Как известно, институт досудебного соглашения о сотрудничестве появился в российском уголовном процессе впервые в 2009 году и в прошлом его аналогов не существовало. Однако в исторической ретроспективе можно проследить ход возникновения и развития различных компромиссных форм осуществления уголовного судопроизводства, в той или иной степени способствовавших развитию диспозитивных начал в уголовном процессе, ставших основой для появления возможности оформления договоренностей между сторонами защиты и обвинения в виде соглашения.

Среди прочих особое внимание уделим различным вариантам упрощения уголовно-процессуальной формы, имевшим место в российской истории, которые также представляют собой определенный компромисс между интересами лица, подвергающегося уголовному преследованию, и государства. Их органическую связь с рассматриваемым соглашением подчеркнул действующий УПК РФ, который в гл. 40.1 неразрывно связал институты досудебного соглашения о сотрудничества и особого (упрощенного) порядка судебного разбирательства. Напомним, зарубежная практика также признает их близкими явлениями: так, в США соглашения о сотрудничестве и соглашения о признании вины, ведущие к сокращению судопроизводства и облегченным уголовно-правовым последствиям для подсудимого (отдаленный аналог особого порядка судебного разбирательства), являются понятиями одного уровня и принадлежат к единой категории сделок, что подчеркивает их сходную компромиссную природу.

Указанные обстоятельства позволяют нам при рассмотрении исторического пути российского уголовного процесса, приведшего к введению в российское законодательство соглашения о сотрудничества, затронуть и упрощенные производства. Таким образом, предметом исследования в настоящем параграфе являются компромиссные институты, существовавшие в российском уголовном процессе в тот или иной период времени, которые в конечном итоге создали почву и обусловили возникновение предпосылок для внедрения досудебного соглашения о сотрудничестве.

Исследователи основного источника российского древнего права — Русской Правды - отмечают, что обвинительная (состязательная) форма процесса в русском праве была древнейшей, берущей свое начало еще от первобытнообщинного строя и особенно от предшествовавшего появлению государства периода военной демократии. Расследования дела до суда не было. Процесс вели сами стороны, они собирали и представляли доказательства, на основании которых и решалось дело. Соответственно дело могло быть начато только по жалобе потерпевшего, его семьи или рода. Производство состояло из ряда обязательных формальных действий. Доказательства носили характер формальных подтверждений основательности предъявленного суду требования. Ответственность в этом ординарном порядке разбирательства, называвшемся судом, сводилась к денежным платежам в пользу потерпевшего . Именно эти особенности построения уголовного процесса в Древней Руси позволили в них органично существовать определенным упрощенным и договорным формам разрешения конфликта. На это обращает внимание, в частности, К.Б. Калиновский[1] [2] [3] [4]. Так, в Русской Правде велась речь о возможности сокращенного процесса при условии признания вины, поскольку смысл в полноценном судебном разбирательстве в данном случае утрачивается . И, напротив, в случае «запирательства» обвиняемого (нежелания признавать вину) Краткая редакция Русской Правды требовала предоставления свидетелей (ст.

оо

15) , т.е. исследования доказательств.

Кроме того, в Русской Правде были заложены договорные начала индивидуализации наказания, которые основывались на учете поведения виновного и мнения потерпевшего (заглаживание причиненного вреда, примирения с потерпевшим), поскольку вплоть до XVII в. преступление оценивалось с точки зрения «обиды», причиненной последнему[5] [6].

Однако в княжеский период возникает и постепенно развивается иной экстраординарный порядок судопроизводства (сыск), прежде всего, в политических делах. Главной характеристикой такого порядка была пытка, по результатам которой и решалось дело. Соответственно гласность и устность «суда» в сыске сменяется негласностью и письменностью; высший орган - разбойный приказ - решал дела исключительно по письменным материалам.[7] Основными чертами данного процесса было отсутствие сторон и активность суда, который доискивался правды путем допросов и очных ставок. Собственное признание становится основным доказательством вины обвиняемого[8] [9]. Указанные особенности являются свидетельством начатой дифференциации уголовно-процессуальной деятельности в зависимости от характера объекта преступления, обусловливающего значимость общественных отношений, нарушенных совершенным деянием.

Судебник 1497 г. в ст.ст. 4, 5, 53 и Судебник 1550 г. в ст. 31 в качестве компромиссных процедур допускали возможность мирного разрешения уголовноправового конфликта после обращения в суд. Признание лицом своей вины в совершении преступления освобождало истца от дальнейшего расследования, и виновный, будучи предъявлен судье, прямо подвергался наказанию. Кроме того, согласно Судебнику 1497 г. примирение сторон допускалось в любой стадии процесса, даже перед началом поединка. В последующем в ст.ст. 9, 10 Судебника 1550 г. была предусмотрена возможность сторонам примириться как до прибытия на место поединка, так и в процессе судебного разбирательства. Стороны могли примириться и сразу после подачи челобитной в суд (ст. 31). В то же время согласно Уставной (указной) книге Разбойного приказа (избы) приговором о губных делах от 22 августа 1556 г. запрещалось примирение в разбойных делах (ст. 17), что говорит об усилении государством принципа публичности по наиболее важ-

94

ным для него делам и ограничении распространения в таких случаях диспозитивных начал, позволяющих применять различного рода компромиссные институты. Указанные институты представляют собой компромиссную форму разрешения конфликта и в этой связи важны для настоящего исследования, как отражающие исторический путь развития компромисса в уголовном процессе.

Следующим значимым источником российского права было Соборное уложение 1649 г. В нем содержались нормы о том, что в делах, рассматривавшихся обвинительным порядком, «признание считалось полным доказательством, и потому с ответчика, учинившего признание не во всем иске, взыскивалось то, в чем признался»[10] [11] [12]. Интересным представляется особый статус признания вины в производстве по уголовным делам в форме розыска. Согласно положениям Соборного уложения 1649 г. в розыскном процессе признание обвиняемого под пыткой относилось к категории доказательств, обладающих полной силой. В отношении ведомых лихих людей обычным наказанием была смертная казнь, однако при отсутствии признания обвиняемого и при противоречивости иных доказательств наказание смягчалось (осужденный заключался в тюрьму пожизненно)[13]. В целом данные факторы являются отражением существовавшего в то время усиления, а впоследствии и преобладанием розыскного начала в уголовном процессе; участие в качестве обвинителей частных лиц устраняется; дело двигается без деятельного участия потерпевшего в установленном законом порядке; примирение в большинстве случаев запрещается; будучи разрешенным по очень узкому кругу дел, примирение играет роль обстоятельства, влекущего освобождение от наказания или смягчающего его. Однако, несмотря на это, сделанное перед судьей признание вины при его полноте, безоговорочности и добровольности влекло прекращение судебного следствия (ст.ст. 41, 101 Соборного Уложения 1649 г. , Артикул воинский 1715 г. , Краткое изображение процессов или судебных тяжеб 1716 г.).

Точкой отсчета развития института досудебного соглашения о сотрудничестве, по мнению С.С. Клюшникова, следует считать ст.96 Артикула Воинского 1715 г., где впервые появилось указание на явку с повинной, как обстоятельство, смягчающее наказание[14] [15] [16]. Однако, как представляется, эта поощрительная по своей сути норма является одной из многих, наряду с ранее указанными примирением сторон и упрощением уголовного судопроизводства, которые по своей компромиссной природе имеют определенное сходство с досудебным соглашением о сотрудничестве и между собой, но, тем не менее, вести речь об их близости к соглашению о сотрудничестве и «рождении» в них аналога такого соглашения не приходится.

В дальнейшем признание обвиняемого получило более подробную регламентацию в Кратком изображении процессов или судебных тяжеб. В нем, в частности, устанавливалось, что «собственное признание есть лучшее свидетельство всего света». Но признание должно было быть вольным, «и в суде пред судьею учинено, ибо вне суда учиненное признание не имеет за действительное признано быть». Признававшийся должен был изложить такие обстоятельства, которые были бы достоверны и не подлежали сомнению. Далее законодатель рекомендовал при получении признания вины и подтверждении «пристойности» этого признания в соответствии с вышеуказанными требованиями не производить дальнейшего рассмотрения дела и «приговор учинить»[17]. Таким образом, указанная норма представляет собой прообраз современного особого порядка судопроизводства, предполагающего упрощение судопроизводства в обмен на признание лицом своей вины.

После Петра I длительное время в русском уголовном процессе заметных изменений не было. Процесс был инквизиционным, без гласности и устного судоговорения, с широким применением пыток. В следственных комиссиях, в обычных и чрезвычайных судах чиновники, считавшие своей главной задачей угодить своему непосредственному и более высокому начальству, осуществляли правосудие в канцеляриях, стремясь жестокими наказаниями искоренить «крамолу и непокорство». Сохранялось ставшее традиционным смешение административных и судебных функций. К тому же в большинстве случаев они действительно совмещали исполнение административных и судебных функций, что приводило к массовому внедрению в уголовный процесс административных методов. Общими и для суда, и для администрации того времени были злоупотребления[18] [19]. В таких условиях в этот период времени какого-либо «диалога» между обвинением и обвиняемым не могло быть, поощрения постпреступного поведения лица отсутствовали и какие-либо компромиссные формы отправления правосудия не были распространены.

Значительный вклад в формирование института досудебного соглашения о сотрудничестве был сделан после принятия Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., в котором впервые к смягчающим обстоятельствам были отнесены «признание вины» и «выдача сообщников преступления» (ч. 3 ст. 157 Уложения) . Согласимся, что поощрение предоставления сведений о соучастниках действительно является формой сотрудничества обвиняемого и государства, которое в обмен за предоставляемые сведения обеспечивает смягчение назначаемого наказания. По существу такая форма взаимодействия представляет собой прообраз соглашения о сотрудничестве. Однако признаков сделки эта форма не содержала: обязанностью следствия было установление истины по делу, которое исключало возможность какого-либо «торга» с целью получения большей информации от обвиняемого, т.е. предоставления уступок, помимо возможного смягчения наказания.

На необходимость установления истины по делу обращал внимание И.Я. Фойницкий, который отмечал, что важнейшее место среди доказательств занимало признание обвиняемого; при этом закон запрещал чинить пристрастные допросы, истязания и мучения, но предписывал «стараться обнаружить истину через

тщательный расспрос и внимательное наблюдение, и соображение слов и дей- 103

ствий подсудимого» .

Процедуру, весьма определенно напоминающую современный особый порядок судебного разбирательства, предусматривал Свод законов Российской империи 1832 г.: согласно ст.ст. 1181 и 1182 т. XV Свода законов признание подсудимого «почитается» совершенным доказательством и не требует других доказательств, а судья «не может опасаться учинить по делу приговор», если признание совершено добровольно, «в судебном месте пред судьею», «совершенно сходно с происшедшим действием», «о достоверности и истине оного сомневаться невоз- можно»[20] [21]. Каких-либо иных согласительных процедур Свод законов не предусматривал.

В 1864 г. была проведена судебная реформа, результатом которой стало создание Устава уголовного судопроизводства Российской империи. В результате появился новый институт мировых судей, позволивший существенно ускорить и упростить процесс. Власть обвинительная принадлежала главным образом прокурорам, а также частным лицам, полицейским, административным властям по «делам, подведомственным мировым судебным установлениям» (ст. 3 Устава), и только частным лицам по делам, возбуждаемым «вследствие жалобы потерпевше
го», которые «дозволяется прекращать примирением» (ст.5 Устава) [22] [23].Так, при рассмотрении дел, которые могли быть начаты лишь по жалобе потерпевшего, согласительно-примирительная процедура проявлялась в попытке склонить стороны к примирению. Если примирение не достигалось или наказание превышало установленные пределы, то дело передавалось в окружной суд. Согласно ст. 104 Устава уголовного судопроизводства «в делах, которые дозволяется прекращать примирением, судья ограничивается рассмотрением тех только доказательств, которые сторонами представлены или указаны». Исходя из этого, можно заключить, что в Уставе уголовного судопроизводства существовали альтернативы уголовному преследованию, содержащие определённые черты договорных отношений. При рассмотрении дела в общем порядке в соответствии с Уставом уголовного судопроизводства подсудимому, признавшему свою вину, никаких гарантий и уступок при назначении наказания не предоставлялось.

Нормы Устава 1864 г., предусматривающие упрощенную форму уголовного судопроизводства, были весьма распространены. Об этом свидетельствуют данные, полученные в ходе исследования, проводимого М.В. Духовским. Он констатирует, что в 1887 г. в Российской империи было 39000 подсудимых, из которых 14000 признали свою вину и их дела были рассмотрены по сокращенной форме судопроизводства Средний же показатель количества обвиняемых, признавших свою вину, в тот период колебался в районе 35% от общего числа подсудимых. Все это свидетельствовало об эффективности института упрощенного судопроизводства и его значении для эффективной работы судебно-следственных орга-

нов

Крупные достоинства судебных уставов по содержанию введенных ими новых процессуальных норм неоспоримы. Гласность суда устранила влияние канцелярии и взяточничество; состязательность повела к развитию энергической деятельности сторон в процессе; устранение формальной теории доказательств оградило общественную безопасность от наиболее опасных преступников; ограниче
ние судебного разбирательства по существу двумя инстанциями, а в некоторых случаях - даже одной, значительно ускорило ход уголовных дел; отделение судебной власти от административной поставило судебную деятельность на высоту,

107

какой она никогда прежде не достигало .

Устав также определял, что судебный следователь и суд обязаны принять все меры, необходимые для установления истины, т.е. уголовный процесс построен на принципе материальной истины, хотя в качестве принципа либо цели уголовно-процессуальной деятельности он обозначен не был. Об истине велась речь, например, согласно ст. 613 Устава председатель суда направляет ход дела «к тому порядку, который наиболее способствует к раскрытию истины» [24] [25]. И указанный принцип однозначно утверждался в доктрине того времени. Его наличие определенно обусловливало невозможность заключения каких-либо сделок с лицом, подвергаемым уголовному преследованию, предполагающих

Кроме того, в Уставе был установлен аналог института особого порядка судебного разбирательства (гл. 40 УПК РФ): при признании вины, не возбуждающем «никакого сомнения», суд был вправе сразу перейти к судебным прениям (ст.681) без исследования доказательств. Однако судьи, присяжные, прокурор и участвующие в деле лица могут потребовать, несмотря на сделанное подсудимым признание, судебного исследования, и в таком случае суд приступает к рассмотрению и проверке доказательств. Судебное следствие должно осуществляться в таком порядке, который наиболее способствует раскрытию истины (ст. 613 Устава). Ст. 751 Устава устанавливала, что при постановлении приговора основанием вопросов по существу дела должны служить не только выводы обвинительного акта, но также судебное следствие и заключительные прения, развивающие, дополняющие или изменяющие эти выводы. Судьи и присяжные заседатели должны определять вину или невиновность подсудимого по внутреннему своему убеждению, основанному на обсуждении в совокупности всех обстоятельств дела (ст. ст. 766 и 804 Устава)[26].

Основываясь на этих положениях Устава уголовного судопроизводства, большинство дореволюционных ученых и судебных деятелей считали недопустимым ограничение доказывания виновности лица исключительно «признательными» показаниями обвиняемого и указывали, что целью уголовно-процессуального доказывания является установление объективной истины.[27]

Суд был очень активен. Суд, рассматривавший дело по существу, обладал процессуальными инструментами по восполнению пробелов доказательственной базы (ст. 634 Устава) и изменению пределов судебного разбирательства (ст. 751753 Устава). Если предъявленное подсудимому обвинение не подтверждалось судебным следствием, прокурор был обязан «заявить о том суду по совести». Но это заявление не было отказом от обвинения, т.к. право распоряжения обвинением признавалось принадлежащим судебной власти. Прокурор мог отказаться только от поддержания обвинения. Таким образом, ввиду такого высокого контроля судом за ходом судебного разбирательства имеются основания для утверждения о наличии следственного начала в деятельности суда.[28] В этой связи, несмотря на огромное значение судебной реформы в области защиты прав и интересов лиц, подвергавшихся уголовному преследованию, развития состязательных начал уголовного судопроизводства, дополнительные условия для повышения качества сотрудничества обвиняемого и следствия созданы не были, и уровень развития компромиссных процедур остался на прежнем уровне.

Сразу после принятия Судебных Уставов началось их «исправление» в сторону все большего восстановления розыскных (инквизиционных) порядков, соответствовавших деспотической (бюрократической) системе власти, в частности, связанных с приостановлением назначения несменяемых судебных следователей и их подчинением прокуратуре, устранена независимость суда и судейская несменяемость, наделены снова судебной властью административные органы. Указанные и другие меры, особенно судебно-административная реформа 1889 года, проведенная под лозунгом замены правосудия крепкой властью, решительным образом подвинули предусмотренную Судебными Уставами 1864 года смешанную форму уголовного процесса к прежней розыскной (инквизиционной) форме, которая сохранялась в Российской империи вплоть до свержения царского самодержавия в феврале 1917 года.

С первых дней существования Советского государства в руководящих документах и уголовно-правовой литературе тиражировалось идеологический тезис о «бескомпромиссности» борьбы с преступностью.[29] [30] Таким образом, в данный период наблюдался очевидный обусловленный причинами политического характера регресс в развитии компромиссных институтов.

Г оворя о дореволюционном процессуальном законодательстве, необходимо отметить, что Декрет о суде № 2 в основном сохранил положение, о том, что судопроизводство ведется по судебным уставам 1864 г., поскольку таковые не отменены декретами ЦИК Советов и Совета Народных Комиссаров и не противоречат правосознанию трудящихся классов. Законодательным актом, определявшим как организацию, так и уголовный процесс в народных судах, являлось Положение о народном суде Российской Социалистической Федеративной Советской Республики от 30 ноября 1918 г. Основные процессуальные нормы этого закона сводились к следующему. При рассмотрении дел суд не стеснен формальными доказательствами, и от него зависит, допустить ли те или иные доказательства, исходя из обстоятельства дела (ст. 24). Процесс — состязательный, на суде допускается широкое участие обвинения и защиты. Предварительное следствие ведется коллегиально следственной комиссией. Защитники допускаются как в судебном заседании, так и на предварительном следствии, хотя их участие по постановлению следственной комиссии может быть ограничено, если этого требуют

интересы раскрытия истины (ст. 34)[31].

В конце 20-х годов в теории и практике уголовного процесса получили некоторое распространение, по мнению М.С. Строговича, упрощенческие взгляды на процессуальные формы, преуменьшение их значения, трактовка их как внешних стеснительных формальностей. Отсюда появилось стремление к максимальному упрощению процессуальных форм, нашедшее свое выражение в ряде ведомственных актов (по линии Народного комиссариата юстиции РСФСР). Влияние упрощенчества в некоторой мере сказалось и на уголовно-процессуальном законодательстве. Постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 20 октября 1920 г. № 15 был расширен круг дел, по которым дознание могло заменять предварительное следствие. Закон упразднил распорядительные заседания как обязательную форму предания суду, и полномочия предавать обвиняемых суду были возложены на прокуратуру: прокурор, утверждая обвинительное заключение следователя, тем самым предавал обвиняемого суду[32]. Таким образом, в данный период времени имела место тенденция к упрощению процессуальной формы, однако проявлений компромисса, основанного на взаимовыгодном сотрудничестве сторон, не наблюдалось.

Аналогичным образом в последующем положения об упрощенной форме уголовного судопроизводства были закреплены в ст. 286 Уголовнопроцессуального кодекса РСФСР 1922 г. ст. 282 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР 1923 г. Согласно данным нормам, если подсудимый согласился с обстоятельствами, изложенными в обвинительном заключении и дал показания, суд может не производить дальнейшее судебное следствие и перейти к прениям сторон; однако в случае требования кого-либо из судей или сторон суд обязан произвести судебное следствие, несмотря на наличие признания подсудимого[33]. В ст. 319 указывалось, что суд основывает свой приговор исключительно на имеющихся в деле данных, рассмотренных в судебном заседании; оценка имеющихся в деле доказательств производится судьями по их внутреннему убеждению, основанному на рассмотрении всех обстоятельств дела в их совокупности. Кроме того, УПК РСФСР 1922 г. (ст.4) и 1923 г. (ст.10) устанавливал возможность прекращения дела, возбуждаемого не иначе как по жалобе потерпевшего, за примирением обвиняемого с потерпевшим до вступления приговора в законную силу .

В этот период одновременно с упрощением уголовно-процессуальной формы шли иные процессы, оказывавшие непосредственное влияние на ход развития и изменения уголовно-процессуальной политики, связанные с изменением статуса следователей. Следователь, по выражению А.В. Смирнова, из представителя судебной власти, из «маленького судьи» превратился в «маленького прокурора» . За это на IV и V съездах деятелей советской юстиции (1922, 1924 гг.) особенно активно выступал прокурор Верховного Суда СССР А.Я. Вышинский. Он предлагал отказаться от существовавшей ранее точки зрения на предварительное следствие как на судебную деятельность и рассматривать ее как деятельность, однопорядковую с дознанием.

Впоследствии такой шаг был сделан в постановлении объединенного заседания коллегий наркоматов Рабоче-крестьянской инспекции (РКИ) СССР и РКИ РСФСР от 10 сентября 1927 г. о полной передаче народных следователей в подчинение прокуратуры и превращение их в «местных агентов прокурорского надзора»[34] [35] [36]. Таким образом, в начале 30-х годов вместо суда приоритетным органом стало централизованное следствие. Главной обязанностью суда стало не самостоятельное исследование предъявленного лицу обвинения, а лишь определение размера наказания.

Вместе с тем правоприменительная практика 1930 - начала 1950-х гг. в некоторых случаях придавала особое значение признательным показаниям обвиняемого и допускала постановление обвинительных приговоров на основе предположения о виновности подсудимого. В значительной степени такая практика основывалась на положениях, которые высказывал А.Я. Вышинский. Его взгляды о приоритетном значении признания обвиняемого (распространившиеся не только на указанные им дела) и о достаточности не достоверного, а лишь предположительного вывода о виновности обвиняемого в приговоре хотя и не получили широкого распространения в российской правовой науке (они лишь активно не поддерживались либо обходились в силу особого статуса их автора), при осуществлении следственной и судебной деятельности оправдывали беззаконие и произвол, имевший место в практике правоохранительных органов в 1930 - начале 1950-х гг. Теория А.Я. Вышинского о «буржуазных» и вредных для социалистического уголовного процесса принципах состязательности и равенства сторон, о якобы необходимой «гибкости» закона, формальные установления которого вступают в противоречие с задачами борьбы с «врагами народа», была повсеместно воспринята правоприменительной практикой. Особый политический вред принесло внедрение в судебную практику тезиса о решающем доказательственном значении признания обвиняемым своей вины, прямо конфликтовавшим с презумпцией невиновности. Обосновывая положение о том, что суд лишен возможности установить объективную истину, поскольку не может использовать практику как критерий истины, А.Я. Вышинский утверждал, что для осуждения достаточно «максимальной вероятности фактов», представленных обвинением .

В период 1918- 1960 гг. имело место значительное торможение процесса развития компромиссных уголовно-процессуальных институтов. Советское законодательство вопреки ранее сложившейся традиции применения поощрительных норм позитивное посткриминальное поведение виновного (явка с повинной, добровольный отказ) учитывало крайне редко. Общая часть УК РСФСР 1960 г. (ст. 38) в качестве обстоятельств, смягчающих ответственность, предусматривала только явку с повинной, чистосердечное раскаяние и добровольное возмещение [37] [38] [39] виновным нанесенного ущерба. В Особенной части УК РСФСР содержались три статьи, в соответствии с которыми виновного освобождали от уголовной ответственности при его добровольной явке с повинной (ст. 174, 218) или деятельном раскаянии (ст.2133). Ни о каком договоре с преступником о снижении и, тем более, освобождении от наказания речи быть не могло, поскольку в советский период доминировала концепция публичного характера уголовно-правовых отноше-

Разработка и принятие Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик (1958), согласно которым были разработаны уголовнопроцессуальные кодексы республик, стали важным этапом в развитии советского уголовного процесса. Существенные изменения были внесены в определение порядка судопроизводства на различных стадиях процесса.

Основы закрепили правило о равенстве прав участников судебного разбирательства; вводилось положение о пределах судебного разбирательства и пределах обвинения в суде; к приговору были предъявлены важнейшие требования законности и обоснованности; впервые в общесоюзном законодательстве суду предписывалось мотивировать все приговоры; повышались требования к суду по обоснованию обвинительного приговора; вместо известного прежнему законодательству основания оправдания «за недостаточностью улик» введено основание — «недоказанность участия в совершении преступления». В УПК РСФСР 1960 г. получили правовую регламентацию нормы, предусматривающие так называемые согласительно-примирительные процедуры, которые зачастую взаимосвязаны с процедурами упрощенного характера (например, прекращение уголовного дела в связи с примирением с потерпевшим (ст. 9), деятельным раскаянием (ст. 7).

Весьма примечательной упрощенной процедурой рассмотрения дела была предусмотренная гл. 34 УПК протокольная форма досудебной подготовки материалов, которая предполагала упрощенный формат рассмотрения дел об отдель- [40] [41]

ных преступлениях в ст. 414 УПК, когда органы дознания в десятидневный срок устанавливают обстоятельства совершенного преступления и составляют протокол, который служит основанием будущего обвинения и в ускоренном порядке с санкции прокурора направляется в суд. Указанная процедура служит проявлением тенденции к ускорению производства по делу, готовностью государства отказаться от ряда своих интересов в целях экономии и трудовых профессиональных ресурсов, и финансовых.

Однако вместе с этим УПК РСФСР создал препятствие на пути к развитию компромиссных процедур в виде отдельного уточнения об ориентации уголовнопроцессуальной деятельности на достижение истины по делу. Так, в данное время получили распространение взгляды ученых относительно ограниченного значения показаний обвиняемого, признающего свою вину в совершении преступления. Ст. 77 УПК устанавливала, что признание обвиняемым своей вины может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении признания совокупностью имеющихся по делу доказательств. Данная норма служит развитием и проявлением принципа материальной истины. Одним из основных положений, подтверждающих данный принцип, является ст. 20 УПК, которая предусматривала, что суд, прокурор, следователь и лицо, производящее дознание, обязаны принять все предусмотренные законом меры для всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела, выявить как уличающие, так и оправдывающие обвиняемого, а также смягчающие и отягчающие его ответственность обстоятельства. В ст. 243 УПК, определяющей обязанности председательствующего в судебном заседании, указывалось, что он руководит судебным заседанием, принимая все предусмотренные Кодексом меры к всестороннему, полному и объективному исследованию обстоятельств дела и установлению объективной истины. Г л. 23 УПК не предусматривала каких-либо ограничений при исследовании доказательств в судебном следствии, а ч. 2 ст. 309 УПК устанавливала, что обвинительный приговор не может быть основан на предположениях и постановляется лишь при условии, если в ходе судебного разбирательства виновность подсуди- [42] мого в совершении преступления доказана. Согласно указанной статье задачами советского уголовного судопроизводства являлись быстрое и полное раскрытие преступлений, изобличение виновных и обеспечение правильного применения закона с тем, чтобы каждый, совершивший преступление, был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден. Сама мысль, идея объективной, материальной истины, по мнению М.С. Строговича, здесь выражена очень ясно, хотя слово «истина» не употреблено: привлечен и осужден должен быть каждый, совершивший преступление, а невиновный должен быть огражден от неосновательного обвинения; это значит, что во всех случаях факты должны быть установлены в соответствии с действительностью, т. е. должна быть установлена подлинная, объективная, материальная истина. Ст. 14 Основ уголовного судопроизводства возлагает на суд, прокурора, следователя и лицо, производящее дознание, обязанность «принять все предусмотренные законом меры для всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела, выявить как уличающие, так и оправдывающие обвиняемого, а также отягчающие и смягчающие его вину обстоятельства» представляет собой требование обеспечить обнаружение истины[43]. Как было неоднократно отмечено, указанный принцип, определяющий общую направленность уголовно-процессуальной деятельности, не позволяет развиваться договорным формам разрешения уголовных конфликтов. В этой связи в подобных условиях институтов, аналогов современному досудебному соглашению о сотрудничестве, появиться не могло.

В 1991 г. Верховным Советом РСФСР было принято постановление «О концепции судебной реформы в РСФСР». По словам В.М. Лебедева, в нем «ставились задачи расширения сфер судебной защиты прав и свобод граждан, совершенствования судопроизводства, повышения доступа к правосудию, приведения российского законодательства в соответствие с современными мировыми стан

дартами, нормами и принципами международного права» . Выполнение положений постановления должно было привести к коренному изменению уголовнопроцессуального законодательства.

Совет судей в постановлении от 3 апреля 1998 г. указал на необходимость предусмотреть сокращенный порядок судебного следствия по делам о преступлениях небольшой и средней тяжести, а также предоставить возможность государственному обвинителю и защитнику на начальной стадии уголовного процесса (в ходе предварительного слушания) заключить с согласия обвиняемого соглашение о признании им вины, при наличии судебного контроля за соблюдением всей процедуры. По словам П.Н. Ременных, данные меры были предприняты из-за сложившейся сложной обстановки в судах. Указанные сложности выражались в громоздкой и сложной процедуре судебного разбирательства. В связи с этим законодателю необходимо было разработать и нормативно закрепить комплекс норм, которые бы предоставили возможность упростить порядок судопроизводства по отдельным категориям уголовных дел.

Кроме того, экономический, политический, и соответственно правовой режим российского государства претерпел кардинальные изменения. Советская система права была для экономических и политических отношений своего времени развита, однако новое законодательство во главе с Конституцией РФ выстраивалось на принципиально иных отношениях собственности и подходах к решению политических и идеологических вопросов . Признание в Конституции РФ человека, его прав и свободы высшей ценностью, и возложение на государство обязанность признания, соблюдения и защиты прав и свобод человека (ст. 2), переориентация политического строя в сторону демократических начал повлекли изменение отношения к формату уголовных и уголовно-процессуальных отношений, проявлением которого, в том числе является постепенный отказ от идеи [44] [45] [46]
необходимости достижения объективной истины по делу, а также изменения задач (назначения) уголовного судопроизводства. Указанные ценности могут быть обеспечены справедливой судебной процедурой, которая реализуется только в условиях состязательности судебного разбирательства.

В УПК РФ 2001 г. законодатель отказался от дублирования ранее существовавших прямых норм, предусматривающих обязанности органов расследования, прокурора и суда всесторонне, полно и объективно исследовать обстоятельства уголовного дела и содержащих прямое указание на необходимость установления истины по результатам судебного разбирательства (ст. ст. 20 и 243 УПК РСФСР 1960 г.). В связи с этими изменениями, а также расширением в УПК РФ 2001 г. сферы действия принципа диспозитивности (норм, регулирующих совершение тех или иных процессуальных действий, в зависимости от волеизъявления участников уголовного судопроизводства) появились предложения о необходимости корректировки взгляда на установление истинности итоговых процессуальных решений.

Так, например, И.Б. Михайловская полагает, что в некоторых случаях доминирование принципа диспозитивности над принципом публичности делает социально желательней разрешение возникающих конфликтов с наименьшими потерями для общества, чем полное и достоверное установление обстоятельств де-

ла

В результате в УПК РФ была введена гл. 40 «Особый порядок принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением», которая фактически установи «форму договорных отношений» между правосудием и лицом, совершившим преступление. Данная новелла предоставляла суду возможность постановить приговор без проведения судебного разбирательства, если обвиняемый заявил о согласии с предъявленным ему обвинением и при его ходатайстве о постановлении приговора без проведения судебного разбиратель- [47]

1 Л 1

ства по уголовным делам . Не умаляя эффективности и ценности данного института, отмечаем, что совершенствование государственных институтов и модернизация сфер жизнедеятельности вели к расширению способов осуществления преступной деятельности, совершенствованию групповых форм преступности, повышению «профессионализма» лиц, совершающих преступные деяния. В связи с этим правоохранительным органам требовались новые эффективные методы, направленные на раскрытие и расследование преступлений.

Как отмечал Х.Д. Аликперов, принимаемый правоохранительными органами традиционный набор средств против преступности, основанный главным образом на силовом методе, с каждым годом все меньше дает ощутимых результатов в рассматриваемой сфере, а реализуемые органами уголовной юстиции имеющиеся в их распоряжении уголовно-правовые, оперативно-розыскные, технические и другие рычаги противодействия преступности часто не обеспечивают достижение поставленных целей. Вследствие этого органы уголовной юстиции страны постепенно теряют контроль над отдельными направлениями борьбы с преступностью . Указанные обстоятельства свидетельствуют о необходимости кардинально менять подход российского уголовного процесса к взаимодействию с подозреваемыми (обвиняемыми).

Необходимо отказаться от широко распространенного в обществе мнения, что усиление уголовной репрессии может стать решающим фактором, способным изменить к лучшему современное состояние преступности в обществе. Жесткие санкции не обладают силой, способной блокировать формирование мотивации на совершение преступления. Нет доказательств и того, что суровые уголовные наказания в виде лишения свободы имеют решающую роль в удержании людей от совершения преступлений. В то же время, лишение свободы в значительной части случаев не достигает цели исправления осужденных. [48] [49]

Указанные положения обусловливают неизбежный вывод о необходимости отказа от идеологической установки на бескомпромиссную борьбу с преступностью. Рациональность логики законодателя проявляется в подобных случаях в том, что путем заключения соглашения с одним из участников преступления удается предотвратить или пресечь более опасные преступные деяния, способные причинить больший вред, чем действия этих лиц. По мнению Х.Д. Аликперова, причиной, побудившей законодателя принять примечания к некоторым статьям УК РФ об освобождении от ответственности, было стремление создать правовые основы, позволяющие правоприменительным органам вступать в необходимых случаях в сделку с одним из участников этих преступлений взамен на его помощь в раскрытии и доказывании вины других (более опасных) соучастников преступления, либо в предупреждении или устранении причиненного преступлением вреда.

Указанные доводы позволяют прийти к выводу, что идея допустимости компромисса является неотъемлемой частью российского уголовного процесса и учитывается при принятии решений по развитию уголовного и уголовнопроцессуального законодательства. Доктринально признаваемый принцип неотвратимости уголовной ответственности не означает безусловное привлечение каждого лица, совершившего преступление, к уголовной ответственности и применение наказания, о чем свидетельствуют, например, нормы УК РФ об освобож-

- 133

дении виновного от уголовной ответственности и наказания .

Результатом длительного детального обсуждения стало закрепление в УПК РФ гл. 40.1 «Особый порядок вынесения судебного решения при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве». В соответствии с ее положениями лицо, которое совершило преступное деяние и содействует следствию в его раскрытии и расследовании, изобличении и уголовном преследовании других соучастников, розыске имущества, добытого в результате преступления, впервые получило возможность оформить в виде соглашения свое сотрудничество с правоохрани- [50] тельными органами. Кроме того, заключенный договор предоставляет обвиняемому ряд уступок, о которых в положениях предшествующих норм, регламентировавших упрощенное судопроизводство, не могло идти и речи.

Проведенное исследование показывает, что со времен глубокой древности в российском законодательстве существовали некоторые формы компромиссных процедур, в частности, упрощенный порядок судопроизводства в связи с признанием лицом своей вины, который с развитием общественных отношений постоянно модернизировался, порядок освобождения лиц от уголовной ответственности в связи с примирением сторон или деятельным раскаянием, смягчение наказание в связи с явкой с повинной или иным положительным постпреступным поведением лица. Все они в той или иной степени носят компромиссный характер, и, в конечном счете, их существование позволило усилить имеющиеся в них согласительные начала посредством заключения письменного договора между прокурором и подозреваемым (обвиняемым). Эти институты, их сохранение в различных источниках права на протяжении всей российской истории, а также постепенное развитие свидетельствует о неизменном стремлении законодателя нормативно закрепить возможность компромисса между лицом, совершившим преступление, и органами правосудия как эффективного средства борьбы с преступностью. Исторически наблюдаемое изменение правовых основ государства непосредственно связано с изменением политического режима российского государства, которое с принятием Конституции РФ в 1993 году приобрело черты правового демократического государства.

[1] Курс советского уголовного процесса. Общая часть / Алексеев В.Б., Алексеева Л.Б., Божьев В.П., Бойков А.Д., и др.; под ред. Бойкова А.Д., Карпеца И.И. - М.: Юрид. лит., 1989. С. 373.

[2] Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. 3-е изд. Т. 1. СПб.: Типография т-ва «Общественная Польза», 1910.С. 32-34.

[3]Калиновский К.Б. Основные виды уголовного судопроизводства.- СПб: Издательство юридического института (Санкт-Петербург). 2002. С. 58.

[4] Кирсанов А.Ю. Указ. соч. С.7-8.

[5] Момотов В.В. Формирование русского средневекового права в IX - XIV вв.: Монография. М.: ИДК Зерцало-М, 2003. С. 355-357.

[6] Клюшников С.С. Институт досудебного соглашения о сотрудничестве и его уголовно-правовое значение: авто- реф. дисс. ... канд.юрид.наук. Краснодар, 2013. С. 13-14

[7] Фойницкий И.Я. Указ. соч. С. 32-34.

[8] Чельцов-Бебутов М.А. Очерки по истории суда и уголовного процесса в рабовладельческих, феодальных и буржуазных государствах. СПб.: Альфа, 1995. С. 637.

[9] Российское законодательство Х-ХХ веков. Т.2. Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства/ под общ. ред. О.И. Чистякова; отв. ред. А.Д. Горский. М.: Юридическая литература, 1985. С.55, 61, 102.

[10] Курс советского уголовного процесса. Общая часть / Алексеев В.Б., Алексеева Л.Б., Божьев В.П., Бойков А.Д., и др.; Под ред.: Бойкова А.Д., Карпеца И.И. М.: Юрид. лит., 1989. С. 377.

[11] Тишин Р.В. Генезис досудебного соглашения о сотрудничестве в российском уголовном судопроизводстве / Р.В. Тишин // История государства и права. 2010. № 18. С. 43 - 46.

[12] Линовский В.А. Опыт исторических розысканий о следственном уголовном судопроизводстве в России. М.: ЛексЭст, 2001. С. 76.

[13]Чельцов-Бебутов М.А. Указ. соч. С. 680 - 681.

[14] Российское законодательство Х-ХХ веков. В 9 т. Т.3 Акты Земских соборов / отв. ред. А.Г. Маньков. М.: Юридическая литература, 1985. С.234.

[15] Российское законодательство Х-ХХ веков. В 9 т. Т.4 Законодательство периода становления абсолютизма. / отв. ред. А.Г. Маньков. М.: Юридическая литература, 1986. С.359-360.

[16] Клюшников С.С.Указ. соч. С. 14-15.

[17] Краткое изображение процессов или судебных тяжеб. Доступ из СПС «Гарант».

[18] Курс советского уголовного процесса. Общая часть / Алексеев В.Б., Алексеева Л.Б., Божьев В.П., Бойков А.Д., и др.; под ред.: Бойкова А.Д., Карпеца И.И. М.: Юридическая литература, 1989. С. 388.

[19] Клюшников С. С.Указ соч. С. 14-15.

[20] Фойницкий И.Я. Указ. соч. С. 34-36.

[21] Великая реформа: к 150-летию Судебных уставов. В 2 т. Т. II. Устав уголовного судопроизводства / под ред. Л.В. Головко. М.: Юстицинформ, 2014. С.25.

' Там же. С.40-47, 64,178-180.

6 Тишин Р.В. Генезис досудебного соглашения о сотрудничестве в российском уголовном судопроизводстве / Р.В. Тишин // История государства и права. 2010. № 18. С. 43 - 46.

[24] Фойницкий И.Я. Указ. соч. С. 40-45.

[25] Российское законодательство Х-ХХ веков. В 9 т. Т.8. Судебная реформа / отв. ред. Б.В. Виленский.- М.: Юридическая литература, 1991. С. 181-182.

[26] Там же. С. 193-197.

[27] Петуховский А.А. Предусмотреть непосредственное исследование судом доказательств при осуществлении особого порядка судебного разбирательства // Актуальные проблемы российского права. 2014. № 9. С. 2008-2013.

[28] Великая реформа: к 150-летию Судебных уставов. С.40-47, 64,178-180

[29] Курс советского уголовного процесса. Общая часть / Алексеев В.Б., Алексеева Л.Б., Божьев В.П., Бойков А.Д., и др.; под ред.: Бойкова А.Д., Карпеца И.И. - М.: Юридическая литература, 1989. С. 396-397.

[30] Аликперов Х.Д. Проблемы допустимости компромисса в борьбе с преступностью: автореф. дис. ... докт. юрид. наук. М., 1992. С. 9-10.

[31] Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. Том 1. Основные положения науки советского уголовного процесса. М.: Издательство «Наука», 1968. С.109-110.

[32] Там же. С.109-.111.

[33] Ременных, П. Н. Теоретические основы и практика применения особого по- рядка судебного разбирательства : дис. ... канд. юрид. наук. Барнаул, 2006. С. 27.

[34]У данной нормы были сторонники, например, Полянский Н.Н. Процессуальные права потерпевшего //Советское государство и право.1940. № 12.С.59, так и противники Катькало С.И. Судопроизводство по делам частного обвинения. Л., 1972. С.129.

[35] Смирнов А.В. Типология уголовного судопроизводства: дисс. ... докт. юрид. наук: 12.00.09 / Смирнов Александр Витальевич. - М., 2001. С. 74.

[36] Там же.

[37] Вышинский А.Я. Теория судебных доказательств в советском праве. М.: Госюриздат, 1950. С. 264, 201.

[38] Петуховский А.А. Указ. соч. С. 1998 - 2003.

[39] Курс советского уголовного процесса. Общая часть / Алексеев В.Б., Алексеева Л.Б., Божьев В.П., Бойков А.Д., и др.; под ред.: Бойкова А.Д., Карпеца И.И. М.: Юридическая литература, 1989. С. 406-409.

[40] Клюшников С. С. Указ. соч. С. 14-15.

[41] Курс советского уголовного процесса. Общая часть / Алексеев В.Б., Алексеева Л.Б., Божьев В.П., Бойков А.Д., и др.; под ред.: Бойкова А.Д., Карпеца И.И. - М.: Юридическая литература, 1989. С. 413.

[42] Петуховский А.А. Указ. соч. С. 1998 - 2003.

[43] Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. Том 1. Основные положения науки советского уголовного процесса. М.: Издательство «Наука», 1968. С 133-134.

[44] Лебедев В.М. Расширение доступа к правосудию - одна из целей судебной реформы // Российская юстиция. - 1999. № 9. С. 2.

[45] Ременных П. Н. Теоретические основы и практика применения особого порядка судебного разбирательства: дис. ... канд. юрид. наук : 12.00.09 / Ременных Петр Николаевич. - Барнаул, 2006. С. 16.

[46] «Пошли на сделку». Владимир Плигин: «Теперь мы видим, что законодательный процесс нужно менять» // Российская газета. 28.08.2014. № 195 (6467). С. 10.

[47] Михайловская И.Б. Права личности - новый приоритет Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации // Российская юстиция. 2002. № 7. С. 3 - 4.

[48] Дубовик Н.П. Особый порядок судебного разбирательства и его место в системе упрощенных производств по уголовным делам: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2004. С. 108 - 110; Лазарева В.А. Новый УПК: особый порядок принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением // Уголовное право. 2002. №2. С. 67-69.

[49] Аликперов Х.Д. Актуальные проблемы допустимости компромисса в борьбе с преступностью // Актуальные проблемы прокурорского надзора: Сб. статей. М.: 2000. С. 7 - 8.

[50] Аликперов, Х.Д. Проблемы допустимости компромисса в борьбе с преступностью: автореф. дис. ... докт. юрид. наук М., 1992. С. 9-13, 29-30.