Степень участия национальных судебных органов в имплементации международного права значительна.[1] Согласно ст. 3 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации», единство судебной системы РФ обеспечивается, в частности, путем применения всеми судами общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров.[2] Однако данный процесс не ограничивается правовыми актами и включает положения ММП. Судам принадлежит главная заслуга в их распространении. Более того, в РФ на основе и во исполнение ММП принимаются официальные документы органов судейского сообщества, которые получают в дальнейшем дублирование в практике судов.[3] Выявлены случаи непосредственного использования в текстах судебных решений словосочетания «акты “мягкого права”»!

Так, в Постановлении Суда по интеллектуальным правам от 2 июля 2014 г. указано, что «приведенные регламентации соответствуют специальным подходам к международной подсудности по спорам об интеллектуальных правах, отраженным в актах «мягкого права» и доктрине». В Решении Суда Евразийского экономического сообщества от 14 октября 2014 г. читаем: «Пояснения к ТН ВЭД ТС, принятые в форме рекомендаций, представляют собой обоснование – правило поведения (usage) без оформления второй части нормы международного права – юридической обязательности (opinion juris) [так в тексте – Р. Х.] и являются актом мягкого права (soft law). Особенностью регулирования правоотношений по классификации товаров рекомендательным актом (soft law) является, по мнению Коллегии Суда, возникновение различных правовых последствий для таможенных органов и декларантов». Правовая позиция, изложенная в решении Суда Евразийского экономического сообщества, учитывается в арбитражной судебной практике.[4]

При этом суды мотивируют причины использования таких актов. В постановлении Арбитражного суда Северо-Западного округа от 16 ноября 2015 г. по делу № А56-86189/2014 отмечается, что «выбор в качестве формы международно-правового регулирования мягкого права обусловлен разнородным характером правоотношений по классификации товаров. … Рекомендательный характер Пояснений к ТН ВЭД ТС [Товарной номенклатуре Внешнеэкономической деятельности Таможенного Союза] позволяет участникам таможенных правоотношений применять названные правила с учетом конкретных обстоятельств экономического оборота. Такой подход согласуется с международной практикой».[5]

Подобная тенденция подмечена зарубежными специалистами, изучающими отечественный опыт имплементации международного права. У. Батлер при характеристике места актов международных организаций и их связи с российской правовой системой указывает на заметную частоту цитирований судами резолюций Генеральной Ассамблеи ООН и других документов международных организаций.[6]

В юридической литературе обращается внимание также и на то, что одним из главных недостатков необязательных международных норм, по сравнению с международными договорами, является невозможность обеспечения или гарантирования их законодательной имплементации, вследствие чего такие акты не могут обеспечить правовую основу для судебного решения. В то же время необязательные инструменты могут иметь непрямое влияние на внутренние суды, которые вправе использовать необязательные международные нормы непосредственно при применении и толковании бланкетных статей национального права.[7]

Реализация рассматриваемой категории международных актов имеет специфику в различных судах судебной системы, среди которых ведущим «проводником» ММП, бесспорно, следует признать Конституционный Суд.

Первые случаи обращения отечественных органов конституционного контроля к международным документам, не обладающим юридической силой, можно встретить в решениях учрежденного в конце 1980-х гг. Комитета конституционного надзора СССР – органа государственной власти, являющегося уникальным с точки зрения национальной традиции государственного управления. В заключениях Комитета, помимо международных договоров СССР, подлежали учету политические акты, принимаемые по итогам встреч представителей государств в рамках Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе.[8] Как видится, такие ссылки были вызваны не только стремлением аргументировать конкретную позицию Комитета конституционного надзора, но и желанием подчеркнуть актуальность, значимость тех демократических принципов и идей, которые подобные акты декларировали. Их использование во многом было обусловлено коренными преобразованиями, затронувшими общество и государство в тот период истории.

В деятельности Конституционного Суда РСФСР также были использованы отсылки к международным договоренностям, актам ММП, отдельные положения которых следует отнести к международному обычаю («Всеобщая декларация прав человека» 1948 г., рекомендации МОТ «О пожилых трудящихся» 1980 г. и «О прекращении трудовых отношений по инициативе предпринимателя» 1982 г., «Декларация о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций» 1970 г., «Хельсинский заключительный акт» 1975 г., «Итоговый документ Венской встречи» 1986 г. и др.)[9] Некоторые из них ошибочно признавались правовыми.

Современному состоянию, при котором акты ММП нашли одобрение и поддержку в лице Конституционного Суда РФ, предшествовал долгий период. Первоначально (вторая половина 1990-х – начало 2000-х гг.) количество ссылок на ММП составляло небольшое число, однако после активного вовлечения в конституционное судопроизводство норм международного права наблюдается возрастание доли и ММП в судебных решениях. Суд привносит разнообразие в перечень используемых им документов ММП, постепенно дополняя его новыми.

На наш взгляд, указанная практика вполне закономерна. Принимая решение по делу, Конституционный Суд оценивает как буквальный смысл рассматриваемого акта, так и смысл, придаваемый ему официальным и иным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой, а также исходя из его места в системе правовых актов (абз. 2 ст. 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»). Очевидно, что в случае имплементации международных правовых обязательств Суд не может игнорировать то обстоятельство, что положения ММП взаимосвязаны с общепризнанными принципами и нормами международного права, международными договорами РФ, составляющими часть правовой системы страны. Применение международного права судами сопровождается и в значительной мере обеспечивается доктринальными разработками. Рассмотрение роли Конституционного Суда в данном процессе – предмет пристального внимания и изучения российской правовой науки.[10]

Судя по существующим работам, отношение к наличию ссылок Конституционного Суда РФ на ММП изменилось. Поначалу осторожный подход и опасение ссылок на международные юридически необязательные положения сменились широким их использованием. Получила распространение позиция, допускающая соблюдение ММП, но лишь в качестве исследовательской, научной основы аргументации той или иной позиции Суда.[11] Следует согласиться с мнением А. А. Петрова, что при обосновании принятого решения не исключено обращение Конституционного Суда РФ к другим источникам правовой информации, например к актам soft law. Однако такого рода ссылки могут иметь лишь вспомогательное значение, служить исключительно для дополнения, углубления аргументации, базирующейся непосредственно на Конституции и Законе о Конституционном Суде.[12] В то же время, как было показано ранее, в правовой системе РФ можно выявить, в частности конституционные основания действия ММП (подробнее об этом см. § 1 главы 2 настоящей работы).

Судьи учитывают ММП при оценке соответствия законодательства Конституции, восполнении и преодолении пробелов в праве, толковании правовых норм. Тем не менее исследования пока отстают от правоприменения (не подлежат правовому анализу основания и цели реализации Конституционным Судом актов ММП, не всегда обосновывается необходимость их учета и др.).

В материалах Секретариата Конституционного Суда РФ отмечается, что, несмотря на то что компетенция Суда непосредственно затрагивает лишь вопросы проверки соответствия Конституции не вступивших в силу международных договоров РФ, практика Суда, касающаяся вопросов имплементации международных правовых норм, намного шире и включает следующие направления: использование международных договоров РФ и актов международных организаций, в которых она состоит, а также правовых позиций Европейского Суда по правам человека в качестве дополнительных правовых аргументов; использование указанных международно-правовых актов, а также правовых позиций Европейского Суда по правам человека для истолкования содержания конституционных прав и свобод граждан и соотнесения положений российского законодательства с международными, в частности европейскими, правовыми стандартами; обоснование обязательности учета тех или иных международно-правовых актов или решений наднациональных судебных органов как законодателем, так и всеми правоприменительными органами в РФ (разд. 5 «Международные стандарты прав человека в практике Конституционного Суда»).[13]

Предприняты различные попытки определения целей имплементации международного права Конституционным Судом РФ[14] Практика последнего дает основания полагать, что, в принципе, данные воззрения во многом применимы и по отношению к актам ММП.

Цели обращения к ММП в деятельности Конституционного Суда РФ различны. Нормы ММП используются для восполнения пробелов в праве, однако подобная практика не распространена. В Постановлении Конституционного Суда РФ от 23 мая 1995 г. № 6-П был рассмотрен вопрос о том, соответствуют ли Конституции РФ ст. 21 и 16 Закона Российской Советской Федеративной Социалистической Республики (РСФСР) от 18 октября 1991 г. «О реабилитации жертв политических репрессий»,[15] устанавливающие различия между гражданами, признаваемыми пострадавшими от репрессий и непосредственно репрессированными, хотя к тем и другим применялись одинаковые меры репрессий по политическим мотивам. Суд указал на недопустимость отказа в признании лиц до 16-летнего возраста репрессированными. Чтобы определить, кто является «жертвой политической репрессии», Конституционный Суд РФ принял во внимание «Декларацию основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотребления властью» 1985 г.

Использование Конституционным Судом РФ ММП в качестве одного из способов формирования правовой позиции продемонстрировано в Определении от 12 мая 2006 г. № 155-О, в котором подлежали оспариванию нормы федерального законодательства, нарушавшие, по мнению заявителя, его право проживать совместно с семьей, право на охрану здоровья и медицинскую помощь.[16] Заявитель ссылался на документы, необходимые для получения разрешения на временное проживание, которые не принимаются без представления сертификата об отсутствии у него ВИЧ-инфекции. В случае же представления им данных о наличии у него ВИЧ-инфекции неизбежно и незамедлительно будет инициирована процедура его депортации из РФ.

В ходе судебного разбирательства Конституционный Суд с учетом ММП сформулировал правовую позицию, что оспариваемые заявителем положения федерального законодательства не исключают того, что правоприменительными органами и судами, исходя из гуманитарных соображений, учитываются семейное положение, состояние здоровья ВИЧ-инфицированного иностранного гражданина или лица без гражданства и иные исключительные, заслуживающие внимания обстоятельства при решении вопроса о том, является ли необходимой депортация данного лица из РФ, а также при решении вопроса о его временном проживании на территории РФ.

Значительно чаще Конституционный Суд РФ прибегает к ММП для аргументации своих подходов и выводов. С помощью ряда международных неправовых актов в Постановлении от 28 февраля 2008 г. № 3-П Судом был рассмотрен ряд вопросов, связанных с конституционно-правовым статусом судьи, подтверждены сформулированные ранее правовые позиции.[17] В решении по данному делу Суд учел «Бангалорские принципы поведения судей» 2006 г., «Основные принципы независимости судебных органов» 1985 г., Рекомендацию № R (94) 12 по вопросам независимости судей от 13 октября 1994 г. Комитета министров Совета Европы и «Европейскую хартию о законе о статусе судей» от 10 июля 1998 г.

В Постановлении от 25 июня 2013 г. № 14-П Суд вновь указал на то, что одним из важных факторов, определяющих эффективность восстановления нарушенных прав, является своевременность защиты прав участвующих в деле лиц. Его позиция, в частности, была подкреплена ссылкой на п. 13 приложения к Рекомендации Комитета министров Совета Европы от 12 мая 2004 г. Rec (2004) 6 «О повышении эффективности внутренних средств правовой защиты».[18]

Рекомендации международных организаций и их органов играют определенную роль в процессе толкования права. В особом мнении на определение Конституционного Суда РФ от 11 марта 2005 г. № 148-О судья Б. С. Эбзеев заметил, что данные акты хотя и не порождают для государств юридических обязательств, тем не менее обладают высоким авторитетом и могут играть важную роль в выявлении нормативного содержания соответствующих принципов.[19] Схожую оценку ММП дает другой судья Конституционного Суда РФ (в отставке) – Т. Г. Морщакова.[20]

В Определении от 5 марта 2009 г. № 544-О-П с помощью международного рекомендательного акта Суд не только подтвердил свою правовую позицию, но также дал толкование ч. 2 ст. 22 Конституции РФ, запрещающей задержание на срок более 48 часов без судебного решения. Конституционный Суд РФ пришел к выводу, что в Конституции «понятие “задержание” носит общий характер, т. е. охватывает не только задержание лица за виновные противоправные действия в рамках уголовно-процессуального или административного законодательства, но и иные виды задержания».[21] Согласно «Своду принципов защиты всех лиц, подвергаемых задержанию или заключению в какой бы то ни было форме» 1988 г., который был использован в данном деле, понятие «задержанное лицо» означает любое лицо, лишенное личной свободы не в результате осуждения за совершение правонарушения.[22]

Исследовав положения Конституции РФ, международных договоров РФ, основываясь на высказанных ранее правовых позициях, в Определении от 1 марта 2010 г. № 323-О-О Конституционный Суд подчеркнул, что федеральный законодатель должен предусмотреть правовые механизмы, обеспечивающие защиту репутации граждан в тех случаях, когда в отношении них в результате реализации средством массовой информации права на производство, передачу, распространение информации нарушаются честь, достоинство и доброе имя. Как было отмечено, к таким правовым механизмам относится и право на ответ, содержание которого было раскрыто с помощью Резолюции Комитета министров Совета Европы от 2 июля 1974 г. (74) 26 «О праве на ответ – положение лица по отношению к прессе».[23]

Практика Суда свидетельствует еще об одной цели реализации ММП в российском конституционном правосудии. Довольно часто Конституционный Суд РФ не ограничивается обращением к ММП только для аргументации своих выводов или толкования внутреннего права и восполнения пробелов, а рассматривает его в качестве критерия конституционности федерального законодательства. Суд выявил соответствие положений федеральных законов, в частности, Рекомендации № 131 МОТ «О пособиях по инвалидности, по старости и по случаю потери кормильца», а также «Хартии социальных прав и гарантий граждан независимых государств» 1994 г.; предписаниям «Руководящих принципов в области прав человека и борьбы с терроризмом», утвержденным Комитетом министров Совета Европы 11 июля 2002 г., «Декларации основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотребления властью» 1985 г., «Резолюции о террористической деятельности» 1990 г., принятой Конгрессом ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями; «Минимальным стандартным правилам обращения с заключенными» 1955 г.; «Заключительному акту Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе» 1970 г. и «Международной хартии по консервации и реставрации памятников и достопримечательных мест» 1964 г., принятой на II Международном конгрессе архитекторов и технических специалистов по историческим памятникам в Венеции.[24]

Более того, встречаются случаи, когда Конституционный Суд подтверждает соответствие ММП самой Конституции! Так, он отмечал соотносимость прав и свобод человека и гражданина, закрепленных в Конституции, с теми, что содержатся в «Декларации о правах человека в отношении лиц, не являющихся гражданами страны, в которой они проживают» 1985 г., резолюции ЭКОСОС ООН 1989/60 от 24 мая 1989 г., утвердившей «Процедуры эффективного осуществления основных принципов независимости судебных органов», «Декларации основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотреблений властью» 1985 г., «Декларации Конференции ООН по окружающей среде и развитию» 1992 г.[25]

Положения о том, что нормативные правовые акты, включая Конституцию, «соответствуют», «согласуются», «корреспондируют» ММП, воспроизводятся в решениях иных судов.[26]

Возможность признания международного права критерием конституционности законодательства, как правило, встречает положительные отзывы представителей науки и практики. В. Д. Зорькин полагает, что «отсылки к международному праву придают ценность решениям Конституционного Суда, который, вместе с тем, демонстрирует, что Суд рассматривает международное право в качестве необходимого критерия, которому должны соответствовать законодательство и судебная практика».[27] Что касается ММП, то его положения не являются юридически обязательными, в связи с чем закономерен вопрос о правомерности таких оценок. Представляется, что в подобных ситуациях Суд не оценивает Конституцию и законодательство с точки зрения ММП, а использует ссылки на него для того, чтобы показать, что законодательство развивается в русле сложившихся международных стандартов.

В подобном ключе высказываются зарубежные специалисты, когда указывают на вспомогательный характер использования национальными судами международных неформальных актов или интерпретируемого ими международного права. В то же время отмечается, что международные неформальные инструменты часто вводят новое значение во внутригосударственное толкование международного договора, конституционные положения и другое внутреннее право, привнося тем самым изменения в судебные решения. Так, рассматриваемые международные акты могут играть важную роль в развитии объема конституционных прав. Следовательно, степень воздействия международных неформальных актов варьируется в зависимости от веса, придаваемом им в каждом конкретном случае.[28]

Обзор деятельности Конституционного Суда РФ позволил выявить основные тенденции, присущие отечественному конституционному судопроизводству, при обращении к ММП:

1) при отсутствии общей правовой позиции, определяющей статус и место ММП среди используемых нормативных источников, Конституционный Суд выражает намерение следовать конкретным актам ММП так же как и правовым;

2) учет и построение позиции и выводов на актах ММП способствует правовой квалификации рассматриваемых дел и ситуаций;

3) определенное сходство целей имплементации общепризнанных принципов и норм международного права, международных договоров РФ, с одной стороны, и реализации ММП – с другой, говорит о ценности последних с точки зрения не их юридической силы, а нормативного содержания, воплощающего современные тенденции международного регулирования.

Все это свидетельствует о том, что Конституционный Суд, в отличие от иных органов государственной власти, наиболее четко сформировал для себя отношение к ММП.

В отличие от Конституционного Суда РФ, особенность обращения судов общей юрисдикции к ММП проявляется в том, что им в большей степени свойственно использование тех актов ММП, за положениями которых признается юридически обязательный характер (например, «Всеобщей декларации прав человека» 1948 г.). Количество таких обращений заметно меньше, а в судах некоторых субъектов РФ подобная практика может вовсе отсутствовать.[29] Распространение обычно получают те документы ММП, которые были приняты во внимание Конституционным Судом РФ или приведены в решениях и разъяснениях Верховного Суда РФ.

Подобный подход присущ судебным органам иностранных государств. М. Канетаке и А. Ноллкемпер отмечают, что внутригосударственные суды ограничены тем различием, которое проводится на международном и национальном уровнях между формальными, т. е. юридически обязательными, и неформальными актами. Ими предлагается ряд сценариев, когда использование международных неформальных актов может быть мотивировано их формальным характером: 1) по внутреннему праву в силу санкции на это в законодательстве (the domestic formality); 2) по международному праву (the international formality). В качестве примера приведен неинкорпорированный международный договор в государствах, придерживающихся дуалистического подхода к соотношению международного и национального права; и 3) на международном уровне в целом, которое, однако, отдельное государство не обязывает (satisfy the international formality in general but do not bind a particular state), что встречается при учете судами нератифицированных международных договоров.[30]

Цели реализации ММП судами общей юрисдикции не столь разнообразны, как в случае с Конституционным Судом РФ: как правило, оно необходимо судьям для формирования и обоснования выводов, реже – в качестве критерия правомерности нормативного правового акта.[31]

Правовой анализ решений Верховного Суда РФ выявил наличие определенных сложностей при следовании им ММП, что выражается в противоречиях и несогласованности подходов к его актам. Так, в практике Верховного Суда РФ существуют решения, в которых указывается на характер используемых международных норм. В Определении от 11 октября 2006 г. № 78-Г06-28 Судебная коллегия Верховного Суда РФ установила, что «доводы о том, что оспариваемые нормы Закона Санкт-Петербурга противоречат принятым Конгрессом ООН Основным принципам независимости судебных органов, Европейской хартии о законе о статусе судей, не основаны на законе. …Названные выше международные правовые акты международными договорами Российской Федерации не являются и, следовательно, перед федеральным законом… приоритета не имеют. …Ни принятые Конгрессом ООН Основные принципы независимости судебных органов, ни Европейская хартия о законе о статусе судей не являются для России актами юридически обязательными».[32] В то же время вывод Суда не лишен недостатков: международные рекомендательные акты названы правовыми.

Заметим, подобного подхода Верховный Суд РФ придерживается далеко не всегда. Существуют решения, в которых вообще не приводится какой-либо характеристики ММП. В качестве наглядного примера этого сошлемся на Определение от 29 июня 2007 г. № 20-В07-10, мотивировочная часть которого основана, не считая формулировок Конституции, исключительно на «Декларации основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотребления властью» 1985 г. и «Резолюции о террористической деятельности Конгресса ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями» 1990 г.[33] Иногда положения ММП («Основные принципы независимости судебных органов» 1985 г.) признаются нормами международного права или общепризнанными принципами и нормами международного права («Минимальные социальные гарантии для моряков (рыбаков)», установленные Морским паритетным комитетом на 28-1 сессии МОТ в 1996 г.).[34]

При обращении к ММП Верховный Суд РФ не выработал устоявшуюся систему доводов, которыми аргументировалось бы его использование. Поэтому приводимая Судом аргументация не носит системного характера. В то же время в практике Верховного Суда имели место случаи, когда учет ММП признавался допустимым, если: 1) акт ММП содержит общепризнанные принципы и нормы международного права; или 2) действует международный договор РФ, учреждающий соответствующую международную организацию; 3) РФ состоит в международной организации (межгосударственном объединении), рекомендательное решение которой (которого) подлежит исполнению; 4) имеет место официальное опубликование ММП; 5) в законодательстве закреплены отсылки к рекомендациям международных организаций; 6) существуют национальные правовые акты, имплементирующие рекомендации международной организации.[35] Таким образом, Верховный Суд в большинстве случаев объясняет следование ММП путем распространения на него тех же требований, что и к общепризнанным принципам и нормам международного права, международным договорам РФ. Подобный подход может быть одобрен лишь в целом, поскольку не учитывает специфику ММП, его признаки, благодаря которым оно и получило широкое распространение (подробнее об этом см. § 2 главы 1 настоящей работы). Однако сама деятельность Верховного Суда, направленная на разъяснение причин использования ММП, позволяет охарактеризовать ее положительно.

Использование Верховным Судом РФ ММП происходит не только при рассмотрении дел, но также при обобщении судебной практики и даче разъяснений по вопросам применения законодательства. Пленум Верховного Суда РФ, рекомендуя судам в своих постановлениях учитывать ММП, в определенной мере санкционирует обращение судей к нему.[36] Изменяется и характер изложения постановлений: наблюдается постепенный переход от простого, информационного уведомления о соответствующих правилах регулирования к прямым ссылкам на желательность и необходимость их соблюдения. Например, в «Справке по материалам изучения судебной практики в Российской Федерации, касающейся процедуры определения статуса беженца» помимо «Всеобщей декларации прав человека» 1948 г. приводятся Рекомендация ПАСЕ № 773(1976) о де-факто беженцах и Рекомендация № R (1984) 1 Комитета министров Совета Европы государствам-членам о защите лиц, формально не признаваемых беженцами.[37] В другом случае Пленум Верховного Суда РФ указывает, что при оценке наличия или отсутствия жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания суду необходимо принимать во внимание как общую ситуацию, касающуюся соблюдения прав и свобод человека в запрашивающем государстве, так и конкретные обстоятельства дела. В связи с этим судам рекомендовано учитывать, в частности доклады и иные документы, принятые в отношении такого государства международными внедоговорными и договорными органами.[38] Такая практика способствует утверждению opinio juris в отношении правил ММП, последующему формированию обычных норм международного права. В то же время Верховный Суд РФ не разъясняет, с какой целью, на каком основании ММП подлежит реализации. В итоге ссылки на подобные акты воспринимаются как данность. Вряд ли можно признать это приемлемым, так как его деятельность носит направляющий характер для нижестоящих судов.

К мотивированию в своих решениях ссылок на ММП прибегают суды, составляющие систему федеральных судов общей юрисдикции, которые, в частности, ссылаются на: 1) правовые позиции Конституционного Суда РФ, а также его аргументы обращения к таким актам;[39] 2) постановления Пленума Верховного Суда РФ;[40] 3) членство РФ в международной организации (обычно, в Совете Европы[41]); 4) отсылки в нормативных правовых актах.[42]

Например, в кассационном определении Нижегородского областного суда от 30 марта 2010 г. № 22-1767, Суд сослался на Постановление Пленума Верховного Суда РФ «О некоторых вопросах судебной практики назначения и исполнения уголовного наказания», в котором учитываются «Минимальные стандартные правила ООН в отношении мер, не связанных с тюремным заключением» 1990 г., «Минимальные стандартные правила ООН, касающиеся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних» 1985 г.[43] В решении Усть-Илимского городского суда Иркутской области от 27 февраля 2013 г. позиция суда была подкреплена Рекомендацией МОТ от 24 апреля 1974 г. № 148 «Об оплачиваемых учебных отпусках».[44]

В судебной практике ссылки на ММП могут предшествовать положениям Конституции РФ. Несмотря на рекомендательный характер международных норм, судьи все же учитывают их положения, порою находя компромиссный вариант решения возникающих коллизий между законодательством и ММП. Например, в постановлении президиума Липецкого областного суда, содержащего результаты обобщения судебной практики рассмотрения гражданских дел о признании граждан недееспособными вследствие психического расстройства, было выявлено несоответствие Гражданского процессуального кодекса РФ, Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» «Принципам защиты психически больных лиц и улучшения психиатрической помощи» 1991 г., являющихся актом ММП. В указанном постановлении отмечалось, что национальными правовыми актами не предусмотрено обязательное привлечение адвоката для участия в деле в качестве представителя гражданина, в отношении которого решается вопрос о признании недееспособным. В итоге в данной ситуации президиум рекомендовал судьям решать вопрос о необходимости назначения по инициативе суда адвоката для представления интересов лица, в отношении которых решается вопрос о лишении дееспособности, с учетом конкретной ситуации и обстоятельств дела, когда необходимость в правовой защите и правовой помощи является очевидной.[45]Думается, что подобная практика может получить дальнейшее распространение.

Весьма удачной видится позиция Ивановского областного суда, изложенная Судебной коллегией по гражданским делам в одном из его решений применительно, правда, к национальным рекомендациям, которую, в принципе, можно использовать и к ММП: «Рекомендации «О порядке оплаты вознаграждения за юридическую помощь адвоката» носили вспомогательный характер при определении судом размера подлежащих взысканию расходов, однако это не является основанием для невозможности применения судом данных рекомендаций».[46]

Что касается практики арбитражных судов РФ, то она не богата ссылками на нормы ММП. Применяя при разрешении конкретных дел международные договоры РФ, они значительно менее восприимчивы к положениям ММП. В определенной мере остается актуальным замечание Т. Н. Нешатаевой, высказанное при анализе использования международного права указанными судами: «Не дана оценка роли резолюций-рекомендаций международных организаций в процессе правоприменения и т. д. … Известно, что в судебной практике были случаи применения “мягкого права” – рекомендательных норм международных организаций. Возможно, что сегодня время для судебной оценки этих международно-правовых норм в России еще не наступило».[47] Подчеркивалась необходимость изучения опыта применения рекомендаций судебными органами иностранных государств.

Так, в Постановлении от 9 декабря 2010 г. № 9125/10 Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ указал, что отказывая в удовлетворении заявления, суд первой инстанции установил, что требование о предоставлении указанных сведений отсутствует в законодательстве РФ и в Международной конвенции по карантину и защите растений 1997 г., а положения Международного стандарта по фитосанитарным мерам № 12 «Руководство по фитосанитарным сертификатам» (МСФМ № 12) носят рекомендательный характер.[48]

Хотя арбитражные суды ссылаются на юридически необязательный характер ММП, тем не менее, они могут принять его во внимание.[49] Арбитражный суд Восточно-Сибирского округа в Постановлении от 24 марта 2005 г. подтвердил правильность доводов Арбитражного суда Красноярского края ссылками не только на статьи «Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах» 1966 г., но и нормы «Стандартных правил обеспечения равных возможностей для инвалидов» 1993 г.[50] В другом решении Суд учел приводимые заявителем акты ММП, хотя и не признал их нарушающими его прав.[51]

Наиболее часто ММП используется арбитражными судами при аргументации их позиции по делу. Однако оно может приниматься во внимание и в других случаях, например, при восполнении правовых пробелов в законодательстве.[52] В то же время, когда арбитражные суды обращаются к ММП, ими не всегда приводятся какие-либо обоснования. Например, в одном из документов Высшего Арбитражного Суда РФ в отношении рекомендации Комитета министров Совета Европы было сделано лишь предположение о том, что «как член Совета Европы Россия может и, по-видимому, должна придерживаться этих рекомендаций при разработке и принятии законов».[53]

Пожалуй, специфика арбитражной практики состоит в том, что порою суды следуют актам ММП, которые зачастую не воспринимаются ими исключительно как рекомендательные. В практике судов получили распространение рекомендации ЕЭК ООН, на основе правил которых были разработаны обязательные для применения государственные стандарты и регламенты.[54] В соответствии с рекомендациями Коллегии ЕЭК суды учитывают Пояснения к ТН ВЭД ТС.[55] Указанные Пояснения не являются юридически обязательными, но они непосредственно связаны с ТН ВЭД ТС, так как содержат пояснения, необходимые для их применения. Иногда следование ММП мотивируется отсылками к ММП в международных договорах РФ, применяются в силу правовых позиций Конституционного Суда РФ.[56]

Обращение к ММП наряду с международным правом[57] происходит и в работе конституционных (уставных) судов субъектов РФ. Практически все из существующих на данный момент подобных судов прибегали к использованию ММП. Однако в целом количество судебных решений, в которых оно были учтено, не так велико. Исключение составляет Конституционный суд Республики Татарстан – его практика позволяет судить о более активном использовании актов ММП.[58]

Широкое использование ММП российскими судами свидетельствует о его восприятии не только в правотворческом, но и в правоприменительном процессе. Судьи учитывают ММП в сочетании с общепризнанными принципами и нормами международного права, международными договорами РФ, а также внутренним правом. Вместе с тем они не всегда пытаются аргументировать в своих решениях необходимость или смысл и назначение обращения к подобным международным актам.

[1] Лукашук И. И. Международное право в судах государств. СПб. : Россия-Нева, 1993; Терешкова В. В. Применение норм международного права в судебной системе Российской Федерации : дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 1998; Цивадзе Н. А. Применение норм международного права судами Российской Федерации : дис. ... канд. юрид. наук. М., 2005; Амирова М. А. Международные судебные учреждения и внутреннее право Российской Федерации : монография. М. : ЮНИТИ-ДАНА : закон и право, 2011. С. 176–204; Schermers H. G. The Role of Domestic Courts in Effectuating International Law // Leiden Journal of International Law. 1990. Vol. 3. Issue 3. P. 77–85; Marochkin S. Yu. International law in the Russian courts in transitional situations // International law in domestic courts: rule of law reform in post-conflict states / Edda Kristja'nsdo'ttir, Andre' Noilkaemper and Cedric Ryngaert (eds.). Cambridge Antwerp Portland : Intersentia, 2012. P. 35–57.

[2] О судебной системе Российской Федерации : федер. конституционный закон от 31 дек. 1996 г. № 1-ФКЗ (с изм. от 05.02.2014) // СЗ РФ. 1997. № 1. Ст. 1; 2014. № 6. Ст. 551.

[3] Типовой кодекс этики и служебного поведения федеральных государственных гражданских служащих аппаратов федеральных судов общей юрисдикции и управлений (отделов) Судебного департамента в субъектах Российской Федерации : приказ Судебного департамента при Верховном Суде РФ от 26 апр. 2011 г. № 79 // Бюл. актов по судебной системе. 2014. №. 1; Об утверждении Регламента организации размещения сведений о находящихся в суде делах и текстов судебных актов в информационно-телекоммуникационной сети «Интернет» на официальном сайте суда общей юрисдикции : постановление Президиума Совета судей РФ от 27 янв. 2011 г. № 253 (с изм. от 24.03.2011) // КонсультантПлюс. Документ опубликован не был.

[4] См. соответственно: Постановление Суда по интеллектуальным правам от 2 июля 2014 г. № С01-471/2014 по делу № А40-56928/2004 // КонсультантПлюс. Документ опубликован не был; Решение Суда Евразийского экономического сообщества от 14 окт. 2014 г. // Бюл. Суда Евразийского экономического сообщества. Спец. выпуск 2012– 2014; Постановление Четвертого Арбитражного апелляционного суда от 26 сент. 2014 г. по делу № А78-5492/2013 [Электронный ресурс] // Судебные и нормативные акты РФ. Режим доступа: http://sudact.ru/

[5] Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 16 нояб. 2015 г. по делу № А56-86189/2014 [Электронный ресурс] // Там же.

[6] The Role of Domestic Courts in Treaty Enforcement: A Comparative Study / ed. by David Sloss. New York : Cambridge University Press, 2009. P. 445.

[7] Friedrich J. Op. cit. P. 319–324.

[8] См. заключения: от 29 нояб. 1990 г. № 12 (2–12) // Ведомости Совета народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1990. № 50. Ст. 1080; от 3 апр. 1991 г. № 19 (2–25) // Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1991. № 17. Ст. 500.

[9] См. постановления: от 4 февр. 1992 г. № 2П-3 // Ведомости Съезда народных депутатов и Верховного Совета РФ. 1992. № 13. Ст. 669; от 13 марта 1992 г. № П-РЗ-I // Вестн. Конституционного Суда. 1993. № 1.

[10] Даниленко Г. М. Применение международного права во внутренней правовой системе России: практика Конституционного Суда // Государство и право. 1995. № 11. С. 115–125; Лыгин Н. Я., Ткачев В. Н. Международно-правовые стандарты и конституционная законность в российской судебной практике : науч.-практ. пособие. М. : Статут, 2012; Шугуров М. В. Международное право прав человека в практике Конституционного Суда Российской Федерации (ценностные и нормативные аспекты) // Журн. конституционного правосудия. 2008. № 6. С. 29–38.

[11] Невинский В. В. Общепризнанные принципы и нормы международного права в деятельности Конституционного Суда Российской Федерации по защите прав человека: проблемы применения // Общепризнанные принципы и нормы международного права, международные договоры в практике конституционного правосудия : материалы Всерос. совещания (Москва. 24 дек. 2002 г.) / под ред. М. А. Митюкова, С. В. Кабышева, В. К. Бобровой и А. В. Сычевой. М. : Междунар. отношения, 2004. С. 223.

[12] Петров А. А. Правовое качество решений Конституционного Суда Российской Федерации: постановка вопроса и некоторые практические проблемы // Сравнительное конституционное обозрение. 2014. № 2 (99). С. 104–105.

[13] Информация Конституционного Суда Российской Федерации «О конституционно-правовых аспектах совершенствования правотворческой и правоприменительной деятельности в сфере обеспечения и защиты прав и свобод граждан (на основе решений Конституционного Суда РФ 2009–2011 гг.)» [Электронный ресурс] : одобрено решением Конституционного Суда РФ от 17 июля 2012 г. Режим доступа: http://ksrf.ru/

[14] Обзор существующих точек зрения по вопросу см.: Калашников С. В. Применение общепризнанных принципов и норм в сфере защиты прав человека в России: вопросы теории и практики / под ред. Д. С. Велиевой. М. : ДМК Пресс, 2010; Батурин П. В. Правовые позиции в конституционном судопроизводстве и проблемы применения международно-правовых норм : дис. … канд. юрид. наук. Челябинск, 2006; Он же. Международно-правовые положения в формировании правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации // Рос. юрид. журн. 2006. № 2 (50). С. 54–60.

[15] Постановление Конституционного Суда РФ от 23 мая 1995 г. № 6-П // ВКС РФ. 1995. № 2–3.

[16] Определение Конституционного Суда РФ от 12 мая 2006 г. № 155-О // ВКС РФ. 2006. № 5.

[17] Постановление Конституционного Суда РФ от 28 февр. 2008 г. № 3-П.

[18] Постановление Конституционного Суда РФ от 25 июня 2013 г. № 14-П // ВКС РФ. 2013. № 6.

[19] Особое мнение судьи Конституционного Суда РФ Б. С. Эбзеева по жалобе гражданина Р. М. Смакова и по жалобе граждан М. И. Гришина, Г. И. Грошевой, В. Т. Мустафенкова, В. В. Назарова // ВКС РФ. 2005. № 5.

[20] Морщакова Т. Г. Применение международного права в конституционном правосудии: итоги и перспективы // Конституционное правосудие. 2001. № 4(14). 2002. № 5(15) С. 114–124.

[21] Определение Конституционного Суда РФ от 5 марта 2009 г. № 544-О-П // ВКС РФ. 2009. № 5.

[22] Свод принципов защиты всех лиц, подвергаемых задержанию или заключению в какой бы то ни было форме : резолюция Генеральной Ассамблеи ООН от 9 дек. 1988 г. // A/RES/43/173.

[23] Определение Конституционного Суда РФ от 1 марта 2010 г. № 323-О-О // ВКС РФ. 2010. № 4.

[24] См. соответственно определения: от 15 февр. 2005 г. № 17-О // ВКС РФ. 2005. № 5; от 27 дек. 2005 г. № 523-О // ВКС РФ. 2006. № 3; от 18 дек. 2007 г. № 939-О-О; от 15 июля 2010 г. № 931-О-О // ВКС РФ. 2011. № 2.

[25] См. соответственно определения: от 23 июня 2000 г. № 147-О // ВКС РФ. 2000. № 6; от 13 июня 2002 г. № 166-О // КонсультантПлюс. Документ опубликован не был; от 21 окт. 2008 г. № 672-О-О // Там же; от 30 сент. 2010 г. № 1421-О-О // ВКС РФ. 2011. № 2; и др.

[26] Решение Верховного Суда Республики Башкортостан от 25 авг. 2010 г. № 3-46/2010 // [Электронный ресурс] // ГАС-Правосудие : государственная автоматизированная система РФ. Режим доступа: http://www.sudrf.ru; Решение Кировского районного суда г. Томска от 15 апр. 2013 г. № 2-553/2013 [Электронный ресурс] // Судебные и нормативные акты РФ. Режим доступа: http://sudact.ru/; Решение Ворошиловского районного суда г. Ростова-на-Дону от 11 июня 2014 г. по делу № 2-1705/2014 [Электронный ресурс] // Там же; Решение Торжокского городского суда от 27 авг. 2015 г. по делу № 2-792/2015 [Электронный ресурс] // Там же; Решение Красноярского краевого суда от 29 окт. 2015 г. по делу № 7П-415/2015 [Электронный ресурс] // Там же.

[27] Speech Given by Mr Valery D. Zorkin, President of the Constitutional Court of the Russian Federation, on the Occasion of the Opening of the Judicial Year, 21 January 2005 // Annual Report 2004 of the European Court of Human Rights, Council of Europe. Strasbourg, 2005. P. 38.

[28] Kanetake M., Nollkaemper A. The Application of Informal International Instruments Before Domestic Courts // George Washington International Law Review. 2014. Vol. 46. No. 4. P. 774–779.

[29] Письмо Верховного Суда Республики Коми от 5 марта 2013 г. № 01-15/163; Письмо Суда Чукотского автономного округа от 6 марта 2013 г. № 1–7 / 13-509; Письмо Алтайского краевого суда от 6 марта 2013 г. № 01-05/95; Письмо Верховного Суда Республики Северная Осетия-Алания от 18 марта 2013 г. № 1313; Письмо Смоленского областного суда от 28 марта 2013 г. и др.

[30] Kanetake M., Nollkaemper A. Op. cit. P. 770–774.

[31] См., напр.: Кассационное определение Курганского областного суда от 20 дек. 2011 г. № 22-3598/2011 [Электронный ресурс] // Судебные и нормативные акты РФ. Режим доступа: http://sudact.ru/; Решение Центрального районного суда г. Сочи от 26 окт. 2012 г. № 82351/11/72/23 [Электронный ресурс] // Там же; Постановление Липецкого областного суда от 29 авг. 2013 г. № 22К-1308/2013 [Электронный ресурс] // Там же; Апелляционное постановление Суда Ямало-Ненецкого автономного округа от 14 мая 2015 г. № 22-436/2015 [Электронный ресурс] // Там же.

[32] Определение Верховного Суда РФ от 11 окт. 2006 г. № 78-Г06-28 // КонсультантПлюс. Документ опубликован не был.

[33] Определение от 29 июня 2007 № 20-В07-10 // КонсультантПлюс. Документ опубликован не был.

[34] См. соответственно определения: от 3 авг. 1999 г. № КАС99-180 // Там же; от 21 февр. 2003 г. № 56-Впр03-2 // БВС РФ. 2004. № 1.

[35] См. соответственно решения: от 20 февр. 2012 г. № АКПИ12-22 // КонсультантПлюс. Документ опубликован не был; от 6 нояб. 2007 г. № ГКПИ07-1194 // Там же; от 7 февр. 1997 г. // Там же; от 26 июня 2000 г. № ГКПИ00-543 // БВС РФ. 2000. № 12; от 21 янв. 2002 г. № ГКПИ2001-1420, 1422, 1753 // БВС РФ. 2003. № 4; от 10 мая 2011 г. № ГКПИ11-384 // КонсультантПлюс. Документ опубликован не был.

[36] О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц : постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24 февр. 2005 г. № 3 // БВС РФ. 2005. № 4; О практике применения судами принудительных мер медицинского характера : постановление Пленума Верховного Суда РФ от 7 апр. 2011 г. № 6 // БВС РФ. 2011. № 7; О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности : постановление Пленума Верховного Суда РФ от 28 июня 2011 г. № 11 // БВС РФ. 2011. № 8; и др.

[37] Справка по материалам изучения судебной практики в Российской Федерации, касающейся процедуры определения статуса беженца // КонсультантПлюс. Документ опубликован не был.

[38] О практике рассмотрения судами вопросов, связанных с выдачей лиц для уголовного преследования или исполнения приговора, а также передачей лиц для отбывания наказания : постановление Пленума Верховного Суда РФ от 14 июня 2012 г. № 11 (с изм. от 03.03.2015) // БВС РФ. 2012. № 8; 2015. № 5.

[39] Решение Норильского городского суда Красноярского края от 28 авг. 2013 г. № 2-929/13 [Электронный ресурс] // Судебные и нормативные акты РФ. Режим доступа: http://sudact.ru/; Апелляционное определение Белгородского областного суда от 19 нояб. 2013 г. № 33-3853/2013 [Электронный ресурс] // Там же; Апелляционное постановление Волгоградского областного суда от 14 июля 2014 г. № 22-2992/2014 [Электронный ресурс] // Там же; Решение Ленинского районного Суда г. Омска от 27 апр. 2015 г. № 2-5430/2014 [Электронный ресурс] // Там же.

[40] Решение Казанского гарнизонного военного суда Республики Татарстан от 19 февр. 2014 г. № М-41/2014 2-40/2014 2-40/2014~М-41/2014 [Электронный ресурс] // Судебные и нормативные акты РФ. Режим доступа: http://sudact.ru/; Апелляционное определение Верховного Суда Республики Хакасия от 19 авг. 2015 г. № 33-2128/2015 [Электронный ресурс] // Там же.

[41] Апелляционное постановление Курганского областного суда от 26 июня 2014 г. № 22-1309/2014 [Электронный ресурс] // Судебные и нормативные акты РФ. Режим доступа: http://sudact.ru/

[42] Решение Невьянского городского суда Свердловской области от 20 июля 2012 г. № 2-656/2012 [Электронный ресурс] // Судебные и нормативные акты РФ. Режим доступа: http://sudact.ru

[43] Кассационное определение Нижегородского областного суда от 30 марта 2010 г. № 22-1767 [Электронный ресурс] // ГАС-Правосудие : государственная автоматизированная система РФ. Режим доступа: http://www.sudrf.ru

[44] Решение Усть-Илимского городского суда Иркутской области от 27 февр. 2013 г. [Электронный ресурс] // ГАС-Правосудие: государственная автоматизированная система РФ. Режим доступа: http://www.sudrf.ru.

[45] Постановление президиума Липецкого областного суда от 2 июля 2009 г. [Электронный ресурс] // Там же.

[46] Определение Ивановского областного суда от 24 марта 2010 г. № 33-557 [Электронный ресурс] // ГАС-Правосудие : государственная автоматизированная система РФ. Режим доступа: http://www.sudrf.ru

[47] Нешатаева Т. Н. Международное право в судебной практике арбитражных судов // Закон. 1998. № 7. С. 92.

[48] Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 9 дек. 2010 г. № 9125/10 по делу № А19-13262/09-65 // Вестн. Высшего Арбитражного Суда РФ. 2011. № 4.

[49] Решение Арбитражного суда Московской области от 26 марта 2009 г. по делу № А41-27143/2008 [Электронный ресурс] // Судебные и нормативные акты РФ. Режим доступа: http://sudact.ru/; Постановление Восьмого арбитражного апелляционного суда от 24 дек. 2012 г. по делу № А75-1015/2012 [Электронный ресурс] // Там же.

[50] Постановление Федерального Арбитражного Суда Восточно-Сибирского округа от 24 марта 2005 г. № А33-6954/04-С6-Ф02-377/05-С1, А33-6954/04-С6-Ф02-378/05-С1, А33-6954/04-С6-Ф02-1149/05-С1 // КонсультантПлюс. Документ опубликован не был.

[51] Решение Высшего Арбитражного Суда РФ от 3 декабря 2012 г. № ВАС-12173/12 // КонсультантПлюс. Документ опубликован не был.

[52] Определение Арбитражного суда Санкт-Петербурга и Ленинградской области от 22 июня 2009 г. по делу № А56-18911/2009 [Электронный ресурс] // Судебные и нормативные акты РФ. Режим доступа: http://sudact.ru/

[53] Об утверждении Программы повышения эффективности деятельности арбитражных судов Российской Федерации в 1997–2000 годах и Плана мероприятий по реализации Программы повышения эффективности деятельности арбитражных судов Российской Федерации в 1997–2000 годах. : приказ Высшего Арбитражного Суда РФ от 18 сент. 1997 г. № 14 // Вестн. Высшего Арбитражного Суда РФ. 1997. № 11.

[54] Постановление Восьмого арбитражного апелляционного суда от 27 марта 2008 г. по делу № А46-8342/2007 [Электронный ресурс] // Судебные и нормативные акты РФ. Режим доступа: http://sudact.ru/; Решение Арбитражного суда Хабаровского края от 16 авг. 2013 г. по делу № А73-7815/2013 [Электронный ресурс] // Там же; Решение Арбитражного суда Ростовской области от 10 дек. 2015 г. по делу № А53-21638/2015 [Электронный ресурс] // Там же.

[55] Решение Арбитражного суда Алтайского края от 22 сент. 2015 г. по делу № А03-14495/2015 [Электронный ресурс] // Там же; Решение Арбитражного суда Краснодарского края от 25 нояб. 2015 г. по делу № А32-27792/2015 [Электронный ресурс] // Там же.

[56] См. соответственно: Решение Арбитражного суда Томской области от 19 июня 2015 г. по делу № А67-1144/2015 [Электронный ресурс] // Там же; Определение Арбитражного суда Иркутской области от 28 окт. 2015 г. по делу № А19-14964/2015 [Электронный ресурс] // Там же.

[57] Переплеснина Е. М. Общепризнанные принципы и нормы международного права, международные договоры Российской Федерации в практике конституционных (уставных) судов субъектов Российской Федерации : дис. … канд. юрид. наук. М., 2006.

[58] Определение от 25 марта 2004 г. № 3-О // Республика Татарстан. 2004. № 68. 2 апр.; определение от 17 мая 2011 г. № 7-О // КонсультантПлюс. Документ опубликован не был; постановление от 28 янв. 2014 г. № 57-П // Республика Татарстан. 2014. № 18. 7 февр.