Развитие уголовного права в целом и его отдельных институтов после октябрьского переворота 1917 г. было обусловлено содержанием государственной власти, ее целями и политическими институтами. Известно, что в результате прогрессивных революций правовая реформа начиналась с одобрение Конституционных актов, вслед за которыми принимались регулятивные нормы права и лишь потом начиналась реформа уголовного права. Исторический экскурс становления тоталитарных государств свидетельствует о поспешной отмене прежнего уголовного законодательства и принятии новых уголовно-правовых норм, которые выполняли регулятивную функцию, что им не свойственно в демократических условиях развития общества. Нарушение объективно необходимой последовательности реформации системы права обусловило отступление от общепринятых принципов уголовного права, его функций, его направленности. Примат государственных интересов над личностными превратил уголовное право в политический рычаг управления обществом, оно постепенно превратилось в орудие элиты правящей партии, в орудие борьбы с инакомыслием. Разрушение системы российского уголовного права с его концептуальными началами, с глубокими теоретическими разработками на базе классической школы права, сопровождалось деюридизацией основных институтов уголовного права, теоретически обоснованных социологическим направлением. В этом нетрудно убедиться на примере анализа признака противоправности преступления.
Под уголовной противоправностью в теории уголовного права принято понимать запрещенность преступления соответствующей уголовно-правовой
'Л'ЛС.
нормой под угрозой применения к виновному наказания . Данный признак был включен в общее понятие преступления не сразу. УК РСФСР 1922 г.
226 Брайнин Я.М. Уголовный закон и его применение. - М., 1967. С. 28-31; Кузнецова Н.Ф. Преступление и преступность, 1969,С. 90.
признака противоправности не содержал. Причиной этому послужила необходимость иметь в УК норму об аналогии. Отсутствовал признак противоправности и в УК РСФСР 1926 года. Лишь Основами 1958 г. была исключена аналогия и введен признак уголовной противоправности в общее понятие преступления. При этом в общем юридическом понятии преступления на первое место был поставлен неправовой, социологический признак преступного деяния - общественная опасность и как важное дополнение к нему - противоправность. А.А. Пионтковский, характеризуя признаки преступления, писал, что общественная опасность является материальной характеристикой общественного свойства всякого преступления. Противоправность есть лишь юридическое выражение этого свойства. Поэтому отношение между противоправностью деяния и его общественной опасностью может быть выражено как отношение между правовой формой деяния и его материальным социально-политическим содержанием227. Таким же образом характеризовали уголовную противоправность Л. Шуберт и Н.Д. Дурманов .
Взаимообусловленность общественной опасности и противоправности является определяющим фактором в понимании того, что следует считать преступным, что является основанием уголовной ответственности. Не может считаться преступлением общественно опасное деяние, не предусмотренное уголовным законом, также не может считаться преступлением деяние, хотя и формально подпадающее под признаки статьи уголовного закона, но в силу ряда обстоятельств лишенное общественно опасного характера. «Вопрос о соотношении между общественной опасностью и противоправностью имеет два аспекта, - пишет К. Лютов, - с одной стороны, рассмотрение их как два отдельных одновременно существующих свойства преступления и уяснение их различий; с другой стороны, уяснение определяющей роли общественной
227
Пионтковский А. А. Учение о преступлении. -М., 1961, С. 160.
22S
Шуберт Л. Об общественной опасности преступного деяния. -М., 1960. С. 69. [1]
опасности по отношению к противоправности» . Наиболее распространенным, можно сказать, традиционным определением соотношения уголовной противоправности и общественной опасности является определение уголовной противоправности в качестве юридического выражения общественной опасности. «Общественная опасность образует материальное содержание противоправности. Противоправность выступает как юридическое выражение общественной опасности» . Отсюда вытекает один из важнейших принципов уголовного права советского периода, заключающийся в том, что «констатация того, что уголовная противоправность представляет собой юридическое выражение, правовое закрепление и характеристику признака общественной опасности деяния, означает одновременно констатацию и того, что: а) деяние, представляющее собой достаточно серьезную общественную опасность для интересов Советского государства, объявляется уголовным законом запрещенным, становится противоправным, и б) деяния, объявляемые законодателем уголовно запрещенными, представляют собой соответствующую общественную опасность»232. Однако эта, во многом более желаемая, чем реально существующая в законодательстве и на практике, жесткая связь между общественной опасностью и противоправностью требует некоторых пояснений.
Во-первых, уголовная противоправность не механически отражает общественную опасность деяния. Основаниями признания деяния уголовнопротивоправным являются: I) общественная опасность данного деяния - основополагающий критерий уголовной противоправности; 2) общественная опасность данной группы преступлений; 3) целесообразность преследования
230 Цит. по кн.: Карпушин М.П., Курляндский В.И. Уголовная ответственность и состав преступления. -М., 1974. С. 151.
231
Курс советского уголовного права, ч. I. - Л., 1968, С. 259-260.
232
Карпушин М.П., Курляндский В.И. Уголовная ответственность и состав преступления, -М., 1974. С. 152
того или иного деяния именно уголовно-правовыми средствами . Некоторые ученые, в частности, Г.В. Тимейко, считают, что единственным основанием уголовной противоправности является общественная опасность. «Законодатель может признать уголовно противоправным только такое действие (бездействие), которое обладает конкретной общественной
234
опасностью» .
Данное положение не соответствует действительности, ибо имеется множество примеров общественно опасных деяний, не являющихся преступлениями и, наоборот, преступлений, не представляющих общественной опасности. Это свидетельствует о том, что не всегда общественная опасность деяния является достаточным основанием для признания его преступлением. Противоречие здесь заложено, прежде всего, в том, что оба эти понятия как самостоятельные признаки несовместимы. Либо преступлением считается общественно опасное деяние, здесь сразу же встает необходимость в институте аналогии, либо преступление - это противоправное деяние, где нет места аналогии и действует принцип nullum crimen sine lege. Правоприменителя уже не волнует, из каких соображений исходил законодатель, устанавливая уголовную ответственность за деяния, которые он описал в норме уголовного закона как преступление. Согласно ч. 2 ст. 14 УК не является преступлением действие или бездействие, хотя формально и содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного уголовным законом, но в силу малозначительности не представляющее общественной опасности. Здесь налицо разрыв между признаком противоправности и общественной опасности. Законодатель решает это противоречие в пользу не юридического критерия, а общественной [2] [3]
опасности, тем самым попирая принцип законности. Получается, что есть описанное в норме права преступное деяние, которое совершается и, следовательно, требует реакции на него со стороны государства. Однако вопреки точному определению закона, определенной категории лиц дано право по своему усмотрению решать вопрос о привлечении или наоборот об освобождении лица от уголовной ответственности. Естественно, что здесь мы исходим из положения, что законодатель в своей деятельности опирается в том числе и на здравый смысл.
Противоречивая ситуация складывается и при анализе ст. 77 УК, которая предусматривает освобождение от уголовной ответственности и наказания, если установлено, что вследствие изменения обстановки это лицо или совершенное им деяние перестали быть общественно опасными. Не вдаваясь в детали, а именно, что понимается под изменением обстановки, кому решать эти вопросы и т.п., можно констатировать, что все это не способствует соблюдению законности. Действие или бездействие, описанное в норме уголовного права как преступление, может быть признано не преступлением и не влечь за собой наказание только по воле законодателя. Здесь же налицо преступление и преступник. Каким-то совершенно непонятным образом заинтересованные лица и даже не суд имеют право считать преступление уже не преступлением, а преступника освободить от наказания. В связи с этими и другими коллизиями, являющимися следствием деюридизации понятия преступление остается актуальным вопрос о приоритете признака противоправности в определении понятия
преступления. Положение о необходимости приоритета признака противоправности в определении понятия преступления было выдвинуто Ю.А. Красиковым. Выступая на конференции по обсуждению проекта Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, Ю.А. Красиков обратил внимание на то, что «до сих пор не определен критерий общественной опасности, современное решение этого вопроса
представляется неудовлетворительным. Следовало бы на первый план вместо
признака общественной опасности выдвинуть признак уголовном противоправности. Это больше соответствовало бы правовому характеру
235
государства, чем современное определение преступления» .
Необходимо отметить, что большинство ученых-криминалистов всегда выделяли признак уголовной противоправности и критически относились к попыткам признать уголовную противоправность лишь формальным признаком преступления, отражающим общественную опасность[4] [5]. Уголовная противоправность имеет свою собственную реальную основу и означает посягательство на систему охранительных правоотношений. «Противоправным является такое деяние, которое нарушает правовые отношения в соответствующей отрасли права, разрывает их а тем самым создает угрозу тем фактическим общественным отношениям, ради регулирования и охраны которых существует правовая надстройка»[6] [7].
Следовательно, если одной из разновидностей общественных отношений является правоотношение, то и противоправность не формальная категория, а «объективная характеристика такого деяния, которое запрещено нормами права и, следовательно, в случае его совершения причиняет ущерб социалистическому правопорядку» . В этой связи возникает проблема соотношения уголовной противоправности и противоправности вообще. Н.Д. Дурманов считал, что «не может быть единой всеобщей противоправности, те. для каждой отрасли права необходимо устанавливать свою противоправность»[8].
В.И. Кофман высказал обратную точку зрения, считая, что понятие противоправности едино для всех отраслей права[9].
Большинство ученых-криминалистов не придерживаются таких крайних позиций и принимают оба варианта, т.е. можно сформулировать общее понятие противоправности и вместе с тем с учетом специфических особенностей необходимо выделять конкретные виды противоправности, которые наряду с общими признаками имеют индивидуальные черты.
Таким образом, противоправность в общем смысле - это «противоречие предписаниям норм права. Соответственно противоправный проступок - деяние, противоречащее норме права. Общее понятие противоправности представляет собой абстракцию, поскольку оно отвлекается от конкретных признаков противоправности, присущей нарушениям различных норм права - уголовного, административного и
Т.д.»[10]
Отличительными признаками уголовной противоправности принято считать наказуемость и виновность. В.Н. Кудрявцев следующим образом определяет уголовную противоправность: «Под уголовной
противоправностью мы имеем в виду те случаи, когда соответствующее действие непосредственно запрещается уголовным законом независимо от того, запрещено ли оно также нормами других отраслей права»[11]. Здесь необходимо подчеркнуть, что уголовная противоправность обусловлена не только диспозицией статьи Особенной части уголовного законодательства, но и в такой же степени и нормами Общей части[12]. Из анализа уголовного законодательства видно, что уголовная противоправность отражается в законе различными способами. В связи с чем, в частности, Кудрявцев В.Н.
выделяет три группы преступных деяний, сходных по описанию в диспозиции нормы уголовного закона: а) прямая уголовная противоправность (имеются в виду случаи, когда соответствующее действие непосредственно запрещается уголовным законом независимо от того, запрещается ли оно также нормами других отраслей права); б) смешанная противоправность (имеются в виду случаи, когда действие запрещается в уголовном порядке в связи с тем и постольку, поскольку оно признается противоправным другой отраслью, нормативными, ведомственными актами); в) условная противоправность (имеются в ввиду случаи, когда в законе не указывается о запрещении деяния, так как оно не представляет при обычных условиях опасности, а указаны лишь признаки вредных последствий)[13] [14].
Несколько иначе виды уголовной противоправности выделяет Г.Б. Тимейко.
Первым видом уголовной противоправности он называет «запрещение того или иного действия (бездействия) самого по себе, вне зависимости от причинения или создания угрозы причинения общественно опасных последствий» . В эту группу входят так называемые «формальные» преступления.
Вторым видом уголовной противоправности Г.Б. Тимейко называет «запрещение данного действия (бездействия) лишь постольку, поскольку оно создало (допустило) угрозу причинения существенного вреда охраняемым законом интересам. Они образуют группу так называемых деликтов «создания опасности»[15].
«Третьим видом уголовной противоправности является запрещение данного действия (бездействия) лишь в связи с причинением (допущением) общественно опасных последствий»[16]. Эту группу составляют, так называемые, «материальные» преступления. В основу данного деления противоправности Г.Б. Тимейко ставит способ выражения в законе общественной опасности.
Многие ученые-криминалисты, подчеркивая запретительный характер уголовно-правовых норм, определяющих уголовную противоправность, на конкретные виды ее не разделяют[17] [18]. Основное требование к определению уголовной» противоправности в норме уголовного закона, предъявляемое учеными-криминалистами - это предельная ясность и четкость изложения мысли законодателя, «стремление к четкой конструкции диспозиции
249
норм» .
Таким образом, в понимании противоправности преступления в уголовном праве советского периода отразились две тенденции.
Первая тенденция выразилась в отказе от этого признака, что обусловило «правотворчество» революционных трибуналов и беззаконие. Теоретическое обоснование этой деятельности трибуналов было выражено в общественной опасности преступления в его классовом содержании. Признание общественной опасности основным признаком преступления привело к отказу от противоправности, к забвению принципа nullum crimen sine lege.
Вторая тенденция, проявилась в признании признака противоправности и соответствие его составу, который, по существу, предполагал реальное, а не фиктивное проявление принципа nullum crimen sine lege.
Казалось бы, эти две тенденции не совместимы, так как одна ведет к отрицанию, а другая к утверждению признака противоправности. И, тем не
менее, такой подход к пониманию понятия, преступления сохраняется в уголовном законодательстве. В полной мере он был отражен в ст. 8 Основ уголовного законодательства 1991 г., а затем и в УК.
В свою очередь, данное противоречие обусловливает сохранение материального определения понятия преступления.
Становление противоправности, отнесение ее к основному и единственному признаку понятия преступления исключает возможность признания в качестве юридической характеристики общественной опасности - состав преступления. В сущности, определение преступления как противоправного деяния уже содержит в себе начало уголовной ответственности, а посему отнесение состава преступления к категории, позволяющей решить этот вопрос, есть определение понятия преступления по принципу idem per idem.
Однако среди ученых-криминалистов данная позиция имеет не много сторонников, тем более, что она не соответствует решению этого вопроса непосредственно законодателем. Так в Основах уголовного законодательства 1991 г. в ст. 7 и в ст. 8 УК состав преступления признается единственным основанием уголовной ответственности.
Такое исключительно важное значение, придаваемое составу преступления, обусловлено, во-первых, как ранее уже отмечалось, отсутствием до принятия Основ уголовного законодательства 1958 года в определении понятия преступления признака противоправности, во-вторых, стремлением ученых-криминалистов в условиях тоталитарного государства таким образом провести в жизнь принцип nullum crimen sine lege.
Необходимо отметить, что в ныне действующем Уголовном кодексе РФ основанием уголовной ответственности законодатель считает деяние, содержащее все признаки состава преступления.
Решение данной проблемы тесно связано с проблемой соотношения понятия преступления, уголовно-правовой нормы и состава преступления и обусловлено отношением к общественной опасности преступного деяния.
Если признать признак противоправности основным в определении понятия преступления и преступление рассматривать как нарушение уголовно-правовых норм, то необходимость в составе преступления как юридической характеристике теряет свой смысл. Юридическая характеристика деяния дается в диспозиции уголовно-правовой нормы. Следовательно, для привлечения лица к уголовной ответственности необходимо установить соответствие признаков конкретного деяния с обобщенными признаками, указанными в диспозиции уголовно-правовой нормы. В этом случае дополнительная юридическая конструкция в виде состава преступления становится излишней.
Таким образом, если мы рассматриваем понятие преступления не как чисто идеологическую конструкцию со смешанными социологическими и юридическими признаками, а как правовое юридическое понятие, выражающееся в нарушении уголовно-правовой нормы, которая, в свою очередь, не является формальным понятием, то единственным основанием уголовной ответственности является совершение преступления.
То, что мы называем составом преступления - есть процесс установления признаков преступного деяния, описанных в уголовноправовой норме, в конкретном деянии. То есть состав необходим для решения вопроса - совершено ли преступление, и какое именно.
Аргументируя свою позицию о том, что единственным основанием - уголовной ответственности является преступление, В.С. Прохоров пишет, что «состав описывает преступление именно в качестве общественно опасного, противоправного деяния, но как и любое описание, свойствами описываемого явления не обладает» . Далее В.С. Прохоров, анализируя положение о составе преступления как основании уголовной ответственности, пишет, что констатация этого факта есть не что иное как утверждение, что «преступник отвечает потому, что нарушил уголовно- [19] правовую норму...». Предложение понимать под составом преступления «само преступное деяние» (А.А. Пионтковский) или «объективную сущность и структуру общественно опасного деяния» (Н.Ф. Кузнецова) приводит либо к тому, что состав преступления и преступление отождествляются, либо, во всяком случае, к тому, что основание уголовной ответственности лишается индивидуальной определенности, поскольку состав преступления, какое бы содержание ни вкладывалось в его понятие, нормативное или «реальное», - всегда остается совокупностью типизированных признаков. В утверждении - состав преступления единственное и достаточное основание уголовной ответственности - произведена подмена действительного основания ответственности основанием суждения о совершении преступления»[20].
Начиная с 40-х годов в учебной литературе почти общепризнанным признаком преступления стала виновность. И, наконец, в Основах 1991 года этот признак получил законодательное закрепление. Истоки отнесения виновности к самостоятельным признакам преступления лежат в признании признака соответствия составу, как conditio sine non преступления. В истории российского уголовного права, в отличие от австрийского, немецкого, виновность не включали в число признаков преступления. Эта традиция сохранялась долгое время и после 1917 года. В частности, Н.С. Таганцев, устанавливая понятие преступного деяния, не включал виновность в число признаков преступления[21].
Против включения признака виновности в понятие преступления выступал Н.Д. Дурманов, писавший по этому поводу, что «деяние, совершенное без умысла и неосторожности, по советскому уголовному праву, не бывает уголовно-противоправным. Следовательно, признак виновности содержится в признаке уголовной противоправности, находящей свое выражение в наказуемости. Иными словами наказуемость деяния предполагает его виновность... Таким образом, виновность при наличии
других, более широких признаков, не является необходимым признаком общего понятия преступления»[22].
Против включения виновности в определение понятия преступления выступают и авторы Курса советского уголовного права. «Уголовная противоправность включает в себя и виновность, ибо уголовный закон признает преступными только виновные деяния. Указание на виновность как на самостоятельный признак преступления создает неправильное представление о том, что якобы могут быть совершены деяния уголовно противоправные, но не виновные»[23].
Действительно, уголовная противоправность деяния предполагает определенное психическое отношение к нему со стороны лица, его совершившего. Право обращено к людям, обладающим сознанием и волей и, следовательно, уголовно противоправное деяние (действие или бездействие) изначально включает психическое отношение к этому деянию в форме умысла и неосторожности.
Таким образом, если учесть, что противоправность предполагает запрет уголовным законом совершения деяний умышленных и неосторожных, то становится очевидным, что совершение деяний без умысла и неосторожности не может быть уголовно противоправным. Виновность характеризуется запрещенным уголовным законом психическим отношением лица к совершаемому деянию и его последствиям. Следовательно, виновность является необходимым свойством противоправности деяний, которые относятся к преступным, но это не самостоятельный признак преступления. Выделением этого признака можно лишь «подчеркнуть, что деяние может считаться преступным по советскому уголовному праву лишь при совершении его умышленно или по неосторожности...»[24]
Интересно мнение, высказанное в этом плане А.А. Герцензоном, который отрицал необходимость включения вины в понятие преступления по другим причинам. В частности, он писал, что «понятие преступления формулирует основание, уголовной ответственности. Этим основанием являются, во-первых, общественная опасность деяния, тот вред, который оно причиняет или может причинить социалистическим общественным отношениям, во-вторых, противоправность деяния, то есть прямой запрет советского уголовного закона совершать такие деяния под страхом уголовного наказания... С другой стороны, произвольное расширение признаков, определяющих понятие преступления, неизбежно приводит к стиранию граней между понятием преступления и понятием состава преступления. Рассматривая, вину, вменяемость, причинную связь в качестве необходимых условий уголовной ответственности, в качестве элементов состава преступления наряду с другими условиями уголовной ответственности и элементами состава преступления вряд ли можно найти убедительные доводы для «вынесения» их из состава и для отнесения к понятию преступления»256.
В ст. 8 Основ 1991 г. говорится, что преступлением признается совершенное виновно общественно опасное деяние, запрещенное уголовным законом под угрозой наказания. Это же определение нашло отражение в ч. 1 ст. 14 УК.
Таким образом, наказуемость получила также статус самостоятельного признака преступления на законодательном уровне.
Однако в монографической литературе, посвященной проблемам преступления, уголовного закона, уголовной ответственности вопрос о включении наказуемости в число признаков преступления вызывает большие сомнения.
256
Герцензон А. А. Понятие преступления в советском уголовном праве. - М., 1955. С. 53, 54.
Одни ученые считают, что признак наказуемости не присущ преступлению. «Указание на признак наказуемости, - писал П.И. Люблинский, - создает порочный круг: преступно то, что наказуемо, а
257
наказуемо то, что преступно» .
Н.С. Таганцев считал, что наказуемость не является обязательным признаком преступления. Исходя из единства неправды, Н.С. Таганцев аргументировал свою позицию тем, что элемент наказуемости в скрытой форме присущ и гражданскому праву, во-вторых, не всякое преступление наказуемо. При этом Н.С. Таганцев ссылается на ненаказуемость преступлений после истечения сроков давности и т.п. «Преступление во всех этих случаях имеет место, но наказуемости нет, следовательно, наказуемость не принадлежит к числу признаков преступления» . Признак наказуемости отрицал также и П.П. Пусторослев, исходя из того, что не все преступления наказываются, что нет разницы между наказанием уголовным и дисциплинарным и даже в определенных случаях между уголовным наказанием и гражданско-правовым последствием[25] [26] [27]. Аналогичного мнения придерживался Э. Немировский. Он полагал, что каждое правонарушение может вызвать наказание. Если государство не делает этого, то только потому, что считает нецелесообразным[28].
Далее, в предыдущие годы (60-80 гг.) в связи с расширением участия общественности в борьбе с правонарушениями и передачей государством некоторых функций в этой области общественным органам уголовным законодательством предусматривались многочисленные случаи освобождения от уголовной ответственности и от наказания (см. ст. ст. 48, 49, 50, 501, 51 УК). На этом основании ряд ученых, в частности, Б.С. Утевский, Г.Б. Виттенберг выдвинули положение, что признак наказуемости уже не присущ традиционному определению понятия преступления. «Традиционное определение преступления как общественно опасного, виновного, наказуемого деяния уже не будет соответствовать закону, потому что наказуемость уже не будет обязательным признаком преступления»[29]. Г.Б. Виттенберг считал, что надо «в понятии преступления четко и ясно сказать, что по советскому уголовному праву преступное действие влечет применение мер уголовного наказания либо взамен их - меры общественного воздействия в порядке, предусмотренном в уголовных кодексах союзных республик»[30] [31]. Тезис о существовании преступления без наказания был подвергнут критике со стороны большинства ученых-криминалистов.
Так, Н.Д. Дурманов, анализируя вышеизложенные точки зрения Н.С. Таганцева, Э. Немировского, П.П. Пусторослева писал, что «исключение наказуемости из числа признаков преступления означало попытку найти признаки преступления, оставаясь в пределах учения о преступлении и не заимствуя этих признаков из учения о наказании. С другой стороны, исключение наказуемости из числа признаков преступления стирает грань между преступлением и непреступлением, так как законодательство проводит границу между ними именно путем установления уголовной санкции за деяния преступные... Порочность обеих теорий, по нашему мнению, заключается в механическом разрыве понятий уголовной
263
противоправности и наказуемости...»
Н.Д. Дурманов считал, что оба эти понятия взаимообусловлены и их единство вытекает из единства правового запрета и санкции за его нарушение. «Строго говоря, судить о противоправности деяния в уголовноправовом отношении мы, как правило, можем по признаку наказуемости. Запрет деяния, не сопровождаемый прямо обозначенной или хотя бы подразумеваемой уголовной санкцией, означает, что оно по тем или иным причинам государством не признается противоправным и в уголовноправовом смысле»[32].
Существование в уголовном законе норм, предусматривающих применение мер общественного воздействия и др., не связанных с наказанием (как это имело место в УК РСФСР), обусловлено, прежде всего, дефектами самого уголовного закона, объявляющего уголовно противоправными деяния, которые по существу ими не являются и должны быть исключены из уголовного закона. Однако все, что в данное время входит в пределы действия уголовного закона является преступлением и наказуемость его необходимым свойством.
М.И. Ковалев предлагает различать наказание за совершение
конкретного преступления и наказуемость как «более абстрактное и более широкое понятие, которое характеризует правовую норму, имеющую уголовно-правовую санкцию»[33].
Понимание наказуемости как угрозы применения наказания снимает противоречие между наказуемостью как обязательным элементом, составной частью уголовной противоправности и наличием в уголовном
законодательстве исключений из этого правила.
«...Если понимать наказуемость как элемент уголовной
противоправности, - пишет Н.Ф. Кузнецова, - содержащий угрозу применения наказания, то этот признак является (и всегда будет являться) необходимым элементом преступления. Норма, которая не имеет санкции с угрозой наказания, не представляет собой уголовно-правовой нормы»[34].
Представляется, что такой подход к пониманию противоправности и наказуемости вполне оправдан. Эти понятия одноплановые и соотносятся как часть и целое. Выделение наказуемости в качестве самостоятельного признака преступления может быть оправдано стремлением подчеркнуть, что лишь за уголовно-противоправное деяние может быть назначено наказание, что преступление и наказание (два самостоятельных основных института уголовного права) взаимосвязаны и взаимообусловлены[35] [36].
Таким образом, наказуемость как составная часть уголовной
противоправности выражается в угрозе применения наказания при нарушении запрета совершать те или иные общественно опасные деяния,
О АЙ
признаки которого описаны в диспозиции нормы .
Анализ преступления как акта поведения человека, обладающего определенными юридическими признаками, позволяет дать предварительные определения понятия преступления как действия или бездействия,
содержащего признаки какого-либо вида преступления, предусмотренного Особенной частью Уголовного кодекса. Наиболее полное, всестороннее представление о преступлении можно получить лишь в результате исследования форм и видов единого преступления, которым посвящается следующая глава диссертационного исследования.
[1] Дурманов Н.Д. Понятие преступления. - М., 1948. С. 168.
[2] Кузнецова Н.Ф. Преступление и преступность. - М., С. 107; Дагель П.С. Основание установления уголовной наказуемости деяний. Уч. зап. Дальневосточного гос. ун-та, 1961, вып. 3. С. 186.
[3] Тимейко Г.Б Общее учение об объективной стороне преступления. - Изд. ГРУ, 1977. С. 175.
[4] Государство и право// 1989, № 3. С. 145.
[5] Таком взгляд высказал А.А. Пионтковский, в связи с чем был подвергнут критике (см.: Герцензон А.А. Понятие преступления. М., 1955. С. 40).
[6]
Кудрявцев В.Н. Объективная сторона преступления. М., 1960. С. 116-117.
[7] Кудрявцев В.Н. Указ. соч. С. 117.
[8] Дурманов Н.Д. Указ. соч. С. 188.
[9] См. Кофман В.И. Соотношение вины и противоправности в гражданском праве. // Правоведение, 1957. № I. С. 69.
[10] Карпушин М П., Курляндский В.И. Указ. соч. С. 148.
[11] Кудрявцев В.Н. Указ. соч. С. 117.
[12] См.: Дурманов Н.Д. Советский уголовный закон. С. 94-114.
[13] Кудрявцев В.Н. Объективная сторона преступления. - М., 1960. С. 117-130.
[14] Тимейко Г.Б. Указ. соч. С. 182.
[15] Тимейко Г.Б. Указ. соч. С. 183.
[16] Тимейко Г.Б. Указ. соч. С. 188.
[17]
См.: Пионтковский А.А. Учение о преступлении по советскому уголовному праву. - М., 1961. С. 29; Дурманов Н.Д. Понятие преступления. - М.Л., 1948. С. 168; Ковалев М.И. Понятие преступления по советскому уголовному праву. - Свердловск, 1987. С. 76.
[18] Кузнецова Н.Ф. Указ. соч. С. 96.
[19] Прохоров В С. Автореф. дис. на соискание ученой степени д.ю.н.
С. 20.
[20] Прохоров В С. Указ. соч. с. 22.
[21] Таганцев А.С. Указ. соч. С. 100-101.
[22] Дурманов Н.Д. Указ. соч. С. 202.
[23] Курс советского уголовного права. Т. 1. - Л., 1968, С. 164.
[24] Дурманов Н. Д. Указ. соч. С. 202.
[25] Цит. по кн. Дурманова Н. Д. Понятие преступления. С. 187.
[26] Таганцев Н.С. Лекции по русскому уголовному праву. - М., 1902, с. 52.
[27] Пусторослев П.П. Анализ понятия преступления. - М., 1882.С. 133-138.
[28] Немировский Э. Советское уголовное право. - М., 1926. С. 51.
[29] См.: Вопросы уголовного права в проекте Закона. // Сов. государство и право, 1960, .№
I, С. 119.
[30]
Виттенберг Г.Б. Некоторые вопросы науки уголовного права и совершенствования законодательства. Проблемы советского уголовного права в период развернутого строительства коммунизма. Тез. докл. - Л., 1963.
[31] Дурманов Н.Д. Указ. соч. С. 188.
[32] Дурманов Н.Д. Указ. соч. С. 190.
[33] Ковалев М.И. Указ. соч. С. 111.
[34] Кузнецова Н.Ф. Указ. соч. С. 103.
[35] См. . Вавилов К.К. О наказуемости как признаке понятия преступления// Правоведение. 1964. № 1. С. 164-165.
[36] Кузнецова Н.Ф. Указ. соч. С. 100.
|