Проведенное исследование показало, что досудебное соглашение о сотрудничестве должно иметь в своей основе договорную природу, которая, однако, нашла неточное законодательное выражение. В этой связи следующей нашей задачей является определение предмета досудебного соглашения как его главной характеристики, отражающей существо данного института, с целью выработки рекомендаций по его совершенствованию. Вместе с тем рассмотрение предмета досудебного соглашения о сотрудничестве, то есть фактически - обязательств, принимаемых сторонами при его заключении, - прямо зависит от полномочий данных лиц, обусловленных их процессуальным статусом. Данный факт влечет необходимость первостепенного исследования сторон досудебного соглашения о сотрудничестве и, соответственно, определения круга их полномочий, которые позволяют указанным лицам вступать в договорные отношения. Именно фактические возможности сторон принимать на себя те или иные обязанности в рамках соглашения предопределяют параметры сотрудничества и позволяют очертить границы его предмета.

В соответствии с п. 61 ст. 5 УПК РФ досудебное соглашение о сотрудничестве - это соглашение между сторонами обвинения и защиты, в котором указанные стороны согласовывают условия ответственности подозреваемого или обвиняемого в зависимости от его действий после возбуждения уголовного дела или предъявления обвинения. Исходя исключительно из данного определения, можно сделать вывод, что субъектами заключения соглашения о сотрудничестве являются стороны обвинения и защиты. В.Н. Парфёнов уточняет высказанное положение: по его мнению, в законе речь идёт о соглашении между отдельными должностными лицами, осуществляющими уголовное судопроизводство со стороны обвинения, а также стороной защиты, о полноценном соглашении сторон защиты и обвинения[1] [2], однако круг конкретных лиц, заключающих соглашение, он при этом не определяет. В целях устранения данной неточности отдельными исследователями, например, предлагается четко указать в законодательном определении досудебного соглашения о сотрудничестве, что оно заключается не между сторонами защиты и обвинения, а между подозреваемым или обвиняемым, а также

159

прокурором .

По нашему мнению, приведенная норма ст. 5 УПК РФ, сформулированная обширно и неконкретно, не может служить единственным основанием для определения сторон досудебного соглашения о сотрудничестве по следующим причинам.

Как неоднократно отмечалось учеными[3], на стороне обвинения и защиты имеются значительное количество участников процесса (см. гл. 6, 7 УПК РФ), в т.ч. потерпевший, дознаватель, гражданские истец и ответчик, которые в действительности не участвуют в заключении и реализации соглашения, и потому их безосновательное отнесение к субъектам заключения соглашения в составе понятий сторон обвинения и защиты недопустимо. Согласно ч. 3 ст. 317.3 УПК РФ соглашение подписывают прокурор, подозреваемый или обвиняемый и его защитник, а в составлении соглашения также помимо названных лиц участвует (при этом, не подписывая соглашение) лишь следователь в силу ч. 1 указанной статьи. Таким образом, указание в целом на стороны обвинения и защиты как стороны соглашения, является некорректным.

Отдельные авторы, в частности, Д.П. Великий, уточняют, что сторонами договора являются не прокурор и подозреваемый (обвиняемый), а стороны обвинения и защиты, представляемые прокурором и обвиняемым соответственно[4]. Подобное мнение косвенно находит отражение в законе: при описании содержания соглашения в пп. 2,3 ч. 2 ст. 317.3 УПК РФ указывается на «должностное лицо органа прокуратуры, заключающее соглашение со стороны обвинения», а также «подозреваемого или обвиняемого, заключающего соглашение со стороны защиты». В целом указанный подход представляется верным: в наиболее общем виде соглашение есть результат компромисса сторон обвинения и защиты.

Однако подобная позиция не позволит нам разрешить основной вопрос - определить круг прав и обязанностей, которые сторона может на себя принять согласно досудебному соглашению о сотрудничестве. Данный подход основан на том, что прокурор и обвиняемый действуют не лично от своего имени, а от лица сторон в целом как их уполномоченные представители. Эта деталь имеет весьма существенное значение. Исходя из подобной посылки, можно прийти к следующим выводам: что при подписании, в частности, прокурором соглашения о сотрудничестве, права и обязанности возникают именно у стороны обвинения в целом как стороны соглашения: то есть не только у прокурора, но и у других ее представителей, например, у следователя. И аналогично обвиняемый, подписывая досудебное соглашение о сотрудничестве, заключает его, исходя из подобной логики, от имени стороны защиты, удостоверяя возникновение у всех участников с этой стороны новых прав и обязанностей. В частности, у защитника.

Но данное умозаключение очевидно неверно: ни следователь, ни защитник непосредственно никаких договоренностей в рамках соглашения не заключают. Защитник действует исключительно в целях защиты прав подозреваемого (обвиняемого) и не имеет личных интересов в ходе расследования, удовлетворение которых может стать предметом заключения досудебного соглашения о сотрудничестве и его прямым последствием. Следователь в любом случае от своего имени не подписывает досудебное соглашение о сотрудничестве, не принимает конкретно на себя какие-либо договорные обязательства и не способен нести ответственность за исполнение соглашения - реализация им соглашения в своей части обусловлена его законными полномочиями, а также позицией прокурора как главы обвинительной власти, уполномоченного принимать окончательное решение об обвинении и доказывать его впоследствии в суде.

Учитывая указанные обстоятельства, полагаем, что в целях настоящего исследования необходимо исходить из более конкретного персонифицированного подхода при определении сторон соглашения, который позволит впоследствии определить предмет соглашения, нежели обозначать в данном качестве стороны защиты и обвинения.

Особую трудность представляет определение стороны, осуществляющей уголовное преследование, условно говоря, олицетворяющей «государство». Говоря об определении властного субъекта, уполномоченного заключать и реализовывать досудебное соглашение о сотрудничестве, то есть являться его стороной, полагаем, что главное требование, которому это лицо должно отвечать, заключается в наличии у него достаточных полномочий для того, чтобы быть способными приобретать права и нести обязанности, предусмотренные соглашением о сотрудничестве. Не дублируя при этом права и обязанности, установленные законом при определении процессуального статуса лица, которые он реализует в любом случае на основании предписания закона, а принимая на себя именно исключительные обязанности, которые при отсутствии соглашения о сотрудничестве не были бы этим должностным лицом реализованы. Соответственно такой субъект должен обладать свободой дискреционных полномочий, позволяющих ему в рамках закона определять линию своего поведения на протяжении всего хода уголовного процесса (поскольку реализация соглашения растяжима во времени: она может быть начата после возбуждения уголовного дела и завершается при вынесении приговора суда). Только указанная полнота власти позволит обеспечить соблюдение принципов взаимности и двустороннего характера договоров, необходимые для подобных соглашений, о которых велась речь в предыдущей главе настоящего исследования.

Со стороны обвинения такой стороной может являться прокурор. В силу УПК РФ именно прокурору принадлежат значительные полномочия, связанные с принятием ключевых решений, касающихся заключения соглашения (указанные, в частности, в ч. 5 ст. 21, ч. 1 ст. 317.2, ч. 1, 3 ст. 317.3УПК РФ). Особый статус прокурора в реализации рассматриваемого института также подтверждается его исключительным полномочием согласно ст. 317.5 УПК РФ по вынесению представления об особом порядке проведения судебного заседания и вынесения судебного решения (или точнее - представления о соблюдении обвиняемым условий и выполнении обязательств, предусмотренных заключенным с ним досудебным соглашением о сотрудничестве, как оно названо в ч. 4 ст. 317.4 УПК РФ). Принятие этого акта как подтверждение выполнения лицом своих обязательств по соглашению является первым шагом на пути получения обвиняемым преференций в соответствии с положениями УК РФ. Тем самым законодатель фактически закрепил за прокурором ведущую роль среди властных органов при заключении и реализации досудебного соглашения о сотрудничестве.

В целях понимания обоснованности принятия законодателем такого решения, необходимо определить основные характеристики общего процессуального статуса прокурора и сформулировать позицию относительно наличия у него полномочий, которые позволили бы ему заключать соглашение, принимать на себя какие-либо договорные обязанности и гарантировать их исполнение.

Согласно ч. 1 ст. 21, ч. 1 ст. 37 УПК РФ прокурор является должностным лицом, уполномоченным в пределах своей компетенции осуществлять от имени государства уголовное преследование в ходе уголовного судопроизводства. При этом указанную деятельность он осуществляет на протяжении всего рассмотрения и разрешения уголовного дела и на досудебном этапе, и в суде. Возглавляя обвинительную власть, именно прокурор несет полную ответственность за эффективность и законность уголовного преследования на всех этапах уголовного судопроизводства и полное право распоряжаться обвинением - продолжать или прекращать уголовное преследование, вносить в содержание обвинения определенные изменения, отказываться от использования в целях уголовного преследования

недопустимых доказательств[5]. В его руках сосредоточен фактически абсолютный спектр полномочий по распоряжению обвинением на досудебном этапе производства по делу, который в суде уменьшается. Обвинение, сформулированное в досудебном производстве, ограничивает пределы уголовного преследования в суде: в силу ст. 252 УПК РФ судебное разбирательство проводится только по предъявленному лицу обвинению, а изменение обвинения в судебном разбирательстве допускается, если этим не ухудшается положение подсудимого и не нарушается его право на защиту. Таким образом, возможность корректировки объема обвинения и юридической квалификации ограничена требованием недопустимости поворота к худшему.

Этой нормой обусловлена необходимость прокурорского надзора за предварительным расследованием, для чего прокурор наделяется властными полномочиями, позволяющими ему оказывать влияние на предварительное расследование, обеспечивая законность уголовного преследования[6]. Так, в частности, прокурор обладает полномочиями по утверждению обвинительного заключения и направлению дела в суд либо возвращению дела следователю для производства дополнительных следственных действий, изменения объема обвинения либо квалификации действий обвиняемых или пересоставления обвинительного заключения и устранения выявленных недостатков со своими письменными указаниями (ст. 221 УПК РФ).

Изложенное не позволяет оспаривать руководящую роль прокурора при подведении итогов предварительного расследования при формулировании окончательного обвинения.

Кроме того, прокурор обладает рядом процессуальных полномочий, опосредующих «динамику» обвинения, что также подчеркивает полную принадлежность ему обвинительной власти. Такими полномочиями являются, в частности, полномочие по вынесению мотивированного постановления о направлении материалов в следственный орган или орган дознания для решения вопроса об уголовном преследовании по фактам выявленных прокурором нарушений уголовного законодательства (п. 2 ч. 2 ст. 37 УПК РФ), полномочие по вынесению мотивированного постановления об отмене постановления должностного лица органа предварительного расследования о возбуждении уголовного дела (ч. 4 ст. 146 УПК РФ).

Особенно важно, что объем претензий государства к обвиняемому, изложенный в обвинительном заключении, который утверждается прокурором, не подлежит увеличению и носит окончательный характер как для государственного обвинителя, так и для суда впоследствии. Государственным обвинителем он может быть уменьшен, но увеличению не подлежит. Прокурор вправе и в ходе предварительного слушания (ч. 5 ст. 236 УПК РФ), и в ходе судебного разбирательства (ч. 7, 8 ст. 246 УПК РФ) полностью или частично отказаться от обвинения, вправе изменить обвинение в сторону смягчения. Полный или частичный отказ государственного обвинителя от обвинения в ходе судебного разбирательства, а также изменение им обвинения в сторону смягчения предопределяют принятие судом решения в соответствии с позицией государственного обвинителя, поскольку уголовно-процессуальный закон исходит из того, что уголовное судопроизводство осуществляется на основе принципа состязательности и равноправия сторон, а формулирование обвинения и его поддержание перед судом обеспечиваются об-

164

винителем .

Указанная закономерность является свидетельством построения института обвинения как уголовного иска: отказ стороны от уголовного иска влечет прекращение дела. У концепции уголовного иска есть как сторонники[7] [8], так и противники[9]. Тем не менее, ее основные принципы - «никто не может быть принужден к предъявлению иска против воли» (отсюда - отказ стороны от иска прекращает дело), «суд не может выйти за рамки требований сторон» (правило о тождестве иска)[10] имеют свое проявление в вышеназванных нормах УПК РФ.

Концентрация обвинительной власти у прокурора и ее влияние на пределы судебного разбирательства, тем самым устраняя суд от реализации функции уголовного преследования, является логическим следствием состязательного построения уголовного судопроизводства. Если власть в лице государственного обвинителя приходит к выводу, что уголовно-правовой конфликт, требующий судебного разрешения, отсутствует, то отсутствуют и основания для реализации функции правосудия. Если суду предоставить право окончательного решения вопроса о прекращении уголовного преследования, то очевидно, что он будет вправе как согласиться, так и не согласиться с позицией прокурора. В последнем случае функция уголовного преследования переходила бы к суду, что противоречит конституционному принципу состязательности судопроизводства[11]. Аналогичным образом подчеркивая исключительность полномочий прокурора на распоряжение обвинением и недопустимость выполнения судом функции уголовного преследования, Конституционный Суд Российской Федерации высказывал позицию о недопустимости возвращения дела прокурору при наличии оснований для предъявления другого обвинения либо для изменения обвинения на более тяжкое или существенно отличающееся по фактическим обстоятельствам от обвинения, содержащегося в обвинительном заключении без ходатайства государственного обвинителя. В ином случае суд, сам инициируя продолжение следственной деятельности по обоснованию обвинения, по сути, выполняет не свойственную ему обвинительную функцию. Возвращение дела в связи с указанными основаниями, как отмечено в постановлении Конституционного Суда РФ, при отсутствии соответствующих ходатайств сторон, т.е. если ни обвинение, ни защита не настаивают на этом, может отражать только интересы обвинения, так как тем самым обеспечивается восполнение недостатков именно обвинительной деятельности в ситуации, когда ни прокурором, ни потерпевшим сомнения в доказанности обвинения не устраняются (в том числе в судебном заседании). С точки зрения интересов защиты возвращение дела для производства дополнительного расследования в таких случаях не является необходимым, поскольку при полной или частичной недоказанности, а также сомнительности обвинения защита вправе рассчитывать на вынесение судом оправдательного приговора либо, соответственно, на признание подсудимого виновным в менее тяжком преступлении, чем ему вменяли органы расследования. Такая позиция защиты является допустимой формой отстаивания интересов подсудимого, ибо суд при этих обстоятельствах обязан следовать принципу презумпции невиновности, закрепленному в статье 49 Конституции Российской Федерации[12].

Все вышеуказанные особенности, свидетельствующие о наличии у прокурора полноты власти по распоряжению обвинением в уголовном процессе, обусловлены состязательностью российского уголовного процесса. В этих условиях отнесение хотя бы части указанных полномочий к функции суда принципиально недопустим.

Состязательность, провозглашенная принципом российского уголовного процесса в ст. 15 УПК РФ, имеет место, когда появляется независимый от состязающихся равноправных сторон суд. Схема построения состязательного процесса предполагает наличие спора между сторонами, для разрешения которого они обращаются к независимому арбитру. В состязательном процессе суд формально отделен от сторон. Суд не имеет отношения к уголовному преследованию, его процессуальная функция в состязательном процессе совершенно другая. Задача суда - обеспечить соблюдение судебной процедуры, дающей сторонам равные

1 ПС\

возможности добиваться справедливого судебного решения . Он создает необходимые условия для состязания сторон. Сам же состязательный процесс определяется и направляется сторонами. С наличием бремени доказывания связывается представление о движущей силе уголовного процесса: предъявив в суд уголовный иск, прокурор обязан его доказать, только по требованию обвинителя суд приступает к рассмотрению уголовного дела, при отказе от иска нет смысла продолжать судебное разбирательство. Суд не должен подменять стороны как в том, что касается предмета процессуального спора, так и в том, какими доказательственными средствами этот спор разрешается . Суд приступает к делу лишь по обвинению, представленному уголовным преследователем, и не вправе выходить за рамки, очерченные в обвинении. Из этого следует второй важный вывод: главной движущей силой состязательного процесса является не инициатива суда, а спор сторон по поводу обвинения . И в этом смысле суд независим. Независимость и объективность суда является гарантией того, что ни одной из сторон не будут предоставлены неоправданные преимущества. Если судья внутренне заранее согласен с позицией одной из сторон и помогает ей выполнять свою функцию, например, доказывать обвинение или принимает доказывание на себя, такой процесс не может быть состязательным[13] [14] [15] [16] [17] [18].

Судьи должны проявлять основанную на законе требовательность к качеству расследования дел, передаваемых для рассмотрения в суд, а в ходе судебного разбирательства быть объективными, беспристрастными и справедливыми. Конституционный Суд РФ неоднократно указывал на то, что недопустимо возлагать обвинительную функцию на суд, тем самым подменяя деятельность органов, осуществляющих уголовное преследование, обвинение . В связи с этим отрицательного отношения заслуживают предложения о восстановлении института возвращения дела судом для доследования, а также о предоставлении права суду постановить обвинительный приговор при отказе прокурора от обвинения, которые направлены в конечном счете на усиление роли суда в борьбе с преступностью, не имеют правовых оснований и противоречат конституционным принципам судопроизводства и праву на вынесение решений, соответствующему разделению функций между государственными органами в судопроизводстве[19] [20] [21], как справедливо отмечала П.А. Лупинская.

Признавая, что указанный подход относительно действия определения процессуальной функции прокурора, а также принципов состязательности и независимости суда является спорным и в научной среде у него есть противники , тем не менее, полагаем, что вышеприведенные аргументы в его пользу, основанные на комплексном анализе положений действующего законодательства, позволяют считать указанную концепцию обоснованной и справедливой. В этой связи в рамках настоящего исследования примем за основу тезис об особом статусе прокурора, как главы обвинительной власти, обладающего всей полнотой ответственности за деятельность органов предварительного расследования, законность и обоснованность формулируемого ими обвинительного тезиса .

Исходя из сказанного, заключение досудебного соглашения о сотрудничестве правомерно рассматривать как форму распоряжения обвинением. Именно в силу своего статуса прокурор вправе, заключая соглашение, принимать лично на себя определенные обязанности, связанные с определением обвинения, в пределах которого будет проходить судебное разбирательство, стимулирующие интерес подозреваемого (обвиняемого) к сотрудничеству.

Таким образом, приведенная аргументация подтверждает вывод о наличии особого статуса прокурора как главы обвинительной власти и принадлежащего ему право распоряжения обвинением, позволившая нам определить его как единственно возможного субъекта досудебного соглашения о сотрудничестве.

Возвращаясь к частному вопросу о способности прокурора быть стороной соглашения, необходимо отметить несколько существующих в научной среде позиций на этот счет.

Ряд авторов поддерживают подход, изложенный в законе, позволяющий прокурору играть ведущую роль при заключении соглашения. В частности, А.С. Александров, В.В. Колесник справедливо подчеркивают, что исключительность полномочий прокурора на заключение досудебного соглашения о сотрудничестве - это свидетельство верховенства обвинительной власти прокуратуры при выдвижении и подготовке обвинения и ведении уголовного дела[22] [23] [24] [25]. А.В. Смирнов отмечает, что прокурор, заключая соглашение, по сути, формирует позицию государственного обвинения в суде, и это должно охватываться его компетенцией .

Некоторые предлагают даже усилить позицию прокурора, исключив из действующего механизма заключения соглашения активное посредничество следователя , поскольку представляется не вполне логичным, что ходатайство, адресованное прокурору, в случае отказа следователя в его удовлетворении, к прокурору даже не поступит. Следователь при этом мотивировал бы свою позицию относительно уместности и результативности заключения такого соглашения, но не принимал бы никаких окончательных решений.

Д.Т. Арабули, признавая бесспорность исключительного права прокурора на заключение соглашения, тем не менее, обращает внимание на имеющуюся непоследовательность законоположений, регулирующих полномочия прокурора в этой части. Так, она указывает на отсутствие механизма взаимодействия следователя и прокурора относительно возможности заключения с подозреваемым или обвиняемым соглашения о сотрудничестве по конкретному уголовному делу. В частности, прокурор не может инициировать заключение соглашения; защитнику законом не предоставлено право обжаловать постановление следователя об отказе в удовлетворении ходатайства о заключении досудебного соглашения о сотрудни-

183

честве именно прокурору.

Несмотря на справедливость основной идеи данной позиции о некачественном урегулирования отношений следователя и прокурора при принятии решения о заключении соглашения, согласиться с предложенной аргументацией не представляется возможным.

Во-первых, для исключения осведомленности и активности прокурора при избрании лица, с которым будет полезным сотрудничество в порядке гл. 40.1 УПК, нет оснований. Кроме того, в подобном случае возможно применение непроцессуальных механизмов взаимодействия: следователь и руководитель следственного органа имеют возможность провести предварительную консультацию с прокурором на предмет целесообразности предложения заключить соглашения. Во избежание последующих отказов в удовлетворении ходатайства со стороны прокурора, которые могут повлечь негативные последствия тактического характера (например, вызвать противодействие лица при дальнейшем проведении следствия и в судебном разбирательстве), следует выработать консолидированную по- [26] зицию стороны обвинения, и при принятии положительного решения предлагать подозреваемому (обвиняемому) оформлять ее соответствующим образом. Однако это не означает, что субъектом заключения соглашения является следователь, а не прокурор. Неформальное предложение подозреваемому (обвиняемому) может поступить и от следователя, и от прокурора через следователя: в любом случае они лежат в неправовой плоскости и потому не могут быть приняты во внимание.

Во-вторых, если буквально толковать действующие правовые нормы гл. 40.1 УПК РФ, то инициатива заключения досудебного соглашения всегда принадлежит подозреваемому (обвиняемому), поскольку именно он подает соответствующее ходатайство, тем самым запуская процедуру заключения соглашения.

Относительно роли прокурора в реализации института досудебного соглашения о сотрудничестве обосновываются и противоположные позиции. Так, по мнению О.Я. Баева, наделение прокурора исключительными полномочиями на заключение досудебного соглашения с подозреваемым, обвиняемым диссонирует с его современным статусом, поскольку заключается оно по уголовному делу, в осуществлении расследования по которому прокурор участия не принимает. Прокурор в современных правовых реалиях осуществляет надзор за законностью выполнения досудебного производства, которое прокурор не уполномочен расследовать; к самой реализации заключенного соглашения в этой стадии уголовного производства он прямого отношения не имеет. Ссылаясь на то, что в настоящее время имеет место тенденция к ограничению прокурорского надзора за следствием, закрепление за прокурором ключевой роли в заключении соглашения также представляется нелогичным Д.П. Великому .

Аналогичным образом критикуют решение законодателя С.В.Тетюев и Е.А. Буглаева. По их мнению, прокурор на стадии предварительного расследования уголовного дела непосредственно не осуществляет уголовное преследование. Согласовывая условия ответственности подозреваемого (обвиняемого) в зависимо- [27] [28] сти от его действий в ходе расследования уголовного дела, участники соглашения задают программу дальнейшего взаимодействия именно следователя (а не прокурора) и подозреваемого (обвиняемого), совместно намечают определенный план расследования. Но этот план будет реализовываться посредством производства следственных действий, которые прокурор проводить не уполномочен. Кроме того, прокурор самостоятельно не может инициировать заключение соглашения о сотрудничестве. В данном случае полномочия прокурора по заключению досудебного соглашения носят преимущественно надзорный характер, поскольку выступают своеобразной защитой от недобросовестных действий следователя, гарантией того, что подозреваемому (обвиняемому) не будет предоставлена необоснованная возможность применения по уголовному делу особого порядка проведения судебного заседания.[29] [30] [31]

В продолжение этой мысли высказывается мнение, что будет правильнее, если субъектом заключения соглашения станет следователь (или руководитель следственного органа, по мнению А.А. Васяева ). Прокурор в рамках осуществления надзора в данном случае должен соглашаться или не соглашаться направлять дело в суд с заключенным соглашением. Выполняя возложенные на него надзорные функции, прокурор может давать оценку законности, обоснованности и целесообразности составленного следователем и подозреваемым (обвиняемым) соглашения. Доводы авторов, поддерживающих указанную точку зрения, сводятся к тому, что именно следователь в отличие от прокурора обладает исключительным объемом информации относительно расследования уголовного дела в отношении сотрудничающего лица. И само сотрудничество будет реализовано в рамках осуществления предварительного расследования при взаимодействии со следователем. В этой связи именно он способен оценить качество сотрудничества и полноту исполнения обязательств сотрудничающим лицом.

Вместе с тем указанная позиция не может быть нами поддержана по ранее указанным причинам: только прокурор способен осуществлять обвинительную деятельность на протяжении всего хода уголовного процесса, и тем самым имеет возможность принимать на себя какие-либо реально исполнимые обязательства по соглашению. Рассмотренное разнообразие позиций вызвано тем, что в нормах УПК РФ, регулирующих отношения, связанные с досудебным соглашением о сотрудничестве, имеется множество внутренних законодательных противоречий, а также оно обусловлено неоднозначностью понимания процессуальных функций прокурора и следователя и баланса их взаимоотношений.

Осуществляя надзор за законностью предварительного следствия, хотя и в ограниченном размере в результате ряда законодательных реформ, прокурор тем самым продолжает реализовывать свою функцию и сохраняет контроль за обвинением, с которым уголовное дело будет направлено в суд и которое предопределит пределы судебного разбирательства. Прокурору принадлежит особая роль в ходе завершения предварительного расследования и рассмотрения дела в суде. Так, именно прокурор рассматривает уголовное дело, поступившее ему с обвинительным заключением, и принимает соответствующее решение о его направлении в суд или возвращении для производства дополнительного следствия, изменения объема обвинения или квалификации деяния.

Таким образом, следует признать руководящий статус прокурора в рамках предварительного следствия при определении обвинения, в том числе и в смысле определения итоговой квалификации деяния, которая в дальнейшем предопределит пределы судебного разбирательства, что представляется особенно важным по делам с досудебным соглашением о сотрудничестве, которые, согласно ст.ст. 317.6, 317.7 УПК РФ, при согласии лица с обвинением, как правило, рассматриваются в особом порядке без проведения судебного следствия.

Очевидно, что при таком соотношении полномочий предоставлять следователю право заключения соглашения нецелесообразно и необоснованно. Его роль в данном случае фрагментарна и приобретать какие-либо договорные обязанности, равно как и обеспечить им какую-либо перспективу реализации, будучи ограниченным рамками предварительного расследования и властью прокурора, он не может.

Тем не менее, следователь по праву является полноценным участником процедуры заключения досудебного соглашения о сотрудничестве. Первоначальным вкладом следователя в сотрудничество с подозреваемым (обвиняемым) может являться неформальное инициирование этого процесса. Анализируя собранные по уголовному делу доказательства, он может прийти к выводу о необходимости заключить соглашение и изложить соответствующее предложение подозреваемому (обвиняемому). При желании лицо составляет ходатайство о заключении досудебного соглашения о сотрудничестве, которое поступает к следователю. Затем следователь либо направляет ходатайство о заключении соглашения прокурору вместе с мотивированным постановлением о возбуждении перед прокурором ходатайства либо выносит постановление об отказе в удовлетворении ходатайства (ст. 317.1 УПК РФ). Во втором случае прокурор даже не узнает о начале соответствующей процедуры. Таким образом, на данном этапе следователь по неясным причинам выступает в роли активного субъекта заключения соглашения, без участия прокурора.

На эту нелогичность и неопределенность законодателя при формулировании статуса следователя указывали многие ученые и по настоящее время она не разрешена. Полагаем, что подобный недостаток закона влечет серьезные последствия - неопределенность и двусмысленность при определении стороны, принимающей на себя бремя заключения и последующей реализации соглашения, - и нуждается в устранении посредством внесения изменений в действующий уголовно-процессуальный закон.

В двухступенчатой процедуре принятия решения по ходатайству о заключении соглашения в целом прослеживается идея законодателя о том, что принимать решение о заключении соглашения о сотрудничестве без участия следователя не- [32] возможно, которую мы концептуально поддерживаем:. Следователь глубоко осведомлен о деталях уголовного дела, его перспективах, и лишь с использованием его знаний прокурор может определить, какова ценность предполагаемой помощи подозреваемого (обвиняемого), возможно ли получение необходимой информации посредством производства различных следственных действий без использования преимуществ соглашения о сотрудничестве, и, в конечном счете, целесообразно ли заключать соглашение о сотрудничестве.

Однако в законе также обозначено, что следователь направляет ходатайство о заключении соглашения прокурору вместе с мотивированным постановлением о возбуждении перед прокурором ходатайства либо выносит постановление об отказе в удовлетворении ходатайства. Таким образом, согласно данной норме, несмотря на руководящую роль прокурора как стороны соглашения, следователь фактически берет на себя ответственность за отказ от возможности получения информации подозреваемого, которая может быть использована для выявления, возможно, тяжких и особо тяжких групповых преступлений, а также для изобличения лиц, их совершивших.

Следователь ведет работу по конкретному уголовному делу и вряд ли может оценивать в комплексе перспективы сотрудничества с обвиняемым по ряду уголовных дел, в том числе не находящихся у него в производстве, зачастую связанных с совершением различных преступлений группой лиц, или по другим делам, совершенным третьими лицами. Поэтому представляется, что столь серьезное решение должно все-таки приниматься на уровне лица, осуществляющего обвинительную деятельность на протяжении всего хода уголовного процесса и по множеству уголовных дел, - прокурора. Следователь также является представителем стороны обвинения и его процессуальная функция аналогична процессуальной функции прокурора - уголовное преследование. Однако роль следователя носит подчиненный характер: его обвинительная деятельность завершается на предварительном расследовании, итоги которого, тем не менее, подводит прокурор, утверждая обвинительное заключение или возвращая дело следователю.

После вынесения постановления прокурора об удовлетворении ходатайства о заключении досудебного соглашения о сотрудничестве также нельзя избегать участия следователя в непосредственной разработке проекта соглашения. Согласимся, что участие следователя в переговорах и подготовке текста досудебного соглашения возможно и даже желательно ввиду объективной осведомленности следователя об обстоятельствах дела[33]. По сути, на данном этапе участие следователя в процедуре заключения досудебного соглашения о сотрудничестве завершается.

Впоследствии в рамках выполнения своих процессуальных функций следователь будет проводить определенные следственные действия, в ходе которых сотрудничающее лицо предоставит информацию, требующуюся по условиям соглашения, или будет выполнять иные принятые на себя обязательства. Однако эти действия следователя нельзя отнести к полномочиям стороны досудебного соглашения о сотрудничестве, реализующим положения заключенного соглашения: они обусловлены общими нормами УПК РФ, устанавливающими процессуальный статус и полномочия следователя при расследовании любого уголовного дела. Напротив, субъект соглашения о сотрудничестве принимает на себя определенные обязательства, не реализуемые им при прочих равных обстоятельствах, которые обусловлены именно соглашением, и исполняет их на основании договорных положений, а не законных.

В целом, исходя из анализа положений главы 40.1 УПК РФ, очевидно, что, несмотря на исключительное полномочие следователя отказывать в сотрудничестве лицу без ведома прокурора, роль следователя второстепенна, носит вспомогательный характер и субъектом заключения досудебного соглашения о сотрудничестве он не является.

Представленные характеристики позволяют осознать, что законодатель стремится наделить прокурора максимальным спектром возможностей по руководству процессом заключения и ходом реализации досудебного соглашения о сотрудничестве. В целях принятия решения о возможности его отнесения к стороне соглашения необходимо оценить, обладает ли прокурор достаточной полнотой власти, чтобы соответствовать ранее названному ключевому признаку стороны соглашения - наличию у нее определенной свободы дискреционных полномочий, диапазона прав, в рамках которых она способна самостоятельно определять свое поведения в зависимости от тех или иных обстоятельств на протяжении всего хода уголовного процесса вплоть до постановления приговора.

На основании того, что главным итогом заключения соглашения о сотрудничестве для обвиняемого является приговор суда, вынесенный с учетом выполнения лицом своих обязательств и применяющий предусмотренные законом уголовно-правовые льготы, неудивительно, что в научной среде имеет место дискуссия о возможности отнесения суда к сторонам соглашения.

С точки зрения Д.П. Великого, обязанности, возникающие у стороны обвинения, фактически выполняет суд, назначая наказание не выше установленного уровня[34] [35]. Отмечая, что соглашение заключается сторонами обвинения и защиты в лице своих представителей (напомним, по мнению Д.П. Великого, прокурор выступает не от своего имени, не от имени властных субъектов или государства в целом, а именно от лица стороны обвинения), тем не менее, оно порождает последствия для третьих лиц, а именно - суда. При этом суд согласно данной точке зрения не является стороной соглашения.

В продолжение идеи об активной роди суда в реализации соглашения о сотрудничестве несколько иную позицию излагает А.С. Шаталов. По его мнению, в интересах дела было бы правильным передать полномочия прокурора по заключению досудебного соглашения о сотрудничестве суду как участнику уголовного судопроизводства, наделенному полномочиями не по осуществлению надзора, а по созданию необходимых условий для осуществления сторонами их процессуальных обязанностей и предоставленных им прав . К аналогичному выводу приходит, в частности, Ю.А. Маслова, предлагая возложить на суд полномочие по заключению соглашения о сотрудничестве. Суд должен принимать участие в заключении соглашения о сотрудничестве, поскольку субъекту соглашения важен прежде всего результат его сотрудничества, который может гарантировать только суд - в таком случае соглашение о сотрудничестве оправдывает свое альтерна-

193

тивное доктринальное наименование «сделка с правосудием».

Рассматривая указанные предложения, следует помнить об исключительности статуса суда как органа правосудия и его независимости, средством обеспечения которой является состязательность уголовного судопроизводства, дающая суду возможность выбора и обеспечивающая свободу его внутреннего убеждения[36] [37]. Заключение судом соглашения о сотрудничестве будет призвано обеспечить неизменность и гарантированность его исполнения в дальнейшем, что означает фактическую подмену будущего приговора соглашением о сотрудничестве. Полный уход от завершения предварительного расследования, доказывания обвинения и рассмотрения дела судом, пусть и в специфическом порядке, который будет иметь место в случае реализации подобной идеи, нивелирует идею независимости суда и его статуса органа правосудия.

В науке предлагается оригинальная идея введения судебного соглашения о сотрудничестве, заключаемого в ходе рассмотрения дела судом, однако и в данном случае автор предлагает считать сторонами соглашения лишь государственного обвинителя, прокурора, утвердившего обвинительное заключение, подсудимого и его защитника[38]. О.Н. Тисен справедливо посчитала, что суд в данном случае, как и при рассмотрении дела с досудебным соглашением о сотрудничестве, непосредственного участия в согласовании условий соглашения не должен принимать.

С позицией о том, что суд является стороной соглашения, в научной среде не все согласны. По справедливому мнению отдельных авторов, суд не выступает стороной соглашения и не наделяется в связи с ним какими-либо обязанностями по следующим причинам. Деятельность суда вне зависимости от каких-либо действий сторон остается независимой и самостоятельной. Иное утверждение свидетельствовало бы о дискредитации статуса судебной власти. Об отсутствии предпосылок к определению суда как участника соглашения, а соответственно и каких-либо обязательств по данному соглашению, свидетельствует законодательная фиксация права судьи по делам с соглашением о сотрудничестве принимать решение относительно вида и меры наказания по собственному внутреннему убеждению, исходя из представленных суду доказательств (ч. 5ст. 317.7 УПК РФ)[39]. Соглашаясь с указанной позицией, следует ее дополнить необходимым уточнением: обязанности суда, якобы возникающие из соглашения о сотрудничестве по мнению сторонников идеи суда-субъекта соглашения, на самом деле имеют свои правовым основанием уголовно-процессуальный закон и относятся к полномочиям суда, не зависящим от условий соглашения. То есть они имеют законный характер, а не договорный, что свидетельствует о несоответствии суда требованиям, предъявляемым к стороне соглашения. И никаких предпосылок к возможной корректировке подобного статуса в соглашении о сотрудничестве по сравнению с нормативным предписаниями не наблюдается.

Эти разнородные мнения порождены проблемой, не находящей разрешения в действующем законодательстве: возможностью гарантировать исполнение соглашения о сотрудничестве в суде. Поскольку в настоящее время пределы судебного разбирательства обусловлены обвинением, прямую связь которого с досудебным соглашением о сотрудничестве ни практически деятели, ни теоретики не усматривают, возникает неопределенность относительно развития событий после направления дела в суд с обвинительным заключением и представлением прокурора о рассмотрении дела в особом порядке (ст. 317.5 УПК РФ). Ввиду этого, как отмечают А.С. Александров и В.В. Колесник, распространение получила практика неформального предварительного согласования прокуратурой своей позиции с руководством суда, которому подсудно данное дело. При этом указанные исследователи считают такую практику наименьшим злом по сравнению с возможным отказом суда подтвердить результаты сотрудничества, позволить реализоваться соглашению и в конечном итоге не применить поощрительную уголовноправовую санкцию к подсудимому (ч. ч. 2, 4 ст. 62 УК РФ), что чревато дискредитацией института в глазах потенциальных подписантов соглашения со стороны защиты. Полагаем, что хотя указанное предложение послужит разрешению рассматриваемой проблемы, оно носит очевидно неправовой характер и связано уже с компрометацией независимости судебной власти. В этой связи необходимо искать иной законный выход из представленной ситуации.

Учитывая, что сделать суд полноценной стороной соглашения в настоящее время не представляется возможным, многие исследователи предлагают хотя бы не устранять его от процедуры заключения соглашения. В качестве одной из таких мер предлагается введение предварительного судебного контроля по соответствующим делам , как это сделано в некоторых зарубежных странах. Например, в странах континентальной правовой системы такая практика успешно существует в ФРГ, где в процедуру заключения т.н. «сделки о признании вины» обычно вовлекаются не только защитник и обвинитель, но и суд. По малозначительным делам защита ведет переговоры с обвинителем, и затем заключенная сделка одобряется судом. В более серьезных уголовных делах суд даже вправе непосредственно участвовать в обсуждении условий соглашения[40] [41] [42]. Аналогичный полномочия суда имеются во Франции[43], Италии[44] . В США сделки также заключаются между обвиняемым и прокурором и должны быть одобрены судьей[45].

В качестве способа осуществления судебного контроля в России предлагается установить процедуру утверждения судом заключенного соглашения[46]. Несмотря на то, что указанная идея не предполагает активности суда в достижении договоренностей как полноценной стороны соглашения, к ней следует отнестись критично по следующим причинам.

Основным возражением на этот счет может считаться тот факт, что введение судебного порядка получения разрешения на заключение досудебного соглашения о сотрудничестве создаст дополнительные препятствия к своевременному пресечению и раскрытию преступлений. Так, обвиняемый может поставить условие о предоставлении важной для предотвращения и пресечения преступлений информации лишь после получения разрешения суда на заключение досудебного соглашения о сотрудничестве. Однако за время, необходимое для подготовки и рассмотрения соответствующих материалов судом, подобная информация может потерять свою актуальность.[47] Кроме того, как отмечает А.В. Пиюк, исследуя уже существующую конструкцию заключения соглашения и последующего судебного разбирательства, суд, по сути, выступает заодно с прокурором и призван лишь «легализовать сделку», а не разрешить дело. Но суд как орган правосудия должен не возглавлять борьбу с преступностью и вступать в торг с обвиняемым, а прежде всего, вынести обоснованный и справедливый приговор, вызывающий уважение в обществе. Логично, чтобы о применении снисхождения ходатайствовал прокурор, а при отсутствии такого ходатайства обвиняемый и его защитник были бы наделены правом настаивать на снисхождении, оспаривая мнение проку-

205

рора, суд же занимался бы своим делом - осуществлял правосудие.

Справедливым представляется мнение Р.В. Тишина, согласно которому в настоящее время при действующем порядке судебного разбирательства по исследуемым делам суд фактически уже выполняет функцию контроля над законностью соглашения между органами предварительного следствия и лицом, виновным в совершении преступления, которая в последующем выражается в вынесении правосудного решения с присущими ему обязательными признаками[48] [49] [50] [51]. Согласимся, что и на этапе предварительного расследования действия и решения следователя и прокурора, связанные с заключением досудебного соглашения о сотрудничестве, могут быть обжалованы обвиняемым в суде в порядке ст. 125 УПК РФ. В ходе рассмотрения дела в соответствии со ст. 317.7 УПК РФ суд также проводит определенные действия, направленные на проверку законности заключения и реализации соглашения о сотрудничестве, что свидетельствует о включенности суда в эту процедуру и фактического наличия судебного контроля.

Вместе с тем предметом внимания суда в приведенных случаях будет именно их законность, а не целесообразность. Суд не вправе принудить стороны к заключению такого соглашения, так как оно по своей правовой природе носит диспозитивный характер. Верховный Суд РФ в этой связи также обратил внимание, что заключение соглашения о сотрудничестве зависит не только от желания подозреваемого (обвиняемого), но и от волеизъявления следователя, руководителя след-

208

ственного органа и прокурора , тем самым подчеркнув недопустимость вмешательства суда в вопросы выбора методики осуществления уголовного преследования уполномоченными лицами. В этой связи мы не считаем возможным поддержать идею о расширении активности суда при заключении соглашения, огра- ниваясь той разумной степенью его контроля, которая уже гарантирована действующим законодательством. Стороной досудебного соглашения о сотрудничестве является прокурор и он в рамках своих полномочий по распоряжению обвинением формулирует свои обязательства по соглашению. Суд такими полномочиями не обладает и не должен обладать: в противном случае можно будет утверждать о принятии судом на себя функции уголовного преследования и устранении принципа независимости суда из российской правовой системы.

Учитывая указанные обстоятельства, признание за судом права непосредственно учитывать в формировании условий соглашения о сотрудничества и тем более принимать на себя определенные договорные обязательства недопустимо. Вместе с тем предлагаемая идея о получении судебного разрешения на заключение досудебного соглашения о сотрудничестве фактически реализована: в рамках подготовки дела к судебному заседанию и непосредственно судебного заседания в порядке ст.ст. 317.6, 317.7 УПК РФ суд исследует именно обстоятельства, связанные с заключением и реализацией соглашения. Это и есть фактическая «легализация» соглашения, поэтому установление дополнительной дублирующей ее процедуры в ходе предварительного расследования не имеет смысла.

Следующим лицом, возможность участия которого в заключении досудебного соглашения о сотрудничестве является одним из наиболее обсуждаемых в научной литературе при исследовании проблем досудебного соглашения вопросов, является потерпевший.

Сторонники необходимости его участия[52] приводят множество доводов в поддержку своей позиции. В первую очередь, они отмечают, что такой порядок нарушает права потерпевшего, закрепленные в различных международных актах. В частности, его права однозначно закреплены в п. «b» ст. 6 Декларации основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотреблений властью, принятой Резолюцией 40/34 Генеральной Ассамблеи ООН 29 ноября 1985 г., который содержит положение о тому, что судебные и административные процедуры в большей степени должны отвечать потребностям жертв путем обеспечения возможности изложения и рассмотрения мнений и пожеланий потерпевших на соответствующих этапах судебного разбирательства в тех случаях, когда затрагиваются их личные интересы, без ущерба для обвиняемых и согласно соответствующей национальной системе уголовного правосудия. Также в этой сфере действуют Рекомендации десятого конгресса ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями, закрепившего такие права потерпевшего, как право на присутствие и участие в принятии решения, право на обеспечение личной безопасности и защиты от вмешательства в частную жизнь, право на адвоката, право на компенсацию, как со стороны правонарушителя, так и государства.[53]

По мнению А.В. Смирнова, помимо международно-правовых актов недопущение потерпевшего к процедуре заключения досудебного соглашения о сотрудничестве имеет место нарушение соответствующими положениями УПК РФ конституционного права на доступ потерпевшего к правосудию[54] [55] [56].

Другой довод, приводимый в поддержку рассматриваемого мнения, основан на том, что при имеющемся порядке возможность заключения соглашения не ставится в зависимость от возмещения вреда, причиненного преступлением, что является существенным нарушением прав потерпевшего . Участвуя в заключении досудебного соглашения о сотрудничестве с подозреваемым (обвиняемым), потерпевший может договориться об имущественной компенсации причиненного вреда, а добровольное возмещение вреда со стороны обвиняемого могло бы гарантировать ему уменьшение размеров его уголовной ответственности, снижение пределов возможного наказания . Если сотрудничество касается возмещения вреда, то вероятна ситуация, когда потерпевшего не устроит объем обнаруженного в результате сотрудничества имущества либо обвиняемый представит информацию о другом имуществе, которое не принадлежит потерпевшему, и т.п. В данном случае при отсутствии учета мнения потерпевшего в такой ситуации его интересы будут нарушены.

Другой формой участия потерпевшего в подобных делах является его согласие на рассмотрение дел с досудебными соглашениями о сотрудничестве в особом порядке. Сторонники рассматриваемого подхода сравнивают особый порядок рассмотрения уголовного дела и принятия судебного решения при заключении соглашения о сотрудничестве с особым порядком принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением. В последнем случае закон (ст. 316 УПК РФ) предусматривает обязательное выяснение судьей отношения потерпевшего к ходатайству подсудимого о постановлении приговора без проведения судебного разбирательства. Возражение потерпевшего является основанием для вынесения постановления о прекращении особого порядка судебного разбирательства и назначении рассмотрения уголовного дела в общем порядке. Дело в том, что в ч. 1 ст. 317.7 УПК РФ содержится норма о необходимости проведения судебного заседания и постановления приговора в отношении подсудимого, с которым заключено досудебное соглашение о сотрудничестве, в порядке, установленном ст. 316 УПК РФ. И с этим, соответственно, связывают необходимость получения согласия потерпевшего на заключение досудебного соглашения о сотрудничестве и на особый порядок судебного разбирательства . Незначительная законодательная неточность, как это бывает, в данном случае приводит к значительной правоприменительной проблеме.

Обратим внимание, что в данном случае основной возможной формой участия потерпевшего в подобных делах называют получение его согласия на заключение соглашения и особый порядок судебного разбирательства, хотя установление неразрывной связи досудебного соглашения о сотрудничестве и особого по- [57] [58] рядка мы считаем одной из самых серьезных ошибок законодателя при конструировании данного института. Эти институты имеют принципиально разные правовые основания и последствия. Соответственно, на наш взгляд, испрашивание мнения потерпевшего на упрощенную процедуру судебного разбирательства логично, а его влияние на порядок реализации соглашения, стороной которого потерпевший не является, неразумно.

Тем не менее, в процессуальной науке детально исследован вопрос об участии потерпевшего в указанных отношениях. Быков В.М., Быков А.М. более подробно описывают механизм получения такого согласия. По их мнению, на предварительном этапе подготовки соглашения прокурор должен получить письменное согласие потерпевшего на заключение досудебного соглашения о сотрудничестве. При этом прокурор должен разъяснить потерпевшему его права, а также все возможные правовые последствия для подозреваемого (обвиняемого), который собираются заключить досудебное соглашение о сотрудничестве.[59] [60]

Вывод об обязательном участии потерпевшего порой делают и при анализе законодательного определения досудебного соглашения о сотрудничестве (п. 61 ст. 5 УПК РФ), где речь идет о согласовании условий ответственности сторонами защиты и обвинения, представителем которой является в том числе потерпевший. Таким образом, согласие потерпевшего как участника уголовного судопроизводства со стороны обвинения на заключение соглашения о сотрудничестве должно быть получено. По нашему мнению, вряд ли этот довод заслуживает существенного внимания, поскольку формулировка определения соглашения, как было отмечено ранее, и с сущностной, и с юридико-технической точки зрения не точна и не согласуется с логикой расследования и разрешения уголовного дела с заключенным соглашением о сотрудничестве. В любом случае понятия сторон обвинения и защиты включают в себя многих лиц и помимо потерпевшего, которые не имеют отношения к заключению и реализации соглашения.

Сторонники необходимости получения согласия потерпевшего предлагают его соответствующим образом фиксировать в письменной форме. В.Н. Парфенов полагает необходимым дополнить УПК РФ нормами, предусматривающими обязательное согласие потерпевшего на проведение особого порядка судебного разбирательства при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве, установление позиции потерпевшего в судебном заседании. Потерпевший может в суде выразить свое несогласие с рассмотрением дела в особом порядке в трех случаях: а) если потерпевший меняет свою точку зрения, высказанную до заключения досудебного соглашения о сотрудничестве, по личным мотивам; б) если потерпевший меняет свою позицию, высказанную до заключения досудебного соглашения о сотрудничестве, по причине ненадлежащего информирования его прокурором о сущности и последствиях принятия судебного решения в порядке гл. 40.1 УПК РФ; в) если потерпевший как участник уголовного судопроизводства появляется только в суде после вынесения соответствующего постановления судьей. Первое из предложенных оснований не выдерживает критики: термин «личные мотивы» оценочный и чрезвычайно широкий. Любые обстоятельства, которые подвигли потерпевшего «отозвать» свое согласие, можно считать личными. В любом случае настоящее рассуждение уместно, если исходить из посылки, что согласие потерпевшего на особый порядок судебного разбирательства при наличии соглашения о сотрудничестве обязательно.

Теперь перейдем к рассмотрению иного подхода, согласно которому действующее законодательство не нуждается в изменении и введении потерпевшего в качестве активного участника процесса при заключении и реализации досудебного соглашения о сотрудничестве. Одним из его сторонников является А.С. Александров. Он отмечает, что позиция законодателя по игнорированию участия потерпевшего в процедуре заключения досудебного соглашения о сотрудничестве между государством и стороной защиты является принципиальной [61]

О 1 Q

ввиду публично-правовой природы и назначения данного института. Более того, обязанность государства обеспечивать восстановление прав потерпевшего от преступления, к которой апеллируют большинство приверженцев противоположного подхода, не предполагает наделения потерпевшего правом предопределять необходимость осуществления уголовного преследования в отношении того или иного лица, а также пределы возлагаемой на это лицо уголовной ответственности. Такое право в силу публичного характера уголовно-правовых отношений может принадлежать только государству в лице его законодательных и правоприменительных органов.[62] [63] [64] Признавая справедливость названного положения, согласимся, что ущемления прав потерпевшего в случае его отстранения от принятия решения по заключению соглашения о сотрудничестве не усматривается.