Предусмотренная Кодексом Российской Федерации об административных правонарушениях статья 19.5., гласит «невыполнение в срок законного предписания (постановления, представления, решения) органа (должностного лица), осуществляющего государственный надзор (контроль), муниципальный контроль», из полного перечня частей указанной статьи в полномочия антимонопольного органа входят более семи отдельных указаний.
Однако, при написании настоящей диссертации, и обозначенной темы стоить уделить внимание лишь тем, которые непосредственно относятся к рассматриваемым вопросам предусматривающих ответственность за нарушение законодательства о рекламе и недобросовестной конкуренции.
Для начала, считаю необходимым остановится на части 2.4. статьи 19.5 КоАП РФ, «невыполнение в установленный срок законного решения, предписания федерального антимонопольного органа, его территориального органа о прекращении нарушения законодательства Российской Федерации о рекламе или законного решения, предписания федерального антимонопольного органа, его территориального органа об отмене либо изменении противоречащего законодательству Российской Федерации о рекламе акта федерального органа исполнительной власти, акта органа исполнительной власти субъекта Российской Федерации или акта органа местного самоуправления
- влечет наложение административного штрафа на должностных лиц в размере от двенадцати тысяч до двадцати тысяч рублей; на юридических лиц - от трехсот тысяч до пятисот тысяч рублей».
Указанная норма предусматривает ответственность, для должностных и юридических лиц, при этом не затрагивает физических лиц, которые все чаще всего становятся участниками и лицами нарушающими требования законодательства о рекламе.
Что в свою очередь ведет к пробелу в праве, так как физические лица не несут ответственность за неисполнение предписания антимонопольного органа.
Рассмотрим пример нарушения части 2 статьи 20 Закона о рекламе, «использование транспортного средства исключительно или преимущественно в качестве передвижной рекламной конструкции, в том числе переоборудование транспортного средства для распространения рекламы, в результате которого транспортное средство полностью или частично утратили функции, для выполнения которых оно было предназначено, переоборудование кузова транспортного средства с приданием ему вида определенного товара, запрещается».
Субъектом, при указанном нарушении может быть юридическое лицо (общество на чьем балансе зарегистрировано транспортное средство), индивидуальный предприниматель и физическое лицо, использующее такое транспортное средство, обклеив ее кузов или установив рекламную конструкцию (баннер, короб и т.п.).
Антимонопольный орган, выявив указанное транспортное средство, устанавливает собственника транспортного средства, по представленным ОГИБДД УМВД России сведениям, чаще всего такой автомобиль с государственным регистрационным номером зарегистрирован за физическим лицом.
Рассмотрев дело, антимонопольный орган на основании решения о признании при установлении факта нарушения законодательства о рекламе, выдает предписание собственнику автомобиля с государственным регистрационным номером, о прекращении нарушения законодательства Российской Федерации о рекламе.
Однако, собственник (физическое лицо) не исполнив в установленные законом и предписанием сроки о прекращении нарушения законодательства Российской Федерации о рекламе по использованию транспортного средства в качестве рекламной конструкции, не несет ни какой административной ответственности за неисполнение выданного ему предписания и обязательного исполнения.
То есть в настоящее время, в силу участившихся случаев мошенничества и «обхода» законодательства с целью уменьшения ответственности и предусмотренных санкций как со стороны компаний, индивидуальных предпринимателей, Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях требует незамедлительной доработки в части указанной нормы, а именно введения в указанную часть 2.4 статьи 19.5 КоАП РФ, ответственности для физических лиц и предусматривающую санкцию в виде штрафа не менее четырех тысяч рублей, и увеличение штрафа для должностных лиц включая индивидуальных предпринимателей.
Такая административная ответственность будет являться действенным средством, по прекращению и устранению нарушений среди физических, должностных лиц включая индивидуальных предпринимателей.
При этом, стоит уделить вопрос сроку давности привлечения к административной ответственности по части 2.4. статьи 19.5 КоАП РФ, для должностных и юридических лиц.
Организация, не исполнившая предписание управления Федеральной антимонопольной службы о прекращении нарушения законодательства Российской Федерации о рекламе, не может быть привлечена к административной ответственности по ч. 2.4 ст. 19.5 Кодекса РФ об административных правонарушениях за неисполнение указанного предписания, если со дня, к которому оно должно было быть исполнено, прошло более двух месяцев.
Хоть указанная позиция и подкреплена судебной практикой и разъяснениями, данными Верховным Судом Российской Федерации
Следует обратить внимание, что п. 2 ст. 1 Федерального закона от 02.11.2013 N 285-ФЗ "О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях и статью 3 Федерального закона "О внесении изменений в Федеральный закон "О безопасности дорожного движения" и Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях" в ч. 1 ст. 4.5 КоАП РФ внесены изменения, предусматривающие применение годичного срока давности за административные правонарушения против порядка управления (в части непредставления или несвоевременного представления в федеральный антимонопольный орган или его территориальный орган по их требованию сведений (информации), необходимых для расчета размера административного штрафа, либо представления в федеральный антимонопольный орган или его территориальный орган заведомо недостоверных сведений (информации), необходимых для расчета размера административного штрафа).
Из прямого содержания п. 2 ст. 1 Федерального закона N 285-ФЗ следует, что «действие годичного срока давности распространяется лишь на административные правонарушения против порядка управления в конкретно определенной им сфере общественных отношений: в части непредставления или несвоевременного представления в федеральный антимонопольный орган или его территориальный орган по их требованию сведений (информации), необходимых для расчета размера административного штрафа, либо представления в федеральный антимонопольный орган или его территориальный орган заведомо недостоверных сведений (информации), необходимых для расчета размера административного штрафа».
Таким образом, действующая редакция ч. 1 ст. 4.5 КоАП РФ по-прежнему не предусматривает оснований для применения годичного срока давности в отношении административного правонарушения, предусмотренного ч. 2.4 ст. 19.5 КоАП РФ, что также действует в пользу привлеченных к ответственности лиц за нарушение законодательства о рекламе.
Рассматривая другую норму Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях, относящуюся к теме настоящей диссертации, а именно часть 2.5. статьи 19.5 КоАП РФ, «предусматривающая ответственность за невыполнение в установленный срок законного решения, предписания федерального антимонопольного органа, его территориального органа о прекращении недобросовестной конкуренции
-влечет наложение административного штрафа на должностных лиц в размере от десяти тысяч до двадцати тысяч рублей; на юридических лиц - от ста тысяч до трехсот тысяч рублей».
Указанная норма схожих дефектов как ранее рассмотренная не содержит, но при этом имеет свои коллизии, рассмотренные лишь в понятийном смысле, но если рассматривать через административное законодательство и применяемое с ней ответственность, имеет необходимость рассмотрения и придания единообразия, как для территориальных органов ФАС России, так и для арбитражных судов.
Возможно привести бесчисленное количество примеров и ситуаций, когда один и тот же факты одновременно подпадает под состав закона о рекламе и закона о защите конкуренции - ненадлежащей рекламы и недобросовестной конкуренции. К таким относится, пример, размещения в рекламных материалах фирменного наименования, сходного до степени смешения с фирменным наименованием, ранее зарегистрированным другим хозяйствующим субъектом, и словесным элементом чужого товарного знака[1].
Во-первых, такой состав признакам недобросовестной конкуренции соответствует, что подтверждается изложенным в главе 2.1 Закона о защите конкуренции, что и отражено судами первой и апелляционной инстанций по конкретным делам. Так как, использование чужого фирменного наименования (ст. ст. 1473 и 1474 ГК РФ) можно рассматривать как введение потребителей в заблуждение в отношении производителей товара и введение в оборот товара с незаконным использованием средств индивидуализации.
Во-вторых, такие факты подпадают и под состав недобросовестной рекламы, предусмотренный в п. 3 ч. 2 ст. 5 Закона о рекламе, где «запрещена реклама одного товара под видом рекламы другого товара, товарный знак или знак обслуживания которого тождествен или сходен до степени смешения с товарным знаком или знаком обслуживания другого товара, а также под видом рекламы изготовителя или продавца данного товара». Вместе с тем, в п. 4 ч. 2 данной статьи введена юридическая фикция, согласно ей некоторые акты недобросовестной конкуренции считаются одновременно и проявлениями недобросовестной рекламы.
Примеры свидетельствуют о том, что на практике существуют и могут в дальнейшем существовать ситуации, затрагивающие признаками как ненадлежащей рекламы, так и недобросовестной конкуренции. С точки зрения формальной логики это говорит о возможном существовании между составами (понятия) ненадлежащей рекламы и недобросовестной конкуренции трех видов отношений:
1) отношение равнозначности этих категорий (совпадение их объемов);
2) отношение подчинения (схема "род - вид" или "общие признаки - специальные признаки");
3) отношение пересечения, когда значение одного термина лишь частично перекрывается значением другого термина (имеет место лишь частичное совпадение объемов понятий)[2]. Отношение равнозначности следует сразу исключить, поскольку в нашем случае имеют место ситуации, относящиеся либо к ненадлежащей рекламе, либо к недобросовестной конкуренции. Что касается двух других типов логических отношений, то анализ отечественного законодательства, а также административной и судебной практики показывает, что российский законодатель (вместе с правоприменителем) при оценке соотношения рассматриваемых нами составов отдает приоритет схеме "род - вид".
Во-первых, современное законодательство о рекламе дает повод для вывода в пользу одновременного соотношения и антимонопольного и рекламного законодательств как соответственно общего и специального. Так, в ч. 1 ст. 14.33 КоАП РФ (административная ответственность за недобросовестную конкуренцию) законодатель исключил применение данной нормы к составу ненадлежащей (в том числе и недобросовестной) рекламы, описанному в ст. 14.3 КоАП РФ. Чем законодатель признает, что состав ненадлежащей рекламы является специальным и именно ему необходимо отдать предпочтение при возникновении коллизии.
Стоить отметим, что это исключение можно усматривать не под одним ракурсом, если предположить следующее: законодатель упоминает данное исключение для того, чтобы подчеркнуть специальность законодательства о рекламе лишь в сфере применения КоАП РФ. Из этого можно сделать вывод, что за пределами Кодекса Российской Федерации об административной ответственности указанное законодательство специальным по отношению к антимонопольному законодательству уже являться не будет.
Во-вторых, для этого, необходимо предпринять меры и решить коллизионную проблему и обосновать применение в конкретном случае рекламного, а не антимонопольного законодательства, арбитражные суды[3] зачастую ссылаясь на п. 4 ч. 2 ст. 5 Закона о рекламе, где недобросовестная конкуренция провозглашается одной из форм недобросовестной рекламы. Хочется считать, что практика такого обоснования ошибочна, ведь в упомянутой правовой норме недобросовестная реклама и недобросовестная конкуренция соотносятся не в качестве соответственно специального и общего состава, а наоборот (как общий и специальный запреты).
Действительно, в п. 4 ч. 2 ст. 5 Закона о рекламе недвусмысленно утверждает, что все акты недобросовестной конкуренции с применением рекламы входят в состав недобросовестной рекламы, что следовательно, и является специальными (видовыми) по отношению к общему составу недобросовестной рекламой. Такой вывод исходит из того, что согласно прямым формулировкам упомянутой статьи и правилам формальной логики термин "недобросовестная конкуренция" является распределенным, а термин "недобросовестная реклама" – нераспределенным[4].
Ввиду сложившейся ситуации судебная в том числе и административная практика могла бы внести определенность на эту коллизионную проблему.
В целом антимонопольное законодательство в России применяется уже более пятнадцати лет, и на этом фоне этого хозяйствующие субъекты вправе ожидать стабильной практики применения по анализируемому и спорному вопросу. Однако, к сожалению, этого не происходит. Лишь в п. 20 Обзора практики рассмотрения споров, связанных с применением законодательства о рекламе (информационное письмо Президиума ВАС РФ от 25 декабря 1998 г. N 37)[5] содержится весьма косвенное свидетельство того, что ВАС РФ отдает приоритет рекламному законодательству по сравнению с антимонопольным.
Кроме того, доля текущих дел, где арбитражные суды решают вопрос о соотношении недобросовестной конкуренции и ненадлежащей рекламы, очень невелика (около 4% от общего количества дел, посвященных недобросовестной конкуренции и ненадлежащей рекламе). Но даже в этих немногочисленных делах арбитражные суды и антимонопольный орган недопустимо скупо и поверхностно аргументируют свою позицию по этому вопросу. Это может свидетельствовать только о том, что либо суды не осознают важности данной проблемы, либо она решается по негласным и неопубликованным правилам без надлежащей аргументации в судебных решениях (о наличии таких негласных правил можно судить по регулярности принимаемых судами решений). Такой подход судов прямо противоречит ч. 4 ст. 170 Арбитражного процессуального кодекса РФ, в соответствии с которой арбитражные суды обязаны мотивировать выбор одного закона в качестве основания для своего решения и отклонение другого законодательного акта.
В качестве типичного примера данной позиции приведу одно из дел[6], где предметом рассмотрения арбитражного суда стало использование обозначения, схожего до степени смешения с товарным знаком ОАО "КамАЗ", в рекламе. Потерпевшая сторона просила применить ст. ст. 4, 14, 22 Закона о защите конкуренции, ст. 5 Закона о рекламе, ст. ст. 1 и 10.bis Парижской конвенции по охране промышленной собственности, а также наложить на нарушителя административный штраф за нарушение законодательства о рекламе. При этом в деле констатируется, что применению подлежит именно Закон о рекламе, поскольку согласно ст. 1 Закона о защите конкуренции данный Закон "определяет организационные и правовые основы защиты конкуренции, в том числе предупреждения и пресечения недобросовестной конкуренции, в то время как в соответствии со статьями 1 и 2 Закона о рекламе данный Закон применяется к отношениям в сфере рекламы независимо от места ее производства, если распространение рекламы осуществляется на территории Российской Федерации в целях развития рынков товаров, работ и услуг на основе соблюдения принципов добросовестной конкуренции". Тем самым арбитражный суд из всех перечисленных выше норм отдал предпочтение именно Закону о рекламе.
Корректная и подробная мотивация такого выбора в материалах дела не приводится, но можно предположить, что арбитражный суд исходил из специального характера Закона о рекламе.
Аналогичная ситуация складывается и с решениями федерального антимонопольного органа в процессе его административной практики. Антимонопольный орган практически избегает мотивировать в своих документах выбор между рекламным и антимонопольным законодательством по делам о недобросовестной конкуренции. Из анализа имеющихся в нашем распоряжении решений антимонопольного органа видно следующее. Если в заявлении потерпевшего в адрес антимонопольного органа содержатся ссылки на оба Закона (Закон о рекламе и Закон о защите конкуренции), то антимонопольный орган еще до рассмотрения дела осуществляет выбор соответствующего Закона и далее рассматривает дело с позиции выбранного Закона. Критерием выбора является, как правило, рассмотрение Закона о рекламе в качестве специального (и, следовательно, приоритетного при отсутствии других релевантных для дела обстоятельств) нормативного акта. Именно так можно объяснить практически полное отсутствие рассмотренных антимонопольным органом дел, где бы имели место упоминания одновременно двух названных Законов (в практике ФАС России со ссылкой на специализированность Закона о рекламе считается неправильным рассмотрение в одном деле двух нарушений Закона о рекламе и Закона о защите конкуренции).
За редким исключением из этого негласного правила, где антимонопольный орган все же мотивировал свой выбор, является решение ФАС России о нарушении антимонопольного законодательства по делу N 114/5-09 от 5 марта 2009 г. Это дело касалось размещения выражения "Водка N 1 в России" на кольеретках (этикетках, украшающих помимо основной этикетки на бутылке ее верхнюю часть) бутылок водки. В нем антимонопольный орган принял решение рассматривать дело не на основе рекламного, а на базе антимонопольного законодательства. Этот выбор со ссылкой на п. п. 7 - 8 ч. 2 ст. 2 Закона о рекламе (данный Закон не распространяется на оформление товара) мотивировался тем, что "указанная информация "Водка N 1 в России", размещенная на кольеретках бутылок водки... не подпадает под понятия рекламы и на такую информацию положения Закона о рекламе не распространяются".
Сам факт обоснования выбора законодательного акта следует оценить положительно, но содержание обоснования является некорректным. Это стало возможным из-за смешения антимонопольным органом определений двух понятий - "сфера распространения Закона о рекламе" (ст. 2 Закона о рекламе) и "реклама" (п. 1 ст. 3). В данном деле Закон о рекламе не может быть применен не в связи с отсутствием у спорной информации признаков рекламы (как об этом говорится в приведенном решении антимонопольного органа), а поскольку легальное определение рекламы в силу имеющегося исключения из сферы действия данного Закона вообще неприменимо к такой информации. Кроме того, в этом решении антимонопольный орган косвенно признает тот факт, что если бы обозначенная на этикетках информация находилась в сфере действия рекламного законодательства, то и приоритет был бы отдан именно Закону о рекламе, а не Закону о защите конкуренции. Лишь обозначенное в п. п. 7 - 8 ч. 2 ст. 2 Закона о рекламе исключение не позволило использовать для обоснования рекламное законодательство. Все эти доводы подтверждают наш вывод о том, что антимонопольный орган рассматривает Закон о рекламе как специальный нормативный акт по отношению к общему антимонопольному законодательству.
Таким образом, есть веские основания утверждать, что и законодатель, и арбитражные суды, и антимонопольный орган рассматривают соотношение антимонопольного и рекламного законодательства (в части ненадлежащей рекламы и недобросовестной конкуренции) в рамках схемы "общее - специальное", отдавая предпочтение специальному составу - ненадлежащей рекламе.
Насколько безупречен выбранный подход?
Во-первых, указанное соотношение правовых норм обычно используется законодателем в рамках одной главы или статьи общего законодательного акта (например, ст. ст. 168 и 173 ГК РФ или ч. ч. 2.6 и 2.5 ст. 19.5 КоАП РФ). В нашем же случае имеют место различные по форме и содержанию федеральные законы (этот вывод не опровергается ссылкой на п. 4 ч. 2 ст. 5 Закона о рекламе, где упоминается недобросовестная конкуренция).
Во-вторых, правоприменительные (судебные и административные) решения, принятые на основе такого подхода, вопреки требованиям законодательства не содержат убедительной аргументации по этому поводу.
В-третьих, те немногие аргументы, которые все же фигурируют в материалах различных дел, содержат внутренние противоречия и в силу этого могут быть в равной степени использованы для опровержения рассматриваемой позиции. В первую очередь это касается аргументов, основанных на положениях действующего законодательства (ч. 1 ст. 14.33 КоАП РФ и п. 4 ч. 2 ст. 5 Закона о рекламе). И, наконец, в-четвертых, с точки зрения формальной логики понятие "ненадлежащая реклама" нельзя рассматривать как видовое (специальное) по отношению к родовому (общему) понятию "недобросовестная конкуренция", поскольку первое понятие не содержит всех признаков, присущих второму[7]. Например, для состава ненадлежащей рекламы не требуется устанавливать конкурентные отношения между потерпевшим и виновным хозяйствующими субъектами (для состава недобросовестной конкуренции согласно п. 9 ст. 4 Закона о защите конкуренции этот признак является обязательным). Поэтому, с нашей точки зрения, указанные категории должны рассматриваться не как специальное и общее (видовое и родовое) понятия, а в качестве пересекающихся понятий.
Перечисленные выше аргументы против соотношения Законов о рекламе и о защите конкуренции (как специального и общего) подводят нас к мысли о том, что для разрешения рассматриваемой коллизии можно было бы воспользоваться другим широко распространенным методом - приоритетом нормы, принятой позднее[8]. Согласно датам принятия этих Законов парламентом РФ и датам их подписания Президентом РФ более поздним следует считать Закон о защите конкуренции, хотя по отношению к законам в сфере рекламы, принятым до вступления в силу Закона о рекламе, последний на основании ч. 2 ст. 40 имеет приоритет.
Однако нам представляется более правильным использование не формально-логического или временного соотношения коллизионных составов, а целей Закона о рекламе и Закона о защите конкуренции. Это позволит применить к составам запретов недобросовестной конкуренции и ненадлежащей рекламы телеологический (целевой) способ разрешения коллизионной проблемы. Именно он часто используется в сфере отношений пересечения правовых категорий, когда значение одного термина лишь частично перекрывается значением другого термина[9], что имеет место при логическом соотношении понятий "ненадлежащая реклама" и "недобросовестная конкуренция". Для применения телеологического (целевого) способа преодоления коллизий правоприменитель должен определить, какая из предполагаемых правовых норм наиболее соответствует выбранным целям. Именно такая норма (независимо от ее общего или специального характера) и должна быть применена в качестве основания для решения конкретного дела.
Необходимо обратить внимание, что применительно к рекламному и антимонопольному законодательству можно вести речь о двух типах целей - совпадающих и различающихся между собой. Так, в ст. 1 Закона о рекламе указывается пять целей: 1) развитие рынков товаров (работ и услуг) на основе соблюдения принципов добросовестной конкуренции; 2) обеспечение в РФ единства экономического пространства; 3) реализация права потребителей на получение добросовестной и достоверной рекламы; 4) предупреждение нарушения законодательства РФ о рекламе; 5) пресечение фактов ненадлежащей рекламы. В свою очередь, Закон о защите конкуренции (ч. 2 ст. 1) ориентируется на следующие три ценности: 1) обеспечение единства экономического пространства, свободного перемещения товаров и свободы экономической деятельности в РФ; 2) защита конкуренции; 3) создание условий для эффективного функционирования товарных рынков.
Сходство перечисленных целей очевидно (например, когда речь идет об обеспечении единства экономического пространства в России). В таком сходстве нет ничего удивительного, поскольку обеспечение единства экономического пространства гарантируется в ч. 1 ст. 8 Конституции РФ и распространяется на все отрасли федерального законодательства. Обычно сходство целей этих законов используется для обоснования пересечения сфер применения указанных выше Законов.
Но с точки зрения проблематики настоящей публикации более существенны различия целей указанных Законов. В этом случае возникает конфликт целей, и правоприменительный орган должен иметь критерии, в соответствии с которыми он отдаст предпочтение одной из целей. Например, может иметь место противоречие между защитой интересов потребителей (они упоминаются в Законе о рекламе) и интересов состязающихся на рынке субъектов (они защищаются на основе Закона о защите конкуренции). Правоприменителю в каждом конкретном деле предстоит выбрать одну из конкурирующих целей.
Но какая бы цель ни была выбрана, возникает другой важный вопрос: какую правовую норму использовать для реализации поставленной цели? Один из вариантов ответа на этот вопрос - это критерий консиквенциализма, выработанный теорией экономического утилитаризма.
Теория утилитаризма широко используется для обоснования, критики и совершенствования современного конкурентного права. Важнейшим элементом этого подхода является принцип консиквенциализма, согласно которому нормативные предписания и конкретные решения, принятые на их основе и адресованные индивидуальным субъектам, должны оцениваться с учетом полезности соответствующих последствий их реализации[10]. В частности, такой подход практикуется для обоснования ключевого фактора конкуренции - возможности для потенциальных конкурентов беспрепятственно войти на релевантный рынок[11]. В частности, ключевые для американского антитрестовского законодательства правило разумности (rule of reason) и правило противоправности (per se) также предполагают взвешивание выгод и потерь общества от нарушения антитрестовских актов[12]. Различие между этими правилами состоит лишь в том, что принцип per se устанавливает неопровержимую презумпцию наличия отрицательных для общественного благосостояния последствий[13].
Российский Закон о защите конкуренции также содержит положения, позволяющие применять упомянутые выше постулаты утилитаризма. К наиболее типичным среди них относятся ч. 2 ст. 1, ч. 2 ст. 6, ч. 2 ст. 7, ч. 1 ст. 10, 14 и ч. 1 ст. 13 Закона о защите конкуренции. Использование этих постулатов для разрешения коллизии составов ненадлежащей рекламы и недобросовестной конкуренции также возможно и целесообразно. Последовательное применение именно этого критерия в процессе устранения проанализированной коллизии позволит: 1) отказаться от формального и непредсказуемого подхода, господствующего в современной отечественной практике реализации рекламного и антимонопольного законодательства; 2) рационализировать и унифицировать административную и судебно-арбитражную практику применения указанных отраслей законодательства; 3) устранить логическое противоречие и основанную на нем взаимную несовместимость между постулатом о специальном характере Закона о рекламе (по отношению к Закону о защите конкуренции) и положением ч. 2 ст. 5 Закона о рекламе. В результате проблема, обременяющая российское конкурентное право уже более пятнадцати лет, получит адекватное решение.
[1] См.: Постановление ФАС Восточно-Сибирского округа от 6 апреля 2009 г. N А19-9804/08-35-Ф02-1165/09 // СПС "КонсультантПлюс".
[2] См.: Gensler H.J. Introduction to logic. London, 2002. P. 25 - 28;
Ивин А.А. Логика. М., 2000. С. 45 - 46;
Асмус В.Ф. Логика. М., 2001. С. 36 - 49.
[3] См., например: Постановление ФАС Восточно-Сибирского округа от 27 ноября 2008 г. N А19-3549/08-28-Ф02-5866/08 // СПС "КонсультантПлюс".
[4] См.: Gensler H.J. Introduction to logic. London, 2002. P. 10.
[5] Вестник ВАС РФ. 1999. N 2.
[6] Постановление ФАС Московского округа от 13 февраля 2009 г. N КА-А40/178-09 по делу N А40-27553/08-96-130 .
[7] Кондаков Н.И. Введение в логику. М., 1967. С. 49.
[8] Ruthers B. Rechtstheorie. Munchen, 2007. S. 175.
[9]Zippelius R. Juristische Methodenlehre. Munchen, 2006. S. 39.
[10] См.: Smart J.J.C., Williams B. Utilitarianism: for and against. Cambridge, 2007. P. 12; Sidgwick H. The Methods of Ethics. Indianapolis, 1981. P. 411 - 412.
[11] Mackaay E., Rousseau St. Analyse conomique du droit. Paris, 2008. P. 106; Whish R. Competition Law. Oxford, 2005. P. 13, 25.
[12] Whinston M.D. Lectures on Antitrust Economics. Cambridge, 2006. P. 15 - 16.
[13] Bork R.H. The Antitrust Paradox. N.Y., 1978. P. 18.
|