Как указывал Г. П. Щедровицкий, «процесс реального мышления вся- кий человек начинает с фиксации определенного “положения дел” в действи- тельности»1. Тем более это касается научного теоретического мышления. Следовательно, приступая к научному исследованию, необходимо выявить объем наличного знания по проблеме или, говоря словами А. С. Майданова,
«опереться на опыт предшествующих исследователей и привлечь выработан- ные ранее подходы»2.
Поэтому задачей настоящего параграфа мы поставили обзор научных подходов к пониманию исследуемого объекта и их классификацию.
В российской правовой литературе крайне сложно отыскать полноцен- ную дефиницию понятия защиты права, несмотря на широчайшее примене- ние данного понятия и обилие работ, посвященных исследованию различных аспектов темы защиты прав. Как указывает Т. И. Илларионова, «чаще всего вместо определения защиты даются дефиниции права на защиту или непо- средственно меры защиты»3. Анализ литературы подтверждает справедли- вость данного утверждения. В качестве примера можно указать на кандидат- скую диссертацию Т. Б. Шубиной, посвященную защите права. Озаглавив самостоятельный раздел работы «Понятие “защита права”», автор пишет в нем в основном о мерах защиты, мерах ответственности и понятии субъек- тивного права4. Не удивительно, что в результате Т. Б. Шубина так и не оп- ределила исследуемое понятие, завершив раздел указанием на содержание

1 Щедровицкий Г. П. Принцип «параллелизма формы и содержания мышления» и его значение для традиционных логических и психологических исследований // Избран- ные труды. М.: Школа культ. политики, 1995. С. 1.
2 Майданов А. С. Методология научного творчества. М.: Изд-во ЛКИ, 2008. С. 60.
3 Илларионова Т. И. Проблема охранительных функций гражданского права // Ил- ларионова Т. И. Избранные труды. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2005. С. 253.
4 Шубина Т. Б. Теоретические проблемы защиты права: Дис. … канд. юрид. наук. Самара, 1997. С. 11-34.
 

«права на защиту». Однако сама Т. Б. Шубина полагает, что ею дана искомая дефиниция, предлагая рассматривать в качестве таковой следующее утвер- ждение: «Защита права рассматривается как самостоятельная правовая кате- гория, включающая в себя три элемента: юридическая ответственность, меры защиты, меры безопасности (редакция автора – А. М.)»1. По поводу этого ут- верждения можно сказать, что, видимо, автор представляет защиту в виде системы, элементами которой и являются указанные меры. Однако это пред- ставление в работе Т. Б. Шубиной обоснования не получило, поскольку далее констатации указанного автор не пошла.
Интересно отметить, что А. А. Левков в кандидатской диссертации, на- писанной спустя пять лет после диссертации Т. Б. Шубиной, также выносит на защиту положение, в котором утверждает, что в работе «дается понятие “за- щита права”», которое и излагает в следующем виде: «Защита права включает в себя все правовые средства, направленные на защиту права в целом, прав и свобод, субъективных прав и законных интересов. По своей структуре защита права включает в себя меры защиты, меры юридической ответственности, ме- ры безопасности»2. Укажем, что, во-первых, автор даже не предпринял попыт- ки дать определения защиты права, поскольку то, что он предложил, дефини- цией считаться не может, а, во-вторых, вообще продемонстрировал смешение гносеологического и онтологического аспектов понимания защиты, о чем сви- детельствует следующее его утверждение: «Для защиты субъективных прав и законных интересов, прав и свобод граждан как в законодательстве, так и в литературе используются такие понятия, как меры, способы, средства, фор- мы»3. Можно упомянуть также и диссертацию М. Г. Масловой, новизну ко- торой автор видит в разработке в числе прочих понятий и понятия «защита

1 Шубина Т. Б. Указ. соч. С. 6.
2 Левков А. А. Меры защиты в российском праве: Дис. … канд. юрид. наук. Сама- ра, 2002. С. 6.
3 Левков А. А. Указ. соч. С. 11.
 

права»1, однако внимательное прочтение автореферата диссертации так и не позволило нам обнаружить какое-либо подобие определения указанного по- нятия. Некоторые авторы, освещая вопрос о защите гражданских права, го- ворят исключительно о способах их защиты2. Нельзя не указать и на работу Е. В. Вавилина, который, озаглавив свой труд «Осуществление и защита гра- жданских прав», не посвятил понятию защиты даже небольшого параграфа. Единственным разделом, в котором можно почерпнуть кое-какие сведения о защите гражданских прав, следует признать параграф под названием «Меха- низм реализации субъективного гражданского права на защиту»3, однако и он не содержит дефиниции защиты гражданских прав.
Можно отметить, что некоторые авторы, акцентируя внимание на не- обходимости постижения категории «защита прав», даже не приступают к такому постижению. Так, Б. Завидов и О. Гусев указывают, что «защита гра- жданских прав» есть важнейшая категория теории гражданского, граждан- ско-процессуального и арбитражно-процессуального права, в связи с чем весьма важным является уяснение смысла защиты. Однако в целях уяснения такого смысла приводят определение из учебника по гражданскому праву, но

не защиты, а права на защиту1 и в дальнейшем анализируют указанное право, не упоминая уже о самой защите. Таким образом, авторы без каких-либо ого- ворок произвели подмену понятия «защита гражданских прав» на понятие
«право на защиту»2.
Завершая рассмотрение данного аспекта проблемы, укажем на работу Д. Н. Кархалева, который посвятил исследование соотношению мер защиты с мерами ответственности в гражданском праве. Казалось бы, что, приступая к исследованию мер защиты, автор должен определить, что представляет собой защита права. Однако он этого не делает и нигде даже не упоминает о необ- ходимости различать понятия «гражданско-правовая защита» и «меры защи- ты в гражданском праве»3.
Следует отметить, что в литературе обращается внимание на необхо-
димость выявления материально-правового значения понятия «защита пра- ва», однако при попытке обозначить такое значение допускается смешение онтологического аспекта понимания защиты гражданских прав, как явления правовой реальности, и гносеологического аспекта такого понимания, сво- дящегося к тому, что правовое понятие защиты представляет собой отраже- ние явления гражданско-правовой защиты, т. е. элемент понятийно- категориального аппарата гражданского права. Так, Ю. Г. Басин и А. Г. Ди- денко пишут: «Защита права является самостоятельным правовым понятием, имеющим свои задачи, свои способы реализации, свою сферу применения»4. Не останавливаясь на том очевидном обстоятельстве, что ни логика, ни тео- рия права не классифицируют понятия на «самостоятельные» и «несамостоя- тельные», поскольку «несамостоятельных» понятий просто не существует,

обратим внимание на тот факт, что понятие – это одна из основных форм от- ражения мира на рациональной, логической ступени познания. Понятия представляют собой идеальные сущности, продукты мыслительной деятель- ности человека, их функция состоит в мысленном объединении разнородных объектов в единый класс и реализуется за счет выделения признака, прису- щего каждому из обобщаемых в понятии объектов и не присущего никакому другому объекту исходной предметной области1. В свете этого определения становится очевидным, что применительно к понятию нельзя говорить, что оно имеет «свои задачи и свои способы реализации».
Однако авторы указывают именно на задачи понятия защиты права, на- зывая в их числе: 1) предупреждение нарушений права; 2) обеспечение необ- ходимых условий осуществления права; 3) восстановление нарушенного пра- ва; 4) компенсацию ущерба, причиненного нарушением права2. Очевидно, что указанные задачи стоят перед явлением защиты права, но никак не перед понятием защиты права. Понятие имеет только одну задачу – отражать объ- екты познания. Соответственно, задача понятия «защита права» заключается в отражении представлений о явлении защиты прав и охраняемых законом интересов.
Попутно следует отметить, что неразличение понятий (категорий) и тех правовых явлений, которые они отражают, в литературе, посвященной тем или иным аспектам исследуемой темы, наблюдается очень часто.
Так, Д. Н. Кархалев пишет: «Защита гражданского права – это правовая категория, которая реализуется в охранительном правоотношении с помощью способов, предусмотренных ст. 12 ГК РФ»3. Ю. Н. Андреев указывает: «Юри- дическая категория “защита гражданских прав” содержит как материально- правовой,  так  и  процессуально-правовой  аспект  и  включает  материальные

элементы (способы защиты) и процессуальные (формы и средства защиты) элементы, которые тесно взаимосвязаны между собой»1. Делая такие высказы- вания, авторы не учитывают, что категория – это предельно общее фундамен- тальное понятие, отражающее наиболее существенные, закономерные связи и отношения реальной действительности и познания. Будучи формами и устой- чивыми организующими принципами процесса мышления, категории воспро- изводят свойства и отношения бытия и познания во всеобщем и наиболее кон- центрированном виде2. Следовательно, категория, являясь научным понятием, принадлежит к миру идеального; она не может включать в себя какие бы то ни было материальные элементы и не может «реализоваться» в каком-либо пра- воотношении. В правоотношении может реализоваться сама защита прав как явление реальной действительности, которая и получает отражение в катего- рии «защита прав». Попутно не можем не подчеркнуть, что у нас не вызывает возражений присвоение понятию «защита прав» статуса категории. Однако работ, обосновывающих категориальный статус рассматриваемого понятия, в цивилистике не имеется. Поэтому мы можем объяснить прием, в соответствии с которым защита прав называется отдельными авторами категорией, только бытующим в правовой литературе вольным обращением с понятиями, при ко- тором ученые не ставят себе целью выяснить истинный статус последних.
В литературе указывается, что все подходы к пониманию защиты субъек- тивных гражданских прав и охраняемых законом интересов базируются на трех
«теориях»: «теории функций», «теории мер» и «теории деятельности»3. Однако

исследование современной цивилистической литературы по проблеме защиты не дает оснований для такого вывода. Во-первых, научные позиции, обосно- вывающие понимание гражданско-правовой защиты, не исчерпываются на- званными и наряду с ними следует указать еще на ряд точек зрения: понима- ния защиты гражданских прав в качестве субъективного гражданского права на защиту, понимания ее как института гражданского права, понимания ее как принудительной стадии осуществления права и т. д. Во-вторых, вряд ли имеются основания говорить о возможности присвоения указанным точкам зрения (научным мнениям, научным позициям) статуса научных теорий, по- скольку как законченные научные теории высказанные позиции по поводу понимания защиты гражданских прав пока не сформировались. Они изложе- ны в различных источниках (учебниках, научных статьях, реже – в моногра- фиях, но не специально посвященных защите, а, как правило, иным вопро- сам), имеют небольшой объем, носят по большей части фрагментарный ха- рактер, так как затрагивают какую-либо одну сторону проблемы. Требовани- ям, предъявляемым к научным теориям, они не отвечают. Поэтому можно утверждать, что научные позиции по рассматриваемому вопросу еще «не до- росли» до полноценных теорий и, скорее всего, могут служить лишь отправ- ными точками научного поиска в данном направлении. Кстати, следует отме- тить, что если «теория деятельности» и получила определенное развитие в
цивилистической доктрине, в частности, в трудах Б. И. Пугинского1, то «тео-
рии функций» в цивилистике не имеется, равно как и «теории мер», если, ко- нечно, не считать «теорией мер» упомянутую «теорию деятельности», назы- ваемую иначе «теорией правовых средств», которая базируется на использовании функционального (инструментального, системодеятельностного) под- хода.
К сторонникам первого подхода (т. н. «теории функций») относят Т. И. Илларионову, которая полагает, что под защитой права следует понимать функцию права, выражающуюся в охранительном воздействии норм, имею- щем целью восстановить право, компенсировать нарушенный интерес, пре- сечь противоправные действия, препятствующие осуществлению права или обеспечению правопорядка1.
Раскрывая достоинства данного подхода, Т. И. Илларионова приводит
три аргумента в его защиту. Она полагает, что, во-первых, данный подход дает возможность вскрыть истоки охранительных функций в гражданском праве и тем самым показать относительную независимость этих функций от функций правоприменительных органов; во-вторых, он позволяет законода- телю более четко формулировать начала гражданско-правовой защиты, изби- рать рациональные формы воздействия на общественные отношения, опре- делять цели защиты; в-третьих, он «дает возможность рассматривать граж- данско-правовую защиту в качестве обобщающей категории, выражающей общую целевую направленность разнообразных форм координации поведе-
ния участников отношений-притязаний»2.
Хотим подчеркнуть, что анализировать данные аргументы достаточно сложно, поскольку они не развернуты, не дают возможности уловить логику автора, и оставляют место для ряда вопросов. Так, например, по первому ар- гументу можно задать следующие вопросы. Почему возможность вскрывать истоки гражданско-правовых охранительных функций дает только представ- ление о гражданско-правовой защите как о разновидности охранительных

функций гражданского права и почему нельзя вскрывать эти истоки вне за- висимости от указанного представления?1 Почему необходимо вскрывать эти истоки для доказательства тезиса «об относительной независимости охрани- тельных функций гражданского права от функций правоприменительных ор- ганов», если и без специального исследования очевидно, что функции пози- тивного гражданского права и функции правоприменительных органов – это не одно и то же?
Второй аргумент также представляется не имеющим отношения к по- ниманию защиты гражданских прав, поскольку задачи законодателя по фор- мулированию правовых положений, с одной стороны, и задачи доктрины по формулированию научного понятия, – с другой, весьма далеки друг от друга. Конечно, нельзя не признать, что законодателю для выработки законодатель- ных положений необходимо четкое представление о тех или иных правовых явлениях, отраженное в научных понятиях. Однако авторы, исследующие проблемы гражданско-правовой защиты, анализируют уже имеющиеся (т. е. уже выработанные и закрепленные в законе) правовые положения. Поэтому, как представляется, той зависимости, о которой говорит Т. И. Илларионова («представление о гражданско-правовой защите как о разновидности охрани- тельных функций» отрасли гражданского права «позволяет на уровне право- творчества сформулировать более четкие начала гражданско-правовой защи- ты, избрать рациональные приемы воздействия, определить цели защиты»), не существует.
Единственным аргументом, не вызывающим вопросов, является тре- тий,  в  котором  говорится  о  возможности  придания  понятию  гражданско-

1 Кстати, такой прием, будь он кем-либо применен в противоположной направлен- ности, мог бы, как представляется, принести неплохие плоды на пути построения частной научной теории гражданско-правовой защиты. Мы имеем в виду не вскрытие истоков гражданско-правовых охранительных функций через представление о гражданско- правовой защите как о разновидности охранительных функций гражданского права, а вскрытие истоков гражданско-правовой защиты через представление об охранительной функции гражданского права как проявлении общесоциальной потребности в обеспечении защиты прав и интересов субъектов гражданского права.
 

правовой защиты статуса «обобщающей категории, выражающей общую це- левую направленность разнообразных форм координации поведения участ- ников отношений-притязаний», хотя при этом не можем не указать на некор- ректность словосочетания «обобщающая категория». Как известно, в числе правовых понятий выделяются правовые категории, которые представляют собой «наиболее глубокие, фундаментальные понятия, являющиеся пределом обобщения, как в определенной области юридических знаний, так и в право- ведении в целом»1. Правовые категории обладают «особенностями, связан- ными с фундаментальным характером теоретических правовых знаний. Именно в правовых категориях зафиксирован общий итог научного познания объективной сущности права как общественного явления»2. Иными словами, свойство категории обобщать знания присуще ей, что называется, «по опре- делению». Поэтому словосочетание «обобщающая категория» следует при- знать некорректным.
В целом же можно принять дефиницию гражданско-правовой защиты в качестве правовой категории, однако не можем не заметить, что данная де- финиция носит крайне «скупой» характер и не отвечает требованиям, предъ- являемым к определениям. Если формулировать данную дефиницию в пред- ложенном варианте, то она будет выглядеть следующим образом: граждан- ско-правовая защита – это категория, выражающая общую целевую (охрани- тельную) направленность разнообразных форм координации поведения уча- стников отношений-притязаний.
Первым недостатком этой дефиниции является ее несоразмерность, так как объемы определяемого и определяющего выражений не совпадают. Оп- ределяющее выражение – «категория, выражающая общую целевую (охрани- тельную) направленность разнообразных форм координации поведения уча- стников отношений-притязаний», – в равной мере охватывает как граждан-

ско-правовую защиту, так и гражданско-правовую ответственность. Но Т. И. Илларионова гражданско-правовую защиту и гражданско-правовую ответст- венность разделяет и даже выделяет последнюю в качестве самостоятельной функции гражданского права1.
Вторым дефектом данной дефиниции, тесно связанным с первым, явля-
ется недостаточность указанного признака и, следовательно, неполнота оп- ределения, поскольку, как будет показано далее, в сферу защиты попадают не только отношения субъектов, обладающих притязаниями.
И, наконец, третьим ее недостатком следует признать неясность и не- четкость, так как значения входящих в нее терминов не могут быть отнесены к общеизвестным; и «целевая (охранительная) направленность», и «формы координации», и «отношения-притязания» являются понятиями, также тре- бующими определения. Оценивая же т. н. «теорию функций» в целом, следу- ет отметить, что Т. И. Илларионова так и не дала приемлемой дефиниции за- щиты в гражданском праве.
Согласно второй позиции под защитой субъективных прав следует по- нимать систему мер, направленных на обеспечение их неприкосновенности, их восстановление или признание.
Такой позиции придерживается, например, М. К. Сулейменов, опреде- ляющий защиту гражданских прав как «предусмотренную законом систему мер, направленных на обеспечение неприкосновенности права, восстановле- ние нарушенного права и пресечение действий, нарушающих право»2. По мнению А. П. Сергеева, защита гражданских прав есть «те предусмотренные законом меры, которые направлены на восстановление или признание граж- данских прав и защиту интересов при их нарушении или оспаривании»1.
По поводу данных определений можно заметить, что эти же самые ав- торы неоднократно употребляют термин «меры защиты», чем заставляют со- мневаться в точности предложенного ими определения, поскольку принятие дефиниции защиты гражданских прав как мер защиты приводит к необходи- мости избавиться от одного термина, ибо понятие не может определяться та- ким образом, когда «защита» есть «меры защиты», но в то же время «меры защиты» есть нечто самостоятельное, направленное на защиту. Если есть ме- ры защиты, то должно быть нечто, на что и направлены эти меры, т. е. защи- та.
Некоторые ученые в определении защиты гражданских прав совмеща- ют указание на восстановление нарушенных гражданских прав с указанием на борьбу с правонарушениями.
Так, Ю. Г. Басин и А. Г. Диденко пишут, что защиту права можно оп- ределить как «предусмотренную законом для борьбы с правонарушениями систему мер, опирающихся на государственное принуждение и направлен- ных на то, чтобы обеспечить неприкосновенность права, его осуществимость и ликвидацию последствий его нарушения»2.
А. К. Темирбекова дает дефиницию, в соответствии с которой защита
права – это «меры борьбы с противоправными действиями людей, с правона- рушителями; меры, предупреждающие правонарушения и обеспечивающие

ликвидацию их последствий, которые достигаются государственным прину- ждением»1.
Другие авторы полагают, что защита есть совокупность мер охрани- тельного характера, направленных на применение к правонарушителю при- нудительного воздействия для признания или восстановления оспариваемого либо нарушенного субъективного права2.
Е. М Тужилова-Орданская объясняет такой подход (определение поня-
тия защиты через понятие мер защиты) позицией законодателя, который оп- ределения понятия защиты не дает, а ограничивается в ст. 12 ГК РФ3 пере- числением способов защиты4. Скорее всего, с таким выводом следует согла- ситься, поскольку в большинстве случаев авторы, несмотря на смену отече- ственной парадигмы и, казалось бы, уход от нормативизма, тем не менее, в проводимых исследованиях отталкиваются от нормативного массива и ле-
гальных дефиниций.
В то же время (даже если признать этот подход приемлемым) нельзя не заметить, что вряд ли стоит ожидать от законодателя дефиниций всех ис- пользуемых правоведением понятий. Как известно, научные понятия – это компонент понятийно-категориального аппарата науки. Научные определе- ния призваны установить существенные признаки используемых понятий и выявить их связи с иными понятиями. Выработка таких определений – дело правовой науки, ее представителей, но никак не законодателя. Легальные же дефиниции имеют иную цель, заключающуюся в обеспечении правильной квалификации отношений, установлении объема прав и обязанностей их уча- стников и т. п.

По существу же рассматриваемой позиции можно сказать следующее. Разумеется, для осуществления защиты субъективных прав необходимы ка- кие-либо меры и способы. Однако это не повод для того, чтобы в научном исследовании производить подмену одного понятия другим. Кроме этого, нельзя не отметить, что принятие предложенного Т. И. Илларионовой опре- деления защиты гражданских прав как категории, отражающей охранитель- ную функцию права, приведет к поглощению им определения защиты как системы мер, так как раскрывать такую категорию, как функция права, вне исследования при этом мер защиты не представляется возможным, ведь функция должна реализовываться посредством каких-либо мероприятий, ко- торые и отражаются в мерах или способах защиты. Следует отметить, что и сама Т. И. Илларионова раскрывает свою концепцию через понятия «система гражданско-правовых охранительных мер» и «механизм действия граждан- ско-правовых охранительных мер», на основе чего можно заключить, что, во- первых, наша позиция о связи функций с мерами верна, а, во-вторых, что Т. И. Илларионова в равной мере относится и к сторонникам т. н. «теории функций», и к сторонникам т. н. «теории мер».
В литературе можно встретить критику «теории мер», однако такая критика носит поверхностный характер, поскольку не содержит весомой ар- гументации. Так, Е. М Тужилова-Орданская считает, что говорить о системе или совокупности мер защиты – это значит «переводить названную катего- рию в разряд чисто механических явлений»1. При этом автор не поясняет причины данного своего вывода, а лишь замечает в скобках: «Возможно, по- этому в литературе появился термин “механизм защиты”»2.
Оценивая рассматриваемую позицию, нужно сделать два замечания, объясняющих наш взгляд на понятие защиты в гражданском праве.

Во-первых, следует констатировать, что, поскольку все авторы, опре- деляющие защиту права как систему (совокупность) мер, указывают на осо- бую направленность (цель, функции) такой системы (совокупности), а авто- ры, поддерживающие т. н. «теорию функций», излагают ее посредством опи- сания мер, следует прийти к выводу, что две рассмотренные позиции, опре- деляемые в литературе как самостоятельные «теории» («теория функций» и
«теория мер») есть ничто иное, как одна позиция, в связи с чем их разделение следует признать необоснованным.
Во-вторых, необходимо указать, что предлагаемая в рамках этой т. н.
«теории» («теории мер») дефиниция защиты (защита субъективных прав есть система мер, направленных на обеспечение их неприкосновенности, их вос- становление или признание) сути защиты прав не объясняет.
Да, в законодательстве существует система мер, направленных на обеспечение неприкосновенности субъективных гражданских прав, их вос- становление или признание. Но объясняет ли эта система мер сущность за- щиты? Можно ли с безусловностью утверждать, что там, где есть система мер по защите, есть и защита? Полагаем, что защиту в гражданском праве не следует отождествлять с системой мер защиты, предусмотренных законом. В противном случае вообще не было бы никакой необходимости не только вес- ти речь о защите субъективных прав, но и содержать систему судебных орга- нов, призванных обеспечивать такую защиту.
Третья позиция заключается в том, что в трактовке защиты субъектив- ных гражданских прав и охраняемых законом интересов авторы отталкива- ются от категории «деятельность» и определяют гражданско-правовую защи- ту как деятельность управомоченного лица либо компетентных правоохрани- тельных органов1, направленную на устранение препятствий по осуществле-

нию субъективных прав или на восстановление нарушенного субъективного права. Судя по названию данной концепции («теория деятельности») можно было бы предположить, что данная позиция отличается от изложенной выше
«теории мер». Однако такой вывод будет неверным, поскольку под деятель- ностью имеется в виду именно деятельность по применению теми или иными субъектами права мер (способов, средств) защиты субъективных граждан- ских прав и охраняемых законом интересов, в силу чего акцент смещается именно в пользу мер.
Так, например, Н. Д. Егоров утверждает: «Деятельность компетентных органов по применению установленных законом санкций к правонарушите- лю называется защитой субъективных прав. Под санкцией понимаются те меры, которые предусмотрены на случай нарушения требований закона»1. А. П. Вершинин пишет, что защиту прав нужно трактовать как деятельность по устранению препятствий на пути осуществления субъективных прав путем применения мер защиты2. При обосновании данной позиции некоторые авто- ры указывают на то, что определение понятия «защита» посредством катего- рии «деятельность» дает «возможность более точно установить основания и цели защиты, проанализировать отдельные виды действий по защите граж- данских прав, а также выявить их взаимосвязь и единство»3. Учитывая, что понятия «цель», целостность (единство), связь (взаимосвязь) являются поня- тиями, при помощи которых описываются системы, можно предположить, что в доктрине имплицитно присутствует идея о представлении защиты прав

в виде системы, однако до сего времени эта идея четкого выражения и осно- вательной разработки в юридической литературе не получила. Следует ука- зать, что Т. И. Илларионова, которая, как было отмечено, в литературе отно- сится к сторонникам т. н. «теории функций», а как было установлено нами, также и к сторонникам т. н. «теории мер», с тем же успехом может быть от- несена и к сторонникам т. н. «теории деятельности», поскольку утверждает:
«По-видимому, не вызовет споров утверждение, что защита есть конкретный вид деятельности, обеспечивающий беспрепятственное удовлетворение на- рушенного интереса»1. В другой работе она указывает: «Функционально- целевой анализ права имеет свои особенности, поскольку объектом исследо- вания в конечном счете является деятельность»2. Данное обстоятельство лишний раз убеждает в том, что доктринальные представления о методоло- гических основаниях учения о защите гражданских прав базируются на не- верном по существу выводе о наличии в доктрине трех якобы различающих- ся теорий.
В рамках т. н. «теории деятельности» можно выделить две точки зре- ния. Сторонники первой из них полагают, что указанная деятельность может осуществляться только компетентными органами, круг которых одни огра- ничивают органами государства3; сторонники второй – включают органы го- сударственной власти и государственного управления, органы общественных организаций и субъектов права4.
В трактовке сторонников первой позиции защита права – это «государ- ственно-принудительная деятельность, направленная на осуществление “вос-

становительных” задач – на восстановление нарушенного права, обеспечение исполнения юридической обязанности»1, либо «деятельность уполномочен- ных государственных и негосударственных органов по восстановлению на- рушенных гражданских прав и охраняемых законом интересов, а также пре- дупреждению гражданских правонарушений»2.
К сторонникам этого взгляда можно отнести, по всей видимости, и А. В. Цихоцкого, который утверждает, что защита права – это «воздействие на нару- шенное или оспариваемое субъективное право, оказываемое юрисдикционными органами и органами исполнения их постановлений способами и в порядке, предусмотренными законом, обеспечивающее признание оспариваемого либо восстановление и осуществление нарушенного права»3. Если напрямую исхо- дить из общепризнанного определения субъективного права как меры возмож- ного поведения управомоченного лица, а также из того, что эта мера определена в законе, то применять словосочетание «воздействие на субъективное право» некорректно. Если же исходить из понимания субъективного права как некоей системы, то употребление данного словосочетания допустимо, поскольку воз-
действие определяется как «действие, направленное на систему… и опреде- ляющее ее переход от одного состояния к другому, изменяющее ее качество в том или ином направлении»4. А поскольку действие или система действий со- ставляют деятельность, то, перефразировав приведенное определение, получим:
«Защита права – это деятельность юрисдикционных органов, направленная на признание оспариваемого либо восстановление и осуществление нарушенного субъективного права».

Сторонники второй точки зрения считают, что деятельность, состав- ляющую защиту субъективных прав, могут осуществлять не только компе- тентные органы, но и субъекты правоотношений. Так, Г. Я. Стоякин выска- зывает    мнение,    что    защита   субъективных    прав    включает    в    себя:
1)    правоохранительную деятельность государства в виде издания правовых норм, закрепляющих общественные отношения, устанавливающих права и обязанности сторон, определяющих порядок осуществления и защиты прав и угрожающих применением санкций к лицам, неправомерно их нарушающих;
2)    деятельность государственных и общественных органов по предупрежде- нию возможных правонарушений и реализации санкций в случае обращения заинтересованных лиц за защитой нарушенного субъективного гражданского права; 3) «деятельность субъектов правоотношения по осуществлению своих прав и в связи с этим, в допускаемых нормами права случаях и пределах, по защите своих субъективных прав»1. Можно предположить, что к данной точ- ке зрения присоединяется и М. В. Карпычев, который, определяя защиту гражданских прав как «совершение действий, направленных на предупреж- дение и пресечение нарушений субъективных гражданских прав, а также на обеспечение восстановления положения, существовавшего до нарушения права»2, не конкретизирует субъектов данных действий, но далее говорит о юрисдикционной и неюрисдикционной деятельности. Недостаточно ясной является позиция В. А. Белова, который считает, что под защитой субъектив- ных гражданских прав необходимо понимать совершение управомоченным лицом или носителем охраняемого законом интереса либо – третьим лицом в интересах кого-либо из первых лиц фактических или юридических право- мерных действий, направленных на пресечение правонарушения, его предот- вращение или на восстановление уже нарушенного субъективного права или

законного интереса1, поскольку автор не разъясняет, следует ли к третьим лицам относить компетентные государственные органы.
Безоговорочно принять рассматриваемую позицию мешает необходи- мость исследования в ее рамках правоохранительной деятельности государ- ства, поскольку данная деятельность не может составлять предмет цивили- стического исследования.
Деятельность же субъектов гражданского правоотношения по защите субъективных прав полностью охватывается мерой их возможного поведения в данном направлении. Если оставить в качестве объекта исследования имен- но ее, то рассматриваемая позиция будет поглощена пониманием защиты гражданских прав как субъективного гражданского права на защиту. В этой связи не можем вновь не остановиться на позиции Т. И. Илларионовой, кото- рая утверждает, что в гражданском праве программируется два вида деятель- ности: социально-экономическая и специфическая деятельность государства по обеспечению правовыми средствами условий развития отношений и их охраны (юридико-обеспечительная).
Т. И. Илларионова полагает, что социально-экономическая деятель- ность оформляется и реализуется в общественных отношениях «собственно- сти, оборота, в связях, служащих формами обладания нематериальными бла- гами и свободами или формами проявления социально-значимых свойств личности, а также в отношениях, опосредующих конфликтные ситуации». Юридико-обеспечительная деятельность государства, по ее мнению, состоит
«в избрании и санкционировании правовых приемов воздействия, содержа- ние которых соответствует наиболее рациональным способам удовлетворе- ния интересов, сложившихся в обществе»2.
Представляется, что приведенное утверждение является неверным по самой своей сути. В гражданском праве не программируется деятельность

государства, а в отношениях собственности, оборота, в связях, служащих формами обладания нематериальными благами и свободами или формами проявления социально-значимых свойств личности если и можно усмотреть деятельность государства, то только в качестве равноправного участника гражданских правоотношений. Факт, что закон принимается органами госу- дарственной власти, не означает, что гражданско-правовые нормы посвяще- ны именно порядку деятельности данных органов по принятию указанных актов. А юридико-обеспечительная деятельность государства, если она со- стоит «в избрании и санкционировании правовых приемов воздействия», также не имеет к гражданскому праву никакого отношения.
Полагаем, что юридико-обеспечительная деятельность государства применительно к отношениям, опосредующим конфликтные ситуации, за- ключается не «в избрании и санкционировании правовых приемов воздейст- вия», а в разрешении конфликтной ситуации путем применения «правовых приемов воздействия», хотя, конечно, нельзя отрицать, что в период зарож- дения и становления гражданского законодательства выработка правовых приемов воздействия на нарушителей гражданских прав и интересов служила базой для дальнейшего формирования указанной деятельности.
В цивилистическом исследовании нет необходимости обосновывать данные положения, так как они очевидны, а проблема разграничения граж- данского и конституционного права в современной правовой науке даже не обсуждается, опять же в силу очевидности такого разграничения.
По нашему мнению, в гражданском праве программируется деятель- ность (поведение) субъектов гражданского права при осуществлении взаимо- действия между ними, как в обычном, так и в конфликтном режиме, а тот факт, что в числе этих субъектов находится государство, ситуации не меняет. Кстати, и сама Т. И. Илларионова указывает, что «норма, отдельное норма- тивное предписание… выступают в качестве формы программирования осо- бых дозволяемых и поощряемых форм и способов социально-экономической
 

деятельности и функции государственного обеспечения их должного осуще- ствления и развития»1. Изложенные соображения являются первым аргумен- том против принятия «теории деятельности» в качестве исходной для опре- деления понятия защиты в гражданском праве.
Однако против этого имеется еще один аргумент, аналогичный тому, который мы высказали по поводу предыдущей позиции. Полагаем, что опре- деление защиты субъективных прав как деятельности управомоченного лица либо компетентных органов, направленной на устранение препятствий по осуществлению субъективных прав или на восстановление нарушенного субъективного права, является также неприемлемым, поскольку сама по себе указанная деятельность не есть защита субъективного гражданского права и охраняемого законом интереса. Недаром все сторонники такого определения отмечают, что это есть деятельность, направленная на устранение препятст- вий, восстановление права, признание права и т. д. Направленность указан- ной деятельности обозначена вполне корректно, однако направленность мо- жет не реализоваться, а осуществленная деятельность по тем или иным при- чинам может не привести к защите права. В таком случае получится, что дея- тельность, направленная на устранение препятствий по осуществлению субъ- ективных прав или на восстановление нарушенного субъективного права, имела место, но устранения препятствий по осуществлению субъективных прав или восстановления нарушенного субъективного права не произошло. Поэтому мы полагаем, что защита права в качестве понятия не может опре- деляться как деятельность, хотя в рамках того или иного аспекта частной на- учной теории защиты вполне можно рассматривать и деятельность юрисдик- ционных органов или иных управомоченных субъектов, ее осуществляющих.
Четвертая позиция в определении понятия «защита субъективных прав» заключается в отождествлении такой защиты с субъективным граж- данским правом на защиту и конструировании ее как меры дозволенного по-

ведения управомоченного лица, выраженной «в возможности самостоятельно или посредством юрисдикционных органов применить в отношении обязан- ного лица меры государственно-принудительного характера с целью устра- нения препятствий в осуществлении субъективного права либо восстановле- ния его в прежнее положение или наказания за нарушение»1. В отдельных источниках можно встретить и краткую формулировку этой позиции, в соот- ветствии с которой защита субъективного гражданского права есть «все ва- рианты допускаемого законом поведения, направленного на восстановление нарушенных прав»2. Основателем данного подхода признается В. П. Гриба- нов, посвятивший проблеме пределов осуществления и защиты гражданских прав специальное исследование. В этой работе ученый рассматривал защиту права как право на защиту3. (В литературе даже утверждается, что именно В. П. Грибановым было введено в научный оборот само понятие «право на за- щиту»4, хотя оснований для подобных утверждений не имеется, поскольку
понятие «право на защиту» использовалось в цивилистике с давних времен5.)
Аналогичное  понимание  представлено  и  в  целом  ряде  современных учебников и учебных пособий, в которых соответствующий раздел озаглав-

лен «Осуществление и защита гражданских прав», но вместо положений, по- священных защите, имеются только положения, посвященные праву на за- щиту1. Некоторые авторы прямо указывают на тождество рассматриваемых понятий. Так, С. А. Джакишев пишет: «Само понятие “защита гражданских прав” можно определить как субъективное право управомоченного лица на использование мер, закрепленных в правовых нормативных актах… в случае нарушения или оспаривания его субъективных гражданских прав и охраняе- мых законом интересов»2.
«Примечательно» объяснение, которое дается такому подходу в лите- ратуре. Так, В. В. Долинская пишет: «Понятие защиты гражданских прав яв- ляется общим для гражданского права и гражданского процесса. В матери- ально-правовом смысле оно связано с содержанием субъективного граждан- ского права»3. Присоединяются к этому мнению М. Н. Малеина4 и Е. М Ту- жилова-Орданская, которая полагает, что защита в гражданско-правовом смысле есть материальное содержание, облеченное в процессуальную фор- му5. Примечательным мы его назвали потому, что указание на связь понятия

защиты с субъективным гражданским правом совсем не объясняет, почему между защитой права и правом на защиту нужно ставить знак равенства. Полагаем, что данная позиция в определенном смысле смыкается с рассмот- ренной выше т. н. «теорией деятельности», а, следовательно, против нее мо- гут быть выдвинуты те же аргументы. Безусловно, всякое лицо имеет право на защиту своего субъективного права в случае нарушения последнего. Од- нако наличие у него этого права еще не есть сама защита права, ведь, как известно, поведение управомоченного субъекта, осуществляемое им в рамках своего субъективного права, может защитой и не увенчаться. Однако при этом не можем не заметить, что само по себе объяснение механизма защиты с привлечением понятия субъективного права (охранительного) не только не подвергается нами сомнению, но, напротив, признается целесообразным и плодотворным.
Следующая позиция сводится к пониманию защиты гражданских прав в качестве института гражданского права. К ее сторонникам следует отнести Н. С. Малеина, полагавшего, что под защитой прав понимается «система юридических норм, направленных на предупреждение правонарушений и устранение их последствий»1, и Е. М Тужилову-Орданскую, считающую, что защита субъективных гражданских прав представляет собой совокупность гражданско-правовых норм, регулирующих порядок, способы и деятельность уполномоченных органов (лиц), направленные на принудительное осуществ- ление правомочий субъективного гражданского права2. Полагаем, что данное определение носит констатационный характер, т. е. является констатацией очевидного факта и, по существу, понятия защиты гражданских прав не объ- ясняет. Как известно, в системе права могут быть выделены различные эле- менты (совокупности норм) по признаку однородности предмета правового

регулирования. Вычленение норм, посвященных способам и мерам защиты субъективных гражданских прав и охраняемых законом интересов, даст ин- ститут гражданского права, который вполне можно именовать гражданско- правовым институтом защиты. Можно указать, что М. К. Сулейменов, при- знаваемый в литературе сторонником т. н. «теории мер», именно это и кон- статирует, когда пишет: «Защита гражданских прав является институтом гражданского права в объективном смысле»1. Эта же мысль выражена в по- становлении Девятого арбитражного апелляционного суда, где суд указал, что институт защиты прав предусмотрен ст. 12 Гражданского кодекса Рос- сийской Федерации, в которой указываются способы защиты прав граждан и юридических лиц2. Более того, указание в судебных актах на существование
института защиты гражданских прав встречается достаточно часто3. Однако
существо понятия защиты, равно как и его содержание, определение защиты как института гражданского права раскрыть не способно. Кстати, если осу- ществить небольшую трансформацию определения, предложенного Е. М. Тужиловой-Орданской, то защиту гражданских прав можно будет определять как совокупность мер, предусмотренных гражданско-правовыми нормами и применяемых уполномоченными органами (лицами) по принудительному осуществлению правомочий субъективного права. В этом случае можно кон- статировать, что автор разделяет т. н. «теорию мер», т. е. принимает подверг- нутую ею же самой критике точку зрения.

Иногда ученые занимают в рассматриваемом вопросе компромиссную позицию, присоединяясь сразу к нескольким точкам зрения, что, с одной сто- роны, свидетельствует о явно недостаточной разработанности вопроса, а с другой, – наводит на предположение о возможности объединения таких ас- пектов в рамках одной теории. Так, С. Т. Максименко, указав, что в науке гражданского права защита гражданских прав исследуется в различных ас- пектах: 1) как функция, в форме специальных мер направленная на пресече- ние конкретных нарушений и восстановление нарушенных интересов и 2) как одно из правомочий субъективного гражданского права, пишет: «И та, и
другая постановка вопроса правомерна»1.
В заключение обзора подходов к пониманию гражданско-правовой за- щиты следует указать и на попытки создать некую оригинальную, «автор- скую» теорию. Так, А. Г. Бессолицин утверждает: «Категория “защита права” комплексная, она включает в себя меры защиты, меры юридической ответст- венности и правоприменительную деятельность по их реализации. При этом меры защиты выступают только одним из компонентов данного сложного юридического образования, которые целесообразно определять как разно- видность юридических средств»2.
Учитывая, что: 1) категория есть предельно общее понятие; она образу-
ется как последний результат отвлечения (абстрагирования) от предметов их особенных признаков; 2) термина «комплексная категория» наука не знает; 3) категория есть гносеологический продукт, определенное представление о чем-либо и не может включать в себя какие бы то ни было реальные объекты, мы приходим к выводу о некорректности употребленных автором выраже- ний, но допустимости рассмотрения категории защиты как системы пред- ставлений, в том числе и представлений о мерах защиты и правопримени- тельной деятельности по их реализации. Но только представлений, а не са-

мих мер или деятельности. С методологической же точки зрения данная по- зиция не представляет собой ничего нового, поскольку полностью охватыва- ется теорией правовых средств.
Можно отметить также, что некоторые авторы не могут быть причис- лены к сторонникам какой-либо из указанных позиций, поскольку не оттал- киваются в определении защиты права от рассмотренных понятий. Так, В. П. Воложанин пишет: «Защита субъективного права означает реализацию его независимо от воли обязанного лица в установленном законом порядке»1. Эта позиция, на наш взгляд, требует определенного внимания, поскольку на- правляет на выяснение сущности защиты гражданских прав, хотя в строгом смысле слова и грешит неточностью, так как в случае уничтожения субъек- тивного права (например, субъективного права собственности при уничто- жении вещи), данное определение не «сработает» в связи с тем, что уничто- жение вещи ведет к уничтожению права на нее и управомоченному субъекту просто нечего будет реализовывать.
На основе проведенного анализа следует заключить, что устоявшегося определения защиты в гражданском праве не существует. Имеющиеся опреде- ления обобщенно можно представить следующим образом: 1) как правовой категории, выражающей общую целевую направленность разнообразных форм координации поведения участников отношений-притязаний (Т. И. Илла- рионова);  2) как   системы   либо   совокупности   мер,   направленных   на: а) обеспечение неприкосновенности права, восстановление нарушенного пра- ва  или  пресечение   действий,   нарушающих   право   (М. К.   Сулейменов); б) обеспечение неприкосновенности права, его осуществимости и ликвидацию последствий его нарушения (Ю. Г. Басин, А. Г. Диденко); в) применение к правонарушителю мер принудительного воздействия для признания или вос- становления  оспариваемого  либо  нарушенного  субъективного  права  (Г.  П.

Арефьев); г) восстановление или признание гражданских прав и защиту инте- ресов при их нарушении или оспаривании (А. П. Сергеев); 3) как деятельно- сти: а) «по применению установленных законом санкций к правонарушителю» (Н. Д. Егоров); б) «по устранению препятствий на пути осуществления субъ- ективных прав» (А. П. Вершинин); в) по осуществлению «восстановительных» задач, т. е. по восстановлению нарушенного права, обеспечению исполнения юридической обязанности (С. С. Алексеев); г) «по восстановлению нарушен- ных гражданских прав и охраняемых законом интересов, а также предупреж- дению гражданских правонарушений» (Д. А. Фурсов); д) по совершению фак- тических или юридических правомерных действий, направленных на пресече- ние правонарушения, его предотвращение или на восстановление уже нару- шенного субъективного права или законного интереса (В. А. Белов); 4) как субъективного гражданского права на защиту, т. е. как меры дозволенного по- ведения управомоченного лица, выраженной в возможности «применить в от- ношении обязанного лица меры государственно-принудительного характера с целью устранения препятствий в осуществлении субъективного права либо восстановления его в прежнее положение» (В. А. Тархов); 5) как реализации права независимо от воли обязанного лица (В. П. Воложанин).
Как показывает изложенное, многие авторы при определении понятия защиты указывают на такой ее признак, как «направленность». Исходя из то- го, что под направленностью в русском языке понимается «целеустремленная сосредоточенность на чем-нибудь»1, «устремленность, сосредоточенность в каком-нибудь направлении»2, можно говорить, что все авторы, употребляю- щие указанный термин, говорят о цели и функции, причем, сторонники по-
нимания защиты как системы мер – о цели и функции объективного права, сторонники понимания защиты как деятельности – о цели и направлении та- кой деятельности. При этом различными авторами выделяется следующая

направленность: 1) на координацию поведения участников отношений- притязаний; 2) на обеспечение неприкосновенности права; 3) на обеспечение осуществимости права; 4) на восстановление нарушенного права; 5) на при- знание оспариваемого права; 6) на пресечение действий, нарушающих право;
7) на ликвидацию последствий нарушения права; 8) на предупреждение (пре- дотвращение) гражданских правонарушений; 9) на принудительную реализа- цию права. Полагаем, что перечисленные признаки характеризуют сферу от- ношений, возникающих в связи с необходимостью защиты гражданских прав и интересов, с точки зрения цели, но не определяют защиту права как тако- вую.
Направленность на координацию поведения участников отношений- притязаний. Объективное право содержит в себе правила поведения (право- вые нормы), призванные обеспечить упорядоченность общественных отно- шений, как в нормальном их течении, так и в конфликтном, при котором воз- никают отношения-притязания. Упорядоченность можно при желании име- новать и координацией. Однако наличие правил по указанной координации не может быть признано защитой права. Направленность на обеспечение не- прикосновенности (осуществимости) права. Субъекты гражданского права, равно как и правопорядок в целом, заинтересованы в обеспечении неприкос- новенности и осуществимости права. Однако «направленность на обеспече- ние» отнюдь не означает самого обеспечения. Более того, указанное обеспе- чение вообще не зависит напрямую (не находится в причинно-следственной связи) с наличием предусмотренных законом мер, направленных на такое обеспечение. Указанных мер может быть больше или меньше, а субъекты, тем не менее, могут нарушать указанные права. Можно гипотетически пред- положить даже случай, когда указанные меры вообще отсутствуют, но субъ- екты, руководствуясь, допустим, моральными нормами или сложившимися в обществе обычаями, нарушения неприкосновенности прав и интересов субъ- ектов не допускают. Направленность на восстановление нарушенного права.
 

Этот признак указывает на намерение субъектов осуществить восстановле- ние нарушенного права, но не свидетельствует о том, что такая направлен- ность реализовалась и право восстановлено. Поэтому он характеризует меры по защите или деятельность по защите, но не характеризует саму защиту. Аналогично этому направленность на признание оспариваемого права может не является признанием права. Указанные аргументы можно выдвинуть так- же и против характеристики защиты путем указания на направленность на пресечение действий, нарушающих право, поскольку в силу тех или иных об- стоятельств действия, нарушающие право, могут быть и не пресечены; на- правленность на ликвидацию последствий нарушения права, которые, опять же в силу известных жизненных обстоятельств могут быть не ликвидирова- ны; направленность на предупреждение (предотвращение) гражданских правонарушений, которые, несмотря на все имеющиеся в законе меры, про- должают совершаться.
Таким образом, при анализе указанных определений возникает вопрос: можем ли мы говорить о том, что имеет место защита гражданских прав на основании того, что в законе предусмотрены меры, регламентирующие от- ношения между участниками конфликтных отношений, или меры, направ- ленные на обеспечение неприкосновенности права, его осуществимости или восстановление в случае нарушения? Ведь сами по себе эти меры неприкос- новенности, осуществимости или восстановления права не обеспечивают. Во-первых, необходимо применение этих мер, т. е. деятельность неких субъ- ектов, а, во-вторых, получение искомого результата, т. е. собственно защиты. Иными словами, необходима деятельность определенных лиц по реализации указанных мер, увенчавшаяся успехом и имеющая в качестве своего резуль- тата искомую защиту.
Мы приходим к выводу, что та или иная направленность каких-либо действий или предусмотренных в законе мер не гарантирует и не может га- рантировать предотвращение угрозы нарушения или восстановление нару-
 

шенного права (интереса). Следовательно, указание на направленность пре- дусмотренных законом мер не характеризует защиту права, а характеризует охранительную функцию позитивного права. Деятельность, осуществляемая при этом, опять же характеризует не саму защиту, а определенное поведение определенных лиц, направленное на защиту. На основе изложенного можно заключить, что рассмотренные признаки, выделяемые в определениях защи- ты, не характеризуют защиту права как таковую.
В. В. Витрянский непосредственно на определении защиты граждан- ских прав не останавливается, но из определения способов защиты граждан- ских прав можно понять, что под защитой им понимается «пресечение, пре- дотвращение, устранение нарушений права, его восстановление и/или ком- пенсация потерь, вызванных нарушением права»1. Полагаем, что данный подход наиболее приемлем для определения рассматриваемого понятия. Если деятельность, направленная на защиту права, может защитой и не увенчать- ся, равно как и меры, направленные на такую защиту, то предотвращение или устранение нарушений права, его восстановление, если это возможно, или компенсация потерь, вызванных нарушением права, в случае невозможности его восстановления свидетельствуют именно о гражданско-правовой защите.
Подводя итоги проведенному в данном параграфе исследованию, мож- но сделать следующие выводы.
Выделение в доктрине применительно к определению защиты граж- данских прав трех т. н. «теорий» («теории функций», «теории мер» и «теории деятельности») является необоснованным, поскольку в действительности на- учных позиций, на базе которых ученые предпринимают попытку определить понятие защиты субъективных гражданских прав, две: 1) теория правовых средств; 2) теория правоотношения.

Если же (пока в самых общих чертах) определять методологический характер данных правовых позиций, то следует признать, что первая позиция («теория функций», «теория мер» и «теория деятельности») отталкивается от категории «правовые средства». Вторая позиция – от категории правоотно- шения, хотя большинство сторонников этой позиции о методологическом ба- зисе в виде теории правоотношения не упоминает, называя ее концепцией субъективного права на защиту. Тем не менее, мы должны признать методо- логической основой и данного подхода именно теорию правоотношения по той причине, что субъективное гражданское право есть компонент граждан- ского правоотношения.
В числе исследователей, изучающих гражданско-правовую защиту на основе теории правоотношения, следует выделить две группы ученых. Пер- вая группа рассматривает защиту в рамках регулятивных гражданских пра- воотношений (В. П. Грибанов, Н. С. Малеин и В. А. Тархов1), вторая – в рам- ках охранительных гражданских правоотношений (В. В. Бутнев, П. А. Варул, П. Ф. Елисейкин, Е. А. Крашенинников, Е. Я. Мотовиловкер, В. Н. Протасов, В. Ф. Яковлев2). Учитывая, что «охранительные правоотношения разработа-

ны в достаточной мере для того, чтобы говорить о теории охранительных правоотношений, которая в свою очередь может быть использована в качест- ве методологической основы для решения других теоретических проблем»1, полагаем, что теория охранительного правоотношения обладает большими методологическими возможностями постижения различных аспектов такой темы, как гражданско-правовая защита.
Подводя итог в целом, заметим, что проведенная нами классификация научных позиций по поводу понятия «гражданско-правовая защита» может способствовать систематизации научных взглядов на понятие защиты граж- данских прав и интересов и позволяет правильно интерпретировать даваемые в цивилистической литературе определения данного понятия.