изменению или расторжению (ч. 5 ст. 317.4 УПК РФ).

Аналогичные нормы-санкции имеются и в уголовном законодательстве: в ст. 63.1 УК РФ отмечено, если лицом, заключившим досудебное соглашение о сотрудничестве, были предоставлены ложные сведения или сокрыты от следователя либо прокурора какие-либо иные существенные обстоятельства совершения преступления, суд назначает ему наказание в общем порядке без применения положений ч. 2, 3, 4 ст. 62 УК РФ, касающихся срока и размера наказания, и ст. 64 УК РФ. При этом если невозможность применения положений ст. 62 УК РФ обусловлена фактическим расторжением соглашения, то неприменение ст. 64 УК РФ (назначение более мягкого наказания, чем предусмотрено за преступление) фактически не имеет никакого отношения к заключению соглашения о сотрудничества. Кроме того, не исполнив в полной мере обязательств по соглашению, лицо, тем не менее, могло представить какие-то ценные для следствия сведения, которые могут быть квалифицированы как активное содействие участника группового преступления раскрытию этого преступления, наряду с наличием других исключительных обстоятельств, позволивших применить при назначении наказания ст. 64 УК РФ. Однако законодатель посчитал необходимым таким образом «пока- [50] рать» обвиняемого за неисполнение условий соглашения. Вместе с тем, никаких подобных последствий в отношении стороны обвинения законодательством не предусмотрено.

В отношении иных стран англо-американской правовой системы, отметим, что их опыт заключения соглашений о сотрудничестве заимствован из США и воспринят в гораздо более усеченном и специфичном виде. Притом такое заимствование происходило достаточно длительное время, поэтому срок существования рассматриваемого института в этих государствах пока невелик.

В Англии цель уголовно-процессуальной деятельности во многом обусловливает особенности применения компромиссных процедур (в том числе сделок). Аналогично здесь не получила признания трактовка уголовного судопроизводства как деятельности, направленной на беспристрастное исследование обстоятельств дела в целях установления объективной истины и ведущейся безличной волей закона в интересах общества (государства), вне зависимости от волеизъявления сторон. По английской теоретической модели уголовного процесса уголовное дело - это спор между равноправными сторонами. Соответственно обвинение обязано доказать вину обвиняемого только, когда он ее отрицает, то есть когда между сторонами есть спор. Если обвиняемый вину признает, то это освобождает обвинение от бремени доказывания, что может служить процессуальной предпосылкой для назначения наказания без анализа собранных доказательств, а равно заключения между сторонами различных сделок и соглашений[51]. Таким образом, в странах Британского Содружества признание вины (guilty plea), как и в США, традиционно считалось отказом от спора и основанием для упрощения процесса, однако здесь такой отказ ранее не связывался с каким-либо соглашением сторон.

Что касается именно сделок (plea bargaining), то в практике английского судопроизводства к ним относятся весьма осторожно. Их использование крайне ограничено: из стран англо-американского типа, помимо США, они имеются лишь в отдельных частях Великобритании (Англии и Уэльсе) и в одном из штатов Австралии - штате Виктория, причем применяемые здесь конструкции имеют определенные различия с американской сделкой[52]. Этот факт связан со следующими причинами.

В Великобритании в 1998 г. был принят Закон Соединенного королевства о правах человека. Как полагают английские ученые и практики, идея торга обвинением противоречит статье 8 данного закона, посвященной праву каждого на справедливое судебное разбирательство. И поэтому количество соглашений с обвиняемыми незначительно. При этом исследователями также отмечается, что соглашения о признании вины в Англии, Уэльсе и австралийском штате Виктория являются вынужденным для обвинения шагом, применяемым, как правило, при недостаточности улик. Сделка здесь допускается только для того, чтобы обвинитель и защита договорились о признании обвиняемым вины по каким-либо составам преступлений, с тем, чтобы обвинитель просто не предъявлял обвинения еще в совершении каких-либо преступлений либо эпизодов. При этом участие суда в обсуждении условий сделки не допускается, поскольку это не соответствует высокой роли суда и может грозить падением его авторитета как независимого органа правосудия[53] [54] [55]. Суды на данных территориях оставляют за собой право принимать решение относительно меры наказания, поэтому сделки по поводу меры наказания здесь также не допускаются . В отличие от позиции Верховного суда США по делу Бреди о расширении границ добровольного заявления о признании вины и заключении сделки, позиция Апелляционного суда Англии прямо противоположна: если обвиняемый признал вину, предварительно выяснив у судьи свое конкретное возможное наказание, то такое признание должно рассматриваться как вынужденное (недобровольное) и соответственно ничтожное (решение Апелляционного суда по делу Тернера 1970 г.). В отличие от сделки относительно квалификации преступления: сделки здесь заключаются в случае признания вины обвиняемым в обмен на отказ от обвинения в какой-либо части либо его смягчения[56]. Таким образом, английский пример показывает более консервативное отношение к сформированным правовым традициям, трудность адаптации нового компромиссного института в указанных условиях, который, тем не менее, существует в форме сделки относительно обвинения (которая носит компромиссный взаимный характер) и пока находится на пути становления.

Рассмотрим теперь некоторые вопросы имплементации института уголовнопроцессуальной сделки в континентальную правовую систему. Практика применения соответствующими государствами сделки очень мала и по времени, и по масштабам применения (особенно это касается соглашения, предметом которого является сотрудничество с обвиняемым; сделка именно о признании вины получила большую популярность в Европе). Поэтому, учитывая разность англоамериканского и европейского уголовного процесса, представляется важным сопоставить состязательную (имеющую место в англо-американских государствах) и следственную или смешанную (свойственные континентальным странам) модели уголовного процесса на предмет возможности для сторон достижения компромисса, в том числе в форме заключения соглашения. По мнению отдельных исследователей, сделка именно как соглашение сторон возможна только в состязательном процессе, где есть две равноправные стороны, которые не только могут предрешить судьбу вопроса наказания за инкриминируемое деяние, но и пересмотреть доказательственную базу того или иного обвинения. Для состязательного процесса в наиболее общем виде характерны функция стороны обвинения по доказыванию факта преступления и совершения его подсудимым и функция защиты - не позволить обвинению доказать указанные обстоятельства. Следственный же процесс выводит на первый план суд, который занимается установлением фактических обстоятельств дела, что предполагает при этом второстепенную роль сторон.

Вопрос об имплементации англо-американского института сделки в уголовно-процессуальное законодательство стран с континентальной правовой традицией неразрывно связан с произошедшими в европейских странах существенными изменениями процессуального законодательства, которые позволили предоставить сторонам обвинения и защиты возможность вести диалог в формате сделки. При этом рецепция сделки некоторыми европейскими странами не нарушила основных принципов, сложившихся в процессуальной правовой культуре стран на континенте. Крайне важно было учитывать, что любое несовпадение частных принципов и основ на уровне одного института привело бы к ломке всей правовой системы, отражающей традиционные постулаты отправления правосудия. В результате каждое из государств континентальной правовой традиции восприняло лишь те элементы рассматриваемого правового института, которые не противоречили сути сложившихся в этих государствах социальных связей [57]. Таким образом, страны Европы в отличие от США демонстрируют значительно более сдержанный подход к plea bargaining.

Возможность применения соглашений о признании вины в Европе зависит от того, превышает ли требуемое обвинителем наказание определенный законом размер или ставится в зависимость непосредственно от срока лишения свободы[58]. Это связано с очевидным различием моделей уголовного судопроизводства в указанных правовых системах: странам континентальной Европы свойственен следственный либо смешанный тип судопроизводства, сочетающий следственную форму предварительного расследования и состязательное судебное разбирательство.

В странах с континентальной системой права заключать сделки более сложно, чем в странах с англосаксонской системой. Помимо указанных выше причин, это связано с тем, что в отличие от системы общего права континентальные страны имеют другое отношение к признанию вины. Если обвиняемый признается, его признание вносится в дело, но обвинитель не освобождается об обязанности полностью расследовать дело. Признание вины - лишь одно из доказательств, исследуемое наряду с остальными. Суд может вынести решение о невиновности подсудимого, даже если он полностью признал вину. Также в отличие от системы общего права обвинители в странах континентального права имеют ограниченные полномочия либо не имеют никаких полномочий исключать из квалификации деяния какие-либо эпизоды обвинения или смягчать их до того, как дело было передано в суд, что сводит на нет возможность сделки исходя из ее американского понимания.

Что касается сделок о сотрудничестве, то в странах континентальной Европы они носят иной характер, нежели в США. Так, сотрудничество обвиняемого в данном случае является по сути своей смягчающим наказание обстоятельством и может повлечь для него лишь назначение более мягкого либо меньшего по сроку (размеру) наказание. Причем смягчение наказания - не обязательство стороны обвинения, заключающей соглашение, а норма закона, которая по тем или иным причинам применяется либо не применяется судом. Очевидно, что здесь договорная природа института не усматривается.

Рассмотрим эти и другие особенности в конкретных государствах. В качестве наиболее ярких представителей континента, на примере которых возможно рассмотреть всю палитру вариантов адаптации сделок в европейских странах, как правило, исследуют опыт ФРГ, Франции, Италии, Испании[59]. На основании указанных, а также многих иных различий в правовых традициях кардинально менялся опыт применения сделки в уголовном процессе этих государств. Нашей задачей является исследование генезиса института и на основе этого - осознание природы его существа в российском уголовном процессе.

По аналогии с правовыми системами США и Англии в первую очередь определимся с целью судебной деятельности во Франции. В данном случае суд обязан установить истину по делу независимо от инициативы сторон и соответственно вправе самостоятельно осуществлять доказывание[60]. Данный факт однозначно свидетельствует, что англо-американский формат сделки, ведущими признаками которой являются взаимообязательный характер условий заключенного договора и широта его предмета, во Франции неприемлем и противоречит ее правовым основам.

Введение даже ограниченной формы сделки во Франции по сей день вызывает споры. Так, Законом от 23 июня 1999 г. был введен институт назначения уголовно-процессуального штрафа по соглашению (composition penale). По отдельным делам прокурор при признании обвиняемым своей вины вправе до возбуждения уголовного преследования предложить лицу выплатить штраф, выполнить общественные работы и т.п., а также возместить потерпевшему вред. Если лицо соглашается с предложением, материалы дела передаются в суд для утверждения соглашения между этим лицом и прокурором[61]. Однако в таком соглашении усматриваются принципиальные отличия и от англо-американских институтов, и от соглашения о сотрудничестве в России: решением суда вина лица в совершении преступления не устанавливается и обвинительный (или какой-либо другой) приговор не выносится[62]. Таким образом, указанное взаимодействие сторон является, несомненно, компромиссным, но далеким от рассматриваемой уголовнопроцессуальной сделки.

Механизм же сделки был введен лишь в 2004 г. в ограниченном виде. В данной системе обвинитель мог предложить подозреваемым по нетяжким преступлениям (наказание по которым не превышает 5 лет тюремного заключения согласно ст. 495.7 УПК Франции[63]) заключить сделку, условиями которой являются признание вины лицом и назначение наказания, не превышающее одного года тюремного заключения и не более срока, который подсудимый мог бы получить (ст. 495.8 УПК Франции); если сделка принимается, ее должен утвердить суд. Однако суд в данном случае не связан позицией сторон, он может проявлять активность и осуществлять любые действия, которые посчитает необходимыми[64], что обусловлено особенностями смешанного типа уголовного судопроизводства. Однако, этот институт не нашел поддержки у правоприменителей. Противники идеи заключения сделки полагают, что введение системы сделок с обвинением в полном объеме нанесет существенный вред правам защиты, нарушит конституционный принцип презумпции невиновности, права подозреваемых на содержание под стражей в полиции и права на справедливый суд. Некоторые эксперты также высказывали мнение, что сделки предоставят слишком много власти стороне обвинения и будут провоцировать обвиняемых на принятие приговора лишь ради того, чтобы избежать рисков более серьезного наказания, даже если они этого не заслуживают. В результате во Франции только незначительное количество дел разрешается путем заключения такой сделки[65]. В целом французская модель сделки находится в пограничном положении между депенализацией деяния и примером англосаксонского опыта. При этом возникает вопрос о применимость понятия «сделки» к подобной процедуре в связи с отсутствием свободы сторон в достижении компромисса, которая во многом схожа с применением обстоятельств, смягчающими наказание.