По сравнению с общепризнанными принципами и нормами международного права обращение субъектов внутреннего права к международным договорам РФ более распространено. Различные аспекты национально-правовой имплементации международных договорных норм рассматриваются в науке международного права.[1]

Порядок заключения, выполнения и прекращения действия международных договоров РФ установлен в Федеральном законе «О международных договорах Российской Федерации».[2] Правовое регулирование отличается большей детализацией, регламентацией таких вопросов, как процедура и последствия прекращения и приостановления действия международных договоров, временное применение договоров, принятие оговорок, осуществление функций депозитария и др.

Частью российской правовой системы признается не любой международный договор. К обязательным юридическим условиям выполнения норм международного права принято относить общую отсылку внутреннего права к международному праву, признание обязательности договора или общепризнанного принципа (нормы) международного права, вступление в силу договора, его опубликование. Развивают, конкретизируют их дополнительные юридические условия применения международного права, которые не являются общими и обязательными для всех норм и (или) договоров (приказы министерств и ведомств, указание в международном договоре о его применимости к конкретным отношениям, компетентность органа, обязательность договора для другой стороны).[3]

Особенности разработки международных договоров РФ раскрыты в Рекомендациях Правового департамента МИДа России о порядке подготовки материалов, относящихся к заключению и прекращению международных договоров РФ.[4]

Полагаем, что выполнение ММП может способствовать заключению международных договоров РФ и, что не менее важно, их имплементации.[5] Влияние ММП на международные договоры РФ проявляется различным образом:

1) учитывается в национальных правовых актах, принимаемых при отсутствии международного договора РФ, имеющих схожий с международным договором предмет регулирования. При разработке Федерального закона «О временном запрете на клонирование человека» Государственной Думой РФ было учтено, что РФ не подписала «Конвенцию по правам человека и биомедицине» 1996 г. и Дополнительный протокол к ней. «Конвенция… и Всеобщая Декларация ООН о геноме человека и о правах человека, – указывалось в сопроводительных материалах, – ориентируют государства на принятие национальных мер по недопущению практики, противоречащей человеческому достоинству, такой, как клонирование в целях воспроизводства человека»;[6]

2) выступает условием присоединения к международному договору. В письме Федеральной службы по финансовым рынкам «О рассмотрении обращения в отношении Федерального закона «О противодействии неправомерному использованию инсайдерской информации и манипулированию рынком и о внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ» обращалось внимание на то, что принятие данного Закона, установление административной и уголовной ответственности за противоправные деяния, связанные с использованием инсайдерской информации и манипулированием рынком, являются одним из основных критериев для присоединения к многостороннему меморандуму Международной организации комиссий по ценным бумагам (IOSCO), а также выполнением рекомендаций ФАТФ;[7]

3) способствует ратификации международного договора РФ. При рассмотрении вопроса о ратификации «Договора между Российской Федерацией и Итальянской Республикой о сотрудничестве в области усыновления (удочерения) детей» 2008 г. Государственная Дума РФ подтвердила соответствие указанного договора принципу приоритета усыновления в стране происхождения, закрепленного в декларации Генеральной Ассамблеи ООН «О социальных и правовых принципах, касающихся защиты и благополучия детей, особенно при передаче детей на воспитание и их усыновление на национальном и международном уровнях» 1986 г. и «Конвенции о правах ребенка» 1989 г.;[8]

4) сказывается на применении международного договора РФ. Судя по пояснительной записке к проекту федерального закона, с целью реализации Специальной рекомендации № 1 ФАТФ, направленной на имплементацию «Международной конвенции о борьбе с финансированием терроризма» 1999 г., внесены изменения в Уголовный кодекс РФ.[9]

Несмотря на то что РФ является участником ряда международных конвенций о противодействии незаконному обороту наркотических средств и психотропных веществ, в федеральном законодательстве были выявлены пробелы и противоречия, создающие возможность утечки веществ, используемых при производстве наркотических средств и психотропных веществ (прекурсоров). В этой связи во исполнение Резолюции № 1996/29 ЭКОСОС ООН внесено предложение расширить перечень прекурсоров, с учетом рекомендаций Международного комитета по контролю наркотиков.[10]

Способность международных неправовых актов выступать средством обеспечения исполнения международных договоров подчеркивается в национальных правовых актах. В «Стратегии сохранения редких и находящихся под угрозой исчезновения видов животных, растений и грибов» 2004 г. сказано, что «Панъевропейская стратегия сохранения биологического и ландшафтного разнообразия» 1995 г. носит рекомендательный характер, однако используется Советом Европы в качестве механизма для реализации Конвенции о биологическом разнообразии 1992 г. на региональном (европейском) уровне (разд. 5.1);[11]

5) конкретизирует общие нормы международного договора РФ. Вопросы, связанные с понятием, различными формами конкретизации правовых норм и т. п. активно разрабатываются в юридической науке.[12] Среди специалистов существует некое единодушие относительно цели конкретизации, которая позволяет уточнить содержание общей по своему характеру правовой нормы, сделать его более четким и определенным. Основываясь на разработках теории права, юристы-международники, специально изучавшие данную проблему, отмечают позитивную роль конкретизации для реализации международного права.[13]

Конкретизация общих договорных норм правилами ММП позволяет приблизить указанные нормы к специфике того или иного спора. Обычно она затрагивает содержание прав и свобод человека и гражданина, как правило, закрепленных в «Международном пакте о гражданских и политических правах» 1966 г. и «Конвенции о защите прав человека и основных свобод» 1950 г.

В Постановлении от 9 июля 2013 г. № 18-П Конституционный Суд РФ коснулся права каждого свободно распространять информацию любым законным способом, которое признается и защищается Конституцией РФ и международными договорами РФ. Применительно к распространению информации через всемирную информационно-телекоммуникационную сеть «Интернет» Суд учел положение подп. «а» п. 2 Совместной декларации о свободе выражения мнения и Интернете 2011 г., принятую специальным докладчиком ООН по вопросу о поощрении и защите права на свободу мнений и их свободное выражение, представителем Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) по вопросам свободы средств массовой информации, специальным докладчиком по вопросам свободы выражения мнений Организации американских государств (ОАГ) и специальным докладчиком по вопросам свободы выражения мнений и свободного доступа к информации Африканской комиссии по правам человека и народов.[14]

Конкретизируя гарантии права человека на судебную защиту его прав и свобод, провозглашенных в ч. 1 ст. 46 Конституции РФ, Конституционный Суд отметил, что данные положения корреспондируют предписаниям международных договоров РФ, устанавливающих необходимость функционирования независимого и беспристрастного суда. «Эти предписания, как указано в резолюции Res (2002) 12 Комитета министров Совета Европы от 18 сентября 2002 г. «Учреждение Европейской комиссии по эффективности правосудия», обязывают государства – члены Совета Европы создавать и поддерживать такую судебную систему, которая обеспечивает рассмотрение дел независимым, беспристрастным и компетентным судом, способным эффективно осуществлять свои полномочия…».[15]

В Постановлении Конституционного Суда РФ по делу о проверке конституционности положения ч. 1 ст. 15 Федерального закона «О бюджете Фонда социального страхования РФ на 2002 год» подлежала рассмотрению норма о максимальном размере пособия по беременности и родам за полный календарный месяц. Определяя процедуры расчета финансовых средств, выделяемых государством в целях соблюдения конституционной обязанности по социальной защите материнства и детства, Суд обратился, в частности, к п. 6 ст. 4 Конвенции МОТ от 28 июня 1952 г. № 103 «Относительно охраны материнства». Согласно Конвенции сумма денежного пособия, выплачиваемого в связи с предоставлением отпуска по беременности и родам и рассчитываемого на основе предшествующего заработка женщины, не должна составлять менее двух его третей, однако допускается и установление максимальных пределов для размера заработка, учитываемого с этой целью. Далее Суд принял во внимание п. 23 и 24 Рекомендации МОТ от 12 мая 1944 г. № 67 «Об обеспечении дохода», предусматривающие, что в целях определения размера пособия или его частей, выплачиваемых из источников, не складывающихся из этих взносов, любое превышение заработка данного лица над заработком, преобладающим среди квалифицированных трудящихся, может не приниматься во внимание и допускает снижение пропорции пособия по отношению к предшествующему заработку для высокооплачиваемых трудящихся.[16]

В Решении Верховного Суда РФ от 2 марта 2009 г. № ГКПИ09-36 истица оспаривала утвержденный постановлением Правительства РФ «Перечень тяжелых работ и работ с вредными или опасными условиями труда, при выполнении которых запрещается применение труда женщин». По ее мнению, нормы последнего противоречили Конвенции МОТ № 111 «О дискриминации в области труда и занятий» 1958 г., а также трудовому законодательству, так как нарушали ее конституционное право распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию. В ходе судебного разбирательства Верховный Суд РФ пришел к выводу о необоснованности ссылки заявителя на данную Конвенцию, поскольку ее п. 2 ст. 1 не относит к дискриминации всякое различие, исключение или предпочтение, основанные на специфических требованиях, связанных с определенной работой. Для того, чтобы придать норме более конкретный для данного спора характер, Суд привел «Декларацию о ликвидации дискриминации в отношении женщин» 1967 г., которая уточняет, что «меры, принятые для защиты женщин на определенных видах работы, с учетом физиологических особенностей их организма, не должны считаться дискриминационными» (п. 3 ст. 10).[17]

В практике Свердловского областного суда ссылка представителя заявителя на нарушение права заявителя – иностранного гражданина, предусмотренного «Конвенцией о защите прав человека и основных свобод» 1950 г., была отклонена с учетом «Декларации о правах человека в отношении лиц, не являющихся гражданами страны, в которой они проживают» 1985 г.[18] По мнению Новгородского областного суда невыполнение требований «Минимальных стандартных правил обращения с заключенными» 1955 г. и «Европейских пенитенциарных правил» 2006 г. может свидетельствовать о нарушении положений указанной Конвенции в отношении осужденных и повлечь негативные последствия для РФ со стороны Совета Европы и Европейского Суда по правам человека.[19]

В Московском городском суде при оспаривании действий Министерства юстиции РФ по объявлению открытого конкурса по отбору претендентов на замещение должности судьи Европейского Суда по правам человека от Российской Федерации, были учтены приведенные заявителем рекомендации и резолюции ПАСЕ, устанавливающие требования к кандидатам на должность судьи указанного Суда, т. е. конкретизирующие положение «Конвенции о защите прав человека и основных свобод» 1950 г. об избрании ПАСЕ судей Европейского Суда по правам человека;[20]

6) позволяет истолковать нормы международного договора РФ. Отчасти толкование может быть связано с упомянутым выше процессом конкретизации.[21] Несмотря на взаимосвязь указанных понятий, и конкретизации и толкованию, присуща своя специфика, которая не допускает их отождествления: своеобразие заключается в том, что толкование нормы международного права предполагает раскрытие ее полного содержания, тогда как конкретизация ограничивается уточнением соответствующего правила поведения лишь в части. Приведем примеры толкования ММП международных договоров РФ.

В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. и Протоколов к ней» разъяснения нижестоящим судам были даны с учетом Рекомендации Комитета министров Совета Европы № R (2000) 2 от 19 января 2000 г. «По пересмотру дел и возобновлению производства по делу на внутригосударственном уровне в связи с решениями Европейского Суда по правам человека» (п. 17, 21, 22).[22]

В Постановлении Конституционного Суда РФ от 23 ноября 1999 г. № 16-П было указано, что ст. 28 Конституции и международные договоры РФ, гарантируя свободу совести и вероисповедания, допускают возможность их ограничения. Как было отмечено в решении, «на это, в частности, обращается внимание в постановлении Европейского парламента от 12 февраля 1996 г. «О сектах в Европе» и в рекомендации Совета Европы № 1178 (1992) «О сектах и новых религиозных движениях», а также в постановлениях Европейского Суда по правам человека от 25 мая 1993 г. …и от 26 сентября 1996 г. …, разъяснивших характер и масштаб обязательств государства, вытекающих из статьи 9 названной Конвенции».[23]

В Постановлении Конституционного Суда Республики Татарстан от 18 июля 2006 г. № 21-П приняты во внимание разъяснения Комитета по правам человека, согласно которым «право на равенство перед законом и на равную защиту закона без всякой дискриминации не означает, что любые различия в обращении являются дискриминационными, в связи с чем дифференциация, основанная на резонных и объективных критериях, не равнозначна запрещенной дискриминации по смыслу ст. 26 «Международного пакта о гражданских и политических правах» 1966 г.» (п. 13 решения № 182/1984). В Постановлении также приведено толкование термина «дискриминация», данное Комитетом по правам человека в Замечаниях общего порядка от 10 ноября 1989 г. № 18 (п. 7).[24]

Примеры использования международных договоров РФ с учетом ММП можно встретить в законодательстве. В Федеральном законе «О ратификации Протокола № 14 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод, вносящего изменения в контрольный механизм Конвенции, от 13 мая 2004 года» установлено, что указанный «Протокол будет применяться в соответствии с пониманием, зафиксированным в Декларации «Обеспечить эффективность исполнения Европейской конвенции по правам человека на национальном и европейском уровнях», принятой Комитетом Министров Совета Европы на 114-й сессии 12 мая 2004 г.».[25]

При конкретизации и толковании с помощью ММП уточнению может подлежать как международное, так и внутреннее право.

В вышеприведенных случаях положения ММП подлежали использованию вместе с договорными нормами. Вместе с тем использование актов ММП не должно быть основанием для неисполнения международных договоров РФ, обладающих подобным с ними предметом регулирования.

Так, в практике Конституционного Суда РФ подлежала оспариванию конституционность ч. 1 ст. 12.26 Кодекса об административных правонарушениях РФ, устанавливающая ответственность в виде лишения права управления транспортными средствами за невыполнение водителем законного требования сотрудника полиции о прохождении медицинского освидетельствования на состояние опьянения. По мнению заявителей, указанная норма противоречила ч. 1 ст. 51 Конституции РФ, так как не позволяет водителю воспользоваться правом не свидетельствовать против себя самого и, по сути, устанавливает административную ответственность за отказ предоставить правоохранительным органам доказательства своей вины. По данной категории дел Конституционный Суд использует для подтверждения своей позиции Резолюцию (73) 7 Комитета министров Совета Европы от 22 марта 1973 г. «О наказании за нарушения правил дорожного движения, совершенные при управлении транспортным средством под воздействием алкоголя».[26] Однако без каких-либо пояснений не принимаются во внимание международные договоры РФ (п. 3 ст. 8 «Конвенции о дорожном движении» 1968 г., п. 5 «Перечня нарушений правил дорожного движения», прилагаемого к «Конвенции о взаимном признании и исполнении решений по делам об административных нарушениях правил дорожного движения» 1997 г.).[27] В итоге возникает вопрос о надлежащем выполнении РФ своих международных обязательств.

В то же время в других ситуациях обращение к ММП представляется весьма обоснованным. В одном из решений Верховного Суда РФ доводы заявителя о несоответствии «Правил признания лица инвалидом», утвержденных постановлением Правительства РФ от 20 февраля 2006 г. № 95, «Конвенции о правах инвалидов» 2006 г. были признаны несостоятельными на том основании, что указанный договор на тот момент не был ратифицирован.[28] Как видится, в данном случае можно было использовать «Декларацию о правах инвалидов» 1975 г., содержащую правила международного обычая, закрепленные в акте ММП, воспринятом и развитом в дальнейшем в указанном соглашении.

Приведенные примеры влияния актов ММП на международные договоры РФ не являются исчерпывающими и могут быть дополнены. При этом наиболее распространенными среди них являются конкретизация и толкование международных договорных норм. Это позволило отдельным исследователям высказать предположение, что ссылки на ММП будут чаще даваться судьями при обращении к международным договорам (для их толкования).[29] В то же время конвенционные нормы также оказывают влияние на ММП, способствуя своими отсылками к международным рекомендательным актам их распространению и последующему формированию международного обычного права. Таким образом, учет ММП в национальной правовой системе расширяет возможности и способы имплементации международных договорных обязательств РФ, способствуя их надлежащему выполнению. Использование ММП в процессе внутригосударственного применения международных договоров РФ отражает формирующееся убеждение субъектов внутреннего права в допустимости ссылок на международную практику, выраженную в форме актов ММП, в том числе для реализации договорных норм. Благодаря этому достигается соблюдение не только отдельных договорных положений, но и международных стандартов, воплощенных в недоговорной форме и способствующих их уточнению, разъяснению и т. п.

Поскольку возможность принятия отдельных актов ММП может быть предусмотрена самим международным договором, можно заключить, что реализация норм ММП свидетельствует не только о соблюдении закрепленных в договоре норм, но также и тех, которые принимаются для обеспечения их исполнения. В конечном счете это подтверждает заинтересованность государства в достижении целей соответствующего соглашения. В этой связи практике учета ММП следует дать положительную оценку.

Взаимовлияние общепризнанных принципов и норм международного права, международных договоров РФ и актов ММП на уровне правовой системы РФ показывает, что причины обращения субъектов внутреннего права, соответственно, к нормам международного права и ММП, не совпадают полностью. Использование ММП может быть обусловлено необходимостью внутригосударственной реализации международных правовых норм, поэтому количество оснований (целей) для ссылок на его акты, по сравнению с международно-правовыми, больше. Следовательно, ММП, несмотря на присущую ему специфику, имеет потенциал для не менее широкого использования в национальной правовой системе.

[1] Котляревский С. А. Правовое государство и внешняя политика. М. : Тип. Г. Лисснера и Д. Собко, 1909; Дурденевский В. Н. Международные договоры в конституционном праве Союза ССР // Сов. право. 1925. № 4. С. 16–29; Миронов Н. В. Соотношение международного договора и внутригосударственного закона // Советский ежегодник международного права, 1963. М. : Наука 1965. С. 150–170; Мюллерсон Р. А. Национально-правовая имплементация международных договоров // Советский ежегодник международного права, 1978. М. : Наука 1980. С. 125–140; Исполнение международных договоров СССР. Вопросы теории и практики : межвуз. сб. науч. тр. / отв. ред. Г. В. Игнатенко. Свердловск : Изд-во Свердл. юрид. ин-та, 1986; Нефедов Б. И. Имплементация международно-правовых норм в СССР // Советский ежегодник международного права, 1987. М. : Наука, 1988. С. 279–284; Игнатенко Г. В., Марочкин С. Ю., Суворова В. Я. Федеральный закон о международных договорах Российской Федерации // Рос. юрид. журн. 1995. № 4. С. 13–26; Лукашук И. И. Применение норм международного права в свете Федерального закона о международных договорах России // Рос. юрид. журн. 1996. № 4. С. 46–54; Осминин Б. И. Принятие и реализация государствами международных договорных обязательств : монография. М. : Волтерс Клувер, 2006. С. 253–386; Зимненко Б. Л. Международное право и правовая система Российской Федерации. М. : РАП; Статут, 2006. С. 245–270; Тиунов О. И., Каширкина А. А, Морозов А. Н. Выполнение международных договоров Российской Федерации : монография / отв. ред. О. И. Тиунов. М. : Норма, 2012.

[2] О международных договорах Российской Федерации : федер. закон от 15 июля 1995 г. № 101-ФЗ (с изм. от 12.03.2014) // СЗ РФ. 1995. № 29. Ст. 2757; 2014. № 11. Ст. 1094.

[3] Марочкин С. Ю. Действие и реализация норм международного права в правовой системе Российской Федерации : монография. М. : Норма: Инфра-М, 2011. С. 125.

[4] Рекомендации о порядке подготовки материалов, относящихся к заключению и прекращению международных договоров РФ [Электронный ресурс] : письмо МИД России от 1 апр. 2009 г. № 4529/дп и № 4530/дп. Режим доступа: http://www.mid.ru/

[5] О взаимосвязи международных договоров и ММП см.: Boyle A. E. Some Reflections on the Relationship of Treaties and Soft Law // International and Comparative Law Quarterly. 1999. Vol. 48. No 4. P. 901–913.

[6] О временном запрете на клонирование человека : федер. закон от 20 мая 2002 г. № 54-ФЗ (с изм. от 29.03.2010) // СЗ. 2002. № 21. Ст. 1917; 2010. №. 14. Ст. 1550.

[7] О рассмотрении обращения в отношении Федерального закона от 27 июля 2010 № 224-ФЗ «О противодействии неправомерному использованию инсайдерской информации и манипулированию рынком и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» : письмо Федер. службы по финансовым рынкам от 15 июня 2011 г. № 11-ДП-05/15533 // КонсультантПлюс. Документ опубликован не был.

[8] По проекту федерального закона № 258064-5 «О ратификации договора между Российской Федерацией и Итальянской Республикой о сотрудничестве в области усыновления (удочерения) детей» : заключение Комитета Государственной Думы по вопросам семьи, женщин и детей от 13 окт. 2009 г. № 3.6–12/61.5 // КонсультантПлюс.

[9] О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в сфере противодействия легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма : федер. закон от 27 июля 2010 г. № 197-ФЗ // СЗ РФ. 2010. № 31. Ст. 4166.

[10] О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием контроля за оборотом прекурсоров наркотических средств и психотропных веществ : федер. закон от 18 июля 2009 г. № 177-ФЗ (с изм. от 04.05.2011) // СЗ РФ. 2009. № 29. Ст. 3614; 2011. № 19. Ст. 2716.

[11] Об утверждении Стратегии сохранения редких и находящихся под угрозой исчезновения видов животных, растений и грибов : приказ МПР РФ от 6 апр. 2004 г. № 323 // КонсультантПлюс. Документ опубликован не был.

[12] См., напр.: Шмелева Г. Г. Конкретизация юридических норм в правовом регулировании. Львов : Выща школа, 1988; Конкретизация законодательства как технико-юридический прием нормотворческой, интерпретационной, правоприменительной практики: материалы междунар. симпозиума (Геленджик, 27–28 сент. 2007 г.) / под ред. В. М. Баранова. Нижний Новгород : Нижегородская академия МВД России, 2008; Залоило М. В. Понятие и формы конкретизации юридических норм : дис. … канд. юрид. наук. М., 2011.

[13] Суворова В. Я. Конкретизация как мера обеспечения эффективной реализации международно-правовых норм // Вопросы универсальности и эффективности международного права : межвуз. сб. науч. тр. / отв. ред. Г. В. Игнатенко. Свердловск : Изд-во Урал. ун-та, 1981. С. 38–53.

[14] Постановление Конституционного Суда РФ от 9 июля 2013 г. № 18-П // ВКС РФ. 2013. № 6.

[15] Постановление Конституционного Суда РФ от 16 июля 2009 г. № 14-П // ВКС РФ. 2009. № 5.

[16] Постановление Конституционного Суда РФ от 22 марта 2007 г. № 4-П // ВКС РФ. 2007. № 3.

[17] Решение Верховного Суда РФ от 2 марта 2009 г. № ГКПИ09-36 // КонсультантПлюс. Документ опубликован не был.

[18] Апелляционное определение Свердловского областного суда № 33А-17946/2015 от 2 дек. 2015 г. по делу № 33А-17946/2015 [Электронный ресурс] // Судебные и нормативные акты РФ. Режим доступа: http://sudact.ru/

[19] Определение Новгородского областного суда от 5 июня 2013 г. № 2-215/13-33-880 [Электронный ресурс] // Судебные и нормативные акты РФ. Режим доступа: http://sudact.ru/

[20] Апелляционное определение Московского городского суда от 28 авг. 2012 г. № 11-16249/2012 [Электронный ресурс] // Судебные и нормативные акты РФ. Режим доступа: http://sudact.ru/

[21] Разбор существующих точек зрения на вопрос о соотношении конкретизации и толкования см.: Залоило М. В. Указ. соч. С. 52–71.

[22] О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. и Протоколов к ней : постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27 июня 2013 г. № 21 // БВС РФ. 2013. № 8.

[23] Постановление Конституционного Суда РФ от 23 нояб. 1999 г. № 16-П // ВКС РФ. 1999. № 6.

[24] Постановление Конституционного Суда Республики Татарстан от 18 июля 2006 г. № 21-П // Республика Татарстан. 2006. № 146. 22 июля.

[25] О ратификации Протокола № 14 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод, вносящего изменения в контрольный механизм Конвенции, от 13 мая 2004 года : федер. закон от 4 февр. 2010 г. № 5-ФЗ // СЗ РФ. 2010. № 6. Ст. 567.

[26] См., напр.: Определение Конституционного Суда РФ от 11 мая 2012 г. № 673-О // КонсультантПлюс. Документ опубликован не был.

[27] О ратификации Конвенции о дорожном движении» : указ Президиума Верховного Совета СССР от 29 апр. 1974 г. № 5938-VIII // Ведомости Верховного Совета СССР. 1974. № 20. Ст. 305; О ратификации Конвенции о взаимном признании и исполнении решений по делам об административных нарушениях правил дорожного движения : федер. закон от 22 июля 2008 г. № 134-ФЗ // СЗ РФ. 2008. № 30 (ч. 1). Ст. 3590.

[28] Решение Верховного Суда РФ от 4 марта 2011 г. № ГКПИ10-1625 // КонсультантПлюс. Документ опубликован не был.

[29] Sandholtz W. How Domestic Courts Use International Law // Fordham International Law Journal. 2015. Vol. 38. Issue 2. P. 595–637.